8 марта №2

[Arcanum]

Так как девочки загуляли и утром будут с похмелья открою темы за них.

За Мурену

 

25 лет насилия В московской школе для одаренных детей учителя годами сексуально домогались учениц. Расследование Даниила Туровского

Meduza

16:37, 23 января 2017

Фото: Семен Кац для «Медузы»

В небольшой московской школе для одаренных детей «Лига школ» директор Сергей Бебчук и его заместитель Николай Изюмов в течение двух десятков лет сексуально домогались учениц — об этом «Медузе» рассказали многочисленные выпускники и бывшие сотрудники школы. По их словам, в ряде случаев дело дошло до секса; преподаватели также залезали к девушкам в спальный мешок, обнимали, целовали, раздевали, парились вместе с ними в бане. В 2015 году несколько выпускников и учителей «Лиги школ», узнав о домогательствах, заставили руководство уволиться, сама школа была реорганизована — однако и Бебчук, и Изюмов продолжили после этого работать с детьми. Спецкор «Медузы» Даниил Туровский выяснил, как функционировала система школьного сексуального насилия и что происходит с ее создателями сейчас.

Весной 2014 года, во время майских праздников, учитель Сергей Бебчук предложил девятикласснице Татьяне Карстен и ее подруге позаниматься математикой в бане. 

Девушки удивились, вспоминает Карстен, а Бебчук объяснил: «В бане высокая температура, кровь разжижается и лучше поступает в мозг — поэтому лучше получится решать задачи».

Карстен третий год училась в московской «Лиге школ» (набирали в нее с 7-го класса), директором которой был Бебчук. Отстающих администрация школы часто отправляла подтягивать знания в принадлежащий ему дом в деревне Боброво в шести часах езды от города. Добирались туда сначала на электричке до Твери; потом — на автобусе до Рамешек; а оттуда — на попутке (чаще, впрочем, учеников в Рамешках встречал на машине сам Бебчук). Соседняя с Боброво деревня называлась Могилки. 

В Боброво почти не ловила мобильная связь; в единственном заселенном доме по соседству, как вспоминают гости Бебчука, жила «семья алкоголиков». Выбраться из деревни без помощи хозяина дома было почти невозможно. 

Карстен приехала в Боброво, завалив пробный экзамен по математике, — через месяц ей нужно было сдать обязательную для всех девятиклассников государственную итоговую аттестацию. 

Вместе с подругой они пошли в баню, разделись и завернулись в полотенца. Бебчук — растрепанный бородатый мужчина, похожий на путешественника Федора Конюхова, — зашел следом, проделал то же самое; и они начали решать задачи. К удивлению школьниц, получалось и правда лучше. 

На следующий день Карстен отправилась в баню решать задачи одна — одноклассница уехала, и в Боброво остались только сам директор, его жена Анастасия, преподававшая в «Лиге школ» историю искусств, и их дети. Бебчук периодически заходил проведать ученицу. Когда оказалось, что занятия идут не так хорошо, как вчера, он предложил сделать перерыв и попариться. 

Учитель попросил Карстен снять полотенце и лечь на живот. Попарив ее веником, он сел на скамейку рядом с ней и приобнял. «Ты очень умная и красивая девочка, у нас все будет хорошо, у нас все получится», — сказал Бебчук и поцеловал школьницу в губы. Потом обнял крепче; целовал лоб, щеки, волосы; говорил, что любит ее и что «все будет хорошо». 

Карстен рассказывает, что ее как будто парализовало. «Не помню, чтобы мне когда-нибудь было так страшно. Я чувствовала себя как ящерица, которую поймали и которая не может ничего сделать», — вспоминает она. Внезапно Бебчук остановился и вышел из бани. 

Сначала Карстен хотела сбежать или рассказать о случившемся жене директора, но потом отогнала от себя эти мысли. Девушка вспомнила, что у Бебчуков недавно родился второй ребенок, и подумала, что если начнет говорить, школу могут закрыть, а Бебчука — посадить в тюрьму. «Вряд ли он сделал что-то такое уж ужасное, просто старался помочь с экзаменами», — рассуждала она. К тому же на следующий день в Боброво приехала еще одна школьница, и Карстен стало спокойнее.

В новом учебном году она проучилась в «Лиге школ» два месяца, после чего решила перевестись — потому что не могла постоянно находиться рядом с Бебчуком. 

Карстен уверена, что домогательства ощутимо повлияли на нее. «Я после всего этого стала очень неуверенным в себе человеком, — рассказывает она. — В течение года после у меня случались истерики. Было отвращение к себе и к нему. Я не могу адекватно общаться с мужчинами старше себя. Иногда становится страшно без причины». 

«Когда я узнала, что была не единственной жертвой, появилось еще и ощущение предательства, — говорит Карстен. — Ведь все им верили». 

Похожие истории, как рассказали «Медузе» выпускники и бывшие сотрудники школы, повторялись в «Лиге школ» в течение 21 года — все то время, что она существовала; ранее аналогичные случаи происходили в школе «Икс», где Бебчук работал до того. «Медузе» известно о более чем двух десятках человек, которые заявили, что стали жертвами сексуального насилия и домогательств со стороны Бебчука и его заместителя Николая Изюмова. По мнению бывшего психолога «Лиги школ» Ивана Лебедева, случаев было гораздо больше — просто многие не хотят рассказывать о своем опыте.

Школа для особенных

«Лига школ» (средняя общеобразовательная школа № 1199) открылась в 1994 году в небольшом двухэтажном здании желтого цвета — раньше оно принадлежало типовому детскому саду — в районе Ясенево на юге Москвы. С самого начала здесь проповедовали особый подход к обучению — большинство образовательных сайтов называли «Лигу» школой для одаренных детей. Выпускница Кристина (имя изменено по ее просьбе — прим. «Медузы»), учившаяся там с 2007 по 2010 год, вспоминает, что школьникам часто говорили, что в будущем они должны стать «новой элитой России». «Мы ходили в школу с ощущением, что мы особенные, [и поэтому] очень много учились. Преподаватели пропагандировали идею, что мы все — эксклюзивные, а чтобы получить еще более эксклюзивные знания, нужно быть ближе к [их] источникам, то есть к [учителям]», — рассказывает она.

На заборе, окружающем здание, где располагалась «Лига школ», до сих пор висит вывеска с ее названием

Фото: Семен Кац для «Медузы»

В школу принимали с 7-го класса, каждый год в ней учились около 60 человек — в десять раз меньше, чем в средней московской общеобразовательной школе. Поступить было непросто. Помимо собеседования, во время которого школьников расспрашивали об их жизни, друзьях и любимых книгах, абитуриентам приходилось сдавать письменный тест с заданиями по логике, литературе, искусству и играть со старшеклассниками в игру «Крокодил», которая «раскрывала их характеры». «В школу в итоге попадали не самые добрые подростки, считающие себя особенными. И среди них хотелось быть лучшей», — говорит одна из выпускниц. 

Занятия в «Лиге школ» сильно отличались от занятий в обычных школах: там, например, изучали латынь, а уроки ботаники проходили только в сентябре и мае, когда цветут растения. История, литература и история искусств были синхронизированы друг с другом: сначала Античность, потом Средневековье, Возрождение и так далее. Два раза в год проводились конференции, для которых школьники готовили серьезные доклады. Все опрошенные «Медузой» выпускники сказали, что учиться в «Лиге школ» было очень интересно.

В образовательной программе «Лиги школ» (она выложена на сайте департамента образования) сообщалось, что «неформальные человеческие отношения в школе в высшей степени плодотворно влияют на образовательный процесс». «В школе есть только одна догма, звучащая парадоксально: „Никаких догм“», — провозглашала программа.

Поведение в «Лиге школ» регулировалось собственной конституцией. В разделе с «базовыми понятиями» в ней указывалось, что свобода — «это отсутствие запретов или ограничений какой бы то ни было ненасильственной деятельности; иначе говоря, не спрашивая разрешения, можно делать все, что хочешь, если при этом не наносится вред другим». Также был пассаж о том, что «действия, вызывающие применение насилия, должны быть известны заранее, а процедуры применения насилия по возможности неизменны». «У преподавателей могут быть „любимчики“, — сообщалось в конституции. — Но, в отличие от других школ, у нас с „любимчиков“ спрос больше и строже».

Большинство учеников хотели стать «любимчиками» Сергея Бебчука и Николая Изюмова, двух руководителей «Лиги школ». 

Директор «Лиги школ» Сергей Бебчук на уроке информатики, 1 ноября 1994 года

Фото: Игорь Зотин / ТАСС

Профессиональный программист Бебчук окончил факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ, а в школе начал работать с 1988-го — преподавал информатику, например, в физико-математическом лицее «Вторая школа». За 20 с лишним лет преподавательской работы у Бебчука сложилась весомая учительская репутация, и о нем не раз писали в прессе. В «Вечерней Москве» его называли «первопроходцем, не боящимся никакой работы». «Русский репортер» сообщал: «Сергей Бебчук — „неправильный“ директор, меньше всего он напоминает монарха, а назвать учеников и учителей „Лиги школ“ подданными — значит просто их оскорбить, они скорее уж граждане свободной республики». Сам Бебчук в свою очередь заявлял: «Наши выпускники никогда не будут жертвами, мы воспитываем характер». Также он хвастался тем, что у него нет своего кабинета, и рассказывал, что делит помещение со своим заместителем Изюмовым. По словам выпускницы «Лиги школ» Нины (имя изменено по ее просьбе — прим. «Медузы»), именно в этой комнате Изюмов к ней неоднократно приставал. 

Изюмов, получивший прозвище Михалыч за свои панибратские отношения с учениками, приехал в Москву из Санкт-Петербурга в начале 1990-х. Он окончил кафедру научного коммунизма философского факультета Ленинградского государственного университета. До переезда в Москву Изюмов, по словам нескольких источников «Медузы», работал в петербургском интернате для сирот, а уже в Москве — в детском доме в Лобне. «Страшно представить, что он мог там делать», — сказала одна из выпускниц «Лиги». 

В «Лиге школ» Изюмов вел экономику, физкультуру и внеклассные кружки, а перед завтраками произносил мотивирующие речи. Он часто фотографировал учениц. «После выпускного я попросила его прислать все фотографии, на которые я попала, — рассказывает одна из выпускниц. — И он, видимо случайно, прислал фотографию моей одноклассницы, снятую с такого ракурса, что хорошо видна ее грудь». Изюмов женат, у него есть сын. 

По мнению нескольких бывших учеников «Лиги», вся система обучения в школе была построена так, чтобы преподаватели могли легко найти жертв и безнаказанно сексуально домогаться учеников.

Все новички «Лиги школ» перед началом учебного года в конце августа отправлялись с преподавателями в трехнедельный поход в Крым. «Там все и начиналось, — говорит одна из выпускниц. — Меня — обнаженную — Бебчук мазал кремом от загара. Кроме того, там присматривались к новеньким. Искали одиноких, смотрели на их слабости, проблемы в семье, чтобы потом ими можно было воспользоваться в нужный момент». 

«Бебчук относился к походу крайне серьезно, — вспоминает выпускница Светлана Бозрова. — Не успевавших идти быстро — пинал ногами. Он вообще позволял себе распускать руки. Как-то на одной из перемен в школе он услышал, как несколько учеников ругаются матом. Одного из них он ударил по голове, у него лопнула барабанная перепонка». 

Поход был не единственным методом инициации семиклассников. Все ученики первые полгода обучения ежедневно мыли полы: директор школы говорил, что им полезно вместо зарядки поползать между партами.

Почти каждый день у входа в школу учеников встречал «Михалыч». Он целовал в щеку каждую девушку, иногда промахивался и целовал в губы. Часто обнимал, трогая руками спину и ягодицы. Выпускница «Лиги школ» сказала «Медузе», что боялась заходить в школу, понимая, что ее «ждет влажный поцелуй». По словам Светланы Бозровой, большинству учеников такое приветствие не казалось ненормальным. 

