Великая Оболганная Война

[Zaman.]

Договор и протокол

 

 

Чем больше мы удаляемся во времени от рубежа 80-90 годов, тем очевиднее становится разрушительная роль антисталинской кампании, уже много лет ведущейся продажными российскими и западными СМИ вокруг Договора о ненападении между СССР и Германией. Подлая акция Яковлева дала старт началу искусственного развала СССР еще задолго до фарисейского лозунга Ельцина: "Берите суверенитета - сколько проглотите". Вскоре с отрывом прибалтийских республик началось уничтожение Советского Союза, закончившееся Беловежским сговором трех предателей.

На то, что демонстрировавшийся депутатам Верховного Совета "документ" был фальшивкой, указывает целый ряд фактов.

Так, в тексте этого "документа" говорится, что сей "секретный протокол" составлен к Пакту о ненападении. Но ведь с Германией 23 августа 1939 г. был подписан не Пакт, а Договор. Пакт более значителен в международном плане, и "Пактом" Договор стал называться только с 16 сентября 1939 г. ("Правда" впервые назвала Договор Пактом 19.09.39 г.), после принятия Сталиным решения об освобождении Советским Союзом Западной Украины и Западной Белоруссии, отторгнутых панской Польшей в 1920 г., в результате чего мы получили общую границу с Германией и большую возможность оказывать влияние на обстановку в Европе.

Совсем нелепо выглядит последний, 4-й пункт фальшивки: "Данный протокол рассматривается обеими сторонами как строго секретный".

Элементарная безграмотность этого пункта очевидна. Если сам протокол по названию - секретный, то зачем же в таком случае в конце текста писать слова "строго секретно"? Тем более что в практике нашего государства применялись тогда только три категории секретности: "секретно", "совершенно секретно" и "особой важности". Термин "строго секретно" не употреблялся.

Еще одним доказательством тому, что с вопросами секретности у фальсификаторов не ладится, может служить некая "служебная записка", которую Яковлев извлек на 2-м съезде народных депутатов СССР. В "служебной записке" якобы фиксировалась передача в апреле 1946 г. заместителем заведующего секретариатом Молотова Смирновым старшему помощнику Министра иностранных дел Подцеробу подлинного секретного протокола с тремя заверенными машинописными копиями на русском и немецком языках вместе с еще 14-ю не относящимися к этому делу несекретными документами.

Однако совершенно ясно, что передачи секретного документа вместе с несекретными, да еще по несекретному акту, согласно инструкции о работе с секретными документами, в ведомстве Молотова не могло быть.

А что это за "заверенные машинописные копии протоколов", якобы найденные А. Яковлевым в ночь с 23 на 24 декабря 1989 г.?! Кем заверенные? Неизвестно. О какой же достоверности тогда может идти речь? Помимо упомянутой чепухи А. Яковлев привел Съезду еще и следующие "аргументы.":

А. "Криминалисты провели экспертизу подписи Молотова в оригинале Договора о ненападении, подлинник которого, как вы сами понимаете, у нас есть, и в фотокопии секретного протокола. Эксперты пришли к выводу об идентичности этих подписей."

"Аргумент" пустяковый, ибо, во-первых, скопировать подпись не составляет никакого труда для фотографа, во-вторых, что это за идентичность подписей, если в последнем случае "подпись Молотова" почему-то сделана... на немецком языке?

В. Оказалось, что протоколы, с которых сняли... фотокопии, были напечатаны на той же машинке, что и хранящийся в архивах МИД СССР подлинник договора.

Здесь Яковлев явно рассчитывает на идиотизм слушателей. Ведь ясно, что если уж сделали фальшивку, то, естественно, ее отпечатали на той же машинке, что и договор.

Г. "Существует разграничительная карта. Она завизирована Сталиным..."

Простите, но эту "секретную разграничительную карту" совершенно несекретно и официально печатала газете "Правда" 23 сентября 1939 г. На ней Сталин всего лишь уточнял расположение советских войск относительно "линии Керзона", которая была определена на Парижской мирной конференции 1919 г. и являлась общепризнанной в мире границей между Польшей и РСФСР.

В арсенале врагов Советского Союза были и другие столь же пустяшные "доказательства" существования "секретного протокола", который якобы обернулся впоследствии "трагедией миллионов и миллионов людей". Все эти "доказательства" отвергаются столь же просто, как и приведенные выше, поэтому нет никакого смысла продолжать далее перечисление и опровержение этих "доказательств". Куда важнее отметить другое: гроссмейстер политического блуда А.Яковлев для того и высыпал ворох этой чепухи, чтобы, утопив в ней внимание оппонентов, не допустить обсуждения главного и принципиального вопроса: "Имело ли советское руководство моральное право подписывать такой протокол?" Рассмотрим же этот вопрос.

Допустим, что "секретный протокол" существовал и разграничивал сферы интересов сторон в Восточной Европе. В каком случае этот "протокол" мог реализоваться в каких-то конкретных действиях? Об этом ясно говорит начало его 1-ой статьи: "В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств..."В дальнейшем тексте говорится о конкретных сферах интересов в случае, если это переустройство будет.

Далее. В результате чего могло произойти так называемое "территориально-политическое переустройство"? Ясно, что оно могло произойти только вследствие военных действий. Так оно и произошло, и, если бы Германия не начала Вторую мировую войну, то не было бы никакого "переустройства", никакой "протокол" не имел бы никакого значения и никоим образом не мог бы обернуться "трагедией для миллионов и миллионов людей". Следовательно, если советское руководство было уверено, что Германия не начнет войны, и, стало быть, "протокол" останется ничего не значащей бумажкой, то оно имело моральное право подписать такую бумажку.

Но советское руководство знало, что Германия непременно начнет войну и главной целью этой войны для Германии будет разгром СССР. Имело ли советское руководство и в этом случае моральное право подписывать такой "протокол"? Имело! Имело, ибо было совершенно ясно, что с началом войны Германии против СССР все договоры и протоколы потеряют всякое значение. Так и было! Германия действовала не по "протоколу", а творила все, что хотела. И Советский Союз, тоже наплевав на "протокол", взял да и разгромил Германию! На войне как на войне.

Что отсюда вытекает? Отсюда вытекает то, что и в случае войны данный "протокол", если он даже и был, никоим образом не мог обернуться "трагедией для миллионов и миллионов людей". Трагедию могла вызвать и ее вызвала захватническая война фашистской Германии. Советская же сторона, если бы она и подписала такой "протокол", поступила бы правильно, ибо при этом она получала очень важную отсрочку начала войны с Германией и занимала перед этой войной значительно более выгодную стратегическую позицию.

Совершенно ясно, что каждое правительство обязано заботиться о благе и безопасности своего народа. Противоположное мнение может быть только у людей, являющихся предателями своего народа, или у людей, пораженных чрезвычайным слабоумием. К сожалению, как это уже давно известно, при Горбачеве в ЦК КПСС, в правительстве и на Съездах народных депутатов СССР верховодили матерые враги народа, которые, до предела накалив антисоветскую истерию, сумели большинство депутатов перековать в предателей или превратить в слабоумных людей.

 

 

Поэтому, вместо того чтобы смотреть в корень и думать о благе и безопасности страны, эти предатели и слабоумные люди занялись детскими "ребусами", которыми их закидал г-н Яковлев.

В тяжелейшей обстановке перед началом Второй мировой войны и перед неизбежным нападением Германии на нашу Родину И.В.Сталин сделал все возможное для защиты народов Советского Союза от фашистской угрозы. Более того. Сталин уже тогда прекрасно понимал, что исторической миссией нашей Родины становится спасение от коричневой чумы не только своих народов, но и всего человечества. И он был обязан мыслить и действовать, исходя именно из этой реальности, а не из того, что будут кричать какие-то польские паны, прибалтийские бароны или доморощенные ненавистники власти трудящихся.

Ложь о Сталине "демократы" превратили в мощное оружие, с помощью которого была разорвана на куски наша Советская Родина. Но сможем ли мы восстановить ее, если не развеем ложь о нашем великом советском прошлом, если мы отступим и позволим отравлять ложью души наших детей? Нет, отступать нельзя! Потому что тогда не будет Победы!

А. ЛЕБЕДЕВ

 

[Zaman.]

Обыграть чертей. О пакте Молотова-Риббентропа

 

На 23 августа пришлась очередная годовщина подписания главой МИД Германии Иоахимом Риббентропом пакта о ненападении. Ожидалось, его нынешний преемник Гидо Вестервелле с коллегами из Прибалтики и Польши в очередной раз заклеймят «циничную и пагубную сущность пакта».

Думаю, что с оценкой пагубности пакта сегодня полностью согласился бы и сам Риббентроп. Соглашение с СССР, действительно, стало пагубным для нацистской Германии. Что же касается циничности документа, то здесь все не так просто. Поэтому остановлюсь на данном аспекте подробнее.

 

 

 

«Пагубное» соглашение с Германией СССР заключил не в первых рядах. Просто несколько фактов:

В 1933 году т.н. «пакт четырех» с нацистской Германией заключили Великобритания, Франция и Италия.

В 1934 году с Германией заключает договор Польша.

В 1935 году с Германией заключает договор Франция.

В 1936 году пакт с Германией заключает Япония.

В 1936 году морской договор с Германией заключает Англия.

В сентябре 1938 годе принята англо-германская, в декабре франко-германская декларации, имеющие выраженный антисоветский характер.

В марте 1939 года пакт с Германией заключает Румыния.

В мае 1939 года пакт с Германией заключает Италия.

В мае 1939 года пакт с Германией заключает Литва.

В июне 1939 года пакт с Германией заключают Эстония и Латвия.

И только в августе 1939 года договор с Германией заключает СССР…

Тезисы о «черном дне в истории Европы», когда «в секретном дополнительном протоколе к пакту Риббентропа-Молотова были разделены сферы влияния Советского Союза и Германии в Эстонии, Латвии и Литве, а также в Польше и на территории тогдашней Бессарабии» начиная с 1990-х неизменно сопровождают годовщины подписания в августе 1939 года советско-германского договора и последовавшего вскоре «четвертого раздела» Польши.

Не является исключением и Белоруссия, где еще в начале 1990-х провокаторы с подачи главного идеолога ЦК КПСС А.Яковлева стали с возмущением размахивать копиями неких «секретных дополнительных протоколов» к пакту. Якобы случайно (!) выкопанными американцами сразу после войны возле одного из немецких замков (!), но опубликованными почему-то в разгар «холодной войны». Хотя даже замутившего все это Горбачева смущало, что Молотов (чей внук работал у него спичрайтером), подписался немецкими буквами, а «все попытки найти подлинник секретного договора не увенчались успехом» («Знамя», № 10, 1989 г., стр. 65).

Тем не менее, местные «националисты», вычеркнувшие эту «позорную дату» из учебников истории и вовсе стали призывать белорусов «к покаянию за случившееся в том страшном 1939 году». По логике вещей подобное «покаяние» должно плавно перейти в «исправление исторической ошибки», т.е. возврату Польше западных Белоруссии, Украины и части Прибалтики. То, что Риббентроп, всегда подписывавший документы чернильным «паркером», почему-то подписал злосчастный договор шариковой ручкой, появившейся через много лет после Нюрнберга, разумеется, никого не смущает.

Рьяно окучивать чернозем исторического самосознания воспитанного на интернационализме «среднестатистического белорусиянина», т.е. участника всевозможных политизированных националистических тусовок и митингов, стремительно кинулись всевозможные подкованные истматом историки. В результате о  «секретных протоколах» к пакту услышали буквально все. Но никто почему-то так и не увидел.

Заметим в этой связи, что о них не упоминали ни сам Гитлер, обычно публиковавший все документы, способные очернить каждую очередную жертву нацистской агрессии, ни главный участник переговоров в Москве Иоахим фон Риббентроп, которому было бы жизненно необходимо использовать нечто подобное во время Нюрнбергского процесса.

Разве не странно: архив Риббентропа сохранился, а «секретного протокола» не оказалось? Если пакт о ненападении от 23 августа 1939 года был ратифицирован немецким рейхстагом и Верховным Советом СССР, приобрел юридическую силу, то «секретный протокол» не обсуждался ни рейхстагом, ни Верховным Советом, а, следовательно, не имел и не имеет никакой юридической силы. Как можно, например, человеку, считающему себя ученым-историком, юристом или дипломатом писать о соблюдении законности в международных делах, проходя мимо столь серьезных фактов?

Еще один факт, усиленно замалчиваемый циничными наследниками ССовцев, полицаев и коллаборационистов не только в Прибалтике. Прежде чем договариваться с немцами, 17 апреля 1939 года Москва предложила Парижу и Лондону заключить англо-франко-советский договор о взаимопомощи. Текст документа гласил:

«1. Англия, Франция, СССР заключают между собой соглашение сроком на 5-10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Чёрным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.

3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение §1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии, либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция и СССР обязуются после открытия военных действий не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трёх держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу §3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи».

Однако западных политиков подобные формулировки явно не устраивали, поскольку фактически дезавуировали результаты Мюнхенского сговора, направленного на разжигание мировой войны и направление фашистской агрессии на Восток. Поэтому министр иностранных дел Великобритании лорд Галифакс заявил 26 апреля на заседании английского правительства о соглашении с Советским Союзом«время ещё не созрело для столь всеобъемлющего предложения».

Только после этого, не добившись толку от тянувших время Англии и Франции, наблюдавших за переброской германских подразделений на восток, СССР заключил летом 1939 года договор о ненападении с Германией. Сделано это было по целому ряду жизненно важных для выживания причин. Остановлюсь лишь на одной, к сожалению, практически не освещаемой.

Именно в те летние дни 1939 года наши войска вели тяжёлые бои с японцами на Халхин-Голе. Япония была державой т.н. фашистской «оси Берлин-Рим-Токио» и союзником Германии по Антикоминтерновскому пакту. Поэтому заключение советско-германского пакта было воспринято в Токио как предательство. С точки зрения самурайской этики – непростительное.

Из телеграммы временного поверенного в делах СССР в Японии Н.И.Генералова от 24 августа 1939 года:«Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь». (Аналогичную оценку содержит и донесение английского посла в Токио Роберта Крейги, согласно которому это событие«было для японцев тяжёлым ударом»).

Уже через несколько дней после заключения пакта Риббентропа-Молотова, 28 августа 1939 года, кабинет министров Японии во главе с Китиро Хиранума, являвшимся ярым и последовательным сторонником совместной японо-германской войны против СССР, был вынужден подать в отставку. При этом даже сам Хиранума заявил, что сложившаяся ситуация делает необходимой «совершенно новую ориентацию японской внешней политики». В результате японцы сделали выбор в пользу т.н. «Южного варианта», предусматривавшего войну с США и Англией и так и не выступили против СССР даже в труднейшие для того месяцы 1941 года (Подробнее см.: Пыхалов И. Надо ли стыдиться пакта Молотова-Риббентропа? // www.rusproject.org; Кунгуров А. Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа // www.lib.ec).

Примечательнейший и изо всех сил замалчиваемый факт: во время боев между СССР и Японией на Халхин-Голе Польша обратилась к Японии с инициативой открытия «второго фронта» против СССР, подбивая к этому и Германию. На тот момент Польша де-факто была самым милитаристским из довоенных государств Европы – с самым долгим сроком действительной военной службы и способностью выставить до 5 млн. солдат с огромным обученным резервом. Ключевую роль в этом играл высокопоставленный польский дипломат Тадеуш Бжезинский (1896-1990) – отец знаменитого заокеанского «специалиста по России» – активный проводник политики Польши как союзника гитлеровской Германии, поддерживавший нацистов и во многом направлявший внешнеполитическую деятельность Польши в середине 1930-х и до начала второй мировой. Работая в Германии периода расцвета нацизма в 1931-1935 гг., он сделал все возможное для создания союза Польши с нацистами. После Мюнхенского сговора, получив назначение на пост посла в СССР, Бжезинский-старший от лица Польши категорически отказал дать гарантию пропуска советским войскам для отражения предполагавшийся фашистской агрессии.

Ссылка на то, что СССР готовился напасть на Германию в оправдание «превентивной» гитлеровской агрессии абсолютно несостоятельна. Германия строила мощнейшие оборонительные сооружения не на Востоке, а на Западе. Именно там под руководством д-ра Тодта трудилось более полумиллиона человек! Что касается Востока, то еще в «Майн кампф», написанном в 1920-е годы, Гитлер откровенно заявлял:«Славянская человеческая масса, как расовый отброс, недостойна владеть своими землями… Кто может оспаривать мое право уничтожить миллионы славян? Мы должны большую часть русских и славян уничтожить, часть превратить в рабочий скот, а остальных выбросить за Урал».

В июле 1941 года, выступая перед офицерами штаба группы армий «Центр», Гитлер с сожалением заявил о своем плохом знании мощи Советского Союза и его армии (дескать, рассчитывал что это «колосс на глиняных ногах»), и если бы он располагал полным объемом информации, то «с большим трудом решился бы на этот поход». Обратите внимание на слово «решился». Он все равно решился бы, пусть и с большим трудом.

Таким образом, весь «цинизм» пакта, заключенного Риббентропом, исходя из заявления его нынешнего преемника на посту главы МИД Германии, можно свести к следующему – вместо того, чтобы очертя голову бросится воевать с Германией за чужие интересы «до последней капли крови русского солдата» уже в 1939 году, СССР позаботился о собственных интересах.

К сожалению, полностью отстоять эти интересы не удалось. Прежде всего потому, что вместо изматывающей позиционной войны, как это было в первую мировую, западные державы быстро отдались Гитлеру вместе с ресурсами практически всей Европы. Однако даже с учётом этого обстоятельства советско-германское соглашение всё равно было выходом из сложившейся вокруг СССР к августу 1939 года ситуации. К слову, сегодняшние прибалтийские и украинские националисты от него получили существенный прирост территорий, возможность издеваться над советскими ветеранами и беспрепятственно проводить парады ССовцев. Что же касается СССР, то, как метко заметил один из исследователей пакта, Советский Союз не продал в 1939 году душу дьяволу. Он сел играть с чертями в карты и обыграл их. Вчистую.

[Zaman.]

Секретный дополнительный протокол к Пакту Молотова-Риббентропа

 

Пакт Молотова-Риббентропа — это Договор о ненападении между Советским Союзом и Германией от 23 августа 1939 года [1]. Сам по себе договор этот ничего особенного не содержит, но в дремучем лесу вашингтонском в конце сороковых годов появился вдруг некий «Секретный дополнительный протокол» к этому договору, опубликованный в американском сборнике Nazi-Soviet Relations 1939–1941. Washington, 1948 (Нацистско-советские отношения 1939—1941 годов. Вашингтон, 1948). Публикация эта не имела источников, но США — это нецивилизованная страна, опубликовать там можно что угодно: дело не в источниках и не в истине, а всего лишь в долларах или политике. Названная публикация — это единственный на сегодняшний день слепой источник «Секретного дополнительного протокола», нагло сляпанного американскими обалдуями, вероятно, из спецслужб. Все прочее, даже со ссылками на архивы, представляет собой ложь. Скажем, по приведенной выше ссылке на странице «Википедии» вы можете найти следующий фальшивый адрес архивного хранения якобы подлинника: «Архив Президента РФ, Особая папка, пакет № 34». В этом архивном адресе столько же смысла, сколько и в следующем: «Архив Президента РФ, Совершенно секретно, пакет № 34».— Особая папка — это гриф документа, а не физическая папка с документами. Нет, подлинника «Секретного протокола» не существует — тем более что подпись Молотова на американской фотокопии фальшивая, слепленная самым грубым образом, что будет воочию показано ниже.

 

«Секретный протокол» был якобы подписан Молотовым и Риббентропом, но подпись Молотова, например, сфальсифицирована столь безобразно, столь глупо, по-американски, что заметил бы это даже ребенок, о чем немного ниже. Вот аутентичный текст «Секретного дополнительного протокола» — соответствующий американской фотокопии в указанном издании, см. по ссылке выше:

Обычно при введении в оборот фальшивых документов преступники лживо утверждают, что документы прошли всяческие проверки и экспертизы, но делается это глупейшим образом и самым невежественными:СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ

При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обоих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о раграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:

1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обоими сторонами.

2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана.

Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского Государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.

Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.

4. Этот протокол будет сохраняться обоими сторонами в строгом секрете.

По уполномочию Правительства СССР
В. Молотов За Правительство Германии
И. Риббентроп

Выражение «графологическая экспертиза» звучит столь же разумно, как «алхимическая экспертиза». Увы фальсификаторам, графология — это лженаука, «характер по почерку», а судебная экспертиза почерка называется почерковедческая. Понятно, что если бы несчастный, написавший эти строки, читал акт почерковедческой экспертизы, установившей подлинность подписи хотя бы одного Молотова, то он не сделал бы столь грубой и невежественной ошибки. Это, конечно, наглая ложь: почерковедческой экспертизы не было. Как ни странно, ошибка эта распространена: даже на высших этажах прокуратуры есть следователи, которые никогда не назначали почерковедческой экспертизы и, соответственно, уверенно употребляют подзаборное это выражение — «графологическая экспертиза». Нет, Михаил Сергеевич, врать тоже уметь надо: дело это тонкое и ответственное, даже профессиональное.

Подлинники протокола не обнаружены ни в советских, ни в зарубежных архивах. Однако графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию протокола подтверждают факт его подписания и существования.

[…]

Председатель Верховного Совета СССР М. ГОРБАЧЕВ

24.12.1989

Постановление Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г. № 979-7 о политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года.

Цит. по: А. Кунгуров. Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа, М., 2009

«Фототехническая экспертиза» — это нечто загадочное. Единственный существующий текст «Секретного дополнительного протокола» представляет собой фотокопию машинописного текста. И что же именно устанавливала «фототехническая экспертиза»? Не напечатан ли текст на компьютерном принтере? Но это видно без всякой экспертизы, на глаз (буквы в компьютерной печати не скачут в строке и т.п.). Положим, мог возникнуть вопрос, напечатаны ли тексты подлинного Договора о ненападении между СССР и Германией и фальшивого «Секретного дополнительного протокола» на одной машинке. Но подлинник Договора о ненападении у нас почему-то отсутствует… Чем же занималась «экспертиза»?

Ну, если будет наконец возбуждено уголовное дело по факту преступлений нашей группы фальсификаторов, часть из которых еще здравствует, то будет и экспертиза, причем не одна. Возбуждение же дела в данном случае к сроку давности отношения не имеет: советский УК срок давности по расстрельным статьям оставляет на усмотрение суда. Так что с нетерпением ждем экспертизы в рамках уголовного дела по ст. 64 УК РСФСР «Измена Родине» и желаем доброго здравия гражданину Горбачеву М.С. — если не обвиняемому, то важному свидетелю по делу.

«Лексическая экспертиза» — это экспертиза «словесная». Не ясно, каким образом мог пройти «лексическую экспертизу» документ с грубейшими грамматическими ошибками, «лексическими», например, «обоими сторонами», причем выражение это встречается в текстетри раза. Ошибку эту заметил бы даже школьник: обеими сторонами. Едва ли найдется у нас хоть один документ высшей государственной власти со столь грубой грамматической ошибкой. Есть и другие ошибки, например «раграничении», с приписанной сверху чернилами буквой «З». Это, конечно, тоже абсурд: иного документа с исправленной грамматической ошибкой наверняка нет.

К грубейшим грамматическим ошибкам следует отнести также нестойкость орфографии, что свойственно малограмотным людям: «Прибалтийских государств» и два раза «Польского Государства». Кроме того, ни первое написание с большой буквы, «Прибалтийских», ни второе, «Государства», не соответствует нормам русского языка. Попробуйте найти хоть один грамотный текст на русском языке, где написано бы было даже, например, «Европейские государства» вместо обычного европейские государства, не говоря уж о слове «Государство». Кстати, в английском тексте этого протокола, опубликованном в интернете, присутствует указанная нестойкость орфографии: «Baltic States» против «Polish state» [2]. Это американский душок: имя United States (Соединенные Штаты) нужно, безусловно, записывать с заглавных букв, но вообще слово state (государство) пишется, конечно, со строчной буквы. Иначе говоря, имяUnited States пишется с заглавных букв только потому, что оно собственное. Имя же Baltic states  не является собственным. Американцы все имена и их производные пишут с заглавной буквы, например Russians (русские), но у нас это возможно только в том случае, если это имя собственное, предметное, например Русское государство, т.е., переводя на американский лад, определенное в смысле артикля. Во множественном же числе определенный артикль обычно не используется, скажем сочетание американские штаты в русском языке нужно писать со строчных букв. Это будет соответствовать американскому неопределенному артиклю, т.е. наименованию не предметному, общему, как в сочетании прибалтийские государства. Определенность же в данном сочетании, заглавная буква, возникла бы, например, в договоре трех прибалтийских государств с Россией. Еще пример, в советских международных договорах можно, наверно, встретить слово Правительство с заглавной буквы, обозначающее субъект договора, но в советских газетах устойчивое сочетание «партия и правительство» всегда записывалось со строчных букв. Допустимо, впрочем, и в газетах употребление слов Правительство СССР — в более или менее официальном тексте. Разница здесь приблизительно такая же, повторю, как между английским неопределенным и определенным артиклями.

Итого в тексте протокола пять грамматических ошибок на одной странице. Ну, и какой несчастный производил «лексическую экспертизу»? Эта полуграмотная мазня не выдержала бы критики даже школьного учителя русского языка.

Еще одна грубейшая ошибка фальсификаторов состоит в том, что в делопроизводстве гриф документа, секретный, не может быть вынесен в его заголовок: «Секретный дополнительный протокол». К тому же суть документа должна быть отражена в названии: дополнительный протокол к чему? Сляпал это предельно невежественный человек, не имевший совсем никакого понятия о делопроизводстве. И принять эту чушь всерьез могли только личности, столь же отсталые в умственном отношении, как и фальсификатор,— наш поклон Михаилу Сергеевичу. Ни единую экспертизу данный документ пройти не мог, это исключено.

Есть в документе и грубейшая фактическая ошибка — отнесение Финляндии к прибалтийским государствам: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва)…»— Ни единый человек в СССР, даже не русский, эту чушь написать просто не мог, да и найдутся ли у нас важнейшие государственные документы с фактическими ошибками? Для русских Финляндия не является прибалтийским государством — как не является им ни Польша, ни Германия, ни Дания, ни Швеция. Опять невежественная американская мазня. «Какой народ не знает даже географии?»— «Зато мы бизнес хорошо ведем…»

«Секретный дополнительный протокол» сляпал, разумеется, американец: из всех народов мира только американцы не имеют вообще никакого понятия о юрисдикции, что воочию показал, например, процесс Бута. Совершенно ни к чему было оформлять юридически то, что юридической силы не имеет и иметь не может. К тому же и юридическое оформление «Секретного дополнительного протокола» оставляет желать лучшего: если на межгосударственном документе есть подписи, то должны быть и государственные печати. Вот, например, архивный образец межгосударственного договора:

К сожалению, в СССР никогда не публиковались подлинники межгосударственных документов, да и тексты нечасто, и многие люди купились на глупую американскую мазню просто по неведению. Высших же чиновников, распространявших фальшивку, заподозрить в неведении нельзя.

http://www.rusarchives.ru/evants/exhibitions/prc60-exp/2.shtml

Отсутствуют печати на американской фальшивке, вероятно, потому, что изготовить их было сложно, а полуграмотная по милости своего правительства американская публика, с трудом представляющая себе даже то, где находится Германия, в подобных тонкостях просто не нуждается. Большинству американцев и в голову придти не могло, что подписанный межгосударственный документ, на котором отсутствуют печати, является недействительным в юридическом смысле. Для разжигания межнациональной ненависти правительству США достаточно было и самой примитивной фальшивки.

Ну, и какой несчастный производил «экспертизу» «Секретного дополнительного протокола»? Не спросить ли у гражданина Горбачева, подписавшего эту чушь? Увы, никакой экспертизы не было, не было даже внимательного чтения этой глупой американской пачкотни.

Очень неприятно, что в фальсификации вольно или невольно участвовал наш МИД, издав в 1990 г. сборник документов «Год кризиса 1938—1939. Документы и материалы в двух томах», где содержится следующий текст, источником которого является опять же американская фотокопия, что можно доказать:

Секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом

При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:

1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами.

2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана.

Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.

Во всяком случае оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.

4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.

Москва, 23 августа 1939 года

По уполномочию Правительства СССР

В. Молотов

За Правительство Германии

И. Риббентроп

Печат. по сохранившейся машинописной копии: АВП СССР, ф. 06, оп. 1, п. 8, д. 77, л. 1-2.

http://www.katyn-books.ru/archive/year/God_krizisa_1t_2t.htm#603doc

Обратите внимание на совершенную ахинею: «по линии рек Нарева, Висла и Сана». Увы, в природе не существует рек «Нарева» и «Сана» — есть реки Нарев и Сан. Вызвана эта ошибка плохо пропечатанной в американской копии буквой Ы в слове «Вислы» и, разумеется, лютым невежеством фальсификатора «сохранившейся машинописной копии», не совместным со службой в МИДе:

Заметьте, здесь видны остатки буквы Ы в слове «Висл?», а не буквы А, т.е. написано правильно, хотя и коряво стилистически: «по линии рек Нарева, Вислы и Сана» (обычно в таких случаях используется именительный падеж). Следовательно, якобы «сохранившаяся машинописная копия» содержит глупый домысел, основанный как на непонимании текста американской фотокопии из-за плохой фотопечати, так и на невежестве фальсификатора «сохранившейся машинописной копии». Совершенно очевидно, что источником «сохранившейся машинописной копии» была фотокопия из американского издания. Или, может быть, якобы составлявшие «Секретный дополнительный протокол» сотрудники НКИД СССР во главе с Молотовым не знали, как называются реки в Польше? Это вряд ли.

Печально, повторю, что в фальсификации вольно или невольно принял участие МИД СССР. Зачем было исправлять в американской копии грубые грамматические ошибки, например «обоими сторонами», и давать фальшивому американскому документу осмысленный заголовок, выдавая его за нашу копию? Ведь это уже не «ошибка», а откровенное преступление, причем, как мы увидим ниже, срока давности оно не имеет.

Перечисленные глупости — это еще цветочки. Смачной ягодкой американской фальшивки является подпись Молотова. Вот это выдающееся произведение искусства какого-то обалдуя из ЦРУ или его предшественницы, Центральной группы разведки:

Слева вы видите творчество американского умника, а справа — действительные подписи Молотова, очень единообразные, наработанные, чего не скажешь о двух подписях слева. Прежде чем мы разберем данную фальсификацию, посмотрите внимательно на картинку и попытайтесь найти отличия истинных подписей от фальшивых. Отличия очевидны, но поиск их требует некоторой внимательности… Если вы внимательно изучите приведенный рисунок, то сказанное ниже будет для вас очевидным и даже банальным.

Почерковедение построено на том простом и очевидном соображении, что начертание букв на письме есть рефлексное действие, условный рефлекс. Собственно, только поэтому и существует почерк при письме. Если бы наработанных действий по изображению букв и их связей у человека не было, то не было бы и его почерка — устойчивых рефлексов письма. Если же есть устойчивые рефлексы письма, что очевидно, то легко можно обнаружить и их отсутствие при фальсификации.

Подпись человека, особенно того, который часто подписывает документы, представляет собой органическое единство, монолит, который воспринимается именно как образ, а не как текст, в отличие от приведенных выше фальшивых подписей Молотова:

Слева вы видите подпись В.И. Ульянова (Ленина), а справа — В.В. Путина. То и другое, конечно, факсимильные изображения, несколько стилизованные, но и на подлинниках было бы видно помянутое единство, скажем единообразный наклон букв. В предложенной же нам американскими фальсификаторами подписи Молотова единый наклон букв показательно отсутствует, т.е. у человека, который выполнил эту подпись, не было рефлекса выполнения данного действия:

Обратите внимание на наклон букв в подлинной подписи Молотова, справа: он единообразен, более того — геометрически правилен, что подчеркивают на рисунке параллельные линии красного цвета. На каждую подпись слева тоже нанесены параллельные линии, по которым нетрудно заметить, как у фальсификатора в обоих случаях валится вправо начальная буква М в слове Молотов. Ввиду этого верхняя фальшивая подпись «Молотов» направлена немного вниз вправо, разойдясь с написанными выше строками «По уполномочию правительства СССР». Это, конечно, непривычный рефлекс, сбой, следствие неестественных для автора подписи движений. Буквы в обеих подписях слева не имеют единого наклона, нет рефлекса написания, рефлекса подписи. Фальшивка это столь глупая и непрофессиональная, что продвигать ее на рынок ненависти мог, ей-богу, только американец.

Обратите также внимание на сложную букву Т в настоящей подписи Молотова, справа. В русской подписи слева ей соответствует обычная строчная т, т.е. фальсификатор просто не смог выполнить подпись Молотова правильно, хотя бы приблизительно схоже с настоящей. Судя по началу подписи, он видел подпись Молотова или имел перед собой образец, но хорошо выполнить подпись просто не смог. Странно при этом, что подпись Молотова пришлось подделывать, а не перенести ее на фото при помощи монтажа: все равно документ этот никому и никогда не был предъявлен — известен он только по публикации, по фотографии.

Обратите также внимание на разное написание буквы Т в фальшивой подписи Молотова и в слове «правительства». Действительной подписи в самых общих чертах соответствует написание не в фальшивой подписи, а в фальшивом слове «правительства». Разные рефлексы написания буквы Т говорят о нарушении рефлексной деятельности, т.е., применительно к данному случаю, либо это писали разные люди, либо же один человек, который пытался подражать чужому почерку и не имел устоявшихся рефлексов этого почерка (профессионал их может наработать, гений, причем очень даже хорошо, но к американцам это не относится, профессионалов там точно нет, о чем говорит предельно низкий уровень рассматриваемой фальсификации: хуже только дети на заборах пишут). Видимо, буква Т в фальшивой подписи Молотова была изменена ввиду сложного ее начертания в подлинной (выполнить ее не просто — попробуйте из любопытства).

Обратите также внимание на отчеркнутую сверху фальсификатором букву п в слове «уполномочию». Русские люди на письме отчеркивают подобным образом либо букву т, либо букву ш, но никогда букву п. Это сделал не русский.

Занятно также, что Молотов якобы расписался на немецком экземпляре договора латинскими буквами по правилам немецкой орфографии. Любопытно, а когда Молотов заключал договор о ненападении с японцами, не расписался ли он иероглифами по правилам японской орфографии? Нет, это немыслимо. Да и почему тогда Риббентроп на русском экземпляре «Секретного протокола» не расписался русскими буквами по правилам русской орфографии? Ей-богу, в американском Государственном департаменте работают просто исключительные ослы, фантастические.

Любопытно также сравнить между собой два автографа фальсификатора — выполненный русскими буквами и выполненный латинскими. Очень хорошо видно на приведенном рисунке, что латинская подпись смотрится лучше, более гладко, даже с претензией на каллиграфию, хотя буквы в ней тоже гуляют из-за попытки подражать Молотову, неустоявшегося рефлекса письма. Более устойчивый строй латинских букв говорит о том, что автор подписи привык использовать на письме латинские буквы, а не русские. К Молотову это, разумеется, никакого отношения не имеет.

Рассмотрим теперь подпись Риббентропа на двух экземплярах договора:

Вверху вы видите две подписи из «Секретного дополнительного протокола», а внизу — несомненный автограф Риббентропа, вероятно факсимильный, взятый со страницы «Википедии», посвященной Риббентропу [3].

Прежде всего стоит отметить, что подписи Риббентропа в «Секретном дополнительном протоколе» не соответствуют приведенному факсимильному образцу его подписи: если обычно Риббентроп подписывался Joachim von Ribbentrop, то и в договоре СССР и Германии подпись должна была, кажется, стоять в том же самом виде. 

Подписи на «Секретном дополнительном протоколе» выполнены неплохо: с несомненным автографом Риббентропа совпадает и наклон их букв, и даже наклон строки, что видно даже без вспомогательной сетки. Это наводит на мысль об их подлинности. Вместе с тем в верхних подписях сильно искажены пропорции некоторых букв по сравнению с нижней. Скажем, строчная буква R в верхних подписях заметно больше и в высоту, и в ширину, чем в нижней. Также верхние подписи несколько угловаты против нижней и выполнены с неравномерным нажимом (в вертикальном штрихе нажим сильнее). Например, последний в подписи завиток, символизирующий полукруг буквы P, в верхних подписях угловатый, а в нижней закругленный. Впечатление возникает такое, что подписи эти выполнил один человек, но при выполнении верхних подписей он находился в необычном психофизическом состоянии, например был пьян или заметно взволнован. Возможно, впрочем, что данное впечатление является следствием некоторой стилизации нижней подписи под факсимиле.

Если подписи Риббентропа в «Секретном дополнительном протоколе» подделаны, то против подписи Молотова они выполнены просто блестяще. Разумеется, так вряд ли может быть. Риббентроп был задержан американскими военными летом 1945 г., а казнен только в следующем году, т.е. у американцев была возможность заставить его подписать любые документы. Возможно, именно так и объясняется тот факт, что подпись Риббентропа на фальшивке выполнена прилично, а подпись Молотова — безобразно.

Можно также допустить, что для фальшивки американцы использовали документы, которые Риббентроп подписал в сильной спешке и даже волнении. Что ж, в 1945 году поводов для спешки и тем более волнения было предостаточно.

Загадочным в «Секретном протоколе» остается сочетание грубо подделанной подписи Молотова и хорошо исполненной подписи Риббентропа. Не ясно, почему фальсификатор, если был у него образец подписи Молотова, а это несомненно в связи с явным, но неуклюжим подражанием подлинной подписи, просто не перенес ее в документ тем же способом, которым перенес подпись Риббентропа. Что ж, вероятно, образец подписи Молотова американцы выкопали в периодическом издании, русском или немецком, но перенести ее фотомонтажом в «Секретный протокол» было неудобно из-за ракурса, в котором изображен был документ или из-за качества изображения. Ну, как еще объяснить тот факт, что в начале фальшивой подписи Молотова фальсификатор пытался подражать Молотову, а в конце — уже нет? Может быть, окончание подписи он видел в смазанном виде или вовсе не видел из-за особенностей публикации? Скажем, после подписи Молотова фальсификатор поставил точку, будто это не подпись, а последнее слово предложения, но Молотов-то после подписи точки не ставил…

В подтверждение сказанного можно привести совершенно удивительный факт: недавно обнаружилась вторая копия протокола — тоже с «подлинными» подписями Молотова и Риббентропа. Оказывается, в 2011 г. она была выставлена в немецком музее в Карлсхорсте.

Прежде всего следует отметить неуклюжую попытку немецких фальсификаторов представить фальшивку как архивный документ:

В России нет указанного архива — есть Архив внешней политики РФ, который раньше, до 1992 г., назывался Архив внешней политики СССР, т.е. в старых публикациях документов идет ссылка на АВП СССР. Да и можно ли выставлять документ со ссылкой на архив, но без указания на его положение в архиве? Типичная ссылка на документ из Архива внешней политики приведена выше: АВП СССР, ф. 06, оп. 1, п. 8, д. 77, л. 1-2. Представляете ли себе умственный уровень немецких фальсификаторов? Ну, писали бы откровенно: «Подделано в США» — по крайней мере, их бы не считали клиническими идиотами и холуями ЦРУ.

Сравним теперь подписи на первой и второй копии. Очевидно, что они разные:

Обратите внимание, подпись Молотова внизу выполнена с иным наклоном строки, а подпись Риббентропа там же не наползает на текст «За правительство Германии», как на верхней копии. Также очевидное различие двух вариантов в разных заглавных буквах П в тексте «По уполномочию Правительства СССР» и в разных буквах Т в подписи Молотова. Подпись Риббентропа тоже, обратите внимание, имеет иные пропорции. Вообще, сравните внимательно два варианта: вы, безусловно, увидите, что это не один и тот же документ. Иначе говоря, американцы со своими неонацистскими холуями хотят нас уверить, что Молотов и Риббентроп подписали договор два раза…

Разумеется, в двух копиях резко отличается и напечатанный на машинке текст:

Обратите внимание на отмеченные стрелками интервалы, которые в одном и том же документе должны быть одинаковы, не так ли? Если же они разные, то это разные документы.

Обратите также внимание на приписку вверху, которой не было в первой публикации от 1948 г. Подпись Молотова выполнена безобразно, да и текст содержит грамматическую ошибку: обычно в таких случаях писали «тов. Сталину», а не «тов. Сталин». Но главное в ином: с какой стати Молотов ставил бы свои пометки на международном договоре, отсылая его «тов. Сталин»? Что, Сталин был не в курсе внешней политики СССР, которую сам же и направлял? Представляете ли себе умственный уровень неонацистского дегенерата, который сварганил эту фальшивку?

Таким образом, мы имеем уже два «секретных дополнительных протокола», подписанных Молотовым и Риббентропом. Любопытно, какой же из них у американцев-то считается подлинным? Оба?

Стало быть, из рассмотрения приведенного документа очевидно, что он был составлен уже постфактум, сфальсифицирован. Вероятно, американским «аналитикам» показалось весьма выгодным хотя бы косвенно обвинить СССР в разжигании войны в Европе: как же, «диктаторы поделили Восточную Европу», но голословные обвинения никто бы слушать не стал, а на «секретный» документ все же некоторые клюнули — в основном у нас при Горбачеве.

Несмотря на очевидную фальшивость, «Секретный дополнительный протокол» был широко разрекламирован у нас: многие лица видели его воочию, другие «нашли» его в архивах, причем в разное время и в разных местах, а третьи писали на данном основании «научные работы» по «истории», тоже утверждая откровенную фальшивку, см. помянутую выше книгу А. Кунгурова. Все бы было ничего, но это ведь не просто ложь, а тяжкое преступление по действовавшим тогда законам — действия в ущерб территориальной неприкосновенности СССР, поскольку посредством фальшивого «Секретного протокола» провозглашена была запланированная оккупация нескольких республик СССР, несвободное их присоединение. Собственно, несколько республик вышли из состава СССР в том числе на основании «Секретного протокола», фальшивого документа, объявленного многими лицами самой истиной. По советским законам, действовавшим в том числе в начале девяностых годов после кончины СССР, распространение заведомо фальшивого «Секретного протокола» (не имеющего источников), повлекшее за собой выход из СССР нескольких республик и вообще ущерб государственности,— это чистая измена Родине, ст. 64 УК РСФСР, причем без срока давности:

Бессмысленно бы было устанавливать, когда СССР фактически и юридически прекратил свое существование: современная Россия является правопреемницей СССР, и любое преступление против СССР является преступлением против России. Все равно, какое государство было у нас, например, в 1992 году,— важно, что было совершено преступление против него. Началась преступная деятельность по распространению «Секретного протокола» в СССР, а закончилась в современной России, но судить за нее следует по ст. 64 УК РСФСР, которая действовала в начале девяностых годов. Статья 64. Измена Родине

а) Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти,—

наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества.

б) Освобождается от уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой.

Поскольку родилась рассмотренная фальшивка в США и именно официальные лица США не единожды публично объявляли себя «победителями» Советского Союза, то несчастные наши ребята, утверждавшие истинность откровенной фальшивки, повлекшей за собой тяжкие последствия, не просто несли чушь, а «оказывали иностранному государству помощь в проведении враждебной деятельности против СССР» «в ущерб территориальной неприкосновенности СССР». Не лишен вероятности и «заговор с целью захвата власти», не так ли? Разумеется, следствие обязано будет доказать преступную деятельность — и легко докажет: преступления совершались публично, многие из них даже оформлены документально. Дело стало только за следствием, работать которому будет очень легко и даже приятно: колоть супостатов можно будет хоть перед телекамерами, попутно раздавая многочисленные интервью о деятельности «организованной группы» (отягчающее обстоятельство). Можно будет даже публично призвать на помощь США — попросить разрешения посмотреть «Секретный дополнительный протокол» в американском архиве. Как вы думаете, что ответят публично?

Как ни печально для фальсификаторов и их пособников, их преступление, в связи с теми же советскими законами, не имеет срока давности. Вот отрывок из ст. 48 УК РСФСР:

Вот так, вчера проводил ты в своей стране политику США при полном попустительстве и, возможно, даже одобрении своей верховной власти, а завтра уже иная власть сможет наказать тебя «лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества», поскольку преступление твое не имеет срока давности, а ты и не знал. Поскольку же преступление совершено «организованной группой» и «с особым цинизмом» (обман десятков миллионов людей), да и другие отягчающие обстоятельства, наверно, найдутся, то даже мысль о применении срока давности будет смешна. Заключена в этом некая туманная, но очень соблазнительная высшая справедливость, не так ли? Не явился бы вскоре или не очень вскоре новый Глеб Жеглов, который стукнет рукояткой нагана по столу и скажет хриплым голосом под восторженные возгласы: «А теперь горбатый! Я сказал — горбатый!»— Занятно будет понаблюдать выход, не правда ли?Статья 48. Давность привлечения к уголовной ответственности

[…]

Вопрос о применении давности к лицу, совершившему преступление, за которое по закону может быть назначена смертная казнь, разрешается судом. Если суд не найдет возможным применить давность, смертная казнь не может быть назначена и заменяется лишением свободы.

