Древние Греция и Рим

[Zaman.]

Спартанские цари считались потомками великого национального героя Геракла; потому народ смотрел на них с религиозным уважением. Они были верховными жрецами; все жертвы, приносимые от имени государства, совершались ими или под их руководством. Цари получали за это части жертвенных животных, получали от государства ячмень и вино. Они были главными жрецами двух важных культов: Зевса Урания (Небесного) и Зевса Лакедемонского. Цари заведовали сношениями спартанского государства с Дельфийским оракулом. По ведению дел с этим оракулом у каждого царя были два помощника, называвшиеся пифийцами; они вместе с царями составляли коллегию хранителей изречений Дельфийского оракула.

Спартанский шлем

Источник фото

 

Жрецами могли быть только люди, не имеющие никаких физических недостатков. Спартанские цари были жрецами, и физические недостатки лишали кандидата на монархический сан права получить царский сан. По жреческому характеру царей и по происхождению их от Геракла, им оказывались высокие почести и при жизни, и по кончине. Цари Спарты были распорядителями на всех общественных жертвоприношениях, председателями на всех праздниках и играх. За общественными обедами они получали двойные порции. Все кроме эфоров должны были вставать перед царем. Когда умирал царь, все население спартанского государства должно было совершать обряды траура. По всему государству рассылались конные вестники объявлять о смерти царя. По городу Спарте ходили плакальщицы, пели причитанья и били в медные тазы; и мужчины, и женщины надевали траурную одежду. На похороны собирались в Спарту все граждане, приходили из всех местностей Лаконии депутации периэков и илотов; все должны были выражать печаль стонами и другими знаками скорби. После погребения царя на десять дней прекращались все занятия общественными делами.

[Zaman.]

На войне спартанские цари были главнокомандующими и имели право казнить смертью. Полемархи и другие военачальники составляли их военный совет. Спартанский царь в походе имел отряд телохранителей, состоявший из ста храбрых, отборных молодых людей. Содержание царям и их свите в походе давало государство. Из военной добычи они получали значительную долю.

 

Правительственная и судебная власть царей Спарты была ограничена; именно эти права их и были предметом надзора эфоров, насколько не были прямо отняты у них и переданы эфорам. Но цари принимали и отправляли послов; низшие административные начальники назначались ими и подчинялись им. По некоторым судебным делам спартанские цари оставались верховными судьями; в частности, по всем делам о наследстве и о семейных правах.

После спартанских завоеваний на Пелопоннесе царям, вероятно, достались обширные земли; но если это было так, то позже большая их часть перешла в собственность государства. Впрочем, у царей оставались значительные родовые имения и большие доходы. В их пользование были предоставлены участки государственных земель; эти владения возделывались илотами. Во многих местностях спартанской области (Лаконики) периэки платили подать царям.

 

В Спарте был царский дом, большой, но старый и простой; он содержался на счета государства; у каждого ли из двух царей был такой дом, или оба они жили в одном, остается для нас неясно. Цари имели военную свиту; она называлась фрура. На войне, шатер царя стоял среди шатров фруры; в Спарте цари жили окруженные жилищами фруры. Наследовал царю тот его сын, который был старшим из родившихся после получения им царского сана. Наследовать престол мог только сын спартанки, вступать в брак с иностранкой было царю запрещено. Если у спартанского царя не было сыновей или были только такие, которые не могли занять престол, то наследовал ближайший родственник. Если сын царя наследовал отцу, будучи еще несовершеннолетним, ближайший родственник правил до его совершеннолетия.

[Zaman.]

Рассказ Плутарха о реформах Ликурга

Плутарх, в своей биографии Ликурга собравшей предания; какие существовали о нем в то время (во II веке по Р. X.), начинает свои рассказ словами: «О Ликурге, спартанском законодателе, нельзя сказать ничего такого, что не подлежало бы сомнению; предания о его происхождении, о его путешествиях, о его смерти разноречивы; неодинаковы и предания о его законодательстве и самое время, когда он жил, определяется очень неодинаково».

Спартанский законадатель Ликург

 

Сущность того, что рассказывает о реформах Ликурга Плутарх, состоит в следующем: Ликург, по некоторым преданиям, был современником Элидского царя Ифита, вместе с которым постановил, что на время олимпийских игр должны прекращаться великие военные действия; так свидетельствует и надпись на диске, хранящемся в Олимпии. Он был вторым сыном царя Эвнома («хранителя порядка»), убитого ножом на улице во время драки между спартанцами; тогда в Спарте были большие раздоры, господствовала неурядица. Вскоре по смерти отца умер старший брат Ликурга, Полидект, и царский сан перешел к Ликургу. Но на восьмой месяц его царствования вдова его брата, оставшаяся по смерти мужа беременною, родила сына.

 

Ликург взял младенца на руки, показал его спартанцам, восклицая: «У вас родился царь, спартанцы!», – положил младенца на царский престол и назвал его Харилаем («радостью народа»). Он хотел продолжать править, как опекун племянника. Но мать ребенка и её родные ненавидели Ликурга. Их клеветы заставили его удалиться из государства на все время, пока Харилай достигнет совершеннолетия. Он уехал на Крит, где были хорошие законы, установленные Миносом, и дорийские поселенцы, основавшие города Кносс и Ликт, еще сохраняли у себя старинные дорийские учреждения. Говорят, что Ликург путешествовал и по Малой Азии, ездил и в Египет, чтоб узнать, какие там законы и ознакомиться с искусствами тех стран. Наконец, по просьбе своих сограждан, он возвратился на родину, страдавшую от смут.

[Zaman.]

Ликург предпринял реформы спартанских учреждений. Его поддерживал дельфийский оракул. Жрица-пифия сказала ему, что он «любимец богов, и сам больше бог, чем человек»; она сказала, что те законы, которые даст он своему отечеству, будут самые лучшие на свете. Однажды утром Ликург пришел в собрание народа, сопровождаемый тридцатью вооруженными мужами, самыми знатными из спартанских граждан (вероятно, старейшинами тридцати родов, из которых состоял дорийский народ). Харилай, думая, что Ликург хочет убить его, убежал в тот храм Паллады, который назывался медным. Но, убедившись, что нет никакого злоумышления против него, он стал помогать дяде. Опираясь на новое изречение дельфийского оракула, Ликург учредил «совет старцев», герусию; постановил, что по известным срокам будут происходить собрания народа на определенном для этого месте города, между речкой Кнакием и мостом Бабикой.

[Zaman.]

Граждане по убеждению Ликурга отдали все свои земли государству, чтоб уничтожилось прежнее неравенство состояний и чтобы ценились только личные качества человека. Земля была роздана гражданам Спарты и периэкам. Каждый спартанец получил участок, дававший 70 медимнов ячменя на его долю, 12 медимнов на долю его жены и известное количество оливкового масла и вина. Таких участков было роздано 9.000. Остальную землю Ликург роздал, тоже поровну, периэкам (жителям других городов государства). Этих участков было 30.000. Посредством ещё одной реформы Ликург запретил употребление золотой и серебряной монеты, постановил, что монета должна быть железная; она была сделана очень тяжелая, так что нужно было иметь особое помещение в доме, если держать в нем 10 мин (около 220 рублей золотом), а чтобы перевезти эту сумму в другое место, нужна была телега, запряженная парой волов. После этой реформы Ликурга в Спарте исчезло воровство и мошенничество: ни у кого не было жадности к железным деньгам, металл которых не годился ни на какое употребление, потому что они, раскаленные, были охлаждены погружением в уксус. Исчезли и все те искусства и промыслы, которые служат роскоши, исчезли все дорогие наряды. В государстве стали делать только необходимейшую мебель: кровати, стулья, столы, простую посуду. С тою же целью изгнать из государства богатство и роскошь, Ликург ввел общественные обеды; спартанцу было запрещено обедать дома, а на общественных обедах кушанья были только самые простые. Это учреждение, называвшееся андреею или фидитией, а потом сисситией, сначала не понравилось знатным гражданам, так что они взбунтовались против Ликурга, и в этой смуте Алкандр, молодой человек горячего характера, выбил ему палкою глаз. Но Ликург выказал при этом такую кротость и такое хладнокровие, что мятежникам стало стыдно, и они раскаялись и покорились. С той поры спартанцы не ходят с палками в народное собрание.

[Zaman.]

