Древние Греция и Рим

[Zaman.]

Было решено, что корабли лакедемонян, коринфян, эгинцев, мегарян, и других приморских государств Пелопоннеса соединятся с афинским флотом и пойдут к мысу Артемисию. Фемистокл требовал, чтоб управление морской войной против флота Ксеркса было поручено афинянам, как управление войною на суше было предоставлено спартанцам; требование было справедливо: афиняне дали союзному флоту больше кораблей, чем все другие греческие государства вместе. Но спартанцы требовали себе главного начальства и над флотом, хотя совершенно не знали морской войны; эгинцы, по ненависти к афинянам, поддерживали их, и Фемистокл посоветовал афинянам для пользы общего дела уступить, принести свои справедливые притязания в жертву спасению отечества; Геродот прославляет афинян за эту уступчивость.

«Союзники не соглашались, и афиняне уступили, – говорит Геродот. – Они желали спасения Эллады и видели, что она погибнет, если они будут спорить из-за начальства над флотом. Они сделали это очень хорошо, потому что раздор между союзниками настолько же хуже единодушной войны, на сколько война хуже мира».

Греческие воины эпохи похода Ксеркса на Грецию: фессалийский конник и легковооружённый метатель камней и дротиков

 

Когда греки праздновали олимпийское торжество в июле 480 года, то, вероятно, было много тревоги у них на душе и мало радости: шедшие в поход на Грецию войска Ксеркса, преодолевая тяжелые затруднения, спускались в это время с лесистых высот Олимпа в фессалийскую равнину. Олимпийский праздник послужил для лакедемонян благовидным предлогом послать на защиту Фессалии лишь небольшой отряд. Они оправдывались и тем, что в следующем месяце у них совершается карнейский праздник, на котором молодые граждане их должны присутствовать. Пелопоннеское войско, занявшее в начале августа узкий приход у Фермопил, между хребтом Эты и болотистым прибрежьем, было очень невелико: в нем считалось около 4000 человек; число спартанцев в нем было только 300; все они были женатые люди немолодых лет; при них находилось 700 или 1000 лакедемонских периэков. Но холодность спартанского правительства к общему делу загладил своим патриотизмом и геройством царь Леонид, которому было поручено начальство над этим войском.

[Zaman.]

 Он говорил, что войско, которое ведет он – лишь передовой отряд большого войска; этим он склонил феспийцев, локров, дорийцев и фокейцев присоединиться к нему, запугал фиванцев, так что они не посмели ослушаться его приказаний и дали ему 400 гоплитов, которые, как бы служили заложниками их верности национальному делу. Таким образом, спартанский царь увеличил до 7.200 тяжеловооруженных воинов силу отряда, с которым расположился станом у Альпен. Со стороны моря его поддерживал союзный флот, состоявший из 271 триеры и находившийся под начальством спартанца Эврибиада. Флот стал у северо‑восточного конца Эвбеи близ храма и рощи Артемиды и посредством одного из аттических кораблей вел непрерывные сношения с Леонидом.

Выступая с войском в дальнейший поход из Термы, Ксеркс дал своему брату Ахемену, начальствовавшему над флотом, приказание подождать десять дней и потом идти в Пагасейский залив, до которого в это время он дойдет с войском.

Персидские воины. Дворцовый барельеф в Персеполе

Автор фото - Arad

 

Ахемен в эти дни послал 10 сидонских кораблей на рекогносцировку до острова Скиафа. У этого острова они нашли три сторожевых греческие корабля и напали на них. Из трех кораблей два, после храброй обороны, были взяты врагами; один был трезенский, другой эгинский. Сидоняне принесли в жертву богам на передней части корабля Леона трезенского, самого красивого из пленных, остальных обратили в рабство. Третий корабль, афинский, успел уплыть к берегу, и экипаж его спасся, ушедши на остров. Этот случай очень напугал греков, так что, когда сигналы, поданные огнем с острова Скиафа, известили их о движении неприятельского флота вперед, то греческий флот тотчас же поплыл в Эвбейский пролив и отступил до Халкиды, где находилось самое узкое место пролива.

[Zaman.]

На одиннадцатый день флот Ксеркса вышел из Термейского залива и подошел к Сепийскому мысу. Ахемен не хотел идти ночью по неизвестному морю и велел передним кораблям расположиться у берега магнетов от Кастанеи до мыса, а задним кораблям стать на якорь в море. День был ясный и тихий, но ночью поднялся сильный северо‑восточный ветер, часто бывающий в тех местах и называвшийся у греков геллеспонтским. Он понес корабли на скалы, которыми спускается к морю Пелион; задние корабли наталкивались у скал на передние. Маги напрасно старались прекратить бурю жертвоприношениями и заклинаниями. Она свирепствовала трое суток и потопила 400 кораблей с бывшими на них людьми и сокровищами. Персидские начальники опасались, что прибрежные жители, пользуясь их бедою, нападут на тех, которые успели выйти на берег, и наскоро построили из обломков разбитых кораблей укрепление.

 

Греки, стоявшие в закрытом от ветра Халкидском проливе, услышали от поставленных на страже эвбейцев о потере, которой подвергся неприятель, и принесли благодарственные жертвы богам моря и ветров, «Спасителю Посейдону» и Борею, оказавшему им такую услугу. Они ободрились, повернули назад к Артемисию и успели еще нагнать задние корабли персидского флота, который, огибая мыс Артемисий, шел в Пагасский залив; они взяли 15 триер. Двух из пленных начальников триер: Ардолиса алабандского и Пенфила пафосского, они послали скованных на распоряжение союзного совета, заседавшего на Истме, расспросив их о числе, положении и планах неприятеля.

Счастье очень благоприятствовало грекам, но начальники пелопоннесских кораблей, в особенности Адимант, командовавший коринфскою эскадрой, и главнокомандующий флота Эврибиад, все‑таки считали невозможным отваживаться на битву с неприятелем, который, после всех потерь, все еще имел более 1000 кораблей; они и ушли бы на юг, если бы эвбейцы, опасавшиеся, что, по их отступлении, персы опустошат всю Эвбею, не дали Фемистоклу средств подкупить Эврибиада и Адиманта.

[Zaman.]

Эвбейцы дали Фемистоклу 30 талантов (около 43.000 руб. сер.). Он отдал из этих денег 5 талантов (около 7,000 руб.) Эврибиаду, 3 таланта Адиманту в один талант своему соотечественнику Архителу, начальнику афинского священного корабля, подавшему голос тоже за отступление; остальные деньги он удержал у себя для будущих надобностей. Те, кто получил деньги, полагали, что они даны афинянам. Подкуп произвел желанное действие. Греческий флот остался у Артемисия.

Персидские лучники (возможно, из корпуса бессмертных). Фриз дворца царя Дария (отца Ксеркса) в Сузах

 

Брат Ксеркса Ахемен, знавший от лазутчиков, что у греков гораздо меньше кораблей, чем у него, составил план истребить или захватить весь греческий флот, так, чтобы не ушел ни один корабль. Он тайно послал 200 кораблей к острову Скиафу, велел им идти кругом Эвбеи до южного конца её, вступить с юга в пролив и таким образом отрезать отступление тем греческим кораблям, которые спаслись бы от его нападения. Он хотел напасть на греческий флот, когда получить известие, что посланная им эскадра вошла в пролив. Узнав об этом распоряжении, Фемистокл предложил военному совету воспользоваться тем, что часть неприятельского флота ушла и немедленно напасть на Ахемена. Военный совет, после некоторого колебания, согласился, и перед вечером греки двинулись к персидскому флоту. Прежде, чем персы успели развернуть свои силы, греки захватили у них 30 кораблей и, под охраною наступившей темноты, возвратились в прежнюю позицию со своею добычей. В числе пленных находился брат царя кипрского города Саламина. Греки надеялись, что ионийские корабли персидского флота перейдут к ним. Но перешла только одна лемносская триера, которою начальствовал Антидор. В следующую ночь снова поднялась буря с грозою и проливным дождем. Она понесла по морю до самых Афет тела и обломки кораблей, лежавшие на скалистом прибрежье Пелиона, и произвела большой беспорядок во флоте Ахемена. А те 200 триер, которые отправились кругом Эвбеи, были застигнуты бурей в открытом море, и она с такою силою бросила их на скалы Стирского залива, что не спаслась ни одна из них; и корабли и люди потонули. 

[Zaman.]

