Баба Валя померла

[Кракавидла]

В ночь на пятницу, пока соседи спали,
До рассвета в несколько минут
Померла тихонько баба Валя
Бытия покинувши уют...

А вчера читала про Айвенго,
Засыпая с книжкою в руках,
Ребятня проказила за стенкой,
Что-то говорили в Новостях..

Сериал, чаек, Малахов, красный пряник,
И в тарелке семечек жменя,
Белый кот, на ужин - сырный драник - 
Вот вся радость бабушкина дня...

По бульвару пешие прогулки,
Солнца свет на белых волосах,
Мыслей невеселых переулки
И тревога в выцветших глазах.

Этой жизни временные узы
Уж трещали, лопаясь по швам.
Как рубцы на ветхой в блестках блузы,
Что из бабы делала мадам...

Жаркой ночью, маясь на подушке,
Уносилась в дальние миры,
А вокруг - глухая комнатушка
Да поющие фальцетом комары...

И пока бежали по спирали,
Грезы, не нашедшие приют,
Померла тихонько баба Валя
Бытия покинувши уют...

Edited April 3, 2018 by Кракавидла

[cogito]

В 03.04.2018 в 17:06, Кракавидла сказал:

В ночь на пятницу, пока соседи спали,
До рассвета в несколько минут ( первую строчку нужно поменять, ( в ней 12 гласных, а должно быть 10 )
Померла тихонько баба Валя
Бытия покинувши уют...

А вчера читала про Айвенго,
Засыпая с книжкою в руках,
Ребятня проказила за стенкой,
Что-то говорили в Новостях..

Сериал, чаек, Малахов, пряник,
И в тарелке семечек жменя,
Белый кот, на ужин - сырный драник - 
Вот вся радость бабушкина дня...

По бульвару пешие прогулки,
Солнца свет на белых волосах,
Мыслей невеселых переулки
И тревога в выцветших глазах.

Этой жизни временные узы
Уж трещали, лопаясь по швам.
Как рубцы на ветхой в блестках блузы,
Что из бабы делала мадам...

Жаркой ночью, маясь на подушке,
Уносилась в дальние миры,
А вокруг - глухая комнатушка
Да пищат фальцетом (или над ухом) комары...

И пока бежали по спирали,
Грезы, не нашедшие приют,
Померла тихонько баба Валя
Бытия покинувши уют...

 

 

Автор, удачи! Это просто моё мнение.

 

Edited April 8, 2018 by cogito

[cogito]

Бабка Саня в высотке у тётки теперь доживает,

а меня до окраинных улиц дорога ведёт –

где дома с дымоходами, вишни, калитки, сараи

и заброшенный, сором поросший ремонтный завод.

 

Бабкин двор не пустует, хозяйство ведут квартиранты,

но все грядки не так, и забор непривычно белёс,

а в открытом окне чуть колышется тюль сероватый,

и глядит на меня, как хозяин, породистый пёс.

 

А у бабки моей не бывало собак – только кошки,

только стайки цыплят и дурная коза Сулико.

Помню, мама подбросила бабке меня «на немножко» –

детям нужно играть, кушать яйца и пить молоко.

 

Бабка Саня учила меня ничего не бояться

и протягивать ловко в иглу наслюнённую нить.

Не ругала за шалости, двойки, фингалы и кляксы,

но стегала лозиной, узнав, что умею курить.

 

Присмотрела давно себе бабка на кладбище место

возле блудного мужа и мамы несчастной моей –

пили горькую порознь, а умерли чуть ли не вместе.

Саня их навещала, бубнила: скорей бы, скорей.

 

А теперь бабка ходит согнувшись и будто на лыжах,

и подолгу сидит у окна, самоваром звеня,

улыбается синему небу и птицам на крыше,

и не помнит ни мужа, ни дочек, ни даже меня. (с)

[cogito]

Лида носила пальто на вырост и полустёртые сапоги.

Мама, конечно, бы возмутилась:

«Лидка, - спросила б, – ты из тайги?»

Мама в любой разбиралась теме: в покере, в моде, в любви – гуру!

Только несносный старик Альцгеймер спутал все карты, сломав игру…

Мама врастала в постель и кресло. Путала даты и города.

То представляла себя невестой, то удивлялась: «Стара я, да?»

Плакала от напускной обиды и хохотала порой до слез.

Как-то с утра не узнала Лиду – тускло смотрела как будто сквозь…

 

Лида проплакала две недели, выслушав молча вердикт врача.

Ныл позвоночник, пальцы немели…

Тяжко ведь землю одной вращать.

Каша овсяная, сок морковный, капли, массажи, обход аптек…

Как-то заметила, что любовник не приходил уже целый век.

В комнате мятно пахло больницей. Кто это выдержит?

Не боец –

Был этот вёрткий сторонник блица, тонкий и звонкий, как ля диез…

Лида привыкла. Читала Гейне, Пушкина, Бёрнса, Толстого вслух -

Слушали мама и друг Альцгеймер, вот и компания больше двух…

 

Было на вырост – теперь болталось – старое, выцветшее пальто.

Взгляды соседей – сплошная жалость:

«Может, зайдешь к нам? – Да нет, потом…»

«Маму в приют бы – ей все равно ведь.

Вышла бы замуж, ты молода…»

Лида молчала, сводила брови.

И не здоровалась больше. Да.

 

Мама вернулась в утробный возраст, словно взбесившийся циферблат

Перемотал всё.

На дыры мозга мир не придумал пока заплат.

…Лиду сломала тоска, не бремя.

Похоронили в медовый Спас.

Мама не выла.

Старик Альцгеймер не отпустил и на этот раз… (с)