Квинтэссенция платонизма

[Zaman.]

Разрыв Ксенофонта с родиной и изгнание его из Афин

Уже давно Ксенофонт подумывал о возвращении в Афины. Теперь он имел средства для путешествия и возвращался домой не с пустыми руками. Передав свои войска Тимброну, он, по-видимому, простился с ними и отправился в Афины, куда и прибыл после двух с половиной лет отсутствия. За несколько недель до возвращения Ксенофонта афиняне заставили Сократа выпить кубок с ядом. Это осуждение его любимого друга и учителя, которое Ксенофонт должен был счесть величайшею несправедливостью, причинило ему горе и досаду, и весьма возможно, как склонен думать Грот, что он пробыл в Афинах недолго и весною 398 года, в огорчении, снова покинул родину и снова отправился в Азию, чтобы опять получить начальство над «кировским» войском, под верховною командою Деркиллида, заменившего Тимброна. Когда, в 396 году, царь Агесилай заменил Деркиллида в Азии, Ксенофонт, оставшийся на своем месте, сделался его почитателем и близким другом. В 394 г. Ксенофонт сопровождал его в поход в европейскую Грецию, когда там, вследствие союза между Фивами, Афинами, Коринфом и Аргосом против ненавистной и заносчивой Спарты началась так называемая Коринфская война. В августе того же года, в битве при Коронее, Ксенофонт сражался против союзников, следовательно, и против своего родного города.

[Zaman.]

Мы не можем согласиться с теми, которые желают оправдать Ксенофонта за эти открыто враждебные действия против своих сограждан, говоря, что он тогда желал бороться только с враждебной ему партией. Афиняне были в высшей степени раздражены этим поступком. Они уже давно косились на Ксенофонта, и не только за то, что он принимал участие в походе Кира, врага Афин, против Артаксеркса, но также и за то, что он, возвратившись из внутренней Азии, предоставил кировское наемное войско в распоряжение спартанцев. Теперь, когда Ксенофонт близко сошелся с Агесилаем и, открыто став на стороне спартанцев, стал сражаться против своего родного города, афиняне, по предложению Эвбула, осудили его на изгнание. Впрочем, Ксенофонт, при печальном положении Афин в это время и при своей расположенности к спартанцам и их аристократическому управлению, не считал изгнание из отечества за слишком тяжелое наказание. Спартанцы, вероятно, по предложению Агесилая, почтили Ксенофонта своим гостеприимством (προξενία) и за утрату отечества вознаградили его, подарив ему имение близ города Скилла (Скиллунта), в южной Элиде, в Трифилии. Спартанцы незадолго перед тем отняли этот Скилл, вместе с другими городами Трифилии, у элейцев и объявили его самостоятельным. Туда-то и отправился Ксенофонт со своей женой Филезией и двумя сыновьями, Гриллом, и Диодором, которые, по предложению Агесилая, воспитывались в Спарте, для того, как говорит Плутарх, чтобы изучить важнейшую из всех наук – науку повелевать и повиноваться. Филезия была, вероятно, вторая жена Ксенофонта; имя первой было, кажется, Сотейра.

[Zaman.]

Ксенофонт в Скиллунте

Когда так называемые «Десять тысяч», возвращаясь из внутренней Азии, прибыли в город Керазунт на Черном море, они разделили между собою деньги, вырученные от продажи добычи, и десятую часть из них передали Ксенофонту для Аполлона и эфесской Артемиды. Ксенофонт посвятил дельфийскому Аполлону подарок, написав на нем имя свое и Проксена. Деньги, назначавшиеся для Артемиды, он, отправляясь из Азии с Агесилаем в опасный поход, оставил в Эфесе Мегабизу, предстоятелю храма Артемиды, с просьбою возвратить эти деньги ему, Ксенофонту, если он останется в живых, если же он во время похода будет убит, то употребить их на такой подарок в храм, какой, по его мнению, будет приятен богине. Когда Ксенофонт переселился в Скилл (Скиллунт), в 20 станциях от Олимпии, Мегабиз, приехавший на олимпийские игры, явился к нему и вручил ему эти деньги. Ксенофонт употребил их на покупку земель в окрестностях Скилла, в местности, указанной ему дельфийским оракулом, чтобы там построить Артемиде храм по образцу эфесского. Река, протекавшая по этой священной земле, называлась Селинунт, как и та, которая протекала близ храма Артемиды в Эфесе; в ней были такие же рыбы и такое же дно, обильное раковинами. Здесь Ксенофонт выстроил храм и поставил жертвенник и кипарисовую статую богини; храм был построен в миниатюре, по образцу эфесского; деревянная статуя богини также походила на золотую статую её в Эфесе. Вокруг храма была разведена роща фруктовых деревьев, а дальше, в пределах той же священной местности, находился луг и горы, покрытые лесом и прекрасные пастбища для свиней, коз, овец и лошадей. Здесь водилось также много дичи – оленей, ланей и кабанов.

[Zaman.]

Ксенофонт жил в своем имении, рядом с этой священной землей, и считал себя её охранителем и управителем. Рядом с храмом Ксенофонт поставил колонну с надписью: «Эта земля посвящена Артемиде. Кто ею владеет и пожинает её плоды, тот должен ежегодно жертвовать десятину, а из остального содержать храм. Если же кто этого не будет исполнять, того богиня накажет». Ксенофонт ежегодно приносил богине жертву от плодов этой земли и устраивал в честь её праздник, на который собирались все граждане Скилла, а также и окрестные жители со своими женами. В то время как скот их пасся на лугу, богиня угощала их ячменной похлебкой и пшеничным хлебом, вином и сладкими лакомствами, а также и мясом жертвенных животных, которых брали с этой же священной земли или ловили в соседних горах. Охоту для этой цели устраивали сыновья Ксенофонта вместе с юношами и гражданами Скилла. (Xen., Anab. V, 3, 4 и сл.).

[Zaman.]

Бегство Ксенофонта из Скиллунта

В этом уединенном поместье изгнанник в продолжение многих лет жил спокойно, занимаясь частью земледелием, охотой и т. п., частью же – писанием большей части своих сочинений, так что изгнание Ксенофонта, подобно изгнанию Фукидида, было полезно для потомства. Преобладание спартанцев в Пелопоннесе обеспечило ему владение его имением. Но когда, вследствие битвы при Левктрах (371 г. до Р. X.), власть спартанцев была уничтожена, тогда элейцы, никогда не покидавшие своих притязаний на города Трифилии, снова овладели Скиллом и прогнали оттуда Ксенофонта, бывшего под покровительством Спарты. Диоген говорит, что сыновья Ксенофонта с небольшим числом слуг бежали в Лепреон, в южную Трифилию, а сам Ксенофонт сначала отправился в Элиду, потом в Лепреон к своим сыновьям и вместе с ними – в Коринф, где и поселился окончательно. Павзаний (во II в. по Р. X.) сообщает, будто элейские проводники уверяли, что Ксенофонт за присвоение себе имения в Скилле был привлечен олимпийским советом к судебному следствию; но что элейцы его простили и оставили его в Скилле. Недалеко от священной земли Павзанию показывали даже и гробницу со статуей из пентелийского мрамора и говорили, что это могила Ксенофонта. Этот рассказ едва ли заслуживает вероятия. По-видимому, это просто выдумка элейцев, желавших вычеркнуть из истории память об оскорблении, нанесенном их предками знаменитому человеку.