Татьяна Карстен рассказывала о поцелуях Изюмова родителям. Те удивлялись, отец шутил: «Что общего между педофилом и учителем? Они любят детей». 

Николай Изюмов (слева в первом ряду) в детском лагере «Поречье» со школьниками, конец 1990-х

Из архива выпускницы «Лиги школ»

Бывший преподаватель театральной студии «Лиги школ» Ирина Дмитриева сказала «Медузе», что Изюмова «в шутку называли педофилом». При этом, по ее словам, никто не подозревал, что за этими поцелуями могут скрываться систематические сексуальные домогательства. Поцелуи выглядели так, «будто отец встречает детей», добавляет школьный психолог Лебедев. «Изюмов не скрывал этого, не делал из этого тайну. На одном из выступлений он сказал: „Какие красивые девочки, как я вас люблю“, — вспоминает он. — Это казалось обыденным». 

Обыденным, говорит Дмитриева, казалось и то, что Изюмов иногда сажал учениц на колени. Он говорил, что так учит девочек общаться с мальчиками. «Бебчук считал, что без близкого общения невозможно передать идеи и взгляды, — добавляет одна из выпускниц. — Все быстро сломалось — и отношения стали очень близкими». 

Бозрова вспоминает, что перед началом учебного года на собрании новых учеников Изюмов предупреждал, что с некоторыми учащимися у него «близкое общение», — но о сексуальных домогательствах она тоже не подозревала. Когда Бозрова была в 10-м классе, до нее доходили слухи, что Бебчук приставал к ученице — но тогда все в школе были уверены, что эти слухи распустили представители Департамента образования Москвы: директор и зам часто рассказывали ученикам, что чиновники хотят закрыть необычную школу.

Каждый Новый год учеников «Лиги школ» вывозили в детский лагерь «Поречье» недалеко от подмосковного Звенигорода. Там школьники ставили спектакли и гуляли по лесу. Ученики жили в комнатах по три-четыре человека. Каждое утро Изюмов появлялся в спальнях школьниц. «Доброе утро, птенчики», — говорил он при входе в комнату. Он садился на кровати и целовал каждую школьницу.

Другим местом, где, по рассказам бывших школьников, происходили домогательства, была деревня Боброво. «Бебчук крайне харизматичен и очень-очень умен, — объясняет Бозрова. — В отличие от Михалыча, он в школе особо ничего себе не позволял, поэтому ученики крайне ценили неформальные моменты на даче». 

В январе 2017 года корреспондент «Медузы» побывал в Боброво. В доме Бебчуков никого не было; их сосед Валерий (единственный, кто живет в деревне зимой) рассказал, что бывший директор «Лиги школ» провел в Боброво все праздники. В новогоднюю ночь они играли в хоккей мячом и запускали фейерверки. Бебчука Валерий описал как «хорошего человека у себя на уме». «Привозит мне продукты, а я ему взамен снег чищу, — пояснил он. — Школьниц к нему всегда много приезжало. Он себя с ними и с женой всегда очень серьезно вел — все должно было по-его. Ругался, когда кто-нибудь перекладывал его вещи».

Дом семьи Бебчуков в деревне Боброво в Тверской области

Фото: Семен Кац для «Медузы»

Баня, в которой, как рассказывает Карстен, Бебчук ее парил и целовал, стоит между рекой и хвойным лесом. От дороги и остальной деревни ее отгораживают два дома и высаженные в линию деревья — так, что происходящее в бане ниоткуда не просматривается. Дверь в баню подпирается палкой. Рядом со зданием до сих пор стоит украшенный синей мишурой снеговик, которого семья Бебчуков слепила на каникулах. 

Также на участке бывшего директора «Лиги школ» располагаются три больших дома, отчасти выстроенных силами школьников, и еще три бани. Во дворе — колодец с деревянным подъемником и туалет, на котором висит табличка «Свадебный салон». По словам одной из жертв домогательств, в Боброво у нее возникало ощущение оторванности от мира и невозможности сбежать (деревня и правда находится в глуши; к ней ведет по лесу безлюдная грунтовка).

Из «Лиги школ» в Боброво часто приезжали большими компаниями, иногда по 15–20 человек — вместе веселились, ходили в баню, гуляли. Однажды, в 2005 году, побывала там и Дмитриева. Она видела, что школьники учились с раннего утра до вечера. Каждый день они ходили в баню: мальчики мылись отдельно, Бебчук — вместе с девочками. Дмитриевой тогда не показалось, что происходит что-то неправильное. «Он заходил туда с женой, — вспоминает она. — В построенной в „Лиге“ системе координат это не казалось чем-то ненормальным. Казалось, что в идеальной системе не может быть подвоха». 

«В школе восхищала эта близость с учителями, замкнутая атмосфера, — подтверждает психолог „Лиги“ Иван Лебедев. — Это история про инцест и про безграничные авторитеты». 

Баня на территории участка Бебчуков, в которую, по рассказам бывших учениц «Лиги», директор ходил вместе со школьницами

Фото: Семен Кац для «Медузы»

«Какая разница, если любовь?»

Первые случаи сексуального насилия со стороны Бебчука и Изюмова, как рассказали «Медузе» их бывшие ученицы, произошли еще в начале 1990-х — когда оба учителя работали в небольшой школе «Икс» (№ 1561; «Икс» расшифровывается как «Интеллект, красота, совесть»), находившейся в том же Ясенево. 

Лера (имя изменено по ее просьбе — прим. «Медузы») училась там с 1991 года. Бебчук для нее был авторитетом, он красиво и вдохновенно рассказывал про роль интеллекта в жизни человека, часто приглашал смотреть фильмы у него дома (Лера побывала на нескольких киносеансах, после чего родители попросили ее на них больше не ездить).

В конце восьмого класса Лера перед походом, в которые в школе «Икс» также ходили регулярно, вместе с другими учениками сшила в здании школы спальные мешки — так, чтобы в каждый помещались три человека. В первую же ночевку в походе Бебчук сказал ей, чтобы она легла спать с ним в одном спальнике. «Обязательно спать в обнимку, это приятно», — объяснил учитель. Лере предложение показалось странным, но она подумала: «Он руководитель, нужно слушаться». Всю ночь она боялась сбросить с себя его руку. «Мне было неприятно и страшно, я чувствовала себя бессильной, — вспоминает Лера. — Я помню свое оцепенение и беспомощность. Всю ту ночь я не спала. Оставалось ждать». 

Утром она напросилась в палатку к двум одноклассникам. Когда она сообщила им о случившемся, те не удивились и сказали, что уже слышали о похожих случаях. Позже Лере говорили об однокласснице, к которой Бебчук приставал в другом походе. 

В следующем учебном году Бебчук не проявлял к ней никакого внимания. Он начал встречаться с ее подругой Мариной (имя изменено — прим. «Медузы»). По словам Леры, Марина рассказывала одноклассницам, что влюблена в учителя, после уроков ездила к нему в квартиру в Бутово. В школе они никак не демонстрировали свои отношения. Марина рассказывала Лере, что до 16 лет они занимались только петтингом. Когда ей исполнилось 16, она забеременела. После аборта их отношения продолжались еще несколько месяцев. (История Марины известна «Медузе» со слов Леры: по ее словам, Марина разрешила ей рассказать об этом журналисту. Сама Марина с корреспондентом «Медузы» разговаривать не стала. О том, что одна из учениц сделала от Бебчука аборт, также упоминали еще несколько выпускников школ, в которых он работал.)

В 1993 году, когда Бебчук уволился и начал создавать «Лигу школ», в школу «Икс» пришла преподавателем истории искусств Анастасия Лосева (будущая жена Бебчука), а Николай Изюмов начал вести там экономику и играть роль своего рода массовика-затейника. Например, на зимних каникулах он вывозил учеников в тот же подмосковный лагерь «Поречье», куда впоследствии будет ездить с детьми из «Лиги». В 15 лет Лера оказалась там в первый раз. Когда она осталась наедине с Изюмовым, тот обнял ее и начал ощупывать. Девушка убежала. 

Через несколько недель в школе «Икс» проходила дискотека. Во время одной из песен Лера танцевала с Изюмовым. Он крепко к ней прижимался, потом предложил отойти в сторону. Они вышли в коридор. Изюмов сказал ей, что она ему нравится. «Вы же учитель?» — спросила она. «Какая разница, если любовь?» Изюмов сослался на отношения Бебчука с Мариной. «Мы можем так же», — сказал он. Лера прервала разговор и ушла. Изюмов больше к ней не подходил, а вскоре перевелся из «Икс» в «Лигу школ». 

Одно из зданий детского лагеря «Поречье»

Фото: Семен Кац для «Медузы»

* * *

Вера Воляк училась сначала в школе «Икс» (в 1991–1994 годах), а потом в «Лиге школ» (в 1995–1996 годах). В своем видеообращении (есть в распоряжении «Медузы») она рассказала о продолжительной сексуальной связи с Бебчуком. «Первый раз это было, когда поехали к нему домой записывать дискотеку, мне было 14 лет, — говорит Воляк на видео. — Это все долго продолжалось». По ее словам, у нее был секс с преподавателем после уроков, у него на даче, в автомобиле. За день до того, как Бебчук женился на преподавателе истории искусств Анастасии Лосевой, он сказал ей: «Я женюсь, но ничего, я выпрошу на тебя индульгенцию. И ты, когда будешь замужем, заранее выпроси индульгенцию на меня. Мы с тобой всю жизнь будем».

Когда Вере исполнилось 15 лет, они вместе с Бебчуком и Лосевой занимались сексом втроем. «Несмотря на многократный секс, при котором, по словам Бебчука, у него не раз „рвалась резиночка“, я не залетела», — говорит она. 

В 10-м классе к Воляк начал приставать и Изюмов. Прогуливая уроки, она оказалась у него дома. Там он раздел ее и разделся сам. «Я лежала у него на кровати, — вспоминает Воляк. — Он начал дело, но не закончил».

Воляк несколько раз соглашалась поговорить с «Медузой», однако интервью так и не состоялось. Видеообращение «Медузе» с согласия Воляк передали выпускники, проводившие собственное расследование в отношении Бебчука и Изюмова. 

* * *

У 13-летней Нины были проблемы с родителями. Она чувствовала себя одинокой — и в «Лиге школ», куда она поступила в 1994 году, ей сразу понравилось. В школе была «семейная атмосфера», и ее не удивляли ежеутренние поцелуи Изюмова. 

Изюмов в то время — помимо основных обязанностей — выполнял в «Лиге» еще и функции психолога. Он просил школьниц почаще заходить к нему на разговоры. Беседы проходили в небольшой комнате, которая закрывалась на замок.

Нина ходила туда весь год, пока училась в седьмом классе. Изюмов сажал ее на колени; они разговаривали об учебе и трудностях в общении с одноклассниками. Учитель для девушки был одним из немногих людей, с которым можно было быть откровенной. Во время этих разговоров он постоянно ее целовал, засовывал язык в рот, гладил тело, залезал рукой под кофту. Иногда говорил: «Ты такая хорошая, ты мне очень нравишься». «Мне было 13 лет, не время для критического осмысления», — говорит Нина. На такие «беседы» ходили и ее одноклассницы. 

Ближе к концу года замдиректора предложил зайти Нине к нему домой за книжкой Ницше, которую Нина не смогла найти в школьной библиотеке. Изюмов тогда жил в доме на Литовском бульваре в десяти минутах от школы — дошли они туда вместе. В квартире он попросил Нину снять кофту и лечь на кровать. Школьница выполнила просьбу, но ей стало страшно, и она начала дрожать. Изюмов отпустил ее. Дело было незадолго до летних каникул, и до октября она Изюмова больше не видела.