[Zaman.]

Кто придумал байку о Зорге, и как ее опровергают очевидцы событий

Коли мы взялись разбирать сочинения о «причинах трагедии 22 июня» от В. Резуна до его ярых поклонников, то стоит обязательно рассмотреть – а что же пишут и тем более сегодня «официальные» историки. Данные историки вроде как «борются с резунизмом», но глянем, что же они при этом умудряются писать до сих пор, какие ляпы» допускают.

Берем достаточно свежую книгу Г. Куманева, «Рассекреченные страницы Второй мировой войны» (М., 2012 г. Книга подписана в печать 31.10. 2011 г.). Как указано в ВИКИПЕДИИ, Г.А. Куманев (р. 20 декабря 1931, т.е. на сегодня ему 83 года) – специалист по истории Великой Отечественной войны, доктор исторических наук (1972г.), профессор (1977г.), академик Российской академии естественных наук (1993г.), академик академии военных наук (1998г.) и академик РАН  (2011 г.), главный научный сотрудник Института российской истории РАН  (ИРИ РАН), руководитель Центра военной истории России ИРИ РАН. Автор более 250 научных работ, автор монографии «Война и железнодорожный транспорт СССР. 1941 – 1945 гг.». В основу книги «Рядом со Сталиным: откровенные свидетельства» вошли беседы историка с политическими и военными деятелями – В. М. Молотовым, А. И. Микояном, Л. М. Кагановичем, Г. К. Жуковым, С.К. Тимошенко, А. М. Василевским и другими. Куманёв с конца 1950-х годов записал интервью с более чем 80 государственными деятелями, военными, учёными и дипломатами СССР. Часть этих бесед вошла в книгу «Говорят сталинские наркомы» (2005). Член научных, ученых и диссертационных советов Института российской истории РАН, Института военной истории Минобороны РФ. Член редакционного совета «Военно-исторического журнала ».

 

В общем, судя по титулам – вполне себе «в теме» должен быть историк.

Ну и смотрим, что же он написал о событиях начала войны – «ГЛАВА 4. 22 июня… Почему вражеское нападение оказалось внезапным».

Главу также разобьем на части, и будем вставлять комментарии, показывая, где историк либо «лукавит», а либо показывает свое в общем, и незнание вопроса.

Итак.

 

Г. Куманев:

 

«Необходимо сразу же отметить, что в ряде публикаций появились утверждения, что никакой внезапности вражеского нападения на СССР и не было, что это, мол, издержки историографии «застойного периода» и всех предшествующих ему предвоенных лет.

На чем же основываются подобные «новые подходы»? Оказывается, на том, что весь советский народ, разведывательные органы и сам Сталин знали, что угроза велика, что рано или поздно Германия совершит вооруженную агрессию против Советского Союза. А поэтому, мол, всякая внезапность нападения со стороны противника исключалась.

Однако такая аргументация не выдерживает критики. При этом совершенно не учи­тываются такие понятия, как стратегическая и оперативно-тактическая внезапность на­чала боевых действий.

И главным доказательством этого утверждения является тот факт, что именно Ста­лин в своей речи по радио 3 июля 1941 г. указал на неожиданное и вероломное нападе­ние фашистской Германии, назвав это одной из главных причин наших крупных неудач в начале войны.»

 

Не совсем понятно о каких «предвоенных» годах упомянул Куманев, но вообще-то выступление Сталина 3 июля 1941 года по радио это, прежде всего политическое заявление. Так что ссылаться на него в этом плане не есть разумно. Сталин тогда заявил следующее (легко находится в интернете):

«Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается, несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы».

Так может «покритикуем» такие слова Сталина как – «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения»?

Или покритикуем вот такие слова Сталина?:

«Что касается того, что часть нашей территории оказалась все же захваченной немецко-фашистскими войсками, то это объясняется главным образом тем, что война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных – для советских войск. Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было еще отмобилизоваться и придвинуться к границам. Немалое значение имело здесь и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключенный в 1939 году между ней и СССР, не считаясь с тем, что она будет признана всем миром стороной нападающей. Понятно, что наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла стать на путь вероломства.»

 

Но по другому Сталин и не мог говорить – он должен был выставить Гитлера в глазах граждан СССР и прежде всего «мирового общественного мнения» агрессором, «вероломным» негодяем, напавшем без причин на СССР и нарушившем существующий Договор о ненападении между СССР и Германией. Или Куманев считает, что Сталин должен был вещать на всю страну – «шеф, все пропало!!!»?

Далее Сталин как раз четко показал, что получила Германии в результате своего вероломного нападения: «Что выиграла и проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией.»

А теперь попробуйте найти в словах Сталина, что нападение было неожиданным. А уж то что нападение Гитлера в принцие не было внезапным ни для Сталиа ни для НКО и ГШ – выше уже показано для «резунов».

 

«На основе привлечения ряда документальных источников, а также важных свиде­тельств, полученных нами в свое время из состоявшихся встреч и бесед с А.И. Ми­кояном, В.М. Молотовым, Л.М. Кагановичем, П.К. Пономаренко, маршалами Г.К. Жу­ковым, А.М. Василевским, С.К. Тимошенко, И.Х. Баграмяном, К.К. Рокоссовским, наркомом ВМФ адмиралом Н.Г. Кузнецовым, управляющим делами СНК СССР воен­ных лет Я.Е. Чадаевым и другими (См.: Личный архив автора 00 Г.К.) попытаемся представить, какова была в действи­тельности позиция Сталина в отношении внезапной агрессии против СССР в 1941 г. и как Сталин отреагировал на первые крупные поражения и неудачи советских войск?

Весной и в начале лета 1941 г. многие данные подтверждали тот факт, что фашист­ская Германия форсировано готовится к походу на Восток и война стоит уже букваль­но у нашего порога.

С самого начала 1941 г. существенно возросли переброски немецких войск и боевой техники в районы западной границы Советского Союза. С 25 мая германское командование стало перебрасывать сюда по максимальному военному графику до 100 эшелонов в сутки.

Согласно советским разведывательным сводкам, Германия на 1 февраля 1941 г. име­ла у наших западных границ 66 дивизий, на 20 апреля — 84—89, а на 1 июня уже 120—122 дивизии, в том числе 14 танковых и 13 моторизованных (ИРИ. Документы и материалы. Инв. № 04/467. Л. 159. – Г.К.). Резко участились нарушения советской границы. Наши пограничники только с 1 января по 10 июня 1941 г. задержали 2080 нарушителей, из них было выявлено 183 германских агента (Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сб. док. М., 1995. Т. 1. Накануне. Кн. 2. С. 221. – Г.К.). За первую половину 1941 г. германские самолеты 324 раза безнаказанно вторгались в воздушное пространство СССР, производя разведку и аэрофотосъемку. Причем в ряде случаев они пролетали над советской территорией до 100 и более километров. Однако было строжайшее указание свыше — огня по ним не открывать.

Еще 29 марта 1940 г. возглавлявший НКВД Берия с санкции Сталина направил директиву пограничным войскам западных округов, в которой говорилось: «При на­рушении советско-германской границы самолетами или воздухоплавательными аппаратами огня не открывать, ограничиваясь составлением акта о нарушении государ­ственной границы». В апреле 1940 г. подобные указания получили войска прикрытия западных военных округов, а в марте 1941 г. — Краснознаменный Балтийский флот.»

 

Приказ Берии своим подчиненным, пограничникам, о запрете стрелять по самолетам (немецким и их союзников на западных границах) был вполне нормален и разумен. Не дело пограничников стрелять с земли по нарушителям воздушного пространства, имеющимся у них стрелковым оружием. Для этого есть войска ПВО округов-зон, у которых и зенитные средства были и те же истребители. Которые как раз и имели приказы именно пресекать полеты нарушителей над нашей территорией, принуждая их к посадке, а если не выполняются требования к посадке, то и сбивать их.

Для этого на границе находились посты ВНОС, к лету 1941 года в западных округах разместили радиолокационные станции «РУС-1» и РУС-2» (Радиоулавливатель самолетов) которые пеленговали нарушителей на расстоянии до 100 км. А также непосредственно на самой границе, в нескольких км от нее, от истребительных полков смешанных авиадивизий, что были приданы всем армиям западных округов (и которые и сами часто базировались от границы буквально в паре десятков км от нее и ближе) находилось дежурное звено истребителей. Для более скорого и оперативного перехвата нарушителей.

Ну а примеры приказов и указаний Москвы округам на сбитие нарушителей, в отличии от Куманева который в данном случае на документы не сослался, и привел «резун» М. Солонин. Тем более что Куманев ссылается на приказы от апреля 1940-го, а Солонин приводит приказы именно предвоенных месяцев, весны-лета 1941 года. Что, конечно же, просто отменяли более ранние приказы.

17 июня над штабом Северного флота в Мурманске на бреющем прошел немецкий самолет-разведчик. Адмирал Головко:

«Побывав на батареях, я задавал командирам один и тот же вопрос: почему не стреляли, несмотря на инструкции открывать огонь?» (Головко А. Г. Вместе с флотом. — М., 1984г.)

Уже к вечеру 17-июня Головко дал команду привести Северный флот в повышенную боевую готовность – готовность №2. А 18-го июня такой же приказ пришел и от аркома флота.

 

«Не менее поразительный факт: незадолго до войны по просьбе германской сторо­ны на обширную территорию западной части СССР были допущены так называемые поисковые группы по розыску немецких захоронений времен Первой мировой войны. Можно легко догадаться, чем они занимались на самом деле. После капитуляции фа­шистской Германии на допросе фельдмаршал В. Кейтель на вопрос советского следо­вателя, какие, по его мнению, главные заслуги немецкой разведки перед войной, отве­тил: “Самым положительным было то, что немецкая разведка дала полную и точную картину расположения всех советских войск перед началом военных действий во всех пограничных округах”.»

 

Данный факт, с таким же удивлением автора, вы может встретить и у маршала К.К. Рокоссовского. Тот тоже не понимал, кому нужны такие «туристы» в приграничных округах, да еще накануне войны. Но. Немцы приглашали наших представителей к себе, а СССР – их к нам. И это правда – на территорию приграничных округов допустили эти самые «поисковые отряды». А теперь зададим себе вопрос – чем вообще могли бы интересоваться кадровые разведчики вермахта на нашей территории? Расположением «зимних квартир» наших частей? Расположением складов вооружения и материальных средств с аэродромами? Но вряд ли эти разведчики, что «искали могилки солдат кайзера» интересовались расположением «зимних квартир» и складов с аэродромами РККА в недавно освобожденных от польской оккупации областях Белоруссии и Украины и в той же Прибалтике. Более точную информацию обо всем этом им давали местные жители из числа недовольных советской властью и особенно поляки и прибалты.

А вот что могло бы интересовать этих «искателей могилок», так это возможность изучение на местности направлений своих будущих ударов – проведение рекогносцировок, проведение разведки на местности. В ходе которой фиксировались мосты и переправы для прохода танков, дороги и отсутствие таковых для будущего наступления пехоты. И в данном случае советской стороне это также должно было быть интересно – отследи те районы, где наиболее активно рыщут немцы, узнаешь, где они проводят «разведку местности» и значит, поймешь, где они примерно попрут в случае вторжения!

Опять же – требовалось всячески показывать свое миролюбие и если немцы и узнавали о «зимних квартирах» самих наших войск, то в принципе им это не многое давало. Ведь им не рассказывали, в какие районы будут выводиться эти дивизии по «Плану прикрытия госграницы» в случае войны. А по замыслу заложенном в этих ПП и предусматривалось, что дивизии западных округов будут выводиться в свои районы сосредоточения и обороны до нападения врага и они такие приказы заранее и получали. Директивами и телеграммами НКО и ГШ от 8-11-12 июня еще. Так что то, что немецкие разведчики под этой «легендой» рыскали и проводили фактическую рекогносцировку своих будущих ударов – в общем, ничего трагичного. Разрешалось это именно для того чтобы вскрыть уже их же будущие удары.

А расположением наших частей, складов или аэродромов эти «родственники погибших солдат первой мировой» не особо интересовались – для этого немцам хватало и обычной агентуры. Другое дело, что уже немецкая авиация также вскрывала летние лагеря с расположенными в них нашими дивизиями. Которые выводились на летний период обучения с зимних квартир. Но это уже другая история. Но опять же, те лагеря, которые уже в ночь на 22 июня 41-го вовремя в той же 10-й армии ЗапОВО (и не только) были оставлены войсками хоть налетам и подвергались, но происходило это по уже пустым дорожкам, посыпанным красиво желтым песком.

Так что не стоит так уж драматизировать те поездки немцев по нашей земле весной-летом 1941 года…

 

«Все более тревожные сообщения ежедневно поступали в Кремль по самым различ­ным каналам. Приведем лишь некоторые из них за весенние месяцы 1941 г.

9 марта 1941 г. 1-е управление НКГБ СССР информировало руководство страны, что по сведениям, полученным из Берлина, немецкий журналист Э. Цехлин сообщил на­шему «источнику»: от двух генерал-фельдмаршалов ему стало известно, что «немцами решен вопрос о военном выступлении против Советского Союза весной этого года».

31 марта 1941 г. то же управление сообщило наркому обороны СССР, что, по имею­щимся в НКГБ СССР данным, «начиная с декабря 1940 г. до настоящего времени от­мечается усиленное продвижение немецких войск к нашей границе». Далее в сообще­нии, состоящем из 21 пункта, подробно излагались полученные сведения о количестве дислокации и перемещении немецких воинских частей к границе СССР.

10 апреля 1941 г. были получены и доложены Сталину и Молотову агентурные дан­ные о содержании беседы Гитлера с югославским принцем, в которой Гитлер заявил, что он решил начать военные действия против СССР в конце июня 1941 г.

30 апреля 1941 г. 1-м управлением НКГБ СССР было получено следующее сообще­ние из Берлина:

«Источник “Старшина”, работающий в штабе германской авиации, сообщает, что по сведениям, полученным от офицера связи, между германским министерством иностран­ных дел и штабом германской авиации Грегора вопрос о выступлении Германии против Советского Союза решен окончательно и начало его следует ожидать со дня на день».

Как это не удивительно, но предупреждение о готовящейся агрессии поступило даже от германского посла в СССР Ф. Шуленбурга.

А.И. Микоян* рассказывал автору этих строк:

«Когда незадолго до войны в Москву из Берлина на несколько дней приехал наш посол Деканозов, германский посол Ф. Шуленбург пригласил его на обед в посольство. На обеде кроме них присутствовали лично преданный Шуленбургу советник посольства Хилъгер и переводчик МИДа Павлов. Во время обеда, обращаясь к Деканозову, Шуленбург сказал: “Господин посол, может этого еще не было в истории дипломатии, поскольку я собира­юсь Вам сообщить государственную тайну номер один: передайте господину Молотову, а он, надеюсь, проинформирует господина Сталина, что Гитлер принял решение начать войну против СССР 22 июня. Вы спросите, почему я это делаю? — продолжал Шулен­бург. — Я воспитан в духе Бисмарка, а он всегда был противником войны с Россией ”.

Обед был на этом свернут и Деканозов поспешил к Молотову. В этот же день Ста­лин собрал членов Политбюро, и, рассказав нам о сообщении Шуленбурга, заявил: “Бу­дем считать, что дезинформация пошла уже на уровне послов ”. Таким образом, без какого-либо внимания было оставлено Сталиным и это весьма необычное предупре­ждение», — заключил Микоян.

(*Рассказ А.И. Микояна о беседе германского посла Ф. Шуленбурга с полпредом СССР в Германии нашел подтверждение в одном из мидовских архивных документов: в дневниковой запи­си В.Г. Деканозова от 5 мая 1941 г. (См.: Соколов В.В. Дипломатический ход во имя мира // Вестник МИД СССР. 1990. № 20. С. 59—63). – прим. Г.Куманева)»

 

С одной стороны Микоян еще тот достаточно «лукавый» (а чаще лживый) свидетель. В конце концов, это именно он начинал тот самый ХХ съезд КПСС, и именно он во вступительном докладе и вбросил для проверки коммунистов первые «разоблачения культа личности». А с другой стороны, что должен был ответить Сталин в той ситуации? Секретнейшая информация прошла от министра иностранных дел страны собирающейся нападать! И свидетелями этого, так или иначе, оказались практически все члены Политбюро! Ну и какой реакции ждал Микоян от Сталина?

Между прочим, в аппарате самого Микояна и был чуть позже выявлен агент, работавший на ту же Англию! Ни фамилия этого предателя, ни его Дело не опубликованы. И кто знает – может именно с учетом того что Сталину было известно о таких предателях вокруг даже членов Политбюро, он и вбрасывал сознательно такие вещи…

Опять же – а какого числа этот разговор Сталина с членами ПБ был вообще? Что ж Микоян такой интереснейший факт датой не обозначил? Неужто запамятовал? Как нашел сам Куманев – данная беседа посла СССР в Германии Деканозова с послом Германии в Москве была 5 мая и, по словам Микояна в этот же день Сталин собрал Политбюро и поведал им об этом со слов Молотова, которому Деканозов доложился о словах Шуленбурга.

Ну что ж, смотрим «журналы посещения кабинета Сталина» (доступны желающим в интернете давно). Сам Деканозов в кабинете в мае не появлялся. 5 мая в журналах, что давно рассекречены был только один человек – Жданов, с 17.35 до 18.00. 6 мая Микояна в кабинете не было. 7 мая были: «1.Берия 15.45 –21.00; 2. Булганин 15.45 –21.00; 3. Вознесенский 15.45 –21.00; 4. Молотов 15.45 –21.00; 5. Каганович Л. М. 15.45 –21 .00; 6. Микоян 15.45 –21.00». Затем прибыл нарком «7. Шахурин 20.10 –21.00» и «Последние вышли 21.00». Т.е., возможно Сталин «не поверил» Шуленбургу не «в тот же день» а только 7 мая, что вполне вероятно – собрались члены ПБ уже сразу после обеда, в 15.45. Но на 7 мая Гитлер пока еще не подписал приказа о нападении на СССР, а только озвучил дату предполагаемого нападения на совещаниях с доведением примерной даты до Министерства иностранных дел Германии. А теперь представьте что сегодня посол США, чьи ракеты столько лет нацелены на СССР-Россию, в Москве сделает такой же поступок, – какая реакция должна быть у президента РФ?

Но Куманев как военный историк мог бы и знать что в эти же дни, с 5-14 мая 1941 года, НКО и ГШ в спешном порядке отправили в западные округа директивы на разработку новых Планов прикрытия госграницы. С указанием закончить отработку к концу мая. В начале мая командиры этих округов только отработали и утвердили последние ПП, а им шлют новые, с учетом возможного нападения. Куманев мог бы знать, что 5 мая к границе выдвигали стрелковые дивизии, поднятые по боевой тревоге и эти части находились в окопах несколько недель, после чего на границе оставляли отдельные батальоны усиления с приданными артдивизионами. Т.е., Сталин конечно «не поверил» Шуленбургу, но при этом тут же военные начали принимать некоторые меры безопасности. И тем более именно в эти дни и принимались решения о начале вывода нескольких армий внутренних округов в западные округа!

Так что, историку Куманеву стоило бы проверять такие вещи как отдельные «высказывания» тех дней Сталина и тем более приписанные ему «соратничками» типа А.Микоян на реальных фактах тех дней. Тем более что далее он же и приводит слова о Шуленбурге от снова якобы Сталина… которые вообще-то противоречат описанной ситуации.

 

«11 июня 1941 г., т.е. за 12 дней до вражеского нападения, от советского резидента «Монаха» из Финляндии поступило очень тревожное сообщение, в котором говори­лось, что сегодня утром в Хельсинки подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооруженных сил в войне Третьего рейха против Советского Союза, которая начнется 22 июня.

Шифровка от 11 июня в тот же день была срочно направлена из Наркомата внутрен­них дел Сталину, но реакции не последовало.»

 

А какая реакция в представлении Куманева должна была быть? В ночь на 8-е июня и в 7.00 11-го июня вторые эшелоны ОдВО и ЗапОВО уже начали выводиться «в районы, предусмотренные для них планами прикрытия». 12-го июня были подписаны директивы о выводе в свои районы сосредоточения «глубинных» дивизий КОВО и ПрибОВО. Что, по мнению Куманева должен был еще делать Сталин после такого сообщения разведки – объявить мобилизацию в СССР официально как вопят «резуны» и такие же не очень умные «исследователи»? Так, слава богу, более умными были, чем нынешние «разоблачители сталинизма» Сталин и Молотов. Тем более что после таких сообщений разведки и предпринял Сталин «зондаж» Гитлера тем самым «Сообщением ТАСС» от 13-14 июня. А мероприятия по отмобилизованию войск и особенно западных округов и так шли активно через те же «учебные сборы» и доукомплектование приграничных дивизий через призыв «приписиков» до штатов приближенных к штатам военного времени. И доукомплектованные в эти дни дивизии вполне могли выполнять свои боевые задачи по прикрытию госграницы согласно Планов прикрытия, по сдерживанию первых ударов врага.

 

«Только через шесть дней начальник внешней разведки П.М. Фитин был вызван в Кремль. Почти дословно он изложил содержание секретной телеграммы из Хельсинки, добавив, что финские войска уже сосредоточиваются полукругом возле нашей военно- морской базы на полуострове Ханко. Как вспоминал Фитин, его тогда удивило отноше­ние вождя к столь важному докладу. По его словам, Сталин проявлял какую-то «вялую заинтересованность и недоверие к агентам и их донесениям. Казалось, что он думал о чем-то другом, а доклад выслушивал как досадную необходимость» («Монах» предупреждает Сталина // Очерки истории Российской внешней развед­ки. М, 1999. С. 434—437. – Г.Куманев).

Еще один факт: 14 июня 1941 г. в советских газетах было опубликовано сообщение ТАСС, в котором опровергались появившиеся в западной печати слухи о предстоящей войне и утверждалось, что «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско- германского пакта о ненападении, как и Советский Союз», ввиду чего, «по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы».

Сообщение ТАСС неправильно ориентировало советских людей, притупляло бди­тельность наших войск, породив уверенность, что правительство располагает какими- то данными, позволяющими ему оставаться спокойным в отношении безопасности за­падных границ СССР.»

 

И тут мы видим старые и глупые байки еще от Жуковых и прочих ему подобных мемуаристов. Такое писать или говорить году в 1989-м в каком-нибудь «Огоньке» можно было бы – поверили бы «на слово» читатели. Но писать такое сегодня, когда давно доступны даже в интернете мемуары других участников событий, документы тех дней и хронология событий до и после этого «Сообщения» – уже просто неприлично. Ведь именно после 14-го июня, после того как Гитлер не ответил как положено по правилам международного «этикета» на это «Сообщение» Советского правительства и получили оставшиеся два округа, КОВО и ПрибОВО, свои директивы НКО и ГШ от 12 июня на вывод своих войск 2-го эшелона в районы сосредоточения и по плану прикрытия. И эти директивы, по словам же Жукова в его черновиках «Воспоминаний и размышлений» обязывали командующих западных округов приводить эти войска в полную боевую готовность.

 

«А на следующий день советский разведчик, немецкий антифашист Рихард Зорге, работавший в Токио, сообщил в радиограмме Центру: «Нападение произойдет на ши­роком фронте на рассвете 22 июня. Рамзай».

К сожалению, и это сверхтревожное донесение ни в чем не убедило Сталина.»

 

Хоть стой, хоть падай…

Такое ощущение, что Куманев в принципе не читал литературу по тому же Зорге от представителей ГРУ, которому Р. Зорге подчинялся, и которые не раз уже докладывали читателям – никаких подобных шифровок от Зорге из Японии не поступало. Ни до, ни после 15 июня такой телеграммы-шифровки от Рихарда Зорге не было. Никогда не было. Об этом уже лет 10 как повторяют все кому не лень, но видимо некоторым историкам это не рассказывали. От Зорге в принципе никогда не было сообщений о точной дате нападения Германии на СССР – 22 июня. Надо, в конце концов, понимать, что в Японии, в попойках с военным атташе Германии в Японии, узнать точную дату Зорге было проблематично. Хотя бы, потому что военному атташе в Токио эту дату никто из Берлина заранее не сообщит. С одной стороны для этого германский посол есть, а с другой – режим секретности соблюдать надо. Да и не ставилась перед Зорге эта задача в первую очередь. Работая под прикрытием корочек немецкого журналиста от берлинского журнала «Геополитика», главой которого был «учитель» Гитлера К.Хаусхофер, Зорге выполнял другую задачу – пытался сделать все, чтобы Япония осталась в стороне в случае нападения Гитлера на СССР.

 

«В соответствии со строжайшими указаниями Сталина всякая инициатива со стороны командующих округами и армиями по приведению в боевую готовность войск при­крытия стала немедленно пресекаться руководством Наркомата обороны СССР и Ге­нерального штаба. Характерной в этом отношении является телеграмма, направленная 10 июня 1941 г. начальником Генштаба генералом армии Г.К. Жуковым в адрес коман­дующего Киевским особым военным округом (КОВО) генерал-полковника М.П. Кирпоноса, отменяющая приказ занять предполье.»

 

Замечательно. Но вообще-то военный историк Куманев мог бы и знать, что не только ОдВО или ЗапОВО давал в ГШ запрос о выводе 2-х эшелонов в районы сосредоточения по Плану прикрытия Но и КОВО – примерно 9 июня. С обязательным соответственно приведением данных дивизий в полную боевую готовность, что по современным понятиям можно отнести к приведению в «повышенную» боевую готовность. После чего всякие плановые занятия в округах для этих дивизий должны были отменяться и находящиеся в отрыве от дивизий подразделения должны были возвращаться в расположения и отправляться вместе с дивизиями в районы сосредоточения. А вот занятие приграничными дивизиями (дивизиями 1-го эшелона) своих рубежей обороны и тем более предполий на границе этими директивами НКО и ГШ от 11-12 июня пока запрещалось. В них наркомом обороны было указано: «Приграничные дивизии оставить на месте, имея вывод их на границу в назначенные им районы, в случае необходимости будет произведен по моему особому приказу».

До 10 июня действительно не было еще для западных округов разрешения начать вывод войск, однако подготовка к нему уже началась. И Куманев коли числится военным историком от ИВИ, должен был бы знать, что приграничные дивизии по ПП могли выйти в свои районы сосредоточения и затем обороны на самой границе и в предполье в течении максимум суток. А то и нескольких часов. И свой «особый приказ» эти дивизии могли получать буквально 20 июня и им бы вполне хватило бы времени на занятие их рубежей. С приведением также в полную боевую готовность. Часть приграничных дивизий выводились в свои районы обороны даже по директивам НКО от 12 июня. А остальные (увы, отдельные) приграничные дивизии к 21 июня также были уже в своих окопах или районах обороны и это не было ни «личной инициативой» комдивов, ни «инициативой» командующих округов неубоявшихся «тирана».

 

«Выступая 13 августа 1966 г. в редакции «Военно-исторического журнала», Г.К. Жу­ков говорил по этому поводу: «Сталин узнал, что Киевский округ начал разверты­вание армии по звонку Тимошенко... Берия сейчас же прибежал к Сталину и ска­зал, вот, мол, военные не выполняют, провоцируют... занимают боевые порядки... Сталин немедленно позвонил Тимошенко и дал ему как следует взбучку. Этот удар спустился до меня: “Что вы смотрите? Немедленно отвести войска, назвать вино­вных... ” Ну и пошло. А уж другие командующие не рискнули. “Давайте приказ”, — говорили они. А кто приказ даст? Вот, допустим, я, Жуков, чувствуя нависшую над страной опасность, отдаю приказание: “развернуть ”. Сталину докладывают. На каком основании? “...Hy-ка, Берия, возьмите его к себе в подвал... ”».»

 

Ну ладно Жуков «лукавил» насчет того что им не давали письменных приказов перед 21-22 июня, а Берия все пытался всех военных за «инициативу» в подвалы Лубянки запихать. Ну ладно Куманев, когда по молодости общался в живую с маршалами такими мог и не знать (т.к. приказы те были засекречены еще), что Жуков «лукавит», но сегодня-то, зачем повторять подобное? Уж чуть как не 23 года опубликованы те самые директивы НКО и ГШ от 11-12 июня для ЗапОВО и КОВО в той самой «малиновке» и историкам надо было только внимательно почитать эти директивы, найти подтверждение таких же для других округов, почитать внимательно черновые воспоминания самого же Жукова, и все встало бы на свои места. И стало бы ясно – запрещал ли кто военным принимать меры по приведению войск в боевую готовность. Я уж не говорю, что куманевым ничего не стоило просто почитать в ЦАМО вполне достуные для желающих ответы генералов на вопрос от Покровского № 3 – «С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?». Чтобы стало понятно – что войска и выводили на рубежи обороны до 21 июня, и приводили тем более в полную боевую готовность. Должны были. А когда разобрались бы с этим наши историки, то глядишь и начали бы задумываться – а кто сорвал тот вывод и то приведение в б.г.?

Хотя думаю, в данном случае Жуков не врал, а именно «лукавил». Ведь опять дата события не названа в данном рассказе маршала. Т.е., если этот запрет поднимать войска относился к началу июня еще, то это было вполне оправданно. Но кто мешал Куманеву заглянуть в архивы и найти там запросы ОдВО от 6 июня, а ЗапОВО от 8 июня еще на вывод дивизий 2-го эшелона и прочитать у маршала Захарова, что в ОдВО выводить начали в ночь на 8 июня, а в ЗапОВО – ранним утром 11 июня и делалось это именно по разрешению-приказу НКО и ГШ. Которые в принципе не могли бы это сделать без разрешения главы правительства СССР Сталина.

 

«За десять дней до фашистского нападения всем командующим приграничными окру­гами было приказано «во избежание могущих быть провокаций запретить полеты на­шей авиации в 10-км пограничной полосе».

Чем можно объяснить такую позицию Сталина, который упрямо игнорировал лю­бую информацию о реальной военной угрозе, нависшей над страной?»

 

Глупости. В книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?» есть целая глава, в которой приводятся рассказы летчиков западных округов, которые летали в приграничной полосе до последнего дня вдоль самой границы и считали, глядя в бинокли самолеты на немецких аэродромах на той стороне. Но уж коли заявляешь такое, да еще кавычишь якобы текст приказа – сошлись хоть на какой-нибудь «источник» такого «приказа» уважаемый профессор. Например, отдельные авиаполки запокругов вообще располагались менее чем в 20 км от границы (отдельные полки немцы потом даже из артиллерийских орудий расстреливали утром 22 июня). И свои учебные полеты они, конечно же, организовывали так чтобы не влететь сдуру на немецкую территорию. И что?!

 

«Как свидетельствовал Микоян, говорить со Сталиным «весной и особенно в начале лета 1941 г. о том, что Германия в любой день может напасть на СССР, было делом абсолютно бесполезным. Сталин уверовал в то, что война с немцами может начаться где-то в конце 1942 г. или в середине его, т.е. после того, как Гитлер поставит Англию на колени. Воевать же на два фронта, по его мнению, фюрер никогда не решится. “А к этому времени мы успешно выполним третью пятилетку, и пусть Гитлер попробует тогда сунуть нос ”, — уверенно заключал Сталин» (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

 

Опять Микоян…

Недавно по TV показали д/ф (телеканал «Мир», 9 мая 2012 года) «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин», где выступал его сын военный летчик, С.А. Микоян. Который без зазрения совести сначала заявил что о «прострации» Сталина якобы сам Молотов сказал, а потом рассказывал «со слов» отца, который сам ему это «рассказывал», что Сталин не только «не верил» в войну и «верил Гитлеру», но в первые дни войны вообще никаких решений не принимал, а только подписывал бумаги, которые ему разрабатывали и приносили на утверждение Микоян и прочие члены Политбюро и правительства: «Слова что Сталин в прострации – это Молотова слова. Он говорит (А. Микоян С. Микояну – К.О.), что в первое время он (Сталин) мало что решал, мало работал. Мы, говорит, в основном решали, вот… комитет обороны и другие, и ему предлагали решения разные, значит… Потом он уже так, активизировался, стал больше вникать.…». Ну а затем летчик С. Микоян, что додумался на одной из передач «Исторический процесс» сидя «на стороне» Н.Сванидзе порадоваться о развале СССР, добавил: «Сорок первый год, фактический разгром 41-го года это полностью лежит на Сталине. Это его личная вина». Правда, при этом С. Микоян, имеющий 500 вылетов во время войны и из них 30 боевых, рассказал что самолеты перед 22 июня стояли в линейку, вместо того чтобы быть рассредоточенными и их легко с воздуха рядами и расстреливали немцы.

Как говорится – яблоко от лошади не далеко падает.

Но о том, что там Молотов говорил о «прострации» Сталина чуть позже…

 

***

 

«Стремясь всячески оттянуть военное столкновение с нацистской Германией, Сталин опасался дать Гитлеру повод для нападения и поэтому медлил с осуществлением самых неотложных мер по приведению советских войск в состояние полной боевой готовности, хотя агрессор для «обоснования» своего вооруженного вторжения мог найти, сфабриковать любой предлог или вообще обойтись без него.»

 

Столкновение пытались «оттянуть», меры к этому принимали дипломатические и то же «Сообщение ТАСС» тому подтверждение. Но при этом принимали меры и к повышению общей боевой и мобилизационной готовности и к приведению в полную боевую готовность. Сегодня мы эти меры можем приравнять к степени б.г. «повышенная», но тогда такой не было в РККА (только на флоте и в ВВС с ПВО) и поэтому можно смело считать, что те меры были именно по приведению войск западных округов в полную боевую готовность.

 

«Были ли, тем не менее, со стороны политических деятелей, дипломатов, руководителей советской военной разведки, Наркомата обороны и Генерального штаба попытки убедить Сталина, что фашистское нападение может произойти в самое ближайшее время?

19 февраля 1967 г. на встрече с коллективом Института истории АН СССР Мар­шал Советского Союза С.К. Тимошенко, который был с мая 1940 г. наркомом обороны СССР, вспоминал:

«В июне 1941 г., за несколько дней до фашистского нападения, когда сообщения по разным каналам о готовящейся агрессии против СССР стали очень тревожными, мне удалось добиться у Сталина согласия принять меня вместе с начальником Ген­штаба генералом армии Г.К. Жуковым. Обычно “хозяин”, хорошо знавший мой прямой характер, предпочитал принимать меня с глазу на глаз. Мы вручили Сталину большую пачку последних донесений наших военных разведчиков, дипломатов, немецких друзей-антифашистов и др., убедительно свидетельствовавших о том, что каждый день следует ожидать разрыва Гитлером пакта о ненападении и вторжения врага на со­ветскую землю.

Прохаживаясь мимо нас, Сталин бегло пролистал полученные материалы, а затем небрежно бросил их на стол со словами: “А у меня есть другие документы”. И показал пачку бумаг, по содержанию почти идентичных нашим, но испещренных резолюциями начальника военной разведки генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова. Зная мнение Стали­на, что в ближайшие месяцы войны не будет и стремясь угодить ему, Голиков начисто отметал правдивость и достоверность всех этих донесений...

Вождь усомнился и в правдивости нескольких тревожных шифровок, поступивших из Токио от немецкого антифашиста, советского разведчика Рихарда Зорге, заметив: ’’Нашелся один из наших информаторов, который сызволил из Японии даже дату гер­манского нападения назвать — 22 июня... А сам между прочим там уже обзавелся публичными домами и заводиками... Прикажете и ему верить?”

Так, — заключил Тимошенко, — ничем и закончился наш визит к Сталину (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

 

Так вот кто одним из первых озвучил байку о том, что Зорге якобы 15 июня сообщал в Москву точную дату нападения – 22 июня – Тимошенко!? И вот кто сегодня эту байку продолжает пропагандировать – Куманев.

Но посмотрите, как мелко и подленько врет Тимошенко – оказывается, генералы все знали о будущем нападении да вот «тиран им не верил»…

Чем интересна живая речь, записанная «по горячим следам»? В ней сложнее лживость скрыть, чем в отредактированных мемуарах… А теперь сами сопоставьте слова Тимошенко который благоразумно отказался писать мемуары, понимая что ему потом вовек не отмыться будет, с теми приказами и директивами тех предвоенных дней, что нам сегодня известны и столько раз уже разбирались в этой (и предыдущих также) книге.

 

***

 

«Без какого-либо внимания Сталин оставил также многочисленную разведыватель­ную информацию, поступившую в самый канун войны из Берлина, Бухареста, Софии, Лондона, Стокгольма, Токио...

Очень важные сведения были получены органами госбезонасности СССР от двух наших разведывательных групп из Берлина вечером 16 июня 1941 г. Срочным спецсообщением 17 июня они были направлены наркомом госбезопасности В.Н. Меркуловым Сталину и Молотову.

В нем говорилось:

«Совершенно секретно.“Источник”, работающий в штабе германской авиации сообщает: ...Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР пол­ностью закончены и удар можно ожидать в любое время... В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия».

Одновременно с этим советским разведчикам удалось узнать содержание приказа по германской авиации, в котором ставились задачи по бомбардировке наших городов, портов и аэродромов в начале войны. Один из них присутствовал на совещании пред­ставителей военно-промышленных кругов, которое проводил в Дрездене министр Ро­зенберг. Согласно поступившему сообщению, Розенберг заявил, что «Советский Союз должен быть стерт с лица земли».

Приняв наркома госбезопасности и начальника разведки наркомата, Сталин нази­дательным тоном заявил, что «нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить», и потребовал все уточнить, еще раз перепроверить и доложить.

Буквально до самого начала войны Сталин оставался глухим ко всем тревожным сообщениям. Даже за один день до начала войны его реакция на весьма тревожные разведсообщения оставалась отрицательной. Так, на срочном донесении советского ат­таше в петеновской Франции генерала И.С. Суслопарова, сообщившего, что нападение на Советский Союз состоится 22 июня, Сталин наложил следующую резолюцию: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор провокации, и накажите его».

Такая позиция Сталина оставалась до последнего момента неизменной, что под­тверждает и следующая выдержка из докладной записки, которую Берия направил Ста­лину в тот же день, 21 июня 1941 г.:

«...Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня “дезой ” о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это “нападение ” начнется завтра...

То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву; Ленинград и Киев, ссылаясь на свою берлинскую агентуру. Он нагло требует, чтобы мы снабдили этих врунов рацией...

Начальник разведуправления где еще недавно действовала банда Берзина*, генерал- лейтенант Ф.И. Голиков жалуется на Деканозова и на своего подполковника Новобран­ца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной госгранице... Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет!» (* Я.Е. Берзин — в 1924—1935 гг. и в июле-ноябре 1937 г. начальник Разведывательного управ­ления РККА. В 1938 г. репрессирован. – прим. Г. Куманева)»

 

Ох уж эти пресловутые «резолюции» Сталина и «записки» Берии. Хорошо, что Куманев не привел тут самую «знаменитую» среди них – с «матерными» предложениями «тирана» послать сей источник к такой-то матери. Но самые поганые в таких «резолюциях и записках» конечно же «от Берии». Уж как хочется «историкам» выставить этого человека не просто подлецом, но подлецом еще и «в квадрате»! И уж столько раз данную «записку» разбирали по косточкам и показывали что это фальшивка, но все равно историки типа Куманева ее продолжают тиражировать. Хотя чего уж проще – Берии подчинялись пограничники, а им ставилась задача отслеживать территорию противника на глубину до 400 км от границы. И именно от пограничников больше всего и шли в Москву сообщения о дате нападения в последние дни – 22 июня будет война. И давно опубликован приказ для пограничных войск БелПО (ЗапОВО) по приведению в боевую готовность пограничных застав с 20 июня.

Так что сложно представить – зачем Берии в те дни было сочинять такие льстиво ублюдочные писульки, судя по тексту явно «недалекого» человека, Сталину. А ведь Берия таким просто не был. Если конечно не в воспоминаниях Микояна или того же Хрущева, образцов «порядочности и честности» в описании фактов, событий и людей. И тем более в описании того же Берии.

 

«Определенную роль в уверенности Сталина, что вооруженное противоборство СССР и Германии не начнется в 1941 г., сыграла и немецкая дезинформация. Она развернулась еще летом 1940 г. и особенно усилилась после подписания Гитлером 18 декабря того же года директивы № 21 (план «Барбаросса»), где прямо подчеркивалось, что «решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения о ненападении не были распознаны». 15 февраля 1941 г. была издана директива начальника штаба верховного главнокомандования вермахта (ОКВ) генерал-фельдмаршала В. Кейтеля по дезинформации и маскировке всех мероприятий, связанных с подготовкой «Восточного похода». Этой директивой и серией других официальных немецких документов предусматри­валось представить сосредоточение войск вермахта на Востоке или как чисто оборо­нительное мероприятие, или как отвлекающий маневр для последующего вторжения в Англию, или, наконец, для проведения других операций (на Балканах, в Северной Африке), но никак не против СССР.

Поскольку сохранить в тайне все военные агрессивные приготовления в районах советско-германской границы было чрезвычайно сложно, в кампанию по дезинформа­ции и обеспечению внезапности блицкрига с мая 1941 г. активно подключилось ведом­ство пропаганды Геббельса. Главный замысел Геббельса состоял в том, чтобы убедить общественное мнение и «успокоить СССР»: все германские приготовления якобы свя­заны с предстоящим вторжением на Британские острова.

О том, как развивалась эта акция, хорошо свидетельствует ряд записей из его днев­ника:

«25 мая 1941 г. (воскресенье)

...Что касается России, то нам удалось натянуть пелену всевозможных слухов. Большое количество газетных уток мешают загранице понять, где правда, где ложь.

31 мая 1941 г. (суббота)

...Подготовка операции “Барбаросса” идет полным ходом. Теперь начинается пер­вая волна дезинформации. Задействуется весь государственный и военный аппарат... Широкое использование английских радиопередач, инструктаж пропаганды для Англии и т.д. Можно рассчитывать, что обман удастся.

11июня 1941 г. (среда)

Свою статью о вторжении я делаю совместно с ОКБ и с согласия фюрера. Тема: “Крит как образец ”. Намек будет довольно ясным. Она должна появиться в газете “Фёлькишер беобахтер ” и затем будет конфискована. Лондон узнает об этом через 24 часа через посольство США. В этом смысл затеи. Все должно служить тому, что­бы замаскировать наши действия на Востоке.

14 июня 1941 г. (суббота)

Вчера мое сочинение появилось в “Фёлькишер беобахтер ” и действует подобно>, бомбе. Ночью газету конфисковывают. И теперь гремят телефоны. О случившемся становится известно внутри страны и за границей. Все идет безупречно... Произо­шла великая сенсация. Английское радио уже заявляет, что наш поход против России является блефом...

15 июня 1941 г. (воскресенье) *

Наша игра полностью удалась. В США ушла только одна телеграмма, но этого

достаточно, чтобы афера стала известна всему миру. Из подслушанных телефонных разговоров иностранных журналистов следует, что все попались на удочку...».»

 

Вот только оценок Геббельса нам и не хватало в том кто и насколько «поверил» в немецкие дезинформации. Тем более что вообще-то Геббельс тут упоминает, что он смог обмануть каких-то журналистов, и скорее всего в США и Европе. Но причем тут Сталин? То пишут Куманевы что «тиран» сроду никому не верил, а то именно в этом «поверил» Геббельсу с Гитлером…

 

«В течение оставшихся нескольких дней до 22 июня нацистская пропаганда не ослабля­ла своих усилий по дезинформации советского руководства. Так, по указанию Геббельса был распространен слух о заключении в скором времени мира с Москвой, для чего ожи­дается прибытие в Берлин «советского вождя».

По всей вероятности, Сталин был проинформирован и об этом. Но поскольку Гитлер несколько раз переносил сроки нападения (март—апрель, май—июнь), — это только усиливало недоверие Сталина к поступавшим донесениям и убеждало его в право­те собственного прогноза — в 1941 г. Германия не решится начать войну против нас.»

 

Похоже, только отдельные историки и уверены сегодня что Гитлер переносил нападение на СССР с марта на апрель, с апреля на май и с мая на июнь… Но если почитаете того же Гальдера сами, то увидите что никаких «переносов» сроков нападения («несколько раз»?) на СССР в общем не было. Рассматривался май как срок окончания подготовки к нападению, но в силу разных причин (и Югославские события марта 41-го не самые решающие в этом «переносе» и об этом чуть позже, словами самого Гитлера) в конце марта срок Гитлером был озвучен достаточно четко – двадцатые числа июня. И Гальдер это и показывает. Но никаких сроков кроме «мая» и 22 июня Гитлер не планировал. Но откуда, к примеру, Сталин мог бы знать, что там Гитлер «переносит», сей вопрос видимо для Куманева ясен. Видимо Гитлер докладывал Сталину о таких переносах…

 

«В известной мере достигли поставленной цели усилия германской пропаганды и спец­служб создать у советского руководства представление, будто на территории Польши и Восточной Пруссии осуществляется боевая подготовка и отдых частей вермахта перед вторжением на Британские острова.