Так божество уменьшало разницу в числе кораблей между греческим и персидским флотом, говорит Геродот. Известие о погибели этих 200 кораблей было для греков тем радостнее, что оно пришло к ним с новым подкреплением: новая афинская эскадра, состоявшая из 53 кораблей, присоединилась к прежним. Мужество греков возросло; вечером они возобновили нападение и взяли несколько киликийских кораблей. Раздраженный смелостью греков и опасаясь гнева Ксеркса, Ахемен на третий день вывел свой флот на битву. Персы шли на греков полукругом. Они сражались очень храбро, но битва осталась нерешенною, и они потерпели большой урон, потому что при тесноте места их корабли мешали друг другу своею многочисленностью, не имели простора маневрировать, сталкивались. Но и греки не могли торжествовать победу. Афиняне сражались очень храбро, в особенности отличился геройством Клиний, построивший на свой счет триеру, на которой было 200 человек экипажа; но половина афинских кораблей была повреждена, а египтяне, которые бились храбрее всех других варваров, взяли в плен пять греческих судов с их экипажем. Оба флота возвратились на прежние свои позиции. Греки могли гордиться тем, что выдержали битву против неприятеля, далеко превосходившего их числом. Но начальники их нашли опасным оставаться на прежнем месте и подвергать себя новому нападению. Когда было получено известие, что войско Ксеркса овладело Фермопилами, греки решили отступить. Однако ж Фемистокл сумел задержать отступление, пока жители Эвбеи успели перерезать свой скот или переправить его на юг. Греческий флот пошел от мыса Артемисия в стройном порядке; коринфяне позади всех. Фемистокл с быстрыми кораблями приставал местами к берегу и писал у потоков, из которых неприятели должны были черпать воду или на скалах, воззвание к ионийцам:

«Вы поступаете несправедливо, сражаясь против ваших отцов и помогая поработить Грецию. Перейдите к нам или, если не можете, то спешите домой и убеждайте карийцев сделать то же. Если же ваше иго так крепко, что вы не можете сделать ни того, ни другого, то, по крайней мере, доказывайте в битвах, что вы сражаетесь неохотно и что вы помните общность нашего происхождения». Фемистокл рассчитывал, что, если это воззвание и не произведет перемены в образе действий ионийцев, то по крайней мере возбудит в персах и Ксерксе недоверие к ним.

[Zaman.]

Потерпев страшное поражение при Саламине, Ксеркс колебался, не сумев остановиться ни на каком решении. Сначала он хотел соединить мостом из кораблей афинский берег с островом Саламином, перейти с войском через этот пролив, как перешел через Геллеспонт, и дать вторую битву грекам на море и на суше. Но этот проект не был одобрен на военном совете. Мардоний предложил другой план: пусть Ксеркс возвратится с большею частью войска в свое царство, и оставит его с 300.000 отборных воинов в Греции; этого войска будет достаточно, чтобы покорить ее. Артемисия тоже советовала Ксерксу немедленно возвратиться в Азию; разрушением Афин цель похода в Грецию достигнута, говорила она; если царь останется дольше в Греции, то в Азии возникнут мятежи. – По восточным понятиям, без царя не мог продержаться порядок в царстве.

Ксеркс решился возвратиться из Греции в Азию, главным образом из опасения, что греки разрушать мосты на Геллеспонте, возбудят ионийцев и другие народы Малой Азии к восстанию и отрежут его от его царства. Тотчас же после Саламинской битвы он послал часть флота охранять Геллеспонт; греческие корабли преследовали эту эскадру до Андроса; Ксеркс очень боялся, что они пойдут прямо в Геллеспонт. И действительно, в совещании начальников греческого флота на Андросе был поднят вопрос, не следует ли отнять у Ксеркса путь отступления разрушением мостов. Но Греция слишком много пострадала бы, если бы несметное войско Ксеркса долго оставалось в ней; потому было решено не мешать отступление его. Фемистокл отклонял своих сограждан от желания преследовать неприятеля, советовал им дать ему спокойно удалиться, чтоб отчаяние не пробудило в персах мужества; он говорил афинянам, что они должны заняться постройкою жилищ, посевом хлеба, восстановить свое разоренное домашнее хозяйство. Чтобы вернее достичь цели, он употребил средство, которое раз уж употребил с успехом: снова послал своего верного раба Сикинна передать Ксерксу известие такого содержания: «Чтоб оказать тебе услугу, Фемистокл отклонил греков от намерения преследовать твои корабли и сломать мосты на Геллеспонте. Итак, иди своим путем спокойно». Получив это извещение, Ксеркс решил возвратиться. Он поручил Артемисии отвезти его сыновей в Эфес, и пошел из опустошенной Аттики, взяв с собою медные статуи Гармодия и Аристогитона и другие, какие нашел, немногие вещи, которые могли служить трофеями.

[Zaman.]

Войско Ксеркса: халдейские пехотинцы, вавилонский лучник, ассирийский пехотинец (слева направо)

 

В Фессалии остались войска, которые отобрал себе Мардоний. Это были лучшие части полчищ, принимавших участие в походе Ксеркса на Грецию: отряд 10,000 бессмертных, отборные отряды мидян, саков, бактрийцев, индийцев; персы, украшенные ожерельями и браслетами; самые крепкие воины других племен. Более 250.000 человек пехоты и конницы остались с Мардонием зимовать в Фессалии; к весне число их должно было увеличиться подкреплениями. Ксеркс хотел прислать с Геллеспонта Артабаза с 60.000 человек; из Македонии, Фессалии, Беотии должны были прийти к Мардонию и всадники и гоплиты.

[Zaman.]

С остальным войском Ксеркс пошел из Греции через Македонию и Фракию к Геллеспонту; проводником служил Торакс, владетель Лариссы. Уже в Фессалии воины Ксеркса терпели недостаток в одежде и съестных припасах; дальше при походе через бедные горные области, голод с каждым лишь увеличивался. Запасы, приготовленные в прибрежных городах Греции, были уже съедены; если и находили где-нибудь остатки их, то лишь такие, что ими едва могли насытиться только Ксеркс и его свита. Войско принуждено было добывать себе пищу грабежом; этим оно навлекло на себя ненависть населения. «Везде куда приходили они, – говорит Геродот, – они грабили хлеб на пищу себе, а где не находили хлеба, там ели траву или сдирали кору с деревьев и обрывали листья с них; и вообще ели от голода все, не оставляя ничего. К этому прибавились зараза и понос, и окончательно истребляли войско. Многих царь оставил на пути, потому что они занемогли, и велел городам, через которые проходил, кормить их; некоторых он оставил в Фессалии, других в Македонии, иных в Пеонии». Ранний мороз покрыл Стримон льдом; когда войско Ксеркса пошло через реку, лед. разрыхленный солнцем, сломался под тяжестью людей, и множество воинов погибло в холодной воде реки. «Кто никогда не верил в богов, – говорит Эсхил, – смиренно взывал тогда к земле и к небу». Через 45 дней войско пришло к Сесту. Мосты были сломаны бурею, и войску пришлось переправляться через Геллеспонт на судах. В Абидосе голод прекратился; но, чрезмерные страдания похода к Геллеспонту так ослабили людей, что многие умерли от болезней в Азии.

Войско Ксеркса: эфиопский лучник, пехотинец из Хорезма, пехотинец из Бактрии, всадник из Арианы (слева направо)

 

От Геллеспонта Ксеркс приехал в Сарды, куда пошло и вернувшееся из Греции войско зимовать там. Флоту было велено оставаться до весны у Самоса и в гавани Кимы, чтобы быть в готовности отражать нападение, если европейские греки придут к анатолийскому берегу или если восстанут ионийцы. Опасаясь и того и другого, Ксеркс послал в Милет Тиграна с 60,000 войска. С таким же числом войска Артабаз должен был идти зимою в Фессалию, как обещал Ксеркс Мардонию. Многие отряды, оказавшиеся плохими, были отпущены домой.

[Zaman.]