Когда они встретились в школе, Изюмов вручил ей написанное от руки письмо на тетрадном листе (Нина показала его корреспонденту «Медузы»): «Вообще-то мы с тобой давно не виделись. Но судя по твоей реакции, это не имеет значения. Ты даже предпочла меня не заметить. Это очень грустно, потому что я скучал по тебе очень. Боюсь, что мы с тобой так далеко разошлись, что мне нет смысла больше надеяться на те добрые отношения, что были. Наверное, я уже достаточно долго сидел и грустил по тебе».

«Он психологический абьюзер, он находил слабых девочек из сложных семей и всем говорил примерно одно и то же: „Я твой единственный друг“», — говорит Ирина Дмитриева. 

В 2016 году Изюмов переехал в тот же дом в Ясенево, в котором живет Нина. Они несколько раз встречались, но не здоровались. 

Бывшее здание «Лиги школ» в Ясенево

Фото: Семен Кац для «Медузы»

* * *

В 2006 году 14-летняя Лида (имя изменено по ее просьбе — прим. «Медузы») отправилась на новогодние праздники в лагерь «Поречье». Однажды вечером после отбоя к ней в комнату зашел «Михалыч». Он прилег к ней в кровать, обнял, у него была эрекция. Лида замерла, думая только о том, чтобы ничего больше не произошло. Изюмов вышел из комнаты.

Летом 2007 года ее отправили подтягивать математику в деревню Боброво. К тому моменту Бебчук стал для Лиды «родной фигурой и наставником, помогал, слушал», они беседовали о жизни. В первые дни он парил ее голой в бане.

В доме Бебчука вместо кроватей стояли большие полати — двухэтажная деревянная конструкция, на которой помещалось до 15 человек. Лида спала на втором этаже, Бебчук внизу. В одну из ночей ей не удавалось заснуть, она ворочалась. Бебчук услышал. «Не можешь уснуть? Иди сюда, будем вместе засыпать». Лида спустилась. «Забирайся под одеяло», — сказал ей преподаватель.

Так и не сумев заснуть, Лида вышла из дома и отправилась гулять по ночной деревне. Около шести утра она увидела на крыльце Бебчука. Он был взволнован и предложил пойти в баню. «Зачем?» — спросила Лида. «Надо помыться», — сказал Бебчук. Когда они зашли внутрь, преподаватель сказал ей раздеться. Лида отказалась. «А как же ты будешь так мыть голову?» — спросил Бебчук, но ученица ушла из бани.

В следующие несколько дней они с директором регулярно оставались наедине, чтобы позаниматься математикой. Иногда, разбирая уравнения, Бебчук обнимал ее и переводил тему на их отношения. «Мы должны с тобой дружить», — говорил он.

Когда в Боброво приехала другая ученица «Лиги», Лида рассказала ей, что Бебчук к ней приставал. Через минуту оказалось, что учитель слышал разговор — он сидел под открытым окном на улице. Директор никак не прокомментировал услышанное. В начале следующего учебного года Лида перешла на обучение экстерном. 

«Они поддерживали в школе состояние эксклюзивности, — говорит Лида. — Казалось, чем ближе ты к руководству, тем лучше получишь образование».

«Я все время обучения пыталась завоевать внимание Бебчука, — рассказывает Светлана Бозрова, которой домогательства не коснулись. — И когда узнала обо всем этом насилии — на мгновение у меня промелькнула мысль: „А почему он меня обошел?“».

Кроме перечисленных выше случаев бывшие ученики и сотрудники «Лиги школ» рассказали «Медузе» о сексуальных домогательствах Бебчука и Изюмова в 1994 году (целовал колени, обнимал, предлагал «любовь»; в походе прижимался в палатке, спрашивал разрешения поцеловать), 2004 году (предложение заняться сексом в лесу недалеко от Боброво), 2005 году (раздевание в бане, поцелуи; приставания в автомобиле, предложение ученице раздеться и поехать вместе в лес), 2006 году (поцелуи; требование раздеться), 2007 году (поцелуи в здании школы), 2009 году (признание в любви, поцелуи), 2010 году (поцелуи, прижимание, эрекция), 2013-м и 2014-м (требование раздеться, поцелуи, признание в любви). Жертвы не готовы рассказывать о них публично. Многие собеседники «Медузы» говорят, что в течение многих лет обсуждают сексуальные домогательства, которым они подверглись в «Лиге школ», с психотерапевтами.

Въезд в деревню Боброво

Фото: Семен Кац для «Медузы»

«Замечательная литературная история»

На протяжении нескольких лет в «Лиге школ» существовала театральная студия, которой руководила Ирина Дмитриева. Осенью 2014 года она ставила с учениками пьесу «Пер Гюнт». После репетиции они вместе шли до метро с Татьяной Карстен — та недавно внезапно ушла из школы (такое в «Лиге» происходило редко), но продолжала ходить на репетиции, — и она рассказала учительнице, как в Боброво к ней приставал Бебчук. Через несколько недель Дмитриева от знакомых узнала, что Бебчук несколько лет занимался сексом со своей ученицей Верой Воляк. 

Дмитриева решила выяснить, было ли насилие систематическим. Она начала искать жертв среди симпатичных выпускниц, обзванивала выпускников и приглашала их к себе в гости, разговаривала с учителями. Одна из выпускниц в ответ на вопросы Дмитриевой заплакала: она вспомнила, как Бебчук сажал ее на колени, защищал на собрании по отчислению, а потом говорил: «Будешь моей должницей». 

В конце 2014 года Воляк, одна из первых выпускниц «Лиги школ», по просьбе расследователей записала видеообращение. «Меня мучило все это много лет, — рассказала Воляк. — Почему я говорю об этом через 20 лет? Мне 35, тогда было 14. Мне сейчас столько же, сколько было [Бебчуку и Изюмову], когда [они] делали это со мной. И для меня совершенно неприемлемо, что я с каким-то ребенком буду… Я переехала в Англию и шесть лет работала учителем. И я теперь понимаю, что для учителя, человека в позиции власти, неприемлемы сексуальные отношения [с учениками]. У меня самой родилась дочка. Если бы я узнала, что мужик, которому я должна доверять, лапает и трахает мою 14-летнюю дочку, я бы не задумывалась, что нужно сделать с этим мужиком. Я хочу, чтобы они больше никому не испортили годы жизни». 

Со временем к поиску жертв присоединились выпускники «Лиги школ» разных лет, включая тех, кого коснулись посягательства учителей. За два месяца они составили по итогам опроса своих одношкольников таблицу из десятков случаев (есть в распоряжении «Медузы»). Активная группа написала ультиматум Бебчуку и Изюмову — и 22 января 2015 года они отправились на встречу с руководством «Лиги школ». 

У входа в школу они встретили Николая Изюмова и жену Бебчука Анастасию Лосеву. Дмитриевой показалось, что они догадались о смысле их внезапного появления. Изюмов проводил их в кабинет и вышел, чтобы позвать Бебчука. Заместитель директора попытался убежать из здания школы, но один из взрослых выпускников поймал его за капюшон куртки и привел в кабинет. 

Изюмову объяснили, что разговор будет о случаях сексуальных домогательств с участием «кошмарного количества народа». Выпускники предъявили «Михалычу» ультиматум с требованием уволиться из школы и больше не работать в образовании. Изюмов быстро согласился подписать требования, заявив, что «устал от всего этого».

Бебчука в здании не оказалось. Когда выпускники подъехали к его дому, тот позвонил и сказал, что находится в школе. Директор встретил их с улыбкой, сказал, что рад всех видеть.

Он отвел их в кабинет, в котором Изюмов во время «психологических бесед» приставал к школьницам. Встречу с директором школы выпускники записали на диктофон (запись разговора есть в распоряжении «Медузы»). 

— Домогательства, насилие, ломание судеб должно прекратиться. Это не только преступления. Это не по-человечески. У нас есть требования, — сказала одна из выпускниц.

Она зачитала Бебчуку список этих требований: написать заявление об увольнении с должности директора, добиться увольнения Изюмова и Лосевой, «объявить о своем уходе и уходе вышеупомянутых педагогов из школы по причине, не связанной с имеющейся информацией», «не появляться в школе за исключением случаев, соответствующих соблюдению формальной процедуры увольнения», «не осуществлять в дальнейшем педагогической деятельности», «не приглашать, не привозить детей в загородный дом, расположенный в Боброво (и любые другие дома, квартиры)». Уволиться Бебчук должен 15 июня, когда заканчивается учебный год.

Услышав требования, Бебчук остался спокойным. 

— Я хочу сказать, что начиная с Веры [Воляк] девять из десяти — это вранье, девять из десяти — это вранье, — заявил он. — Это замечательная литературная история. Я своей вины ни в чем не осознаю. И не понимаю, про какие поломанные судьбы идет речь. Что касается закрытия школы, то я только рад. 

— Вы отрицаете? Кроме Веры никого не было? Ничего не было в Боброво? В машине? В бане?

— Что имеется в виду под «было»?

— Такое количество случаев не может быть неправдой. Люди, не сговариваясь, не зная друг друга, рассказывают идентичные истории. 

— Давайте договоримся про что «было»?

— Случай с приводом в баню, с раздеванием, поцелуями не считается недопустимым, по-вашему? С точки зрения законодательства это развратные действия (имеется в виду случай Татьяны Карстен — прим. «Медузы»). 

— Да, я считаю, что это нехорошо, — сказал Бебчук.

— У нас есть список из семи человек, которые готовы дать показания. Четверо из них несовершеннолетние до сих пор. 

Бебчук долго молчал. 

— Я допускаю, что человек, который ушел из школы, потому что у него проблемы с учебой, решил представить другую версию случившегося, — сказал Бебчук. — На самом деле девочка в какой-то момент расплакалась от того, что у нее не получилось [решать задачи]. Ее обняли, погладили и сказали, что не надо плакать. В Боброво были ежедневные занятия по много часов. Эта девочка занималась в бане. Я туда заходил и проверял. 

— Вы ****** [с ума сошли] — занималась в бане? — выкрикнула одна из выпускниц. 

— Алгеброй человек сидел и занимался! — ответил Бебчук. 

Выпускницы потребовали от директора подписать ультиматум. «Согласен», — вывел ручкой на листке с требованиями. 

Одна из жертв Изюмова объяснила «Медузе», что выпускники не хотели «устраивать шумихи, чтобы о школе осталась хорошая память».

В конце января на одно из школьных собраний пришел отец Татьяны Карстен. Когда он рассказал другим родителям о том, что Бебчук приставал к его дочери, ему почти никто не поверил — собравшиеся попросили его покинуть помещение.

Баня на участке семьи Бебчуков в Боброво

Фото: Семен Кац для «Медузы»

Примерно в то же время группа расследователей разослала письмо выпускникам «Лиги школ». Оно было оформлено в виде опросника.

«Что они делали?

Домогались учениц школы и соблазняли их. Характер активности варьировался от психологического давления до петтинга и секса.

Можно ли верить тем, кто сообщил о домогательствах?

Мы давно и близко знаем этих людей и считаем их безусловно заслуживающими доверия. Это не может быть скоординированной акцией со стороны пострадавших, многие из которых друг с другом не знакомы.

Почему вы не обратились в прокуратуру либо иные компетентные органы?

По многим эпизодам на момент огласки прошел срок давности. Семья ученицы, пострадавшей в 2014 году, консультировалась у юриста по этому вопросу, встречалась с местным депутатом, но приняла решение остановить все процессы по причине отъезда из страны».