[Zaman.]

Возвращение афинского гражданства Ксенофонту, гибель Грилла

Вскоре после битвы при Левктре афиняне, из соперничества со своими соседями фиванцами, начинавшими тогда приобретать могущество, заключили союз с спартанцами; вследствие этого афиняне отменили постановление об изгнании Ксенофонта, по предложению того же самого Эвбула, который прежде предлагал изгнать его. Это произошло, вероятно, около 369 г. С тех пор Ксенофонт стал часто приезжать в Афины, но, как кажется, постоянно жил в Коринфе, где, вероятно, и умер. Когда Эпаминонд предпринял свой последний поход в Пелопоннес, и афиняне отправили войско на помощь спартанцам, Ксенофонт послал в афинское войско обоих своих сыновей, Грилла и Диодора, молодых людей, прекрасно воспитанных, которых прозвали Диоскурами. Сыновья Ксенофонта незадолго до битвы при Мантинее (4-го июля 362 г.), принимали участие в стычке всадников, происходившей близ Мантинеи. Эпаминонд после неудачного нападения на Спарту сам со своими всадниками поспешил к Мантинее, в надежде сразу овладеть этим городом, лишенным защитников. Но за час до его прибытия в Мантинею прибыли уже посланные из Афин всадники, чего он не знал. Они с небольшим числом способных к бою мантинейцев, смело выступили навстречу неприятелю и после жаркого боя отразили нападение. Сын Ксенофонта Грилл в этом сражении отличился особенной храбростью и был убит. Ксенофонт приносил жертву, когда пришло известие о смерти его сына. В сильном горе, он снял с себя венок, который обыкновенно надевали на себя во время жертвоприношения. Но когда Ксенофонту сказали, что сын его погиб, храбро сражаясь за отечество, тогда он снова надел этот венок на голову. Некоторые рассказывают, что, получив это горестное известие, Ксенофонт даже и не заплакал, и сказал: «Я знал, что произвел на свет человека смертного».

[Zaman.]

По свидетельству Аристотеля, многие прославляли Грилла в хвалебных песнях и речах, делая это отчасти для того, чтобы оказать уважение его отцу. Мантанейцы почтили храброго воина торжественным погребением, и на том месте, где он пал, поставили колонну с его изображением. В Афинах находилась картина жившего в то время Эвфранора, который изобразил эту стычку всадников и храброго Грилла, убивающего начальника неприятельской конницы. Вероятно, именно вследствие этой картины и явилось у афинян ошибочное мнение, что сын Ксенофонта Грилл участвовал в главной битве при Мантинее и убил Эпаминонда: изображенную на картине стычку конницы сочли за главное сражение, а убитого Гриллом начальника конницы – за самого Эпаминонда, который, заметим, никогда не сражался во главе конных отрядов. Для национальной гордости афинян, конечно, могло быть лестно, что один из афинских воинов прослыл победителем Эпаминонда; но спартанцы и мантинейцы оспаривали у них эту честь. Спартанцы уверяли, что Эпаминонда убил их соотечественник Антикрат или Махайрион, и оказывали почести ему и его потомкам. Мантинейцы же приписывали эту честь своему согражданину Махайриону.

[Zaman.]

Смерть Ксенофонта

Ксенофонт умер в глубокой старости в Коринфе, по показанию Диогена Лаэрция, в 1 год 105 олимпиады (=360 до Р. X.). Но так как Ксенофонт, в своем сочинении Έλληνικά упоминает о смерти Александра Ферейского, который умер в 358 году, то значит, он умер или в этом же году, или в одном из следующих. Его род продолжался сыном его Диодором, который имел сына Грилла. У этого последнего, кажется, был сын Ксенофонт, против которого была направлена речь Дейнарха.

Достоверных изображений Ксенофонта мы не имеем. Нам известно, что он в юности отличался особенной красотой. В одном письме, которое приписывается Хиону, ученику Платона, но, по-видимому, представляет риторическое произведение позднейшего времени, Ксенофонт изображается также очень красивым человеком с длинными вьющимися локонами и приятными чертами лица.

[Zaman.]

Характер Ксенофонта

Ксенофонт был человек простой, с душою, доступною для всего доброго и прекрасного, в высокой степени благочестивый и богобоязненный, любивший мирную, спокойную жизнь и не гонявшийся за должностями и почетом. При всей мягкости своего образа мыслей и приятности обращения везде, где было нужно, он обнаруживал, как это видно из его «Анабазиса», твердый и решительный характер, мужество и хладнокровие во время опасности. При этом Ксенофонт обладал даром убедительной речи и редким талантом – обходиться с людьми, смотря по их личным качествам и располагать их в свою пользу. Хотя Ксенофонт и был склонен к отвлеченному мышлению и стремился вполне согласить свою жизнь и деятельность со своими убеждениями, однако он был создан преимущественно для жизни практической. Это видно и из писательской деятельности Ксенофонта. История, государственная жизнь, военное дело и т. п. – вот главнейшие предметы, избираемые им для обработки.

[Zaman.]

Ксенофонт и Платон

Некоторые из его сочинений относятся к области философии, которой он был предан с юных дней. Но Ксенофонт не пускался в разъяснение труднейших вопросов этой науки, подобно Платону, который получил философские познания из одного с ним источника – из уроков Сократа. Ксенофонт трезво излагал только такие стороны философии, которые имели какое-либо отношение к практической жизни. Вследствие этого различия между обоими учениками Сократа древние предполагали существование между ними взаимной зависти и враждебных отношений, чего в действительности, конечно, не было.

Учение Сократа о добродетели Ксенофонт понимал в практическом смысле: добродетель, по его воззрению, – условие счастья; без неё невозможно найти истинного блага в жизни

[Zaman.]

Сравнение Ксенофонта с Геродотом и Фукидидом

Как историк, Ксенофонт стоит ниже своих великих предшественников – Геродота и Фукидида; у него нет ни юношески поэтической живости Геродота, ни той силы, достоинства и политической проницательности, какими отличается Фукидид. Между тем как Фукидид глубоко исследует внутреннюю связь между событиями и старается объяснять их из характера и страстей действующих лиц, Ксенофонт излагает свой предмет поверхностно, и при своей благочестивой вере в богов и любви к предсказаниям и сновидениям слишком часто объясняет события внешним вмешательством божественной силы. Зато Ксенофонт привлекает читателя благородною прелестью своего слога. Его язык прост и свободен от украшений, легок и текуч, подобно языку Геродота. Но высокопарность, какую мы иногда находим у Геродота, у Ксенофонта является очень редко и притом в несовершенном виде. «Как береговой ветер (говорит Дионисий Галикарнасский), он немного поднимается и потом снова падает». За его приятный язык древние называли его аттической пчелой, аттической музой. «Язык Ксенофонта, – говорит Цицерон (Orat. 32), – слаще меда», «музы, должно быть, говорили языком Ксенофонта» (ib. 62). «Грации образовали речь Ксенофонта», – говорит Квинтилиан (X, 1,82). Однако, древние не выставляли его за образец аттицизма: у него аттический диалект смешан с дорическими и ионическими выражениями, что объясняется тем, что он долго жил на чужбине. Риторика софистов и Исократа, которая нашла себе хороший прием со стороны многих писателей IV века до Р. X., имела на Ксенофонта незначительное влияние; у него нет искусственно построенных периодов, так что стиль его вообще отличается простотою.