130-132 – Первый Афинский морской союз

II. Соперничество Афин и Спарты и Афинский морской союз

130. Переход гегемонии от Спарты к Афинам

Во время войны с персами большая часть государств Средней и Южной Греции находились между собою в союзе, и между Спартою и Афинами существовало своего рода, соглашение, благодаря которому только и был возможен самый этот союз. В сущности, однако, Спарта и Афины не могли долго находиться в дружбе между собою, во‑первых, потому, что после афинских побед между обоими государствами должно было возникнуть соперничество, а во‑вторых, и в виду различия в их внутреннем устройстве, тем более, что Афины в это время перешли к полной демократии. (Не нужно забывать, что перед самым началом греко‑персидских войн между спартанцами и афинянами существовали довольно враждебные отношения). Уже после Платейской битвы Спарта стала обнаруживать зависть по отношение к Афинам. Когда афиняне задумали обнести свой город и гавань Пирей стенами на случай нового нападения персов, спартанцы воспротивились этому, говоря, что такие укрепления могут только послужить на пользу персам при повторении попытки завоевать Грецию. Фемистокл поехал сам в Спарту для переговоров по этому делу и старался успокоить спартанцев, но нарочно вел это дело очень медленно, чтобы афиняне успели возвести стены до такой высоты, при которой они могли бы уже служить защитой в случае нападения. Вскоре одно обстоятельство сильно повредило спартанцам в глазах других союзников. Их полководец Павзаний, отправившийся во главе греческого флота для освобождения островов Эгейского моря и берегов Фракии, вооружил против себя союзников надменным обращением и изменою общему греческому делу. После взятия Византии он начал вести себя, как персидский сатрап, и даже вступил в тайные сношения с Ксерксом, предлагая ему свои услуги в деле покорения Греции. Союзники обратились с жалобою на Павзания к афинским полководцам, а те довели обо всем деле до сведения спартанцев. Павзаний был отозван в Спарту, но не только не прекратил своих сношений с Персией, а стал даже пытаться при помощи илотов произвести государственный переворот в самой Спарте.

[Zaman.]

Это повлекло за собою приказ эфоров о взятии изменника под стражу. Павзаний искал убежища в одном храме, где умер голодною смертью, потому что эфоры велели заложить наглухо все входы в храм. Отозвание Павзания с театра войны имело своим следствием и удаление всех пелопонесских союзников Спарты. Дальнейшую борьбу с персами вели теперь уже афиняне в союзе с островами Эгейского моря и ионийскими колониями Малой Азии. Спарта прислала было на место Павзания нового военачальника, но у союзников уже был общий вождь в лице афинского полководца Аристида и присланный Спартой полководец не был принят. Так совершился переход на море гегемонии к Афинам. Спарта же должна была ограничиться прежней своей гегемонией в Пелопоннесе. Однако, этим все‑таки еще не был нарушен прежний союз обоих городов. Когда несколько лет спустя (464) Спарту разрушило землетрясение и этим воспользовались илоты и восстали против своих притеснителей, афиняне, по просьбе спартанцев, послали им на помощь войско. Только после того, как, заподозрив афинян в коварстве, спартанцы отправили назад их отряд, Афины объявили свой военный союз со Спартою расторгнутым.

[Zaman.]

131. Афинская симмахия

Самое превращение борьбы с персами в войну преимущественно морскую не позволяло Спарте с её пелопонесскими союзниками оставаться во главе всех греков, потому что на море, не имея флота, они ничего не значили. Остальные союзники сами просили афинян взять предводительство над ними в свои руки, и следствием этого было образование морской афинской симмахии (морского союза). Главным организатором этого союза явился Аристид, честность которого доставила ему всеобщее доверие. Все участники афинского морского союза должны были иметь равные права и одинаковый голос в решении общих дел на съездах своих уполномоченных, которые собирались на острове Делосе. Здесь был храм Аполлона, считавшийся общею святынею ионийского племени, и потому этот остров был избран, как сборный пункт союза и место для хранения общей казны. Отсюда и первоначальное название союза – делосской симмахией. Участники симмахии были обязаны поставлять известное количество кораблей или заменят их денежными взносами, и с самого же начала многие города предпочитали пользоваться вторым способом исполнения своих союзных обязанностей. Первое распределение, сколько кто должен был вносить денег в общую казну, было произведено Аристидом. Эта‑то симмахия, в которой участвовало в эпоху наибольшего её развития около трехсот городов, и вела войну с персами до самого конца.

Эллинская трирема эпохи Первого афинского морского союза

[Zaman.]

Ввиду того, что большинство членов находило более удобным платить только деньги, не участвуя в войне своими кораблями, мало-помалу первенство Афин в союзе превратилось в главенство. Афиняне, руководившие войною, распоряжались союзною казною, как им казалось лучше, и прямо по своему усмотрению предпринимали те или другие военный действия. Их талантливый полководец Кимон в это время одерживал одну победу за другою и этим еще более поднимал значение Афин. Союзный съезд стал утрачивать свое значение, и афиняне начали смотреть на союзников, как на данников. Когда отдельные города, тяготясь таким положением, делали попытки выйти из симмахии, афиняне объявляли их изменниками и усмиряли силою, в виде наказания превращая их в подвластные общины. В конце концов афинский союз превратился в афинскую державу (άρχή). Во главе этой морской державы в качестве высшего её правителя стояла Афинская республика, сосредоточившая в своих руках все власти. Афиняне посылали в отдельные города своих уполномоченных, которые должны были иметь надзор за их управлением, а иногда и вводить в них угодные афинянам перемены. Вместе с этим во многих городах стояли афинские гарнизоны, наблюдавшие за спокойствием и верностью этих союзников. У местных судов были отняты все особенно важные дела, и процессы по ним должны были вестись в Афинах. Определение количества взноса в общую казну зависело также только от афинян, и наконец они в 454 г. прямо перенесли казну с острова Делоса в свой город. Победив персов, афиняне протянули руку восставшему против Персии Египту, но потерпели в этом предприятии неудачу. Боясь нового вторжения персов на острова Эгейского моря, они и решили перенести к себе союзную казну. Это было как бы завершением процесса, превратившего союз равноправных городов в державу одного города.

[Zaman.]

132. Стремление Афин утвердиться на материке

Афины не удовольствовались одною морскою гегемонией, но начали стремиться и к тому, чтобы получить преобладание на суше. Пелопонесские греки давно уже тяготились господством Спарты, и во многих местах полуострова произошли демократические движения. Афиняне стали поощрять врагов Спарты и заключать союзы с такими государствами, как Аргос и Мегара; кроме того, к союзу присоединилась и Фессалия. Вскоре затем (457) афиняне принудили силою Беотию и Фокиду примкнуть к их державе и высылать им вспомогательные войска, но здесь им не удалось прочно утвердиться, и через десять лет Средняя Греция освободилась от их власти. Спарта, где только могла, всегда противодействовала Афинам, и дело кончилось тем, что в 445 г. между Афинами и спартанским союзом был заключен на тридцать лет мир, по которому каждая сторона должна была оставаться при своих владениях, а государствам, стоявшим вне обоих союзов, предоставлено было право присоединяться к любому из них.

В течение полустолетия, отделяющего реформу Клисфена от превращения афинской республики в большую морскую державу, внутри самих Афин произошли большие перемены, которые имели своим следствием полное развитие демократии.

[Zaman.]

Греческая и персидская армии сходятся у Платей

В начале сентября 479 г. до Р. X. пелопоннесское войско наконец двинулось при благоприятных предзнаменованиях мимо сожженных храмов Элевсина на Киферон. Ни одно из государств Пелопоннесского союза не отказалось прислать своих воинов, потому что патриотическое одушевление было тогда общим чувством. Главнокомандующим был Павзаний, старший сын умершего около этого времени спартанского царя Клеомброта, человек нерешительный, осторожный до робости, хотя и храбрый в бою. В Элевсине присоединился к пелопоннесцам Аристид с 8000 афинских гоплитов и несколькими сотнями стрелков; присоединились феспийцы и жители города Платей. Павзаний стал на северных склонах Киферона, неподалёку от Платей, так что от персидского войска Мардония его отделяла долина реки Асопа; крутизны и ущелья ограждали его от нападений персидской конницы и никакими насмешками не могли персы заставить его спуститься в равнину. Видя его осторожность, персидская конница становилась все смелее; отряды её подъезжали то к той, то к другой части греческого войска и наносили стрелами довольно много вреда грекам.

Карта греко-персидских войн с указанием места битвы при Платеях

 

[Zaman.]