В середине февраля 2015 года на сайте школы появилось объявление о скором закрытии. Как и требовали выпускники, в нем не было ни слова о настоящих причинах происходящего — текст объявления сообщал, что «школа в сегодняшних сузившихся рамках законодательного поля существовать больше не может». Под этим в первую очередь имелось в виду подушевое финансирование, в рамках которого бюджет государственных школ складывался по числу учеников: чем больше детей, тем больше денег (для совсем небольшой «Лиги школ» такая экономика работала плохо). 

После встречи с активистами Изюмов перестал появляться в школе. Бебчук доработал в ней до 15 июня. 

«Можно в соцсети написать что угодно»

Осенью 2015 года до выпускников «Лиги школ», проводивших расследование, дошла информация, что бывшие руководители школы продолжают работать с детьми. 

Сергей Бебчук устроился в школу для одаренных детей «Интеллектуал» на должность заместителя директора. Там же (безуспешно) пытался получить работу бывший психолог «Лиги» Иван Лебедев — по его словам, администрация «Интеллектуала» сообщила ему, что Бебчук был переведен на новое место работы по распоряжению Департамента образования Москвы.

«Медузе» не удалось подтвердить или опровергнуть эту информацию. Руководитель департамента образования Исаак Калина не подошел к телефону. Пресс-секретарь ведомства сказала: «[„Лига школ“] в 2015 году закрылась? Сейчас уже 2017 год!» На официальный письменный запрос в департамент образования на момент публикации материала ответа не поступило. 

Директором «Интеллектуала» в тот момент работал Юрий Тихорский. Он заявил «Медузе», что город не имел никакого отношения к назначению Бебчука. «Это было решение управляющих советов школ [„Интеллектуала“ и „Лиги школ“] об объединении организаций. С того момента Бебчук стал моим заместителем», — пояснил Тихорский. По его словам, это был первый случай, когда объединялись школы из разных административных округов (в рамках реформы московского образования в последние годы многие школы объединяют и укрупняют) — причем объединялись «не по территориальному признаку, а идеологическому». Бывший директор «Интеллектуала» уверен, что единственной причиной закрытия «Лиги школ» были финансово-экономические изменения в системе образования, поставившие школу «на грань выживания». 

При этом Тихорский подтвердил «Медузе», что знал об обвинениях Бебчука в сексуальных домогательствах еще до того, как тот начал работать в «Интеллектуале». «В моем понимании это не имеет никакого отношения к реорганизации. Одно дело — обвинение. Другое дело — доказанное судебное решение. Можно в соцсети написать что угодно. Мне не казалось, что [обвинения в сексуальных домогательствах] помешают его работе», — сказал Тихорский. 

Бывший директор «Интеллектуала» Юрий Тихорский в 2012 году

Фото: Иван Прохоров / Комсомольская Правда / PhotoXPress

Тихорский перестал быть директором «Интеллектуала» в апреле 2016 года, когда перешел на должность педагога-организатора по общим вопросам; сменил его в должности руководителя школы Илья Запольский. Вскоре с ним встретилась выпускница «Лиги школ» Нина, узнавшая о том, что Бебчук нарушил ультиматум, подписанный на встрече с инициативной группой. По словам Нины, услышав ее рассказ о сексуальных домогательствах, Запольский Бебчука уволил. Тем не менее в январе 2017 года Бебчук по-прежнему значился на сайте «Интеллектуала» как заместитель директора школы. Илья Запольский подтвердил «Медузе», что после разговора с выпускниками «Лиги школ» уволил Бебчука. 

Тогда же, осенью 2015 года, Бебчук начал работать в стартапе «Учитель для России» — общественном проекте, в рамках которого выпускники ведущих российских вузов на два года идут работать в обычные школы, получая за это стипендии (основные партнеры проекта — Сбербанк и Высшая школа экономики). В итоговой презентации «Учителя для России» за 2015 год Бебчук присутствует в разделе «Команда программы»; в другой презентации, созданной в апреле 2016-го, он указан как директор по работе со школами. По словам Тихорского, Бебчук в проекте занимался взаимодействием с региональными школами и региональными учителями. «Мы не готовы отрицать и не отрицаем, что Сергей Александрович консультировал и продолжает консультировать нас по методике, — сообщила „Медузе“ представитель „Учителя для России“ Русина Лекух. — Но он никогда не состоял в штате, не принимался и не увольнялся по требованию партнеров». 

В конце 2016 года Бебчук начал давать консультации по методологии обучения детей программированию для стартапа «Алгоритмика». Когда корреспондент «Медузы» попросил директора компании Андрея Лобанова прокомментировать обвинения в адрес учителя, он написал: «Ох, новости так новости» — и обещал поговорить об этом с Бебчуком. На дальнейшие сообщения корреспондента «Медузы» Лобанов не ответил.

«Медузе» не удалось связаться с Бебчуком. Он не ответил ни по одному из трех телефонов и не отреагировал на СМС. Знакомые Бебчука говорят, что недавно он внезапно сменил место жительства, уехав из квартиры, где жил все время, пока работал директором «Лиги школ». 

«Она была для меня маленьким цветочком»

Бывший заместитель Бебчука Николай Изюмов осенью 2015 года, через несколько месяцев после закрытия «Лиги», основал «Интеллект-клуб», объединивший несколько образовательных кружков. В ноябре он зарегистрировал ИП, указав в профиле своей деятельности дополнительные занятия для детей. «Интеллект-клуб» должен был открыться на базе Российской государственной детской библиотеки на Калужской площади. Узнав об этом, Нина, одна из жертв учителя, встретилась с директором библиотеки и рассказала ей о том, что происходило в «Лиге школ». Изюмову пришлось искать другое место. 

На сайте своего нового проекта Изюмов указал, что идея создания «интеллектуального клуба для подростков 10–15 лет» возникла, потому что после закрытия «Лиги» «многие дети, родители хотели сохранить хотя бы некоторые наработки образовательной концепции развития интеллекта и метаумений». Первые занятия «Интеллект-клуб» начал проводить в конце 2015 года. 

На сайте «Интеллект-клуба» можно обнаружить восторженные отзывы родителей, чьи дети занимаются в кружках Изюмова. «В 5-м классе мы с дочкой стали бывать в „Лиге“ на праздниках и концертах, ходили на экскурсии, планировали ходить на кружки, — пишет одна из матерей. — И вдруг узнали о закрытии. Это было крушением всех надежд». «В тот год, когда „Лига школ“ прекратила свое существование, понятие „школа“ упразднилось и для нашей семьи, — рассказывает другая женщина. — Мы перешли на заочную форму обучения и стали учиться дома. И вот в этот самый момент я узнала, что „Лиги школ“, возможно, и нет, но люди, которые были частью этой школы, которые жили ею, остались и создали „Интеллект-клуб“».

Вечером 20 января 2017 года Николай Изюмов проводил лекцию в рамках «Семейного киноклуба» — одного из своих кружков. Проходила она в нотной библиотеке имени Юргенсона (недалеко от станции метро «Таганская»), которая регулярно сдает в аренду Изюмову помещения для занятий «Интеллект-клуба».

 

 

Николай Изюмов проводит лекцию в библиотеке имени Юргенсона в рамках своего «Интеллект-клуба», 20 января 2017 года

 

Поздоровавшись с корреспондентом «Медузы», Изюмов — невысокий седой мужчина в мешковатой одежде — широко улыбнулся и предложил поехать поговорить к нему домой. В итоге разговор проходил в гардеробе библиотеки.

Все обвинения в свой адрес Изюмов отверг. «Это все ложь, — заявил он. — Про Бебчука могу сказать, что знаю его 20 лет и видел, какую школу он создал и сколько счастья принес». Коллегу Изюмов описал как замкнутого интроверта, до которого невозможно дозвониться (он подтвердил актуальность номера телефона Бебчука, которым располагал корреспондент «Медузы»).

— Когда начинаются обвинения постфактум через столько лет — это месть за что-то, — заявил бывший замдиректора «Лиги школ».

— За что? 

— Это психологический разговор. Мы с женой знаем всех этих детей. Про каждого отдельно можно говорить… Я видел список обвинительных случаев. 

— Все, что указано в таблице, составленной выпускниками, — неправда?

— Нет, конечно. Начиная со случая, где меня обвиняют, что я кого-то там раскладывал на кровати. Это был для меня шок. Мы дружили с ней [Ниной] много лет, у меня хранятся ее письма, фотографии и открытки. Могу сказать про каждый случай. 

Корреспондент «Медузы» достал распечатанную таблицу, составленную выпускниками «Лиги школ». 

— 2007 год, Поречье. «Лег в кровать, когда она осталась одна в комнате, обнял, прижался, возбудился». 

— Что значит — «возбудился»? Это какие-то непонятные вещи для меня, — Изюмов закатил глаза.

— Вы заходили в комнату? 

— Я ходил по комнатам всегда. Но не ложился ни к кому в постель. 

— Несколько выпускниц сказали, что по утрам вы заходили к ним в комнаты, чтобы разбудить, садились на кровати, целовали. 

— Я всегда подходил, я нежно будил, каждому лично говорил «Доброе утро». Каждому. Целовал в щеку, иногда в лоб. Такие нежные отношения друг с другом важны. Я этому учил детей. 

— Поэтому в школе вы детей приветствовали поцелуями?

— По-всякому. 

— Про случай Нины что можете сказать? 

— Она всегда была прекрасной маленькой девочкой. Она была для меня маленьким цветочком.

— Я зачитаю ее случай. «Сажал на колени, разговаривал о трудностях с одноклассниками». «Во время разговоров он постоянно целовал, засовывал язык в рот, гладил тело, залезал рукой под кофту». 

— Это бред какой-то, — прошептал Изюмов. — Не сажал я на колени! Я разговаривал просто. 

— «Предложил зайти за книжкой к нему домой». 

— За книжкой, может, и ходили. Ко мне в гости ребята ходили. И сейчас ходят. Дальше я знаю, что она говорит. Что я ее раскладывал на кровати. Такого быть не может. Это безумие. 

— Вы обсуждали с Сергеем Бебчуком эти обвинения? 

— Нет. Меня после этих обвинений чуть инсульт не хватил. Мне пришлось уйти из школы в конце февраля [2015 года]. Врачи советовали госпитализироваться. Я не госпитализировался, но по полдня проводил в реабилитационном центре. У моей жены тоже тяжелое состояние было. Такое предательство близких детей… 

— Вы сказали, что не знаете ничего про Бебчука. Слышали про Веру Воляк? 

— От кого об этом известно? Вера собиралась в искусствоведы. Во время похода Сергей Александрович с Анастасией Станиславовной [Лосевой] повели ее по храмам. Представить, что они занимались групповухой в палатке, — это такого уровня безумная клевета! Не сказать словами! Не похоже это на Бебчука. Это я общался со всеми открыто. И если бы меня только обвинили, было понятно. Есть эпизод, когда Бебчук на машине завез ученицу в лес и потребовал раздеться. Дело в том, что она приехала на дачу и ходила там в купальнике. Бебчук решил ее проучить через шок. Он рассказывал мне, что завез ее в лес и сказал там раздеться. Хотел показать ей, что там глухота и она ничего не сможет сделать. Конечно, он ее унизил и оскорбил.

— Воляк рассказывала, что вы раздевали ее, потом она лежала у вас на кровати, «он начал дело, но не закончил».

— Да не было ничего такого. Веру Воляк все очень любили. Мы дружили с ее семьей. Она обвиняла меня, что я с ней трахался, — Изюмов прервался, в раздевалку зашли две школьницы, он улыбнулся, приветствуя их. — Этого не было. В общем, это грустная история. 

— В таблице больше 20 человек обвиняют вас с Бебчуком. 

— 20 человек из сотен выпускников — это немного. 

— Какой смысл им придумывать?  

— Если кто дочитал до конца отпишитесь, интересно познакомиться со странными людьми. Специально не в конце написал что бы выяснить кто реально прочитал.