Только в ночь на 22 июня под давлением новых угрожающих сведений Сталин, на­конец, разрешил наркому обороны СССР дать в округа «на всякий случай» директиву о возможном внезапном нападении немцев 22—23 июня и о приведении всех частей в полную боевую готовность, не поддаваясь при этом «...ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Но было уже слишком поздно: не­посредственно в войска директива поступила фактически уже после вражеского втор­жения на советскую территорию.»

 

Можно было бы конечно еще раз по минутам показать, что и как там было с отправкой «Директивы №1» от 22.20 21 июня в западные округа, но проще отослать читателя к книгам «Кто проспал начало войны?», «Адвокаты Гитлера» и «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?». Но если коротко – во всех округах кроме ОдВО, где свою «директиву № 1» получили позже всех, в 1.15 примерно ночи 22 июня, действительно по милости Кирпоносов, что игнорировали прямые приказы Жукова в полночь на 22 июня о поднятии по тревоге войск округов, по милости Коробковых уже в Белоруссии, что получали уже приказы Павловых о подъеме трех дивизий Бреста, узнавали о нападении уже под бомбами. А вот в Одесском ВО почему-то смогли сообщить войскам о возможном нападении немцев и смогли (успели) и поднять их по тревоге и ту же авиацию рассредоточить, убрав ее из под первого удара.

 

***

 

«По этому поводу нарком и главком ВМФ военных лет адмирал Н.Г. Кузнецов в одной из бесед с автором настоящей книги (6 августа 1971 г.) заметил: «Отдавая приказание Тимошенко, Жукову, Тюленеву и другим о готовящемся нападении немцев, Сталин по-прежнему больше всех верил себе. А “прозорливость ” вождя подсказывала ему, что пока Гитлер не посмеет начать войну. Это и привело к тому, что указания Сталина, данные вечером 21 июня, не были решительными, категоричными, требующими при­нятия экстренных мер по повышению готовности войск..

...А как много можно было бы сделать, — продолжал Н.Г. Кузнецов, — даже в эти оставшиеся последние предвоенные часы, если бы хоть бы в субботу (т.е. 21 июня. — Г.К.) все было поставлено на ноги. Конечно, целиком наверстать упущенное время было уже невозможно. Однако лишить противника тактической и оперативной вне­запности еще времени хватало. Вызванные по ВЧ командующие приграничных округов могли еще за оставшиеся 10—12 часов не только привести в полную готовность такие части, как авиация, находящаяся на аэродромах, или зенитные средства ПВО, но и привести в движение все остальные части. Медленная передача указаний не поспела к началу войны только потому, что этого и не требовало правительство, или, точнее говоря, Сталин, все еще сильно сомневавшийся, будет ли фашистское нападение» (Личный архив автора. – Г. Куманев).»

 

Слова Кузнецова примерно об этом же написанные в его дневниках уже рассматривались отдельно и подробно в книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?», но можно кратко повторить – не владел Кузнецов всей информацией о том, что выходило в виде директив из НКО и ГШ в предвоенные дни. Он был наркомом флота, и дела сухопутные ему просто не сообщались в полном объеме, о чем он сам и сетовал….

 

«Таким образом, в результате грубейшего просчета Сталина в оценке возможного сро­ка нападения врага гитлеровская агрессия была совершена внезапно, что имело далеко идущие последствия, поставив еще не развернутые войска Красной Армии в исключи­тельно тяжелое положение. Подавляющее большинство частей и соединений не успели даже поднять по боевой тревоге.»

 

Глупости. И дату нападения знали заранее (зачем Куманев сам слова Тимошенко приводил?!), и директивы и команды на подъем войск уходили вовремя – что до 21 июня, что в ночь на 22 июня.

 

«К уже приведенным данным укажем и на такой факт. По свидетельству ЦК КП Белоруссии и председателя СНК БССР П.К. Пономаренко, назначенного в начале войны членом Военного совета Западного фронта, когда перед рассветом 22 июня военная разведка доложила командующему ВВС Западного особого военного округа Герою Советского Союза, генерал-майору авиации И.И. Копцу, что на приграничных аэродромах противника слышен гул готовых взлететь самолетов, он сразу же отдал приказ поднять в воздух авиацию округа и сообщил об этом в Кремль. Оттуда поступил грозный окрик: «Провоцируете войну с Германией?! Немедленно по­садить все самолеты!» Через считанные минуты, когда этот приказ был выполнен, гер­манские военно-воздушные силы нанесли мощный удар по всем аэродромам округа (Личный архив автора. – прим. Г. Куманева).»

 

Т.е., это Пономаренко рассказал Куманеву в личном разговоре, что Копец вроде как лично звонил в Кремль в ночь на 22 июня, когда после «доклада разведки» Копцу тот поднял авиацию в воздух, но из Кремля командующего ВВС ЗапОВО «грозно окрикнули»? Здорово…

Я понимаю, когда такую ахинею пишут, например «резуны». Как говорится – им простительно. Но если ты историк «со степенями» в багаже и вполне можешь сам проверить на доках и воспоминаниях такие утверждения Пономаренко – что авиацию ЗапОВО Копец отдал приказ поднимать в воздух на звуки самолетных моторов на той стороне – будь добр ее проверить. А то это больше похоже на глупую байку, тем более что на границе у немцев особо никаких аэродромов в пределах слышимости не было. Копец застрелился и слова Пономаренко, которому якобы Копец это рассказал, подтвердить просто никто не может (сам Пономаренко, «руководитель» партизанского движения, тоже не так «бел и пушист» на самом дел в плане порядочности как считалось…) .

Опять же – у Копца вообще-то есть старший начальник в округе – командующий округом Павлов. Затем командование ВВС в НКО, в Москве. Но с чего это Копец стал бы звонить лично в Кремль – это как себе Куманев представляет? А заодно можно поискать по ЗапОВО кто там и как «поднимался» в воздух в ночь на 22 июня… В ПрибОВО, да, Ионов устроил вечером 21 июня дурные полеты, но в ЗапОВО такого вроде не было. Но если Куманев знает о таких случаях, то мог бы и привести такие факты.

 

«В результате только в первые часы агрессии советская авиация потеряла 890 самолетов (из них 668 — на земле). К вечеру 22 июня наши ВВС (по немецким данным) лиши­лись уже 1811 самолетов (из них 1489 — на земле). Глубоко потрясенный случившимся И.И. Копец застрелился...»

 

Уж не знаю насколько «глубок» потрясен был Копец. Но отдать приказ о переподчинении своих смешанных авиадивизий, которые еще не были уничтожены до конца, армейскому командованию, которому своих проблем хватало, нарушив централизованное управление авиацией округа-фронта, он успел. А вот с цифрами уничтоженных наших самолетов да еще в первый же день Куманеву стоило бы быть аккуратнее. У того же Солонина гораздо умнее выглядит анализ потерь в первые дни войны наших ВВС. И он в своей книге «1941. Куда исчезли сталинские армады?» (М., 2012 г.) это и показывает на вполне доступных в архивах сводках и донесениях – в первый день все же не столько погибло самолетов и тем более на земле. Цифра примерно около 1200 самолетов всего и из них под 800 на аэродромах набирается за несколько дней. И это количество образовалось не столько от огня противника, сколько от брошенных на аэродромах машин. Плюс – очень много было самолетов которые были исправны, но это были старые истребители, которые вовремя не перегнали когда получали новые истребители в полках. Ну а Копец не за все ВВС расстроился. Он ВВС ЗапОВО накомандовал..

 

«Люфтваффе этот день обошелся в 35 сбитых и около 100 поврежденных машин. В итоге противник не только захватил стратегическую инициативу, но сразу же получил ощутимый перевес в воздухе, что в тех условиях имело чрезвычайно важное значение.

Поразительная самоуверенность Сталина, что в 1941 г. войны не будет, особенно отрицательно проявилась в том, что, по словам маршала Г.К. Жукова, «для нас оказа­лась неожиданной мощь немецкой армии, для нас оказалось неожиданностью их (нем­цев. — Г.К.) шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих на­правлениях; для нас оказались неожиданностью и масштабы сосредоточения их войск, и сила их удара».»

 

На дворе 21-й век, а Куманевы все пытаются уверить читателя, что Сталин был «поразительно уверен, что в 1941 году войны не будет». Интересно, а сам Куманев, откуда в этом так поразительно уверен?

А вот вранье Жукова о том, что тот был «неожиданно» удивлен «неожиданной мощью немецкой армии», ее «шестикратным и восьмикратным превосходством в силах на решающих на­правлениях», «масштабами сосредоточения их войск, и силой их удара» повторять не стоило. Достаточно почитать доклады Жукова и того же Тимошенко в декабре-январе 1940-1941 годов. Там они показали вполне замечательное понимание того как война начнется, какими силами и какими «превосходствами» на направлениях главных ударов. Ну а то, что общие направления главных ударов также были известны в НКО и ГШ – давно уже не «тайна». И для того чтобы вычислить-подтвердить эти направления в деталях, именно для этого в конце концов и разрешили немцам «искать могилки солдат кайзера». По крайней мере, именно для этой разведки местности немцы и рвались на нашу территорию, и это и надо было использовать в наших интересах.

Кстати, немцы могли «искать могилы» своих солдат только после того как ведомство Берии, НКВД и те же пограничники им это разрешат. Так что те «поиски» шли вполне под контролем наших спецслужб. А уж Берию обвинить в глупости сложновато будет…

 

«Разумеется, противник был весьма удовлетворен столь ошеломляющим успехом. 22 июня 1941 г. начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Ф. Гальдер записал в своем дневнике: «... Все армии, кроме 11-й... перешли в наступле­ние согласно плану. Наступление наших войск, по-видимому, явилось для противника полной тактической неожиданностью... О полной неожиданности нашего наступле­ния для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох на казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезен­том, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали ко­мандование о том, что им делать... Можно ожидать еще большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий...»( Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. С. 25). В этот же день, командующий 2-й немецкой танковой группой генерал Г. Гудериан, сделал следующую запись в дневнике: «Внезапность нападения была достигнута на всем фронте танковой группы».

 

А кто «организовал» на нашей территории эту «полную тактическую внезапность»? Кирпонос получает от начальника Генштаба Жукова приказ о приведении в полную боевую готовность войск КОВО еще в полночь, не дожидаясь прихода «Директивы №1» в КОВО, но пальцем не шевельнул, пока немецкие самолеты не начали бомбить наши казармы, аэродромы и города. Павлов дает около 1.20 (после разговора с наркомом в 1 час ночи) команду Коробкову, командующему 4-й армии, которая прикрывает брестское направление, «приводить войска в боевое состояние», тот бодро докладывает, что дивизии в Бресте приведены в боевую готовность и готовы к бою (т.е. как минимум разбужены уже), но дивизии в Бресте спят до 3.30, и будят их только танковые орудия Гудериана. А ведь Жуков еще и вечером 21 июня обзванивал округа и предупреждал павловых, что возможно нападение в эту ночь. После чего те отправились в театры.

Конечно, если так организовать встречу врага, так выполнять приказы старших начальников, то не достичь «тактической внезапности» немцам было бы сложно.

 

«Когда на рассвете 22 июня война все-таки разразилась, — свидетельствовал Микоян, — мы, члены Политбюро ЦК, сразу же собрались в Кремлевском кабинете Сталина. Он выглядел очень подавленным, потрясенным. “Обманул-таки подлец Риб­бентроп ”, — несколько раз повторил Сталин. Как мы ни настаивали, он наотрез от­казался выступить по радио, заявив: “Мне нечего сказать народу. Пусть выступит Молотов”. Пришлось с этим согласиться» (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

 

Странный этот Микоян. А точнее похоже сам Куманев… То Риббентроп сам рассказывает о дате нападения, то оказывается «обманывает». Так за что «тиран» обиделся на немецкого посла? Или может Сталин обиделся не на Риббентропа, а на Гитлера, которому «верил» по дурному «мнению» отдельных историков, и который, напав первым и «обманул» Сталина? А вот Микоян опять мелко лжет. Подленько так. И после его рассказов уже сын Микояна рассказывает, что Сталин оказывается вообще никаких решений не принимал в первые дни войны, впал в «прострацию» видимо такую странную – ходить ходил в Кремль, но похоже тупо сидел за столом и не думая подписывал указы, и все что там Микояны принесут, по организации защиты Родины. Например, 23 июня Сталин подписал (совместное – ЦК ВКП (б) и СНК) заявление об образовании Ставки Главного Командования Вооруженных сил СССР. А 24 июня Сталин подписал (видимо «не глядя») постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о создании Совета по эвакуации при СНК СССР , призванного организовать эвакуацию «населения, учреждений, военных и иных грузов, оборудования предприятий и других ценностей» западной части СССР, а также многие другие документы. Которые, конечно же, Микояны придумали и сочиняли.

Но вообще-то Микоян был не той фигурой по должности, чтобы видеть Сталина каждый день и тем более знать то, что ему знать не положено. И уж тем более он гаденько врет о том, как и почему Сталин «отказался» выступать первым и объявить советскому народу о нападении Гитлера… но, об этом чуть позже.

 

«Во время одной из бесед с В.М. Молотовым 13 июня 1984 г. в подмосковном дачном поселке Жуковка-2 автор книги спросил: действительно ли у Сталина была растерян­ность в первые дни войны?

«А как вы думаете, — ответил он. — Ведь Сталин был живой человек, и на какое-то время неожиданные события его буквально потрясли и ошеломили. Он в самом деле не верил, что война так близка» (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

[Zaman.]

 

Куманев конечно честный человек и врать «не станет» передавая слова Молотова. Вот только тот же Ф.Чуев на магнитофон записывал слова Молотова об этих же днях, в том числе. И показал в книге «140 бесед с Молотовым» (М., 1991г., доступна вполне в интернете) слова Молотова дословно, а не в своем пересказе.

Придется немного отвлечься от Куманева и привести достаточно большие куски из книги Чуева, в которых Молотов сам и рассказывает то, что пытается пересказать Куманев да еще в пересказе от микоянов. Будет тут и о «прострациях» Сталина и о том, в каком году ожидал Сталин войну, и почему Молотов, а не Сталин выступил в 12.00 22 июня по радио и кто там какие решения принимал в Кремле…

 

«Хотели оттянуть войну.

– Во всех исторических книгах говорится, что Сталиным был допущен просчет в определении срока начала войны.

– В какой-то мере так можно говорить только в том смысле, если добавить: а непросчета не могло быть, – отвечает Молотов. – Как можно узнать, когда нападет противник? Мы знали, что с ним придется иметь дело, но в какой день и даже месяц…

– Известно, что было четырнадцать сроков.

– Нас упрекают, что не обратили внимания на разведку. Предупреждали, да. Но, если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он бы раньше напал.

Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать – до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали.

Мы знали, что придется отступать, и нам нужно иметь как можно больше территории. <…>

Мы делали все, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось – на год и десять месяцев. Хотелось бы, конечно, больше. Сталин еще перед войной считал, что только к 1943 году мы сможем встретить немца на равных. (Главный маршал авиации А.Е. Голованов говорил мне, что после разгрома немцев под Москвой Сталин сказал: «Дай бог нам эту войну закончить в 1946 году». – Ф.Ч.)»

Как видите, Сталин не считал, что война не случится в лето 41-го. Он считал, что только к 1943 году мы сможем на равных воевать с Германией. После проведенных в стране и армии реформ и перевооружений.

«Вообще, все мы готовились к тому, что война будет, и от нее нам трудно, невозможно избавиться. Год оттягивали, полтора оттягивали. Напади Гитлер на полгода раньше, это, знаете, в тогдашних наших условиях было очень опасно. И поэтому слишком открыто так, чтобы немецкая разведка явно увидела, что мы планируем большие, серьезные меры, проводить подготовку было невозможно. Провели очень много мер, но все же недостаточно. Не успели многое доделать. Пошли воспоминания, будто бы за все должен Сталин отвечать. А был нарком обороны, начальник генерального штаба… Но, с другой стороны…

– Некоторые, маршал Голованов в частности, считают, что Генеральный штаб прозевал войну.

– Он не прозевал. Тут и по его вине, и потому, что у них директива была такая: не верить первым сообщениям, проверять. На это ушло какое-то время.

– Но это уже недоработка Сталина.

– Так можно, конечно, считать. Положение у него было очень трудное, потому что он очень не хотел войны.

– А может, Сталин переоценил Гитлера, думал, что тот все-таки поумнее и не нападет на нас, не закончив войну с Англией?

– Верно, верно, такое настроение было не только у Сталина – и у меня, и у других. Но, с другой стороны, Гитлеру ничего не оставалось делать, кроме как напасть на нас, хоть и не кончена война с Англией, да он бы никогда ее не закончил – попробуй, закончи войну с Англией!»

 

А это к вопросу о том насколько «верили» в Кремле, что Гитлер не нападет, пока не закончит войну с Англией.

 

«– Сейчас пишут, что Сталин поверил Гитлеру, – говорю я, – что Пактом 1939 года Гитлер обманул Сталина, усыпил его бдительность. Сталин ему поверил…

– Наивный такой Сталин, – говорит Молотов. – Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!

Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с ними дела хозяйственные: экспорт-импорт.

Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!.. Велико было желание оттянуть войну хотя бы на полгода еще и еще. Такое желание, конечно, было у каждого и не могло не быть ни у кого, кто был близок к вопросам того времени. Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но дело в том, что нашелся человек, который сумел выбраться из такого положения и не просто выбраться – победить!»

 

А вот дальше интересно…

 

«Ошибка была допущена, но, я бы сказал, второстепенного характера, потому что боялись сами навязать себе войну, дать повод. Вот как началось, мы отвечаем за это.

Это, по-моему, не ошибки, а наши слабости. Слабости, потому что я думаю, что нам психологически почти невозможно было быть к этому вполне готовыми. Мы чувствовали, что мы не во всем готовы, поэтому, конечно, переборщить с нашей стороны было очень естественно. Но оправдать это нельзя тоже. А тут каких-либо ошибок я, собственно, не вижу. В смысле предотвращения войны все делалось для того, чтобы не дать повод немцам начать войну.

– Но Гитлер-то уже решил, уже на него было трудно повлиять…

– Мы все-таки в его голове не сидели. Он уже в 1939 году был настроен развязать войну. А когда он ее развяжет? Оттяжка была настолько для нас желательна, еще на год или на несколько месяцев. Конечно, мы знали, что к этой войне надо быть готовым в любой момент, а как это обеспечить на практике? Очень трудно.

…Сколько раз беседуем на эту тему, столько раз уточняю. И через пять, и через десять, и через пятнадцать лет Вячеслав Михайлович говорит одинаково, и у него это – не попытка оправдания, а неколебимое убеждение. Вот сидим на даче в Жуковке, приехал писатель Иван Стаднюк. Молотов следит за публикацией его романа «Война», оценивает положительно, дает советы. Прочитав третью книгу романа, упрекнул автора в том, что у него Сталин высказывает предположение о том, что немцы не нападут на нас ранее 1942 года, – Стаднюк в данном случае опирается на воспоминания маршала К.А. Мерецкова.

– А я это считаю неправильным, – говорит Молотов. – На мертвого валить, на Сталина, будто бы он это сказал? Во-первых, Мерецков – неточный человек, нельзя тут на него положиться. Сталин называл его «ярославец». Почему «ярославец»? В Ярославле, говорил он, такой оборотистый живет народ, что евреев там почти нет, там сами русские выполняют эти функции, и один из таких – Мерецков. Вряд ли Мерецков может быть точным, написав это!»

 

В общем, нелестно отозвался о Мерецкове Молотов, очень нелестно. Сравнил фактически с местечковым «жидом» который выкрутится и обманет всегда, как это описывал еще Н.В. Гоголь.

 

«Я же со Сталиным общался, но я такого не помню, и никто из людей, кто близко, повседневно общался со Сталиным, не говорит об этом. Допускаю, что я что-нибудь забыл, может что-то подобное Сталин допустил, но со словом «наверное»… Вы это сделали, чтоб оправдать Тимошенко, который размышляет у вас о начале войны. А Тимошенко ведь не последний человек был – народный комиссар обороны! А он-то на высоте был? Чего ж на Сталина?

…Молотов распалился в разговоре, лицо раскраснелось, глаза помолодели, засверкали прежним правительственным блеском:

– Я к вашему произведению отношусь строго. Появился человек, который сказал более правдивое слово, и вдруг он – против Сталина!Суть дела не в том, чтобы вовремя очень точно угадать, когда будет нападение, а суть в том, что не допустили Гитлера в Москву, не допустили в Ленинград и в Сталинград – вот в чем суть! Суть, в конце концов, в конечной нашей блестящей победе! И бросить тень на Сталина теперь, когда его нет в живых…

– Я исходил из того, – говорит Стаднюк, – что это и оправдывает Сталина. Почему мы не были готовы, потому что полагали…

– А мы были готовы! – горячо перехватывает инициативу Молотов. – Как это – не были? Вот это и не правильно вы говорите, что мы не были готовы. В чем?

– В общем, ко дню нападения, к самому часу нападения мы не были готовы.

– Да к часу нападения никто не мог быть готовым, даже Господь Бог! – возражает Молотов. – Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы сказал: «Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать!»

Конечно, это упущение, конечно, это недостаток. Конечно, есть и другие упущения. А вы найдите такую возможность, чтобы в подобном вопросе не было упущений. Но если на них сделать упор, это бросает тень на главное, на то, что решает дело. А Сталин еще никем не заменим. Я являюсь критиком Сталина, в некоторых вопросах с ним не согласен и считаю, что он допустил крупные, принципиальные ошибки, но об этих ошибках никто не говорит, а о том, в чем Сталин прав, без конца говорят, как об отрицательном.

По сути, к войне мы были готовы в главном. Пятилетки, промышленный потенциал, который был создан, он и помог выстоять. Иначе бы у нас ничего не вышло. Прирост военной промышленности в предвоенные годы у нас был такой, что больше было невозможно!

Перед войной народ был в колоссальном напряжении. «Давай, давай!» А если нет – из партии гонят, арестовывают. Можно ли народ, или партию, или армию, или даже своих близких держать так год или два в напряжении?

Нет. И, несмотря на это, есть такие вещи, которые оправдывать нельзя.

Ошибки были, но все дело в том, как эти ошибки понять. Во-первых, чьи это ошибки, во-вторых, как их можно было избежать. По крайней мере, эти два вопроса возникают.

Напряжение ощущалось и в 1939-м, и в 1940-м. Напряжение было очень сильное, поэтому немножко, конечно, было добродушие какое-то, ну, желание передышки. Кто-то мне недавно говорил, упрекая: «Жданов-то, где был?» Он в Сочи был, когда началась война. Ну, конечно, можно было не ездить в Сочи в 39-м году или в 40-м году, да и дальше в 41-м, а, в конце концов, больному человеку, что с ним сделаешь, как-то надо дать передышку. Упрекают: «О чем они думали? О войне? Нет, они в Сочи сидели!» Оптимисты, мол, какие, члены Политбюро.

Каждый день всех членов Политбюро, здоровых и больных, держать в напряжении…

А возьмите весь народ, все кадры. Мы же отменили 7-часовой рабочий день за два года до войны! Отменили переход с предприятия на предприятие рабочих в поисках лучших условий, а жили многие очень плохо, искали, где бы получше пожить, а мы отменили.Никакого жилищного строительства не было, а строительство заводов колоссальное, создание новых частей армии, вооруженных танками, самолетами… Конструкторов всех дергали: «Давай скорей, давай скорей!» – они не успевали, все были молодые конструкторы!..

Я знал довольно хорошо Павлова, командующего Белорусским округом. Он был расстрелян как человек, который растерялся. Танкист, крепкий мужик, и, конечно, преданнейший партии человек. Он готов был свою жизнь отдать в боях, в чем хотите, за нашу страну. Ну, дубоватый, ну, допустим, – это больше беда человека, чем вина. Ну уж не настолько он дубоватый, дорос до командующего! Это каждого можно так. Недостаточно умен, дубоват, но не каким-то, а честным путем, как коммунист, дорос до командующего. А 21 июня оказался в театре. Ему говорят, что на границе не все спокойно, а он: «Ничего, вот после спектакля займемся этим делом». А как ему было сказать, что нельзя ходить в театр и в 39-м, и в 40-м, и в 41-м – это тоже неправильно. Значит, тут уже получилась больше беда, с моей точки зрения. Не потому что человек не хочет или даже не понимает, а потому, что утомляется, хочет передышки, и оставлять его без этого невозможно.»

Тут Молотов не совсем прав. Или ошибается или «лукавит». В конце концов, сегодня мы уже точнее знаем, что там происходило в ЗапОВО в последние предвоенные дни. Чуть не по минутам – какие были директивы Павлову и как он их выполнял. Вообще «слушая» Молотова не забывайте держать в уме то, что вы уже знаете о предвоенных днях по документам и мемуарам других людей.

«…Я говорю Молотову о том, как маршал Голованов рассказывал мне, что он лично был свидетелем разговора Павлова со Сталиным по телефону в кабинете Павлова, когда до начала войны оставались считанные недели. Сталин предупреждал о возможном нападении, но по разговору чувствовалось, что Павлов, находясь почти на границе, как ни парадоксально, не принимает всерьез это предупреждение.

– Дело в том, – говорю я Молотову, – сейчас существует мнение, что вы назначили таких неподготовленных людей, как Павлов, а вот если был бы Тухачевский…

– А такой, как Тухачевский, – ответил Молотов, – если бы заварилась какая-нибудь каша, неизвестно, на чьей стороне был бы. Он был довольно опасный человек. Я не уверен, что в трудный момент он целиком остался бы на нашей стороне, потому что он был правым. Правая опасность была главной в то время. И очень многие правые не знают, что они правые, и не хотят быть правыми. Троцкисты, те крикуны: «Не выдержим! Нас победят!» Они, так сказать, себя выдали. А эти кулацкие защитники, эти глубже сидят. И они осторожнее. И у них сочувствующих кругом очень много – крестьянская, мещанская масса. У нас в 20-е годы был тончайший слой партийного руководства, а в этом тончайшем слое все время были трещины: то правые, то национализм, то рабочая оппозиция… Как выдержал Ленин, можно поражаться. Ленин умер, они все остались, и Сталину пришлось очень туго. Одно из доказательств этому – Хрущев. Он попал из правых, а выдавал себя за сталинца, за ленинца: «Батько Сталин! Мы готовы жизнь отдать за тебя, всех уничтожим!» А как только ослаб обруч, в нем заговорило…

Перед войной мы требовали колоссальных жертв – от рабочих и от крестьян. Крестьянам мало платили за хлеб, за хлопок и за труды – да нечем платить-то было! Из чего платить? Нас упрекают: не учитывали материальные интересы крестьян. Ну, мы бы стали учитывать и, конечно, зашли бы в тупик. На пушки денег не хватало!

Оттянули войну, это немножко успокоило людей. Если на год и десять месяцев оттянули, то, наверное, еще на месяц-другой оттянем. А все-таки, с точки зрения руководства, я об этом думал, и не только сейчас, надо было, конечно, учитывать, что лучшее время для нападения на Россию – июнь месяц. Это нигде, по-моему, в достаточной мере не учитывалось. Наполеон тоже в июне напал на Россию. Летние месяцы, они очень опасны. Но Советский Союз героически вышел из этого положения.

– Это был просчет.

– Да, просчет. Но июнь один уже прошел. Июнь 40-го прошел, и это настраивало на то, что пройдет и июнь 41-го. Тут был некоторый недоучет, я считаю. Готовились с колоссальным напряжением, больше готовиться, по-моему, невозможно. Ну, может быть, на пять процентов больше можно было сделать, но никак не больше пяти процентов. Из кожи лезли, чтоб подготовить страну к обороне, воодушевляли народ: если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы! Ведь не заставляли засыпать, а все время подбадривали, настраивали. Если у всех такое напряжение было, то какая-то нужна и передышка…

– Но неудачно выбрали время для передышки.

– Нет, передышка все время была нужна – и в январе, и в феврале, и в марте, ну и дальше, но – когда нападут? Могут упрекать за то, что июнь следовало больше учитывать, чем май, но это уже надо быть буквоедом, чтобы за это упрекнуть при всех тех мерах, которые принимались. Если бы за это упрекнуть, то уж, собственно говоря, надо быть если не бюрократом, то именно буквоедом. Конечно, надо было в июне быть несколько больше, чем в мае, напряженным. Но уж и в мае было колоссальное напряжение, и беда в том, что организм не может без конца испытывать колоссальное напряжение, не имея никаких отдушин. Даже если предусмотришь в июне большее напряжение, все равно какие-то отдушины будут и в июне. Почему Жданов был в Сочи, почему офицеры были в отпусках, почему Павлов в театре? Господи ты боже мой! Конечно, этих деталей могло и не быть, но не они же решают дело!

– Зачем разрушили старую линию укреплений, а на новой границе не успели построить?

– Это просто объясняется: не было возможности. Не только не успели разрушить то, что нужно было разрушить, но и не успели заменить новым – это факт. Может быть, была такая торопливость, не исключаю.

– Но все-таки объективно получилось, что Гитлер перехитрил.

– Нет, нет, я с этим не согласен. Верно, у него свой расчет был. Для нападения лучшего времени не выберешь. А с нашей стороны требовать еще большего напряжения, чем в мае… есть опасность лопнуть. Все натягивалось, натягивалось, а кормить-то было тоже особенно нечем. Ошибка в сроках – это обвинение неправильное все-таки, да, неправильное. Тут был просчет, некоторый просчет, конечно, да. Но это не столько ошибка, не столько вина, сколько беда. Нам бы и хотелось дальше напрягать еще больше, но уже знаете…

– Хрущев использовал слова Черчилля о том, что тот предупредил Сталина. Сталин потом сказал на это: «Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но думал, что мне удастся выиграть еще полгода». В этом обвиняют Сталина. На себя положился и думал, что ему удастся оттянуть войну.

– Но это глупо, потому что Сталин не мог на себя положиться в данном случае, а на всю страну. Он думал не о себе, а обо всей стране. Это же главный интерес был наш, всего народа – еще на несколько недель оттянуть.

– А Черчилль в тот период вроде бы ничего не мог против нас иметь…

– Да можно ли было Черчиллю верить в этом деле? Он был заинтересован как можно быстрее столкнуть нас с немцами, как же иначе!»

 

А вот далее слова Молотова, члена Политбюро который также после этого «предупреждения» был в кабинете Сталина 7 мая 1941 года, о том, что якобы Шуленбург «предупреждал» Деканозова о дате нападения.

 

«– Посол Шуленбург предупреждал Деканозова о начале войны.

– Не предупреждал, он намекал. Очень многие намекали, чтобы ускорить столкновение. Но верить Шуленбургу… Столько слухов, предположений ходило! И не обращать внимания – тоже неправильно.

– Но если бы дали распоряжение военным…

– Это и есть провокация, – отвечает Молотов.

– Почему провокация? Тогда нападайте на безоружных? Дали отпуска военным…»

 

Тут разговор идет о том, что военным надо было дать прямой приказ о мобилизации или хотя бы о приведении в полную боевую готовность загодя. На что Молотов и отвечает абсолютно верно – давать такой приказ открытым текстом – самоубийство для страны.

 

«– Не были безоружными, были начеку. А без отпусков целый год никто не работает. Избежать внезапности полностью, по-моему, в наших условиях было нельзя. Но все-таки к этому надо было готовиться. На героические дела идем, а вот выдержки длительной, постоянной, напряженной нам очень часто не хватает. И трудно обвинять, а есть и виноватые в этом. Немцы вышколены больше. Скажут им – и все. Потом и наши смогут – с большим напряжением. Но достаточной выдержки, достаточной систематичности еще, по-моему, не хватает. В этом наша крестьянская природа сказывается. Работает, до полусмерти пьет, страда… Внезапность, конечно, играет роль. Я уверен, что сейчас тоже поступают сообщения о том, что где-то что-то может начаться. У нас природа такая. И марксизм-ленинизм тут не при чем. Он стоит за наступательные действия, когда есть возможность, а если нет – выжидаем.

– Пока мы соберемся со своими возможностями, нас клюнут.

– Это верно, это не исключено. И не потому что не соберемся, а потому что не все умеем свой талант использовать. Это требует времени, а его не так много было.

Сталина изображают самовлюбленным, самонадеянным, дескать, будет так, как он хочет… Это неправильно и клеветнически. А что внезапность, это, к сожалению, было. И не могло не быть. И таких умников, пожалуй, не найдешь, которые могли бы о подобных вещах точно сказать в отношении своего противника.

– Пишут, что вера в Сталина основывалась, в частности, на раздуваемом им самим культе личности. Раздувал?

– Немножко, знаете, было. Человек все-таки есть человек. Но он много сделал, а это главное. В тех условиях никто бы не смог лучше, чем Сталин – не только в войну – и до войны, и после войны.

У Жукова в книге много спорных положений. И неверные есть. Он говорит, как перед началом войны докладывает Сталину, я тоже присутствую, – что немцы проводят маневры, создают опасность войны, и будто я задаю ему вопрос: «А что, вы считаете, что нам придется воевать с немцами?» Такое бессовестное дело. По-последним дураком (выставил – К.О.), так сказать. Все понимают, только я не понимаю ничего, – Молотов даже стал заикаться от волнения. – Пишет, что Сталин был уверен, что ему удастся предотвратить войну. Но если обвинять во всем одного Сталина, тогда он один построил социализм, один выиграл войну. И Ленин не один руководил, и Сталин не один был в Политбюро. Каждый несет ответственность. Конечно, положение у Сталина тогда было не из легких.

Что не знали, неправда. Ведь Кирпонос и Кузнецов привели войска в готовность, а Павлов – нет…»

 

А ведь перед этим Молотов вроде как выгораживал Павлова...

Данные слова Молотова уже не раз приводились – тут он говорит о том – знали в Кремле, или нет о дате нападения. И заодно Жукова вруном назвал.

Впрочем, Жукова на вранье тот же Голованов «ловил». В тех же беседах с Молотвым которые Чуев записывал на магнитофон, Голованов так отозвался о вранье Жукова:

 

«Беседа с маршалом Головановым

…Сегодня поехали к Молотову в Ильинское с Шотой Ивановичем Кванталиани и Главным маршалом авиации Александром Евгеньевичем Головановым.

День выдался теплый. Голованов, высоченный, в темной полиэтиленовой куртке, без шапки, Шота, среднего роста, широкий, тоже без шапки.

Мы сели в усовскую электричку. Я достал «свежий» номер «Комсомолки» – интервью с Г.К. Жуковым. Корреспондент В. Песков задает вопрос: «Не было ли опасным держать управление решающим сражением так близко от фронта?» Речь идет о штабе Западного фронта в деревне Перхушково во время Московской битвы. Жуков отвечает: «Риск был. Ставка мне говорила об этом. Да и сам я разве не понимал? Но я хорошо понимал и другое: оттяни штаб фронта – вслед за ним оттянутся штабы армейские, дивизионные. А этого допустить было нельзя…»

– Врет! – резко сказал Голованов и отбросил газету на скамейку электрички. – [Это] Он ставил перед Сталиным вопрос о том, чтобы перенести штаб Западного фронта из Перхушково за восточную окраину Москвы, в район Арзамаса. Это означало сдачу Москвы противнику. Я был свидетелем телефонного разговора Сталина с членом военного совета ВВС Западного фронта генералом Степановым – тот поставил этот вопрос перед Сталиным по поручению командования фронтом. (Т.е. Жукова – К.О.) Сталин ответил: «Возьмите лопаты и копайте себе могилы. Штаб Западного фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве. До свидания». Кроме Степанова об этом знают Василевский и Штеменко. Жуков есть Жуков, но факт есть факт. А при встрече скажет, что либо такого не было, либо корреспондент не так написал, – усмехнулся Голованов.» (Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. – М., 1991г., с. 430-431)

Впрочем, о подобном вранье Жукова можно вообще отдельное исследование делать – на сопоставлении описанных им событий с воспомианиями других участников, или документов. И когда проводишь такое «сопоставление» с реальными фактами или словами других очевидцев (например, Жуков описывает, как он мехкорпус Рябышева в КОВО швырял в бой по частям, но делал это чуть не по просьбе самого Рябышева), то в порядочности, человеческой и офицерской маршала еще больше начинаешь сомневаться.

Или вот еще пример вранья Жукова:

«И тут надо, конечно, иметь в виду,— говорил в 1966 году «знаменитый» полководец,— категорическое требование и категорическую установку Сталина. Он твердо сказал, что, если мы не будем провоцировать немцев на войну — войны не будет, мы ее избежим. У нас есть средства избежать ее. Какие средства, он не говорил... Но Сталин такую установку дал... И когда вопрос был поднят относительно того, чтобы вывести хотя бы эшелон прикрытия, который согласно плану должен развернуться на границе, Сталин сказал: «Подождите». Он узнал, что Киевский округ начал развертывание... Тимошенко кое-что начал двигать, несмотря на строжайшие указания. Берия сейчас же прибежал к Сталину и сказал: вот, мол, военные не выполняют, провоцируют...

Сталин немедленно позвонил Тимошенко и дал ему как следует нахлобучку. Этот удар спустился до меня. Что вы смотрите? Немедленно вызвать к телефону Кирпоноса, немедленно отвести, наказать виновных и прочее. Я, конечно, по этой части не отставал. Ну и пошло. А уже другие командующие не рискнули. Давайте приказ, тогда... А кто приказ даст? Кто захочет класть свою голову? Вот, допустим, Жуков, чувствуя нависшую над страной опасность, отдаю приказание; «Развернуть». Сталину докладывают. На каком основании? На основании опасности. Ну-ка, Берия, возьмите его к себе в подвал» (Коммунист, 1988 г., №14, с. 99. ВИЖ № 5, 1989г., с. 29)

Надеюсь, читатель после прочитанного в этой книге и сам увидит это вранье маршала.

 

Молотов: «Военные, как всегда, оказались шляпы. Ну, конечно, мы тогда были очень слабы по сравнению с немцами. Конечно, надо было подтягивать лучше. Но на этом деле лучшие военные у нас были. Жуков считается неплохим военным, он у нас был в Генштабе, Тимошенко тоже неплохой военный, он был наркомом обороны.

– А военные сваливают все на Сталина, что он связывал инициативу, ждали от него команды.

– Каждый здесь хочет снять с себя ответственность, – говорит Молотов. – Однако Кузнецов, моряк, морской министр, дал с вечера 21-го на 22 июня указание быть готовым к авиационному налету. Жуков этого не сделал. Кузнецов храбрится, что он это сделал по своей инициативе. В данном случае он оказался более прав, потому что от него не требовалось полной проверки, а от Генштаба она требовалась, и Генштаб находился под такого рода указанием, что – не торопись, проверяй, прежде чем принимать те сообщения на веру, которые к нам приходили в самые последние минуты перед началом войны. И тут задержка, известно, была, но она ничего не решала.»

 

Сегодня мы точно знаем что никакой «личной инициативы» Н.Г. Кузнецов не проявлял в ночь на 22 июня. Может он на словах и рассказывал после войны когда-нибудь, что сделал что-то по «своей инициативе» но в своей книге он этого не утверждал никогда. Команду о приведении флота в полную боевую готовность он отдал после того как нарком обороны Тимошенко показал ему текст «Директивы № 1» около 23.10 примерно, и разъяснил на уточняющие вопросы Кузнецова что это война и огонь открывать разрешается.

А вот Молотов и обвинил Жукова, что тот таких команд-разъяснений с Тимошенко в округа не дал в ночь на 22 июня.

 

«– Некрич пишет: Сталин думал, что Гитлер ведет игру с целью вымогательства политических и экономических уступок.

– Ну а почему не думал? Тот, конечно, был вымогателем. Мог вымогать. Можно было рассчитывать на вымогательство. Тут вокруг каждого спорного вопроса могли быть и вымогательства, и обманы, и надувательства, и прославления, и… трудно сказать реально…

– В литературе основная мысль сводится к тому: Сталин не думал, что Гитлер начнет войну.

– Это да, так пишут. Василевский немного наивно пишет о начале войны.»

 

Странная наивность у маршала, который был заместителем начальника Генштаба на 22 июня.

 

«Я прочитал начало книжки Бережкова.

– Хорошая книжка.

– Не вполне, – замечает Молотов.

– Но интересная.

– Да, интересная. Я прочитал пока первые сто страниц, там две я заметил вещи, с которыми нельзя согласиться. Одна такая: Сталин считал, что Гитлер не нападет в этом году на СССР. Как же можно за Сталина это говорить, тем более сейчас, когда на него любое можно повесить! И он не может опровергнуть, и никто не может опровергнуть. Тем более: «Сталин считал, Сталин думал…» Будто бы кто-то знал точно, что Сталин думал о войне! Люди хотят, чтобы как можно благоприятнее условия были для трудных моментов. Конечно, немножко поддавались тому, что не в этом году начнется. И если будет, то несколько позже. Это я считаю законным, но утверждать, будто Сталин считал, что в этом году не будет войны, по-моему, нет оснований. Никто не может сказать так про другого человека. Это раз.

Второе. Он говорит насчет сообщения ТАСС. За неделю-полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения. Это было придумано, по-моему, Сталиным. Бережков упрекает Сталина, что для такого сообщения ТАСС не было оснований. Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. Не всякая попытка дает хорошие результаты, но сама попытка ничего плохого не предвидела.»

 

Как видите – Молотов возмущен тем, что обвиняют Сталина в том, что тот якобы думал, что войны в 1941 году не будет.

Бережков это описывал так: «Но особенно его [Сталина] угнетало другое: просчет, допущенный им в оценке предвоенной ситуации. Онигнорировал все предупреждения и предостережения, уверовав, что Гитлер не начнет войну в середине лета». (Бережков В.M. Как я стал переводчиком Сталина. — М., 1993г., с. 215. Есть в интернете.) Кстати, эта лабуда – желание выставить Сталина и его окружение в этом вопросе кретина идет и от того же Черчилля в первую очередь… Н у а живя на Западе сложно писать что-то отличающееся от «мнения» хозяев.

Когда Молотов сказал что из идеи с «Сообщением ТАСС» ничего «не вышло» он не имеет в виду что цели «Сообщения» не были достигнуты. «Не вышло» получить от Гитлера ответа, что означало бы возможность начать «переговоры по спорным моментам дипломатических отношений между СССР и Германией», и таким образом остановить хотя бы на время надвигающуюся войну. Но отсутствие ответа Гитлера также было результатом – «отрицательный результат тоже результат». После этого иллюзий, что нападение не состоится и скорее всего, произойдет, как и докладывает разведка, 22 июня, в Кремле уже не оставалось.

Насчет книг Бережкова. Бережков был переводчиком Кремля, работал и со Сталиным и с Молотовым. По словам Молотова году в 1943-м по информации чекистов, о том, что родственники Бережкова на оккупированной территории взяты под надзор немцев, Бережков был удален с этой работы. Обиженый Бережков в итоге сбежал в конце 1940-х на Запад и писал там «разоблачающие сталинизм» книги.

 

«Бережков пишет, будто это было явно наивно. Не наивность, а определенный дипломатический ход, политический ход. В данном случае из этого ничего не вышло, но ничего такого неприемлемого и недопустимого не было. И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам.»

 

Бережков в своих «мемуарах» также потом описывал как «недобро шутил» Сталин встретив того же Тимошенк в коридоре: «Сталин на протяжении нескольких военных лет, время от времени, донимал другого маршала вопросом: почему его не арестовали в 1937 году? Не успевал тот раскрыть рот, как Сталин строго приказывал: «Можете идти!» И так повторялось до конца войны. Жена маршала после каждого подобного случая готовила ему узелок с теплыми вещами и сухарями, ожидая, что ее супруг вот-вот угодит в Сибирь. Настал День Победы. Сталин, окруженный военачальниками, произносит речь...

— Были у нас и тяжелые времена, и радостные победы, но мы всегда умели пошутить. Не правда ли, маршал... — И он называет имя злополучного объекта своих «шуток». …». (В.М. Бережков, указанное сочинение, с. 220)

Почему речь идет о Тимошенко (скореев всего)? А других маршалов на эту роль трудно найти. Шапошникова или Буденного Сталин так не «подкалывал» бы точно. А других маршалов, с июня 41-го и до конца войны и не было в СССР. Но если вы уже разобрались в роли бывшего наркома в трагедии 22 июня, думаю удивляться таким «недобрым шуткам тирана» не станете.

Может Сталин и был не чужд человеческим слабостям (всеже дочь Тимошенко одно время была его снохой – женой Василия Сталина), но не расстреляли бывшего наркома только по политическим мотивам – на Западе это тут же использовали бы против СССР воюющего один на один с Гитлером. Как когда-то использовали факт военного заговора Тухачевских и последующий расстрел заговорщиков для того чтобы отказаться от военной помощи СССР в деле защиты Чехословакии в 1938 году. Кстати, Молотов четко показал в своих беседах – дату запланированного переворота Тухачевских они точно знали и никакие Бенеши им в этом не «помогли».

 

«Они старались показывать перед внешним миром, будто бы какое-то законное мероприятие с их стороны проводилось, но само тассовское сообщение, по-моему, осуждать нельзя и смеяться над ним было бы неправильно. А он как явно неправильную вещь расписывает, вроде того, что наивно. Ничего не наивно. Это действительно очень ответственный шаг. Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения.

Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе – дали повод! А в это время готовились максимально.»

 

Молотов конечно же лукавит тут, или просто не договаривает в живой беседе. Именно после «Сообщения ТАСС» от 13-14 июня, на которое Гитлер не отреагировал и дали в Киевский и Прибалтийский округа директивы о начале вывода войск в сторону границы.

Молотов, конечно, это знал, но даже в разговорах с Чуевым не торопился показывать, что знает о том выдвижении. А вся проблема в том, что желание выставить СССР как страну готовящую нападение никуда не девалось на Западе. Ведь именно в это же время, в середине 1970-х годов, когда Молотов рассказывал Чуеву о войне, в той же Германии недобитые немецкие генералы и пытались на этом выводе войск в том числе «доказывать» что Гитлер напал на СССР 22 июня «защищаясь» от готовящейся агрессии Сталина «назначенной» на август.

 

«У нас другого выхода не было. Так что когда нас упрекают за это, я считаю, это гнусность. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать. А промолчать – значит вызвать нападение. И получилось, что22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники.

– Некрич пишет, будто Сталин надеялся, что ему удастся втянуть Гитлера в переговоры.

– Да, правильно. Надо было пробовать! Конечно, в таких случаях, с такими звероподобными людьми можно увидеть и надувательство, и не все удастся, но никаких уступок не было по существу, а пробовать вполне законно.»

 

Молотов даже 18 июня посылал в Берлин запрос на очередные переговоры с Гитлером об имеющихся «разногласиях». Как можно было оттянуть начало войны «на осень» этим «Сообщением ТАСС»? Все просто – Гитлер мог пойти на некие переговоры после этого «Сообщения», а точнее после того как Молотов запросил Берлин о таких переговорах 18 июня. И если бы пошел, то эти переговоры о «имеющихся противоречиях в отношениях СССР и Германии» можно было тянуть месяцами. Однако Гитлер на это не пошел и только полные идиоты не поняли бы, что нападение произойдет в ближайшие дни, как и показывала разведка. Но идиотов в Кремле не было.

 

«– Вроде бы Сталин, отделяя Гитлера от немецкой военщины, считал, что война может начаться с провокаций военных, а сам Гитлер не пойдет на нарушение Пакта. Не думаю, что Сталин так считал.

– Я тоже так не думаю, – соглашается Молотов. – Это очень вольные рассуждения, лишь бы бросить тень на Сталина. Он не был наивным человеком, не был таким добродушным простаком, что его всякий мог… Но не пробовать тоже нельзя было, не искать путей к Гитлеру.»

 

Далее о том – собирался ли СССР нападать первым или нет. И почему Гитлер не напал в том же мае – кто там «виноват», при чем тут Югославия.

 

«Как Сталин относился к Гитлеру

 

…Читаю Молотову так называемое «завещание Гитлера», запись, сделанную Борманом 14 февраля 1945 года:

– «Гибельным фактором этой войны оказалось то, что Германия начала ее слишком рано и в то же время слишком поздно. С чисто военной точки зрения нам следовало начать войну раньше. Я должен был захватить инициативу еще в 1938 году, а не разрешить втянуть себя в войну в 1939 году…»

– Конечно! – замечает Молотов.»

 

Гитлер видимо и сам подзабыл к весне 45-го, что он всегда был не более чем только марионеткой в руках Англии с США. Без чьих «спонсорских» денег на бесконечные выборы в Германии нацистской партии, чтобы Гитлер стал рейхсканцлером, и кредитов на развитие ВПК нацистской Германии после его назначения на этот пост, его просто не было бы.

 

– «…ибо война была в любом случае неизбежна. Тем не менее, вряд ли можно обвинить меня, так как Англия и Франция согласились в Мюнхене со всеми моими требованиями!

С точки зрения сегодняшнего дня война намного запоздала. Но с точки зрения нашей моральной подготовки она началась намного раньше, чем следовало. Мои ученики еще не успели достичь полной зрелости…»

– Ну, это уже он дал! – восклицает Молотов.

– «…Мне, по существу, были бы нужны еще двадцать лет, чтобы сделать зрелой эту новую элиту, элиту юности, погруженную с самого раннего детства в философию национал-социализма. Трагедией для нас, немцев, всегда является то, что нам всегда не хватает времени. Обстоятельства всегда складывались так, что мы вынуждены были спешить и, если сейчас у нас нет времени, то это объясняется главным образом тем, что у нас не хватает пространства. Русские с их огромными пространствами могут позволить себе роскошь отказаться от спешки. Время работает в их пользу и против нас…»

– Но русские оказались в таком положении не в 1941 году, а задолго до этого, и он мог бы понять, но не понял. Вот его недостаток, – комментирует Молотов.

– «…почему именно 1941 год? Потому что, учитывая неуклонно нарастающую мощь наших западных врагов, если нам суждено было действовать вообще, мы должны были сделать это с минимальной отсрочкой. И обратите внимание: Сталин не сидел сложа руки…»

– Ну, конечно! – кивает Молотов.»

 

Вот она радость для «резунов» – Гитлер опасался, что СССР нападет первым. Хотя, впрочем, не стоит им так уж радоваться – а то еще больше адвокатами Гитлера звать будут.

А насчет слов Молотова, который вроде как «кивает» на эти слова Гитлера с «согласием», то тут надо понимать, что Молотов не более чем подтверждает, что СССР именно не сидел сложа руки и готовился к неизбежной войне, напрягая все силы страны и народа.

 

«– «…Время опять было против нас на двух фронтах. В действительности, вопрос заключался не в том, почему 22 июня 1941 года, а скорее, почему не раньше?»

– Правильно, правильно.

– «…Если бы не трудности, созданные нам итальянцами, и их идиотская кампания в Греции, я напал бы на Россию на несколько недель раньше…»

– Ну, надо было.»

 

Как видите в отличии от многих историков сам Гитлер не считал что события в Югославии после которых он напал на эту страну заставили его перенести нападение на СССР с мая на 22 июня. И в приведенном в предыдущих главах этой книги дневнике Гальдера за март 1941 года также указывается, что именно из-за событий в Греции и пришлось Гитлеру сдвинуть нападение на СССР с мая на 22 июня.

 

«– «…Наша главная проблема сводилась к тому, чтобы удержать Россию по возможности дольше от выступления, и меня вечно терзал кошмар, что Сталин может проявить инициативу раньше меня…»

– Конечно, в этом тоже был известный вопрос, – соглашается Молотов.»

 

И опять «резунам» вроде как праздник – сам Гитлер был уверен, что СССР может напасть первым и надо его опередить, а Молотов вроде как опять «подтверждает» эти слова! Однако опять Молотов не более чем подтверждает, что у Гитлера были такие «опасения» но это не более чем его личные «опасения» и были. Ведь далее Молотов и рассказал, к чему СССР готовился, а к чему нет.

 

«– «…Мы можем с уверенностью предсказать, каков бы ни был исход войны, Британской империи пришел конец. Она смертельно ранена. Будущее британского народа – вымереть от голода и туберкулеза на своем проклятом острове…»

– Да, это он мне сам говорил. В таком роде он и говорил: «Какой-то проклятый остров…»

 

В это плане Гитлер оказался, в общем, прав. После мировой войны Англия утратила свои позиции в Мире как основной Мировой лидер и ей на смену пришли США.

 

«– А вы допускали такое, что если не они, то мы первые начнем?

– Такой план мы не разрабатывали. У нас пятилетки. Союзников у нас не было. Тогда бы они объединились с Германией против нас. Америка-то была против нас, Англия – против, Франция не отстала бы.»

 

Вот так вот просто и объяснил Молотов, вчерашний глава правительства и нарком иностранных дел, почему СССР не мог заранее планировать нападение первыми на Гитлера – тут вам и экономика и политика как ее понимали тогдашние руководители СССР.

 

«– Но тогдашняя официальная доктрина была: воевать будем на чужой территории, малой кровью.

– Кто же может готовить такую доктрину, что, пожалуйста, приходите на нашу территорию и, пожалуйста, у нас воюйте?! — говорит Молотов. — Военный министр скажет: «Приходите к нам!» Конечно, он будет говорить: «Малой кровью и на чужой территории!» Это уже агитационный прием. Так что агитация преобладала над натуральной политикой, и это тоже необходимо, тоже нельзя без этого.»

 

А теперь о том, что якобы Сталин «недооценивал» Гитлера, не считал его умным или считал более умным, чем тот был на самом деле…

 

«– Как Сталин относился к Гитлеру, как к личности, как его оценивал?

– Сказать – недооценивал, это было бы неправильно. Он видел, что все-таки Гитлер организовал немецкий народ за [c. 45] короткое время. Была большая коммунистическая партия, и ее не стало – смылись! А Гитлер вел за собой народ, ну и дрались немцы во время войны так, что это чувствовалось. Поэтому Сталин как человек хладнокровный при обсуждении большой стратегии, он очень серьезно относился к этому делу.

16.06.1983»

 

«Растерялся ли Сталин?

 

– Жуков снимает с себя ответственность за начало войны, но это наивно. И не только снимает с себя, он путается. 21 июня представили директиву, что надо привести войска в боевую готовность. У него двусмысленность: то ли правильно, он считает, Сталин поправил, то ли неправильно, – он наговорит. А конечно, Сталин поправил правильно. И вот в одних округах сумели принять меры, а в Белорусском не сумели…

08.03.1974»

 

Почему Молотов, а не Сталин выступил днем 22 июня по радио…

 

«Далее он рассказал, как вместе со Сталиным писали обращение к народу, с которым Молотов выступил 22 июня в двенадцать часов дня с центрального телеграфа.

– Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь. Но не только человек – это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах.

– Ваши слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами», – стали одним из главных лозунгов войны.

– Это официальная речь. Составлял ее я, редактировали, участвовали все члены Политбюро. Поэтому я не могу сказать, что это только мои слова, там были и поправки, и добавки, само собой.

– Сталин участвовал?

– Конечно, еще бы! Такую речь просто не могли пропустить без него, чтоб утвердить, а когда утверждают, Сталин очень строгий редактор. Какие слова он внес, первые или последние, я не могу сказать. Но за редакцию этой речи он тоже отвечает.

– А речь 3 июля он готовил или Политбюро?

– Нет, это он. Так не подготовишь. За него не подготовишь. Это без нашей редакции. Некоторые речи он говорил без предварительной редакции. Надо сказать, мы все раньше говорили без предварительной редакции.<…>

– Пишут, что в первые дни войны он растерялся, дар речи потерял.

– Растерялся – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу. Свои трудности у Сталина были, безусловно. Что не переживал – нелепо. Но его изображают не таким, каким он был, – как кающегося грешника его изображают! Ну, это абсурд, конечно. Все эти дни и ночи, он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять.

 

(Знаменитый полярный летчик Герой Советского Союза М.В. Водопьянов поведал мне, что 22 июня 1941 года, узнав о начале войны, он прилетел на гидросамолете с Севера в Москву, приводнился в Химках и сразу же поехал в Кремль. Его принял Сталин. Водопьянов предложил осуществить налет наших бомбардировщиков на фашистскую Германию.

– Как вы это себе представляете? – спросил Сталин и подошел к карте. Водопьянов провел линию от Москвы до Берлина.

– А не лучше ли отсюда? – сказал Сталин и показал на острова на Балтийском море.

Это было в первый день войны… – Ф.Ч.)

<…>

– Поехали в Наркомат обороны Сталин, Берия, Маленков и я. Оттуда я и Берия поехали к Сталину на дачу, это было на второй или на третий день. По-моему, с нами был еще Маленков. А кто еще, не помню точно. Маленкова помню.

Сталин был в очень сложном состоянии. Он не ругался, но не по себе было.

– Как держался?

– Как держался? Как Сталину полагается держаться. Твердо.

– А вот Чаковский пишет, что он…

– Что там Чаковский пишет, я не помню, мы о другом совсем говорили. Он сказал: «Прос…ли». Это относилось ко всем нам, вместе взятым. Это я хорошо помню, поэтому и говорю. «Все прос…ли», – он просто сказал. А мы прос…ли. Такое было трудное состояние тогда. Ну, я старался его немножко ободрить. …»

 

Пришлось достаточно подробно привести слова самого Молотова, сказанные в разные годы, но именно дословные, а не в пересказе «историка» чтобы стало понятно – кто там и как растерялся и кто Сталину готовил речь «3 июля». И попробуйте сами найти в записанных на диктофон словах Молотова что Сталин «не верил, что война так близка». Книга Чуева вполне доступна в интернете и в ней не пересказ Чуевым слов Молотова, а именно записанные на бобинный диктофон слова самого В.М.Молотова.

Хотя истины ради стоит привести слова Молотова, на которые похоже С.Микоян и сослался:

«– Ну, конечно, он переживал, но на кролика не похож, конечно. Дня два-три он не показывался, на даче находился. Он переживал, безусловно, был немножко подавлен. Но всем было очень трудно, а ему особенно.

13.01.1984» (с.330)

Если мы возьмем «Журналы посещения Кремля» за июнь 1941 года, то «два-три» после 22 июня это окажутся 29 и 39 июня. Сталин действительно в эти дни «не показывался» в своем кабинете. Но при этом он 29-го и 30-го июня по словам Жукова и того же Микояна «показывался» в наркомате, да так что со слов А. Микояна генерал армии Жуков даже «разрыдался как баба». Впрочем, там и Молотов присутствовал и с его слов Жуков слез не лил на «грубости тирана», а в ответ тоже по матери «тирана» посылал…

 

Смотрим, что сам Жуков писал об этом. Ведь при всех «неточностях» «Воспоминания» маршала Победы (а это звание он всё же заслужил вполне), его «мемуары» остаются историческим документов свидетеля Эпохи. Георгий Константинович пишет, что «29 июняИ. В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза он крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом(!) направлении». А «30 июня мне в Генштаб позвонил И.В. Сталин и приказал и приказал вызвать командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова. На следующий день генерал Д.Г. Павлов прибыл». Это как раз к вопросу о Сталине, «впавшем в прострацию» на пару дней, 29 и 30 июня. Человек впавший в «прострацию» (обычно) не посещает Генштаб и Наркомат, и не устраивает там разнос генералам, обзывая их ротными писаришками и «портяночниками», за невозможность доложить обстановку на фронте. И не дает указания вызвать в Москву командующего Западным фронтом Павлова, допустившего сдачу Минска на седьмой день Войны. Если уж человек «впал в прострацию», то он тупо сидит на «даче», и медитирует

 

Но возвращаемся к Куманеву…

 

«Приведем еще одно небольшое свидетельство. Вот что вспоминал бывший управ­ляющий делами Совнаркома СССР военных лет Я.Е. Чадаев:. «Утром 22 июня 1941 г. я мельком видел Сталина в коридоре. Он прибыл на работу после кратковременного сна. Виду него был усталый, утомленный... Его рябое лицо осунулось. В нем явно прогляды­валось подавленное настроение от сознания постигшей неудачи» (Личный архив автора. – Г.Куманев).

Подобную характеристику общего состояния Сталина в первый день войны дове­лось услышать также от маршалов С.К. Тимошенко, Г.К. Жукова и даже от Л.М. Кага­новича, правда добавившего, что «растерянность у Сталина быстро прошла...» (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

 

Ай, как подкачал Каганович, «сталинист» противный… выбился из славного хора.

 

«Основания для сильного потрясения у Сталина, конечно, были, и были немалые. Он в целом достаточно хорошо знал о степени боеготовности наших войск и, видимо, неплохо представлял себе, к каким трагическим последствиям приведет страну внезап­ность вражеского нападения.

Вооруженные силы страны с 23 июня 1941 г. возглавила Ставка Главного командо­вания под председательством наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Ти­мошенко. Однако в условиях режима личной власти Сталина Тимошенко фактически ничего не мог решать без санкции вождя.»

 

***

 

А где Главнокомандующие вообще что-то решают без санкций главы государства? Тем более что Тимошенко вскоре убыл на Западный фронт расхлебывать за Павлова свои грешки.

 

***

 

«С 10 июля председателем Ставки, переимено­ванной в Ставку Верховного Главнокомандования, стал Сталин. Придя в себя после не­которой растерянности и апатии, Сталин занял также пост председателя Государствен­ного Комитета Обороны — нового чрезвычайного органа военного времени, а вскоре и должность наркома обороны.»

 

***

 

По Куманеву именно до 10 июля «тиран» находился в «прострации» своей пока не стал Председателем Ставки ВГК? Или может чуток раньше оклемался? А может и позже. Ведь председателем ГКО Сталин стал с 30 июня … Микоян «уговорил». А наркомом обороны – чуть не 20 июля.

 

***

 

«В начале войны со Сталиным было очень и очень трудно работать, — вспоминал маршал Г.К. Жуков. — Он прежде всего тогда плохо разбирался в способах, методике и формах ведения современной войны, тем более с таким опытным и сильным врагом...». По словам Жукова, Сталин «командовал всем, он дирижировал, его слово было оконча­тельным и обжалованию не подлежало».

Об этом свидетельствовал и другой советский полководец — маршал А.М. Василев­ский. «На первых порах войны, — говорил о Сталине Василевский, — он явно перео­ценивал свои силы и знания в руководстве войной, основные вопросы крайне сложной фронтовой обстановки пытался решать единолично, что нередко приводило к еще большему осложнению обстановки и тяжелым потерям...»

Конечно, очень трудно определить границы между тем, что Сталин удачно делал ради общих интересов защиты Советской страны и тем, что диктовалось его упрям­ством, непомерными амбициями и жаждой не только сохранения, но и дальнейшего расширения и укрепления своей и без того необъятной власти.»

 

***

 

Трудно – не берись… Взялся – вникай и тщательнее изучай вопрос. И не на рассказах не очень честных в этом маршалов, которых уже столько раз ловили все кому не лень на вранье, передергиваниях и подтасовках, в их стремлении свалить с себя вину за гибель армии в те дни и гибель миллионов наших советских граждан из-за их личных ошибок и преступлений, а на документах.

 

Но можно опять к беседам Ф.Чуева с Молотовым обратиться…

 

«Жуков, Рокоссовский, кто третий – надо подумать

 

…Читаю Вячеславу Михайловичу стенограмму встречи генерала армии С.М.Штеменко с читателями. Штеменко говорит: «В книге В. Соколова «Вторжение», неизвестно по какой причине, неправдоподобно излагается начало войны… Он считает, что армию у нас до войны учили только наступать. Ну и что же? Мы и сейчас учим армию наступать, иначе армия никогда не одержит победу. Это истина, известная еще Спартаку. Далее, он критикует и ставит под сомнение правильность нашей военной доктрины… Не веря в Сталина, невозможно было б в такой обстановке победить врага».

– Правильно, – говорит Молотов.

– «Я руководствовался в этом вопросе тем, что наш народ умный, сам все поймет. Поэтому о Сталине ни хорошего, ни плохого я не писал, а написал только то, что было. Но одно могу сказать, что Сталин хорошо знал военное дело, не только военную стратегию, но и тактику… Военное дело знал не вообще, а хорошо, досконально, знал оперативное искусство, руководил войной на высшем уровне.

Сошлюсь на некоторые примеры. Когда немцы подошли к Москве, в октябре 1941 года сложилось очень тяжелое положение. Многие правительственные учреждения, Генеральный штаб были эвакуированы. Немец стоял под Москвой и рвался к Москве. Особенно тяжелое положение было в направлении Волоколамского шоссе – Западный фронт. В этот период все соединения просили подкрепления. Их у нас не было. Участки обороны мы подкрепляли поротно, даже военные училища мы делили на кусочки. В этот период у Сталина находилось пять полнокомплектных армий, вооруженных новой техникой. Под Москвой операциями тогда командовал Жуков, и, несмотря на его неоднократные просьбы и мольбы, Сталин не дал ему ни одного батальона и сказал, чтобы он любой ценой продержался. Тогда мы считали, что Сталин допускает ошибку. В декабре месяце, когда немецкие войска были обескровлены, Сталин ввел эти войска в действие. Немец от Москвы был отброшен.

Тогда мы только поняли, насколько Сталин велик не только в стратегии, но и в тактике.

Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился ближе к линии обороны. Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдет к Белорусскому вокзалу, то он займет его место.

О роли Хрущева в войне. Он был членом Военного совета фронта. Ничего не могу сказать о какой-либо выдающейся роли. Среди членов Военного совета, конечно, были выдающиеся, например, таким был Жданов. А то, что Хрущев был выдающимся, никто мне не докажет. О том, что Хрущев с Еременко составили какие-то планы разгрома немцев, не знаю. Они мне неизвестны.

Был ли Сталин первые дни в панике? Не думаю, чтобы он был в панике. В штабе этого не чувствовалось. Если бы Сталин был в панике, это обязательно бы отразилось на нашей работе».

– Правильно.

– «О книгах Рокоссовского и Жукова. Книга Рокоссовского мне нравится. Хорошая книга. О книге Жукова не могу сказать плохого, но рецензию на эту книгу я писать отказался. В книге Жукова есть не совсем объективные места. Там, где на фронте дела хорошо, это как будто заслуга Жукова и его предложение. Там, где мы терпели поражение и допускали ошибки, якобы виноват Сталин.

В Варшаве произошло восстание. На улицах этого города лилась кровь польских патриотов. О начале и намерении этого восстания мы не знали. Оно было спровоцировано Миколайчиком с той целью, чтобы до прихода советских войск в Варшаву сформировать правительство и тем самым поставить Советский Союз перед фактом. После того, как мы узнали о восстании в Варшаве, была спланирована операция. Операция оказалась неудачной. Жуков в своей книге пишет об этой операции, что к ней не имел отношения, что она проводилась по предложению Сталина. Прочитав книгу Жукова, я в Генштабе поднял материалы. Оказалось, что Жуков грешит искажением истины: там стоит его подпись».

– Жуков узко немножко подходит. Политическая сторона не совсем понятна. Штеменко тут неплохо пишет и, конечно, дополняет кое-что. Это издано где-нибудь? Конечно, не издано…»

 

Какая уж тут со стороны Жукова «политическая сторона»… лучше бы он чаще отмалчивался. Но вопрос к читателю – Штеменко честнее и порядочнее или не очень по сравнению с Жуковым или Василевским был, как вы думаете?

Очень рекомендую читателям прочитать самим книгу Ф.Чуева – там на многие вопросы ответы найти можно о Сталине и его эпохе. Но мы возвращаемся к Куманеву…

 

«Ему и в те первые, чрез­вычайно тяжелые, дни и месяцы войны повсюду мерещились заговорщики, трусы, пре­датели, «пятая колонна», и он жестоко расправлялся, как правило, с мнимыми «врагами народа», находя их в первую очередь среди военных.

 

Нет, блин, «никто и ни в чем не виноват, так оно само собой получилось» и невыполнения Кирпоносами и Павловыми с Коробковыми приказов вышестоящих начальников, конечно же «не было», а если что и было то от «разгильдяйства извечно русского» да по «халатности». А генералов, или больших чиновников некрасиво ставить к стенке.

 

«И все же, несмотря на жестокие поражения и крупные неудачи Красной Армии в летних сражениях сорок первого года, противнику не удалось тогда добиться конечной цели блицкрига... Более того, благодаря все возраставшему сопротивлению советских войск, крепнущему отпору, агрессор так и не смог в соответствии с планом захватить ряд жизненно важных центров СССР, включая Ленинград. А в разгоревшемся Смолен­ском сражении он оказался вынужденным топтаться на месте ровно столько времени, сколько отводилось на весь «Восточный поход». 30 июля — впервые с начала Второй мировой войны — Гитлер был вынужден отдать приказ войскам перейти к обороне на главном стратегическом направлении. Тем самым операция «Барбаросса» дала первую серьезную трещину.»

 

Ну, с этим трудно не согласиться… Правда, Куманев не сказал, кто стоял за этим возросшим сопротивление РКАА, но хорошо, что историк и профессор не стал хотя бы рассказывать что Советский народ «победил Гитлера вопреки» Сталину.

 

Вот такие вот шедевры выдают «профессиональные историки»…

[Zaman.]

Мероприятия по повышению боевой готовности войск западных военных округов накануне войны

 

(Примечание: Данная статья появилась в далеком 1978 году, ровно 34 года назад. За все эти годы после неё не было ни одной работы по анализу мероприятий по повышению боевой готовности войск западных округов в последние дни перед ВОВ. Но за прошедшие годы все же стало известно намного больше о том, как же приводили в боевую готовность войска этих округов. В различных сборниках документов были опубликованы различные документы предвоенных дней, опубликованы мемуары очевидцев и самое важное – были опубликованы ответы отдельных командиров начинавших войну в западных округах. Также достаточно много находят в архивах и различные любители выкладывающие документы предвоенных дней в интернете.

То, что эта статья полковника А.Г. Хорькова, сегодня генерал-майора, профессора и доктора исторических наук, тогда вышла уже удивительно. Видимо густо сдобренная традиционными фразами о «роли Партии» и прочем, она и смогла опубликоваться. Однако сегодня нет необходимости обращать внимание на традиционные для тех лет фразы и «выводы» и проще внимательно читать именно о самих мероприятиях. При этом А.Г. Хорьков делал все же небольшую статью и много показать не смог. Также он в 1978 году не мог знать того что будет опубликовано позже. Так что по ходу дела стоит дать небольшие примечания в данной статье. Выделено и подчеркнуто наиболее интересное в статье также мною. – Козинкин О.Ю.)

 

 

Строительство социализма в Советском Союзе в конце 30-х годов осуществлялось в условиях реальной угрозы империалистического нападения на СССР, резко усилившейся с началом второй мировой войны. Причем главная военная опасность исходила от фашистской Германии, где к тому времени безраздельно господствовала диктатура наиболее реакционных и агрессивных сил империализма. Об этом со всей определенностью было сказано на XVIII съезде партии в марте 1939 года.

Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин, выступая 5 мая 1941 года с речью на приеме выпускников военных академий, дал ясно понять, что германская армия является наиболее вероятным противником 1 (См. История второй мировой войны 1939-1945 г. Т. 3. Воениздат, 1974 г., с. 439. – Прим. автора).

В той тревожной обстановке Коммунистическая партия и Советское правительство проявляли огромную заботу о дальнейшем повышении обороноспособности страны, придавая первостепенное значение укреплению западных границ СССР.

Мероприятия, проводившиеся с этой целью в западных приграничных округах накануне Великой Отечественной войны, можно разделить на две основные группы. К первой относятся те из них, которые осуществлялись в соответствии с постановлениями и директивами Коммунистической партии, Советского правительства и руководящих органов Наркомата обороны, ко второй — практические меры по повышению боевой готовности войск, принимавшиеся в округах по инициативе военных советов, командиров и штабов всех степеней.

(Примечание: Вот тут надо немного пояснить – понятно, откуда «растут ноги» про «личную инициативу» окружного командование по приведению в б.г.? Правильно – из установки ЦК КПСС времен уже Брежнева, когда и писалась сегодня известная «официальная» история начала ВОВ. Ведь сказать, что окружное командование всего лишь выполняло приказы НКО и ГШ тогда было нельзя – придется признать, что приказы из Москвы в округа поступали, но по неким причинам они не были выполнены. Сказать такое прямо в те далекие годы было просто невозможно. Но можно было говорить что кузнецовы-павловы-кирпоносы оказывается по «личной инициативе» повышали боевую готовность в последние дни. «Вопреки» политики тирана, опасавшегося дать повод Гитлеру в подготовке войны. – Козинкин О.Ю.)

 Решая сложные задачи укрепления обороны страны, Коммунистическая партия заботилась прежде всего о создании мощных вооруженных сил. Этому способствовал окончательный переход к кадровой системе комплектования и организации войск, которая была закреплена законом о всеобщей воинской обязанности.

По новому закону, принятому 1 сентября 1939 года на внеочередной четвертой сессии Верховного Совета СССР, призывной возраст для военнообязанных понизился с 21 до 19 лет, а для окончивших среднюю школу — до 18 лет. Одновременно были увеличены сроки действительной службы в армии и на флоте и продолжительность учебных сборов для граждан, находящихся в запасе. В результате численность Вооруженных Сил в период с 1 сентября 1939 по 21 июня 1941 года возросла более чем в 2,8 раза 2 (История второй мировой войны 1939-1945 г. Т. 3. с. 44. – Прим. автора). Основная масса личного состава направлялась на укомплектование западных военных округов, где развертывались новые части и соединения. В феврале – марте 1941 года по решению правительства там началось дополнительное формирование 6 стрелковых, 13 механизированных и 4 воздушно-десантных корпусов.

В результате большого увеличения численности войск и возникшей в связи с этим нехваткой командных кадров в 1940 году было дополнительно открыто 42 военных училища. Всего к началу войны в военно-учебных заведениях и на курсах обучалось свыше 300 тыс. слушателей и курсантов. Весенний выпуск 1941 года позволил направить в войска около 70 тыс. офицеров.

Для прикрытия от фашистской агрессии новых прибалтийских рубежей Советское правительство 11 июля 1940 года приняло решение о создании Прибалтийского Особого военного округа 3 (Штаб нового округа комплектовался из личного состава расформированного Управления Калининского военного округа. ЦГСА, ф. 4, оп. 15, д. 97, л. 172. – Прим. автора). 

Армии Прибалтийских республик Эстонии, Латвии и Литвы преобразовывались в стрелковые корпуса: 22, 24 и 29-й соответственно. Всего было сформировано шесть дивизий общей численностью 45 426 человек. Кроме того, в Латвийском и Литовском корпусах имелось по одному кавалерийскому полку численностью 1175 человек каждый 4 (ЦГСА, ф. 22, доп. 32, д. 4278, л. 83. – Прим. автора). В это же время на всем протяжении западной границы по приказанию начальника Генерального штаба была проведена оперативная рекогносцировка с целью определения мест и масштабов строительства оборонительных сооружений и укреплений. А в начале 1941 года прошли войсковые испытания опытные образцы пулеметных установок, сборно-разборных бронеконструкций, орудийных башен, наблюдательных бронеколпаков и т. п.5 (ЦАМО СССР, ф. 133, оп. 522118, д. 1, л. 70. – Прим. автора), предназначенных для оснащения укрепленных районов 6 (Подробно о строительстве укрепрайонов вдоль западной границы см. в «Военно-историческом журнале», 1976, № 5, с. 88-92. – Прим. автора).

Высокими темпами осуществлялся большой комплекс мероприятий по военно-инженерному оборудованию западной приграничной полосы: строились аэродромы, железные и автомобильные дороги, склады, создавались узлы и линии связи.

В феврале 1941 года военным советам приграничных округов были направлены директивы об ускорении оборонительного строительства, а также указания о немедленном оборудовании фронтовых командных пунктов.

Поскольку опасность военного нападения гитлеровской Германии на нашу страну становилась все очевидней, весной 1941 года Советским правительством было дано указание о выдвижении войск на наиболее вероятный театр военных действий. В соответствии с этим, указанием Наркомат обороны и Генеральный штаб начали осуществлять ряд мероприятий по стратегическому развертыванию войск на западном направлении. Так, 26 апреля военные советы Забайкальского округа и Дальневосточного фронта получили приказ подготовить к отправке на запад один механизированный, два стрелковых корпуса и две воздушно-десантные бригады. Военному совету Уральского военного округа было приказано к 10 мая 1941 года передать две дивизии в состав ПрибОВО 7 («Коммунист», 1968. № 12, с. 67. – Прим. автора). 13 мая начальник Генерального штаба подписал директивы о передислокации из внутренних округов в приграничные 28 стрелковых дивизий и 4 армейских управлений. Вновь создаваемые на базе этих соединений четыре армии (16, 19, 21 и 22-я) должны были войти в состав Киевского и Западного особых военных округов. Кроме того, в Могилев прибыло управление 13-й армии 8 (История второй мировой войны 1939-1945 г. Т. 3. с. 440. – Прим. автора).

Общий объем перевозок при передислокации всех пяти армий составлял 939 железнодорожных эшелонов. По состоянию на 22 июня 1941 года оказалось погружено 538, из которых 455 находившись в пути и лишь 83 достигли пунктов назначения 9 (СССР в борьбе против фашистской агрессии. 1939-1945. М., «Наука», 1975., с. 174. – Прим. автора).

Одновременно советское военное руководство по решению ЦК партии и правительства в мае – июне 1941 года в самих западных приграничных округах провело частичную перегруппировку войск с целью приближения их к государственной границе.

10 июня начальник Генерального штаба приказал срочно разработать план подъема по боевой тревоге специальных частей для занятия боевых объектов в укрепленных районах, а полевых войск — для занятия ими оборонительных сооружений предполья.

(Примечание: К сожалению, в статье нет ссылки на документ, которым приказывалось 10 июня разработать данные планы. – Козинкин О.Ю.)

 

С целью дальнейшего повышения боевой готовности западных военных округов Народный комиссар обороны в середине июня дал указание вывести с 21 по 25 июня фронтовые управления на полевые командные пункты, а 19 июня подписал приказ о маскировке аэродромов, воинских частей и военных объектов10 (50 лет Вооруженных Сил СССР. Воениздат, 1968. С. 251. – Прим. автора). Военный совет Одесского военного округа 14 июня получил распоряжение о создании армейского управления в Тирасполе. Военным советам Прибалтийского, Западного и Киевского особых военных округов приказывалось 18 июня выделить управления Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов и вывести их к 22—23 июня на основные командные пункты соответственно в Паневежис, Обуз-Лесна и Тернополь.

(Примечание: После 18 июня срок вывода штабов западных округов на полевые КП был изменен и дату указали новую – к 22 июня для КОВО и ПрибОВО и 23 июня для ЗапОВО. Об этом пишет в своей книге «Генеральный штаб в предвоенные годы» маршал М.В. Захаров, М., 2005 г., с. 214: «Несколько позднее (18.6.1941) этот срок по указанию Генштаба был перенесен на 22 июня». – Козинкин О.Ю.)

Деятельность военных советов и политорганов была направлена также на дальнейшее повышение политико-морального состояния войск, на укрепление воинской дисциплины личного состава и воспитание у воинов высокой революционной бдительности и ненависти к врагам социализма. Особое внимание обращалось на перемещение центра партийно-политической работы в подразделения, на обеспечение примерности всех коммунистов и комсомольцев.

Важнейшее значение в укреплении боеспособности войск западных округов имела идеологическая работа, в том числе политическая подготовка личного состава. Советским воинам доходчиво разъяснялись агрессивная сущность политики империализма и ее антисоветская направленность, реакционный антикоммунистический характер фашистской идеологии.

В связи с резким увеличением  численности войск в западных военных округах возросла роль партийных организаций в повышении боеспособности и боевой готовности частей и соединений. Усиление партийного влияния обеспечивалось посредством организационного и идейного укрепления парторганизаций в войсках, особенно первичных и ротных, увеличения их численности.

Руководствуясь новым Уставом партии, принятым XVIII съездом, армейские и флотские партийные организации проводили большую работу по приему в ее ряды лучших воинов. Так, в Прибалтийском особом военном округе уже к концу 1940 года имелось 547 партийных организаций, в которых на учете состояло 27837 членов и кандидатов в члены ВКП(б), из них 1662 человека были приняты в четвертом квартале этого года.

В Киевском особом военном округе только за первый квартал 1941 года численность партийных рядов возросла на 2725 членов и 1566 кандидатов в члены партии. С января по апрель 1941 года здесь было создано 457 ротных парторганизаций11 (ЦГСА, ф. 25895, оп. 1, д. 569, лл. 55, 74. – Прим. автора).

В целях укрепления партполитаппарата в войсках ЦК ВКП(б) в начале 1940 года направил на партийно-политическую работу в армию 1500 коммунистов. К ноябрю этого года их было призвано уже 4000 12 (Там же, ф. 25874, оп. 1,д. 224, л.4. – Прим. автора). Всего в 1939—1940 гг. местные партийные организации отправили на укомплектование партполитаппарата Вооруженных Сил 5500 членов партии.

17 июня 1941 года ЦК ВКП(б) вновь принял решение о дополнительной мобилизации в армию 3700 политработников запаса 13(История КПСС, т. V, кн. 1. М., Политиздат, 1970., с. 133. – Прим. автора).

Учитывая возросшую опасность нападения на СССР фашистской Германии, Коммунистическая партия потребовала от командиров и политорганов реорганизации всей системы боевой подготовки войск с учетом боевого опыта, приобретенного Красной Армией в сражениях с японскими захватчиками и во время финляндско-советского вооруженного конфликта.

Исходя из требования учить войска тому, что необходимо на войне, военные советы, командиры, штабы и политорганы свои главные усилия в ходе боевой подготовки направляли на отработку непрерывности и четкости в управлении войсками в любых условиях современного боя, тесного взаимодействия родов войск в различных видах боевых действий, тренировку солдат: и командиров на выносливость, совершенствование уровня подготовки командиров и штабов.

Одновременно с изменением системы боевой подготовки войск принимались меры по дальнейшему совершенствованию партийно-политической работы. В основу их были положены требования и рекомендации совещания ЦК ВКП(б) по вопросам идеологической работы в армии и на флоте, проведенного весной 1940 года. На совещании были подвергнуты острой критике ошибочные взгляды некоторых руководителей, ориентировавшие бойцов и командиров на легкую победу. На нем подчеркивалось, что надо готовить личный состав к войне с сильным, коварным, технически оснащенным противником, и выдвигалось требование максимально приблизить партийно-политическую работу к боевой подготовке, увязывать ее с задачами, решаемыми в войсках.

Большое значение для повышения боевой готовности частей и соединений имела деятельность ЦК Коммунистических партий и СНК союзных республик. Например, Секретариат ЦК Компартии Украины уделял большое внимание состоянию боевой и политической подготовки войск, оказывал конкретную помощь в размещении личного состава вновь формируемых частей.

Только в апреле 1940 года на Политбюро ЦК КП(6)У четыре раза рассматривались вопросы строительства оборонных объектов. Было решено, в частности, направить туда дополнительно 1312 инженерно-технических работников, выделить необходимые стройматериалы, а также средства для организации ремонта строительной техники 14 (ЦАМО, ф. 131, оп. 542204, д. 1, лл. 56, 60. – Прим. автора).

Постановлением ЦК КП(б) и СНК Украины от 26 апреля сокращались сроки строительства командных пунктов и убежищ местной ПВО в Киеве, Львове и Харькове. Сдача этих объектов с 1942 года переносилась на август – ноябрь 1941 года 15 (Там же, ф. 131, оп. 450740, д. 3, л. 527. – Прим. автора)

(Примечание: Как видите, сроки окончания строительства командных пунктов максимально ускорялись и переносились с 1942 года на лето-осень 1941 года. – Козинкин О.Ю.)

 

Бюро ЦК КП(б) Белоруссии в мае 1941 года заслушало доклад командующего Западным Особым доенным округом генерала армии Д. Г. Павлова «Об обстановке на границе и состоянии войск округа» и потребовало от обкомов принять меры по повышению бдительности, а также мобилизационной готовности предприятий и учреждений. 26 мая ЦК КП(б) Белоруссии принял специальное постановление «Об организации на территории Белоруссии постоянных групп и отрядов по уничтожению авиадесантов противника» 16 (История КПСС, т. V, кн. 1, с. 144-145. – Прим. автора).

Среди принимаемых мер по повышению боевой готовности войск большое место занимали мероприятия военных советов приграничных округов, командиров, штабов и политорганов объединений, соединений и частей.

Так, в целях быстрого выдвижения войск из мест постоянной дислокации в предназначенные им районы штабы округов разработали «Указания по подъему частей по тревоге», на основании которых командиры соединений и частей отрабатывали «План-инструкцию по подъему войск по тревоге». «Систематической тренировкой, путем проведения учебных боевых тревог как войсковой части в целом, так и ее подразделений, — требовал военный совет Одесского военного округа, — районы, пункты сбора и все мероприятия, связанные с выходом к ним, а также инструкции по приведению частей в боевую готовность должны быть изучены всем личным составом, а исполнение доведено до автоматизма» 17 (ЦАМО, ф. 138, оп. 2594, д. 2, л. 399. – Прим. автора).

 

(Примечание: Данные инструкции, похоже разрабатывались в округах как раз на основании директивы ГШ от 10 июня, которая требовала «срочно разработать план подъема по боевой тревоге специальных частей для занятия боевых объектов в укрепленных районах, а полевых войск — для занятия ими оборонительных сооружений предполья». – Козинкин О.Ю.)

 

Боевую тревогу предусматривалось объявлять в двух вариантах: без вывода материальной части и с выводом ее на заранее определенные позиции.

 

(Примечание: А. Хорьков не стал в 1978 году подробно останавливаться на том, как в те годы шло приведение в боевую готовность. Но в приложении № 19 «Система боевой готовности в армии и на флоте накануне Великой Отечественной войны» сборника «1941 – Уроки и выводы» (М. 1992 г.) показано, что в июне 1941 года в РККА были установлены всего две степени боевой готовности: постоянная и полная. При этом переход из постоянной в полную б.г. проводился через систему тревог – учебные и боевые.

Учебная – проводилась для проверки боевой готовности и повышения слаженности подразделений.

Боевая имела два варианта: «вариант № 1 – без вывода всей матчасти», и «вариант № 2 – с выходом в полном составе».

При этом в ВВС, ПВО и на флоте использовали три степени б.г. – «готовность № 3», «№ 2» и «№ 1». Которые сегодня можно классифицировать как «постоянная», «повышенная» и «полная». В РККА же приведение в боевую готовность осуществлялось через то же проведение маршей. – Козинкин О.Ю.)

 

Время боевой готовности с момента объявления тревоги устанавливалось: для стрелковых, артиллерийских, кавалерийских соединений и частей – 2 часа (зимой – 3); для механизированных и танковых соединений и частей – 3 часа (зимой – 4) 18 (При наличии теплых гаражей сроки готовности зимой сокращались на 1 час. – Прим. автора).

В ВВС округов согласно степени подготовленности частей и состоянию аэродромов на летний период устанавливалось ориентировочное время подъема частей по боевой тревоге: для полков бомбардировочной авиации – до 1 ч. 40 мин, истребительной – 25--30 мин, штурмовой – от 30 мин до 1 часа 19 (ЦГСА, д. 25895, оп. 1, д. 186, л. 150. – Прим. автора).

 

(Примечание: Как видите истребительные полки смешанных авиадивизий западных округов, даже стоящие слишком близко от границы при своевременном оповещении и подъеме по тревоге могли в считанные минуты подняться в воздух. Правда, для этого летчики должны были, как минимум ночевать при аэродромах, а не отправляться в массовом порядке на городские квартиры 21 июня. Около 1.00 22 июня во всех округах прошли звонки от Жукова и Тимошенко с предупреждением о том, что в округа ушла «Директива № 1». После них тот же Павлов дал команду командующему ВВС ЗапОВО поднимать авиацию по тревоге и рассредотачивать ее. Но в ЗапОВО это выполнено не было. Кирпонос в КОВО на звонок Жукова также не особо отреагировал. В общем, не все авиадивизии запокругов поднимались по тревоге около 2.00 и начинали рассредоточение самолетов, как требовала «Директива №1». А там где тревогу все же объявили около 2.00, самолеты не рассредотачивали, и даже после первых налетов они в воздух не поднимались. Это было во всех западных округах. Кроме Одесского. – Козинкин О.Ю.)

 

Военные советы округов, учитывая, что первый удар агрессора придется выдерживать пограничным войскам, заблаговременно позаботились о выделении специальных отрядов поддержки на случай «вторжения или опасности вторжения вооруженных отрядов или групп войск сопредельного государства» 21 (ЦАМО, ф.  оп. 7162, д. 10,лл. 19-22. – Прим. автора). Они включали от одной до трех стрелковых рот, усиленных 45-мм и 76-мм орудиями. На подготовку этих подразделений к выступлению с момента объявления тревоги отводилось 45 минут.

 

(Примечание: Примерно с мая на границе во всех округах осуществлялось «дежурство» стрелковых батальонов усиленных артдивизионами для поддержки пограничников. Замена данных батальонов и рот усиления предусматривалась раз в месяц.– Козинкин О.Ю.)

 

Нарастание напряженности в полосе приграничных округов вызвало необходимость принять дополнительные меры по повышению боевой готовности войск. В ОдВО с 9 мая 1941 года вооружение, боевая техника и имущество НЗ приводится в состояние, «готовое к немедленному использованию». В КОВО 16 мая заслушивается доклад начальника инженерного управления округа о ходе строительства командного пункта в Тернополе, утверждается ускоренный график работ и принимается решение о сформировании отдельного строительного участка. Тогда же было принято решение о перемещении запасов дизельного топлива в тыловые районы округа22 (ЦАМО, ф. 131, оп. 542204, д. 1, л. 127. – Прим. автора).

6 июня военный совет Одесского округа обратился к начальнику Генерального штаба за разрешением на передислокацию 48-го стрелкового корпуса на наиболее вероятное направление действий противника.