Одною из ретр (постановлений) Ликурга было запрещено записывать законы: их должно было помнить без помощи письма. Другая ретра повелевала не употреблять при постройке домов никаких инструментов, кроме топора и пилы; целью этого было тоже изгнать роскошь. Третья ретра запрещала часто вести войну с одним и тем же неприятелем, чтоб он не научился воевать.

Большую важность придавал Ликург воспитанию и заботливо установил его правила. Легенды рассказывают, что спартанский реформатор отобрал у ощенившейся собаки двух щенков и посадил их в глубокую яму, куда воду и пищу опускали на веревке. Двух других щенков от той же собаки Ликург оставил расти на свободе, где они могли общаться с людьми и другими животными. Когда щенки выросли, Ликург в присутствии скопления народа приказал принести молодых собак и выпустил у них на виду зайца. Щенок, выросший на свободе, погнался за зайцем, догнал его и задавил. Щенок же, выращенный в яме, кинулся наутек от зайца. Так Ликург показал народу преимущества правильного воспитания.

[Zaman.]

Ликург показывает народу выгоды правильного воспитания. Художник Ц. ван Эвердинген, 1660-1662

 

По законам Ликурга, девушки должны были заниматься гимнастикой, состязаниями в беге, борьбе, чтобы тело их укреплялось; из их жизни была изгнана всякая изнеженность; на некоторые праздники они должны были являться в легкой, короткой одежде и показывать свое искусство в гимнастических состязаниях, танцевать, петь. Порицания и похвалы девушек очень сильно возбуждали в лакедемонских юношах жажду славы. Гражданин, согласно реформам Ликурга, был обязан жениться, чтобы иметь детей; кто не женился, подвергался презрению. Получив от отца или ближайшего старшего родственника согласие на брак, молодой человек захватывал невесту как будто насильно, несколько времени виделся с молодою женой лишь украдкой, по ночам. Целью брака было то, чтобы рождались дети, и притом крепкие телом; пожилой человек мог давать молодого человека в сожительство своей жене, чтоб иметь  детей; вообще, жена могла по согласию мужа иметь любовника. Бездетный брак, по законам Ликурга, можно было расторгать. Новорожденные дети были осматриваемы старшинами; воспитываемы были только крепкие; имевших физические недостатки и слабых бросали в глубокую пропасть Тайгетского хребта. Малюток воспитывали без изнеженности; не пеленали их, чтобы тело развивалось свободно. Спартанские кормилицы считались самыми лучшими в целой Греции; богатые люди других областей нанимали их кормить своих детей. Ликург предписал своими реформами брать мальчиков, достигших семи лет, от родителей и воспитывать в общественных заведениях. Разделенные на отряды, они жили там, занимаясь гимнастикой. Мальчики, составлявшие отряд, сами выбирали себе начальника из числа юношей; отряд безусловно повиновался ему. Мальчикам было дозволено воровать себе пищу; целью этого было приучать их к ловкости; если мальчик попадался на воровстве, его били и кроме того наказывали голодом. Воспитатели приучали мальчиков выражать мысли немногими, сильными словами; учили их песням, возбуждающим отвагу, жажду славы; язык песен был простой, безыскусственный, содержание их было серьезное,

[Zaman.]

Главною целью реформ Ликурга было сделать спартанцев храбрыми воинами; потому все в их жизни было подчинено военным целям и усилению спартанской армии. Гимнастика, военные упражнения считались единственными занятиями, достойными спартанцев. Приобретать деньги промышленностью и торговлей было им запрещено. Земледельческий труд был возложен на порабощённых спартанцами илотов. Законы Ликурга об илотах были жестоки. В залы, где обедали спартанцы, приводили пьяных илотов, чтобы их безобразный вид отвращал дорийских юношей от пьянства; их принуждали к непристойным песням и пляскам; песни и танцы свободных людей были запрещены им. В позднейшие времена спартанцы тайно убивали тех илотов, которые отличались физическою силою и отвагой; это называлось «криптия».

 

Реформы Ликурга запретили спартанцам жить за границею, ездить в чужие земли, чтобы они не усвоили себе иноземных обычаев; иноземцам было запрещено оставаться в Спарте надолго; приехав, они должны были спешить отъездом, чтобы спартанцы не научились от них дурному. – Умерших хоронили в городе, у храмов; траур не мог продолжаться более двенадцати дней. Тело, завернутое в красный саван, клали в простои гроб, дно которого было устлано оливковыми листьями; гроб опускали в могилу; памятники ставили над могилами только тех мужчин, которые пали в битве, и тех женщин, которые были жрицами. В могилу не клали с усопшими ничего.

[Zaman.]

После проведения этих реформ Ликург созвал народное собрание, сказал, что отправляется в Дельфы вопросить оракула, и взял с царей, с членов герусии и со всех граждан клятву, что они будут сохранять его законы до его возвращения. В Дельфах, совершив жертву, он вопросил оракула и получил ответ, что его законы хороши, и что Спарта будет славиться могуществом, пока будет соблюдать их. Он отправил это пророчество в Спарту и прекратил свою жизнь воздержанием от пищи. Реформатор Ликург умер, по некоторым известиям, в Кирре, по другим в Элиде. Есть еще иное известие, по которому он умер на Крите, велев своим друзьям сжечь его тело и бросить пепел в море, чтобы спартанцы не могли перевезти его костей на родину и сказать тогда, что это освобождает их от клятвы и что они могут изменить его законы. – Спартанцы построили в честь Ликурга храм и чтут его ежегодным торжеством, которым заведуют его потомки.

 

Реформы Ликурга в трактовке современных учёных

Известия о Ликурге, дошедшие до греческих писателей – смесь древних преданий с позднейшими прибавлениями к ним; исторической достоверности они не имеют. Они лишь легенды, группирующиеся около знаменитого имени все те обычаи и законы, какие существовали в Древней Спарте во времена её могущества; но они помогают нам составить себе понятие о происхождении, ходе развития и характере этих учреждений.

[Zaman.]

Известия древних писателей о том, когда жил Ликург, так разноречивы, что некоторые ученые предполагали существование двух разных законодателей, имевших одинаковое имя, а другие считают Ликурга мифическим лицом, никогда не существовавшим. Было предание, что Ликург, по повелению Дельфийского оракула, заключил с Ифитом, царем Элидским, договор, которым дорийцы и элидяне постановили, что будут каждые четыре года приносить в древней роще на берегу Алфея общую жертву Зевсу Олимпийскому, что при этом празднике будут происходить игры, и что на время его будут прекращаться всякие военные действия. Если счет олимпиад начался со времени этого договора, если те игры, на которых в состязании бега одержал победу элидянин Кореб, были первыми играми в Олимпии, то, значит, реформатор Ликург был еще жив в 776 году до Р. Х., которым начинается счет олимпиад. Но по обыкновенному преданию, Ликург жил целым столетием раньше; по расчету, принятому александрийскими учеными, около 884 года до Р. Х.

Спартанские учреждения, существовавшие в исторические времена, без сомнения, развились из тех старых законов, которые назывались ретрами (изречениями) и приписывались Ликургу; потому-то все эти учреждения и считались установленными реформами великого законодателя, чью память благоговейно чтили спартанцы.

[Zaman.]

Дорийцы, пришедшие в Лаконию, в скалах которой были местности, удобные для обороны, овладели этою страною не так скоро, как соплеменники их покорили Арголиду, Мессению и другие пелопонесские области. Весь юг Лаконии, где стояли города Амиклы, Фарис, Геронтры, Гелос, более двух веков оставался независимым; ахейское население его не только отбивалось от пришельцев, но и стремилось отнять у них уже занятые ими местности. Лаконские дорийцы жили в непрерывном военном положении; это развивало в них боевую отвагу, но и порождало у них буйство; они беспрестанно ссорились, дрались между собою. В Спарте правили два царя из двух разных династий – Эврипонтидов (Проклидов) и Агиадов. Кажется, даже и в царском роде была вражда одной отрасли против другой. У Плутарха сохранилось предание об этом; он говорит, что до реформ Ликурга власть царей бывала то слаба, то деспотична, и только уж Ликург дал царям прочное положение. Он принадлежал, вероятно, к старшей династии. Борьбу между двумя династиями Ликург примирил тем, что дал им равные права; в сущности, это было примирением между старою и новою частью населения и упрочением государственного единства. Но, разделив своей реформой царскую власть между двумя царями, Ликург ослабил ее, потому что с единством представителя её исчезло единство воли и единство действия.