— Одна из тех, кто нас обвиняет, сама тоже… Увела из другой семьи мужа. Потом он ей изменил и ушел к другой. Другая присылала мне свою эротическую фотосессию, у меня до сих пор она хранится. Другая [проводившая расследование против Бебчука и Изюмова] пыталась меня совратить, писала мне письма! Я ее боялся. Если я такой педофил, почему я не воспользовался? Сейчас трудные времена. У людей мозги засорены, люди покупаются на любую ерунду в интернете. Одна еще говорит, что я заводил ее в кабинет, залезал под кофту, сказал ей: «О, какая грудка». Как про курицу? Как я мог так сказать? Она обижена на меня, потому что я не пустил ее на выпускной.

После разговора с корреспондентом «Медузы» Изюмов вернулся в зал, где вскоре должна была начаться его лекция про бельгийского режиссера Жако Ван Дормеля. Одна из девочек, пришедших на занятие, подбежала к нему, протянула пакет с новогодним подарком и обняла.

 

 

 

[Arcanum]

Так как девочки загуляли и утром будут с похмелья открою темы за них.

За Бониту

 

Второе изнасилование Как российское государство обращается с жертвами сексуальных преступлений. Репортаж Катерины Гордеевой

Шествие против сексуального насилия. Киев, 17 сентября 2016 года

Фото: Алексей Чумаченко / Украинское Фото / PhotoXPress

В июле 2016 года русскоязычные социальные сети взбудоражил начатыйукраинской активисткой Анастасией Мельниченко флешмоб. Под тегом #янебоюсьсказать сотни женщин открыто писали о том, как они сталкивались с сексуальным или психологическим насилием. Мало кто, впрочем, упоминал о своих попытках заявить об этом насилии в полицию и прибегнуть к помощи правоохранительной системы. Спецкор «Медузы» Катерина Гордеева выяснила, что бывает с теми, кто решает привлечь насильников к предусмотренной российскими законами ответственности.

В начале августа 2016 года, воодушевившись недавно прошедшим в фейсбуке флешмобом #янебоюсьсказать, 29-летняя Татьяна М., работающая продавщицей в крупном магазине электроники в Петербурге, впервые за десять с половиной лет приехала в родной Котлас — районный центр в Архангельской области, где расположен важный транспортный узел Северной железной дороги. На вокзале ее никто не встречал. Поезд прибывал рано. Город спал.

 

Дорога от вокзала до родительского дома занимала пешком минут 30-35. Татьяна шагала по пустым улицам и думала о том, изменился ли ее родной город и люди, рядом с которыми она взрослела. Она надеялась, что дома ей будут рады.

 

Свою фамилию Татьяна обещала предать огласке только в том случае, если эта поездка изменит что-то в ее отношениях с земляками, соседями, а главное — с собственной матерью.

 

Вечер в Котласе

 

«Я уезжала, а они плевали мне вслед, — рассказывает Татьяна — Сукой называли. Некоторые — шлюхой. Ну и еще говорили, что это потому, что В. не на мне женился, а на матери. В правду никто верить не хотел. Правды только я хотела. И еще мне помогла Алена».

Алена стала свидетельницей в деле, по которому Татьяна проходила потерпевшей десять с половиной лет назад, — в деле об изнасиловании девушки ее отчимом. Летом 2004 года мама Татьяны ненадолго уехала по делам в область, а Алена пришла к Татьяне в гости. Они сидели и болтали на балконе, когда домой вернулся отчим Татьяны — мужчина был старше приемной дочери на десять лет и на столько же моложе ее матери. Втроем они выпили. Спасло Татьяну то, что подруга осталась у них ночевать, — Алена прибежала на крики и вызвала милицию. Приехавший наряд обнаружил связанного девушками «для безопасности» В., рыдающую жертву и Алену, которая пыталась привести в чувство подругу. Вместе они поехали в отделение.

 

«Можно без подробностей?» — спрашивает Татьяна. Подробности она рассказывала летом и осенью 2004-го, а потом зимой и весной 2005-го самым разным людям: участковому, его напарнику, начальнику отделения, следователю из областной прокуратуры, судмедэксперту, психологу, адвокату. Еще была очная ставка с В., следственный эксперимент и суд.

 

«Если женщина идет на то, чтобы [попытаться] наказать насильника, ей предстоит рассказать в мельчайших подробностях о том, что произошло, от пяти до семи раз. Может, и больше — зависит от того, как будет настроен правоприменитель», — говорит адвокат Мари Давтян, одна из немногих в России юристов, профессионально занимающихся помощью жертвам насилия. Факты, изложенные в этих рассказах, должны соответствовать тому, как преступление определяет закон. В 131-й статье Уголовного кодекса изнасилование описано как «половое сношение с физическим насилием или угрозой его применения <…> либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей». В европейской и американской юридических практиках изнасилованием признается секс в отсутствии согласия. Но категория «согласие» в российском законе не упомянуто вовсе. «Согласие — слишком тонкая материя для российского УК, — объясняет Давтян, — про насилие уже больше понятно: ушибы, ссадины, синяки или даже кое-что похуже». Именно поэтому, считает юрист, до следователей чаще доходят дела, отягченные разбоем, грабежом, нанесением телесных повреждений или даже покушением на убийство.

 

Никаких подобных отягощений в истории Татьяны не было — только тот факт, что нетрезвый отчим попытался заняться сексом с девушкой вопреки ее воле. Это, впрочем, не делало необходимость пересказывать подробности той ночи незнакомым людям менее неприятной — тем более что в городке с 60-тысячным населением быстро выяснилось, что незнакомый — не значит чужой. Участковый оказался одноклассником отчима; начальник отделения — мужем его двоюродной сестры, а в судебно-медицинской экспертизе работала родственница крестного мужчины.

«Уже в конце следующего дня о том, что со мной произошло, знали все, — вспоминает Татьяна. — И все меня презирали».

 

О своем решении заявить в полицию она, впрочем, не жалеет. По словам Татьяны, В. уже давно к ней «подкатывал» и просто ждал удобного случая. «Не могу сказать, что я сразу сформулировала эту мысль четко, но что-то мне подсказывало, что мое молчание всех нас погубило бы, — говорит девушка. — Все это могло повториться, но кончилось бы еще хуже».

 

Ольга Юркова, директор независимого благотворительного центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры».

Фото: Евгений Фельдман для «Медузы»

«В маленьких городах доказать что бы то ни было почти невозможно: там все всех знают. И вот это „сама виновата“ плюс привычка не выносить сор из избы делают сам факт возбуждения уголовного дела по факту изнасилования почти невозможным», — объясняет Ольга Юркова, руководитель центра помощи жертвам сексуального насилия «Сестры», который существует уже больше 20 лет. Главный инструмент работы центра — телефон доверия, куда могут звонить женщины, которым плохо. Им предоставляется полная конфиденциальность: не спрашивают ни имени, ни контактов — просто выслушивают звонящую и, если та просит, советуют ей, куда обратиться за психологической или юридической помощью. Даже физический адрес центра держится в тайне — его не разглашают из-за угроз, которые часто поступают со стороны насильников. Впрочем, не сохраняя никаких данных о конкретных женщинах, «Сестры» все же ведут внутреннюю статистику. Согласно ей, только 12% женщин, переживших насилие, обращаются в правоохранительные органы. А из тех дел, которые все же заводятся, только 5% доходит до суда. 

Высокопоставленный представитель Следственного комитета объяснил «Медузе», что никакого злого умысла в работе системы нет. «Вы поймите: нет такого специального отдела, который отвечал бы за изнасилования. Ими занимается любой следователь, который работает по особо тяжким. А там и убийства, и грабежи, и насилия. Конечно, к этим женщинам нужен бы особый подход. Но не всегда на это есть время и человеческие ресурсы», — сказал следователь. (Поскольку пресс-служба московского СК не ответила на запрос «Медузы» об интервью ни в отведенный на это срок, ни позже, сотрудник ведомства давал интервью на условиях анонимности.)

 

«В моей практике был случай, когда насильник напал на девушку сзади, ударив по голове тяжелым предметом. Но к моменту приезда полиции она уже пришла в себя, — вспоминает Мари Давтян. — Так полицейские усадили ее в машину и катали по району в надежде, что она опознает насильника — напоминаю, он сзади напал! Возили они ее до тех пор, пока она опять не потеряла сознание. Потом выяснилось, что у нее черепно-мозговая травма. Вообще, если женщина в сознании, стоит на ногах, если нет очевидных следов борьбы — ужасно так говорить, но все, что с ней юридически будет происходить после изнасилования, зависит только от нее самой».

 

Государственный интерес

 

В памятке для переживших насилие, которую составил центр «Сестры», написано: «В высохшем состоянии следы спермы и крови на тканях или иных предметах могут сохраняться длительное время. Однако определить наличие спермы в организме можно в считанные сутки после происшедшего. В первые 12 часов из полости рта, в первые трое суток из прямой кишки и первые пять суток из влагалища». Никакой такой памятки Татьяна, разумеется не читала. Рассвет она встретила в отделении милиции: допрос к тому времени длился около трех часов. К началу рабочего дня подъехал следователь из прокуратуры — вместе с ним девушка отправилась в областной центр на судебно-медицинскую экспертизу.

 

«С женщиной, как правило, говорят мужчины. Они ее опрашивают во всех подробностях. Все это очень неприятно», — говорит основательница «Сестер» Мария Мохова. Представитель Следственного комитета возражает на это, что разговор необходим — как правило, жертва помнит все детали только сразу после случившегося, а для того, чтобы возбудить дело, детали необходимы. По мнению следователя, возбужденное и доведенное до конца уголовное дело — и в интересах государства, и в интересах жертвы: «Если изнасилование — это уголовное преступление, значит государство заинтересовано в наказании насильника. А жертва должна быть заинтересована, потому что это торжество справедливости».

 

С точки зрения психологии, однако, все несколько сложнее. «Правильно, чтобы насильник понимал, что его действия наказуемы, но, если говорить о терапии травмы, то, насколько он наказан, абсолютно не влияет на реабилитацию жертвы», — говорит действительный член Нидерландского института психологов Светлана Бронникова, в прошлом работавшая в мужской тюрьме в отделении для рецидивистов. В каком-то смысле даже наоборот: допрос, следственный эксперимент, очная ставка — все это способы редраматизации травмы. Жертва словно переживает все случившееся заново — к тому же в присутствии свидетелей, которые ей не то чтобы сочувствуют.

Татьяна два с половиной часа просидела на стуле в коридоре лаборатории судебно-медицинской экспертизы — не пила, не ела, не переодевалась и не мылась. Потом пожилая женщина в потрепанном халате вызвала ее в кабинет. Бросила: «Раздевайтесь». «И стала брать отовсюду анализы: мазки, соскобы. Это было грубо и больно, — вспоминает Татьяна. — Она обращалась со мной так, как будто я сама [с собой] все это и сделала. По-моему, я плакала».

 

Мария Мохова, одна из соосновательниц «Сестер»

Фото из личного архива

Так называемый rape kit — набор всего, что может понадобиться для тестов при подозрении на изнасилование (формы для документов, баночки для крови, мазки и так далее) — в США и Европе есть у всех, кто может столкнуться с жертвой сексуального преступления: от врачей до полицейских. «Тесты можно провести быстро, не травмируя и без того травмированную женщину, — объясняет Мохова. — Увы, у нас это не так, потому что женщина, заявившая об изнасиловании — потенциально объект недоверия. Ее не берегут и не жалеют. Она будет вынуждена терпеть косые взгляды и слышать что-то из разряда „сама напросилась“».

 

Татьяна говорит, что ей «повезло» — ее случаем занимался молодой следователь из Архангельска, «который очень старался все делать не так, как у нас привыкли». «В общем-то, он это дело на себе и вытащил. Потому что больше никого на моей стороне не было», — вспоминает девушка.