После того как разрешение было получено, 74-я и 30-я стрелковые дивизии и управление корпуса к 15 июня сосредоточились на новых позициях, немного восточнее Бельцы 23 (М. Захаров. Страницы истории Советских вооруженных Сил накануне Великой Отечественной войны. «Вопросы истории», 1970. № 5, с. 45. – Прим. автора).

Штаб ОдВО 15 июня распорядился, чтобы вторая очередь артиллерийских полков и частей зенитной артиллерии не отправлялась на полигоны, а оставалась в местах постоянной дислокации. Благодаря этому значительно увеличивалась огневая мощь артиллерийских и зенитных средств, повышалась боевая готовность войск округа.

 

(Примечание: В ЗапОВО даже после 15 июня Павлов продолжал отправлять свои артполки на полигоны для плановых занятий. А ведь в его округе в одном из первых и началось уже в 7.00 11 июня выдвижение «глубинных дивизий», дивизий 2-го эшелона, в районы предусмотренные планом прикрытия. Делалось это по директиве НКО и ГШ от 11 июня для ЗапОВО в которой указали – «Для повышения боевой готовности войск округа все глубинные стрелковые дивизии и управления стр. корпусов с корпусными частями вывести в лагеря в районы, предусмотренные для них планом прикрытия (директива НКО № 503859/сс/ов)». Что в переводе на язык штатских означает только одно – «с выходом в полном составе»! Т.е., должна была осуществляться «боевая тревога вариант № 2». Ведь в район предусмотренный «ПП» дивизии не выводят в обычной жизни, а только в угрожаемый период. Т.е. в случае угрозы войны. А это значит что всякие работы, учения и занятия отменяются, и все подразделения находящиеся в отрыве возвращаются в части, с приведением их в боевую готовность.

Когда в директиве НКО и ГШ от 12 июня для КОВО указали – «Для повышения боевой готовности войск округа к 1 июля 1941 г. все глубинные дивизии и управления корпусов с корпусными частями перевести ближе к госгранице в новые лагеря, согласно прилагаемой карты», то в КОВО также должны были возвращать все подразделения в части и приводить части в боевую готовность. Ведь для КОВО вообще прямо указали – «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов» и ГСМ. Что означает именно приведение в боевую готовность «полная». Тем более что далее для КОВО специально указали в этой директиве – «Для охраны зимних квартир оставить строго необходимое минимальное количество военнослужащих, преимущественно малопригодных к походу по состоянию здоровья. Семьи не брать».

А после войны, когда проводилось расследование ГШ командиры и отвечали на такой вопрос Покровского: «Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах?». – Козинкин О.Ю.)

 

В тот же день командующий ПрибОВО в своем приказе потребовал от командиров всех степеней и командующих армий резкого повышения боевой готовности подчиненных частей и соединений, рассредоточения самолетов и танков, улучшения управления и нацелил их на готовность в любую минуту дать сокрушительный отпор вражеским войскам в случае нарушения ими государственной границы СССР 24 (ЦАМО, ф. 344, оп. 5554, д. 19, лл. 30-36. – Прим автора). «Сегодня, как никогда, указывалось в приказе,— мы должны быть в полной боевой Готовности» 25 (Там же, ф. 344, оп. 2459, д. 11, л. 31. – Прим. автора).

В ряде соединений выдавались боеприпасы, отменялись отпуска.

 

(Примечание: Именно это и должны были командиры делать при повышении б.г. – отменять отпуска, выдавать оружие командирам, загружать боеприпасы в боевую технику и т.п.. Но это должно было делаться не по «личной инициативе» отдельных командиров, а согласно директив НКО и ГШ от 11-12 июня, что пришли в ЗапОВО 11 июня и в КОВО с ПрибОВО 15 июня. В ОдВО подобной директивы похоже не было – там вывод войск начали в ночь на 8 июня на основании запроса ВС округа от 6 июня и разрешения ГШ на этот вывод отдельной телеграммой в этот же день. – Козинкин О.Ю.)

 

18 июня военный совет ПрибОВО отдал приказ о приведении в боевую готовность театра военных действий 27 (Там же, ф. 221, оп. 7833, д. 3, л. 17. – Прим. автора). В нем намечался ряд мероприятий, полное осуществление которых . значительно повысило бы боевые возможности войск округа в целом.

Начальнику зоны противовоздушной обороны было приказано к исходу 20 июня 1941 года привести в полную боевую готовность всю противовоздушную оборону округа, а начальнику войск связи к утру 20 июня — все средства связи. Начальнику военных сообщений округа надлежало к 22 июня подготовить железнодорожный транспорт к работе в боевой обстановке.

 

Командующим 8-й и 11-й армиями предлагалось определить пункты полевых складов противотанковых мин и взрывчатых веществ на предмет устройства заграждений на направлениях и участках, предусмотренных планом прикрытия. Мины и взрывчатку необходимо было доставить к 21 июня. Для постановки минных полей требовалось выделить команды саперов из дивизий первого эшелона. Начальнику инженерного управления предписывалось к 21 июня сформировать на вероятных направлениях действий противника подвижные отряды минной противотанковой борьбы и создать запасы противотанковых мин 28 (ЦАМО, ф. 221, оп. 7833, д. 3, л. 20. – Прим. автора).

18 июня отдельными директивами военным советам армий и командирам механизированных корпусов округа приказывалось начать выдвижение войск в районы, предназначенные им по плану прикрытия. Все специалисты отзывались из командировок, а личный состав, находившийся на всевозможных работах, возвращался в свои части.

В ВВС округа 19 июня был отдан приказ о приведении авиационных частей в боевую готовность и рассредоточении авиационной техники с базовых на оперативные аэродромы 29 (Там же, оп. 142687, д. 1, л. 13. – Прим. автора).

 

(Примечание: Несмотря на то, что ПВО, а 19 июня и ВВС ПрибОВО получили приказ о приведении в повышенную боевую готовность, это не дало особого положительного результата. После этого командующий ВВС ПрибОВО Ионов был расстрелян.

Приграничные дивизии 8-й армии ПрибОВО заняли свои рубежи на границе. Части 11-й армии также это делали однако тот же член ВС ПрибОВО комиссар Диброва умудрялся отдавать в эти же дни и приказы на изъятие патронов у личного состава, и пытался давать команды разминировать уже заминированные участки. – Козинкин О.Ю.)

 

Рассмотренные Мероприятия свидетельствуют о том, что накануне Великой Отечественной войны Коммунистической партией, Советским правительством и военным командованием была проделана огромная работа по укреплению обороноспособности страны и повышению боевой готовности войск приграничных военных округов.

Однако, как показал ход дальнейших событий, многие мероприятия начали проводиться с большим опозданием и не были доведены до конца, особенно по приведению войск западных военных округов в полную боевую готовность.

В то время считалось, что такой шаг может быть использован как предлог для войны против СССР. В результате «войска, находившиеся в приграничных районах, оказались недостаточно подготовленными к отражению мощного удара немецко-фашистской военной машины» 30 (История КПСС, т. V, кН. 1. С. 153. –« Прим. автора).

 

(Примечание: В целом, полковник в 1978 году, военный историк А.Г. Хорьков смог сделать достаточно объективный вывод. Действительно «многие мероприятия начали проводиться с большим опозданием, и не были доведены до конца, особенно по приведению войск западных военных округов в полную боевую готовность». Дальше он «отделался» традиционным в те годы «выводом», мол, Руководство страны в лице Сталина настолько боялось быть обвиненными в провоцировании войны что само и мешало приведению войск в боевую готовность.

Или А.Г. Хорькову пришлось бы показывать на примере каждого округа, каждой армии и вплоть до дивизии, почему шло запаздывание и кто же в этом виноват. Однако в 1978 году никто бы ему не позволил подобное. И поэтому он отписался достаточно общими фразами в духе «решений партии» времен Хрущева-Брежнева. Ведь персонально виновные за трагедию 1941 года в середине 1950-х, после смерти «тирана Сталина» были реабилитированы. А «Решениями ХХ съезда» был назван единственно виновный – И.В. Сталин.

А в реальности Кузнецовы-Павловы-Кирпоносы проводили нечто среднее между «учебной боевой тревогой» и боевой с «вариантом № 1». И это хорошо видно по ответам генералов на вопросы Покровского № 2 и 3: «С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?» и «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?». Отвечая на которые генералы и писали, что тащили на эти «учения» с собой всякий хлам, в виде мишеней, перегружая транспорт. А всё потому что им просто не довели суть тех директив. Не довели, что идут они «в районы, предусмотренные ПП», или что они должны брать с собой «полностью возимые запасы огнеприпасов» и ГСМ и оставить «на зимних квартирах» только больных и слабых.

Из Доклада командира 7-й танковой дивизии генерал-майора С.В. Борзилова в Главное автобронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 г.: «…4. 20 июня 1941 г. командиром корпуса было проведено совещание с командованием дивизий, на котором была поставлена задача о повышении боевой готовности, т.е. было приказано окончательно снарядить снаряды и магазины, уложить в танки, усилить охрану парков и складов, проверить еще раз районы сбора частей по боевой тревоге, установить радиосвязь со штабом корпуса. Причем командир корпуса предупредил, что эти мероприятия проводить без шумихи, никому об этом не говорить, учебу продолжать по плану. Все эти указания были выполнены в срок….».( Военно-исторический журнал, № 11/1988) Т.е., даже в ЗапОВО у Павлова приводили в «повышенную б.г.» отдельные дивизии именно после 19 июня, до 21-го.– Козинкин О.Ю.)

 

Буржуазные историки Запада вот уже длительное время распространяют версию о том, что СССР в начале 40-х годов будто бы вел активную подготовку к захватнической войне против стран Восточной и Центральной Европы. А вероломное нападение гитлеровской Германии на нашу страну изображается ими как «превентивный» шаг, сделанный с целью предупреждения «советской агрессии». Именно об этом идет речь, например, в книге бывшего начальника разведки 4-й немецкой армии Э. Хельмдаха «Нападение?» 30а (E. Helmdach. Uberfall? Die Sowietisch – deutsche Aufmarsch 1941. Nekargemund. 1976. Ss. 50-52, 58. – Прим автора), трижды изданной в ФРГ в течение 1975-1976 гг.

Фальсифицируя и подтасовывая факты, автор пытается доказать, что мероприятия по повышению боевой готовности советских войск в западных военных округах проводились на с целью усиления обороны страны, а якобы для нападения на Германию в августе 1941 года.

 

(Примечание: Как видите, сочинитель баек о том, что «злодей Сталин» готовился напасть первым, но Гитлер его опередил, В. Резун не является первым в этом деле. Резун не более чем перепевает сочинения недобитых нацистов. Правда чтобы совсем уж не выглядеть холуем и адвокатом Гитлера Резун не на август 41-го «планирует» нападение СССР на Германию, а на «6 июля». При этом Резун поумнее немецких генералов оказался – он в принципе даже не пытается мероприятии по повышение б.г. и по приведению войск западных округов в боевую готовность перед 22 июня, использовать для доказательства подготовки агрессии СССР. Отделывается общими фразами, но подробно данные директивы и мероприятия не разбирает. Иначе вся его дурная «версия» просто развалится. – Козинкин О.Ю.)

 

Все эти домыслы империалистической пропаганды, опровергаемые приведенными выше фактами и документами, призваны опорочить справедливый освободительный характер Великой Отечественной войны Советского Союза, его миролюбивую внешнюю политику и вместе с тем оправдать захватническую войну фашистской Германии против СССР. Тщательно подготовленная заправилами третьего рейха, она была главным пунктом их программы завоевания мирового господства и являлась войной на уничтожение первого в мире социалистического государства.

Для нападения на Советский Союз немецко-фашистское командование создало три крупные группировки войск, нацеленные на Ленинград, Москву и Киев. Всего в их составе насчитывалось 181 дивизия и 18 бригад общей численностью более 5,5 млн. личного состава, до 4000 танков и штурмовых орудий, свыше 47 тыс. орудий и минометов, 4950 самолетов. В целом вражеские войска к моменту их вторжения на территорию нашей страны имели численное превосходство над войсками советских приграничных округов и флотов в людях — в 1,8 раза, по средним танкам — в 1,5, по самолетам новых типов — в 3,2, по орудиям и минометам — в 1,25 раза 31 (50 лет Вооруженных Сил СССР, с. 252. – Прим. автора)

Однако, несмотря на внезапность нападения фашистской Германии на Советский Союз и на то, что общее соотношение сил сложилось не в нашу пользу, невиданная стойкость и героизм Советской Армии в борьбе с захватчиками сорвали их план «молниеносной войны».

«...Уже начальный период войны показал, что авантюра гитлеровцев обречена на провал» 32 (50 лет Великой октябрьской социалистической революции. Постановление Пленума ЦК КПССС. Тезисы ЦК КПССС. М., Политиздат, 1967, с. 19. – Прим. автора).

Потери немецко-фашистских войск только в живой силе к концу июля 1941 года достигли 213 тыс. человек 33 (История второй мировой войны, т. 3. С. 59. – Прим. автора).

В ходе Великой Отечественной войны Советские Вооруженные Силы, опираясь на созданное под руководством партии в предвоенные годы экономическое и военное могущество Советского государства, смогли в упорных оборонительных сражениях и боях обескровить гитлеровскую военную машину, добиться коренного перелома и одержать всемирно-историческую победу над фашистской Германией.

ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ  ЖУРНАЛ  1978 г., № 4. 

 

Доцент, кандидат исторических наук полковник А. Хорьков. Апрель 1978 г.

 

(Примечание: К сожалению А.Г. Хорьков после этого так и не сделал книги с хорошим разбором предвоенных дней. С книгой о именно «Мероприятиях по повышению боевой готовности войск западных округов накануне войны». В 1991 году вышла его книга «Грозовой июнь: Трагедия и подвиг войск приграничных военных округов в начальном периоде Великой Отечественной войны» (Воениздат, 1991г.). Однако ее даже в интернете не найти… – Козинкин О.Ю.)

[Zaman.]

Стратегическое развертывание ВВС фашисткой Германии накануне нападения на СССР

 

Разгромив мощными первыми ударами практически полностью вооруженные силы Польши, Франции и в короткие сроки завладев значительными территориями, фашистская Германия стала усиленно готовиться к развязыванию войны против СССР. В основу плана «Барбаросса», по которому намечалось вести эту войну, был положен уже имевшийся опыт, когда прерогатива в начале боевых действий отдавалась ВВС, а наступательные операции предварялись массированными авиационными налетами на авиабазы противника с полным уничтожением или значительным ослаблением его военно-воздушных сил. Руководящим стратегическим постулатом при этом служило положение германского военного теоретика генерала Карла фон Клаузевица1, содержащееся в его фундаментальном труде «О войне»2, о том, что, «чем значительнее будет первый успех, тем благотворнее его влияние на последующие, несмотря на то, что он не является единственным, определяющим конечную победу»3.

 

Таблица 1

Численность самолетного парка ВВС Германии перед нападением на СССР

Типы самолетов

 

1 мая 1941

ю эао

Дата

г, 22 июня 1941 г.

’

Боевые самолеты строевых частей, авиашкол, резерва, из них, 10980  10 100

 бомбардировщиков

5940

5840

истребителей

3820

3150

разведчиков

1220

1110

Транспортные самолеты

2000

Нет данных

Учебные и учебно-боевые

4320

Нет данных

Самолеты морской авиации

2200

Нет данных

Всего самолетов

19 500

Нет данных

Составлена по: Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ). Ф. 319. Оп. 4798. Д. 4. Л. 12

В первой половине 1941 года общая численность самолетного парка ВВС Германии достигала почти 20 тыс. единиц4. Из этого количества на момент вторжения германских войск в пределы Советского Союза 10 100 машин, или около 50 проц., являлись боевыми5. Характерно, что при этом в общем количестве боевых самолетов (см. табл. 1) наибольший удельный вес имели бомбардировщики (5840 единиц, или 57,9 проц.). Истребителей было 31,2 проц.6 Как показал опыт войны на западе, такое соотношение в родах авиации позволяло ей эффективно поддерживать сухопутные войска, нарушать коммуникации врага, быстро завоевывать господство в воздухе путем уничтожения самолетов противника на аэродромах и прочно удерживать его сравнительно немногочисленными силами истребительной авиации. Относительно большим был и удельный вес самолетов-разведчиков — 10,9 проц. от всей численности ВВС7. Это свидетельствует о том, что немецкое командование уделяло много внимания воздушной разведке в предстоящей войне против СССР.

Все самолеты, состоявшие на вооружении люфтваффе, были созданы или прошли модернизацию накануне войны.

ВВС Германии находились на надлежащем уровне не только в техническом отношении. Располагая высокоподготовленными кадрами командного, летного и технического состава, обладавшего почти двухлетним опытом войны, они к июню 1941 года представляли собой самостоятельный вид вооруженных сил. В отличие от военно-воздушных сил других стран в их состав входили также войска ПВО, войска связи и парашютно-десантные войска, подчинявшиеся главнокомандующему ВВС, являвшемуся одновременно министром авиации. Основу же немецких авиационных сил представляли пять воздушных флотов (см. схему). При наличии централизованного управления имелась возможность использовать их как для выполнения самостоятельных задач, так и для действий в интересах сухопутных войск на направлении главного удара.

Воздушный флот, насчитывавший 800—1600 самолетов8, состоял из одного-двух авиационных и зенитно-артиллерийских корпусов, а также аэродромных районов (соединений авиационного тыла), число которых равнялось количеству авиационных корпусов и отдельных групп транспортной и разведывательной авиации.

Авиационный корпус являлся высшим тактическим соединением и имел смешанный состав. Он включал в себя 1—2 истребительные, 2—3 бомбардировочные эскадры, из которых одна могла быть эскадрой пикирующих бомбардировщиков. Эскадра как основное тактическое соединение включала 3 группы. Каждая состояла из трех отрядов по 9— 12 самолетов. Низшей тактической единицей являлось звено. В бомбардировочной авиации оно состояло из трех, а в истребительной — из четырех самолетов. Основу боевого порядка звена истребителей составляла пара.

Одной из особенностей организации люфтваффе было то, что большая часть разведывательной авиации была передана в оперативное подчинение сухопутных войск. Отряды воздушных разведчиков были укомплектованы истребителями и разведчиками и находились в полевых армиях и танковых группах. В корпусах сухопутных войск имелись отряды ближних самолетов-разведчиков и самолеты связи.

Экипажи самолетов-разведчиков не только вели наблюдение за противником, но и контролировали передвижение и переброски своих войск, что упрощало управление ими. В подчинении воздушных флотов оставалась разведывательная авиация в основном дальнего действия. Однако воздушную разведку кроме них вели экипажи и бомбардировщиков, и истребителей, входившие в эскадры ночных разведчиков (НРАЭ).

В целях эффективного обслуживания авиационных частей, более полного их обеспечения, организации местной противовоздушной обороны и связи, накопления и подготовки резервов для авиации на территории Германии были созданы военно-воздушные округа. Как правило, штаб одного военно-воздушного округа взаимодействовал с одним авиационным корпусом. Каждый округ объединял несколько (от 2 до 5) аэродромных районов, в состав которых входили авиационные базы с обслуживающим персоналом и подразделениями аэродромно-технической, метеорологической, медицинской и других служб, а также подразделения связи и охраны. В распоряжении командования авиабаз находились основные и запасные (в том числе и полевые) аэродромы, где авиационные части должны были рассредоточиться с началом войны. Такая организация МТО и снабжения ВВС, когда летные части не имели громоздкого аппарата обслуживания, существенно повышала маневренные возможности люфтваффе. Авиационные группы включали в свой штатный состав только тот обслуживающий персонал и технические средства, которые могли быть размещены в боевых и транспортных самолетах, придаваемых для перебазирования. Все остальное оборудование и специалистов, необходимых для обеспечения боевых вылетов, обязана была предоставить авиационная база по месту новой дислокации авиагруппы.

Схема. Организация ВВС фашистской Германии к июню 1941 г.

Составлена по: ЦАМО РФ. Ф. 319. Оп. 1798. Д. 4. Л. 12.

С середины 1940 года руководство Германии приступило к выполнению мероприятий по стратегическому сосредоточению и развертыванию своих вооруженных сил на востоке. На начальном этапе летом и осенью того же года проводилась частичная передислокация войск и отдельных штабов вермахта ближе к границам с СССР. Большие усилия фашистское командование приложило к строительству новых и переоборудованию старыхаэродромов в восточных районах. С лета 1940 до мая 1941 года на территории Германии были оборудованы 250 аэродромов и 160 посадочных площадок, а в Польше за этот же период их построено и восстановлено соответственно 100 и 609; заново создавались и усовершенствовались аэродромы в Румынии и Венгрии. Широко развитая аэродромная сеть обеспечила в последующем немецким ВВС рассредоточенное базирование и свободу маневра авиации.

Значительную роль в организации и проведении развертывания авиации сыграли созданные в феврале— мае 1941 года «рабочие штабы» (оперативные группы) воздушных флотов и авиационных корпусов. Так, на оккупированных территориях Польши и Чехословакии начали действовать штабы военно-воздушных округов, которые занимались подготовкой районов для сосредоточения и развертывания авиационных соединений, контролировали ход строительства новых аэродромов, объектов связи, радионавигации, решали вопросы расквартирования личного состава.

В ходе подготовки к развертыванию авиационной группировки штабы военно-воздушных округов сформировывали в районе будущей дислокации каждого воздушного флота по два штаба (группы) материально-технического обеспечения, которые руководили деятельностью соединений авиационного тыла, осваивавших закрепленную за военно-воздушным округом территорию. Как правило, на территории военно-воздушного округа находилось до пяти аэродромных районов. В дальнейшем, с началом военных действий и продвижением фашистских войск в глубь территории Советского Союза, такие оперативные группы и «рабочие штабы» создавались на оккупированной территории для обеспечения перебазировавшейся вслед за сухопутными войсками авиации.

Переброска боевой авиации к советским границам происходила поэтапно, достигнув наивысших показателей к июню, а ее наращивание производилось по четко разработанному единому плану переброски сухопутных войск и авиации в приграничные с СССР районы. Самолеты перебрасывались как по воздуху, так и наземными эшелонами.

С февраля 1941 года гитлеровское командование начало переброску основных сил — последовательно, пятью эшелонами. В первых четырех эшелонах передислоцировались войска и авиация, предназначенные для участия в наступлении с первого дня войны. Пятым эшелоном выдвигался резерв главного командования.

Развертывание авиационной группировки производилось с соблюдением строжайших мер маскировки. Так, доставка необходимых материалов к аэродромам, расположенным в приграничной полосе, велась только ночью; во всех авиационных соединениях соблюдался жесткий режим радиообмена; передислокация частей 2-го воздушного флота из Бельгии и Франции шла поэтапно (вначале истребители, затем бомбардировщики) под видом мероприятий по расширению сети летных школ и частей резерва для авиационных соединений, действовавших против Англии.

Передислокация основных сил ВВС производилась скрытно в первые три недели июня 1941 года. Авиационные части перелетали в районы развертывания со своих постоянных баз одиночными самолетами или звеньями, прокладывая маршруты, минуя крупные населенные пункты и объекты. Одновременно с передислокацией боевых частей на восток летные школы перебазировались на запад. Все перелеты осуществлялись при полном радиомолчании.

 

Таблица 2

Силы немецко-фашистской авиации, сосредоточенные у западных границ СССР к 22 июня 1941 г.

Типы боевых
самолетов

Всего
самолетов

Процент от общего количества
 имевшихся самолетов

Соотношение
родов
авиации

Бомбардировщики

1519

26

46

Истребители

965

31

30

Разведчики

761

70

24 '

Итого

3265

32

100

Составлена по: ЦАМО РФ. Ф. 362. Оп. 6169. Д. 6. Л. 8-17, 33, 234.

Контролировалась передислокация авиации разведывательными самолетами, наблюдавшими также и за передовыми аэродромами. К середине дня 21 июня соединения ВВС первого удара были сосредоточены на передовых аэродромах и площадках западнее реки Вислы. К вечеру того же дня они одиночными самолетами на малой высоте перебазировались на оперативные аэродромы в непосредственной близости к границе с СССР

Район развертывания и сосредоточения соединений ВВС по плану «Барбаросса» охватывал по фронту 3400 км (Финляндия — Ленинград — Одесса) и в глубину до 1600 км. Каждую группу армий поддерживал один воздушный флот, а каждую армию и танковую группу на направлении главного удара — один авиакорпус.

Распределение сил и средств у границ СССР отражало главную ставку немецко-фашистского командования на проведение «молниеносной войны». Создание значительных стратегических резервов считалось при этом нецелесообразным. В то же время командование люфтваффе имело так называемый центральный резерв — до 400 самолетов. В качестве стратегических резервов отчасти можно было также рассматривать авиацию 3-го воздушного флота, дислоцировавшегося к тому времени на территории оккупированной

Франции, и авиационные соединения, базировавшиеся на Балканах и в Северной Африке10.

К 22 июня 1941 года вдоль границы с СССР Германия сосредоточила (см. табл. 2) четыре воздушных флота, в составе которых имелись 3265 самолетов (32 проц. от общего количества боевых самолетов ВВС), в том числе 70 проц. разведчиков, 31 — истребителей и 26 — бомбардировщиков. Соотношение родов авиации было следующим: 46 проц. составляли бомбардировщики, 30 — истребители и 24 — разведчики11. Сателлиты фашистской Германии (Финляндия и Румыния) выделили 1010 боевых самолетов. Таким образом, общая численность авиации агрессора (см. табл. 3) у западных советских границ составляла 4275 боевых самолетов. Кроме того, 90 самолетов наготове держала Венгрия, которая ввела их в бой в июле 1941 года12.

К началу вторжения противник перегруппировал свои основные авиационные силы: против ВВС Западного и Киевского ОВО должно было действовать соответственно 34,3 и 22,7 проц. общей численности немецкой авиации, находившейся у советских границ. В целом на восточном направлении противник сосредоточил 43,6 проц. всей ударной авиации, добившись таким образом равенства в количестве бомбардировщиков с ВВС Красной армии. Здесь же было до 25 проц. разведывательной авиации, чем достигалось превосходство над советскими разведчиками и корректировщиками в численном отношении в 1,7 раза. С учетом же боеготовности экипажей в целом неприятель здесь обеспечил более чем полуторный перевес сил.

Независимо от характера выполняемых задач боевой деятельностью люфтваффе руководило лишь командование ВВС. Командующие воздушными флотами, командиры авиационных соединений и частей руководствовались только его приказами. Это позволяло массировать авиацию на главных направлениях, сосредоточивать ее усилия на решении главных задач. Благодаря такой организационной структуре достигались централизация управления ВВС, удобство руководства боевыми действиями, а также их всестороннее обеспечение.

Таким образом, авиационная группировка, созданная у границ СССР к июню 1941 года, отвечала требованиям гитлеровской концепции «молниеносной войны». Немецкие ВВС упредили советскую авиацию в развертывании, при этом их части и соединения были укомплектованы высококачественной техникой и личным составом, имевшим богатый боевой опыт. Все это позволяло эффективно выполнять стоящие перед ними задачи, действовать массированно, энергично, с высоким боевым напряжением, что и обеспечило им захват стратегической инициативы в ведении войны в общем и стратегическое превосходство в воздухе над советскими ВВС в частности.

 

Таблица 3

Группировка ВВС фашистской Германии и ее сателлитов, сосредоточенная у западных границ СССР к 22 июня 1941 г.

 

 

В том числе

Районы базирования авиации

Всего

бомбардировщиков

истребителей

разведчиков

В полосе гр. А «Норвегия» и финских армий 
 «Юго-Восточная» и «Карельская», в том числе:

614

302

173

139

5 ВФ (Германия)

98

66

12

20

гр. А «Норвегия- (Германия)

10

-

-

10

ВВС Финляндии

506

236

161

109

В полосе гр. А «Север», в том числе:

669

271

203

195

1 ВФ (Германия)

530

271

203

56

гр. А «Север» (Германия)

139

-

-

139

В полосе гр. А «Центр-, в том числе:

1468

822

384

262

2 ВФ (Германия)

1252

822

384

46

гр. А «Центр» (Германия)

216

-

-

216

В полосе гр. А «Юг», в том числе:

1473

492

570

411

4 ВФ (Германия)

772

360

366

46

гр. А «Юг» (Германия)

197

-

-

197

ВВС Румынии

504

132

204

168

В распоряжении ГК ВВС

51

-

-

51

Всего боевых самолетов

4275

1887

1330

1058

Самолетов связи и транспортных

639

-

-

-

Итого

4914

1887

1330

1058

Составлена по: ЦАМО РФ. Ф. 35. Оп. 1128. Д. 154. Л. 180; Бабкин В.Д. Опыт подготовки и ведения боевых действий объединений и соединений фронтовой авиации в начальный период Великой Отечественной войны и его значение для современных условий. Дисс. ... канд. ист. наук: Монино: ВВА, 1989. С. 35, 165.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Клаузевиц Карл (1780—1831) — немецкий военный теоретик и историк, генерал-майор прусской армии (1818). В 1812—1814 гг. находился на военной службе в русской армии.

2. Более подробно об этой работе см.: Воен.-истор. журнал. 2003. № 1, 2, 3.

3. Клаузевиц К. О войне. М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 28.

4. ЦАМО РФ. Ф. 319. Оп. 4798. Д. 4. Л. 12.

5. Там же.

6. Там же.

7. Там же.

8. Там же.

9. Там же. Ф. 35. Оп. 11285. Д. 154. Л. 180.

10. 1941 год — опыт планирования и применения Военно-воздушных сил, уроки и выводы. Материалы военнонаучной конференции руководящего состава центрального аппарата ВВС (к 70-летию СА и ВМФ). М.: ЦОТИ, 1989. С. 37.

11. Бабкин В.Д. Указ. соч. С. 36.

12. Там же. С. 35, 165; ЦАМО РФ. Ф. 35. Оп. 11285. Д. 154. Л. 180.

Полковник М.А. БОБРОВ

 

 ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ  2006 № 3

[Sumerkurt]

Спасибо за правду.

[Zaman.]

Что знала разведка о нападении Германии на СССР?

 

Кровавая трагедия 22 июня 1941 г. была неминуемо неизбежна, потому как была предрешена.

Однако отнюдь не потому, что всему виной Советская власть или Сталин. Не потому, что советская разведка не смогла вскрыть замысел пресловутого «Плана Барбаросса», который, к слову сказать, правильней будет называть «Вариант Барбаросса». Не потому, что-де нацистские генералы, работали лучше да глубже думали, а германский вермахт был не только силен, но и превосходил Красную Армию в стратегическом искусстве.  А Красная Армия, напротив, была обезглавлена, чуть ли не безоружна, а в области стратегии и тактики исходила из шапкозакидательских теорий, проповедовавшихся чуть ли не из Кремля. Не потому, что якобы по вине Сталина, якобы верившего Гитлеру, советские войска якобы не были приведены в боевую готовность. Не потому, что Советский Союз якобы оказался не подготовленным к войне. Не потому что на состоянии мобилизационной и боевой готовности Красной Армии негативно сказались репрессии против командного состава РККА в 1937 -1938 гг. И уже тем более не потому, что якобы было уничтожено свыше 40 тысяч красных командиров, чего не было и в помине.

 

  В период 1934-1940 гг. по различным основаниям (от политических до сугубо уголовных, которых было больше всего, и банальной смерти по старости и вследствие не совместимых с военной службой болезней), из рядов РККА было уволено, но не уничтожено, свыше 36 тысяч военнослужащих командно-начальствующего состава. По тем же основания к расстрелу были приговорены 1634военнослужащих – от маршалов до рядового. При этом по собственно «Делу Тухачевского» расстреляли  в эти годы около двух сотен командиров. К началу войны 15 тысяч из всех уволенных и арестованных (этих было около 4.5 тысяч командиров) были реабилитированы и восстановлены на военной службе. 

Не потому, что Советский Союз якобы сам планировал напасть на Германию, да вот якобы опоздал с нанесением превентивного удара и в результате стал жертвой гитлеровской агрессии. Не потому, что Сталин якобы умышленно делал все для того, чтобы выставить СССР жертвой агрессии. Не потому, - как гласит одна из концепций, - что советская разведка с честью выполнила свой долг перед Родиной, а вот подозрительный Сталин ей не поверил. ошиблась в определении сроков и даты нападения.

И уж тем более не потому, что-де советская разведка (подразумевая под этим термином все сообщество разведывательных служб СССР того времени) так и не смогла точно установить дату нападения. И это в наше время, когда открыты многие архивы, рассекречено и опубликовано колоссальное количество документов различных разведывательных служб СССР!? Но самое обидное в этих утверждениях заключается в том, что их источниками являются, увы, сами разведчики.

Так, десять лет назад, в связи с 60-летием начала Великой Отечественной войны редакцией авторитетной военной газеты «Красная Звезда» были проведены 12 заседаний «круглого стола» и прямо на первом же заседании, состоявшемся 16 июня 2001 г., полковник СВР Владимир Николаевич Карпов прямо так и заявил: «К сожалению, разведка не назвала точной даты, не сказала однозначно, что война начнется 22 июня».[1] И с тех пор «просвещенные» непосредственно авторитетным человеком – разведчиком же! – «исследователи» вот уже целое десятилетие хором голосят, что-де советская разведка не справилась со своей основной задачей – не установила точную дату начала агрессии гитлеровской Германии. А и вправду, чего не голосить-то, если столь авторитетный человек сказал такое, а до него то же самое не одно десятилетие утверждали маршалы, особенно Жуков, а также и генералы, в том числе и разведки?!

Кстати, в очередном «исправленном и дополненном по рукописи автора» издании мемуаров Жукова в 2002 г. появилась любопытная фраза: «Сейчас бытуют разные версии по поводу того, знали мы или нет конкретную дату начала и план войны.  Генеральному штабу о дне нападения немецких войск стало известно от перебежчика лишь 21 июня, о чем нами тотчас же было доложено И.В.Сталину. Он тут же дал согласие на приведение войск в боевую готовность. Видимо, он и ранее получал такие важные сведения по другим каналам...».[2]    

Однако вот  в чем все дело-то. Сколь бы дороги автору не были уважаемый коллега В.Н.Карпов, В.А.Кирпиченко и иные не менее уважаемые представители разведки, включая и высокопоставленных, но Истина дороже! Более того. Каков бы ни был образ Жукова в массовом общественном сознании, и каково бы ни было совершенно беспочвенное, едва ли не абсолютное доверие читательской аудитории к его мемуарам, но, подчеркиваю, Ее Величество Историческая Истина, сиречь Подлинная Правда о выдающемся подвиге советской разведки накануне войны неизмеримо дороже. А она – Подлинная Правда – состоит в следующем.

Во-первых, как минимум 22 сообщения резидентур ГРУ, одно - РУ ВМФ и 45 -1-го управления НКВД-НКГБ СССР содержали указания на предполагаемые даты нападения. Конечно, будучи в здравом уме никто и не будет отрицать, что там были разнобой и многочисленные дезинформационные «шумы» - германская разведка в поте лица распространяла всевозможную дезинформацию, которая по разным каналам попадала в Москву. Только по линии военной разведки таких «дат» набралось примерно полтора десятка. «Не отставали» в этом смысле и разведка Лубянки и другие разведывательные службы, которые тоже «наскребли» примерно столько же «дат»

Однако самое главное и, во-вторых, состоит  в том, что в последние 10 дней перед войной советская разведка (как сообщество советских разведывательных служб того времени) все-таки сумела относительно точно, а в ряде случае и абсолютно точно назвать дату и время начала агрессии 47 (СОРОК СЕМЬ!!!) РАЗ!!!

Установить точную дату нападения раньше указанного промежутка времени было невозможно просто физически. И всего лишь по той простой причине, что верховное командование Германии письменно указало день 22 июня 1941 г. как дату нападения только 10 июня 1941 года.[3] А до этого времени, как, впрочем, и после 10 июня и до дня нападения, немцы вели широкомасштабную, прекрасно продуманную, четко скоординированную и неукоснительно претворявшуюся в жизнь даже в различных деталях и нюансах дезинформационную кампанию. Цель – попытаться ввести высшее руководство и командование вооруженных сил СССР в максимально возможное, желательно полное заблуждение. До указанного промежутка времени эта дата изредка встречалась в информациях спецслужб. Но поверить в это было невозможно. Оснований для этого было мало или их не было вовсе. А последствия безоговорочной веры в эту дату до того, как появилась возможность хоть как-то, но, прежде всего, документально подтвердить ее, были бы слишком велики, если не вообще катастрофичны.   

Тем не менее, несмотря на то, что априори дата агрессии наиболее охраняемый секрет любого агрессора, не взирая ни какое противодействие немецкой контрразведки, советская разведка все-таки сумела преодолеть далеко не шуточные препоны и дезинформационные шумы и установила-таки точную дату нападения.

Каковы же доказательства того, что точная дата и время нападения были заранее установлены? Кто и как добыл эту информацию? А заодно, было ли точно установлено начало выдвижения войск вермахта на исходные для нападения позиции?

Наверное, многие читатели сильно удивятся,  но фантастически уникальную роль стратегической разведки в решении именно этих вопросов сыграла тактическая по своей природе разведка пограничных войск, как, впрочем, и сами пограничники. В чем колоссальная заслуга лично Лаврентия Павловича Берия, как народного комиссара внутренних дел СССР, в личном подчинении которого находились пограничные войска и, соответственно, разведка погранвойск. Он вообще с самого первого дня пребывания на посту главы НКВД СССР уделял колоссальное внимание пограничным войскам, особенно их подготовке, в кратчайшие сроки сделав их настоящей суперэлитой вооруженных сил страны, которой были по плечу практически любые, даже самые невыполнимые, на первый взгляд, задачи. Естественно, что как выдающийся ас разведки, особое внимание Лаврентий Павлович уделял разведке пограничных войск.  

Именно пограничники, а, как правило, в первую очередь, разведка погранвойск, смогли окончательно установить, раньше зарубежных резидентур внешней и военной разведок СССР неоднократно проверить и подтвердить дату и время начала агрессии. Кроме того, именно разведка погранвойск смогла дважды (объяснение на этот счет приводится ниже) установить и зафиксировать начало выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции.

По тем данным, которые официально рассекречены и опубликованы, впервые пограничники установили дату 22 июня как день начала агрессии 14 июня 1941 г. Произошло в результате задержания двух диверсантов на участке 19-й заставы 5-й комендатуры 87-го Ломжинского пограничного отряда НКВД Белорусской ССР. На допросах  задержанные диверсанты и сообщили о 22 июне как о дне начала нападения Германии на СССР.[4]

Вторично дата 22 июня как день начала агрессии была установлена утром 18 июня 1941 г. и также в результате задержания группы диверсантов в количестве 8 человек. Задержание произошло в ночь на 18 июня и также на участке 19-й заставы этого же пограничного отряда. Кстати говоря, о том, что ее будут забрасывать, пограничники знали еще с 14-го числа от тех первых двух диверсантов, а также от своего закордонного агента.[5]

Третий раз пограничники все того же 87-го пограничного отряда установили дату 22 июня как дату нападения Германии на СССР после задержания 19 июня очередной группы диверсантов.[6]

Четвертый раз сведения о том, что 22 июня произойдет нападение, были получены во время допроса очередной группы диверсантов, которые были задержаны на участке 87-го погранотряда 20 июня.[7]

Пятый раз эта же дата была подтверждена 20 июня все тем же 87-м пограничным отрядом с помощью закордонного агента«Маевского», оказавшего также и содействие в поимке упомянутых выше диверсантов.[8]

Шестой раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР, была установлена закордонным агентом Белостокского УНКГБ Белорусской ССР. Установить его псевдоним пока не представляется возможным.  21 июня этот агент возвратился с сопредельной стороны, где находился с разведывательным заданием, и сообщил, что нападение произойдет рано утром 22 июня.[9]

Седьмой раз дата 22 июня была сообщена (20-21) июня армейскими разведчиками, действовавшими на Белостокском направлении.[10]

Восьмой раз дата 22 июня была сообщена 21 июня утром прорвавшимся на советскую территорию агентом разведки пограничных войск Белорусского погранокруга. Установить его псевдоним пока не представляется возможным. Он информировал, что война начнется на рассвете 22 июня.[11]

Девятый раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР, была установлена также агентом (установить псевдоним пока не представляется возможным) Белостокского УНКГБ Белорусской ССР, который в 1 ч. 30 мин 22 июня сумел прорваться через немецкие кордоны и перейти на советскую сторону.[12]

Что касается информации от перебежчиков,[13] и дружественно настроенных по отношению к СССР лиц, то и от них поступали серьезные данные. Также как и забрасывавшихся шпионов и диверсантов, их допрашивали сотрудники разведывательных отделов погранотрядов, которые затем и проверяли полученную таким образом информацию. Ниже приводятся официально преданные гласности путем публикаций данные в отношении лишь тех перебежчиков, которые назвали хотя бы относительно точно или же просто точно дату нападения.

В середине июня (установить точную дату пока не представилось возможным) советскую границу в Прибалтике перешел солдат дислоцировавшегося в Айдкунен 405-го пехотного полка вермахта, который на допросе показал, что, по словам генерала фон Ленгвица, инспектировавшего их часть, в ближайшие дни произойдет нападение Германии на СССР.[14]

15 июня 1941 г. на участке 4-й комендатуры 93-го Лисковского пограничного отряда проживавшие на сопредельной стороне польские женщины выходили на берег пограничной реки и сложив рупором ладони, кричали советским пограничникам: «Советы, Советы, скоро будет война! Советы, через тыждень (по-польски – неделя; - А.М.) будет война!».[15] Это было зафиксировано сотрудниками разведки погранвойск и доложено по инстанции. 

18 июня 1941 г. на участке 98-го Любомльского погранотряда Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР границу перешел фельдфебель германской армии. На допросе он показал, что в 4 часа утра 22 июня 1941 г. гитлеровские войска перейдут в наступление на все протяжении советско-германской границы.[16]

18 июня на участке 97-го Черновицкого пограничного отряда были задержаны четыре нарушителя границы – два перебежчика из числа немцев и два румынских солдата, пытавшихся подсоединиться к проводной связи погранотряда. На допросах с участием представителей разведки погранвойск они показали, что утром 22 июня произойдет нападение на СССР и что на сопредельной стороне сконцентрировано большое количество немецких и румынских войск.[17]  

18 июня на участке 10-й заставы 94-го Сколенского пограничного отряда были задержаны два венгерских офицера, которые на допросах показали, что в период с 20 по 27 июня произойдет нападение на СССР.[18]

19 июня 1941 г. на участке 93-го Лисковского пограничного отряда границу перешел бывший солдат русской императорской армии (поляк по национальности) и передал пограничникам выкраденную им у немцев топографическую карту с пометками о запланированном движении немецких войск от Перемышля в сторону Львова и на Киев. Одновременно он сообщил, что нападение произойдет утром 22 июня.[19]

20 июня на участке 4-й комендатуры 94-го Сколенского пограничного отряда были задержаны три венгерских солдата, нарушивших советскую границу. На допросах они сообщили практически полностью совпавшие с данными задержанных еще 18 июня венгерских офицеров сведения.[20]

В эти же дни на участке 94-го Сколенского пограничного отряда неоднократно задерживались и члены оуновского подполья. На допросах они также показали, что в 20-х числах июня произойдет нападение на СССР.[21]

20 июня на участке 2-й пограничной заставы 79-го Измаильского отряда были задержаны семь перебежчиков, которые сообщили о концентрации  войск противника у границы и о нападении на СССР рано утром 22 июня.[22]

20 июня польский патриот и бывший солдат русской императорской армии И.Барджинский (Бардзинский) перешел границу на участке 2-й пограничной заставы (в 70 км от Бреста) 17-го Брестского Краснознаменного пограничного отряда и сообщил, что на рассвете 22 июня гитлеровцы нападут на СССР.[23] (По некоторым данным это произошло не 20-го, а вечером 21 июня. Данный случай описывался в книге «Буг в огне», Минск, 1965. с. 40, свидетельство быв. начальника 2-й ПЗ 17-го ПО капитана запаса В.Н.Горбунова. Бадзинский перешел на его участке около 22 часов 21 июня. Доложено начальнику отряда после 24 часов (свидетельство А.П.Кузнецова, там же, с. 29)… Однако. Данная работа все же некоторая «публицистика» и в ней могли быть и опечатки и ошибки, но по сообщениям самих пограничников опубликованных в закрытом ведомственном журнале «Пограничник» в том же 1965 году, в № 7 дата указана – 20 июня.)