 

Но не в том только в разделении царской власти между двумя лицами состояло её ограничение. Аристократия, сила и богатство которой возросли во время борьбы династий, мешала своими раздорами энергическому ведению войн с внешними врагами; Ликург хотел, чтобы она, сохранив свои права, прекратила ссоры и действовала с патриотическим единодушием. Дельфийский оракул повелел Ликургу разделить народ на филы (колена) и обы (роды), учредить совет, состоящий, со включением двух царей, из тридцати членов, установить, чтобы по временам собирался народ и решал предлагаемый ему дела.

[Zaman.]

В исполнение этого повеления оракула Ликург одной из своих реформ разделил народ на три филы; имена их были: гиллеи, диманы и памфилы. Но это были старинные имена дорийских племен; вероятно, во время смут племенные связи расстроились и теперь были восстановлены. По действительным или легендарным связям в каждой филе было десять более тесных корпорации, называвшихся обами (родами); обы делились на домы или семейства. Старшины семейств и родов, без сомнения, пользовались почетом и некоторою властью над их членами; вероятно, связь между членами каждой корпорации поддерживалась и освящалась общими жертвоприношениями. Те два рода, к которым принадлежали царские династии, были двумя первыми обами гиллейской филы и считались потомками Геракла.

Легендарные реформы Ликурга сильно ограничили царскую власть и учреждением влиятельного аристократического совета из 30 членов – герусии. Первоначально герусию, видимо, составляли старейшины тридцати об, но позже новые её члены (геронты) стали избираться народом из людей, достигших 60 лет. Свою должность они сохраняли пожизненно. В герусию входили и оба царя, бывшие её председателями.

 

Высшая верховная власть по реформам Ликурга принадлежала народному собранию, которое в Спарте называлось апеллой. В нём могли участвовать все равноправные спартиаты, достигшие 30 лет. Народное собрание происходило в каждое полнолуние. Оно выбирало геронтов и других сановников, решало все важные дела, объявляло войну, заключало мир. Все важные решения герусии и входили в силу только после одобрения их народом, однако значение апеллы ослаблялось тем, что в ней запрещались всякие обсуждения. Никто не мог выступать там с речами. Руководивший собранием царь или геронт зачитывал тот или иной акт, а народ мог лишь криком выражать свое одобрение или неодобрение ему.

[Zaman.]

Это государственное устройство было впоследствии видоизменено двумя важными преобразованиями. Во время Первой Мессенской войны цари Полидор и Феопомп сделали прибавление к ретре Ликурга, определявшей права народного собрания. Этим прибавлением у народа отнималась верховная власть. Оно говорило: «А если народ постановит дурное решение, то герусия и цари отклоняются», то есть, отвергают решение народа. Таким образом, вопреки тому, что называлось реформами Ликурга, верховная власть была передана от народа царям и родоначальникам, составлявшим герусию. Но скоро дело получило противоположный оборот. Полидор был убит. Убивший его остался безнаказанным, то есть, как надобно, судя по этому, думать, считался убийцею тирана, спасителем свободы. И для ограждения прав народа от произвола герусии и царей был учрежден сан эфоров, или, если эфоры были и раньше, то были увеличены их права. Коллегия эфоров стала важнейшею правительственною властью.

 

Земельная реформа Ликурга: легенды и гипотезы

Все учреждения Ликурга имели целью дать государству единство и прочность. Но для совершенного прекращения смут они одни были еще недостаточны. Чтобы все граждане спартанского государства, то есть все дорийцы, прониклись патриотическим единодушием, надобно было устранить главную причину раздоров между ними, – неравенство имуществ. Оно было велико, и между дорийцами было много бедняков. Некоторые семейства владели обширными землями, имели большие стада; другие вовсе земли не имели. А страна была завоевана общими силами всех дорийцев и все они гордились тем, что она взята «дорийским копьем». Зависть и бедность озлобляла бедных против богатых, производили раздоры, мешавшие всякому общему делу. Чтоб искоренить это зло, Ликург совершил, как рассказывает предание, важнейшую реформу: дал всем дорийским гражданам ровные участки земли, назначил для обработки каждого участка нужное число поселян, подвластных дорийцам; и таким образом после реформ Ликурга каждый дориец получил возможность жить безбедно, не работая, и сохранять свои воинственные привычки. Свободных земель было достаточно, чтобы раздать дорийцам участки такой величины, какая была нужна для достижения этой цели, потому что, после завоевания спартанцами города Амикл и низовий Эврота, значительная часть прежних жителей тех мест покинула родину.

[Zaman.]

О земельной реформе Ликурга было много споров. Грот полагает даже, что предание о них, пересказываемое Плутархом со слов писателей, которыми он пользовался, вымысел. Мы читаем у Плутарха, что Ликург разделил всю удобную землю страны на 9.000 больших участков, которые роздал спартанцам, и 30.000 меньших участков, которые роздал периэкам. По мнению Грота, такой земельной реформы никогда не проводилось; предание о ней – лишь философский идеал,который хотели осуществить спартанские цари III века до Р. Х. Агис IV и Клеомен III. И действительно, аграрная реформа Ликурга не могла иметь такого размера, какой дает ей рассказ Плутарха, уже и потому, что число спартанских граждан было тогда, как говорят другие известия, только 6.000 или даже только 4.500. Цифры, приводимые Плутархом, надобно принимать, быть может, за суммы всех участков, розданных в продолжение нескольких столетии. Но едва ли можно считать пересказываемое Плутархом предание о земельной реформе Ликурга чистым вымыслом. Дорийские завоеватели, овладев долиною верхнего Эврота, без сомнения, разделили землю; царь и его ближайшие сподвижники, люди знатных родов, конечно взяли себе очень большие участки самой хорошей земли. С той поры до реформ Ликурга прошло лет полтораста. В такой долгий промежуток времени должно было, по естественному ходу дел, образоваться очень большое неравенство состояний; некоторые семейства стали очень богаты, у других не было ничего. Можно полагать, что Ликург считал нужным дать каждому полноправному гражданину (дорийцу) участок земли, достаточный для безбедного содержания семейства; что для этого понадобилось особой реформой обратить обширные царские поместья в государственную собственность и раздать их гражданам, не имевшим земли; а царям, взамен поместий, были назначены доходы из государственных податей. Ликургу понадобилось, вероятно, уменьшить до известного размера поземельные владения богатых, чтобы отобранные у них части земель тоже раздать бедным дорийцам; понадобилось, вероятно, для той же цели отнять земли у периэков, живших подле Спарты, и сделать этих периэков илотами. Примеры таких насильственных реформ встречаются и в истории других народов. Впоследствии границы государства расширялись завоеванием Мессении и других областей; а при размножении спартанцев некоторые семейства становились бедны, и вероятно много раз была повторяема раздача участков бедным гражданам; дело шло по мере того, как были завоевываемы новые земли. Вероятно, и в Лаконии государственные земли отдавались в пользование гражданам, как это делалось в Риме. Так, вероятно, должно понимать предание о земельной реформе Ликурга. Предание говорит, что было, кроме того, роздано 30.000 участков периэкам; в этом, вероятно, надобно видеть лишь воспоминание о количестве дворов свободного земледельческого населения Лаконии в цветущее время государства.

[Zaman.]

Участки, данные спартанцам по земельной реформе Ликурга, первоначально были неотчуждаемой родовой собственностью, нераздельно переходившей от отца к старшему, сыну. По законам Ликурга, владелец участка не мог ни продать его, ни выделять из него частей другим детям, ни передать его по завещанию кому-нибудь из них; старший сын наследовал все поместье один. Младшие братья жили при старшем, если не переселялись в колонии и не находили себе другого пропитания на родине. Старший брат содержал их. Вероятно, они оставались неженатыми, и старший брат предоставлял им участие в своем сожительстве с женою. Если владелец участка умирал, не имея сыновей и не усыновив постороннего, который был бы его наследником, то участок переходил в распоряжение государства, которое и было собственником всех спартанских участков; они находились не в собственности, а только в наследственном пользовании у тех, кто владел ими. Если у бывшего владельца были дочери, то цари давали старшей из них мужа, выбирая его из числа младших сыновей других спартанских семейств; этот спартанец делался владельцем участка. Впоследствии времени, по предложению эфора Эпитадея (400 г. до Р. Х.), был принят закон, дозволявший владельцу дарить или завещать участок кому хочет; таким образом, наследственное пользование государственною землею было превращено в право полной собственности. Эта реформа произвела у спартанцев очень большое неравенство имуществ. Неравенство существовало, без сомнения, и при Ликурге. Если даже предположить, – чего нельзя предполагать, – что все участки были равны величиною, то в качестве почвы, в искусстве и удаче хозяйства, в количестве скота были разницы, которые должны были и тогда производить неравенство состояний, как это бывало всегда. Никакие законы не могут предотвратить возникновения неравенства.