 

Когда вечером того долгого, почти бесконечного дня Татьяна возвращалась домой, в квартире горел свет. Она до сих пор вспоминает, как, не доходя несколько шагов до входа в подъезд, подняла голову и посмотрела в окна.

 

«Я открыла дверь. Мама была дома, — рассказывает Татьяна. — Она подошла и со всей силы влепила мне пощечину. И еще плюнула. И сказала что-то вроде того, что я хочу В. посадить, потому что завидую ее счастью. И что я сама под него легла. В общем, я думала, что все, что произошло той ночью, — ад. Но ад начался потом».

 

 

Культура стыда

 

Считается, что самое трудное для жертвы изнасилования — это удержаться от того, чтобы сразу пойти в душ: чтобы было, что предъявить полиции, доказательства нужно сохранить на себе. В реальности все еще сложнее. «Подав заявление, женщина должна еще удостовериться, что его приняли, — объясняет адвокат Мари Давтян. — То есть получить квиточек со входящим номером заявления. По нему потом надо будет проверять, возбудили дело или нет — и что вообще с ним происходит». 

Согласно Уголовному кодексу, преступления, связанные с сексуальным насилием, относятся к делам частно-публичного обвинения — это значит, что дело будет возбуждено, только если заявление потерпевшего формально зарегистрировано. «Женщина должна вначале преодолеть себя и написать заявление. И многие дела теряются именно на этом этапе. Женщина в шоке. Она только что пережила тяжелую историю. И не идет в полицию, чтобы не переживать это снова, — объясняет Юркова, вспоминая случаи из практики „Сестер“. — А бывает и так: женщина все же нашла в себе силы прийти, подать заявление, но квиток этот дурацкий взять забыла. Звонит потом в отделение, спрашивает: „Как там мое дело?“ А ей говорят: „Какое дело? Никакого дела нет“».

Есть здесь и культурный аспект. «Тут дело еще в том, как рассматривается акт насилия не с юридической точки зрения, а с человеческой — в той среде, где они выросли и живут, — рассуждает Бронникова. — В российской культуре принято полагать, что ответственность за изнасилование лежит на женщине — хотя юридически за преступление всегда несет ответственность насильник. Но у нас акт насилия не считается чем-то драматичным, ужасным, унизительным или каким-то образом поражающим жертву в ее правах. Все, что связано с изнасилованием, у нас стыдно: стыдно быть изнасилованной, стыдно терпеть, стыдно подавать в суд». Мохова соглашается: «Презумпция вины и стыд — главные сдерживающие факторы, с оглядкой на которые женщины не решаются обратиться в правоохранительные органы, не фиксируют сам факт насилия, а значит не помогают найти и наказать виновного».

Татьяна отчетливо помнит ощущение стыда. Мама и отчим то уговорами, то силой пытались заставить ее забрать заявление. В отделении, казалось, нарочно переспрашивали про самые отвратительные подробности. «Общее мнение было такое, что я его посадила из каких-то своих личных побуждений, — вспоминает девушка. — И что я — дрянь».

 

После суда, на котором В. дали три с половиной года, Татьяна уехала из города. Как-то сама собой разладилась дружба даже с верной подругой Аленой. Мать о том, чтобы общаться с дочерью, которая «донесла на родного человека», и слышать не хотела. В Петербурге, куда девушка переехала из Котласа, она получила образование, нашла работу — и завела социальные сети.

 

Нигде и никогда за эти десять лет она не рассказывала о том, что с ней случилось дома. Флешмоб #янебоюсьсказать вдохновил девушку на первую за это время поездку домой. Впрочем, написать в соцсетях о своей истории Татьяна не решилась. «Я читала и читала, плакала, представляла, сколько нас таких, и волосы на голове шевелились, — говорит она. — Но писать не стала, духу не хватило». Тем не менее, Татьяна знала, что отчим вышел из тюрьмы. Слышала, что он снова стал жить с ее матерью. И решила, что все вместе они смогут обо всем, случившемся десять лет назад, поговорить.

 

Именно поэтому ранним августовским утром она стояла под окнами квартиры, в которой родилась, выросла и была изнасилована.

Мужчина с татуировкой дракона

Однажды весной 2014 года успешная женщина Екатерина Романовская, сотрудница консалтинговой фирмы M.Communications, сделавшая себе имя на остроумном политическом твиттере KermlinRussia, в оцепенении стояла у окна своей московской квартиры. Ее парализовал страх: не получалось ни взять телефон, чтобы вызвать помощь, ни подойти к окну, чтобы получше разглядеть причину своего ужаса. У светофора на углу улицы, куда выходило окно ее квартиры, стоял человек, очень походивший на того, кто 13 лет назад в другом городе и при других обстоятельствах за отказ Романовской «познакомиться поближе» едва не лишил ее жизни.

 

Несмотря на страх, Романовская посчитала, что, раз в 2000-м мужчине дали 13 лет тюрьмы по статье «Покушение на убийство», около года назад он должен был выйти на свободу. Если бы из окна квартиры можно было разглядеть татуировку дракона на груди, Романовская была бы уверена в том, что это он, на сто процентов. Но на улице было холодно — человек был одет в куртку.  Два последующих часа женщина не выходила из дома. «Головой я понимала, что, скорее всего, это не он, — вспоминает Романовская. — Но еще понимала, что в том, что 14 лет назад его вообще нашли и посадили, было невероятное везение».

 

Еще через два года Романовская публично расскажет о том, что с ней случилось. В декабре 2000-го в южном городе, где она выросла, когда она возвращалась из детского сада дочери, к Романовской подошел незнакомый мужчина, попытался завязать разговор, а услышав отказ, напал на нее с ножом, оставив девять глубоких ран по всему телу, включая живот и шею.

 

Личную историю Романовская использовала для продвижения стартапапо созданию «умного кольца» Nimb, помогающего владельцу быстро сообщить об опасности близким, друзьям и тем, кто может прийти на помощь. Два месяца спустя адвокат Мари Давтян с коллегами объявили о запуске мобильного приложения «Насилию.нет». Его описание звучит так: «Женщина, на которую нападают, должна нажать только одну тревожную кнопку в телефоне. И сообщения о том, что она в опасности, тут же рассылаются на те мобильные телефоны, которые зарегистрированы в ее профиле — как „те, кого надо немедленно оповестить“».

 

Nimb — кольцо с тревожной кнопкой, которое в экстренной ситуации сообщает службам помощи и близким владельца о том, что он или она в опасности. На данный момент существуют только опытные образцы; в продажу гаджет пока не поступил

Фото: Евгений Фельдман для «Медузы»

Создательницы стартапов говорят о том, что совпадение с флешмобом #янебоюсьсказать, случайно — Романовская опубликовала свою историю еще до того, как хэштег был придуман и набрал популярность. Так или иначе, десятки тысяч женщин в России и на Украине, рассказавшие в рамках этого флешмоба о пережитом насилии (официальной статистики нет, поиск по соответствующему хэштегу в фейсбуке дает более 80 тысяч результатов), — аудитория с большим потенциалом для обеих технологий. Как, разумеется, и те, кто рассказывать о своем опыте не захотел — благодаря флешмобу об изнасилованиях чуть ли не впервые заговорили публично не на языке полицейского рапорта, после чего стало понятно, что эта проблема в России абсолютно повсеместна и касается всех социальных страт.

 

«У этих историй была одна общая черта, — говорит психолог Вита Холмогорова, тренер Российско-Австрийского Института экзистенциально-аналитической психологии и психотерапии — Женщины рассказывали — часто впервые, — что с ними произошло. Но не рассказывали, что было дальше. История, как правило, оканчивалась словами: „я молчала об этом всю жизнь“ или „сегодня я впервые рассказала об этом“. А ведь в том, как развивались события дальше, как правило, тоже целая драма».

Своя драма была и у Романовской. Первые четыре дня после нападения она находилась в реанимации — а на пятый прямо в отделение интенсивной терапии пришли следователи. «Напугали меня до смерти: не представились, ничего не объяснили, сразу стали задавать вопросы, невзирая на то, что состояние мое не располагало к разговорам: я была на ИВЛ и ничего особо сказать не могла. Но они все время что-то уточняли, переспрашивали — рассказывает Романовская. — Причем я понимаю, что я была, скажем так, в более выигрышном положении, чем обычно находится женщина, проходящая по делу о нападении или по делу об изнасиловании. Мне, можно даже сказать, повезло: меня жалели, все мне страшно сочувствовали. Обычно по-другому». 

Местный телеканал показал о случившемся с девушкой сюжет; ее история имела резонанс и стала трагедией для всего местного сообщества — люди, выбежавшие на ее крик из домов, в детстве, как вспоминает Романовская, выносили ей во двор стакан воды или молока. На работу правоохранительных органов все это, впрочем, не слишком повлияло. «Со временем стало ясно, что следствие никуда не движется, — говорит Романовская. — Мне стали намекать, что еще немного времени и дело придется закрыть. Аккуратно, без давления и хамства меня к этому готовили».

Возмездие как необходимость

 

«Я считаю, что никакого срока давности у преступлений, связанных с насилием, нет и не должно быть», — считает следователь СК РФ по Москве.

 

В центре «Сестры» помнят, как в отделе, где работает этот оперативник, в течение восьми лет расследовалось дело об изнасиловании девушки курсантами одного из военных учебных заведений страны. Пригласив подруг на выпускной, молодые люди напали на девушку, оставшуюся ночевать. Жертва подала заявление в милицию — но дело забрала себе военная прокуратура, вскоре, впрочем, объявившая, что никакого дела, как и состава преступления, нет. В прокуратуре с этим не согласились — и в итоге довели дело до суда. Все участники того изнасилования получили большие сроки. «Справедливость восторжествовала», — улыбается представитель Следственного комитета, который с тех пор успел превратиться в отдельное ведомство.

 

То, что с момента изнасилования каждый из курсантов стал взрослым человеком, завел семью и, возможно, изменился, его не смущает. «Преступление было совершено? Было. Преступник должен понести наказание», — говорит он. А Мария Мохова добавляет: «Статистически известно: тот, кто совершил насилие один раз, потом, как правило, повторяет этот опыт, становясь с каждым разом все более жестоким».

 

«Я вообще ничего больше не чувствую по этому поводу. Ни стыда, ни боли, ни обиды, — говорит 40-летняя Нина (по ее просьбе имя изменено — прим. „Медузы“), успешный ресторатор, жена и мама двоих детей. — Только одно осталось: не могу слушать несколько песен, которые, впрочем, сейчас уже не так часто крутят по радио».

 

23 года назад Нина приехала учиться в Москву из южного города. Ей недавно исполнилось 17, позади были провинциальные романы, впереди, как она надеялась, большое столичное будущее. Однажды вечером они поужинали с подругой в кафе и стали впервые в жизни ловить машину на Садовом кольце: «Была ранняя весна. Я как раз подумала: вот она новая жизнь, я почти москвичка, я ловлю такси». В остановившейся попутке сидели трое молодых людей. «Веселые, приятные, такие… богемные, что ли», — вспоминает Нина. Молодые люди предложили девушкам продолжить вечер и выпить вместе шампанского, которое тут же было приобретено в одной из палаток на Трехпрудном (дело было сильно до нынешнего московского благоустройства). Нина не ориентировалась в Москве, но чудом запомнила улицу, на которую приехала машина ее новых знакомых. К шампанскому прибавилась марихуана. «А потом один из них ушел с К. (подругой Нины) в соседнюю комнату. А другой остался со мной. И так спокойно сказал: „Раздевайся“. А я стояла и ничего не могла понять. Мне казалось страшно знакомым его лицо. Но вспомнить, откуда я его знаю, не получалось». Знакомый незнакомец встряхнул Нину. Она попыталась сказать, что не рассчитывала на такое продолжение вечера. «Но слушать меня никто не стал. Он сказал: „Любишь кататься, люби и саночки возить“. Когда все кончилось, я выбежала на лестничную клетку полуголая, с вещами в руках».