[Zaman.]

Геродот

 

Отношения между тремя знаменитейшими историками времен независимости Греции – Геродотом, Фукидидом и Ксенофонтом – подобны отношениям между тремя великими трагиками. В Геродоте, как в Эсхиле, отражается время юношеского одушевления греков любовью к свободе и к славе, и с тем вместе детски искреннего благоговения перед божественною силою, воздающею людям по их заслугам. Фукидид и Софокл – достойные представители высокой образованности Периклова века; человеческий ум и свободная человеческая воля являются у них силами, дающими направление событиям, и судьба людей определяется борьбою свободной воли человека с законами необходимости. Ксенофонт и Еврипид – представители времен рефлексии, философского и софистического просвещения, когда люди искали счастья не в душевных благах, а в богатстве и наслаждении, когда эгоизм и умственная самостоятельность смело низвергали преграды, какие противопоставлялись им справедливостью, истиною и национальностью. Геродот видит в истории откровение судьбы, таинственно правящей человеческими делами. Для Фукидида она – средство разъяснить природу человека исследованием его поступков и их мотивов. Ксенофонт пользуется ею для того, чтобы внушать читателям нравственно-политические убеждения автора, хвалить нравящиеся ему учреждения. Как Еврипид был любимым поэтом своего времени, так и Ксенофонт очень нравился современникам, называвший, его «аттическою пчелою», говорившим, что музы вложили в уста его речь сладкую, как мед. 

[Zaman.]

И действительно Ксенофонт настолько же превосходит Фукидида ясностью, легкостью, изяществом слога, насколько уступает ему глубокомыслием, широтою воззрения, исторической добросовестностью. На Геродота Ксенофонт похож своим благочестием: он видит в событиях правящую руку божества, верит, что воля божества решает судьбу людскую. Но религиозность Ксенофонта основана не на детски искренней вере, как у Геродота. Он любит называть богов руководителями человеческих поступков и намерений, старается узнавать их волю по знамениям и сновидениям, приобретать их милость жертвоприношениями и обетами. Но все это Ксенофонт делает не столько по твердому убеждению в их существовании или в зависимости человеческих дел от них, сколько по расчету подействовать на ограниченный ум толпы, расположить ее к повиновению, облегчить себе управление ею. Греки восхищались в исторических произведениях Ксенофонта изяществом языка, грациозной естественностью, простотою, художественностью формы, уменьем хорошо обрисовывать характеры, соединять подробности в одну общую картину. Но, сосредоточивая свое внимание на особенностях лиц, Ксенофонт нередко упускает из виду общие качества человеческой природы. Отличительное свойство Фукидида – стремление к возвышенному. Существеннейшее качество Ксенофонта – постоянное душевное равновесие, благоразумная сдержанность, проявляющаяся в практической жизни его и в литературной деятельности. Это благоразумие приводит его очень близко к цели его стремлений, нравственному изяществу (kalokagathia), достичь которого не допускает его врожденная таким натурам сухость ума. Часто Ксенофонт слишком подчиняется чужому влиянию, и понятия его о жизни узки. Сдержанность характера и сухость ума внушали ему влечение к спартанскому образу мыслей. Потому Ксенофонт и проникся преданностью к Агесилаю, который был образцом верности правилам сурового дорийского быта.

[Zaman.]

Фукидид

 

Сочинение Ксенофонта «Анабасис»

Самое замечательное сочинение Ксенофонта – «Анабасис», в котором описывается поход Кира Младшего и отступление 10 тысяч греков под предводительством самого Ксенофонта. Слово «Анабасис» в буквальном переводе с греческого означает «восхождение». Ксенофонт подразумевал под этим поход из низменной местности в более возвышенную – эллинские наёмники после проигранного сражения при Кунаксе отступали из равнинной Месопотамии в армянские годы, чтобы достичь оттуда порта Трапезунд на Чёрном море. В «Анабасисе» Ксенофонт ярко живописует трудности пути горстки греческих солдат посреди чужой страны, враждебного населения и географических препятствий. Особенно впечатляет кульминационная сцена, когда, узрев, наконец, цель своего пути, – морскую гладь – эллины издают восторженный крик: «Таласса! Таласса!» («Море! Море!»). Анабасис Десяти тысяч в глубине Персии ещё раз показал эллинам всю огромность их военного превосходства над азиатами, став побудительным толчком к агитации Исократа за отвоевание у персов Малой Азии и затем – к походу на Восток Александра Македонского.

Edited September 22, 2019 by Zaman.

[Zaman.]

«Анабасис» Ксенофонта состоит из семи книг. По точности сообщаемых им сведений можно заключать, что Ксенофонт составил эту книгу на основании веденных им во время похода ежедневных заметок. Это сочинение отличается серьезностью и простотою рассказа, лишенного всяких украшений, хотя сюжет его очень богат чрезвычайными происшествиями и деяниями; заслуживает похвалы также и та скромность, с какою Ксенофонт говорит в «Анабасисе» о себе самом. В книге он часто приводит собственные рассудительные советы эллинским гоплитам, говоря, что они были даны молодым греком, но не называя его по имени. Всех других людей, чьи слова приводится, Ксенофонт называет прямо.

Рассказ «Анабасиса» о происшедшем и пережитом отличается совершенной правдивостью, так что похвала Лукиана, который говорит, что Ксенофонт в своих сочинениях был δίκαιος (беспристрастен), особенно справедлива по отношению к Анабасису. Напротив, его суждения об отдельных личностях до некоторой степени отзываются личным расположением или нерасположением. Так, например, Кир Младший и лакедемонянин Клеарх служат для Ксенофонта предметом удивления и высокого уважения и изображаются только с хорошей стороны, а поступки их, достойные порицания, обходятся молчанием; так что в изображении вовсе нет теней. – В своем сочинении «Греческая история» (III, 1, 2) Ксенофонт говорит, что сиракузянин Фемистоген описал поход Кира и отступление 10 тысяч греков до моря. Вследствие этого у древних возникло предположение, что Ксенофонт издал свой Анабасис под псевдонимом Фемистогена для того, как думает Плутарх, чтобы рассказ о его делах казался правдивее, так как рассказчиком является не сам он, а другое лицо. Однако более доверия заслуживает показание самого Ксенофонта, что в то время существовало сочинение Фемистогена о походе Кира и что «Анабасис» не был еще окончен, когда Ксенофонт написал упомянутое выше место в «Греческой истории».

[Zaman.]