Особенно теснила персидская конница мегарян, отряд которых, состоявший из 3,000 гоплитов, занимал открытую позицию; они послали сказать Павзанию, что если он не поспешит заменить их другим войском, то они не удержат своей позиции. Павзаний спросил, кто хочет пойти сменит мегарян. Не вызвался никто, кроме афинян. Аристид сформировал отряд из 300 отборных гоплитов и поручил начальство над ним Олимпиодору; к ним присоединились афинские стрелки. Этот отряд стал на опаснейшем месте впереди остального войска и храбро выдерживал бой. Начальник персидской конницы Масистий, высокий, красивый мужчина в золотом чешуйчатом панцире и пурпурной мантии, скакал на белом коне в атаку; стрела ударила его коня в бок, конь от боли стал на дыбы и сбросил всадника. Афиняне побежали, схватит коня, стали наносить удары Масистию, но панцирь был так крепок, что оставался невредим; когда наконец Масистий был убит ударом копья в глаз, из‑за тела его поднялся ожесточенный бой; персы овладели было телом, но афиняне, поддержанные другими греками, оттеснили их и отняли добычу. Смерть этого знатного перса очень опечалила стан Мардония; а греки провезли тело его на телеге по всем своим отрядам, и гоплиты выходили из рядов посмотреть на этого убитого перса, высокого и красивого.

Этот успех, кажется, ободрил Павзания. Позиция греков на холмах над Гизиями и Эритрами была очень неудобна по недостатку воды, и они решили подвинуться на запад в окрестность разрушенных Платей, стать близ многоводного ручья Гаргафии.

[Zaman.]

В этой новой позиции у Платей 10,000 спартанских гоплитов и 35,000 легковооруженных илотов Павзания составляли правое крыло, хорошо защищенное горами; афиняне Аристида, жители Платей и феспийцы образовали левое крыло, стоявшее в равнине Асопа: этот край войска был ближайшим к персидскому. Левое крыло считалось почетным постом; тегейцы стали оспаривать его у афинян; афиняне напомнили о Марафонской битве, но благородно объявили, что покорятся всякому распоряжению главнокомандующего и будут храбро биться, куда бы он ни поставил их. По решению всех стоявших у Платей союзников, им была предоставлена почетная обязанность занимать опаснейшее место. В центре, на невысоких холмах и на равнине стояли отряды пелопоннесцев; подле афинян стояли мегаряне и эгинцы, а влево от спартанцев стояли тегейцы и коринфяне. Число греческого войска простиралось до 110,000 человек; из них 40,000 были гоплиты; но конницы у греков почти вовсе не было. На другом берегу Асопа, на фиванской земле, стояло неприятельское войско, в три раза более многочисленное. Против лакедемонян и тегейцев стояли персы и мидяне; против мелких контингентов центра бактрийцы, индийцы, саки и египтяне; против афинян македоняне и греческие союзники персов; за пехотою стояла многочисленная конница.

[Zaman.]

Греческий гоплит времён битвы при Платеях

 

В таком порядке войска стояли друг против друга перед битвой при Платеях целую неделю. И Павзаний, и Мардоний прикрывали свою нерешительность предзнаменованиями, предвещавшими победу тем, кто будет обороняться, поражение тем, кто нападет. Мардоний желал заманить греков на равнину Асопа. Но они не выходили из своей позиции, и наконец он послал отряд конницы занять Дриоскефальское ущелье; этим он отрезал греческое войско от Пелопоннеса и от пути, по которому подвозилось к нему продовольствие. Пятьсот возов провианта, шедшие в это время к расположившимся у Платей грекам, были захвачены персами; воины, провожавшие обоз, были убиты. Грекам грозил голод; но даже и эта опасность не могла вывести Павзания из его бездействия. Персы с того берега реки осмеивали греков; Павзаний принуждал греков терпеть все это. В такой неподвижности при Платеях прошло еще два дня. Наконец терпение Мардония истощилось. Он не хотел, чтобы время шло долее без битвы. В военном совете Артабаз сильно спорил против его намерения атаковать греков, говорил, что персы, опираясь на Фивы, город, сильно укрепленный, имея большие запасы провианта, должны стоять спокойно и постараться перессорить греков, дав подарки некоторым из их вождей (такой совет уже и прежде давали Мардонию фиванцы). Но Мардоний остался при своем намерении и велел готовиться к битве; он хотел начать ее на следующий день.

[Zaman.]

Передвижения греков перед началом битвы при Платеях

Ночью при глубочайшей тишине подъехал к афинским караулам всадник и сказал, что должен видеться с их военачальниками. Они пришли, и всадник сказал: «Мардоний решил на рассвете начать битву. Будьте готовы. Если исход сражения будет благоприятен для вас, то вспомните обо мне. Я Александр, царь Македонский». Сказав это, он поехал в свой стан. Аристид и другие стратеги пошли к Павзанию передать это известие. Услышав, что час решенья так близок, Павзаний испугался. Он предложил афинянам обменяться местами с лакедемонянами, говоря им, что они в Марафонской битве ознакомились с тактикой персов. Аристид отвечал, что они совершенно согласны, что они с самого начала желали этого, но опасались оскорбить спартанцев таким предложением. На рассвете афиняне и лакедемоняне обменялись местами. Но это произошедшее перед битвой при Платеях передвижение было замечено беотийцами, и они известили о нем Мардония. Мардоний тотчас же велел своему правому и левому крыльям обменяться местами. Спартанцы не хотели биться с персами, а он хотел, чтобы персы бились с ними. Павзаний стоял теперь со своею частью войска на равнине. Эта позиция была гораздо опаснее прежней, где спартанцы были защищены холмами, и он велел афинянам возвратиться на прежнюю позицию, чтобы самому с лакедемонянами снова стать на правом крыле. Увидев это, Мардоний сделал такое же передвижение и вернулся с персами на прежнюю их позицию.

[Zaman.]

Неудивительно было, что Мардоний начал презирать спартанцев. Когда передвигавшееся отряды заняли свои прежние места, он послал к спартанцам вестника с упреком в трусости. Они, считавшиеся самыми храбрыми из всех греков, уже два раза бежали от него, говорил он им, и он приглашал их сразиться с персами при Платеях в равном числе с обеих сторон; чей отряд победит, те должны быть признаны одержавшими победу. Но вестник воротился, не получив никакого ответа. Мардоний велел коннице идти через Асоп. Она смело ринулась на греческих гоплитов и нанесла им большой урон своими стрелами и дротиками, а другой отряд в это время засыпал родник ручья Гаргафии, отняв таким образом и воду у греков, уже лишенных подвоза продовольствия. Черпать воду из Асопа греки не ходили, боясь персидских стрел.

Битва при Платеях. Начало. Схватки на реке Асоп. На карте отмечен Гаргафийский источник

Автор изображения - MinisterForBadTimes

 

Положение греков при Платеях было очень трудно. Мардоний со дня на день мог ожидать, что они, убоявшись сражения, попросят у него мира; его конница постоянно тревожила их. Но Павзаний все еще не решался на битву. На военном совете греков было решено снова переменить позицию. На расстоянии получаса пути от Гаргафии, близ Платей, была между речкою Оэроей и бегущим с Киферона ручьем полоса земли, подобная острову, в 3 стадии шириною. Греки решили перейти туда в наступающую ночь, когда темнота скроет их от преследования персидской конницы; они там будут иметь достаточно воды; речка и лежащие перед ней холмы будут защищать их от нападений. Заняв эту местность, они хотели отбить у персов Дриоскефальский проход, чтобы снова иметь подвоз провианта.

[Zaman.]

В тот день персидская конница еще больше прежнего теснила греков; особенно много страдали от её стрел войска в центре. Едва наступила ночь, весь центр торопливо двинулся, и с быстротою, похожею на бегство, прошел почти до развалин Платей, на 10 стадии дальше назначенного места. Изнуренные гоплиты легли тут в храме Геры, не заботясь о том, что делается с остальным войском. Павзаний считал это бегство за слишком раннее передвижение на назначенное место и велел своим войскам идти за центром. Один из начальников спартанских отрядов, Амомфарет, выступил вперед и сказал, что он не побежит от иноземцев, что не хочет бесчестить Спарту. Павзаний и двоюродный брат его, Эврианакс, старший после него военачальник, говорили Амомфарету, что отступление не бегство, но Амомфарет оставался при своем. В жару спора он взял обеими руками большой камень, положил его к ногам Павзания и сказал: «Этим камнем я подаю голос за то, чтобы не бежать от варваров». Павзаний назвал его сумасшедшим, но не мог поколебать его решение и, видя что приближается утро, пошел с остальными отрядами лакедемонян. Он повел их не прямым, а несколько извилистым путем, защищенным горами, и они стали на назначенном месте близ ручья у храма Деметры. Через несколько времени пришел туда и Амомфарет, не захотевший оставлять своего отряда на жертву неприятелю. Афиняне, получившие во время спора с ним приказ приблизиться к лакедемонянам, пошли к роднику Гаргафии. Но едва они в стройном порядке дошли до того места, где прежде стоял центр, они получили известие, что должны спешить к храму Деметры, к спартанцам, которым трудно выдерживать там нападения персидской конницы, а если не могут придти сами, то пусть пришлют по крайней мере своих стрелков. «Мы знаем, – говорил им Павзаний, – что вы очень усердны к этой войне, потому вы исполните нашу просьбу».