 

В съемную квартиру Нине пришлось ехать через всю Москву. Все это время, по ее словам, она безостановочно рыдала. «Водитель даже не поинтересовался, что со мной. Я приехала, рыдала дома еще несколько часов. А потом позвонила знакомым брата. У него были очень серьезные знакомые».

 

К этому моменту Нина вспомнила, где она видела человека, который ее изнасиловал: музыкальные клипы с его участием умеренно ротировались на одном из первых российских телеканалов. «Если говорить языком 1990-х, я его заказала. Еще специально уточнила, что надо бить его по яйцам. Через некоторое время мне привезли фотографии. На них было видно, что ему больно, — вспоминает Нина. — Больше эта история ко мне не возвращалась. Но из Москвы я уехала».

 

Занятие по женской самообороне Московского центра крав мага (разработанная в Израиле техника рукопашного боя), с которым сотрудничает Центр «Сестры»

Фото: Евгений Фельдман для «Медузы»

Единственное, что напоминало Нине о пережитом, — клипы с участием «того самого» человека. Впрочем, их показывали по телевизору все реже и реже. «А потом что-то случилось, и его звезда вновь взошла. Я увидела его на экране. И меня затошнило. Прямо физически, — рассказывает женщина. — Рядом сидел муж. Дети спали в соседней комнате. И я поняла, что моя история не кончилась». Так Нина узнала о телефоне доверия центра «Сестры». Психолог, рекомендованный центром, до сих пор иногда с ней созванивается.

 

Во флешмобе #янебоюсьсказать Нина не участвовала. «Я не хочу оставлять свидетельства, которые потом смогут найти мои дети, что эта история была в моей жизни. Надеюсь, тому человеку было больно, когда его били. Я отмщена, — говорит она. — А со своими нервами как-нибудь справлюсь. Я не считаю, что такое надо обсуждать со всеми».

Романовская говорит, что о возмездии особенно не думала — «надо было просто выжить и встать на ноги», — но девушку преследовал кошмар, что она не сможет узнать насильника, если еще раз его встретит. Полгода спустя после нападения, на той же дорожке, по которой Романовская водила дочь в детский сад, она увидела мужчину — и узнала его по татуировке на груди. С трудом удержавшись от перехода на бег, она дошла до ближайшего продуктового магазина и попросила сделать телефонный звонок. «Видимо, меня трясло, — вспоминает Романовская.— Продавцы вообще не засомневались, что мне нужна помощь; спросили, что случилось. И вот тогда что-то произошло. Я помню, как лезла через прилавок, опрокидывая коробки с шоколадными батончиками, банки, упаковки чего-то, пытаясь как-то спастись, спрятаться, уберечься. Сейчас понимаю, что это была просто паника». Когда она позвонила в полицию, ее сначала попросили назвать номер дела, а потом — позвонить своему следователю, телефона которого у девушки не было. «Я звонила по всем номерам, которые знала и все время смотрела на дверь. Я даже представить себе не могла, что будет, если он войдет в дверь».

Чудом Романовская вспомнила телефон соседа, большого милицейского начальника. «Он сказал, чтобы я сидела и никуда не выходила, сейчас приедут ребята. Действительно, минут через десять появились двое парней в штатском, — рассказывает она. — Они предложили сесть с ними в машину и поехать его искать. Но я отказалась наотрез и осталась в магазине».

Человека с татуировкой дракона оперативники обнаружили в трех светофорах от магазина, где пряталась Романовская. Когда его арестовали, он пытался отрицать вину — но татуировка фигурировала еще в первых показаниях девушки, а позже у него нашли одежду со следами крови жертвы. Уже на суде выяснилось, что родная сестра преступника была ученицей в школе отца Романовской. Все всех знали: мир тесен.

Екатерина Романовская работает над стартапом Nimb в основном в Нью-Йорке, но иногда приезжает в Россию

Фото: Евгений Фельдман для «Медузы»

 

Презумпция согласия

 

Наталье 43 года (имя изменено по просьбе героини — прим. «Медузы»). Она работает бухгалтером в небольшой строительной компании в городе-миллионнике в центре России. Личная жизнь — «как у всех»: в институте вышла замуж, родила ребенка. Когда дочь выросла и поступила в институт, Наталья решила, что пора подумать и о себе. Зимой 2015-го познакомилась с «интересным» мужчиной. Вместе сходили в театр, потом в ресторан. 8 марта новый знакомый Натальи предложил отметить в гостях у друга: «Он тоже будет с девушкой». «Мне вся эта история казалась серьезной, — говорит Наталья. — Я даже позволила себе мечтать о каком-то будущем у этих отношений». Она купила новое платье, сходила в косметический салон, взяла с собой туфли на каблуке.

 

От напитков, закусок и разговоров за праздничным столом вскоре перешли к танцам. «Потом мужчины погасили свет и зажгли свечи, — рассказывает Наталья. — А потом его друг с девушкой куда-то делись, мы остались одни — и он перешел в наступление». Не то чтобы такой поворот дела был для женщины неожиданным. «Просто я как-то иначе себе это представляла, — говорит она. — Я не была готова. Мне требовалось время». Все это Наталья попыталась объяснить своему знакомому. Но в ответ услышала: «Что ты ломаешься как целка?» Мужчина продолжил действовать с еще большим напором. «Ну что мне было — кричать? Полицию звать? Мне 40 с лишним лет. Скажут: „Ты понимала, куда шла“. И, наверное, да, понимала. Но верила, что бывает иначе».

 

Прорыдав дома все выходные, Наталья все же обратилась в полицию. Заявление в отделении хоть и неохотно, но взяли. Спустя неделю, однако, выяснилось, что оно куда-то исчезло. Тогда Наталья написала новое. История повторилась. С третьего раза заявление все же приняли к рассмотрению. «Но следователь сказал: „Смотрите, как бы у вас не начались проблемы“», — говорит женщина. Так выяснилось, что интересный мужчина сам работает в полиции. Следствие по этому делу то возобновляется, то начинается заново уже больше года. Несколько раз Наталье прямым текстом говорили, что никаких шансов дойти до суда у ее дела нет: она сама пришла в гости, сама осталась, ее никто не бил и видимым — для следствия — образом ни к чему не принуждал.

 

«Это логический скачок, который почти всегда совершают в России те, кто по роду службы должен расследовать дела о насилии, — считает психолог Светлана Бронникова. — Факт согласия принципиален: если его нет, это насилие. Но в российской правовой и социальной практике согласие — это какая-то очень умозрительная вещь, на него не принято оглядываться».

 

По словам адвоката Мари Давтян, большинство дел об изнасиловании не доходят до суда именно потому, что тема согласия не обсуждается вовсе. «Зачастую правоохранительные органы „не видят“ изнасилования, — говорит юрист. — Нам остается долго и упорно обжаловать их бездействие в прокуратуру или суд. А с недавнего времени суд не вправе указывать следствию, что ему делать, какие следственные действия проводить, как квалифицировать деяние. Это может сделать только прокурор. Но рассмотрение жалоб прокурором осложнено тем, что мы [адвокаты] лично в нем не участвуем, а затем не имеем права знакомиться с теми указаниями, которые дал прокурор. Мы по сути работаем вслепую».

 

Отдельная проблема — с сексуальным насилием внутри семьи. Летом 2016-го обострились споры о том, считать ли уголовным преступлением физическое насилие в адрес близких родственников (депутат Госдумы Елена Мизулина, например, выступила за декриминализацию такого рода правонарушений). Ситуация секса без согласия в браке российскими правоохранителями вообще исключается. «„Как это изнасиловал, — скажет следователь, — он же твой муж?“ — объясняет Мохова. — О том, что даже в браке совершение сексуальных действий без согласия одного из партнеров является насилием, речи не идет. Считается, что женщина говорит „Да“ в ЗАГСе. Один раз и на всю жизнь».

 

Впрочем, чтобы счесть, что женщина сказала «да», свидетельство о браке вовсе не обязательно. Ресторатор Нина, объясняя, почему она пошла к бандитам, а не в полицию, говорит так: «Мое имя было бы во всех газетах. Да если бы и не было, вы представьте: молодая девушка сама садится в машину к посторонним. Шампанское, поездка эта. Ну ведь понятно же, что я „сама виновата“. В машину эту, в конце концов, меня никто не сажал».

 

«Это главное, что мешает заявлениям и расследованиям, — вздыхает Мария Мохова. — У нас все руководствуются принципом „сама виновата“: короткая юбка, вызывающий макияж, даже пококетничала в конце концов. Но она не соглашалась на насилие!» Психолог Бронникова подтверждает: степень привлекательности жертвы — важный фактор в том, как дело будет расследоваться и рассматриваться.

 

«Часто в суде я слышу: а вот во „ВКонтакте“ у потерпевшей фотографии в декольте. Или она там обнимается с двумя мужчинами сразу, — рассказывает Давтян. — Считается, что все это имеет какое-то отношение к делу. На самом деле — не имеет. Да хоть голая она стояла, согласия не было! Значит, произошедшее — насилие».

 

Презумпция согласия — главный камень преткновения всех, кто работает в России с травмами, связанными с насилием. Такого термина нет в Уголовном кодексе, никакими нормами и правилами правоохранительной практики он не описан. А значит, с формальной точки зрения его не существует. И самый простой способ доказать, что насилие действительно было — сопротивляться. «Фактически, сопротивляться — это обязанность жертвы, — говорит Давтян. — Жертва как-то еще должна пострадать, чтобы убедить следствие, что совершено преступление. Именно поэтому первый вопрос, который задает следствие: „Не обокрали ли? Не избили ли?“ Как будто всего случившегося самого по себе недостаточно».

 

Настрой общества по отношению к жертве насилия подтверждает статистика: по данным опроса ВЦИОМ, 44 процента респондентов полагают, что жертва чаще сама виновата или спровоцировала нападение. 46 процентов опрошенных считают, что в случае, если жертва насилия обратится в полицию, там ей окажут квалифицированную помощь; столько же не согласны с этим утверждением. 

«С нами ничего на самом деле не случилось: ну так, напугались», — рассказывает Екатерина Зверева. Ей 30 лет, она москвичка, работает в издательстве. Пять лет назад Зверева с подругой отправились отдыхать в Крым. По утрам ходили загорать голыми на дикий пляж. Однажды утром к ним подошли двое мужчин и, угрожая ножом, сообщили, что «сейчас будет секс». «Мы с подругой переглянулись, — вспоминает Екатерина. — И она побежала. А я осталась. Звучит, конечно, очень смешно: одна голая девчонка бежит по пляжу, другая стоит перед двумя одетыми мужиками. Между нами лежал еще арбуз: остужался в воде».

 

Помощь пришла быстро, и нападавшие мужчины убежали сами. Девушки все равно подали заявление в полицию. «Но там сказали: сами виноваты, голыми загораете. Да и раз ничего не было, то нечего и воду мутить, — рассказывает Зверева. — А на следующий день на повороте на Феодосию эти же мужчины убили девушку. И надругались над ней. Вот тогда-то нас опять стали допрашивать. Но что теперь-то? Я никогда себе этого не прощу. Интересно, а те полицейские, они-то что думают? Они ж могли их остановить. Но у них „не было состава преступления“».

 

Как указывает Бронникова, нигде в законе не указано, что жертвой насилия может считаться «только юная девственница, которую к тому же еще при этом ограбили и еще избили параллельно». «Но иногда кажется, что следователи исходят именно из этого, — говорит психолог. — И у насильников складывается чувство безнаказанности, которое толкает их на новые преступления».