«Греческая история» Ксенофонта

Другое историческое сочинение Ксенофонта – «Греческая история» («Έλληνικά») – заключает в себе семь книг «эллинской истории», из которых две первые непосредственно примыкают к сочинению Фукидида и излагают события Пелопоннесской войны от битвы при Кизике (410 г.) до конца; в дальнейших пяти книгах рассказываются события до битвы при Мантинее (362 г.). «Греческая история» Ксенофонта заключает в себе очень богатый и хорошо расположенный материал, но она обработана не вполне равномерно и не свободна от пристрастия, вследствие особенного расположения автора к Спарте и Агесилаю. Эпаминонд, величайший из эллинов того времени, выставлен в «Греческой истории», сравнительно с Агесилаем, не в надлежащем свете. Первые две книги «Греческой истории» о последних годах Пелопоннесской войны написаны, без сомнения, в виде продолжения к труду Фукидида, и если справедливо предположение, что дочь Фукидида по смерти его передала работу своего отца Ксенофонту для издания, то, вероятно, Ксенофонт для составления своего труда воспользовался историческим материалом, который был собран Фукидидом. Но какая разница между сочинениями Фукидида и Ксенофонта! Ксенофонт был не в состоянии употребить все свои силы и всю свою жизнь на создание одного сочинения, как сделал это Фукидид.

[Zaman.]

«Киропедия» Ксенофонта

Персидский поход возбудил в Ксенофонте мысль написать сочинение, которое стало самым знаменитым из его произведений, – «Киропедию», историю воспитания и правления Кира Старшего. «Киропедия» Ксенофонта, в 8 книгах, не может быть отнесена к трудам историческим; это скорее историко-философский роман, в котором изображается жизнь и деяния Кира Старшего, как образцового, по сократовским понятиям, государя. История здесь изменяется и приспособляется к целям романа. Ксенофонт изложил в «Киропедии» свои мнения о том, каким образом всего лучше устроить государство и как им управлять, причем, естественно, не отрицает своей нелюбви к афинской демократии, дурные стороны которой он видел своими глазами, и своего расположения к прочному порядку и законности, которые господствуют в Спарте. «Киропедия» написана искусно и старательно, но и здесь заметны упущения и неровность в изложении.

«Киропедия» – тенденциозное сочинение, в котором Ксенофонт пользуется историческим материалом, но переделывает его по произволу. Он хотел в лице Кира изобразить идеал царя, воспитанного по идеям Сократовой философии, заботящегося о своем народе, как хороший пастух заботится о своем стаде. С тем вместе Ксенофонт хотел показать способы, какими царь-философ может с наилучшим успехом исполнить свое высокое предназначение, стать отцом и благодетелем подвластных ему народов и сделать свое государство счастливым. В «Киропедии» Ксенофонт выставляет в самом блестящем свете благоденствие царства под владычеством такого государя, с наслаждением описывает благотворное влияние добродетельного, благородного и заботливого царя на приближенных и на нравственность всех подданных.

[Zaman.]

Этими похвалами Ксенофонт бросает черную тень на афинскую демократическую республику, в которой политическая жизнь соединена с тревогами борьбы. В «Киропедии» перепутаны правда и вымысел. Перед смертью Кир разбирает вопрос о бессмертии души совершенно в тоне «Апологии Сократа», признавая бессмертие вероятным, но не высказывая твердой в нем уверенности. По всем признакам видно, что Ксенофонт написал «Киропедию» в старости, когда жил в своем поместье близ Олимпии, имея досуг заниматься космополитическими фантазиями, которыми тогда многие утешали себя, чтобы забыть о безотрадной действительности. Ксенофонт желал вплести в историю прославляемого и греками, как персами, героя, свои теории воспитания, правительственной мудрости, военного быта. Но он, вероятно, понимал, что они могли бы осуществиться только при такой простоте и чистоте нравов, какую люди считают существовавшей в старину и какой нет в настоящем.

 

 

Ксенофонт 

[Zaman.]

«Воспоминания о Сократе» Ксенофонта

Кроме этих больших трудов Ксенофонт написал еще немало мелких сочинений, подлинность которых, впрочем, отчасти оспаривается. Содержание их имеет характер исторический, философский, политический; в них трактуется также о военном деле, о верховой езде, об охоте. Ксенофонт оказывает особенное предпочтение военному делу, но он также любитель и верховой езды, и охоты. Из философских сочинений Ксенофонта важнее других «Воспоминания о Сократе» (Memorabilia, Apomnemoneumata) – изложение учения Сократа в диалогической форме; здесь Ксенофонт дает верную характеристику своего учителя. Главное содержание этого сочинения составляет сократовская этика.

В «Воспоминаниях о Сократе» Ксенофонт защищает своего наставника от обвинений в том, что он вводил новых богов и учил молодых людей дурному; потом приводит ряд случаев из жизни Сократа и отрывков из его разговоров, знакомящих с его учением. «Воспоминания о Сократе» написаны в разговорной форме легким, изящным языком; хорошо оно и по живости изложения, по искусной обрисовке характеров. Но понимание философии Сократа у Ксенофонта поверхностное: в том виде, в каком Сократ излагает у него свое нравственное учение, оно лишено глубины и идеальности; основным мотивом держаться правил хорошей нравственности выставляется у Ксенофонта то, что соблюдать их полезно в житейском отношении. Знание истины и добродетель, которая составляет цель жизни по учению Сократа, подтверждавшемуся его жизнью, утрачивают в изложении Ксенофонта свое высокое достоинство, оказываются лишь искусством поступать рассудительно, практично.

[Zaman.]

«Домострой» Ксенофонта

Характер «Воспоминаний» Ксенофонта таков, что некоторые ученые считали их продолжением (пятой книгой) разговор «Домострой» (или «Экономика» – Oikonomikos), в котором Сократ беседует с Критобулом, сыном Критона, о домашнем и в особенности о сельском хозяйстве. Другие ученые полагают, что небольшой трактат «Домострой» приписан Ксенофонту ошибочно. Цицерон перевел его на латинский язык, Вергилий пользовался им. О положении женщин и о правилах обращения с рабами высказываются тут от лица Сократа добрые мысли.

 

Другие «сократические сочинения» Ксенофонта

Сомнительно и то, действительно ли принадлежит Ксенофонту «Апология Сократа» («Защита Сократа на суде»), небольшой трактат, автор которого с горячею любовью защищает мудреца от взведенных на него обвинений, и объясняет, мотивы, по которым он не захотел просить судей о пощаде, предпочитая смерть унижению. «Пир» (или «Пир философов») Ксенофонта (Symposion), превосходно написанный философский разговор, представляется похожим на опровержение трактата Платона, имеющего такое же заглавие. Ученые много занимались разъяснением вопроса об отношениях между этими двумя «Пирами». Кажется, Ксенофонт действительно хотел показать, что Сократ не был таким фантазером, каким является он в «Пире» Платона, что он был человек рассудительного образа мыслей. Беседа на пире, которую пересказывает Ксенофонт, быть может, не вымысел, а близкое воспроизведение разговора, действительно происходившего на пире, время которого было около 420 года. «Пир» Ксенофонта, должен был, по его мнению, свидетельствовать о том, какое благотворное влияние имели разговоры Сократа на его друзей, как поучительны были они даже в часы, предназначенные для наслаждения, как чисты были его учения о дружбе и любви, как безукоризненна была его жизнь.

[Zaman.]