Утром 21 июня на участке 94-го пограничного отряда (Украинский пограничный округ) была задержана женщина, оказавшаяся связным, шедшим на связь с оуновским подпольем действовавшим в Сокальском районе. Во время допроса она показала, что нападение начнется на рассвете 22 июня.[24]  

Днем 21 июня на участках 8, 17 и 19-й застав 17-го Брестского Краснознаменного пограничного отряда границу перешли несколько польских женщин, преследовавшие цель сообщить советским властям о том, что утром в воскресенье Германия нападет на СССР.[25]

Днем 21 июня на участке 2-й пограничной заставы 79-го Измаильского отряда вновь была задержана группа перебежчиков, которая подтвердила данные первой группы, задержанной накануне.[26]

Вечером 21 июня, по данным Великого Рокоссовского, пограничники проинформировали армейское командование о том, что  перебежавший на советскую сторону ефрейтор немецкой армии (поляк по национальности из Познани) сообщил о нападении на СССР ранним утром 22 июня.[27]

Поздним вечером – в 22.00 - 21 июня пограничники Брестского погранотряда задержали в 30 км от Бреста пытавшегося уйти обратно на немецкую сторону немецкого солдата из разведывательного батальона, который возвращался после осуществленной им диверсии – нарушил связь погранотряда. На допросе он показал, что на рассвете 22 июня, в 4 ч. 15 мин. немецкие войска перейдут границу.[28]

Также поздним вечером, но чуть ранее – в 21 час - 21 июня 1941 г. советско-германскую границу на участке 4-й комендатуры Владимир-Волынского пограничного отряда перешел ефрейтор Альфред Лисков. Лисков – почти «легендарная» личность. Нет практически ни одного исследования или публикации о войне, особенно по истории ее начала, где не упоминался бы этот человек. Либо по имени, либо без этого. Альфред Лисков – это тот самый немецкий солдат-перебежчик, который буквально за несколько часов до нападения перебежал на нашу сторону и предупредил о нападении. Это именно тот самый перебежчик, якобы опираясь на данные которого Жуков якобы сообщил Сталину о неизбежном нападении и якобы потребовал дать директиву о приведении войск западных округов в боевую готовность. В результате  у всех давно сложилось впечатление, что Сталин чуть ли не вообще ничего не ведал о грядущем нападении, и только благодаря бравому генералу армии Жукову (и ефрейтора Лискова!) до него дошло, что война вот-вот грянет. Вот как в мемуарах Жукова описывается этот случай: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А.Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И.В.Сталину то, что передал М.А.Пуркаев.

- Приезжайте с наркомом в Кремль, - сказал И.В.Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам , вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф.Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И.В.Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

- А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.

- Нет, - ответил С.К.Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И.В.Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их...».[29]

Впоследствии, когда стало известно имя это перебежчика, то в пересказах всевозможных «комментаторов» этот фельдфебель стал фигурировать уже под своим именем – Альфред Лисков. И все упорно муссируют этот факт, особенно напирая на то, что Сталин, мол, и в данном случае не собирался верить и потому чрезмерно осторожничал. Причем все преподносится так, как будто только от этого фельдфебеля высшее советское руководство и узнало о вот-вот начинающемся нападении.

В действительно же это абсолютно не так. Чтобы не быть голословным, сразу же приведу документы, одного лишь беглого взгляда на которые будет достаточно, чтобы раз и навсегда согласиться с тем, что написанное в мемуарах Жукова, мягко выражаясь, не соответствует действительности:

1. Из Центрально архива Федеральной Службы Безопасности РФ.

Сообщение УНКГБ по Львовской области в НКБ УССР о задержании перебежчика, давшего показания о готовящемся в ночь на 22 июня 1941 г. нападении Германии на СССР.

 

Перешедший границу в районе Сокаля немецкий ефрейтор показал следующее: фамилия его Лисков Альфред Германович, 30 лет, рабочий, столяр мебельной фабрики в г. Кольмберг (Бавария), где оставил жену, ребенка, мать и отца.

Ефрейтор служил в 221-м (по другим данным в 222-м – А.М.) саперном полку 74-й пехотной дивизии. Полк расположен в селе Целенже, что в 5 км севернее Сокаля. В армию призван из запаса в 1939 г. Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков, говорит, что в Германии очень тяжелая жизнь для солдата и трудящихся. Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах. Как сторонник Советской власти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить».[30]

Самым главным в данном случае является даже не содержание этого документа, а небольшое примечание публикаторов – огромного коллектива сотрудников ФСБ, являющегося составителем превосходного сборника документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», - которое они сделали при публикации этого документа: «Сообщение передано по телефону 22 июня 1941 г. в 3 ч.10 мин. По существу показаний перебежчика в НКВД СССР была направлена докладная записка. Ефрейтор немецкой армии Альфред Лисков был задержан 21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры 90-пограничного отряда (Украинский погранокруг – А.М.)».[31]  

2. Из доклада начальника 90-го пограничного отряда майора М.С.Бычковского о показаниях немецкого перебежчика Альфреда Лискова:  21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры был задержан солдат, бежавший из германской армии, Лисков Альфред. Так как в комендатуре переводчика не было, я приказал коменданту участка капитану Бершадскому грузовой машиной доставить солдата в г. Владимир в штаб отряда. В 00.30 22 июня 1941 г. солдат прибыл в г. Владимир-Волынск. Через переводчика примерно в 1 час ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск (Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР – А.М.) бригадному комиссару Масловскому. Одновременно  сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнесся подозрительно, не приняв его во внимание. Я лично твердо также не был убежден в правдивости сообщения солдата Лискова, но все же вызвал комендантов участков и приказал усилить охрану границы, выставить специально слухачей к р. Буг и в случае переправы немцев через реку уничтожить их огнем. Одновременно приказал, если что-нибудь подозрительное будет замечено (движение какое-либо на сопредельной стороне), немедленно докладывать мне лично. Я находился все время в штабе.

Коменданты участков в 1.00 22 июня доложили мне, что ничего подозрительного на сопредельной стороне не замечено, все спокойно. Ввиду того, что переводчики в отряде слабые, я вызвал из города учителя немецкого языка, отлично владеющего немецким языком,  и Лисков вновь повторил то же самое, то есть что немцы готовятся наступать на СССР на рассвете 22 июня 1941 г.  Назвал себя коммунистом и заявил, что прибыл специально предупредить по личной инициативе. Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут  же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена... Начальник 90-го пограничного отряда майор Бычковский».[32]

Этот документ по непонятной причине опубликован без указания точной даты, что на офицера погранвойск совершенно не похоже. Правда, на документе имеется неизвестно кем сделанная карандашом пометка: «6 июля 1941 г.».[33] Судя по всему, эта докладная появилась  в результате начавшегося после нападения и по приказу Сталина тщательного расследования всех обстоятельств, предшествовавших началу войну.

Итак, как видите, Альфдред Лисков был задержан в 21.00 21 июня, привезен в штаб отряда в 00.30 мин. 22 июня и лишь в 1.00 22 июняот него добились вразумительного ответа по существу причины его побега из германской армии. А его информация была передана по инстанциям только в 3 ч.10 мин. 22 июня. Обратите особое внимание на следующее:

- пограничники указали свое, местное время, которое отличалось в то время от московского времени на 1 час, то есть в Москве было на один час больше. Это чрезвычайно важный нюанс, который позволяет с абсолютной уверенностью утверждать, что написанное Жуковым в его мемуарах, мягко говоря, не соответствует действительности.

- А.Лисков был ефрейтором, а не фельдфебелем.

Так вот и спрашивается, какое отношение данные Лискова могли иметь к тому, что указал в своих мемуарах Жуков?! Ведь хорошо же известно, что передача директивы № 1 в войска уже была закончена в 00.30 мин. 22 июня по московскому времени. То есть, с учетом разницы между местным и московским временем, за полтора часа до того, как от А.Лискова была получена важная информация, которую еще надо было передать в Москву, к тому же через Киев! Вразумительные же данные от Лискова были получены лишь в 2 часа ночи по московскому времени (в час ночи по местному времени). В 4.10 утра по московскому времени информация была передана в Киев, там еще слегка с ней повозились, пока подготовили сообщение в Москву, куда оно поступило не ранее, чем в 5 часов утра по московскому времени.

Проще говоря, очевидно же, что решение о направлении директивы № 1 принималось отнюдь не на показаниях А.Лискова, а на основе других данных, ибо сведения Лискова о грядущем вот-вот нападении прозвучали после того, как директива уже шла в войска. Соответственно, Пуркаев не мог звонить Жукову вечером, ибо Лисков еще не допросили толком. Потому, что даже подчиненный Пуркаева – командующий 5-й армии генерал Потапов – и то был проинформирован по местному времени лишь в 1 ч. ночи или в первые минуты второго часа ночи. Спрашивается, о чем и о каком конкретно перебежчике Жуков и Тимошенко говорили Сталину, особенно если учесть, что в 20.50 21 июня они только вошли в его кабинет[34]?

Выше уже указывалось, что Альфред Лисков был ефрейтором, а не фельдфебелем. В сочетании изложенными выше в приведенных документах пограничников данными, это позволяет посмотреть на эту историю по-иному. Полученные от Лискова сведения не могли послужить основанием для доклада Сталину и тем более для направления в войска директивы № 1. Очень похоже на то, что случаю с Лисковым приписаны сведения, которые были получены от перебежчика, перешедшего в СССР 18 июня. Тот перебежчик, во-первых, перешел границу в районе расположения 15-го стрелкового корпуса (командир – И.И.Федюнинский, кстати говоря, сподвижник Жукова) 5-й армии Киевского Особого военного округа. Оповещенный пограничниками Федюнинский, естественно, сообщил командарму-5 Потапову, тот – в штаб КОВО, Пуркаеву. Во-вторых, он сообщил о том, что 22 июня в 4.00 утра начнется нападение. В силу этих обстоятельств Пуркаев мог и действительно немедленно доложил в Москву, Жукову об этом перебежчике и его информации. Потому что в соответствии с существовавшими тогда (да и сейчас тоже) правилами о подобных случаях пограничники немедленно докладывали в разведывательный отдел и командованию ближайшей войсковой части, те, в свою очередь, по команде наверх, в округ, а округ – в Москву. Это тем более имело место быть, если учесть, что с 29 апреля 1941 г. действовала «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе». Документ был  подписан наркомом госбезопасности СССР В.Н.Меркуловым, заместителем наркома внутренних дел СССР (по пограничным войскам) И.Масленниковым, начальником РУ ГШ НКО Ф.И.Голиковым и начальником РУ НК ВМФ Н.Зуйковым. Один из важнейших пунктов инструкции гласил, что разведывательные органы НКО, НК ВМФ, НКВД и НКГБ как в Центре, так и на местах должны в целях наиболее полного и своевременного использования разведывательных материалов осуществлять взаимный обмен этими материалами.  

Вот на этой реальной базе за счет ее трансформирования и приписки к событию, связанному с Лисковым, и построена изложенная Жуковым легенда. Почему автор уверен в этом? Да по очень простой причине. Но прежде хотелось бы хотя бы вкратце рассказать еще об одном неоценимом вкладе пограничников и разведки погранвойск, имеющем прямое отношение к сути этой причины.

Дело в том, что именно разведка погранвойск смогла дважды точно установить факт начала выдвижения группировок вермахта на исходные для нападения позиции и документально подтвердила эту информацию. В промежутке с 10 по 12 июня 1941 г. разведка погранвойск установила, что группировкам вермахта был отдан приказ о выдвижении на исходные для нападения на позиции[35](по ГА «Север» было установлено, что такой приказ был отдан еще 6 июня[36]), начиная с 13 июня 1941 года.

Однако 13-го же июня было установлено, что этот приказ был временно отменен. Это было обусловлено следующим. С одной стороны, Сообщением ТАСС от 13 июня. Это знаменитое Сообщение ТАСС, которое традиционно все датируют 14 июня, хотя на самом деле оно датировано 13 июня. В 18.00 по московскому времени оно было передано в радиоэфир для заграницы. А в виде документа - передано послу Германии в Москве Шуленбургу,[37] а также правительству Англии.[38] С другой, тем обстоятельством, что переговоры Р.Гесса с представителями английского правительства еще не дали результата. Проще говоря, необходимое Берлину - фюрер, как известно, страшно опасался войны на два фронта, - согласие Лондона на безнаказанность однофронтового разбоя Третьего рейха против СССР в тот момент еще не было достигнуто.[39]

Однако 15 июня разведка пограничных войск добыла документальные данные о распоряжении германских военных властей в адрес жителей приграничных сел до 4 часов утра 18 июня эвакуироваться  в тыл на расстояние не менее 3 км, а на некоторых участках – до 20 км. Одновременно были добыты данные о повторном выдвижении на исходные для нападения позиции, начиная с 18 июня.[40] Хотя на ряде участков это выдвижение было зафиксировано уже 15 июня.[41]

15 июня 1941 г. и по линии военной разведки поступили данные о том, что стратегическое развертывание войск вермахта завершено.[42]А 16 июня военная разведка также получила данные о нападении Германии 22 июня.[43] Разведка  НКГБ, в свою очередь, к этому времени один раз – 11 июня – уже сообщила о 22 июня, а также информировала о завершении военных приготовлений Германии и готовности вермахта к нападению в любой день после 17 июня. В последнем случае имеется в виду записка № 2279/ М от 17 июня 1941 г. наркома госбезопасности В.Н. Меркулова И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берия[44]с приложением в лице сообщения агента берлинской резидентуры НКГБ СССР «Старшины». В сообщении указывалось, что Германия полностью завершила все военные приготовления для нападения на СССР и ее готовность к нападению в любое время. Агент имел  в виду в любое время, следующее за его сообщением.[45]

Якобы имевшей место матерной резолюции именно на этой информации выпала дурная «честь» под 50-летие Победы обрести «статус» особо подлого аргумента против Сталина. И с тех пор она везде цитируется. Тем самым пытаются доказать, что якобы вследствие своей якобы параноидальной подозрительности Сталин настолько никому и ничему не верил, что все данные разведки воспринимал лишь матерно. Паранойей Сталин никогда не страдал и это уже давно доказано – внучка выдающего русского ученого Бехтерева еще в середине 90-х гг. прошлого века открыто признала, что на нее давили из ЦК КПСС, чтобы она озвучила эту гадость о Сталине, приписав этот диагноз своему дедушке. Так что с этим все ясно. Что же до остального, то Подлинная Историческая Правда такова.

Покойный к моменту публикации этой якобы имевшей место матерной резолюции предвоенный начальник разведки Лубянки П.М. Фитин еще при жизни описывал это событие в следующем виде (дело в том, что, ознакомившись с этим спецсообщением, Сталин тут же вызвал к себе и Меркулова, и Фитина): «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: «Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений». Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: “Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно?”. Я ответил: “Ясно, товарищ Сталин”. Далее он сказал нам: ”Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне”».[46]

Обдумывать же Сталину было что. К этому моменту он уже знал, что министр иностранных дел Германии И. Риббентроп дал указание германским послам в Риме, Токио, Бухаресте и Будапеште о проведении особой акции по дезинформации. Ее смысл сводился к тому, чтобы до сведения правительств этих стран, а через них и до Советского правительства, была бы доведена информация о том, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования».[47] (т.е. Гитлер «намекал» Сталину что война возможна в первых числах июля — не ранее…)

Что же до жесткого резюме Сталина в отношении того, кому из немцев можно доверять, то здесь следует сказать следующее. Хоть и с перехлестом было сказано, но на тот момент, очевидно, по-другому и невозможно было. Кстати, и это тоже можно расценивать как очередное подтверждение того, что Сталин ни на йоту не доверял Гитлеру, что неоднократно, но безосновательно утверждали многие мемуаристы, а «комментаторы» их мемуаров утверждают до сих пор. 

В чем же из вышеприведенного со слов предвоенного начальника разведки Лубянки П.М. Фитина следует усматривать хотя бы тень намека на матерную резолюцию Сталина?! При этом имейте в виду, что в 1988 г. газета «Правда» еще жестко контролировалась ЦК КПСС. Тем не менее, что написал Фитин, то и опубликовали. Как видите, в воспоминаниях Фитина нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию!

Этот же случай идентичным образом описан и в примечаниях к записке № 2279/М от 17.06.1941 г., опубликованных на страницах превосходного сборника документов спецслужб под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина».[48] И там тоже нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию! Это издание именно тем ценно, что оно было осуществлено, во-первых,издательством объединения «Мосгорархив», то есть высокими профессионалами именно в архивном деле. Во-вторых, в 1995 г., когда, казалось бы, ничто и никто не смогли бы помешать публикации чего-либо очерняющего Сталина. В-третьих, публикация была осуществлена с прямой ссылкой на архив ЦА ФСБ. Однако никаких матерных резолюций приведено не было.

Если бы она действительно имела место тогда, 17 июня 1941 г., то, по крайней мере, о ней сообщили бы составители «Очерков Истории Российской Внешней Разведки». Третий том очерков, где говорится об этом сообщении «Старшины»,  вышел в свет в 1997 г., но и в этом, вышедшем под редакцией академика Е.М.Примакова солидном издании также нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию. Абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах, к сожалению, ныне покойной выдающейся советской разведчицы Зои Ивановны Воскресенской, которая лично готовила эти сообщения «Старшины» и «Корсиканца» для доклада Сталину.[49] Также абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах ныне также, к сожалению, покойного ее предвоенного начальника в разведке такого же выдающегося аса советской разведки П.А. Судоплатова. Причем нет в двух прижизненных изданиях его мемуаров - «Разведка и Кремль» (М., 1996) и «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы» (М., 1996). Судоплатов, кстати говоря, абсолютно идентично словам Фитина, изложил суть произошедшего в Кремле 17 июня, случайно, что, конечно же, простительно за давностью лет, сдвинув это событие на день ранее - на 16 июня (а возможно это просто опечатка издания).

Как видите, ни один источник, непосредственно соприкасавшийся с этим событием, не приводит абсолютно ничего, чтобы хоть как-то, хоть за уши притянуть да насильно подтвердить или, по меньшей мере, придать хотя бы мало-мальски правдоподобный вид якобы имевшему место случаю с матерной резолюцией.

Тогда как объяснить факт матерной резолюции? Прежде всего, не факт, а только «факт». Потому что это действительно фальсификация. Увы, но умельцы по подделкам в России не перевелись. Как, впрочем, и синие карандаши, которыми пользовался Сталин, а подделка была «нарисована» именно ими сохранились - автор это видел собственными глазами. К слову сказать, о царящих в отечественных, в том числе и военных архивах безобразиях еще в 2004 г. подробно поведал популярный ежемесячник «Совершенно секретно» (№ 5). Из опубликованной в этом номере ежемесячника статьи Г. Рамазашвили - «Портянка с грифом «секретно» - однозначно вытекало, что любой, кому не лень, может «нарисовать» любую надпись на любом архивном документе! Более того. Учитывая вскрывшиеся только летом 2010 г. факты массовых подделок и фальсификаций документов, относящихся к предвоенному и военному периодам истории нашего Отечества, получается, что за шесть лет до этого общественности уже подали тревожный сигнал, а она его не услышала. Понадобились еще шесть лет, пока об этом открыто заговорили. И то, только после того, как к ныне покойному депутату Государственной Думы В.И.Илюхину пришел имярек (по соображениям личной безопасности его имя пока не раскрывается) из спецслужб. Он-то и поведал не только об этих многочисленных фактах подделок и фальсификаций, но и представил большое количество сфальсифицированных документов, а также передал поддельные штампы, печати и оттиски, которыми оформлялись подделки, указав одновременно и на конкретные признаки фальшивок.  

Многократно общавшиеся со Сталиным люди однозначно подчеркивали в своих воспоминаниях (например, многолетний министр иностранных дел СССР А.А. Громыко), что у Сталина не было склонности прибегать к нецензурным выражениям, тем более в письменной форме.[50] Если такая резолюция действительно имела бы место, то, уж поверьте, ненавидевший Сталина Хрущев, давным-давно растрезвонил бы о ней в свое время. А в том, что эта фальшивка впервые «всплыла» во времена печально знаменитой «перестройки» Горбачева - ничего удивительного нет.

Ознакомившийся с сотнями докладывавшихся Сталину документов разведки и иных ведомств ветеран внешней разведки, видный писатель и исследователь Игорь Анатольевич Дамаскин (увы, ныне покойный) открыто признал, что ни на одном из них он не увидел хулиганских резолюций Иосифа Виссарионовича, да еще и с матерными выражениями. Самая резкая по содержанию резолюция Сталина, которую Дамаскину довелось увидеть, носила характер телеграфного ответа на запрос и имела следующее содержание:«Тбилиси, Козлову. По поводу предложения генерала Уэйвелла сказать, что вопрос может решаться только правительствами. От себя Ставка приказывает вам вежливо отшить Уэйвелла и ему подобных и послать их подальше. № 2220/321, 10.41. 5.15».[51] В этой телеграмме речь шла об ответе на предложение британского генерала Уэйвелла о «совместных» действиях советских и английских войск на Кавказе и в Закавказье. Попутно обратите внимание и на то, что Сталин по сути дела отверг попытку военного вмешательства Великобритании во внутрисоветские дела. Дело в том, что бытует неадекватная истории версия о том, что-де Сталин чуть ли не слезно молил тех же англичан прислать свои войска на советско-германский фронт. Мол, своих уже не хватает, перебиты. Однако в реальности Сталин не умолял, тем более слезно, тех же англичан ввести свои войска в СССР, а требовал, чтобы назвавшийся союзником Черчилль открыл второй фронт против Гитлера на Западе! Увы, но Черчиллю важнее было сдержать данное Адольфу слово о не открытии второго фронта до 1944 г.! А на провокационное предложение британского генерала Сталин ответил жестко и принципиально, что и подтверждает вышеприведенный пример. И если бы в этот момент Сталин позволил себе хотя бы нотку раздражения, то ничего удивительного не было бы. Однако даже в такой ситуации ничего подобного Сталин себе не позволил. Что, кстати говоря, совпадает с мнением многих знавших его лично. В наиболее тяжелые минуты, Сталин всегда был особо вежлив, изыскан в речи и даже смешлив, не позволяя себе даже и тени раздражения.

Ветеран разведки прямо указал источник: РГАСПИ, фонд 558, опись 11, дело 59. Между тем, ни один из тех, кто цитирует якобы имевшую место в истории «матерную резолюцию» Сталина на сообщении разведки за два десятка лет бродяжничества этого «факта» по страницам различных «исследований», так и не смог подкрепить оный ссылкой на архивы. Проще говоря, якобы имевшая место в истории «матерная резолюция» Сталина, не что иное, как фальшивка! Единственное, что произошло во время доклада той информации Сталину, вполне естественно укладывается в столь же естественную его реакцию - Сталин всего лишь потребовал особо тщательно перепроверить всю информацию и доложить ему со всеми подробностями о самом агенте, что и было сделано.[52]

Но потребовав особо тщательно перепроверить всю информацию и доложить ему со всеми подробностями о самом агенте, Иосиф Виссарионович предпринял и собственные меры для глобальной проверки информации о неминуемости нападения Германии в ближайшие дни. Учитывая всю массу тревожных данных, с его стороны последовала незаурядно оригинальная реакция. Был отдан приказ о срочном проведении в течение светового дня 18 июня 1941 г. воздушной разведки вдоль всей линии границы в полосе компетенции Западного округа. Прежде, чем показать, как это происходило, хотел бы обратить внимание читателей на следующее.

1. Чрезвычайно важно уяснить и подлинную причину такой проверки. Помимо общих и глобальных соображений осторожности Сталина, о которых в последнее время много и даже справедливо говорится в различных исследованиях и мемуарах, были еще и конкретные, проистекавшие из статуса источников получения информации о 22 июня, то есть из статуса, прежде всего, задержанных агентов и диверсантов.

До сих пор считается неким шиком ёрничать насчет особой осторожности и подозрительности И.В.Сталина, с которой он якобы встречал информации задержанных перебежчиков, агентов и диверсантов. Жуков же не преминул вставить якобы произнесенные Сталиным слова в текст своих, подчеркивая тем самым особую подозрительность Иосифа Виссарионовича. Помните: «А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?».

Так вот, ни ёрничать, ни особо доверять невесть откуда взявшейся в мемуарах Жукова его совместно с Тимошенко смелости в утверждении, что информация перебежчика соответствует действительности, оснований нет. Они оба не были профессионалами в вопросах разведки и контрразведки. Дело в том, что при всей колоссальной значимости получаемой от задержанных перебежчиков, но особенно агентов и диверсантов германских спецслужб информации, любой мало-мальски сведущий в работе разведки должен был автоматически обратить внимание на то, что направленные на советскую территорию с тактическими заданиями ни к селу ни к городу владеют важнейшей информацией сугубо стратегического характера – как о дате нападения, так и о характере приготовлений к нападению.

Сталин, Берия и Меркулов не были профанами в деятельности спецслужб. Они совершенно справедливо заподозрили неладное в этой информации, суть которого заключалась в следующем. Откуда эти агенты и диверсанты (а тем более простые польские женщины на границе) могли знать такую стратегически важную информацию, особенно если учесть, что часть из них накануне заброски прибыла из Германии, где проходили специальную подготовку. Их же готовили к  диверсиям и разведывательной деятельности на тактическом уровне, но не начиняли их головы стратегически важной информацией. Но раз уж они знали такую информацию, то, следовательно, серьезно воспринимая полученные от них сведения, необходимо было немедленно и самым тщательнейшим образом их проверить и перепроверить. Ибо последствия безоговорочной веры в их показания без проверки могли быть катастрофическими. Ведь германское командование специально провоцировало советское руководство на такие действия, которые можно было бы представить агрессивными и тем самым утверждать якобы превентивный характер грядущего нападения. Ни Сталин, ни Берия, ни Меркулов не поддались на эту мелкотравчатую провокацию (не стали полагаться только на эти массовые доклады), а предприняли уникальную проверку – блиц-проверку с помощью авиаразведки. Именно в эту ситуацию и вклинилась информация «Старшины», которую доложили Сталину как раз 17 июня. Учитывая особую сложность и противоречивость обстановки последних предвоенных дней, требование Сталина о дополнительной проверке этого сообщения было более чем естественно.

2. Тот факт, что воздушная разведка была осуществлена в полосе компетенции именно Западного округа, означает, что, во-первых, что Сталин ни на йоту не поверил  залихватски оптимистичным заявлениям командующего ЗАПОВО Павлова, которыми он пытался успокоить Сталина. Во-вторых, что еще более важно, сам Сталин особое значение придавал безопасности именно на Западном, то есть Белорусском направлении. Проще говоря, это одно из тех серьезных доказательств того, что в его сознании Юго-Западное направление не превалировало над другими, как это все время пытаются нам утверждать. Его беспокоило именно Западное, оно же Белорусское направление.   

3. На принятие решения о срочном проведении воздушной разведки именно 18 июня повлияло еще несколько последовавших друг за другом очень важных и тесно взаимосвязанных обстоятельств. В начале июня 1941 г. советская разведка внимательно  отслеживала неофициальный визит специального представителя президента США, генерала Уильяма Донована на Британские острова. У.Донован прибыл в Лондон по приглашению личного друга Черчилля, главы Британского координационного центра безопасности в США - У. Стивенсона.

6 июня 1941 г. глава британской политической (дипломатической) разведки Реджинальд Липер пригласил У. Донована в Британский центр расшифровки германских военных сообщений в Блетчли, где и заявил ему: «...премьер-министр поручил мне раскрыть вам тайну, известную г-ну Черчиллю и начальникам штабов вот уже несколько недель. Он разрешил мне сказать вам, и только вам, с тем, чтобы мы могли скоординировать наши планы, — Гитлер нападет на Советскую Россию. Вторжение ожидается в середине июня, вероятно, 22 июня, через две недели и два дня».[53] Бритты элементарно смухлевали. Они вообще никогда не упускали (и не упускают!) случая щелкнуть по носу «провинциальных», как они считают, американцев. Дело в том, что по состоянию на 6 июня такая информация не могла пройти по каналам Блетчли. Директива об утверждении 22 июня датой нападения была подписана в вермахте только 10 июня.Следовательно, все, что сказал Р. Липер, основывалось на данных Гесса, а также на агентурных сведениях британской разведки.[54]Короче говоря, англичане подпустили изрядного туману. У. Донован тут же отбил телеграмму Рузвельту. В ней он сообщал: «Если бы англичане переслали в Кремль перехваченные германские важные приказы, Сталин, быть может, уяснил бы истинное положение вещей. Однако англичане считают аппарат Блечли совершенно секретным. Они используют перехваченную ими информацию в собственных целях».[55]

Будущий основатель Управления стратегических служб, а затем и ЦРУ напрасно беспокоился за Сталина. Как раз именно с помощью аппарата Блетчли и МИ-6 он и уяснил-таки себе истинное положение вещей. Вся великолепная «кембриджская пятерка» лучших агентов советской разведки едва ли не чемоданами приносила документальную информацию, особенно же имевшие доступ к материалам Блетчли Дж. Кэрнкросс, А. Блант и К.Филби. Они своевременно обеспечивали Кремль актуальной информацией. Для иллюстрации  небезынтересно отметить, что после каждой встречи только с одним Дж.Кэрнкроссом в Москву уходило до 60 пленок с секретными документами.

Однако Сталин уяснил себе это не только с «помощью» данных британской разведки, но и с «помощью» дипломатической разведки Госдепартамента США. Дело в том, что как раз 6 июня 1941 г. в Вашингтон поступила шифровка из американского посольства в Берлине. В это срочной телеграмме первый секретарь посольства Дональд Хит с прямой ссылкой на бывшего главного банкира Третьего рейха Ялмара Шахта[56] сообщил, что, по данным Я. Шахта от 6 июня 1941 г., «Гитлер решил 20 июня или около того напасть на Россию...».  Когда же обе шифровки – то есть от У. Донована из Лондона и от Д. Хита из Берлина - сошлись в Вашингтоне, получилось едва ли не абсолютное очередное подтверждение даты нападения.

Так вот, все дело в том, что администрация президента США, Госдепартамент и другие ведомства были хорошо «нафаршированы» советской агентурой. И эта информация, фактически уже в объединенном виде, попала в Москву, приобретя, попутно, еще и статус перепроверенной по американским источникам и практически достоверной по оценкам американских специалистов разведывательной информации. Именно в таком виде она и легла на стол Сталина. Информация попала в Москву в промежутке с 10 по 12 июня.

В это же время верховное командование Третьего рейха письменно утвердило дату нападения и командующим ударных группировок вторжения был направлен документ следующего содержания: 

«Распоряжение Главнокомандующего сухопутными войсками о назначении срока нападения на Советский Союз.

                                                                  Ставка главнокомандования

                                                                                сухопутных войск

                                                                                  10.6. 1941 г.

Главное командование                             Совершенно секретно

сухопутных войск                                                   Только для

Генеральный штаб сухопутных войск             командования

Оперативный отдел                                                                               

 

 

На основе предложения, представленного главным командованием сухопутных войск, верховное главнокомандование вооруженных сил назначило для готовности к военным действиям следующие сроки:

1. Днем «Д» операции «Барбаросса» предлагается считать 22 июня.

2. В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня. Данные о направлении главного удара будут в этом случае  по-прежнему оставаться втайне.

3. В 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух следующих сигналов: 

а) Сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня и что можно приступать к открытому выполнению приказов.

 б) Сигнал «Альтона». Он означает, что наступление переносится на другой срок; но в этом случае уже придется пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности.

4. 22 июня, 3 часа 30 минут; начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно.  Гальдер».[57]                                      

В промежутке с 10 по 12 июня, когда это распоряжение стали передавать командованию группировок вторжения, Британский центр дешифровки германских военных сообщений в Блетчли перехватил это сообщение и расшифровал. Это, кстати, подтвердил и сам Черчилль, указавший в своих мемуарах, что именно к 12 июня британская разведка окончательно установила, что нападение действительно произойдет именно 22 июня.[58] По каналам «кембриджской пятерки», особенно Дж. Кэрнкросса и А.Бланта, эта информация попала и в Москву. Тут уж сомнения почти полностью рассеялись. Собственно говоря, именно поэтому-то с санкции Сталина Генеральный штаб и дал в это время в приграничные округа на западной границе директивы о разработке планов вывода и занятия по тревоге специальными частями боевых сооружений укрепленных районов, а полевыми войсками – сооружений предполья. Одновременно были даны директивы и о выводе дивизий из глубины округов  ближе к государственной границе.[59] Кроме того, было подготовлено знаменитое Сообщение ТАСС от 13 июня (опубликовано в советских газетах 14 июня), которое было вручено послу Германии в Москве, а также премьер-министру Великобритании.

А сомнения именно потому почти рассеялись, что британский перехват – британским перехватом, но в вопросах войны и мира должна быть столь абсолютная ясность, которую не сможет подвергнуть даже самый въедливо придирчивый человек. В той части, в которой сомнения не полностью рассеялись, причина заключалась, увы, в следующем. Несмотря на передававшуюся «кембриджской пятеркой» ценнейшую информацию, в Центре еще сохранялось к ней некоторое недоверие. Но отнюдь не потому, что там поголовно страдали манией подозрительности. Нет.  Дело в том, что, к глубокому сожалению, среди сбежавших на Запад предателей из числа бывших высокопоставленных сотрудников советской разведки, были двое, которые знали об этих агентах. Один – Лейба Лазаревич Фельдбин, он же Александр Орлов, бывший резидент советской внешней разведки в Испании – знал об этих агентах чуть ли не все, поскольку начинал работу с ними. Второй – Самуил Гершевич Гинзбург, он же Вальтер Кривицкий, бывший нелегальный резидент в Нидерландах, – увы, тоже кое-что знал о них и в начале 1941 г. выдал британской контрразведке «концы», которые могли привести к расшифровке этой агентуры. Советская разведка благодаря усилиям А.Бланта заполучила материалы опроса В.Кривицкого британской контрразведкой.[60]Чудом «кембриджская пятерка» тогда уцелела. Но, к сожалению, это обстоятельство некоторое время осложняло возможность для проявления полного доверия к поступающей от них информации. Точнее, ей и доверяли, но, в тоже время, постоянно стремились как можно тщательней перепроверить ее, дабы исключить возможность продвижения в советские верхи направленной британской информации. Ведь Англия в тот период чрезвычайно стремилась ускорить начало смертельной схватки между Германией и СССР, видя в это единственный шанс для своего спасения. Вот корень того недоверия, с которым воспринималась их информация.        

Когда сведения об этой расшифровке Британского центра были уже в Москве, разведка погранвойск первый раз установила факт выдвижения группировок вермахта с 13 июня.  Но в тот же день был установлен и факт приостановки этого процесса по приказу из Берлина. 15 июня разведка погранвойск повторно и документально установила, что с 18 июня 1941 г. выдвижение ударных группировок на исходные для нападения позиции будет возобновлено с раннего утра 18 июня. В этот же момент (16 июня) в Москву поступила упомянутое выше сообщение «Старшины».

И опять произошло совпадение, вызвавшее очередную волну, увы, обязательных, вынужденных сомнений. Потому что его информация не стыковалась с приводившейся выше информацией (на самом деле дезинформацией), которую 15 июня распространил Риббентроп. Расчет нацистских главарей был на то, что эта информация попадет в Москву и в очередной раз введет советское руководство в заблуждение. Да, информация попала в Москву, но в заблуждение не ввела. Не так-то просто было ввести Сталина в заблуждение.     

Соединившись в Москве в весьма причудливую мозаику, все вышеуказанные данные хотя и делала картину событий более или менее понятной, но, тем не менее, все-таки по-прежнему оставляли наиболее важный ее фрагмент – о дате и времени нападения – расплывчатым. В итоге Сталин принял решение о проведении такой независимой проверки, на результаты которой никто и ничто не смогло бы повлиять. Это и было решение о проведении срочной воздушной проверки по всей линии границы в полосе компетенции именно Западного округа. А результаты этой проверки должны были быть проконтролированы еще результатами дипломатической блицразведки, то есть реакцией германской стороны на специально выдвинутое по приказу Сталина предложение Молотова о срочном визите в Берлин. 

А теперь о том, как была проведена эта воздушная разведка. Вот как это выглядело в описании непосредственного исполнителя этого задания Сталина – Героя Советского Союза, генерал-майора авиации (с 4 июня 1940 г.) Георгия Нефедовича Захарова, командовавшего перед войной 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа: «...Где-то в середине последней предвоенной недели – это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года – я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло  с юга на север – до Белостока. Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и вовсе не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые – судя по всему, штабные – автомобили. Где-то в глубине огромной территории зарождалось движение, которое здесь, у самой нашей границы, притормаживалось, упираясь в нее... и готовое вот-вот перехлестнуть через нее. Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений кроме единственного: близится война. Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт,[61] и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырех словах: со дня на день.

Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30-50 км, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных...».[62]    

Следует также добавить, что бесшумно возникавшие и исчезавшие пограничники – это не случайность. Во-первых, облет государственной границы в приграничной полосе всегда согласовывается с командованием пограничных войск. Во-вторых, исходя из этого, пограничники заранее знали, где будет садиться самолет, так как места посадки были заранее согласованы с ними, что также вытекает из описания Захарова. А, в-третьих, забрав донесение Захарова, пограничники немедленно передавали их на заставу, откуда оно также немедленно уходило в штаб погранотряда, оттуда – в штаб погранокруга. А тот уже телеграфировал в Главное управление пограничных войск НКВД СССР, либо передавал информацию в местный НКГБ, а последний уже передавал сообщение в Москву, Сталину. В-четвертых, задание командования ВВС округа было обусловлено приказом из Москвы, от командующего ВВС РККА.   

Проще говоря, перед вами описание молниеносно осуществленной в режиме реального времени воздушной разведки по всей линии границы в полосе компетенции Западного Особого военного округа. В результате в режиме реального времени в течение одного светового дня была собрана интегральная разведывательная информация, наглядно подтвердившая факт выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. Данное мероприятие было организовано по приказу Сталина командующим ВВС РККА П.Ф.Жигаревым, который наряду с наркомом госбезопасности В.Н.Меркуловым и его заместителем Б.З.Кобуловым 17-го июня побывал у Сталина на приеме.[63]

[Zaman.]

Конечно, могут найтись, как говаривал еще Ф.М.Достоевский, отдельные «специалисты по левой ноздре», и заявить, что-де никого от пограничников в тот день у Сталина не было. Даже самого Берия, в ведении которого и находились пограничные войска. Да, действительно, Берия в тот день не был у Сталина. Но это ничего не значит по очень простой причине. С 20 марта Лаврентий Павлович являлся заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, то есть, если по-простому, заместителем председателя Советского правительства. К слову сказать, за Лаврентием Павловичем сохранялись функции общего кураторства над органами внутренних дел и государственной безопасности. С 6 мая главой Советского правительства являлся Сталин,  и одного его телефонного звонка было достаточно, чтобы Берия организовал подчиненных ему пограничников в помощь намеченной воздушной разведке. Ну, а бывшему заместителям Берия - Меркулову и Кобулову – и вовсе не составило никакого труда в рабочем порядке решить с Лаврентием Павловичем все необходимые в этом случае вопросы. Без пограничников проведение воздушной разведки оказалось бы неэффективным. Прежде всего, дело в том, что Сталин, судя по всему, не захотел отдавать в руки военной разведки ЗАПОВО результаты воздушной разведки, опасаясь, очевидно, что они будут субъективно препарированы и дойдут до него через центральный аппарат ГШ или ГРУ. Но и в руки разведки пограничных войск отдавать результаты воздушной разведки Сталин также явно не захотел. Ему нужна была абсолютно объективная информация, на суть которой никто и ничто не смогли бы повлиять. И дело тут не в недоверии, что может сразу же придти на ум, особенно антисталинистов, а в том, что Сталин ясно осознавал, что по результатам этой разведки ему предстоит принять судьбоносное решение – о приведении или об отказе в  приведении войск в боевую готовность. Проще говоря, от принятого им решения зависела судьба СССР. И ошибиться он не имел права. Как, впрочем, и исходить из информации, на суть которой кто-либо мог бы  повлиять, пускай даже и в самых благих намерениях. Информация должна была быть полностью «голой» - что увидели летчики, то и сообщили. Все. Никаких ни выводов, ни комментариев.  

  Именно поэтому пограничников привлекли только как передаточное звено, ибо только у них были более или менее защищенные линии связи непосредственно у границы. И только они могли немедленно передать информацию с границы на заставу, та в комендатуру или же прямо в погранотряд. Погранотряд в  штаб погранокруга, там информация могла быть передана уже в местный наркомат госбезопасности, поскольку оба находились в Минске, а оттуда уже в Москву, в НКГБ СССР. С 22 ч. 25 мин. по 23.00 18-го июня Кобулов находился в кабинете у Сталина, где в это время уже (с 20 ч. 25 мин.) находились Тимошенко и Жуков, которые вышли от Сталина только в 00.30 уже 19-го июня. В 23.10 18-го июня в кабинет Сталина вошел и Жигарев, который вышел вместе Тимошенко и Жуковым.[64]Проще говоря, Кобулов докладывал Сталину результаты воздушной разведки в присутствии Тимошенко и Жукова.            

Одновременно по приказу Сталина Молотов обратился к германскому правительству с предложением срочно принять его с визитом, факт чего четко зафиксирован в записи от 20 июня 1941 г. в дневнике начальника генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Ф.Гальдера: «Молотов хотел 18.6. говорить с фюрером».[65] На это предложение последовал немедленный отказ немецкой стороны. Впоследствии было установлено, что в дневнике статс-секретаря МИД Германии Вайцзеккера за 18 июня 1941 г. появилась следующая запись: «Главная политическая забота, которая имеет место здесь (то есть в Берлине – А.М.) – не дать Сталину возможности с помощью какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний момент все карты».[66]

После такой глобальной проверки у Сталина не осталось никаких сомнений в том, что война грянет через четыре дня («со дня на день»). И когда 18 июня Тимошенко и Жуков доложили ему еще и полученную от Пуркаева информацию от перебежчика, которая в очередной раз  свидетельствовала о том, что нападение произойдет ранним утром 22 июня, Сталин сделал свой решающий вывод:

О ВОЗМОЖНОСТИ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ И ПРИВЕДЕНИИ ВВЕРЕННЫХ ИМ ВОЙСК В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ, КОМАНДУЮЩИЕ ПРИБАЛТИЙСКИМ, ЛЕНИНГРАДСКИМ, ЗАПАДНЫМ, КИЕВСКИМ И ОДЕССКИМ ВОЕННЫМИ ОКРУГАМИ, А ТАКЖЕ БАЛТИЙСКИМ, ЧЕРНОМОРСКИМ И СЕВЕРНЫМИ ФЛОТАМИ ПОЛУЧИЛИ САНКЦИОНИРОВАННУЮ СТАЛИНЫМ ДИРЕКТИВУ НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА РККА ГЕНЕРАЛА АРМИИ ЖУКОВА ЕЩЕ 18 ИЮНЯ 1941 ГОДА!!! ТО ЕСТЬ ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО НАПАДЕНИЯ!!![67] В ДОКУМЕНТЕ ФИГУРИРОВАЛА ДАТА 22 ИЮНЯ! 

Данные об этой телеграмме отсутствуют в архивах РФ. По крайней мере, на сегодняшний день положение именно таково. В архиве Генштаба ее тоже нет. То ли она была уничтожена во времена хрущевской «оттепели», то ли ее спрятали так, что теперь уже никто не знает, где она. Единственное четкое упоминание о ней содержится на 70-м листе 4-го тома следственного дела по обвинению командования ЗАПОВО, где зафиксировано показание начальника связи ЗАПОВО генерала А.Т.Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность...».[68]

Тем не менее, нелишне будет указать, что в ряде случаев, эта директива была доведена, в том числе и до сведения командиров отдельных частей, но не ниже командиров дивизий, что подтверждается  архивными документами. Судя по материалам расследования причин трагедии 22 июня 1941 г., которое Сталин инициировал еще в начале войны, в том числе и силами Особыми отделами НКВД СССР и которое велось также и после войны, в этой телеграмме были указаны и  ориентировочные сроки нападения. Прежде всего, сама дата 22 июня 1941 г., что явствует из опубликованных ныне документов военной контрразведки о первых дня агрессии.[69]Аналогичные упоминания есть и в ответах опрошенных после войны генералов, которые перед войной командовали войсками в западных округах. Об этом же свидетельствуют и отдельные документы командования Прибалтийского округа, а также донесения командующих флотами о приведении вверенных им флотов в боевую готовность № 2, которые датированы 19 июня. Кроме того, упоминание об этом факте содержится и на 137-й стр. шестого тома изданной в 1965 г. «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945».

Все это в совокупности и дает основание полагать, что факты вместе с данными перебежчика от 18-го июня и направлением 18-го же числа директивы о приведении войск в боевую готовность были искажены, трансформированы, увязаны с переходом границы А.Лисковым и его информацией. А затем, уже в сфальсифицированном виде, приписаны к последним часам 21 июня и увязаны с направлением директивы № 1 от 21 июня. К такому выводу принуждают еще и такие обстоятельства. Во-первых, Жуков указал, что со слов перебежчика «немецкие войска выходят в исходные районы для наступления». Однако вечером 21 июня этого уже просто не могло быть. Ударные германские группировки вторжения к тому моменту уже были выведены на исходные для нападения позиции. А в час дня 21-го июня командующие группами армий «Север», «Центр» и «Юг» уже получили сигнал «Дортмунд», который означал, что в 3 часа 30 минут утра (по берлинскому времени) 22 июня должно быть начато нападение на СССР. Однако о том, что на рассвете 22 июня начнется нападение на СССР, в германских войсках знали и до указанного времени. К тому же выдвижение войск продолжалось вплоть до 21 июня. Именно об этом-то и сообщил перебежчик 18-го июня.