[Zaman.]

В первые столетия после реформ Ликурга, когда еще владычествовала простота нравов и военная дисциплина, когда глава, каждого дорийского семейства имел участок земли, обеспечивавший его, дававший ему положение помещика, и когда была еще свежа и сильна связь по общности происхождения от завоевателей, неравенство между спартанцами было, вероятно, не очень велико. Каждый из них сознавал себя человеком аристократического сословия, каждый глава семейства жил безбедно, был самостоятелен и держал себя гордо, независимо. Все спартанцы были тогда членами народного собрания, все вели одинаковый образ жизни, каждый мог подняться до высокого положения в государстве. Но впоследствии времени, многие спартанцы поселились далеко от столицы; другие не имели средств делать взносы, какие нужны были для права участвовать; в общественных обедах (сисситиях) и потому были исключены от участия в них, не имели и вообще возможности вести образ жизни, которым обусловливалось политическое значение спартанца; в эти времена различия между спартанцами по их общественному и юридическому положению стало очень велико. Земельный строй Ликурга стал разрушаться. Число гомейев, полноправных граждан, имеющих поместья и ведущих предписанный законами старо-спартанский образ жизни; постоянно уменьшалось, и многие спартанцы уже не имели права голоса в народном собрании, не могли получать никаких должностей или почётных отличий.

[Zaman.]

Вопрос о происхождении реформ Ликурга

Во времена Ликурга в Греции ещё не чеканили монеты. Торговля была меновая, а если реформы Ликурга действительно ввёл железную монету, то это был прогресс. Предание говорит, что эти железные деньги, оболы («копья»), имели сначала форму брусков или палок, и что можно было охватить рукой шесть штук их, а что потом их стали делать в виде кружков, лепешек (Pelanoi). Не нужно было в те времена и запрещать путешествовать: спартанцы вели лагерную жизнь, каждый должен был быть на своем месте в стане или поселены, похожем на военную стоянку; отлучаться было нельзя. – Законы, которые по преданию запретил записывать Ликург, в его время едва ли где-то в Греции записывались. Вероятно, они хранились только в памяти, и люди научались им по изустной передаче и по практическому применению их. – Но спартанцы уважали старину; им приятно было думать, что все их учреждения введены Ликургом, которого они считали своим реформатором, и они приписывали ему те законы, которые были постановлены в позднейшее время для сохранения старины при изменившихся обстоятельствах. Так ему и были приписаны постановления запрещения спартанцам иметь золотые и серебряные деньги, записывать законы, ездить без необходимости за границу, а иноземцам селиться или хотя бы долго оставаться в Лаконии, – вообще, все те законы, которые имели целью предотвратить отпадение дорийцев от старинной простоты и для этого по возможности уменьшали знакомство их с жизнью других греков. Предание, что Ликург заимствовал свои законы от критян, возникло, по всей вероятности, тоже в позднейшее время, когда спартанцы, ознакомившись с Критом, нашли там у дорийских колонистов учреждения, во многом одинаковые с лаконскими.

[Zaman.]

На Крите, так же, как в Спарте, дорийцы делились на три филы, гиллейскую, диманскую и памфильскую; были периэки и порабощенные поселяне; были общие обеды; были гимнастические и военные упражнения, было суровое воспитание; дорийцы и там были военное сословие, владеющее землями и занимающееся исключительно военным делом и охотою. Образ жизни и понятий критских дорийцев характеризуется знаменитыми стихами Гибрия: «Вот мои меч, копье и щит, все мое богатство, ими я пашу и жну, ими выделываю из винограда вино». Это сходство, основанием которого была, вероятно, одинаковость племени и положения, спартанцы объясняли перенесением законов с Крита в Спарту. Крит имел в давние времена влияние на развитие культуры в Греции; мифы говорили о критском царе Миносе, мудром законодателе и справедливом судье; потому натурально было спартанцам решить, что Ликург заимствовал мысль о своих реформах с Крита. Это возвышало авторитетность его законов. – Предание, что Ликург, прежде чем провести реформы в Спарте, жил несколько времени на Крите, мы находим уже у Аристотеля. Есть и между новейшими исследователями ученые, полагающие, что Ликург действительно заимствовал из критских учреждений главные основы своих реформ. Спартанские учреждения родственны критским, в этом все исследователи согласны, но они расходятся между собою во мнениях о том, чем надобно объяснить это родство: общностью ли происхождения, или заимствованием.

[Zaman.]

Итоги реформ Ликурга

Греческие философы хвалили учреждения, введённые в Спарте реформами Ликурга, за то, что они охраняют государство от смут, обеспечивают владычество закона, держать народ в повиновении властям; но порицали то, что спартанцы основали свое государство не на разуме, а на храбрости, ценят гимнастику, развитие физической силы выше образованности. Еще хуже этого было то, что спартанский «Ликургов строй» совершенно подавлял личную жизнь, естественное развитие индивидуальных способностей и влечений, делал спартанца только членом государственного организма, не человеком, а лишь гражданином, который развивается и живет по предписанию государства, что свобода личности была поглощена государством, а государство было лишь военная организация владычествующего сословия. Необходимым результатом этого было то, что в Спарте скоро водворилась неподвижность и жизнь замерла.

Обозревая все подробности, изложенные нами, приходим к выводу, что спартанские учреждения, приписываемые преданиями реформам Ликурга, имели целью доставить дорийскому племени в Лаконии такую силу, чтоб оно могло держать в повиновении покоренные им племена и захватить преобладание над другими государствами Греции. Для этого необходимо было пробудить и упрочить в сословии спартанских граждан чувство национального единства твердым государственным порядком и установлением одинакового образа жизни, не такого, какой ведут другие сословия, соединить это сословие в одной местности, возвысить военную силу его строго последовательною дисциплиною. Благо государства, то есть дорийского племени, было поставлено верховным законом, целью жизни каждого из членов этого племени, и все личные интересы были подчинены государственной пользе. Спартанец должен был действовать лишь как член государства, и думать лишь о могуществе и славе отечества. С этою целью реформы Ликурга объединяли дорийцев резким разграничением их племени от покоренных племен, и направляли их честолюбие на приобретение военной славы. Спартанцы не вступали в брачные связи с периэками, не принимали их в свои дружеские круги.

[Zaman.]

Государственному устройству был дан характер неизменности, не допускавшей реформ. Сан царей был наследственным, священным, и не мог быть предметом стремления честолюбцев. А цари не могли произвести переворота, сделаться деспотами, потому что их власть была очень ограничена. Сделаться членом герусии мог всякий спартанец, уважаемый своим сословием; но для этого надобно было достичь шестидесятилетнего возраста; поэтому и этот сан не мог быть предметом честолюбивых замыслов. Эфоры имели в позднейшие времена очень большую власть, но и она не была опасна существующему порядку, потому что давалась лишь на один год. Народное собрание, быть может, не часто имело случаи проявлять свою верховную власть, но она принадлежала ему, и каждый член его был горд, сознавая себя участником верховной власти. Он чувствовал себя поставленным несравненно выше массы населения, состоявшей из бесправных работников, илотов, и из периэков, не имевших политического значения. Сравнивая себя с ними, он мог быть доволен своим положением. Если бы аграрное устройство, введение которого приписывается преданием реформам Ликурга, было действительно введено и удержалось, то основная идея спартанских учреждений имела бы в нём полное своё осуществление. Но это было недостижимо, и в исторические времена мы находим спартанцев распавшимися на полноправных граждан (гомейев) и на бедняков, утративших политическое значение. Это распадение, происшедшее от крушения законов Ликурга и возникшего вследствие этого неравенства имуществ, привело спартанское государство к смутам и упадку. Но это было позднее. В старинные времена спартанские учреждения делали каждого спартанского гражданина членом владычествующего класса и ограждали государственный порядок от замыслов честолюбцев.