«Гиерон» Ксенофонта

Трактат «Гиерон», написанный Ксенофонтом в форме разговора этого сиракузского тирана с поэтом Симонидом, имеет содержание отчасти философское, отчасти историческое. В нем приводятся примеры, показывающее, что в жизни тирана гораздо менее счастья и радости, чем в жизни частного человека; развивается мысль, что неограниченный властитель должен обращать свое громадное могущество на счастье народа и на пользу друзей; объяснятся, как ему должно поступать, если он желает этого. Вопросы о форме правления и правительственном искусстве были во времена Ксенофонта любимыми темами философов. В кругу людей, группировавшихся около Сократа, владычествовало расположение к спартанскому государственному устройству и решительное нерасположение к неограниченной демократии. Ксенофонт был сильно проникнут этими чувствами. Они и привели его по окончании Пелопоннесской войны в ряды греческого войска, которое под начальством спартанца Клеарха пошло помогать Киру Младшему отнять престол у Артаксеркса.

 

«Агесилай» («Похвала Агесилаю») Ксенофонта

Цицерон говорил, что Агесилай прославлен этим произведением Ксенофонта больше, чем всеми статуями, поставленными в честь его.

 

«Лакедемонская полития» Ксенофонта («О лакедемонском государственном устройстве»)

Этот трактат лишь приписывается Ксенофонту, но, быть может, не принадлежит ему. Однако уже то, что его считали автором этого панегирика Спарте, показывает, что любовь Ксенофонта к дорийско-лаконским учреждениям была, по мнению греков, очень сильна.

 

Ксенофонт – «Доходы города Афин» («О доходах афинского государства»)

Последним произведением Ксенофонта считают маленький трактат «Доходы города Афин», письмо афинянина к спартанцу, доказывающее, что для благосостояния Аттики необходим мир. Этот вывод основан на соображениях о географическом положении Аттики. Автор говорит об Афинах с любовью и доказывает, что если они будут пользоваться миром, то при хорошем управлении финансами доходы государства могут выйти из расстроенного состояния, и будут без угнетения союзников достаточны для покрытия расходов. При сохранении мира налоги будут легки; заботливость о торговле, промышленности, об улучшении разработки рудников возвратит государству благосостояние и увеличит его доходы; тогда все афинские граждане могут получать пособие от государства. Автор держится тех идей, которыми руководился в управлении афинскими финансами Эвбул. Многие ученые полагают, что и трактат «Доходы города Афин» приписан Ксенофонту ошибочно; время его составления одни относят к периоду Пелопоннесской войны, другие к 355 или 346 году.

 

[Zaman.]

Платон «Пир»

 

 

Диалог «Пир» принадлежит к жанру застольных бесед (симпосий), зачатки которого существовали в древнегреческой литературе задолго до Платона. Уже и герои Гомера на полях сражений Троянской войны наслаждаются едой, питьем и «беседой взаимной» (Илиада, XI 623 – 643), а в Одиссее удивительные странствия её главного героя излагаются путём его собственного рассказа на пиру у царя народа феаков Алкиноя (Одиссея, IX – XII). Стало хрестоматийным и описание пира в элегии философа и поэта Ксенофана (вольный перевод Пушкина – «Чистый лоснится пол…»).

После обильной еды на пиру гости обращались к вину. Отсюда греческий термин для слова «пир» – симпосион – συμπόσιον – «совместное питье». Название платоновского «Пира» и звучит по-гречески: «симпосион». За чашей вина разговоры эллинских интеллектуалов часто обращались к философским, этическим и эстетическим темам. Философский диалог с тем же названием «Пир» написал также прославленный современник и друг Платона, Ксенофонт.

Главная тема платоновского «Пира» – рассуждения о благе и любви. По ряду свидетельств, в древности этот диалог имел и соответствующие подзаголовки: «О благе» или «Речи о любви».

[Zaman.]

Великий греческий философ Платон

 

Точная дата написания Платоном «Пира» неизвестна. Наиболее вероятная датировка этого диалога – 379 год до Р. Х.

Диалог представляет собой рассказ о пире с участием Сократа, устроенном по случаю победы на состязаниях в афинском театре трагического поэта Агафона (её можно приурочить приблизительно к 416 г. до Р. Х.). Разговор об этом пире ведут у Платона Аполлодор Фалерский и его друг Главкон. Их беседа, судя по некоторым указаниям, отнесена Платоном примерно к 400 г. до Р. Х. – за год до смерти Сократа и за два десятилетия до написания диалога.

 

Уже задолго до написания «Пира» платоновская философия выдвинула своё знаменитое учение об идеях. Сформулировать, в чём состоят идеи материальных вещей, Платону было относительно просто, однако гораздо более трудную задачу представляло осознание идеи человеческой души. Разъяснению именно этого вопроса и посвящён диалог «Пир». Согласно выраженному здесь Платоном мнению, идея человеческой души заключается в том вечном стремлении, которое постоянно ей присуще – в страстной любовной тяге к красоте и добру.

«Пир» состоит из небольшого вступления, столь же малого заключения – и семи речей участников дружеской попойки, посредством которых Платон развивает основную мысль диалога.

[Zaman.]

Вступление Платона к «Пиру»

Во вступлении к «Пиру» Платон описывает встречу некоего Аполлодора из Фалера с неким Главконом. Главкон просит Аполлодора рассказать о дававшемся лет пятнадцать назад пире в доме поэта Агафона, где велись какие-то речи о любви. Аполлодор отвечает, что сам он на этом пиру не был, но происходившие там диалоги может передать со слов одного из участников – Аристодема из Кидафин.

Аполлодор повествует о случайной уличной встрече Аристодема с Сократом. Философ направлялся на ужин к поэту Агафону и пригласил Аристодема с собой. После начала пиршества один из присутствующих, Павсаний, предложил каждому из главных его участников произнести похвальную речь Эроту, богу любви.

Сцена из «Пира» Платона. Художник А. Фейербах, 1869

[Zaman.]

Речь Федра

Федр в своей речи на описываемом Платоном пиру говорит о том, что Эрот, по уверениям Гесиода и Парменида – древнейшее божество, у которого даже нет родителей. Сила, даваемая этим богом человеку любящему, не сравнима ни с чем. Влюблённый никогда не бросит на произвол судьбы предмет своей страсти. «Любящий божественнее любимого, потому что вдохновлен богом», а любимый благороден своей преданностью любящему.

 

Платон приводит Федра к выводу, что «Эрот — самый древний, самый почтенный и самый могущественный из богов, наиболее способный наделить людей доблестью и даровать им блаженство при жизни и после смерти».

 

Речь Павсания

Павсаний в своей речи на пиру обращает внимание на то, что любовное влечение может быть не только возвышенным, но и низменным. По его мнению, существуют два Эрота, ибо богинь Афродит, признаваемых многими его матерью, тоже две. Старшая Афродита (дочь Урана) – Афродита Небесная. Младшая (дочь Зевса и Дионы) – Афродита Пошлая. По этой причине есть и два Эрота – небесный и пошлый. Они очень непохожи друг на друга.

Небесная, благородная любовь есть любовь к мужчине, который прекраснее, умнее женщины. Но это не легкомысленная похоть, а достойная и благородная любовь к юноше. Охваченному такой любовью все позволено, но только в сфере души и ума, бескорыстно, ради мудрости и совершенства, а не ради тела.

[Zaman.]

Речь Эриксимаха

Со свойственным ему юмором, Платон описывает, что после Павсания очередь говорить должна была перейти к комедиографу Аристофану, но он, злоупотребив вином, не смог справиться с икотой и передал пока слово врачу Эриксимаху.