Во-вторых, в директиве № 1 имеется выражение «быть в полной боевой готовности». Но «быть в полной боевой готовности» означает, что ранее уже была директива на этот счет! Тем более что далее в той же директиве приказывается привести все части в боевую готовность. То есть, директивой от 18 июня 1941 г. приказывалось привести в полную боевую готовность части непосредственного прикрытия государственной границы, то есть первый оперативный эшелон Первого стратегического эшелона. А директивой № 1 все остальные части, то есть войска второго эшелона прикрытия. Вот что скрывается во мраке минувших после начала войны десятилетий невидимой стороне одного и того же факта.

Однако завершим дело с перебежчиками. «Последнее сообщение от перебежчиков германской армии о начале войны было получено около 1 часа ночи 22 июня. Перешедший границу военнослужащий 602-го артполка германской армии заявил, что вторжение немецко-фашистских войск в СССР начнется через несколько часов».[70]

И, наконец, общий итог по перебежчикам и нарушителям границы. Только за период с 1 по 10 июня пограничники задержали 108вражеских лазутчиков и диверсантов. Вдвое больше их было задержано и в оставшиеся до нападения одиннадцать дней. Всех их тщательно допрашивали, а материалы этих допросов передавались как по своей служебной вертикали вплоть до Москвы, так и соответствующим армейским органам и представителям военной разведки на местах. Упомянутая выше «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе»неукоснительно соблюдалась, а информация вовремя попадала в руки военных. Это четко видно даже по содержанию разведывательных сводок разведывательных отделов приграничных военных округов. Ведь военные разведчики прямо ссылались на данные пограничников, полученные ими от перебежчиков и задержанных на границе лазутчиков и диверсантов, а также от закордонной агентуры. Например, в первой же записи журнала боевых действий войск Северо-Западного фронта от 22 июня 1941 г. о непосредственном кануне войны говорится следующим образом: «...Наша агентура и перебежчики указывали, что надо ожидать в ближайшее время вооруженного выступления Германии против нас. Почти точно указывались сроки начала наступления – 20-22 июня 1941 г...».[71]  Тот факт, что в этом документе военного командования упомянута информация перебежчиков и означает, что в строгом соответствии с упоминавшейся выше Инструкцией об обмене информацией пограничники немедленно сообщали всю полученную от перебежчиков информацию армейскому командованию.

Теперь о тех данных зарубежных резидентур разведки НКГБ и ГРУ, согласно которым дата нападения Германии на СССР была установлена точно или относительно точно.[72]

Впервые 22 июня как дата нападения Германии прозвучала в срочном донесении резидента разведки НКГБ в Финляндии Е.Т.Синицына11 июня 1941 г. Данные  были получены от ценного, проверенного агента хельсинской резидентуры «Монах», информация которого всегда отличалась особой актуальностью и достоверностью. Обстоятельства получения столь важной информации настолько значительны, что необходимо их вкратце указать. Дело в том, что «Монах» сообщил, что утром 11 июня 1941 г. в Хельсинки было подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооруженных сил в предстоящей войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня.[73] Агент также отметил, что формально Финляндия вступит в войну на четыре дня позже.[74]

*                                                   *                                             *

К слову сказать, обстоятельства получения и суть этой информации важны не только тем, что здесь названа точная дата нападения Германии на СССР, но также и тем, что в этой же информации четко указана письменно же зафиксированная в тайном соглашении с Германией готовность Финляндии принять участие в войне Третьего рейха против СССР. Прежде всего, это особо актуально в силу следующей причины. Выражаясь литературно, у нас еще не перевелись отдельные, не совсем адекватные, в том числе и в понимании исторических фактов, «исследователи». Одно из любимых их занятий - обвинять Советский Союз в нападении на Финляндию 25 июня 1941 г. При этом они особо упирают на то, что Финляндия якобы была нейтральным государством, с которым, к тому же, у СССР был подписан мирный договор. Однако, подписав тайное соглашение с Германией об участии своих вооруженных сил в войне против СССР, с утра 11 июня 1941 г. Финляндия перестала быть даже иллюзорно нейтральной, каковой она и так не была. Более того. 17 июня 1941 г. в Финляндии была объявлена всеобщая мобилизация.[75] А по господствовавшим в те времена понятиям, всеобщая мобилизация – это уже объявление войны. Ну, а раз войну объявили, да еще и раньше, чем даже гитлеровская Германия напала на СССР, то и отношение к Финляндии было уже как государству, фактически объявившему войну Советскому Союзу. И, соответственно, любые военные меры против агрессора были более чем оправданы. Тем более что Финляндия побежала даже впереди нацистской телеги…        

*                                    *                                      *

12 июня 1941 г. резидент ГРУ в Берлине генерал-майор Тупиков (оперативный псевдоним «Арнольд») сообщил в Москву данные «Арийца», полученные через «Альту», о том, что срок вероятного нападения против СССР – 15-20 июня 1941 г.[76]

Правда, за пять дней до этого, то есть 7 июня 1941 г., «Альта» сообщила своему куратору из берлинской резидентуры ГРУ о том, что «... сроки начала кампании против России перенесены после 20 июня...».[77]  

12 июня 1941 г. в ГРУ поступило срочное сообщение от легендарного нелегального резидента, руководителя чрезвычайно эффективной агентурной группы «Крона», впоследствии Героя России Яна Петровича Черняка, в котором говорилось, что «22 июня, 3 часа 30 минут – начало выступления сухопутных войск Германии». Его сообщение примечательно тем, что оно имело документальное подтверждение. Оно основывалось на добытом его агентурой приказе главнокомандующего сухопутными силами Германии о сроках, основных целях и плане нападения на СССР в рамках операции «Вариант Барбаросса».[78] Необходимо также отметить, что информация Яна Черняка и его агентурной группы всегда ценилась в ГРУ чрезвычайно высоко.

16 июня 1941 г. резидент ГРУ в Берлине генерал-майор В.И.Тупиков сообщил в Москву новую информацию от «Альты» - о том, что по данным из кругов штаба верховного главнокомандования упорно циркулирует версия о выступлении против России 22-25 июня.[79]

18 июня 1941 г. сотрудница берлинской резидентуры НКГБ СССР, легендарная советская разведчица Е.Ю.Зарубина на встрече сагентом «Вальтер» (сотрудник МИД Германии) получила информацию о том, что через три дня Германия нападет на СССР.[80]Информация немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину.   

19 июня берлинская резидентура НКГБ СССР сообщили о дате нападения на СССР 22 июня со ссылкой на сведения, полученные от ценнейшего агента советской внешней разведки «Брайтенбаха» (Вилли Леман, ответственный сотрудник гестапо). Агент сообщил, что в его ведомстве получен приказ военного командования о том, что 22 июня после 3 часов утра начать военные действия против Советского Союза.[81] Информация немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину.   

19-го же июня 1941 г. из римской резидентуры НКГБ СССР поступило также срочное сообщение. Со ссылкой на агентов «Гау», «Дарья» и «Марта» в нем говорилось о следующем. МИД Италии получил телеграмму от итальянского посла в Берлине, который сообщал, что согласно предоставленной ему официальной информации высшего военного командования Германии, начало военных действий Германии против Советского Союза ожидается между 20 и 25 июня 1941 г.[82] Информация немедленно была доложена Сталину.

19-го же июня 1941 г. советская контрразведка перехватила телеграмму итальянского посла в Москве – Аугусто Россо –  в МИД Италии, в которой с прямой ссылкой на германского посла в Москве В.фон Шуленбурга сообщил, что война разразится через три дня.[83]Информация немедленно была доложена Сталину.

19-го же июня 1941 г. со ссылкой германского эмиссара ценный агент софийской резидентуры ГРУ «Коста» (Павел Шатев) сообщил, что война начнется 21 или 22 июня.[84] Информация была немедленно доложена Сталину.

7 (СЕМЬ) раз в промежутке с 10-го по вечер 21 июня 1941 г. ценнейший агент ГРУ в германском посольстве в Москве – «ХВЦ», он же Герхард Кегель – информировал своего куратора о дате нападения, причем его данные концентрировались преимущественно вокруг временного промежутка 20-23-24 июня. Только рано утром 21 июня агент смог более или менее точно сообщить, что нападение произойдет в ближайшие 48 часов, а вечером того же дня окончательно уточнил – наступающей ночью произойдет нападение.[85]Информация была немедленно доложена Сталину в 20.00 21 июня.

21 июня 1941 г. резидент ГРУ и военный атташе во Франции генерал-майор И.А.Суслопаров (оперативный псевдоним «Маро») сообщил в Москву, что «по достоверным данным, нападение Германии на СССР назначено на 22 июня 1941 года».[86]

21 июня 1941 г. оперативный сотрудник советской внешней разведки в Варшаве И.Гудимович получил от своего польского помощника информацию о том, что на рассвете 22 июня Германия нападет на СССР.[87]

Кроме того, исходя из своих патриотических убеждений, неоценимую инициативную помощь в установлении точной даты нападения советской разведке оказал бывший агент царской военно-морской разведки. Он фигурирует в истории отечественной военной разведки как Анна Ревельская (точные имя и фамилия до сих пор не установлены). В 10 часов утра 17 июня 1941 г. Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине М.А.Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня 1941 г. германские войска вторгнутся в Советскую Россию (так Анна Ревельская назвала Советский Союз). Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена наркомом ВМФ НКГ. Кузнецовым Сталину. Именно из-за этой информации Воронцов был немедленно вызван в Москву, куда прибыл только 21-го июня. До этого Воронцов через другие источники смог установить, что срок нападения на СССР назначен на 21-24 июня.[88]  

В приведенных выше данных не фигурирует уже более полувека интенсивно эксплуатируемая информация Р.Зорге о дате нападения. Дело в том, что это всего лишь миф, запущенный в период Хрущева сугубо в антисталинских целях. Ничего конкретного о дате нападения Р.Зорге не сообщал. 1 июня 1941 г. от него поступило сообщение, в котором он указывал, что по информации Берлина для посла Германии в Токио О.Отта, нападение Германии на СССР произойдет во второй половине июня.[89] И это все, что он сообщил по вопросу о дате в последние три недели перед войной (впрочем, стоит знать, что его работа в Японии была не совсем в добывании точных дат нападения Германии). Но таких сообщений и без него было предостаточно, и все были привязаны к месяцам и временам года. И все не сбылись, кроме тех, которые пришли в Центр, начиная с 11 июня.     

Кроме того, следует принять во внимание также и следующее:

1. 27 мая 1941 г. чехословацкая военная разведка, считавшаяся одной из самых сильных в Европе, получила достоверные данные о том, что нападение на Советский Союз произойдет 22 июня. Информация поступила от ценнейшего агента чехословацкой военной разведки в Абвере А-54 – Пауля Тюммеля. Эту информацию руководитель чехословацкой военной разведки генерал Франтишек Моравец передал  британской разведке МИ-6. Обе разведки издавна тесно сотрудничали, не говоря уже о том, что президент и правительство Чехословакии в эмиграции пребывали в Лондоне, как и само руководство разведки Чехословакии (которая фактически стала «филиалом» разведки английской).[90] В то же время, следует помнить, что с 16 мая 1935 г. между чехословацкой военной и советской разведками действовало секретное соглашение об обмене разведывательной информацией по Германии. Соответственно, руководство чехословацкой разведки либо самостоятельно, либо через своего президента – Э. Бенеша – передало эти данные советскому представителю в Лондоне для последующей передачи в Москву, Сталину, которому Бенеш был многим обязан. К тому же не следует забывать, что в непосредственном окружении самого президента Чехословакии в эмиграции Э.Бенеша находились агенты советской внешней разведки Яромир Смутный и Людмила Каспарикова. Информация ушла в Москву и по этим каналам. Не говоря уже о том, что информация из МИ-6 также шла в Москву полноводной рекой благодаря усилиям великолепной «кембриджской пятерке» – блестящих агентов советской внешней разведки. И поступавшая от чехословацкой разведки информация оказывалась втянутой в водоворот этих сообщений.

2. Наряду с чехословацкой военной разведкой активную разведывательную деятельность против Третьего рейха вела также и польская военная разведка. Это была не менее сильная спецслужба, чем чехословацкая. Польская военная разведка имела отличные  агентурные позиции на оккупированной немцами части Польши, а также в других странах Европы, благодаря чему была прекрасно осведомлена о плане гитлеровской Германии по нападению на Советский Союз. Информацию об этом она также как и чехи, передавала британской разведке МИ-6 (а оттуда информация шла на стол Сталину). Польская военная разведка уже 2 июня пришла к окончательному выводу о том, что нападению на СССР произойдет 22 июня 1941 г.[91]

Несмотря на то, что до начала войны Советский Союз не сотрудничал с польским правительством в эмиграции, тем не менее, внутри этого правительства у советской внешней разведки были сильные агентурные позиции. Прежде всего, это министр польского эмигрантского правительства в Лондоне «Генрих», а также «Садовник», который являлся одним из наиболее информированных членов правительства.[92] Оба поставляли очень серьезную информацию. Так что информация о дате нападения прошла, как минимум, по одному из этих каналов.

Кроме того, следует иметь в виду, что ГРУ внедрило своего агента в находившийся в эмиграции в Лондоне аппарат главнокомандования«СВБ» («Союз вооруженной борьбы»; польское название Zwizek Walki Zbrojnej, польская аббревиатура ZWZ), который занимался также и разведывательной деятельностью против Германии и СССР.[93] Речь идет о разведывательном центре Сикорского. Естественно, что добывавшаяся агентурой «СВБ» информация попадала и в Москву.

Короче говоря, каналы, а самое главное, источники для поступления информации польской разведки в руки советской разведки имелись, и очень серьезные. При этом необходимо также учитывать, что данные польской разведки, переданные британской разведки, уходили в Москву и по каналам «кембриджской пятерки» - так же, как и данные чехословацкой разведки. Одновременно следует принять во внимание, что в 1940 г. советская разведка сумела перехватить некоторые агентурные линии польской разведки в  военных кругах Германии. Произошло это в результате тщательной работы с попавшим в руки советских органов государственной безопасности капитаном польской военной разведки Ю. Сосновским, работавшим против Германии. Там он был арестован в середине 30-х гг.,  но затем обменен на арестованных в Польше немецких агентов и снова отправлен за решетку уже польскими властями. В 1939 г. сотрудники НКВД СССР обнаружили его во Львовской тюрьме и начали работать с ним. Работу вели выдающиеся асы советской разведки В.М.Зарубин и З.Воскресенская-Рыбкина. В результате, от Сосновского были получены данные на ряд не разоблаченных немцами его агентов в Германии, которые затем были использованы в интересах СССР. В отношении двух из них в общих чертах известно, что являлись важными источниками информации и сослужили хорошую службу советской разведке в 1940-1943 гг. [94]

Подытоживая выше изложенное, следует отметить, что есть все основания убежденно считать, что информация польской военной разведки также попадала в Москву до начала войны, в том числе и ее данные о точной дате нападения на СССР.  

Кроме того, не следует забывать, что в Третьем рейхе действовали также и агенты личной разведки Сталина:

1. Ольга Константиновна Чехова-Книппер — выдающаяся, мирового значения актриса театра и кино в первой половине ХХ в., внесшая беспрецедентный вклад в Великую Победу. В течение многих лет на стол Сталина регулярно ложились сообщения, подписанные очаровательным женским псевдонимом «Мерлин» (на самом же деле так звали одного из прорицателей далекого прошлого). За этим псевдонимом и скрывалась великая актриса.

Выдающаяся разведчица-нелегал, действовавшая под псевдонимом «Мерлин», она же Ольга Константиновна Чехова, работала на советскую разведку с 1922 по 1945 г. О масштабах ее разведывательной деятельности, объемах и особенно об уровне и качестве направлявшейся ею в Москву бесценной информации наглядно свидетельствуют следующие факты. Во-первых, связь между О.К. Чеховой и Москвой поддерживали сразу три радистки в Берлине и его окрестностях. Случай беспрецедентный в мировой разведывательной практике того времени. Использовавшая в качестве источников и подысточников информации свыше ста иностранцев, нелегальная резидентура Рихарда Зорге обслуживалась всего... одним радистом, а О.К.Чеховой их было три! Радистки О.К. Чеховой даже и не знали, чью информацию они передают. Постоянное наличие в распоряжении Чеховой трех независимых друг от друга каналов радиосвязи неудивительно, ибо, во-вторых, первоисточниками стратегически важной информации у нее были сами главари Третьего рейха - Гитлер, Геринг, Гесс, Геббельс, Кейтель, Шпеер и прочие, а также их жены и любовницы, с которыми она поддерживала тесные дружеские связи (например, «дружбу» с той же Евой Браун Ольга Чехова завела по указанию Москвы еще тогда, когда Гитлер только рассматривал ее кандидатуру на роль постоянной любовницы - в начале 30-х гг. прошлого века). Гитлер, что называется, души не чаял в Ольге Чеховой и, присвоив ей специально для нее же учрежденное звание Государственной артистки Третьего рейха, приглашал ее на самые престижные мероприятия, во время которых демонстративно оказывал ей знаки высшего внимания (например, неизменно усаживал ее рядом с собой).

Естественно, что Сталин едва ли не повседневно достоверно знал, что делает и что думает Гитлер, а заодно и его окружение. А в поток этой информации, в-третьих, органически вплеталась также бесценная информация от субагентов лично Ольги Константиновны — старших офицеров вермахта: Альбрехта фон Квирингейма (штаб ОКВ), Вернера фон Хефтена и Эберхарда Финка (штаб ОКХ). О.К. Чехова завербовала их, когда они были еще лейтенантами. К концу войны все трое были полковниками. Первые два были казнены гестапо за участие в заговоре против Гитлера от 20 июля 1944 г. Тогда едва не пострадала сама О. Чехова. [95]

2. Марика Рёкк (урожденная Мария Керер) - выдающаяся, мирового значения артистка театра, эстрады и кино в первой половине ХХ века. Если ориентироваться на шкалу особо ценной агентуры, то разведывательный статус Марики Рёкк фактически равен статусу О.К. Чеховой. Ибо и ее источниками информации были все те же главари Третьего рейха, правда, в силу своей профессии она была все-таки ближе к Геббельсу. Марика Рёкк формально принадлежала к агентурной группе советской военной разведки, носившей условное название «Крона». Ее создателем был один из самых выдающихся советских военных разведчиков ХХ в. легендарный Ян Черняк, о котором говорилось выше. Группа была создана еще в середине 20-х гг. ХХ в. и действовала около 18 лет. Ни один из ее членов не был раскрыт противником. Между тем в нее входило свыше 30 человек, большинство из которых стали видными офицерами вермахта, крупными промышленниками рейха. По каналам этой группы шла бесценная для советского руководства и командования информация. Ввиду особой ценности информации М.Рёкк, она была переключена на связь с личной разведкой Сталина.[96]

3. Граф Сергей Алексеевич Вронский (1915—1998) — талантливый ученый-астролог и очень близкий к заместителю Гитлера по партии Рудольфу Гессу человек. Особенность разведывательного статуса С.А. Вронского заключалась в том, что он с детства блестяще владел оккультными дисциплинами - астрологией, хиромантией, магией, обладал отличными способностями к гипнозу и психотерапии, был отличным экстрасенсом-медиком. И, судя по всему, он использовался именно в этом направлении, так как был близко знаком не только с верхушкой Третьего рейха, но и поддерживал близкие дружественные отношения с личным астрологом Гитлера Карлом Эрнстом Крафтом.

Как это явствует из весьма скромных описаний его жизненного пути, Вронский был занят информационным освещением наиболее тайной части нацистского режима - его связи с оккультными силами. В том числе и связи через оккультные каналы с наиболее могущественными закулисными силами Запада. Граф был вхож, в частности, в круг членов тайного общества «Врил», создателем и главой которого являлся уже упоминавшийся выше Карл Хаусхофер. В тех скудных сведениях о его тайной работе на Советский Союз и Сталина, которые ныне известны, есть (правда, весьма глухие) намеки на какое-то его участие в проекте рейхсфюрера СС Г. Гиммлера - «Аненербе» («Наследие предков»).

С.А. Вронский одним из первых установил дату вторжения - 22 июня 1941 года. И если исходить из его скупых слов, то это произошло где-то в начале весны весной 1941 г. Дело в том, что на основании именно его астрологического прогноза Р. Гесс принял решение о полете в Англию, к которому ему еще надо было подготовиться. Правда, тут следует иметь в виду, Гесс знал дату нападения от Гитлера, причем явно до 30 апреля 1941 г., когда фюрер впервые озвучил ее перед генералитетом ещё как вероятную или предпочтительную.

Наряду с Р. Зорге, С.А.Вронский также одним из первых еще конце 30-х гг. проинформировал Москву об угрозе нападения Германии в 1941 году. Зорге сообщил об этом в одной из январских 1937 г. телеграмм со ссылкой на своего «друга» О.Отта – тогда военного атташе Германии в Японии. А вот Вронский весной 1938 г., так как тогда в Германии под контролем СС произошло особо секретное совещание астрологов, которое рекомендовало Гитлеру определить время нападения на СССР на май 1941 г.[97]

Завершая этот краткий, но, как представляется, достаточно информативный анализ по одному из важнейших вопросов деятельности советской разведки (подразумевая все сообщество советских разведывательных служб того периода) накануне войны, невозможно не указать еще два случая установления точной даты нападения.

Еще в первых информационных сигналах 1938-1939 гг. о грядущем в ближайшем будущем нападении Германии на Советский Союз указывалось, что это вероятно произойдет примерно через два года. Наиболее значимо этот срок возможного нападения засветился в полученной в промежутке с 17 по 19 июня 1939 г. информации о готовности Гитлера пойти на подписания договора о ненападении. В этой информации отмечалось, что Гитлер рассчитывает на то, что такой договор будет иметь значение примерно два года![98]

У Сталина же, как известно, была могучая и очень цепкая память. И когда во второй декаде июня 1941 года стали поступать сообщения разведки с уже более или менее конкретными данными о дате нападения, то, естественно, не вспомнить о той информации от июня 1939 г. он просто физически не мог. Хотя бы потому, что Гитлер сам выболтал Сталину примерный срок нападения в своем майском (1941 г.) письме, в котором прямо указал, что примерно 15-20 июня он якобы начнет переброску своих войск с германо-советской границы на запад для «войны с Англией». Но когда на стол Сталина действительно стали ложиться донесения разведки с более или менее точными сведениями о дате нападения, то, вне всякого сомнения, круг, что называется, замкнулся. Все концы со всеми концами сходились – нападение произойдет в июне, 22 числа. Как раз через два года.

Говоря о результативности деятельности советских спецслужб в установлении точной даты и времени нападения нельзя обойти и серьезный вклад советской контрразведки. В последние месяцы перед войной она также выполняла серьезные разведывательные функции, применяя для этого весь арсенал агентурных и технических средств. В результате скрупулезного фиксирования огромного количества формально мелких деталей и нюансов советская контрразведка создавала подтверждавший непосредственно разведывательную информацию фон. Первоочередными объектами наблюдения были дипломатические и иные представители Германии, Японии, Италии, Словакии, Турции, Румынии, Венгрии, Англии и США. Огромный пласт интересных деталей поставляла транспортная контрразведка.  позволяло четко видеть, что дата нападения, увы, приближается неумолимо. Не меньшую роль играл и перехват и расшифровка дипломатической и иной переписки иностранных представительств. Кроме того, широко использовался и радиоперехват. Все это позволяло четко видеть, что приготовления Германии к нападению завершены и дата нападения в самом ближайшем тогда будущем, увы, приближается неумолимо. К сожалению, в одной статье невозможно рассказать обо всем, что касается вклада советской контрразведки, но то, что он значительный, весомый – можно быть абсолютно уверенным. Наиболее ярко ее вклад представлен в известной книге «Секреты Гитлера на столе у Сталина» М., 1995).       

Исходя из всего массива информации, особенно же после ее оригинальной проверки 18 июня, Сталин предпринял все необходимые меры для того, чтобы советские войска дали бы достойный отпор зарвавшемуся авантюристу-агрессору. Войскам было дано указание перейти в состояние боевой готовности, особенно первому эшелону прикрытия. Увы, не получилось, однако же, не по вине Сталина. 

И в заключение хотелось бы отметить еще одно очень важное обстоятельство. Непонятно на каком конкретно основании в отечественной  историографии о войне сложилась едва ли не твердокаменная убежденность в том, что-де Гитлер неоднократно переносил сроки нападения на СССР, причем за аналогию берут многократный перенос даты нападения Германии на Францию. И что это якобы послужило для Сталина основанием с недоверием относиться к сообщениям разведки о дате нападения. Более того. Почему-то по-прежнему существует полная убежденность, что и югославские события весной 1941 г. вынудили Гитлера перенести срок нападения на СССР.

Тщательная проверка ныне доступных материалов однозначно показывает, что это, увы, глубочайшие заблуждения, дезинформирующие историческую науку, а заодно общественное мнение. Ничего подобного не было. Дата нападения – 22 июня 1941 г. – сидела в сознании главного нацистского преступника с самого начала. Точнее, с момента утверждения Директивы по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск по «Варианту Барбаросса» от 31 января 1941 г., хотя там и было указано, что «Подготовительные работы нужно провести таким образом, чтобы день наступления (день “Б”) могло быть начато 21.6.».[99]

Но если обратиться к записи от 30 мая 1941 г. в хорошо известном все историкам дневнике Ф.Гальдера, которая содержится на стр. 553 второго тома этого дневника, то любой может убедиться в том, что дата 22 июня давно была назначена Гитлером. Гальдер ясно указал, что «фюрер решил, что срок начала операции “Барбаросса” прежний – 22 июня»![100] Слово «прежний» в записи начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии и означает, что эта дата была утверждена Гитлером давно.

Нацисты прилагали колоссальные усилия, дабы скрыть истинную дату нападения. Именно по этой причине они запускали многочисленные дезы с различными сроками – как датированными, так и приблизительными либо по месяцам, либо по временам года. Однако в действительности информация об этой дате вырвалась из-под их контроля, как минимум, еще в апреле 1941 г., ибо о ней упоминал, например, британский посол в Москве Криппс, который в порядке предсказания назвал дату 22 июня в начале третьей декады апреля 1941 г., в связи с чем германский военно-морской атташе в Москве Норберт фон Баубмах уже 24 апреля сообщил в Берлин, что он опровергает это, как слухи.[101] Узнать же об этой дате англичане могли лишь благодаря усилиям своей разведки, а также чехословацкой и польской разведок, но более всего, от американцев, которые обменивались разведывательной информацией с Лондоном. Перед генералами же фюрер впервые озвучил дату 22 июня только 30 апреля 1941 г.

А что касается роли югославских событий в том, что нападение произошло 22 июня, то никакой роли нет. Их более важная роль была в том, что они оттянули на себя определенную часть сил вермахта, которые могли бы быть переброшены на Восточный фронт. И за это, как говорится, спасибо братьям-сербам.

Такова Подлинная Правда в вопросе о том, что знала советская разведка о дате нападения.

А что касается неминуемой неизбежности предрешенной кровавой трагедии 22 июня 1941 г., то следует иметь в виду, что не раз и не два  разведка сообщала также и о том, что Красную Армию ожидает предательство в форме подставы под разгром, вследствие чего она будет разгромлена в приграничных сражениях! Вот выдержка из одного из таких сообщений: «Русская армия поставит себя под удар немецкого наступления в западной части СССР и будет там разбита в кратчайший срок. Резидент ГРУ. 28. .5. 1941 г.».[102]

Подобные сообщения, в том числе и с указанием различных вариантов разгрома войск и государственного переворота на фоне поражения в начале войны, стали поступать в Москву еще с 1935 года.[103] (Это вообще было одним из вариантов планов  антисталинской оппозиции по свержению «тирана» и шло красной нитью в указаниях того же Троцкого своим подельникам в СССР пока его самого не грохнули «ледорубом».) Такая информация поступала вплоть до 22 июня 1941 г.[104] Увы, но у нас из высшего эшелона военного руководства произошла даже утечка информации о содержании единственного официального плана отражения агрессии. И «Вариант Барбаросса» германское командование и Гитлер утверждали 18 декабря 1940 г., зная суть нашего плана отражения агрессии.

А с конца 1936 г. уже было известно, что в Германии разработан первый вариант плана агрессии, носивший в то время «скромное» название «Восточная кампания». Информация об этом была доложена Сталину 10 февраля 1937 г.[105] С того же времени было известно, что Минск будет захвачен на пятые сутки с начала агрессии. В 1940 г. – начале 1941 г. эта информация была подтверждена еще раз, а в мае 1941 г. она была подтверждена еще и документально.[106]

Все так и произошло. Приграничное сражение было вдребезги проиграно Красной Армией, к предместьям Минска передовые отряды вермахта подошли уже 26 июня, а с 16.00 28 июня в столице Белоруссии уже хозяйничали гитлеровцы…

                        Арсен Мартиросян, член Союза писателей России.

 

 

[1] Бондаренко А.Ю., Ефимов Н.Н. Тайные страницы Великой Отечественной. М., 2009, с. 11.

[2] Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2 т. М., 2002, в 2 т.,  т 1, с. 254.

[3] Распоряжение главнокомандующего сухопутными войсками Германии о назначении срока начала наступления на Советский Союз от 10 июня 1941 г. См. Секреты Гитлера на столе у Сталина. Сб. архивных документов. М., 1995, с. 214-215.

[4] РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 359. Л. 103-110.

[5] РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 359. Л. 103-110.

[6] РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 359. Л. 103-110.

[7] Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. М., 2005, с. 94.

[8] РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 359. Л. 103-110. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. I. Книга 2. М., 1996, с. 284.

[9] Попов А.Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. М., 2002, с. 121+ Кисловский.

[10] Азаров Н.И. Осажденная Одесса. М., 1966, с. 14.

[11] Попов А. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. М., 2002. С. 121-122;

[12] Попов А. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. М., 2002, с. 122.

[13] Только по открытым ныне архивным и иным данным перебежчиков из германской армии было не менее 24 человек. Из венгерской армии дало деру на нашу сторону 98 человек. Румын немного поменьше, но значительно больше чем немцев. Все они тщательно опрашивались сотрудниками разведки пограничных войск, а полученная от них информация тщательно проверялась, в том числе и через закордонную агентуру, а также путем направления на сопредельную сторону специальных разведчиков. Затем, после проверки, она учитывалась в разведывательных сводках, а также своевременно сообщалась органам военной разведки и армейскому командованию на местах. 

[14] Чугунов А.И. Граница накануне войны. М., 1985, с. 97.

[15] Центральный музей пограничных войск. Документальный фонд. П-8. Д. 9. Л. 27.

[16] Федюнинский И.И. Поднятые по тревоге. М., 1960, с. 11-12.

[17] Центральный музей пограничных войск. Документальный фонд П-8. Д. 9. Л. 100.

[18] Паджев М. Через всю войну. Изд. 3-е, доп. М., 1983, с. 20. М.Паджев – бывший начальник 10-й пограничной заставы 94-го пограничного отряда.

[19] Центральный музей пограничных войск. Документальный фонд. П-8. Д. 9. Л. 27.

[20] Паджев М. Через всю войну. Изд. 3-е, доп. М., 1983, с. 20.

[21] Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. М., 2005, с.172.

[22] Пограничник. 1967. № 12, с. 22.

[23] Пограничник. 1965. № 7, с. 32.

[24] Сандалов Л.М.На главном направлении. М., 1970, с. 73.

[25] Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. М., 2005, с. 43.

[26] Пограничник. 1967. № 12, с. 22.

[27] Рокоссовский К.К. Солдатский долг. Издание с восстановленными по оригиналу рукописи купюрами цензуры. М., 1997, 30.

[28] Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. М., 2005, с. 101.

[29] Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1972, с. 232-233; М., 1979, с. 236; М., 1990, с. 369-370.

[30] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. II, книга 1 – Начало. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 38.

[31] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. II, книга 1 – Начало. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 38.

 

[32] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. II, книга 1 – Начало. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 132-133 со ссылкой на РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 279. Л. 2. Копия.

[33] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. II, книга 1 – Начало. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 132-133 со ссылкой на РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 279. Л. 2. Копия.

[34] На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В.Сталиным (1924-1953 гг.). Справочник/Научный редактор А.А.Чернобаев. М., 2008, с. 317.

[35] Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. Сборник документов и материалов. М., 1970, с. 397.

[36] Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. Сборник документов и материалов. М., 1970, с. 19.

[37] Внешняя политика СССР. Сборник документов. М., 1946. Т. IV. Док. № 519. Орлов А. Сталин: в преддверии войны. М., 2003, с. 365.

[38] Передача состоялась как бы неофициально, в процессе встречи 13 июня советского посла в Лондоне И.Майского с министром иностранных дел Великобритании. Орлов А. Сталин: в преддверии войны. М., 2003, с. 360. История Второй мировой войны 1939-1945 гг. М., 1974, с. 397.

[39] Оно было достигнуто только 14 июня 1941 года. У.Черчилль дал Гитлеру гарантию, что второй фронт не будет открыт до 1944 года. Впоследствии он сам проболтался об этом советскому послу И.Майскому 4 сентября 1941 года. Да, в общем-то, он и не скрывал этого даже в переписке со Сталиным. Конечно, у Черчилля хватило ума и политической изворотливости лично не засветиться в столь грязном деле. Однако то, что этот сговор был на самом деле, в своем последнем слове перед оглашением смертного приговора, подтвердил бывший министр иностранных дел Третьего рейха Й.Риббентроп, который озвучив этот факт, назвал эти гарантии «заявлением о дружеских заверениях, которые дал мне Черчилль». Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Т. 3. С. 440; Т. 4. С. 263; Мягков М. Союзники-антагонисты // НВО. 2002. № 19. Министерство иностранных дел СССР. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. I, М. 1976, с. 17. Нюрнбергский процесс. М., 1961, Т. VII, с 271.

[40] Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. Сборник документов и материалов. М., 1970, с. 397.

[41] Чугунов А.И. Граница накануне войны. М., 1985, с. 139.

[42] Сообщение резидента ГРУ в Будапеште – «Марса». См. ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 24119. Д. 4. Л. 7497. Копия.

[43] Сообщение резидента ГРУ в Берлине – «Арнольда». См. Лота В. «Альта» против Барбароссы». М., 2004, с. 349. До этого «Арнольд» телеграммой от 12 июня 1941 г. сообщал, что вероятный срок нападения 15-20 июня. См. там же, с. 309.

[44] Берия в тот период являлся первым заместителем председателя Совета Народных комиссаров СССР и Народным комиссаром внутренних дел СССР.

[45] В сообщении также были указаны  объекты бомбардировок и назначения начальников военно-хозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории. ЦА ФСБ. Ф. 3 ос. Оп. 8. Д. 58. Л. 1914-1916.

[46] Правда, 8 мая 1988 г.

[47] Akten zur deutschen auswärtigen Politik. Serie D. Bd. XII, 2. Baden-Baden, 1961. Dok. № 631. Приводится по: Вишлёв О.В.  Накануне 22 июня 1941 года. М., 2001, с. 58. Der Tagebücher von Joseph Goebbels. Sämtliche Fragmente/ Hrsg. von E. Frölich. München etc., 1987. Teil 1. Bd. 4, S. 696.

[48] Секреты Гитлера на столе у Сталина. М., 1995, с. 232-233

[49] В это легко убедиться, прочитав ее мемуары. См.: Воскресенская З. Под псевдонимом Ирина: Записки разведчицы. М., 1997. 

[50] Громыко А.А. Памятное. Т. 1. М., 1988, с. 199-204, особенно с. 202, 204.

[51] Дамаскин И.А. Сталин и разведка. М., 2004, с. 174.

[52] В частности, был составлен знаменитый и хорошо известный всем историкам войны «Календарь сообщений «Старшины» и «Корсиканца», который, если честно, ничего принципиального не дает. Это всего лишь хронология поступления информации от этих агентов берлинской резидентуры, без какого-либо анализа. Аналогичный документ был составлен и в ГРУ, и также без анализа. Ни тот, ни другой не были доложены Сталину.  

[53] Stevenson W. A Man called Intrepid. The Secret War the Authentic Account of the most decisive intelligence operations of World War II — and the superspy who controlled them. N.Y., 1977. P. XVI, XVIII, XXIII. Цит. по: Яковлев Н.Н. ЦРУ против СССР. М., 1983. С. 327.

[54] Есть все основания утверждать, что эти данные британская разведка получила с помощью своего агента действовавшего под псевдонимом «Фил». В середине 30-х гг. он находился на связи у сотрудника британской разведки, помощника британского военно-воздушного атташе в Берлине полковника Кристи. Кто был его дальнейшим куратором – установить невозможно.  «Фил» - это Адольф Эрнст Хойзингер, с середины октября 1940 г. начальник Оперативного управления Генерального штаба сухопутных войск вермахта (ОКХ), заместитель начальника Генштаба ОКХ. Проще говоря, глава «мозга» генерального штаба сухопутных сил Третьего рейха. Генерал А. Хойзингер являлся особо доверенным лицом А. Гитлера в Высшем военном командовании Германии и отвечал за планирование военных операций. Судя по всему, А. Хойзингер был завербован британской разведкой - как агент на перспективу - еще находясь в британском плену, куда он угодил, будучи младшим лейтенантом пехоты во время битвы на Сомме в 1916 г. в период Первой мировой войны. В плену находился вплоть до 1919 г. - срок, более чем достаточный для вербовки и подготовки агента. По возвращении в Германию в кратчайшие сроки стал наиболее доверенным лицом и главным протеже знаменитого германского генерала, идеолога и вдохновителя восточной, то есть прагматичной просоветской ориентации рейхсвера и сотрудничества последнего с РККА, — Ганса фон Секта. В период советско-германского сотрудничества в военной сфере с 1922 г. и до привода в 1933 г. Гитлера к власти, А. Хойзингер снабжал британскую разведку подробнейшей информацией о всех его аспектах и перипетиях. В том числе и о взаимоотношениях между генералитетами двух армий, о состоянии рейхсвера и РККА и т.д. Эта информация была доступна ему, так как он постоянно находился в Главном штабе рейхсвера. Именно Адольф Хойзингер информировал британскую разведку о сложившемся военно-геополитическом заговоре германских и советских генералов. Как известно, заговор был направлен на одновременное свержение Гитлера и Сталина, установление военных диктатур в Москве и Берлине и дальнейшего формирования трио военных диктатур по оси Берлин—Москва-Токио с подключением также и Рима Муссолини. Именно Хойзингер информировал англичан о разработанном и переданном Тухачевским германским генералам плане поражения СССР в случае войны с Германией, вследствие чего в Советском Союзе должен был произойти прогерманский государственный переворот. Эта информация представляла колоссальную угрозу интересам безопасности самой Великобритании. Заговорщики планировали территориальные и экономические уступки Германии и Японии, опираясь на которые те повели бы ожесточенную борьбу против англосаксонского Запада за счет коренного ущемления интересов СССР. Исходя из этого британская разведка чрезвычайно искусно, чужими руками, но едва ли не в прямом смысле «нейрохирургическими методами» завалила весь этот заговор, конвертировав его в Мюнхенскую сделку с Гитлером. В этой операции были задействованы и инициативный агент стратегического влияния МИ-6 - глава германского абвера адмирал Канарис, и руководство чехословацкой военной разведки (Франтишек Моравец), и агент последней «А-54» — специально подставленный Канарисом майор абвера Пауль Тюммель и т.д. и т.п. Именно Хойзингер как начальник Оперативного управления Генштаба ОКХ знал о планах Гитлера напасть на СССР именно 22 июня 1941 г., ибо до 10 июня 1941 г. эта идея еще не была утверждена в письменном виде. Опираясь на информацию Хойзингера и данные союзных Англии разведок, а также материалы радиоперехвата, в Лондоне до 22 июня 1941 г. знали, что нападение произойдет 22 июня, потому как Гитлер планировал превзойти Наполеона.  После Второй мировой войны Адольф Эрнст Хойзингер, к сожалению, избежал сурового приговора Нюрнбергского трибунала благодаря своим британским покровителям. Фактически именно он воссоздал германскую армию - бундесвер, затем был на руководящих постах в военном командовании НАТО и лишь настойчивые разоблачения Советского Союза, хотя и с опозданием, но положили конец его карьере.

[Zaman.]

Как Гитлера заставили напасть на Советский Союз по «Варианту Барбаросса»?

 

Увы, но именно в те самые дни завершалась и тайная операция Великобритании, преследовавшая цель заставить-таки Гитлера напасть на Советский Союз в намеченные им сроки и в соответствии с «Вариантом Барбаросса». Тайна этого сговора является одной из самых актуальных и не раскрытых, но вызывающих жгучий интерес  исследователей и внимающих их трудам проблем в истории Второй мировой войны. И отнюдь не случайно. Ведь сутью этого сговора Англии с Гитлером явилось то, что именно в середине июня 1941 г. фюреру наконец-то был гарантирован безопасный однофронтовой разбой против СССР до 1944 года, вследствие чего он и приступил к практической реализации «Варианта Барбаросса».

                

В попытках раскрыть эту тайну, некоторые исследователи озадачиваются вопросом «Кто заставил Гитлера напасть на Сталина?»,[2] не подозревая, что в этом нет особого смысла. Потому как ответ известен давно – Англия, точнее PERFIDIOUS ALBION, обобщенно в геополитическом смысле – PERFIDIOUS WEST.

Ну а кто персонально, то есть с указанием фамилии, имени, отчества, должности, званий и т.п. биографических данных, - вообще никакой особо принципиальной роли не играет. Хотя также давно и принципиально известно, что за кулисами сговора стоял У.Черчилль и те закулисные силы, которые стояли за его спиной. Просто у Черчилля хватило тогда ума лично не светиться в таком сговоре и уж тем более не оформлять его в письменной форме, как, например, его сумасшедший предшественник Н.Чемберлен оформил Мюнхенский сговор.   

Более того. Вопрос «Кто заставил Гитлера напасть на Сталина?» еще и потому не имеет смысла и актуальности, что вся суть в таком случае сводится якобы к противостоянию и противоборству двух лидеров своих государств. Но это в корне неверно. То была война цивилизаций, война на абсолютное уничтожение (со стороны Германии), с абсолютно четко выраженным геополитическим, цивилизационным, этническим и по совокупности человеконенавистническим характером со стороны Третьего рейха. Прежде всего, по отношению к Востоку, в первую очередь по отношению к СССР. И это доказано документально. Так что сводить всю суть такой войны только к противостоянию и противоборству двух лидеров, - ну что может быть ошибочней.

В то же время аналогичные попытки других исследователей разгадать эту же тайну привели, мягко выражаясь, к досадному результату. В историографии Второй мировой и Великой Отечественной войн появилось утверждение о том, что-де последовавшие после визита Молотова в Германию в ноябре 1940 г. некоторые дипломатические шаги Советского Союза сыграли роковую роль во время тайных переговоров Р.Гесса с руководством Англии в мае-июне 1941 г. Речь идет, прежде всего, о врученной Молотовым послу Германии в Москве Шуленбургу ноте от 25 ноября 1940 г., являвшейся письменным ответом на устное предложение Риббентропа от 13 ноября 1940 г. В соответствующей части настоящей статьи документ приведен полностью и с необходимыми комментариями. Здесь же сразу отметим следующее.

1. Утверждается, что советская нота от 25 ноября 1940 г. якобы сыграла роковую роль козырного туза в аргументации Гесса, стремившегося убедить руководство Англии в необходимости полюбовного соглашения с Германией. Ядром этой аргументации был тезис о том, что нет никакого смысла надеяться на помощь Советского Союза, ибо его правительство якобы планирует прибрать значительную часть британского наследства. Более того. Утверждается, правда, также полностью бездоказательно, что Гесс якобы предъявил этот документ английской стороне, и в итоге получил согласие официального Лондона на безнаказанность однофронтового разбоя на Востоке, после чего и прозвучал сигнал «Дортмунд», означавший финальную санкцию Гитлера на начало боевых действий против Советского Союза.[3]

2. При анализе якобы роковой роли, которую будто бы сыграла советская нота от 25 ноября 1940 г. в тайных переговорах между Р.Гессом и представителями руководства Великобритании, особый акцент делается на следующее.  Якобы Советский Союз изложил в нем свои геополитические претензии на часть Британской колониальной империи. Что, собственно говоря, якобы и возмутило бриттов, молча согласившихся на агрессию Гитлера против СССР.[4]

При беглом взгляде на этот документ, в чем у читателей будет реальная возможность, может сложиться впечатление, что вроде так оно и было на самом деле. Однако и, увы, в данном случае уместно вспомнить известную русскую поговорку – «Федот, да не тот».  Потому как изложенная выше интерпретация событий не столь уж и далекого прошлого не соответствует действительности. А ведь оценки жепрошлого должны соответствовать реалиям прошлого. Тем более, когда речь идет о войне и мире. А это, в свою очередь, требует учета максимально широкого круга различных аргументов, фактов, деталей и нюансов международной обстановки, внешней политики и деятельности спецслужб наиболее заинтересованных держав. Именно в этом гарантия, по крайней мере, хотя бы минимума соответствия реалиям прошлого. 