[Zaman.]

Ход битвы при Платеях

Дело в том, что персидская конница, хотевшая на рассвете возобновить свои обыкновенные нападения, увидела с удивленьем, что греков нет на их позиции. Об этом известили Мардония, и он, думая, что греки обратились в бегство, тотчас же велел преследовать их. «Это ли спартанские герои, которых вы всегда называли храбрейшими людьми на свете?» – сказал он с насмешкой Тораксу и его братьям и повел быстрым шагом пехоту через Асоп. Конница скоро настигла лакедемонян. Афиняне, шедшие на помощь к ним, были остановлены на пути сильным нападением македонян, фессалийцев и греков, бывших в персидском войске; потому спартанцы и тегейцы должны были сражаться одни. Они были истощены голодом и ночным переходом на новую позицию; пелопоннесские союзники стояли далеко у храма Геры. От афинян нельзя было ожидать помощи; предзнаменования, полученные при жертвоприношении, были неблагоприятны. Мало было у спартанцев надежды на победу, когда персидская пехота, под начальством самого Мардония, заняла место конницы и, закрываясь плетеными щитами, которые двигала перед собою, как деревянную стену, стала осыпать их градом стрел.

Спартанский воин

[Zaman.]

Так после мелких столкновений началась 26 сентября 479 г. до Р. X. главная битва при Платеях. Многие гоплиты были убиты, в том числе Калликрат, первый красавец в целой Греции; многие были ранены. Простирая руки к небу, Павзаний в отчаянии молил Геру, чтобы она не допустила поражения греков. Но тегейцы, взяв копья наперевес, внезапно двинулись на стену щитов. Их пример увлек лакедемонян, услышавших с тем вместе, что жрец, приносивший жертву, получил благоприятные предзнаменования. Оплот плетеных щитов быстро был опрокинут, и начался рукопашный бой. Вооружение греков было лучше персидского, сами они были физически сильнее и более ловки. Держа в битве наперевес свои копья, они наступали на врагов, которые не могли достать до них своими саблями. Напрасно персы старались вырывать у них из рук или ломать копья, напрасно старались разорвать их ряды, бросаясь на них, то поодиночке, то по нескольку человек вместе, то целыми толпами; эти храбрецы падали жертвами своей отваги. Не имея ни шлема, ни панциря, с головою, покрытой лишь повязкой, в длинной одежде, не имея даже хороших щитов, персы в битве при Платеях не могли выдержать натиска греков, одетых в железо, закрытых большими крепкими щитами. Правда, и в рядах спартанцев падали многие храбрые люди; так например, тут был убит Аристодем, – тот уцелевший войн из отряда Леонида, который был объявлен бесчестным после битвы у Фермопил и восстановил теперь свою честь геройской смертью. В сражении при Платеях пал твердый защитник спартанской чести Амомфарет, были убиты Посидоний, Филокион и другие; но скоро линия врагов была разорвана натиском гоплитов. Мардоний посылал в атаку конницу саков, чтобы задержать наступление спартанцев: но Павзаний поставил против конницы своих легковооруженных воинов, потерю которых не считал он большой бедой, и продолжал идти с гоплитами вперед.

[Zaman.]

Битва при Платеях. Главное сражение

Автор изображения - MinisterForBadTimes

 

Видя, что ход битвы при Платеях оборачивается к невыгоде для персов, сам Мардоний на прекрасном белом коне повел в бой своих конных телохранителей остановить врага. Камень, брошенный спартанцем Аимнестом, человеком очень сильным, ударил его по голове; он упал с коня и был убит в свалке боя. Спартанцы впоследствии поставили памятник на том месте, где был убит он. Подле него пали его телохранители, тысяча отборных всадников, бившиеся геройски. Оставшись без вождя, пехота была разбита. Ряды её разорвались; она обратилась в беспорядочное бегство. Только Артабаз, пришедший на место битвы, лишь когда победа греков в битве при Платеях была уже решена, успел сохранить порядок в своем 40,000-ом отряде; он повел его через Фокиду в Фессалию, Македонию и Фракию к Геллеспонту, обманывая жителей тех мест словами, что его войско – только передовой отряд огромного ополчения. Бежавшие с поля Платейской битвы собрались в укрепленном лагере на Асопе. Тут их толпы были приведены в некоторый порядок, и они оборонялись от штурмовавших стан спартанцев, пока не подоспели туда остальные греческие войска.

[Zaman.]

Когда пелопоннесцы, стоявшие у храма Геры, услышали, что лакедемоняне и тегейцы одолевают персов, они пошли к спартанцам, чтобы получить участие в славе победы. Но они шли без порядка: коринфяне, эгинцы и некоторые другие контингенты пошли прямо через холмы и соединились с Павзанием. Мегаряне, флиасийцы и некоторые другие отряды сошли на равнину; там напала на них фиванская конница, начальником которой был Асоподор, и они были изрублены или разбежались; 600 человек легли на месте; остальные бежали в ущелья Киферона. Афиняне между тем выдерживали упорный бой с македонянами, фессалийцами и бывшими в войске Мардония греками. Их противники были в пять раз многочисленнее их, но довольно скоро отступили, не имея охоты умирать за чужое дело. Только фиванские аристократы сражались при Платеях стойко; однако, потеряв 300 храбрейших своих сотоварищей, и они бежали в Фивы.

Греческая фаланга времён битвы при Платеях

 

Афиняне соединились с лакедемонянами у персидского стана; после упорного боя, грекам удалось взойти на окоп и проломать проход в деревянной его ограде; тегейцы первые ворвались в стан и овладели палаткою Мардония со всеми бывшими в ней драгоценностями. За ними вошли и другие греки. Павзаний запретил грабить и брать в плен; потому они убили огромное число врагов. Варвары, стесненные без порядка на небольшом пространстве между окопами, мешавшими им убежать, падали массами под оружием греков.

[Zaman.]

Персидские воины. Дворцовый барельеф в Персеполе

Автор фото - Arad

 

В самой битве при Платеях и после неё в стане было убито более 100,000 человек варваров; по Геродоту, даже гораздо более этой цифры. Во время резни в стане вышла из экипажа богато одетая женщина со служанками и, обняв колени Павзания, просила его защиты. Она сказала, что она гречанка, дочь одного из граждан города Коса, насильно уведенная персами из отцовского дома. Павзаний успокоил ее и потом отпустил в Эгину. – Персидская конница и некоторые из пехотных воинов по окончании сражения при Платеях успели присоединиться к войску Артабаза. Павзаний не преследовал их. Они и без того должны были почти все погибнуть от голода, всяческих других лишений и от нападений фракийцев; и действительно лишь немногие из них добрались через Византию до Азии. – Со стороны греков было убито, как говорит Геродот, 1.360 гоплитов, в том числе 91 спартанец и 52 афинянина. Гораздо больше было число легковооруженных илотов, убитых стрелами саков и растоптанных лошадьми их.

[Zaman.]

Празднование победы при Платеях греками

Спартанцы, от копий которых пало в битве при Платеях персидское войско, говорили, что награда за храбрость должна быть дана им; афиняне оспаривали ее у них. И те и другие заслуживали её. Чтобы кончить спор, было, по общему согласно, решено дать ее платейцам. Из афинян славу самого храброго воина заслужил Софан декелийский. Павзаний хотел, чтобы честь его победы не была омрачена ничем. Эгинец Лампон предложить пригвоздить к кресту тело Мардония, как распял Ксеркс тело Леонида. Павзаний с негодованием отвечал ему, что такие поступки приличны варварам, а не грекам, и что погибшие при Фермопилах достаточно отомщены одержанной теперь славной победою. Ответ Павзания хорошо характеризует разницу между греками и восточными племенами.

Воины каждого государства похоронили своих убитых в особой гробнице близ ворот Платей (спартанцы сделали для своих убитых три гробницы). После того была принесена жертва благодарности «Зевсу-Освободителю».