 

Эриксимах в речи на пиру у Агафона говорит, что Эрот живёт не только в человеке, но и во всей природе. Разделение двух Эротов даже необходимо, ибо поддержание их в нужной гармонии и является сутью жизни. Это касается и медицины, где задача знающего врача – обеспечивать равновесие двух начал, больного и здорового. Это касается и музыки – гармонии звуков и ритма. Это касается даже погоды, где природные силы, тепло и холод, сухость и влажность, лишь тогда создают изобильный год, когда «сливаются друг с другом [в акте любви] рассудительно и гармонично». Даже жертвоприношения и гадания – не что иное, как акты любовно-гармонического единения людей и богов.

 

Речь Аристофана

Икота Аристофана тем временем проходит, и после окончания речи Эриксимаха слово на пиру берёт он. Пользуясь своим талантом комедиографа, Аристофан сочиняет миф о том, что первые люди были одновременно мужчинами и женщинами – андрогинами. Они имели по четыре руки и ноги, два глядевших в противоположные стороны лица, две пары ушей и две разных срамных части. Когда андрогин торопился, он бежал, перекатываясь колесом на всех своих восьми конечностях.

Великий греческий комедиограф Аристофан

[Zaman.]

Поскольку андрогины были страшны своей силой даже для богов и к тому же возмущали Зевса своим бесчинством, тот приказал Аполлону рассечь каждого из них на две половины – мужскую и женскую. Эти половины были разбросаны по всему свету. Но воспоминание о прежней неразрывной связи породило в них стремление вечно искать друг друга для восстановления прежней полноты. Если разделённые половинки встречают друг друга, то их охватывает «удивительное чувство привязанности, близости и любви».

Эрот, – заключает Аристофан, – есть стремление рассеченных человеческих половин одна к другой ради восстановления целостности их первоначальной природы. Но это возможно лишь при условии почитания богов, ибо в случае нашего нечестия те могут рассечь нас на еще более мелкие части.

 

Речь Агафона

После Аристофана речь на пиру держит хозяин дома, стихотворец Агафон. С истинно поэтическим пылом он воспевает благие свойства Эрота: красоту, вечную молодость, нежность, гибкость тела. Бог любви, по словам Агафона, не терпит в вызываемой им страсти никакого насилия. Чувствуя в какой-либо душе грубость, он покидает её навечно. Эрот даёт человеку справедливость, рассудительность, храбрость, мудрость в мусических искусствах – и в порождении всего живого. Любовь, считает Агафон, – самый достойный вождь, за которым должен следовать каждый.

[Zaman.]

Речь Сократа

Речь Агафона вызывает бурное одобрение у участников пира. Хвалит её Сократ, но так, что в его словах слышится и сдержанное противоречие Агафону. Иронично заметив, что прекрасная похвальная речь равносильна приписыванию её предмету как можно большего числа прекрасных качеств, «не думая, обладает он ими или нет», Сократ заявляет: сам он сейчас будет говорить об Эроте только правду.

В своей речи на пиру Сократ прибегает к излюбленному им диалектическому методу майевтики. Платон описывает, как вступая в диалог с Агафоном и задавая ему искусно связанные друг с другом вопросы, Сократ мало-помалу вынуждает поэта отказаться от многого только что им сказанного.

Любовь, говорит Сократ на пиру, – это пылкое стремление к чему-то. Но горячо желать можно только то, в чём имеешь нужду – то, чего у тебя самого нет. Раз Эрот есть любовь к красоте и благу, то из этого неопровержимо следует: сам он красоты и блага лишён. Это, правда, не означает, что Эрот зол и безобразен, ибо тяга к благому всё же неизбывно ему присуща. Эрот, скорее, находится посередине между этими крайностями. Раз он не обладает полнотой жизни, а лишь стремится к ней, то его нельзя считать и богом. Гений любви – нечто среднее между бессмертным и смертным. Пребывая между людьми и богами, Эрот заполняют промежуток между теми и другими, связывая человеческую природу с божественной.

Чтобы выразить свои мысли образно, Сократ рассказывает миф о том, как Эрот был зачат в саду Зевса на дне рождения Афродиты двумя богами — нищей Пенией (Бедность) и заснувшим от хмельного нектара Поросом (Богатством). Родившийся от этой связи Эрот, подобно своей матери, беден, некрасив, груб, не обут, бездомен, но благодаря свойствам отца от него неотделима устремлённость к всеобладающей полноте: к прекрасному и совершенному. Эрот стремится ко всем благим свойствам: не только к красоте, но к храбрости и героизму, ищет полной мудрости и потому всю жизнь занимается философией, так и оставаясь однако посередине между мудростью и невежеством, ибо если бы он познал всю суть бытия, то, получив её в полное обладание, перестал бы стремиться к ней.

Сократ. Античный бюст. Национальный археологический музей, Неаполь

[Zaman.]

Цель Эрота: овладение благом, но не каким-нибудь отдельным, а всей их полнотой, Благом как таковым. Но эту божественную вечность нельзя получить сразу, и люди овладевают ею постепенно, т. е. зачиная и порождая вместо себя другое. Устами Сократа Платон заключает отсюда, что Эрот есть любовь к вечному порождению в красоте ради бессмертия, порождению как телесному, так и духовному. Эрот объединяет в себе все виды любви: не только плотскую, но и высокодуховную, включая любовь к поэтическому творчеству и государственной деятельности.

В заключение Сократ рисует картину эротической иерархии, располагая различные проявления Эрот по мере роста их духовной высоты. Влюбившись в одно прекрасное тело, мы вскоре обретаем идею Красоты, как таковой, объединяющей в один манящий символ все прекрасные тела. Но через неё мы начинаем больше любить не тело, а душу, создавая образ Прекрасной Души. Через тягу к Прекрасной Душе высшая часть нашей собственной души – разум – обретает жажду к мудрости и наукам, а от отдельных наук переходит к высшей ступени их всех, к идее Прекрасного, которая неизменно существует от века, как цель и предел всех человеческих желаний.

[Zaman.]

Речь Алкивиада

Платон описывает, как на пир вдруг врывается пьяный Алкивиад в окружении буйной ватаги гуляк. Присутствующие кое-как объясняют ему суть ведущихся разговоров и предлагают тоже произнести речь в честь Эрота. Но, узнав содержание слов Сократа, Алкивиад целиком соглашается с ними. Так как прибавить насчёт Эрота ему нечего, он решает сказать речь в честь Сократа.

Алкивиад. Античный бюст

 

Внешность Сократа Алкивиад в своей речи на пиру сравнивает со спутниками Диониса – силенами и уродливым сатиром Марсием. Однако «когда я слушаю его, – говорит Алкивиад, – сердце у меня бьется гораздо сильнее, чем у беснующихся корибантов, а из глаз моих от его речей льются слезы; то же самое, как я вижу, происходит и со многими другими». Своими речами Сократ заставляет жить людей по-новому и стыдиться недостойных поступков.

[Zaman.]

Внешность Сократа Алкивиад в своей речи на пиру сравнивает со спутниками Диониса – силенами и уродливым сатиром Марсием. Однако «когда я слушаю его, – говорит Алкивиад, – сердце у меня бьется гораздо сильнее, чем у беснующихся корибантов, а из глаз моих от его речей льются слезы; то же самое, как я вижу, происходит и со многими другими». Своими речами Сократ заставляет жить людей по-новому и стыдиться недостойных поступков.