[Zaman.]

Сожжение Афин персами

 

Отдохнув три дня после битвы при Фермопилах, персидское войско двинулось на юг покорить Элладу. Локрийцы подчинились Ксерксу без сопротивления; беотийцы и дорийцы уж раньше дали ему землю и воду; персы шли на фокейцев, на которых Ксеркс был очень раздражен за то, что они принимали участие в защите Фермопил. Фессалийские аристократы, издавна враждебные им, радовались, что пришел час мщения, и показывали персам пути по фокидским горам. Но лишь немногие из фокейцев дождались врага. Большая часть их ушла с семействами к озольским локрийцам в город Амфиссу или через залив в Ахайю; остальные ушли со своими стадами на высоты Парнаса. Персы опустошили верховье долины Кефисса, разрушили покинутые города Дримею, Титроний, Элатею, Гиамполь и другие, разграбили сокровища храма Аполлона в Абах, сожгли его; разоряли и жгли все. В Панопее войско их разделилось. С главными силами Ксеркс пошел через Давлиту в Дельфы ограбить и разрушить храм.

[Zaman.]

Персидские воины. Дворцовый барельеф в Персеполе

Автор фото - Arad

 

Когда пламя сожженных городов Панопея и Давлиды показало дельфийцам, что приближаются враги, они, подобно другим фокейцам, отвезли свои семейства к локрийцам и в Ахайю, спрятали свое имущество в Корикской пещере на Парнасе и заняли высоты этой горы. В Дельфийском храме Аполлона осталось только 60 человек, в том числе Акерат, составитель ответов оракула. Когда персы стали подыматься к Дельфам по узкой, крутой дороге и передние толпы варваров уже приближались к храму Афины Пронейской, фокейцы, занявшие высоты, стали скатывать на них огромные камни. В то же время поднялась сильная гроза; дикий вид лестности, гром и молния, катившиеся с гор камни, все это навело ужас на персов. В беспорядке они побежали назад в Панопей, преследуемые фокейцами, и многие толпы персов, заблудившиеся в горах, были истреблены. Храм Аполлона был спасен, и дельфийцы рассказывали об этом замечательном происшествии чудеса, возвышавшие славу их бога.

[Zaman.]

Дельфийский храм Аполлона, одна из главных религиозных святынь Греции. Реконструкция

 

В передней части храма было найдено оружие, чудотворно положенное там; сам Аполлон низверг с Парнаса на варваров два громадных куска скалы: бегущих варваров преследовали два воина исполинского роста: это были Филак и Автоной, дельфийские герои. На памятнике победы, поставленном у храпа Афины, была сделана надпись, говорившая, что Зевс и Аполлон прогнали войско опустошителей-персов и спасли крытый медью храм.

Между тем главное войско персов шло по Беотии. Македонский царь поставил по границам беотийских полей и у ворот городов стражей, говоривший, приближающимся персам, что люди, живущие тут, – друзья их. Потому Беотия не была опустошаема. Персы разрушили только покинутые города Феспии и Платею за то, что граждане их дерзнули сражаться против Ксеркса, – феспийцы при Фермопилах, платеяне на афинских кораблях при мысе Артемисии. От сожженной Платеи войско пошло через Киферон в Аттику; персы проникли в нее через Дриоскефальское ущелье. Ксеркс, вероятно, дивился тому, что на всем пути к Афинам не встречает сопротивления, что греки не защищают против него даже и священную дорогу, на которую вступил он, миновав Трию. Он не знал, что афиняне по совету Фемистокла, покинули родину. Граждане, способные сражаться, были все на кораблях; а женщин, детей, невольников, имущества перевезли возвратившиеся от мыса Артемисия в Саронический залив корабли в Трезены, на Саламин и даже на Эгину, которая так еще недавно была враждебна афинянам.

[Zaman.]

Афинянам нелегко было решиться на эмиграцию. Им горько было покидать родину, свои дома, храмы, гробницы предков, оставлять на разрушение варварам все то, с чем соединены были их исторические и религиозные воспоминания. Но доводы Фемистокла преодолели все колебания разумных людей; а та часть афинского народа, которая не способна была понимать политических и военных соображений, была убеждена силою средств иного рода. Ей говорили, что в ответе дельфийского оракула дан совет покинуть Афины: с незапамятных времен клали каждый месяц медовую лепешку в храме богини Афины; теперь эта лепешка осталась нетронута, – ясное доказательство, что Афина удалилась из города; Ареопаг, пользовавшийся большим авторитетом у простонародья, высказался в пользу эмиграции и постановил выдать бедным людям пособие от государственной казны на содержание их семейств за границей; были собраны пожертвования и от частных людей для той же цели. Граждане Трезен приняли переселившихся к ним очень дружески и постановили выдавать всем взрослым людям по два обола в день из городской казны, а детям разрешили есть фрукты во всех садах и виноград во всех виноградниках. Но на Саламине большинство афинских эмигрантов принуждено было искать себе приюта в ущельях и пещерах. – Только казначеи храмов и некоторые старики или бедные люди остались в афинском акрополе. Они говорили, что «деревянные стены», надеяться на которые велит оракул, означают деревянную ограду храма Афины в акрополе, и решили, что будут защищаться от персов там.

Греко-персидские войны. Карта

[Zaman.]

Персидское войско Ксеркса, не встречая сопротивления, вошло через отворенные ворота в покинутый город и ходило по пустынным улицам. Наконец персы увидали, что в акрополе остались люди и сделаны приготовления к обороне. Персы отошли от акрополя на холм Ареса. Афиняне, оставшиеся в акрополе, загородили входы в него досками и бревнами и усилили его укрепления тыном. Персы успели зажечь это деревянное укрепление. Они обвертывали стрелы паклей и, перед тем как пустить стрелу, зажигали паклю. Но афиняне продолжали отражать варваров, скатывая на них сверху скалы, камни и бревна. Писистрат, сын Гиппия, желавший, чтобы храмы Афин уцелели, убеждал осажденных покориться; но эти отважные люди продолжали успешно обороняться, пока наконец отряд персов не взошел на скалу с той стороны, где она была очень крута и потому оставалась без караула. Когда афиняне увидели, что персы входят в акрополь, то некоторые бросились вниз со стены, другие бежали в храм Афины. Персы вошли в акрополь, умертвили бежавших в храм, ограбили и зажгли храмы и дома. Сгорел весь город. После сожжения Афин персы прошли по Аттике до мыса Суния и взяли в плен немногих, попрятавшихся на родине; этих пленных было человек до 500; персы привели их к Ксерксу. Писистрат и его спутники принесли жертву Афине-Полиаде на пепелище её храма. Ксеркс отправил в Сузу вестника с радостным известием о взятии персами Афин. В Сузе усеяли улицы города миртами, воскурили фимиам на жертвенниках и устроили пир.

Греческие воины эпохи похода Ксеркса на Грецию: пращник с Крита и гоплиты

[Zaman.]

На Истме в это время стояло большое союзное войско; в нем находились контингенты всех пелопоннесских государств, кроме аргосцев и ахейцев. Оно деятельно занималось окончанием сооружений для укрепления Истма; гоплиты и рабы работали безостановочно день и ночь. Отовсюду везли туда камень, кирпич, бревна, корзины, в которые насыпали потом песок. Безумна была мысль, что этот окоп защитит Пелопоннес от вторжения персов. Они могли бы свободно сделать высадку на берегу Арголиды; аргосцы встретили бы их дружелюбно, войска, стоявшие на Истме, разошлись бы тогда защищать свои родные города. Бывший спартанский царь Демарат советовал Ксерксу послать 300 кораблей с десантным войском, чтоб овладеть островом Киферой и делать оттуда высадки на лакедемонский берег. При враждебном настроении илотов и периэков эти вторжения персов поставили бы спартанцев в очень трудное положение. Но к счастью для Спарты Ксеркс отверг проект Демарата, по настоянию главнокомандующего персидским флотом Ахемена, который не хотел раздроблять своих сил. Спартанцы нашли однако же необходимым оставить одного из своих царей, Леотихида, в Спарте для охранения спокойствия государства. Войском, собравшимся против персов на Истме, командовал Клеомброт, брат павшего в битве при Фермопилах Леонида, сделавшийся по смерти его регентом до совершеннолетия сына его, Плистарха.