Огонь на всех жертвенниках Беотии был осквернен нашествием варваров. Потому для зажжения костра при совершении жертвы Зевсу надобно было принести огонь с дельфийского жертвенника. Это поручение принял на себя житель Платей, Эвхид. Очистившись священною водою и надев на голову лавровый венок, он взял огонь с жертвенника и побежал назад. Перед закатом солнца он прибежал к войску у Платей, приветствовал его и упал мертвый. В один день он пробежал 1000 стадий (около 170 верст). Платейцы похоронили его в храме Артемиды.

[Zaman.]

Бой греческого гоплита и персидского воина. Роспись на античной чаше V в. до Р. Х.

 

В награду за патриотизм и храбрость платейцев было решено признать их город независимым государством, и было постановлено, что, если кто-нибудь нападет на них, то все греки должны помогать им. Союзники дали им 80 талантов из добычи; они употребили эту сумму на постройку нового храма Афины вместо прежнего, сожженного. За почести и дары, полученные от союзников, они обещались охранять гробницы убитых и ежегодно совершать торжество в честь их. На гробницах этих были впоследствии сооружены памятники.

После победы при Платеях Павзаний велел илотам снести всю добычу в одно место. Прежде всего, из неё была отделена, по древнему обычаю, десятая часть богам; другую десятую долю получил Павзаний, как главнокомандующий; остальное было распределено между союзными государствами, пропорционально числу воинов каждого в сражавшемся при Платеях союзном войске. Некоторые вещи были оставлены на память о битве у воинов, овладевших ими.

Взятая в битве при Платеях добыча была несметна. С изумлением смотрели греки на шатры из тканей, вышитых золотом и серебром, на кровати, столы и стулья с золотыми и серебряными ножками, великолепные ковры, золотые кубки, чаши, на целые возы золотой и серебряной столовой посуды, на множество браслетов и ожерелий, лидийских сабель и пестрых одежд, снятых с убитых. Вероятно, дивились греки и на наряды знатных персиянок и служанок их, на толпы и поваров и слуг, взятых персидскими вельможами в поход, на множество лошадей, верблюдов и других вьючных животных. Геродот рассказывает, что Павзаний после сражения при Платеях велел персидским поварам приготовить обед, какой готовили они для Мардония, подле этих блюд поставил спартанский обед и, смеясь, сказал окружавшим, что не понимает, как могли персы, обладающее такими богатствами, захотеть взять себе бедную Грецию.

[Zaman.]

 Илоты, собирая добычу в одно место, утаили много золотых и серебряных вещей и, не зная, из чего сделаны они, продавали их эгинцам за бесценок, как медные и оловянные. Некоторые вещи оставлены были воинам, овладевшим ими; другие были пожертвованы в храмы на память о победе. Так тегейцы после битвы при Платеях поставили в храме Афины Алейской, находившемся и их городе, медные ясли из шатра Мардония; афиняне пожертвовали в свой храм Эрехтея стул и саблю Мардония и панцирь Масистия. Из десятой части добычи, отделённой для богов, были сделаны две колоссальные медные статуи: Зевса для олимпийского храма и Посейдона для истмийского, а для дельфийского храма золотой треножник, ножки которого стояли на медной змее. На пьедестале треножника Павзаний вырезал надпись, составленную Симонидом: «Вождь греческого народа, истребивший мидийские полчища, Павзаний, посвятил этот дар Аполлону». Платеяне выразили амфиктионам неудовольствие за эту надпись, потому что в ней Павзаний приписывает себе всю честь победы при Платеях; спартанцы, согласившись с этим, стерли ее и заменили другою, перечислявшею имена всех греческих государств, «которые отвратили от Греции страшное рабство». Пьедестал этого памятника уцелел.

«Змеиная колонна». Пьедестал треножника, подаренного греками Дельфийскому храму Аполлона в благодарность за победу при Платеях. Сейчас находится на одной из стамбульских площадей

 

В списке государств мы читаем даже имена Мантинеи и Элиды, хотя воины их пришли к Платеям только уже по окончании битвы. Победа при Платеях была таким великим торжеством, что все греки хотели участвовать в его славе. Потому, кроме гробниц, в которых были похоронены убитые лакедемоняне, афиняне, платеяне и т. д. были поставлены на платейском поле и такие памятники, под которыми не было похороненных тел (кенотафы). Лакедемоняне были похоронены, как сказано, в трех гробницах.

Через 11 дней после битвы при Платеях, у храма Деметры, греческое войско подошло к Фивам, требуя выдачи аристократов, вождей мидийской партии, в особенности Тимагенида и Аттагина. Фиванцы отказались выдать их, греки окружили город и опустошили его область. Фиванцы предлагали большой выкуп. Павзаний отверг его и продолжав требовать выдачи главных приверженцев персидского царя. После двадцатидневной осады фиванцы были принуждены выдать Павзанию этих людей. Аттагин успел бежать; вместо него были выданы два его сына. Павзаний освободил их, сказав, что дети не виновны в преступлениях отцов. Тимагенид и другие важнейшие приверженцы мидян были отведены на перешеек Истм и казнены.

По удивительному совпадению, в один день с битвой при Платеях, остаток огромного персидского флота, уцелевший год назад после Саламинского сражения, был уничтожен греками у берегов Малой Азии, в бою при мысе Микале.

[Zaman.]

Битва при Саламине

Спасение Греции зависело главным образом от флота. Отступив к Саламину, спартанский стратег Эврибиад велел вытащить корабли на берег этого острова. Потери, понесенные греками в сражении при Артемисии, были с избытком наверстаны новыми подкреплениями: кроме кораблей, присланных пелопоннесскими государствами, пришли триеры из Наксоса, Мелоса, Сифна, других Кикладских островов, и с западного берега Греции из Левкады и Амбракии. Даже из Кротона пришла триера: ее привел атлет Фаилл, снарядивший ее на свой счет. Эгинцы оставили 40 триер для защиты своего острова, остальные свои корабли прислали к Эврибиаду, флот которого у Саламина состоял теперь вместе с их эскадрой из 163 триер и 7 кораблей, имевших по 50 весел. Но больше всего этого числа прислали под его команду афиняне, когда их флот кончил перевозку эмигрантов из Аттики: к Эврибиаду пришли 108 афинских триер. С неимоверной деятельностью афиняне исправили свои поврежденные корабли и снарядили несколько новых.

[Zaman.]

Когда караульные на берегу Эгины сообщили греческим морякам, что афинский акрополь зажжен и что персы опустошают всю Аттику, начальники пелопоннесских кораблей очень упали духом. Уже и прежде многие из них говорили, что флот должен быть переведен от Саламина в Коринфскую гавань Кенхрею, чтобы, при нападении персов, сухопутное войско могло помогать обороне кораблей. Теперь число приверженцев этого мнения увеличилось. Не слушая возражений афинян, мегарян и эгинцев, некоторые из начальников эскадр пошли со своими матросами на корабли, чтобы на следующее же утро идти в Кенхрею.

Узнав об этом, Фемистокл подплыл ночью к тому кораблю, на котором был Эврибиад, с целью убедить главнокомандующего, что должно запретить отъезд. Фемистокл растолковал Эврибиаду, что если флот отойдет с нынешней своей позиции у Саламина, то его уже нельзя будет снова собрать, что начальник каждой эскадры уведет свои корабли в свое государство и раздробление сил погубить Грецию. Утром Эврибиад созвал начальников эскадр. Большинству их не понравилось, что этим замедляется решенный ими отъезд. Они сердились на Фемистокла, и когда он заговорил на совещании раньше своей очереди, начальник коринфской эскадры Адимант закричал ему: «Кто на играх начинает раньше, чем следует, того бьют!» – «А кто промедлит, не получает победы», – отвечал Фемистокл и стал красноречиво доказывать, что Греция может быть спасена только в том случае, если битва будет дана у Саламина, где площадь моря невелика и многочисленный неприятельский флот не может хорошо развернуть своих сил, по недостатку места; что если греческий флот станет у Истма, то даст неприятелю выгоду сражения на открытом море. Притом, уйти от Саламина значит отдать на верную погибель этот остров, на который афиняне перевезли своих жен и детей, отдать на разорение Эгину и Мегару, открыть персам путь к Пелопоннесу.

[Zaman.]