Несмотря на комичную внешность Сократа, его речи божественны. В них можно найти ответ на все вопросы, занимающие тех, кто хочет достичь высшего благородства.

Личное поведение Сократа безупречно. Участвовавший с ним в военном походе Алкивиад был поражён небывалой физической выносливость философа и его героизмом. В бою Сократ спас Алкивиаду жизнь и потом скромно отказался от полагающейся за это награды.

Сократ вырывает Алкивиада из объятий гетеры Аспазии. Художник Ж. Б. Реньо, 1785

 

Сократ «не похож ни на кого из людей, древних или ныне здравствующих».

Передавая в «Пире» речь Алкивиада, Платон исподволь подводит читателей к мысли, что Сократ как раз и воплощает в себе те самые черты «бедного, некрасивого, грубого, не обутого, бездомного, но неотделимого от стремления к прекрасному и совершенному» гения, которыми сам великий афинский мудрец незадолго до этого живописал образ двигателя всех людских помыслов – Эрота.

 

За речью Алкивиада следует краткое заключение диалога «Пир»: гости пиршества Агафона постепенно расходятся.

[Zaman.]

Трактаты и речи Цицерона

 

 

Марк Туллий Цицерон оставил громадное наследие из литературных сочинений, представленное 58 речами, рядом трактатов и большим количеством писем (свыше 800).

Марк Туллий Цицерон

 

Философское и ораторское образование Цицерон получил сначала в Риме, потом в Афинах, Малой Азии и на Родосе. Занимал последовательно все высшие государственные должности. Вся жизнь Цицерона, а также его литературное творчество неразрывно связаны с политическими событиями римской республики. Что касается политических взглядов Цицерона, то они не были постоянными. Первоначально он выражал в своих сочинениях и речах интересы всаднического сословия, к которому он принадлежал по происхождению, и выступал против нобилитета. Таковы его речи против бывшего наместника римской провинции Сицилии Верреса, который безжалостно грабил страну, Цицерон выступал обвинителем по просьбе жителей провинции. Он тщательно готовился к судебному процессу: собрал огромный фактический материал, подготовил необходимых свидетелей и выступил с разоблачением преступной деятельности Верреса. Цицерон произнес на первой сессии судебного процесса две речи, а до второй сессии дело не дошло, так как Веррес вынужден был признать себя виновным. Однако Цицерон издал все семь речей «Против Верреса», где нарисована картина хищнического поведения и произвола наместников при управлении провинциями и круговой поруки внутри римской знати (нобилитета).

Затем Цицерон перешел на сторону сенатской партии, стремясь примирить интересы двух сословий.

[Zaman.]

Речи Цицерона

Следует отметить время консульства Цицерона (63 г. до н. э.), когда он разоблачил заговор Катилины. К этому периоду относятся его речи против Катилины. Катилина был членом сената, он происходил из знатного патрицианского рода. Заговор Катилины созрел в ходе предвыборной борьбы 64 г. до н. э. за консульскую власть (между Катилиной и Цицероном). Катилина привлек на свою сторону большое число приверженцев из различных слоев общества, выдвинув основным своим лозунгом программное требование «об отмене старых долгов». Политическая программа Катилины носила неопределенный характер и сводилась к намерению захватить власть. Цицерон, будучи консулом, созвал экстренное заседание сената, на котором присутствовал и Катилина. Здесь он произнес свою первую речь «против Катилины». Эта речь была очень эффектна, построена по всем правилам ораторского искусства и имела большой успех. Цицерон в весьма мрачных красках обрисовал действия заговорщиков и личность главы заговора, назвав его «врагом отечества» и присовокупив много позорящих эпитетов. Основным тезисом речи было требование к Катилине – покинуть Рим, что тот и осуществил после этого заседания сената. Цицерон в последующие дни произнес перед народом и перед сенатом еще три речи «против Катилины». Все четыре речи были им изданы. Вместе с тем, несмотря на успех речей, разоблачивших заговор, Цицерон, после того как истек срок его консульских полномочий, был вынужден удалиться в изгнание, опасаясь нараставшего недовольства казнью без суда сторонников Катилины.

[Zaman.]

Речь Цицерона против Катилины. Картины Ч. Маккари, 1889

 

Четырнадцать речей Цицерона направлены против Марка Антония, который после убийства Цезаря (44 г. до н. э.) претендовал на роль его преемника. В этих речах, получивших название «Филиппики», так как по своему духу они напоминали речи Демосфена против македонского царя Филиппа, Цицерон призывает сенат отстоять свободу республики против тирана. Когда цезарианцы (Антоний, Октавиан и Лепид) образовали второй триумвират, а сенат оказался не способен к сопротивлению, Цицерон, внесенный по настоянию Антония в проскрипционные списки (списки лиц, объявленных вне закона), был убит. Речи Цицерона наполнены разносторонним содержанием и отличаются высоким мастерством. И судебные, и политические речи провозглашают высокие моральные принципы, осуждая корыстолюбие, невежество и жестокость. Образцом речи, выходящей за рамки привычных для римлян речей на форуме, является речь «В защиту поэта Архия» (62 г. до н. э.). Отстаивая право Архия считаться римским гражданином, Цицерон развивает мысль о том, что поэзия является не только благородным искусством, но и важным для общества средством, воздействующим на мысли и чувства граждан. Именно в этой речи оратор излагает свои взгляды на искусство и поэзию. Значительный интерес представляют и сочинения Цицерона по теории красноречия: «Оратор» (о совершенстве стиля), «Об ораторе» (система образования оратора) и «Брут», где излагается история римского красноречия. Цицерон говорит о задачах оратора, о необходимости выбора соответствующего стиля, требует полноты выражения мысли, обилия выразительных средств. Задачи, стоящие перед оратором, Цицерон сформулировал таким образом: «Красноречивым оратором будет такой, речь которого как на суде, так и в совете будет способна убеждать, услаждать, увлекать.

[Zaman.]

Первое вытекает из необходимости, второе служит удовольствию, третье ведет к победе, ибо в нем больше всего средств к тому, чтобы выиграть дело. А сколько задач у оратора, столько есть и родов красноречия: точный, чтобы убеждать, умеренный, чтобы услаждать, мощный, чтобы увлекать, – и в нем-то заключается вся сила оратора» (Оратор, 21, 69; пер. М. Гаспарова). Наиболее ответственным моментом Цицерон считал само произнесение речи перед собравшимся народом. Литературный язык речей и сочинений Цицерона представляет нечто среднее между двумя основными направлениями в риторике: азианизмом (пышным цветистым стилем) и аттикизмом (простым сухим стилем). С течением времени Цицерон все более склонялся к строгому и умеренному типу красноречия. Большое значение он придавал ритму речи, чередованию кратких и долгих слогов, благозвучности клаузул (концовок) отдельных периодов речи. Цицерон был лучшим мастером политической речи в Риме. Он в совершенстве владел ораторскими художественными средствами, усиливающими патетический характер речи: восклицаниями (О tempora! О mores! – О времена, о нравы!), риторическими вопросами («До каких пор, Катилина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением?»), обращениями к богам (О di immortales! – О бессмертные боги!), фиктивными речами, вкладываемыми в уста аллегорических персонажей (например, в первой речи против Катилины он говорит от имени родины), метафорами (дерзость Катилины он уподобляет рывкам необузданной лошади) и т. п. Все произведения Цицерона отличаются прекрасной стилистической обработкой. Совершенно справедливо за Цицероном признается заслуга создания римской классической прозы, нормализованного латинского языка.