[Zaman.]

Войско Ксеркса

Решив идти на Грецию, Ксеркс деятельно задался приготовлениями к походу. Они производились в громаднейшем размере по всему Персидскому царству. Целых два года (483–481 гг. до Р. Х.) Ксеркс собирал войско. Известия Геродота об этом, вероятно, заимствованы из народных греческих преданий и персидских легенд, как и его рассказы о милости Кира; но, хотя бы мы и очень сильно уменьшали цифры, приводимый им, как преувеличенные народною фантазией, все‑таки мы должны будем сказать, что приготовления Ксеркса к покорению Греции были колоссальны. Приморские народы: финикияне, египтяне, киликияне, киприоты и в особенности греки Анатолийского берега и островов Эгейского моря готовили для войска Ксеркса военные корабли и транспортные суда; а опытные мастера народов, искусных в инженерной работе, египтян, финикиян и греков, были посланы прорыть через перешеек афонского мыса у города Саны канал шириною в 80 футов, чтобы флот мог пройти тут, не имея надобности огибать мыс, у оконечности которого постоянно свирепствовали бури и погибли корабли прежней экспедиции; другие мастера между тем строили два моста через Геллеспонт (Дарданеллы) в самом узком месте пролива, близ города Систа; там от скалистого выступа берега у Мадита до Абидоса ширина пролива составляет только 5000 футов. Поперек пролива ставили корабли на крепких канатах, по кораблям настилали помост из бревен, огораживая его перилами. На «Белом берегу» близ Геллеспонта и во всех греческих городах по Фракийскому берегу до самой Македонии заготовлялись громадные запасы провианта для воинов и корма для лошадей и для скота, громадные стада которого должны были идти за войском для его продовольствия. Ксеркс издал повеление, чтобы все народы всех областей его царства присылали войско для похода на Грецию.

[Zaman.]

«Не было в Азии ни одного народа, которого Ксеркс не повел бы на эту войну, – говорит Геродот. – Одним народам велел он готовить военные корабли, другим присылать пехоту, или конницу, или суда для перевозки лошадей, или длинные суда для постройки мостов, или суда с провиантом». Ксеркс был так уверен в победе, что, когда греческие лазутчики были захвачены в Сардах, подвергнуты пытке начальником войск той области и осуждены на смерть, то он велел освободить их и показать им все войско. Судам, плывшим из Понта (Чёрного моря) в Грецию с грузами хлеба, он дозволил свободно продолжать плавание, говоря, что хлебом, который привезут они в Грецию, воспользуются там персы.

1. Канал через афонский перешеек рыли три года. Геродот рассказывает об этом так (VII, 22 и след.): «Корабли становились у херсонесского города Элеунта; они привозили множество воинов всяческих племен; эти воины, принуждаемые в работе плетьми, рыли канал поочередно. Рыли и жители Афона. За работою наблюдали персы Бубар и Артахей. Там, где мыс примыкает к материку, перешеек его имеет 12 стадий (около 2 верст) ширины; это равнина с небольшими холмами. Варвары распределили работу между разными народами и провели линию канала совершенно прямо через перешеек от города Саны. Когда копали канал, то почти все народы царства Ксеркса рыли его одной ширины и сверху и снизу; потому стены его постоянно обваливались, и те люди делали себе этим двойную работу! Только финикияне показали и тут, как везде, ум и искусство. Они копали ширину канала вверху вдвое больше, чем следовало быть ширине дна его и делали стены его отлогие, копая его чем ниже, тем уже. Там есть также луг; на нём они имели рынок, и им привозили муку из Азии в большом количестве». Канал имел такую ширину, чтобы могли идти рядом две триеры; вход и выход из него были укреплены плотинами. Работники, копавшие канал, навели и мост через Стримон.

[Zaman.]

2. Мосты для перехода войска Ксеркса через Геллеспонт строили таким образом: ставили в ряд пятидесятивесельные суда и триеры; тот мост, который был ближе в Понту, имел их 360, а другой мост – 314, пятидесятивесельные суда были поставлены наискось, а триеры вдоль течения. Установив судно, бросали большие якоря, потому что там бывает сильный ветер. Для проезда мелких судов Ксеркса были оставлены в трех местах проходы. Установив корабли на якорях, протягивали через них крепкие канаты и натягивали их деревянными кабестанами; финикийские канаты были льняные, а египетские были сделаны из библоса. Льняные канаты были так толсты, что локоть весил фунт. Натянув канаты, делали настилку моста из бревен такой длины, какую ширину следовало иметь мосту; бревна клали плотно одно к другому и связывали их канатами. На бревна настилали доски, на дощаной помост насыпали землю и крепко утаптывали ее. У того моста, который был к западу, сделали с обоих боков забор для того, чтобы тот, для которого был назначен этот мост, не видел моря и не пугался. Тот мост, который был ближе в Понту, предназначался для перехода войска Ксеркса.

Осенью (481 г.) войска восточных и северо‑восточных горных областей собрались в Каппадокийском городе Криталле, куда приехал к ним Ксеркс и повел их но царской дороге через Коману, Анкиру, Пессинунт, Колены, Колоссы, Коллатеб в главный город Лидии, Сарды.

 

В Келенах жил Пифий, самый богатый человек на свете; он сделал прекрасное угощение всему войску и предоставил в распоряжение царю все свои сокровища; Ксеркс богато наградил его и дал ему титул своего друга. На яворе необыкновенной красоты Ксеркс повесил золотое украшение и оставил воина из отряда бессмертных хранителем этого дерева. – Последователи учения Заратустры имели религиозное уважение к высоким и красивым деревьям.

[Zaman.]

В Сардах Ксеркс услышал, что буря разломала мосты на Геллеспонте; он велел отрубить головы строителям за то, что они не умели сделать работу прочно. По рассказам греков, Ксеркс приказал высечь море: дать непокорной стихии 300 ударов бичом и бросить в него оковы. Мосты для войска были построены вновь и скреплены более толстыми канатами; море покорилось наложенному на него игу.

Весною 480 года войско Ксеркса пошло из Сард к Геллеспонту. Тогда опять были посланы в Грецию вестники требовать, чтобы царю были даны земля и вода. Ксеркс велел им не ездить в Афины и в Спарту. Войско шло прибрежьем, через Атарней и Адрамиттий. Перед Сардами лежали по сторонам дороги две половины рассеченного человеческого тела. Это был старший сын келенского богача: Пифий в надежде на расположение, выказанное ему Ксерксом, попросил, чтобы ему был оставлен для надзора за хозяйством один из пяти его сыновей, бывших в войске. Вознегодовав на эту просьбу, Ксеркс поступил так, как его отец Дарий при подобной просьбе Эобаза: велел убить старшего сына просителя и положить разрубленное тело на дороге в предостережение всем. Когда войско Ксеркса шло через землю, где раньше стояла Троя, воды Скамандра не достало на питье этому множеству людей и животных. Маги и царь принесли на пергамском холме жертву, состоявшую из 1000 быков. По словам Геродота, Ксеркс посетил место, где стоял дворец Приама и слушал рассказы о Троянской войне. На абидосской равнине сложили из белого камня высокую эстраду; Ксеркс смотрел с неё на свое громадное войско и флот. Ему вздумалось посмотреть на примерное сражение кораблей. Оно было устроено; победу одержали сидоняне. Обозревая Геллеспонт, покрытый кораблями, прибрежье и абидосские поля, покрытые войском, Ксеркс, по словам Геродота, говорил, что он счастлив, а потом заплакал при мысли о краткости человеческой жизни. Артабан, воспользовавшись этим настроением, повторил ему свои возражения против похода на Грецию; но они и теперь остались напрасны, Ксеркс назначил его правителем государства на время своего отсутствия, и он возвратился в Сузы

[Zaman.]

В день, с которого начался переход войска Ксеркса, маги рано утром совершили молитвы у мостов, воскуряя на жертвенниках фимиам, и усеяли дорогу миртовыми ветвями. Когда показалось солнце, Ксеркс взял золотую жертвенную чашу, поднял ее с молитвою к богу Солнца о том, чтобы не встретило препятствий покорение Европы, и бросил, по рассказу Геродота, в волны Геллеспонта эту чашу, золотой кубок и персидский меч.