Фемистокл привел и предвещание оракула, предсказавшего грекам победу при Саламине. Адимант сказал Фемистоклу низкие слова, что у него теперь нет отечества, потому он не должен иметь и голоса на этом совещании. Фемистокл отвечал ему суровым упреком и сказал, что у афинян еще остается отечество, более могущественное, чем Коринф: у них 200 триер с полным экипажем; это такая сила, с какой не может бороться ни одно из греческих государств; в конце своей речи он, обращаясь к Эврибиаду, сказал: «Если ты пойдешь к Истму, то погубишь Грецию и свою честь; а мы, афиняне, возьмем на корабли своих жен и детей и пустимся в Италию к устью реки Сириса; там, по древним предсказаниям богов, мы построим себе новый город; и тогда вы припомните мои слова». Эта угроза произвела свое действие. После отплытия от Саламина афинских кораблей, остальные греки не имели бы возможности продолжать борьбу с персами. Потому было решено остаться при Саламине. Начальники флота принесли жертвы, прося богов о помощи, и решили перевезти с Эгины на корабли статуи Эакидов Аякса и Теламона, покровителей Эгины, чтобы они вновь были бойцами за греков против варваров, как некогда под стенами Трои.

Но мужественное решение пелопоннесцев оказалось непрочным. Когда персидский флот отплыл от Гистэи, прошел Эврип и бесконечным рядом кораблей растянулся от Суния до Фалера, начальники пелопоннесских эскадр совершенно оробели и снова потребовали отступления. Вечером был созван третий военный совет. Пелопоннесцы бурно требовали отступления от Саламина; неужели из‑за погибшей области должно отдавать на погибель их жен и детей и весь Пелопоннес? – говорили они: неужели из‑за Аттики должно всем подвергаться опасности, что персы окружат их у Саламина и блокируют! Афиняне, эгинцы и мегаряне говорили, что должно остаться тут и не отступать перед врагом. В этом шуме Фемистокл незаметно ушел из совета. Он хотел покончить спор отважным делом, заставить самого врага прекратить несогласие между греками. Верный раб Фемистокла, дядька его детей, Сикинн, поплыл на шлюпке под покровом ночи к варварам с поручением от своего господина: Фемистокл послал его сказать Ксерксу, что «греки несогласны между собою и думают отступить; пусть Ксеркс не даст им уйти, пусть, немедленно нападает на них; он не встретит почти никакого сопротивления: греки, желающие покориться персам, и греки, не желающие этого, будут драться между собою. Фемистокл дает этот совет потому, что желает персам победы».

[Zaman.]

Карта греко-персидских войн с указанием места битвы при Саламине

 

Ксеркс в этот день совещался с начальниками своего флота, надобно ли дать битву при Саламине. Большинство голосов было подано за битву; потому Ксеркс не послушался предостережений Артемисии, царицы Галикарнасской, и велел кораблям строиться в боевой порядок, чтобы завтра утром начать сражение. Все приготовления были уже сделаны, когда Сикинн приехал с поручением, которое дал ему Фемистокл. Ксеркс тотчас же велел финикийским кораблям без шума идти по наступлении полночи в западный пролив, чтобы опоясать Саламин полукругом и отрезать греческому флоту путь отступления к Мегаре или к Истму. Вместе с тем отборный персидский отряд был послан занять маленький остров Пситталею, чтобы спасать своих и убивать врагов, которые будут приносимы туда волнами с кораблей, ломающихся в сражении. Скоро Саламин был окружен и с обращенной к Пирею восточной стороны растянувшимися в полукруг триерами ионийцев и карийцев. Египетские, кирийские и киликийские корабли стали по северному проливу до Элевсина; это был центр неприятельской линии, и сам Ахемен был тут. По берегу Аттики стало войско Ксеркса. Таким образом, остров Саламин и греческий флот были оцеплены персидским флотом, который стал кругом острова от Элевсина до Мунихии и концами своих флангов простирался и с запада и с востока дальше южного края острова.

[Zaman.]

Спор на совещании греков еще продолжался. Фемистокл возвратился в совет; через несколько времени его вызвали, сказав, что кто-то хочет говорить с ним. Это был Аристид, которому за несколько времени перед тем народ, по предложению самого Фемистокла, дозволил возвратиться в отечество и который теперь привез прежнему своему сопернику известие, что Саламин окружен персами и что он едва мог пробраться с Эгины между их кораблей. «Мы спорили о многом, – сказал он, – теперь пусть предметом нашего соперничества будет то, кто из нас лучше будет служить отечеству». Фемистокл признался Аристиду, что персы окружили Саламин по его совету, что он хотел этим принудить греков к битве. Он пригласил Аристида войти в собрание военного совета и передать совещающимся привезенное известие. Пелопоннесцам так не нравилась необходимость остаться при Саламине, что они не хотели верить словам Аристида; но через несколько времени пришел к Саламину теносский корабль, находившийся в персидском флоте и перешедший теперь на сторону греков; начальник его подтвердил, известие Аристида.

Греки стали готовиться к битве при Саламине, от исхода которой зависели спасение или погибель Греции. Аристид принял начальство над гоплитами, поставленными по берегам острова для защиты женщин и детей и для спасения греков, которые будут во время битвы принесены волнами с разбитых кораблей к острову. Остальные члены военного совета пошли ранним утром на свои корабли. Они говорили людям своих эскадр: «Сыновья Эллады! вам предстоит теперь освободить отечество, освободить наших жен и детей, храмы богов и гробницы предков. Все зависит от этой битвы». Фемистокл говорил своим согражданам тоном, сообразным с возвышенными чувствами их, напоминая им, что честью должно дорожить всегда больше всего. Перед началом битвы пришел корабль, которому было поручено привезти с Эгины статуи героев Аякса и Теламона. Греки увидели в этом благоприятное предзнаменование и поставили привезший статуи корабль на правом крыле, с которого началась битва.

[Zaman.]

Битва при Саламине. Схема

 

Девятнадцатое число месяца воэдромиона (20 сентября) 480 года до Рождества Христова было тем днем, когда произошла великая битва при Саламине. В ней сражались 370–380 греческих кораблей, многие из которых не имели достаточного числа гребцов и воинов, против флота, более, чем вдвое превосходившего их числом кораблей, имевших полный комплект воинов и гребцов. Греки пропели пеан, эхо скал вторило звукам его. Труба подала знак к атаке. Начать битву при Саламине должно было правое крыло, состоявшее из пелопоннесских кораблей; там был и Эврибиад. Они двинулись вперед, но вдруг остановились, испуганные неистовым военным криком, раздавшимся с кораблей варваров, начали грести назад, оставаясь однако же обращены носовой частью к неприятелю; дальше всех подались назад коринфяне. Но на левом фланге афинская триера, начальником которой был Аминий, быстро понеслась на финикийский корабль и ударила носом в его бок так крепко, что она и он уже не могли разойтись. Другие афинские триеры поспешили на помощь Аминию, и саламинский бой начался по всей линии.

[Zaman.]

Афинские корабли прорвали в битве при Саламине полукруг финикиян и погнали их суда, – одни к берегу, другие к центру персидской линии. Киприйцы и киликийцы, составлявшие центр, держались несколько времени храбро; но, когда был убит отважный киликийский царь Сиэнзен, они обратились в бегство, пустились на юг и на восток, преследуемые эгинцами, бившимися храбрее всех греков после афинян. Прежние враги соперничали теперь между собою в храбром содействии спасению общего отечества.

Битва при Саламине. Картина В. фон Каульбаха, 1868

[Zaman.]