[Zaman.]

Философские сочинения Цицерона

Философские взгляды Цицерона, освоившего и изложившего в своих сочинениях достижения ряда греческих философских школ,– эклектичны. Для нас ценность его философских произведений определяется прежде всего обстоятельностью изложения античных философских теорий, которые не сохранились в других источниках. Широкая образованность и литературный талант помогли ему создать интересные произведения на этические и моральные темы («О пределах добра и зла», «Тускуланские беседы», «О старости»). Трактат «О дружбе», написанный как и большинство философских произведений Цицерона в форме литературного диалога, представляет несомненный интерес с точки зрения аргументации нравственных проблем на широком конкретном историческом материале, начиная с полулегендарных времен римской истории (Кориолан, Спурий Мелий) до времени, близкого участникам диалога (говорится о братьях Гракхах). Дружба возникает при естественном стремлении людей друг к другу, а основой дружбы, по мнению, высказываемому в сочинениях Цицерона, является «добродетель». «При выборе же между дружбой и общественными интересами решение может быть только в пользу второго. В дружбе должен быть незыблем закон – не просить друга о бесчестных действиях и самому таковых не совершать, уступая его просьбам; ибо позорно и никак не приемлемо оправдание, относящееся как к другим поступкам, так и к случаю, если кто-нибудь сознается в действиях, во вред государству совершенных ради друга» (XII, 40; пер. В. О. Горенштейн).

[Zaman.]

Трактат «Об обязанностях» – сочинение в трех книгах, написано Цицероном не в форме диалога, а как наставление к сыну Марку относительно поведения человека и его поступков. Это и нравственные предписания, и отступления политического характера с привлечением исторических примеров. Цицерон стремится к убедительности, используя для этого всю полноту своей эрудиции и литературное мастерство. Рекомендуя следовать определенным обязанностям, именуемым в соответствии с терминологией стоиков нравственно прекрасными, Цицерон говорит, что они рассчитаны не на каких-то выдающихся мудрых людей, но «побуждают к доблести всех тех, кому свойственна эта естественная склонность» (III, 16; пер. В. О. Горенштейн). Таким образом, адресат сочинения выходит за пределы формального обращения к сыну Цицерона, это широкая аудитория молодых римлян, намеренных вступить на путь государственной карьеры.

 

Политические сочинения Цицерона

Известны два политико-философских сочинения Цицерона: «О государстве» и «О законах». Оба имеют форму литературного диалога. В трактате «О государстве» Цицерон опирается на греческое учение о трех формах правления (монархии, аристократии и демократии) и на теорию греческого историка II в. до н. э. Полибия, считавшего, что в Риме все эти три формы правления находятся в правильном сочетании. Основными вопросами, которые обсуждаются в диалоге «О государстве», являются теория о лучшем государственном устройстве и рассуждения о лучшем государственном деятеле. Цицерон излагает различные точки зрения. В подтверждение мнений дискутирующих лиц им привлекаются многие примеры из римской истории, что значительно повышает ценность сочинения. С особой выразительностью звучат эти исторические факты в рассуждениях о деятельности выдающихся греческих и римских мужей, стоявших во главе государств при различных общественных устройствах. Однако идеал правителя так и не находит в этом сочинении Цицерона своей окончательной формулировки. Наиболее четко выделяются в качестве необходимых для политического деятеля такие свойства, как разум и хладнокровие, а также отсутствие низменных страстей. Добротность государственного строя, согласно Цицерону, возможна тогда, «когда благополучие, равноправие и спокойствие граждан вверены постоянной власти, справедливости и мудрости одного человека, проявляющейся во всем» (II, XXIII, 43; пер. В. О. Горенштейн). Таким образом, дискуссия о лучшем государственном деятеле сводится в данном сочинении Цицерона к обсуждению нравственной проблематики правителя. Что касается мнения Цицерона о наилучшем государственном строе, то в диалоге обнаруживается четкая тенденция защиты смешанных форм правления, находит свое теоретическое обоснование проводившаяся в свое время Цицероном политическая линия на «согласие сословий».

[Zaman.]

В диалоге «О законах» развиваются и дополняются мысли, которые Цицерон раньше высказал в сочинении «О государстве». Речь идет о проблеме естественного права. Основа этого права – не мнения людей, но естественный закон, существующая справедливость. «Руководствуясь природой, отличают не только право от бесправия, но и вообще все честное от позорного» (I, XVI, 44; пер. В. О. Горенштейн). Цицерон считал, что для увековечивания естественного права и природной справедливости надо отразить в законах «обычаи предков», высоко чтимые в республиканском Риме. Это сочинение написано архаическим латинским языком, чтобы отразить связь со стариной. Участниками диалога являются сам Цицерон, его брат Квинт и друг Аттик.

 

Письма Цицерона

Эпистолярное наследие Цицерона представляет большую историческую ценность, так как письма отражают обстановку жизни самого Цицерона и адресатов его писем. Письма адресованы разным людям – брату Квинту, дочери Туллии, другу Аттику и др. В зависимости от корреспондентов меняется характер писем не только по содержанию, но и по языку. Это образцы стилистического искусства, в которых Цицерон умеет передать тончайшие смысловые оттенки, отразить индивидуальность образов своих современников.

[Zaman.]

Литературное значение Цицерона

В заключение отметим, что Цицерон признан создателем римской классической прозы. Его язык (речи, трактаты, письма) составляет норму так называемой классической латыни. Стиль прозаических сочинений Цицерона высоко оценивала уже античная критика. На основе его языка формировалась и «новолатинская» гуманистическая проза. Политические деятели французской революции XVIII в. в своем политическом красноречии опирались на ораторское искусство Цицерона, пользовались его ораторскими и сочинительскими приемами.

 

[Zaman.]

Заговор Катилины

В год окончания войны Помпея с Митридатом (63 г. до Р. Х.) Риму угрожала страшная опасность от одного из его аристократов, Луция Сергия Катилины. Опасность эта, выразившаяся в составлении заговора с целью захвата власти, была вызвана неслыханною роскошью жизни римской знати и происшедшим вследствие того финансовым расстройством в высших классах. Богатства и наслаждения Востока, перенесенные в римскую республику, подобно вихрю, увлекали всех в бездну погибели. Толпы рабов, умевших возбуждать замиравшую чувственность сладострастными искусствами и занимать праздный ум остроумными рассказами, заступили место прежних домашних собеседников. Вместо простых шуток и сельских праздников, увеселявших предков, любимыми удовольствиями народа сделались триумфы, гладиаторские игры и звериные травли. Простые пирушки старины заменились у римлян-современников заговора Катилины роскошными пирами Лукулла.

 

Древняя глиняная посуда с простою живописью, приготовлявшаяся этрусками, была заменена драгоценною каменною посудою восточного изделья и сосудами, украшенными серебром, золотом и драгоценными каменьями. Одним словом, вся жизнь приняла восточно-греческий оттенок, вместо прежнего простого самнитского, а потом близкого к природе прекрасного греко-европейского характера.