 

Социальная вина

Екатерина Хорикова (Герасичева) — владелица сайта о молодежной культуре W-O-S

Фото из личного архива

В 2005-м журналистка Екатерина Хорикова (Герасичева) опубликовала в «Живом журнале» случившуюся с ней в юности историю. Подруги-старшеклассницы поссорились с родителями и ушли из дома. В поисках ночлега оказались у знакомого знакомых, который, как выяснилось уже поздно ночью, был убежден, что ночевать девочки будут «небезвозмездно». Двери он запер.

Подруга Хориковой осталась, а она сама, пытаясь избежать насилия, тайком выпрыгнула из окна второго этажа и сломала позвоночник. История в ЖЖ заканчилась словами: «Его зовут Андрей Литвинов. Ему около 40 лет». Спустя 11 лет во время флешмоба #янебоюсьсказать Хорикова еще раз разместила ту же запись уже в фейсбуке. Без изменений. Без редактуры. Опять в конце — имя. Разве что возраст изменился. Теперь Андрею Литвинову уже за 50.

За все годы, что прошли с момента инцидента, найти мужчину и привлечь его к ответственности не удалось. «Наверное, не я должна была бы его искать и наказывать, а Лена (подруга Кати, которая подверглась сексуальному насилию — прим. „Медузы“). Но она не стала. А я сразу после этого лежала в больнице. И мне было страшно и стыдно, — вспоминает Хорикова. — Все, кто ко мне приходил, включая родителей, считали, что мы виноваты. Только они не знали, кого из нас больше обвинить, меня или Лену».

Cейчас Екатерине Хориковой 45 лет, у нее двое детей и внук, до недавнего времени она была владельцем сайта W-O-S. О случившемся, в общем, ничего не напоминает — кроме спины, которую приходится постоянно лечить (в результате того прыжка Хорикова не может стоять на ногах дольше 20 минут и сидеть дольше получаса). «Когда я снова о той истории думаю, то даже мне кажется, черт побери, что мы виноваты, что мы его спровоцировали! То, что произошло, я считаю своей зоной ответственности, — говорит Екатерина. — Но главное, я очень бы хотела с ним встретиться. Я думаю об этом все эти 30 лет». Цель ее поисков, впрочем, — не месть. «Я хотела бы, во-первых, увидеть реальную картинку — постаревшего, наверняка обрюзгшего человека, — чтобы понять, что все это было реальностью, а не мороком, который я себе придумала. А во-вторых, я бы посадила его рядом с собой и спросила, какой была обратная сторона этой картинки. Почему он решил, что имеет на нас право. Вот тогда я, наверное, почувствую эту историю справедливо законченной. Мне правда важно знать».

 

«С юридической точки зрения жертве нужно, чтобы преступник понес наказание, чтобы восстановилась какая-то человеческая справедливость, — рассуждает психолог Бронникова. — С точки зрения психологической, жертве это не нужно, потому что это значит — опять переживать тяжелый опыт. А вот с точки зрения социальной,  свершившееся возмездие, правосудие в нашей стране делает жертву более уязвимой: „А, это та, которая своего в тюрьму засадила“. Это клеймо навсегда». Бронникова уверена, большинство жертв насилия молчит и будет молчать именно из-за страха «усугубить ситуацию».

 

В этом смысле даже десятки тысяч принявших участие во флешмобе #янебоюсьсказать — капля в море по сравнению с населением страны (или даже нескольких стран). Но это, во всяком случае, первая капля. «Я, если честно, была потрясена. У меня 20 лет практики. Среди участниц флешмоба были мои пациентки, — рассказывает психолог Вита Холмогорова. — И вот о том, что они в своей жизни пережили (помимо той проблемы, с которой ко мне пришли) насилие, я узнавала из флешмоба! То есть они вообще не считали это важным, достойным обсуждения, травматическим событием в своей жизни. Эта история всплыла у них только сейчас. Какая-то плотина прорвалась».

 

Под впечатлением от прочитанного Холмогорова решила обсудить флешмоб с мужем — и обнаружила, что обсуждать нечего. «У него в фейсбуке 400 друзей, немало, да? Но он совершенно из другого круга: он управленец, менеджер. И оказалось, что ни о каком флешмобе он не знал, — говорит психолог. — Получается, что в каком-то другом, находящемся рядом с нами параллельном мире никакая плотина не прорвана. Это значит, что еще очень много чего нам предстоит преодолеть. Ну просто хотя бы для того, чтобы все были в курсе того, о чем речь».

 

* * *

Августовским утром впервые за десять лет, что прошли с того момента, когда ее отчима признали виновным в изнасиловании, Татьяна М., продавщица из Петербурга, стояла под окнами родного дома в городе Котласе. Глубоко вдохнув, она вошла в квартиру, где когда-то они жили втроем с матерью и насильником.

 

В кухне горел свет. За столом с бутылкой сидела мать Татьяны. «А, ты, ***** [шлюха], явилась, — сказала она дочери. — Жизнь мне сломала, что еще?»

[mapusena]

арканума рааастрелять!))))

[ЧЕ...]

[ЧЕ...]

Аффтар,для тя в АДУ приготовлен отдельный котёл!!!

[Юганец]

[Tractor Sazi]

Сегодня будет суицид в аквариуме, даже кондиционер не поможет.

[Tractor Sazi]

арканума рааастрелять!))))

Не надо.
В кои то веки можно увидеть интересного человека на форуме.

[типутик]

А Вы сами это прочитали , прежде чем выставить ? Сомневаюсь ...

[Shvabodniy]

[lost13]

кому охота читать все это?

[Аквилон]

ТС не знает элементарных вещей - никому не интересно читать длинные тексты.

Самый оптимальный вариант - копирнуть мааааааааааааааааленький кусочек, наиболее значимый и раскрывающий суть, Потом добавить что то от себя, и в конце кинуть ссылку.

А эти простыни, ни один уважающий себя юзер, вот так добровольно читать не будет - наоборот, будет только проклинать, из за боли в пальце, уставшем крутить колесико мыши)

Edited March 9, 2017 by Аквилон

[mapusena]

Не надо.
В кои то веки можно увидеть интересного человека на форуме.

ничего не знаю))) расстрелять и в ад к люцику))) котел рядом с японским чертом, протыкающим фрукты, стынет))

[kombibakida]

Разве можно такие большие посты  писать?

[Arcanum]

2 часа назад, Аквилон сказал:

ТС не знает элементарных вещей - никому не интересно читать длинные тексты.

 

Ты серьезно )?

 

Цитата

Самый оптимальный вариант - копирнуть мааааааааааааааааленький кусочек, наиболее значимый и раскрывающий суть, Потом добавить что то от себя, и в конце кинуть ссылку.

Яйцо курицу не учит )

 

Цитата

 

А эти простыни, ни один уважающий себя юзер, вот так добровольно читать не будет - наоборот, будет только проклинать, из за боли в пальце, уставшем крутить колесико мыши)

 

 

Уважающий себя юзер будет сидеть на диспуте )? Ты что не скажешь то пёрл )

[Аквилон]

1 минуту назад, Arcanum сказал:

 

Ты серьезно )?

 

Яйцо курицу не учит )

 

 

Уважающий себя юзер будет сидеть на диспуте )? Ты что не скажешь то пёрл )

Во первых, может я старше вас.  Но это совсем не важно, возраст абсолютно не фактор  - тем более в свете того, что вы позволяете себе тыкать незнакомым людям) 
А вместо аргументов. я увидел только отсылку к возрасту)

П.С, Некоторые почему то не воспринимают конструктивную критику - а жаль)

[Arcanum]

2 минуты назад, Аквилон сказал:

Во первых, может я старше вас.  Но это совсем не важно, возраст абсолютно не фактор  - тем более в свете того, что вы позволяете себе тыкать незнакомым людям) 
А вместо аргументов. я увидел только отсылку к возрасту)

П.С, Некоторые почему то не воспринимают конструктивную критику - а жаль)

 

Ты тут 9 месяцев а я 9 лет, почувствовал разницу, давай еще чего нибудь скепствуй критик ты наш )

[Arcanum]

3 часа назад, типутик сказал:

А Вы сами это прочитали , прежде чем выставить ? Сомневаюсь ...

 

На форуме есть всего один крейзи который читает простыни от и до )

 

А вообще в первой и второй теме пасхалки темы для того и созданы что бы из найти. Попробуйте начать с темы №1, там найти пасхалку легче.

Хотя сейчас заметил что темы объединили, начните со второй темы для Бониты.

Edited March 9, 2017 by Arcanum

[Аквилон]

Только что, Arcanum сказал:

 

Ты тут 9 месяцев а я 9 лет, почувствовал разницу, давай еще чего нибудь скепствуй критик ты наш )

Теперь пошло мерянье письками - браво! Вы подтверждаете все основные постулаты, про начало срача в Нете)

Социальные сети рассматриваю как площадку для позитивного общения. В крайнем случае, беззлобного подтрунивания.
Сори, унылый срач мне неинтересен) 

[.Queen.]

Я дико извиняюсь...о чем срачь?)) Неее, ну просто интересно а читать все это лень ) 

Будь те добреньки, покажите кого на костер отправляем...а главное за что?))

Edited March 9, 2017 by ♔ Queen ♔

[Аквилон]

1 минуту назад, ♔ Queen ♔ сказал:

Я дико извиняюсь...о чем срачь?)) Неее, ну просто интересно а читать все это лень ) 

Будь те добреньки, покажите кого на костер отправляем...а главное за что?))

Еще не началось)) Предвестника бури задушил в корне)

[Arcanum]

1 минуту назад, ♔ Queen ♔ сказал:

Я дико извиняюсь...о чем срачь?)) Неее, ну просто интересно а читать все это лень ) 

Будь те добреньки, покажите кого на костер отправляем?))

 

Безе, Порту и Севу.

Они втроем поставили минусы Трактору.

Порту можно понять он считает себя самым интересным юзером форума, Сева хоть ляпнула что Майкл Джексон прав что шпилит детей но когда на нее накинулись все дамочки включила задний а сейчас по прошествии времени когда история уже подзабылась вообще утверждает что такого не говорила но все таки она способна к некоторому анализу и логике окружающей действительности но вот спамерша Безе это 

 

Но так как все таки 8 марта то можете сжечь только Порту.

 

[.Queen.]

7 минут назад, Аквилон сказал:

Еще не началось)) Предвестника бури задушил в корне)

Фу ты...опять все пропустила..)

 

4 минуты назад, Arcanum сказал:

 

Безе, Порту и Севу.

Они втроем поставили минусы Трактору.

Порту можно понять он считает себя самым интересным юзером форума, Сева хоть ляпнула что Майкл Джексон прав что шпилит детей но когда на нее накинулись все дамочки включила задний а сейчас по прошествии времени когда история уже подзабылась вообще утверждает что такого не говорила но все таки она способна к некоторому анализу и логике окружающей действительности но вот спамерша Безе это 

 

Но так как все таки 8 марта то можете сжечь только Порту.

 

Я вообще то про статью...)

Оценку о людях делаю исключительно из собственного опыта...и вам советую.

Ведь нет гарантии того, что вы завтра не скажите обо мне...если мое мнение вдруг в корне разойдется с вашим?...а вот мнение о вас уже может быть сложено...заметь те 

[Zaman.]

статью осилил легко....

северяне не удивили нравами.

небосвод жалко: и без того расцарапанное рогами, вскоре расцарапают вконец до дыр.

 

[Arcanum]

9 минут назад, ♔ Queen ♔ сказал:

Я вообще то про статью...)

 

Вы что вторая кто простыни читает )?

[.Queen.]

5 минут назад, Arcanum сказал:

 

Вы что вторая кто простыни читает )?

Вторая??... Я привыкла быть первой...все остальные варианты, меня дико бесят с детства)

И с раздражителями я борюсь...как могу )) 

Edited March 9, 2017 by ♔ Queen ♔