Афинские корабли дошли до ионийцев и карийцев, стоявших на левом крыле саламинской битвы перед Пиреем. Фемистокл напал на большой корабль, на котором был Ариабигн, брат Ксеркса, начальствовавший на том крыле. Корабль Фемистокла был встречен густою тучею стрел и дротиков. Но Аминий пробил медным носом своей триеры бок корабля Ариабигна, так что он стал тонуть. Храбрый Ариабигн с мужественнейшими из своих воинов пошел биться на афинскую триеру, но пронзенные копьями гоплитов, все они упали в море. Артемисия нашла тело Ариабигна плававшее между обломками кораблей и послала его царю. Фемистокл погнался за обратившимся в бегство сидонским кораблем, но раньше Фемистокла настигла этот корабль эгинская триера, которой начальствовал сын Крия, много лет содержавшегося в плену у афинян; она проломила носом сидонский корабль и сын Крия саркастически закричал Фемистоклу: «Так доказывают эгинцы, что они передались мидянам!» Храбрее всех в персидском флоте сражались у Саламина ионийцы и Артемисия Галикарнасская. Самофракийский корабль потопил одну из афинских триер, но сам был потоплен эгинскою; быстро бросились самофракийцы со своего утопающего корабля на эгинскую триеру, столкнули эгинцев в море и ушли на их триере. Другая афинская триера настигла корабль Артемисии. Артемисия направила свой корабль на корабль царя карийского города Калинды и ударила этот корабль в бок так сильно, что он потонул со всеми бывшими на нем. Аминий, начальствовавший афинским кораблем, догонявшим Артемисию, принял её корабль за один из греческих и повернул тогда против другого неприятельского корабля. Конечно, ему было бы большею радостью взять в плен царицу Артемисию и получить награду, назначенную тому, кто возьмет ее. Ксеркс, которому сказали, что Артемисия потопила неприятельский корабль, воскликнул: «Женщины стали мужчинами, мужчины женщинами!» Он никогда не узнал истины, потому что не осталось никого, кто мог бы сообщить ее ему. Все, бывшие на калиндском корабле, утонули.

[Zaman.]

Не бездействовал между тем и Аристид. Увидев, что неприятельский флот обращается от Саламина в бегство, он посадил храбрейших из своих гоплитов на лодки и пустился на остров Пситталею. Персы, стоявшие там, встретили его лодки стрелами и камнями, но были, после храброго сопротивления, побеждены и убиты все до последнего человека. Вечером на вершине скалы, образующей этот остров, Аристид зажег костер, чтобы все греки, видящие это пламя, знали, что их соотечественники победили.

В битве при Саламине греки одержали славную победу. Более 200 неприятельских кораблей со всеми бывшими на них людьми погибли; обломки их лежали на дне моря или носились по волнам. Греки потеряли не более 40 триер, и многие из бывших на этих триерах спаслись, успев доплыть до саламинского берега. Ксеркс, смотревший на бой при Саламине с утеса, выступавшего в море, рвал на себе волосы, рвал одежду, в печали и гневе: он ожидал победы, готовился к пиру торжества и вместо того увидел поражение. В тот же вечер он велел казнить начальников финикийской эскадры, которая раньше всех других частей его флота обратилась в бегство; эта казнь так напугала других начальников, что многие из них ушли ночью со своими кораблями, чтобы избегнуть такой же судьбы.

[Zaman.]

Битва при Микале

 

Битва при мысе Микале (479 г. до Р. Х.) была одним из важнейших сражений эпохи греко-персидских войн.

По замечательному совпадению времени, в тот самый день, когда персидское войско пало в битве при Платеях от «дорийского копья», остаток огромного флота, вышедшего в предыдущем году против Греции, был уничтожен в битве при мысе Микале.

Карта греко-персидских войн с обозначением места битвы при Микале

 

Весною 479 г. до Р. Х. отплыл от острова Эгины к Делосу греческий флот, состоявший из 110 триер. Главнокомандующим его был спартанский царь Леотихид; начальником афинских кораблей, составлявших более половины флота, был Ксантипп, отец Перикла. Долго флот стоял у Делоса, ограничиваясь охранением Кикладских островов: по малочисленности его начальники не отваживались идти дальше на восток. Но к ним явились три самосских посла, прося их от имени своих сограждан освободить остров от владычества варваров и персидского вассала, тирана Теоместора. С такою же просьбою обратились к военачальникам греков хиосские изгнанники, хотевшие убить тирана Страттида и освободить свой остров от варваров, но потерпевшие неудачу и бежавшие в Лаконию. Очевидно было, что вся малоазиатская Иония готова восстать при появлении греческого флота. Победа европейских греков при Саламине и отступление Ксеркса возбудили в греках Малой Азии надежду, что пришло время их освобождении. Персы знали это настроение их мыслей. Потому, когда греческий флот явился у Самоса, начальник, персидского флота Мардонт, не отважился принять битву, хотя имел втрое больше кораблей, чем греки, и отплыл к мысу Микале под защиту стоявшего там войска; финикиянам он также не доверял и потому отпустил их эскадру.

[Zaman.]

Греческий флот из триер. Современная реконструкция

 

Персы вытащили свои корабли на берег у подошвы южного склона гор мыса Микале, близ Приены, где впадают в обширную бухту речки Гаэсон и Сколопоис; они обвели корабли оградою, сложенною из бревен и камней, перегородив подступы к этому месту крепким тыном. В этом укреплении у Микале стало и сухопутное войско, которым начальствовал Тигран; тут же были и экипажи кораблей. Персы отняли оружие у самосцев, которым не доверяли, и послали милетян в горы охранять проходы; но все‑таки в укрепленном стане оставалось 100,000 человек. Отступление персов от Самоса придало отвагу грекам. Леотихид, человек смелый, предприимчивый, решился сделать высадку на берег у мыса Микале, где стояли персы, и штурмовать их укрепленный стан, хотя имел не больше 3,500 гоплитов.

Он надеялся, что греки, находящиеся в персидском войске, передадутся ему. Пока на кораблях готовили мостки для схода на берег и делали другие приготовления к высадке, он пошел на своем корабле вдоль берега и громко кричал по-гречески: «Ионийцы! слушайте, что я говорю: когда придет время битвы, вспомните свободу и заметьте пароль: «Геба». Скажите же и другим то, что слышали». Это было повторением того, что сделал Фемистокл при мысе Артемисии.

Мыс Микале в настоящее время

 

Греки высадились на берег у Микале. Персы поставили перед собою подвижной стеной свои плетеные щиты. Когда Леотихид расставлял свое маленькое войско в строй для атаки, по рядам греков пронесся слух, что в Греции одержана победа над Мардонием. Быть может, эту молву распустили греческие начальники, чтобы ободрить своих воинов; как бы то ни было, она впоследствии оказалась справедливой, и народная легенда приписала ее чудесному откровению богов; она говорила, что на берегу был найден жезл вестника. Слух о победе над Мардонием одушевил греков пылким мужеством, и они пошли на приступ с твердой уверенностью, что тоже победят.

[Zaman.]

Афиняне составляли в этой битве при мысе Микале левое крыло; коринфяне, сикионцы и трезенцы были в центре. Афиняне с громким криком, что битву должны решить они, стремительно бросились на персов и старались проломить ограду плетеных щитов. Спартанцам, составлявшим правое крыло, было трудно подниматься прямо в гору с берега. Они должны были идти по ущельям в обход направо, и еще не успели дойти до оврага, когда афиняне уже опрокинули стену щитов, и, тесня храбро оборонявшихся персов, прорвались вместе с ними сквозь ограду стана. За афинянами вошли коринфяне и другие отряды центра. В стане у Микале начался страшный бой, но скоро решен был в пользу греков присоединением к ним ионийцев и прибытием спартанцев.

Битва при мысе Микале. План. Автор изображения - Mhaesen

 

Масса неприятелей была стеснена внутри своих укреплений; та часть войска, которую составляли собственно персы, долго держалась в битве при Микале против натисков греков и билась очень храбро; между воинами других племен владычествовало смятение. Когда убиты были вожди персов Тигран и Мардонт, то и персы бросились бежать к проходам через горы, куда уже давно бежали воины других племен. Но в горах ждала бегущих новая гибель. Милетяне, поставленные на гребне гор охранять пути отступления для персов, обратили свое оружие против них. Теснимые врагами со всех сторон, бегущие падали грудами. После разгрома при Микале смогли спастись лишь небольшие остатки персидского войска. Они собрались в Сардах. Там приняли начальство над ними Масист, брат Ксеркса, и Артаикт, бывший помощником Мардонта в командовании флотом. Греки перенесли захваченную в битве при Микале добычу на берег, зажгли укрепления стана, корабли и шатры персов и отплыли к Самосу.

На Самосе начальники союзного флота стали совещаться о том, как поступить с малоазиатскими ионийцами. Леотихид и пелопоннесцы полагали, что должно переселить их в Европу, отдать им те из приморских городов, которые были в союзе с персами. Ксантипп и все другие афиняне были против этого; они говорили, что не должно отдавать персам прекрасное азиатское прибрежье и знаменитые города его. Наконец было решено принять в союз воевавших с персами государств Самос, Хиос, Лесбос и другие острова, принявшие сторону европейских греков.

В благодарность за славную победу при Микале, граждане Эфеса решили докончить постройку великолепного храма Артемиды, начатую за 120 лет перед тем и много раз прерывавшуюся в бедственные времена.