Первым пошел через мост отряд 10.000 бессмертных с венками на головах. За ними шли войска разных народов. На второй день с войском поехал сам Ксеркс. Впереди шли 1000 конных и 1000 пеших телохранителей, отборные воины, тоже украшенные венками; потом вели десять священных коней, великолепно украшенных; за ними ехала священная колесница Митры; ее везли восемь белых коней. За нею ехал Ксеркс, окруженный своими родственниками, сотрапезниками и друзьями: тут были и Писистрат, и Демарат. За царской свитой следовали опять отряды конных и пеших телохранителей. Остановившись на европейском берегу, Ксеркс смотрел, как переходит мост остальное войско; войска шли через мост семь дней и семь ночей между рядами людей, поставленных по обе стороны с бичами в руках для охранения порядка.

Перешедши мосты, войско Ксеркса пошло по Херсонесу Фракийскому мимо городов Кардии и Агоры, потом повернуло на запад к Дориску; там, на равнине Гебра, был назначен смотр. Флот, состоявший из 1200 триер, вошел в эносскую гавань, при устье Гебра; транспортные суда были вытащены на берег между Зоною и Салою; их было 3000; большею частью это были морские лодки, имевшие по 30 гребцов. Мосты велено было оставить целыми; охранение их было поручено жителям Абидоса.

[Zaman.]

Войско Ксеркса: персидский знаменосец, армянский и каппадокийский солдаты (слева направо)

 

На равнине у города Дориска войско Ксеркса было перечислено и разделено на отряды. Чтобы узнать число всех участвовавших в походе людей – конницы, пехоты, матросов и обозной прислуги – сосчитали 10,000 человек, поставили их плотно друг к другу, очертили это место и обвели оградою. После того стали вводить в эту ограду других людей, сколько поместится, и отмечали, сколько раз повторяется это; ограда наполнялась 170 раз. Таким образом, по рассказу Геродота об этом счете, число всех шедших на Грецию воинов, вместе с огромным числом людей, находившихся на военных кораблях и перевозочных судах или шедших при обозе, достигало неслыханного количества 1,700,000 человек. А потом присоединились к ним войска фракийцев и македонян. Правда, число прислуги было громадно и эти люди не были воинами; правда, способ счета был не точный; и конечно, цифра его была очень преувеличена преданием; но все‑таки должно считать достоверным, что Ксеркс вел на Грецию войско, состоявшее более, чем из 800.000 человек, и флот, в котором считалось 1200 военных кораблей с экипажем, простиравшимся до 250,000 человек.

Перечислив войско, распределив его по племенам и по роду оружия, назначив над отрядами надежных начальников из числа своих родственников и сотрапезников, Ксеркс произвел большой смотр всему сухопутному войску; он на боевой колеснице проехал по фронту пехоты и конницы; сидевший подле него писец записывал имена племен; потом Ксеркс сделал смотр флоту; он объехал его на быстром сидонском корабле. Никакой другой завоеватель ни раньше, ни позже не вел на войну такое множество разных народов, какое было в том войске, которое обозревал Ксеркс на равнине Гебра. Воины каждого народа были в своей национальной одежде и со своим народным вооружением.

[Zaman.]

Войско Ксеркса: халдейские пехотинцы, вавилонский лучник, ассирийский пехотинец (слева направо)

 

Персидская и мидийская пехота войска Ксеркса была в пестрых кафтанах, шальварах и в тиарах; оружие её составляли: большой лук с тростниковыми стрелами, короткое копье и кинжал при поясе. Кроме персов и мидян, тут были воины из племен, живших в степях Оксуса и Яксарта, скифский народ саки, вооруженные луком и боевой секирою; войска восточного Ирана: бактрийцы, арийцы, гирканцы, парфяне и пр. Были у Ксеркса и войска с берегов Инда; их одежда была белая, из бумажной ткани; они имели луки и тростниковые стрелы; тут были гладковолосые эфиопляне, имевшие вместо шлемов шкуры лошадиных голов с ушами и гривой; щиты их были обтянуты журавлиной шкурой. Тут были воинственные горцы южного и западного берегов Каспийского моря, в деревяннных шлемах, со щитами из воловьих шкур. На воинах народов Евфрата и Тигра были медные шлемы с вычурными украшениями и льняные панцири; они были вооружены обитыми железом булавами. Были в войске Ксеркса и народы юга: арабы в белой одежде с длинными луками, искусные стрелки, эфиопляне в леопардовых и львиных шкурах, с копьями, на конце которых вместо железа был заостренный рог газели, ливийцы в кожаных панцирях. Были у Ксеркса и народы Малой Азии, уже давно знакомые грекам, пафлагонцы, каппадокийцы, фригийцы, в сапогах с короткими голенищами, в плетеных шлемах, с маленькими щитами и дротиками, острие которых было просто деревянное обожженное; лидяне, оружие которых было почти такое же как греческое; вифинцы в пестрой одежде, в сапогах из оленьей шкуры, в лисьих шапках. Не менее разнохарактерна была и конница войска Ксеркса, в которой считалось 80,000 человек. Тут были мидяне и персы в тяжелых латах на горячих боевых конях; тут были легкие всадники кочевых сагардийцев, имевшие единственным своим оружием кожаную веревку с петлею (аркан); тут быт боевые колесницы, запряженные лошадьми и онаграми, тут были полунагие арабы на высоких дромадерах. За войском Ксеркса следовало несметное множество телег и вьючных животных с провиантом, множество экипажей с наложницами царя и вельмож, и множество прислуги.

[Zaman.]

Войско Ксеркса: гоплит из подвластной персам греческой Ионии, лидийский гоплит (слева направо)

 

Таково было войско, которое теперь пошло тремя отделами к Стримону через землю фракийских племен и области греческих городов Месемврии, Маронеи и Абдеры, принуждая племена, жившие далеко от моря, идти вместе с ним, а приморские города присоединять свои корабли к флоту. Только воинственные бисальты, жившие в лесах покрытых снегом гор, отважились защищать свою независимость. Население греческих городов, принужденное не только давать корабли и войско, но и угощать Ксеркса с его сотрапезниками, кормить все войско при походе через их земли, было так разорено, что бежало, бросая свои дома. Угощение было тем убыточнее, что персы имели обычай брать всю подаваемую на стол посуду. В Аканое к войску Ксеркса подошел флот; он был теперь еще многочисленнее прежнего, так как к нему присоединились корабли греческих городов Фракийского берега; в нем теперь считалось 1327 триер.

Матросы и морские солдаты войска Ксеркса тоже были очень разнохарактерны по одежде и вооружению. На финикиянах были льняные панцири; число финикийских кораблей было 300; число египетских 200; на египтянах были плетеные шлемы и панцири; они были вооружены железными крюками. Кипрские цари привели на помощь войску Ксеркса 150 триер; на головах у царей были повязки. Число киликийских кораблей было 100; на моряках были шлемы и шерстяная одежда; вооружение киликиян составляли небольшие круглые щиты из воловьей шкуры, дротики и мечи. Ликийцы прислали 50 кораблей; их воины имели на плечах козьи шкуры; шапки у них были с перьями: оружием у них был лук с неоперенными тростниковыми стрелами. Карийцы, имевшие 70 триер, были вооружены почти так же, как греки, и отличались от них только тем, что имели серпы и кинжалы. Все греческие города азиатского прибрежья и островов вынуждены были также прислать свои корабли; число их триер простиралось до 427; такого числа кораблей не имел весь флот европейской Греции.

[Zaman.]

Войско Ксеркса: эфиопский лучник, пехотинец из Хорезма, пехотинец из Бактрии, всадник из Арианы (слева направо)

 

Ксеркс выказал большую милость к жителям Аканфа за то, что они усердно работали при прорытии канала. От Аканфа войско Ксеркса пошло через гористый полуостров Халкидику в город Терму. На этом пути беспокоили его львы: сбегая ночью с гор, они нападали на верблюдов. Флот, перешедши каналом, прорытым через перешеек Афона, обогнул мысы Ситонию и Паллену и соединился с войском в Термейском заливе; войско, благополучно перешедши горы, расположилось вдоль берега до устья Галиакмона (в 5 географических милях от Термы). Царь македонский Александр присоединился со своим войском к персам и стал служить проводником их. Из Македонии вели в Фессалию два пути: один по прибрежью Пиерии к устью Пенея и оттуда по Темпейской долине; другой шел через горы Олимпа, поросшие лесом и во многих местах очень крутые. Оба пути представляли такие трудности, которые были бы почти совершенно непреодолимы, если бы в местах, удобных для обороны, были поставлены войска. Но не только македоняне покорились Ксерксу, покорились, после некоторого колебания, и фессалийцы. Войско, состоявшее из пелопоннесцев и афинян, было послано по Эвбейскому проливу в Темпейскую долину. Начальство над ним было поручено спартанцу Эвенету и Фемистоклу. Оно состояло из 10,000 гоплитов и было предназначено защищать, при помощи фессалийцев, проходы через ущелья Олимпа. Когда фессалийцы послали персидскому царю землю и воду, оно принуждено было отступить. – Дорога по прибрежью оказалась неудобной для персов: местами скалы подходили так близко к реке, что едва оставалось место для проезда телеги; Ксеркс только подъехал на сидонском корабле взглянуть на устье Пенея. Воины, посланные вперед, проложили удобные дороги через горы и болота поодаль от моря; войско прошло там через землю перребов в Лапаф и Гонн и спустилось с гор в долину Пенея.

[Zaman.]

И вот стояли у ворот Греции те бесчисленные войска, о которых персидские старики у Эсхила говорят: они пошли из Сузы, пошли из Экбатаны, из города киссийцев, пошли конные сонмы; другие поплыли на кораблях; пошла и пехота, отборное войско: пошла вооруженная луком конница, страшная на вид, храбрая в битве. Как рой пчел пошло войско Ксеркса по укрепленному канатами мосту через пролив Геллы, дочери Атаманта, возложив на море ярмо; – стрелки из Мизии, жители святого Тмола, воины богатого золотом Вавилона в пестрых одеждах; гребцы из дельты Нила, – все пошли поработить Грецию. Сильный владыка многолюдного царства, богоподобный потомок золотого рода, повел бессмертных воинов в греческую землю. Ксеркс сидел на ассирийской боевой колеснице, подобный кровожадному дракону, и ободрял пламенным взглядом черных глаз войско, искусное биться копьями, искусное стрелять из лука. Кто устоит против этого множества людей, какой оплот удержит это наводненье? Мужествен персидский народ, неодолимо войско Ксеркса, и дано ему судьбою одерживать победы и брать города.

[Zaman.]

Поход Ксеркса на Грецию

Когда персы в начале своего похода на Грецию вступили в Фессалию, греки не были совершенно не приготовлены к обороне. Еще осенью 481 года, когда Ксеркс собирал свои войска в Сардах, послы Спарты, Афин и всех греческих государств, решившихся сопротивляться, собрались, по предложению Фемистокла, на Истме для совещания о мерах, какие нужно принять для защиты. Все пелопоннесские государства, находившиеся под гегемонией Спарты, прислали своих уполномоченных; Аргос, по зависти к лакедемонянам, уклонился от участия в общем деле.

Аргосцам было очень приятно, что их эгоистический отказ одобряется оракулом, который дал им совет: «не высовывать копья и защищать голову». Условием своего участия в союзе они ставили, чтобы спартанцы заключили с ними мир на 30 лет и дали им участие в начальствовании над союзным войском. Спартанцы отвечали, что готовы предоставить начальнику аргосских войск голос, равный со спартанскими царями. Но аргосцы только искали предлога для отказа и, вместо ответа, велели спартанским послам выехать их города. Они надеялись, что лакедемоняне будут разбиты персами, и тогда гегемония над Пелопоннесом достанется им. Ахейцы, занимавшие северный берег Пелопоннеса, тоже не приняли участия в совещании.

[Zaman.]

Греко-персидские войны. Карта

 

Гораздо хуже было положение дел в северной и средней Греции: из всех государств этих частей её приняли участие в союзном совете только Афины и небольшие государства Платея и Феспии; Фиванское олигархическое правительство дало персидским вестникам символы покорности. Фиванцы надеялись, с помощью варваров, восторжествовать над ненавистными афинянами, защитившими от них независимость Платеи. Их примеру последовали союзные с ними беотийские города и фессалийские племена от южных склонов Олимпа до долины Сперхея.

 

Фессалийцы, как мы видели, сначала выказывали расположение сопротивляться Ксерксу; они просили совет, собравшийся в Истме, послать на помощь им войска; войска были посланы; но Александр, царь македонский, склонил фессалийскую аристократию переменить политику. Алевады уже прежде были в союзе с Ксерксом; теперь и другие фессалийские династии дали ему землю и воду. Фессалийцы полагали, что теперь им удобно будет отметить фокейцам за прежние обиды.

[Zaman.]

Греческий гоплит

 

Такие факты не могли внушать другим грекам хороших надежд, и дельфийские жрецы делали все, что могли, для того, чтобы отнять у них мужество. Дельфийский оракул одобрил, как мы видели, уклонение аргосцев от участия в общем деле; точно так же он дал критянам совет не участвовать в войне; он возвестил жителям Спарты, что их город будет опустошен, или их царь будет убит; он сначала советовал афинянам, чтобы они покинули свой город и бежали на край света, потому что от сирийской колесницы ниспадет огонь и ярость Ареса и низвергнет все во прах; когда афинские послы явились во второй раз с оливковыми ветвями, как умоляющие о защите, и просили Аполлона дать ответ более милостивый, тогда был дан знаменитый ответ, говоривший, что деревянные стены спасут Афины. Фемистокл воспользовался этим прорицанием, чтобы склонить афинян к усиленно флота, объяснив им, что оракул говорит о деревянных стенах кораблей. Дельфийским жрецам не нравилась война с персидским государством, цари которого постоянно оказывали расположение к ним. Притом, подобно аристократам других греческих городов, они смотрели враждебно на развитие общего национального патриотизма, имевшего демократический характер и грозившего опасностями их иерархическому авторитету.

Но греки не теряли мужества. Совет, собравшийся на Истме и состоявший из послов тех греческих государств, которые решились сопротивляться походу Ксеркса, постановил решение, что все войны и ссоры между греческими государствами должны быть прекращены для того, чтобы все силы греков могли соединиться против варваров; этим постановлением была прекращена война между Афинами и Эгиною. Оба государства возвратили друг другу заложников и пленных; Эгина, которая прежде дала Ксерксу землю и воду, присоединилась к союзу, составившемуся для сопротивления персам.

[Zaman.]

 

Греческие воины эпохи похода Ксеркса на Грецию: пращник с Крита и гоплиты

 

Керкиряне тоже обещали прислать помощь, но преднамеренно прислали свои 60 триер слишком поздно. Было отправлено посольство и в Сицилию просить помощи у сиракузского тирана Гелона. Но он требовал, чтобы его назначили главнокомандующим. Греки не согласились на это, и он отослал послов с отказом. Он и другие сицилийские тирании не могли бы впрочем прислать войско и потому, что Сицилии угрожало нашествие карфагенян.

«Кто назовет афинян спасителями Греции, тот скажет правду», – говорит Геродот. Действительно, афиняне и великий руководитель их, Фемистокл, советам которого они безусловно следовали, выказали в отражении похода Ксеркса на Грецию геройское мужество, удивительное благоразумие и самообладание, и готовность на все жертвы. Первою заботою их было поддержать патриотическую решимость в государствах, колебавшихся оставаться участниками национального дела. В договор, заключенный при совещании на Истме, была внесена клятва, что все греки, которые добровольно покорятся персам, должны быть наказаны, и десятая доля их собственности должна быть отдана Дельфийскому храму. Фемистокл убеждал союзников избрать оборонительною линиею против войска Ксеркса гору Эту и узкие море у северного берега Эвбеи; спартанцы сначала не соглашались на это; они думали ограничиться обороною Пелопоннеса и, сообразно этой мысли, хотели перегородить Истм стеной от моря. Но для афинян и других греков средней Эллады такой план войны был бы погибелью. Спартанцы наконец согласились занять войском проход через Эту. Защитою его они охраняли от разрушения дельфийский храм, которым очень дорожили; с тем вместе можно было надеяться, что при этом беотийцы возвратятся к национальному делу или, по крайней мере, будут удержаны от явного присоединения к персам.