А вот полного соответствия реалиям прошлого можно добиться лишь постановкой правильного вопроса. И в данном случае особую актуальность представляет вопрос в следующей формулировке: В какой момент, и какими конкретно краплеными геополитическими картами обменялись руководство Англии и гитлеровский эмиссар, что в итоге Гитлер принял решение начать-таки нападение на СССР,  и как фюрер поверил английским гарантиям о том, что второй фронт не будет открыт в течение длительного времени?

Проще говоря, на какой конкретно основе произошел очередной англо-германский сговор, приведший к началу практической реализации «Варианта Барбаросса», какие козырные, но априори крапленые карты они разыграли?

... Еще с середины июня 1939 г. советское руководство обладало неопровержимыми данными о том, что до нападения Германии на Советский Союз осталось примерно два года.[5] Последовательность агрессивных действий Гитлера была известна также летом 1939 г.: «Покончив с Польшей, Германия со всей яростью обрушится на западные демократии, сломит их гегемонию, указав одновременно и Италии более скромную роль. После того, как будет сломлено сопротивление западных демократий, последует крупная схватка Германии с Россией, которая окончательно разрешит германские потребности в жизненном пространстве и сырье».[6]

Зная это, Советский Союз всеми силами стремился договориться с западными демократиями, но, увы, из-за их позиции, Москве пришлось пойти на заключение Договора о ненападении Германией, ясно понимая не только то, что это всего лишь короткая отсрочка неминуемо неизбежной войны. Советское руководство отчетливо осознавало и то, что в случае победы Германии над Польшей возникнет не столько общая германо-советская граница, сколько реальный рубеж, с которого и начнется нападение Германии на СССР. Собственно говоря, именно поэтому и были определены сферы интересов СССР. После вхождения 17 сентября 1939 г. советских войск в Западную Украину, Западную Белоруссию, а в 1940 г. и после вхождения Бессарабии, и государств Прибалтики в состав СССР, они обрели и очертания государственной границы. Тем более, что уже было ясно, что Гитлер реально начал военное планирование нападения на Советский Союз. Руководство СССР пошло на эти шаги, дабы максимально возможно, но рамках общепонятных для Запада и принятых им постулатов отдалить государственную границу от наиболее важных центров СССР. Этим важнейшим постулатом была линия Керзона, на которой и остановилось продвижение Советского Союза на Запад.

В конце ноября 1939 г. Сталин получил сообщение разведки, в котором говорилось о содержании выступления Гитлера перед своими генералами 23 ноября 1939 г. Фюрер тогда сказал: «Мы сможем выступить против России лишь после того, как освободимся на Западе».[7] Информация свидетельствовала о том, что Гитлер был «по-прежнему принципиален» в своей агрессивности.[8] То есть, едва выкатившись на границу с СССР, Гитлер тут же заговорил о превентивной войне, проще говоря, об агрессии. И это при наличии договоров о ненападении и границе!?

Сталин же, будучи вынужденным, скрепя сердце, пойти на заключение договора о ненападении, отчетливо понимая, что возникающая из-за этого общая граница с Германией будет не мирной границей, а всего лишь рубежом, с которого и начнется нападение на Советский Союз, немедленно стал готовиться к отпору агрессии. Тем более что уже точно знал, что война неминуемо неизбежна в самом ближайшем будущем.

Как выяснилось, увы, только 24 февраля 1941 г. благодаря проверенному агенту берлинской резидентуры НКГБ СССР «Экстерну», едва выкатившись на границу с СССР, германский генеральный штаб заказал находившему в Берлине генералу П.Краснову аналитический обзор. Тема заказанного аналитического обзора была сногсшибательная -  «Поход Наполеона на Москву в 1812 г. Теоретический разбор вопроса о возможности такого похода в ХХ веке и возможные последствия подобной акции»![9] Не больше, не меньше! Как правило, этот факт воспринимается (если вообще учитывается) лишь, как некая попытка спрогнозировать возможность повторения нашествия Наполеона на Россию в 1812 г.[10]  А ведь это неверно. Наполеон-то шел на Россию (как бы) транзитом, имея в виду главную свою цель – Индию, уже тогда являвшуюся особым бриллиантом в короне Британской империи! Почему-то это обстоятельство при анализе как бы выскальзывает из поля зрения. Но именно тут-то и «зарыта собака», ибо это и есть квинтэссенция того, что затем и произошло в июне 1941 г. Особенно, если вспомнить, два важнейших обстоятельства, которые почему-то тоже всегда ускользают из поля зрения исследователей. Во-первых, намертво укоренившееся название гитлеровской агрессии – «План Барбаросса» - мягко говоря, не совсем точно. В переводе с немецкого слово “Fall” первым значением имеет слово «вариант». Кстати говоря, вариативное планирование и обозначение операций весьма характерно для тогдашнего образа мышления и работы германского генерального штаба. Следовательно, более точное название гитлеровской агрессии – «Вариант Барбаросса». Более того. Если есть «Вариант Барбаросса», как план агрессии против СССР, следовательно, есть и другой вариант агрессии против СССР. И он действительно был.

Во-вторых, через два месяца после утверждения «Варианта Барбаросса», 17 февраля 1941 г. на совещании верховного командования в ставке Гитлера был принят план, согласно которому вермахт должен был пройти через Балканы, Ближний Восток, Турцию и Иран в Афганистан, чтобы затем, преодолев Гиндукуш, вторгнуться в Индию. В принятом документе  было зафиксировано, что целью операции должно было стать соединение наступающих частей вермахта  с передовыми японскими частями на восточных границах Индии. А буквально накануне нападения на СССР, 11 июня 1941 г. Гитлер подписал Директиву № 32, придав описанному выше плану статус плана дальнейших действий. Директива так и называлась – «Подготовка к периоду после осуществления плана “Барбаросса”», хотя слово «план» здесь также не совсем уместно, но так, увы, по укоренившейся традиции переводят. 

И если, зная об этом, вернуться обратно в 1939 г., то едва ли покажется случайностью, тем более в сопоставлении с фактом такого красноречивого заказа П.Краснову, что  уже 3 ноября 1939 г. в германский генштаб поступила докладная записка «Политика и ведение войны на Ближнем Востоке».[11] Ее автором был  являвшийся офицером по особым поручениям при начальнике штаба Верховного командования вооруженными силами (ОКВ) генерале В.Кейтеле[12], прозванный Лоуренсом Афганским специалист по Ближнему и Среднему Востоку, полковник германской военной разведки Оскар фон Нидермайер. Суть его записки была сосредоточена в предложении совместно с СССР нанести удар по Британской империи через Кавказ. О.фон Нидермайер предложил также в целях сковывания английских войск в Индии и недопущения их переброски в метрополию, поднять восстание пуштунских племен в Афганистане. Поразительно, но после недолгого рассмотрения, план Нидермайера был одобрен германским генштабом.

Начальник оперативного отдела штаба ОКВ генерал Альфред Йодль в своем докладе от 6 января 1940 г.  указал, что в Афганистане необходимо все усилия направить на разжигание мятежа пуштунских племен с целью создания угрозы Индии. А.Йодль подчеркнул, что основная цель – недопущение  переброски английских войск из Индии на Британские острова.[13]

Что на самом деле явилось основанием для возникновения такой идеи у Нидермайера, непонятно до сих пор. Никакие известные на сегодня данные (как советские, так и иностранные) не дают ни  малейшего основания даже для  предположения о том, что-де со стороны СССР мелькнула хотя бы тень намека на что-либо подобное. Тем более по состоянию на 1939 г. И единственное, что остается допустимым в плане предположительного объяснения этого факта, состоит в следующем. Прежде всего, необходимо вспомнить специфический образ военно-геополитического мышления представителей ближайшего окружения известного германского генерала Г.фон Секта, в число которых входил и О. Нидермайер. Выше об этом уже не раз говорилось, но, увы, в связи с особой важностью исследуемого вопроса, придется повторить. С начала 20-х гг. прошлого века его суть состояла в следующем: «В данный момент русской армии не существует и, может быть, еще долгое время она не будет существовать. Однако военная мощь измеряется не только числом, качеством, силой и вооружением воинских частей. Она складывается из географических, стратегических и экономических факторов в единое целое, которое зависит также от численности населения и обширности территории. Страна, численность населения которой втрое превосходит численность нашего, потенциальные ресурсы которой беспредельны, страна, которая простирается от Балтики до Тихого океана и от Черного моря до Северного Ледовитого океана, будет играть в будущей мировой войне важнейшую роль. Тот, кто будет действовать против нее, натолкнется на трудно преодолимые препятствия. Кто будет с ней – до бесконечности расширит свое поле действий и свои возможности выступления во всех уязвимых пунктах земного шара. Все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы в будущих реваншистских войнах СССР был нашим союзником. Если он не будет нашим союзником, то, прежде чем свести счеты с Францией, мы должны победить его, что потребует длительных и дорогостоящих усилий».[14]

То, что здесь упомянута Франция - не должно смущать. В те времена германские генералы буквально кипели особо дикой злобой именно против Франции, как одной из стран-победительниц в Первой мировой войне, более всего унизившей поверженную Германию. Однако те же германские генералы прекрасно знали, что за спиной Франции стоит Англия. Так что эта злоба распространялась и на Коварный Альбион. Соответственно, если подставить на место Франции Англию в конце этой цитаты, или просто добавить Англию, то получим исходный постулат, танцуя от которого Гитлер впоследствии формулировал свои экспансионистские претензии на мировое господство:  «Политику завоевания новых земель в Европе Германия могла вести только в союзе с Англией против России, но и наоборот: политику завоевания колоний и усиления своей мировой торговли Германия могла вести только с Россией против Англии».[15]  Все это сыграло колоссальную роль в англо-германских интригах вокруг миссии Р.Гесса в мае-июне 1941 г.

Второе, что обязательно необходимо принять во внимание, исходя из тематики заказа П.Краснову, состоит в следующем. Выходит, что уже осенью 1939 г. (не исключено, что еще  в ходе польской кампании), в высших политических и военных кругах Третьего рейха уже задумались над стратегией войны против Англии, военная, экономическая и политическая мощь которой чрезвычайно сильно зависела от ее колониальной империи. И, следовательно, уже тогда в качестве одного из решающе ключевых архимедовых рычагов грезившейся германскому генералитету и высшему руководству Третьего рейха победы над Англией была поставлена задача эвентуального (превентивного) уничтожения ее колониальной империи, как основного источника ее могущества. Причем, и это чрезвычайно характерно, удар предполагалось нанести в самое сердце Британской колониальной империи – по Индии, но с афганского плацдарма. Да еще и при участии СССР. А тут нелишне будет учесть и то обстоятельство, что в Германии хорошо был известен резко антизападный, прежде всего, антибританский настрой советского руководства, как бы по наследству перешедший Кремлю от царской России. Настороженно-подозрительное, а нередко едва скрываемое враждебное отношение к Англии издавна является более чем обоснованной особенностью отношения России к этому островному государству. Уж слишком часто, на протяжении не одного столетия Англия запредельно убедительно, многократно доказывала свою исключительную, принципиально злобную геополитическую враждебность по отношению к России, что, естественно, не могло не вызвать соответствующей ответной реакцией. Апофеозом этой реакции уже в XIX в. стало крылатое, до сих пор находящееся в употреблении выражение - «англичанка гадит» и прекрасное, сугубо геополитическое по содержанию четверостишье гения русской поэзии А.С.Пушкина: 

               Вот в воинственном азарте

               Воевода Пальмерстон[16]

               Поражает Русь на карте

               Указательным перстом.  

Корни этой глубоко взаимной, мягко выражаясь, неприязни уходят в глубь веков, когда началось ожесточенно свирепое противостояние и противоборство между Англией и Россией. Прежде всего, по объективным причинам, главная из которых колоссальная, абсолютно непреодолимая (для Англии, а ныне даже и для США) разность геополитических потенциалов двух империй. Ее суть проистекала из возникших с XVI-XVII вв., а с XVIII века окончательно утвердившихся особенностей специфического геополитического статуса России. Ведь с указанного времени она является единственной в мире подлинно трансконтинентальной единой евразийской державой, обладающей выходами, а также подходами к выходам практически ко всем основным морям и океанам. Как говаривал еще Петр Великий, имея в виду именно геополитический статус своей империи, «природа сотворила Россию одну единственную. У нее соперниц нет».[17]

Вторая причина – из  числа главных - состояла в объективном стремлении России получить выход в Мировой океан, в том числе и с южного направления, что способствовало бы установлению межгосударственных отношений с южными, юго-восточными и другими азиатскими странами, а также налаживанию торговых и торгово-экономических связей с ними. Такая политика России веками встречала ожесточенное сопротивление Англии, основные колонии которой как раз и были сосредоточены в этих регионах планеты, особенно в Азии, в том числе и Юго-Восточной Азии, а также на Ближнем и Среднем Востоке. Не говоря уже о том, что подобное стремление России серьезно подрывало основы одного из столпов Британской империи как таковой – многовековое морское господство Англии. Все это хорошо известно по истории.

Однако когда наступила эпоха железнодорожного транспорта, противоречия между двумя империями обострились до предела. Причины были все те же – геополитические. Вот как они оценивались в самой Англии. Классик британской геополитики Генри Роулинсон в свое время отмечал: «Еще поколение назад казалось, что пар и Суэцкий канал увеличили мобильность морских держав в сравнении с сухопутными. Железные дороги играли, главным образом, роль придатка океанской торговли. Но теперь трансконтинентальные железные дороги изменяют положение сухопутных держав, и нигде они не работают с большей эффективностью, чем в закрытых Центральных районах Евразии...[18] Разве не является осевым регионом в мировой политике этот обширный район Евразии, недоступный судам, но доступный в древности кочевникам, который должен быть покрыт сетью железных дорог?.. Россия заменяет Монгольскую империю... Да и никакая социальная революция не изменит ее отношения к великим географическим границам ее существования».[19] А ведущие специалисты Британского Королевского института международных исследований в своем докладе «Политические и стратегические интересы Соединенного королевства в 1939 году»(опубликован в марте 1939 г.) пошли еще дальше. Оценивая факт бурного железнодорожного строительства в России в последней трети XIX в., особенно Транссиба, следующим образом: «Постройка Транссибирской железной дороги была политическим событием большого значения. Она глубоко затронула отношения между великими державами Европы. В первую очередь она дала возможность России в своей дальневосточной политике избавиться от того морского контроля, который, в конечном счете осуществляла Англия над европейскими континентальными державами благодаря своему решающему превосходству на море. Со времен Трафальгарской битвы морская гегемония Англии в восточной части Атлантического океана и в Средиземном море не подвергалась угрозе. Англия была последним арбитром в конфликтах, возникавших по вопросам  колониальной политики других европейских наций. Одна только Россия, имея свободный доступ в Азию по суше, получала возможность избавиться от британской гегемонии, но до проведения транссибирской магистрали ее продвижение было только возможностью. Поскольку главные средства сообщения России с ее дальневосточным побережьем осуществлялись морем, и поскольку она зависела от морского транспорта, она вынуждена была подчиняться английскому морскому могуществу, также как Франция и Германия. Это положение изменилось тогда, когда на широких пространствах Азиатской России стали появляться железные дороги:

во-первых, Транскаспийская (на самом деле Закаспийская – А.М.) железная дорога, которая протянулась до персидской границы и вызвала у британских государственных деятелей “нервозность” в связи с безопасностью Британской Индии;

во-вторых, Транссибирская, которая протянулась до берегов Тихого океана, в ближайшем соседстве с Китаем, Кореей и Японией.

Эта военная и политическая угроза для британских интересов в Китае заставила Великобританию к концу последнего десятилетияXIX века искать военных союзников против России. Мысли Чемберлена[20]обратились к Германии. В речи, произнесенной 13 мая 1898 года, он говорил о возможности англо-германского союза, подчеркивая необходимость защиты британских интересов в Китае. Когда из попыток заключить англо-германский союз ничего не вышло, взоры Великобритании обратились к Японии и 30 января 1902 г. был заключен англо-японский союз».[21]

Проще говоря, Англия была взбешена тем, что в результате описанных выше событий триаде принципов ее внешней политики был нанесен объективно смертельный удар. Ведь эта триада символизировала собой казавшиеся незыблемыми в веках «вечные интересы» Великобритании.

А «вечные интересы» Великобритании к тому времени уже не один век укладывались в прокрустово ложе пресловутых:

- принципа соблюдения «равновесия сил» («баланса сил»), особенно на Европейском континенте, что даже самими английскими политологами расценивается как принцип агрессии;

- принципа недопущения господства какой-либо великой державы на подступах к Индии, на сухопутных и морских коммуникациях, ведущих из Европы в Индию (и обратно);

- принципа сохранения  британского господства на морях.

В представлении Англии никогда не было ничего опасней, чем хотя бы всего лишь глухие намеки на посягательство на эти принципы. И едва только в различные эпохи до британских ушей докатывались хотя бы даже невнятные намеки на нечто подобное, то не вникая в то, насколько это соответствует истинному положению дел, безудержно, как отмечал в одном из своих стихотворений Р.Киплинг,  вскипал дух английский. И далее Англия начинала творить подлость за подлостью, коварство за коварством, войну за войной. Потому как даже глухие, даже на уровне затихающего эхо  намеки автоматически воспринимались как непосредственная угроза самому существованию Великобритании, в том числе и самому «сердцу» Британской колониальной империи – Индии. И в таком случае Лондон уже ни перед чем не останавливался, пуская в ход любые, самые грязные, самые подлые, самые бесчеловечные методы. Особенно войны. А уж против России – прежде всего. Сколько их на совести Англии – не счесть ведь! А тогда, практически сразу после окончания строительства Транссиба в самом начале XX в. была спровоцирована война Японии против России, в которой последняя потерпела поражение и получила «первую русскую революцию».

Особенно характерно, что из всего железнодорожного строительство еще царской России британские аналитики особо выделили геополитические последствия строительства именно Транссиба. Увы, но тут они не ошиблись. Именно Транссиб глобально, но объективно, а, самое главное, мирным путем подрывал мировое морское могущество Великобритании.[22] Но не менее примечательно и то, что в аналогичном ракурсе в докладе была упомянута и Транскаспийская или, как она на самом деле называлась, Закаспийская железная дорога, которая действительно протянулась до персидской границы и вызвала у британских государственных деятелей “нервозность” в связи с безопасностью Британской Индии.

Как говорится, куда конь с копытом, туда и рак с клешней. К моменту начала описываемых событий еще и кайзеровская Германия «подоспела» со своей дорогой «трех “Б”». Тем более что она проходила через Балканы, которые Англия издавна считала, а со времен постройки Суэцкого канала еще более укрепилась в такой точке зрения, ближайшим подступом к своей колониальной империи в Азии, особенно к Индии. Эта дорога также вплотную подходила к персидским границам и вызвала у британских государственных деятелей не меньшую “нервозность” в связи с безопасностью Британской Индии.[23] В результате обстановка в мире накалилась до того, что громыхнула Первая мировая война ХХ века, роль Англии в разжигании которой трудно переоценить. В итоге, приказали долго жить четыре империи – Российская, Германская, Австро-Венгерская и Османская.

Однако вопреки всем планам Запада, особенно его англосаксонского ядра и его британской сердцевины, с Россией вышло вовсе не так, как было запланировано. Призванная только разрушить Российскую империю и расчленить ее на ряд небольших псевдогосударственных образований, которые Запад мог бы взять в экономическую утилизацию, «революция» в России очень быстро была национализирована в глобальном масштабе. И несмотря ни на какие идеологические и иные, в том числе, увы, и кровавые фокусы, была поставлена на службу всем ее народам. Ну а уж когда началось строительство социализма в отдельно взятой стране и тем более, когда первая пятилетка несмотря ни на какие перегибы и иные трудности успешно завершилась, то Запад и вовсе решился на самое чудовищное:

- осатанев от осознания того факта, что уже с 1932 г. ровно половина мировых экономических центров контролировалась Советами,

- озверев от многочисленных провалов предпринимавшихся в 20-е - начале 30-х гг. попыток расправиться с непокорной, ставшей к тому времени Советским Союзом Россией,

- буквально истекая черной желчью лютой ненависти по поводу непрерывно росшего авторитета СССР в мире,

Запад призвал на помощь «рожденных в Версале»[24] нацизм и его главаря Адольфа Гитлера. 

Появление же на мировой арене старых игроков в новом обличье ничего принципиального не привнесло в их старинную борьбу за влияние в Азии. Особенно в Восточной и Юго-Восточной Азии, а также на Ближнем и Среднем Востоке. Как были острейшие, постоянно грозившие перерасти в кровавую драку противоречия между Великобританией, Германией и ставшей Советским Союзом Россией, так и остались. Просто борьба пошла уже под другими лозунгами, преимущественно идеологическими. И персонажи были другими. Но геополитическая суть оставалась прежней.

У Лондона особую тревогу вызывали не прекращавшиеся с самого момента появления Ленина и Кº у власти в России их потуги так или иначе прорваться в Афганистан и особенно в Индию под лозунгом «освобождения народов Востока». В Лондоне хорошо помнили агрессивную вылазку Ленина и Кº в Персию и попытку установить там Советскую власть, не менее идиотский призыв Троцкого направить в Индию многотысячный кавалерийский корпус для освобождения индийский крестьян от британского колониального владычества, успехи ранней советской дипломатии в Афганистане, более чем «странные», мягко выражаясь, советские экспедиции в Гималаи и на Тибет под прикрытием знаменитых Рерихов, которыми руководил хорошо известный за рубежом экстремист Яков Блюмкин, разведывательная, дипломатическая и коминтерновская активность СССР в Китае и многое другое. Фактически с момента захвата большевиками власти в России, но более всего с 1919 г. британская разведка и особенно ее филиал - Индийская политическая разведка – находились в состоянии высшей активности, непрерывно отслеживая все действия Советов, Коминтерна, Германии и т.д.

Да и центральный аппарат МИ-6 мух также не ловил, а упорно занимался своим непосредственным делом. Одновременно нет ни малейшего сомнения и в том, что в Лондоне прекрасно помнили и о попытках еще кайзеровской Германии пролезть в этот же регион, о действиях соответствующих кругов уже Веймарской Германии проникнуть туда же, в том числе и при помощи Советов. При этом сильнейшее беспокойство у Лондона вызывала особо устрашавшая его перспектива формирования трансконтинентального евразийского блока по оси Берлин-Москва-Токио. В Лондоне почему-то всерьез относились лишь только внешне объективным предпосылкам к возникновению такого блока.  По мнению Лондона, существовавшие якобы еще с царских времен, а затем реинкарнированные уже в советские времена предпосылки, возродившись в 20-е гг. прошлого столетия, инициировали новый виток серьезных угроз Великобритании и Британской империи.  

1 сентября 1939 г. грянула Вторая мировая война, которую Великобритания с огромным усердием инспирировала, готовила и провоцировала против СССР, но первой же (вместе с Францией) и оказалась втянутой в ее кровавый водоворот, хотя именно о таком повороте событий Сталин официально предупреждал Англию еще в конце марта 1935 г. Не зная как вывернуться из такого положения, Англия пошла на тайные сепаратные переговоры с Берлином. Однако в Третьем рейхе, не отказываясь от ведения тайных сепаратных переговоров с британскими представителями, по многим вопросам, тем не менее, размышляли по-другому. Уже 13 сентября 1939 г. германскому послу в СССР Шуленбургу было поручено осторожно выяснить позицию СССР в отношении Афганистана.[25] Шуленбург был явно не восторге от высоколобых проделок берлинских авантюристов и саботировал указание своего МИДа.[26] Примерно через месяц, 17 октября 1939 г. министр иностранных дел Третьего рейха И.Риббентроп вновь приказал Шуленбургу осуществить зондаж позиции СССР по вопросу Афганистана, в том числе и ее взгляда на перспективы и возможности реставрации на афганском престоле Амануллы-хана.[27] Шуленбург опять фактически саботировал приказ своего министра, ограничившись весьма вялой, мало что значившей и давшей беседой с Молотовым.[28] И если на данном этапе нашего краткого исследования вновь вернуться к упоминавшейся выше записке О.фон Нидермайера, то, очевидно, не составит особого труда согласиться с тем, что она была прямым последствием шагов высшего политического руководства рейха.   

17 декабря 1939 г. в Москву прибыл специально назначенный для переговоров с Молотовым представитель германского МИДа Петер Клейст, являвшийся по совместительству и информатором советской разведки, передававшим ей секретнейшие сведения о политике руководства рейха.[29] Так оно было и в этот раз. Молотов вышел на встречу с Клейстом, хорошо зная, что стоит за его миссией. Подробности их переговоров, увы, до сих пор засекречены, однако по опубликованным в последнее время немецким данным известно, что «русские в принципе согласились с действиями Германии, но воздержались от окончательного одобрения».[30] Такую оценку советской позиции немецкой стороной не следует расценивать, как некое, уже тогда выраженное согласие СССР с азиатской политикой Берлина. И вот по какой причине. В это время шла спровоцированная Финляндией при активном пособничестве Англии и Франции финляндско-советская война. И тогда же по каналам советской разведки стали поступать первые сигналы о том, что дабы оказать помощь Финляндии, Англия и Франция намереваются нанести удар по центрам добычи и переработки нефти в Советском Закавказье, а также по Советской Средней Азии. Так что такая позиция Москвы, учитывавшей возможность утечки информации о переговорах, была как бы тонким намеком в адрес Лондона, что меч, который он намерен занести над «южным подбрюшьем» Советского Союза может в реальности оказаться обоюдоострым.

В феврале 1940 г. П.Клейст вновь приехал в Москву. И хотя на этот раз Молотов попросту уклонился от встречи с ним, а сведения о втором визите Клейста в Москву по-прежнему засекречены, тем не менее, немецкие источники утверждают, что он встретился с представителями советской разведки.[31] Во время этих встреч были получены необходимые данные о планах нацистской Германии в отношении Афганистана и Индии.

Итогом стал полный провал миссии Клейста, потому как Советское правительство вовсе и не намеревалось хоть чем-либо помогать Берлину в осуществлении его планов в Афганистане и Индии. А 5 марта 1940 г. сам Шуленбург официально подтвердил во время встречи с В.М.Молотовым, что все эти планы провалились и потому отменяются: «План касательно Тибета и Афганистана, с которым приезжал в Москву г-н Клейст и который ему самому ... казались фантастическими, не исходил от фюрера и фон Риббентропа. Поэтому вопрос об Афганистане ... снимается совсем».[32]

Советское правительство не намеревалось оказывать какое-либо содействие Берлину в реализации его планов в Афганистане,  а также против Индии по следующей причине. Точнее, причинам. Во-первых, Москва принципиально не могла участвовать в реализации германских колониальных устремлений. Даже в качестве неофициального, негласного пособника. Тем более что выразителем этих устремлений была не просто Германия, а нацистская Германия. Во-вторых, потому, что к тому времени оно уже абсолютно точно знало по донесениям советской разведки о планах англо-французского командования по нанесению бомбовых ударов по главному центру советской нефтедобычи в Закавказье – Баку. Соответственно, даже гипотетический намек на возможность какого-либо содействия подобного рода Берлину мог реально привести к резкому осложнению международной обстановки вокруг СССР, особенно на южном направлении. Вплоть до того, что вынужденные остановиться - из-за подписания мирного договора между СССР и Финляндией - с реализацией своих планов по бомбардировке Советского Закавказья Англия и Франция могли быстро реанимировать их и пойти на практическое их осуществление. А это неизбежно втянуло бы СССР в войну против западных демократий на стороне Берлина. Но от таких зловещих перспектив Москва всеми силами держалась как можно дальше.

Краткий анализ этих данных свидетельствует о том, что разрабатывая план предстоящего западного похода, высшее руководство Третьего рейха уже осенью 1939 г. – в начале 1940 г. пыталось заблаговременно как можно сильнее сузить возможности, а попутно, елико то было бы реально, и вовсе лишить Англию какого-либо шанса на маневр войсками из Индии на Европейский театр военных действий. И когда это не получилось с наскока, то Берлин пошел по пути провокаций. Как, впрочем, и Лондон, внимательно отслеживавший все, что делает Берлин.

Прекрасно зная, что, например, и в Кабуле, и в Лондоне с особой тревогой наблюдают за развитием советско-германских отношений, в том числе и на азиатском направлении, в начале 1940 г. немцы подбили итальянцев запустить в оборот следующую пропагандистскую утку. Итальянская радиостанция «Гималаи» сообщила о якобы скором советском наступлении на Афганистан и Индию.[33] Проще говоря, подобными слухами немцы откровенно провоцировали вооруженный конфликт между Англией и СССР. Дело в том, что в Берлине прекрасно знали об англо-французском плане бомбардировок Советского Закавказья и Средней Азии – в то время немецкая военная разведка располагала хорошо информированной агентурой в Англии и Франции. Более того. Берлин ясно сознавал старинные страхи правящих кругов Англии насчет Индии и Афганистана. Еще более того. Увы, но в Берлине прекрасно понимали и знали, ибо это не было особым секретом, из-за чего Советское правительство вынуждено было сконцентрировать значительные силы на южном направлении. Если уж говорить совсем примитивно, то такая провокация при любом исходе была на руку Берлину. Сцепятся Москва и Лондон в вооруженной схватке – прекрасно, тогда объективно, в силу абсолютно независящих от нее причин, Москва окажется уже военным союзником Берлина в борьбе против Англии. Если ограничатся только устрашением друг друга, то и это сойдет – тогда появляются шансы для торга с той же Англией, которая всеми силами стремилась вылезти из трясины войны, куда по собственной же дурости и угодила.  

Англичане, в свою очередь, ничуть не отставали. Прекрасно зная, как в Кабуле обеспокоены якобы перспективами совместных действий СССР и Третьего рейха по реставрации режима Амануллы-хана, Англия умышленно подогревала эти страхи официального Кабула, передавая ему даже разведывательную информацию об активизации сторонников Амануллы-хана в Европе. Британская разведка сумела своевременно раскрыть замысел и детали германского плана по реставрации режима Амануллы-хана, довела эти сведения до Кабула. Но в то же время та же разведывательная информация приводила к тому, что и британская колониальная администрация в Индии сама тряслась в страшившем ее развитии обстановки в Афганистане. В том числе и якобы при участии СССР. Короче говоря, каждый слух, каждая дезинформация и каждая «утка», с какой бы стороны они не были бы запущены, оборачивались двойным, а нередко и тройным бумерангом.

В отличие же от преследовавшей цель стравить друг друга в вооруженной схватке с Советским Союзом изощренно коварной внешней политики Лондона и Берлина, Советское правительство осуществляло исключительно взвешенную и осторожную политику. К примеру, в Москве отлично понимали какое необычайное раздражение вызывает в Лондоне немецкая возня вокруг Афганистана и Ирана. Более того, отчетливо осознавали, к каким серьезным осложнениям в советско-британских отношениях могут привести даже ничем не подтверждаемые слухи о якобы имеющем место некоем сочувствии Москвы подобным германским планам. И именно поэтому Москва не только изысканно дипломатично, но решительно отвергла все предложения Риббентропа насчет Афганистана, но и попросту приказала как дипломатам, так и сотрудникам разведки немедленно прервать все контакты с амануллистами. И вот что интересно в этой связи. Британская разведка, судя по всему, понимала, что Москва вступила в некое подобие флирта с Берлином по поводу Афганистана только ради того, что раскрыть планы высшего руководства Третьего рейха в отношении Афганистана и Индии. Более того. Британская разведка знала об этом, в том числе и о приказе Москвы прервать все контакты с амануллистами.[34] Дело в том, что Индийская политическая разведка очень тщательно следила за бывшим афганским королем и его окружением. Она было в курсе переговоров вступивших в контакт с Берлином и Москвой сторонников экс-короля между собой. ИПР знала, что с подачи немцев, сторонники экс-короля в Европе между собой обсуждали возможность с помощью Германии и СССР устроить весной 1940 г. восстание в Афганистане и свергнуть короля Захир-шаха. Еще более того. ИПР знала, что во время этих обсуждений рассматривалась возможность передачи Советскому Союзу афганского Туркестана. Причем при условии, что Москва гарантирует Афганистану возврат под юрисдикцию Кабула северо-западных районов Британской Индии.[35] Скажем даже более того. ИПР каким-то образом получила и разведывательные данные о переписке между Молотовым и Риббентропом по афгано-индийским вопросам.[36]

И вот зная все это, прежде всего то, что Москва вовсе не намерена участвовать в таких интригах, а занята лишь зондажом истинных намерений Берлина, британская разведка подпитывала свое правительство только негативной в отношении действий Москвы информацией. Любая первичная информация о якобы имевших действиях Москвы на афганском, иранском или индийском направлениях без какой-либо серьезной проверки немедленно передавалась в правительство. В результате чего все более и более нагнеталась напряженность в англо-советских отношениях. И, увы, такое положение дел сохранялось вплоть до 22 июня 1941 г.

Нацисты, в свою очередь, постоянно нагнетали слухи о мощной советской группировке войск, якобы уже подготовленной для вторжения в Афганистан и Индию. А британское правительство, вместо того, чтобы одернуть свою разведку и заставить ее разобраться, где тут кривда, а где правда, приняло решение и отдало приказ командованию британскими войсками в Индии сконцентрировать аж 600 тыс. войск вдоль индийско-афганской границы. Искусно подогревавшаяся, в том числе и нацистами, истерия англичан по поводу советской угрозы дошла до того, что в конце 1940 г. британские власти начали эвакуацию из являвшегося того центром северо-западного района Британской Индии г. Пешевара[37] части населения и некоторых правительственных учреждений.[38]

Вообще же вакханалия с нагнетанием дезинформационных слухов началась практически сразу после подписания советско-германского Договора о ненападении от 23 августа 1939 г. Едва только это произошло, высшее руководство Великобритании поручило своей разведке заняться широкомасштабным провоцированием столкновения между СССР и Германией. Уже осенью 1939 г. в посольства Германии и Советского Союза в разных странах мира стали подбрасывать всевозможные подметные письма, преследовавшие одну цель – поскорее стравить обе державы в смертельной схватке. Немцам подкидывали письма, в которых утверждалось, что-де Советы вот-вот нападут на Германию, особенно если она вздумает начать вторжение в Англию. Причем зачастую понятие «вторжение в Англию» тонко преподносилось не только с точки зрения вторжения непосредственно на Британские острова, но и также в пределы Британской колониальной империи. В советские же посольства подкидывали письма, в которых упорно утверждалось, что Германия вот-вот нападет на Советский Союз, нередко с тонким намеком на то, что это может произойти и в том случае, если Советы рискнуть поднять меч против Британской колониальной империи.

Берлин же тоже не отставал. В английские и советские дипломатические представительства за рубежом периодически подбрасывались подметные письма, в которых Лондону предрекалось, что Советы вот-вот начнут вторжение в Афганистан и Индию. А Москве, напротив, пытались внушить, что Англия вот-вот нанесет удар с индийского плацдарма по Советской Средней Азии и Закавказью.

В такой ситуации начался западный поход вермахта. Но еще до формального его окончания, 2 июня 1940 г. в штабе армии группы «А» в Шарллевиле Гитлер заявил, что «наконец он может посвятить себя своему истинному предназначению: искоренению большевизма».[39] А уже 5 июня 1940 г. советская военная разведка (ГРУ),[40] а затем и советская внешняя разведка (НКВД ССР) проинформировали высшее советское руководство о том, что в военном планировании Гитлера произошел коренной поворот в сторону разработки плана нападения на СССР. Что, в общем-то, принципиально подтверждало раннюю разведывательную информацию о том, что как только Третий рейх разделается с Польшей, а затем и с западными демократиями, то начнется подготовка к войне против Советского Союза. Одновременно советские разведывательные службы вскрыли и начало подготовки гитлеровской Германии к войне против СССР, причем задолго до того, как фюрер официально утвердил Директиву № 21 – «Вариант Барбаросса».

В июле же 1940 г. Москве стало известно, что и без того имевшееся поручение британской разведке всеми силами провоцировать ускорение вооруженного столкновения между Германией и СССР, 22 июля 1940 г. было оформлено уже личным приказом нового британского премьер-министра У.Черчилля «разжечь пожар в Европе». Разжигать далее пожар в Европе в тот период времени можно было только на восточном азимуте, то есть с тем, чтобы он перекинулся на СССР! В скором будущем наш подлый «друг» по антигитлеровской коалиции У.Черчилль прекрасно это понимал и потому абсолютно осознанно отдал такой приказ главе Управления Специальных Операций МИ-6 Хъю Дальтону при вручении ему Хартии УСО, то есть Положения об УСО. Однако под началом Х.Дальтона работали информаторы советской разведки. В частности, представитель всемирно знаменитого банкирского клана Ротшильдов – Виктор Ротшильд, ближайший друг и единомышленник великолепной «кембриджской пятерки» агентов советской разведки. Там же некоторое время работал и легендарный Ким Филби. Так что Сталин, который, что называется, исстари знал, что от У.Черчилля априори ничего иного, кроме подлости и коварства ожидать не следует, своевременно узнал об этом подлом приказе.

И хотя в целом все это более или менее известно, за исключением, возможно, отдельных деталей, тем не менее, повторение оного было обусловлено тем, чтобы облегчить четкость восприятия последующих данных.

 1. Ни в Англии, ни в Третьем рейхе, ни тем более за океаном никогда до конца не понимали, если вообще понимали, что как принципиально жестко осознававший свою глобальную ответственность за судьбы СССР и его народов, Сталин исповедовал лишь один замысел. Его суть проста:

 СССР с Германией ровно настолько, насколько западные демократии не столько не с СССР, сколько против него. Но не более того, чтобы, тем самым, как минимум на какое-то время оттянуть фатально неминуемое столкновение с Германией, неизбежность которого предрешало постоянное и целенаправленное провоцирование Западом Германии к нападению на Советский Союз!

2. Хотя западный поход вермахта формально и закончился победоносно – разгромом и капитуляцией Францией и позором Дюнкерка для Великобритании, - тем не менее, сопротивление Англии не было сломлено. Напротив, английский дух настолько бурно вскипел, что перед фюрером встал крайне нелегкий вопрос – как добиться перелома в войне уже против самой Англии. А заодно, какой маршрут агрессии против Советского Союза выбрать. Ведь в сущности их было два в представлении Гитлера и его генералов.

Добиться же такого перелома, как это грезилось нацистским авантюристам, предполагалось путем нанесения совместно с итальянцами удара по британским позициям в Средиземноморье, как главной морской коммуникации, связывавшей метрополию с ее основными колониями, без помощи которых Англия физически не могла существовать. То есть речь шла о нанесении удара по Гибралтару, Мальте, Криту, Кипру и на Ближнем Востоке – в Египте, Ираке и Палестине. Проще говоря, по ключевым звеньям Британской колониальной империи. В случае победы над Англией в Средиземноморье и на Ближнем Востоке при одновременном захвате Японией Сингапура, чего весной 1941 г. Берлин и Рим уже настойчиво требовали от Токио, а до этого еще и привлекли ее к Тройственному пакту, ситуация для Великобритании оказалась бы безысходно смертельной. Над ней буквально на волоске повис бы Дамоклов меч угрозы потери Индии и других колоний в Азии, Восточной Африке. И если этот Дамоклов меч сорвался бы со своего тончайшего волоска, то от такого удара Англия едва ли оправилась бы. Тем более что даже американская помощь по ленд-лизу не столько способствовала дальнейшему сопротивлению Англии, сколько тому, чтобы она медленно, но с чувством имперского достоинства шла бы ко дну. У США ведь тоже были собственные глобальные планы передела мира в свою пользу, камнем преткновения на пути реализации которых был не только, а, возможно, даже и не столько Третий рейх, сколько Великобритания с ее обширной колониальной империей. В каком-то смысле заокеанские политики поглядывали на Третий рейх как на таран, взламывающий и крушащий Британскую колониальную империю и тем самым якобы объективно способствующий реализации глобальных планов США. Тем более, что американский капитал также был помечен несмываемым клеймом пособника, взрастившего нацизм и лично Гитлера, и оказавшего им колоссальную помощь в наращивании военно-экономического потенциала Третьего рейха.

В случае успеха таких попыток добиться перелома в войне с Англией, сие означало бы, что открыт второй маршрут агрессии против СССР, который по-прежнему привлекал внимание и Гитлера, и его генералов и адмиралов. Маршрут, согласно которому вермахт должен был пройти через Балканы, Ближний Восток, Турцию и Иран в Афганистан, чтобы затем, преодолев Гиндукуш, вторгнуться в Индию, где должно было бы произойти соединение наступающих частей вермахта  с передовыми японскими частями на восточных границах Индии. После чего они вместе повернули бы на север, рассекая СССР на две части.

Однако если нацистские авантюристы предполагали, то Англия, хотя и не как Господь Бог, но, тем не менее, все же располагала немалыми возможностями для противодействия реализации подобных планов. Так, у Гитлера ничего не вышло с Гибралтаром. Англия сумела удержать франкистскую Испанию от активного содействия реализации гитлеровского плана по захвату Гибралтара, что означало бы замок на западном (входе)-выходе (в) из Средиземного моря. Причем весьма простым, но очень эффективным на Западе методом.  У.Черчилль приказал поместить десять миллионов долларов[41] в «Сюиз Бэнк Корпорэйшн» в Нью-Йорке на счета Франко и некоторых его наиболее влиятельных генералов, дабы «убедить их в прелестях нейтралитета».[42] «Естественно», что они мгновенно в этом «убедились». По-испански грациозно проволынив некоторое время под различными предлогами, Франко в итоге полностью отказал Гитлеру в содействии по реализации любых его планов в отношении Гибралтара.

К тому же немалую роль сыграл и добровольно исполнявший в интересах Великобритании функцию ее агента стратегического влияния глава Абвера адмирал Канарис. «Хитроумный грек» не только скрывал часть получаемой информации от Верховного командования (ОКВ), в том числе и от Гитлера, как верховного главнокомандующего, но и даже ту часть, которую он все-таки передавал наверх, ловко препарировал, преследуя цель не допустить реализации гитлеровских планов по захвату Гибралтара. А заодно предупреждал испанцев о том, что и как надо делать, чтобы и дальше тянуть резину, готовя почву для отказа.

Когда в Берлине стали осознавать, что намертво «прищемить хвост британской лисе» именно в Гибралтаре не удастся, что успех вторжения на британские острова, как, впрочем, и само вторжение, более чем под вопросом, не говоря уже о других нерешенных проблемах, то берлинские авантюристы пустились в иные тяжкие. Как, впрочем, и славящиеся своим коварством бритты. Немцы, в частности, пошли на очередной раунд тайных переговоров с англичанами. Они происходили в Женеве в августе 1940 г. Благодаря разведке Сталин был в курсе того, что там обсуждалось. Переговоры происходили между группой влиятельных британских политиков во главе с герцогом Бедфордским и уполномоченным Гесса — профессором Альбрехтом Хаусхофером. Сталину было известно, что с английской стороны тогда была изъявлена готовность вступить в мирные переговоры с Германией. Было известно также, что англичане выставили и предварительное условие в адрес Берлина – расторгнуть советско-германский Договор о ненападении от 23.08.1939 г. Более того. Не менее известно  было и то, что в принципе Гитлер и Гесс были согласны на это условие, но хотели отложить дальнейшие переговоры до занятия Балкан. Одновременно немцами разрабатывались планы операций «Морской лев», «Феликс» и «Изабелла», прямо или косвенно направленные против Англии. В Лондоне прекрасно понимали, что в случае расторжения договора о ненападении, исчезнет или, по крайней мере, резко понизится угроза упомянутого выше альтернативного маршрута агрессии Гитлера, который угрожал самому сердцу Британской колониальной империи - Индии. А на Советский Союз Лондону было наплевать. В Берлине тоже это понимали. И берлинские авантюристы решили пустить в ход самое страшное, как им казалось (в немалой степени объективно), оружие против Англии – попытаться создать хотя бы иллюзию трансконтинентального евразийского блока, даже призрачная тень намека на который издавна до смерти страшит Лондон. Так появился Тройственный пакт – исходная печка, танцуя от которой в мае-июне 1941 г., Англия и Третий рейх, в конце концов, сговорились на том, чтобы дать Гитлеру возможность напасть на СССР.     

Англичане тоже не отставали. С приходом к власти 10 мая 1940 г., новый британский премьер-министр У.Черчилль предпринял шаги якобы к улучшению находившихся «на точке замерзания» отношений с СССР. Для этого предполагалось направить с «особой миссией»известного в Москве своими (якобы) симпатиями к СССР лейбористского политика Стаффорда Криппса. Немецкая разведка знала об этом. Дело в том, что до июля 1940 г. она вполне успешно контролировала секретную переписку между Черчиллем и президентом США Ф.Д.Рузвельтом, которая осуществлялась через американское посольство в Лондоне, шифровальщик которого – Тайлер Кент – был завербован агентом нацистской разведки, увы, русской по происхождению, Анной Волковой.  

Инициатива У.Черчилля была отклонена советской стороной. И в конце мая 1940 г. Криппс был направлен не с «особой миссией», а всего лишь на смену прежнего посла У.Сидса. Криппс был принят в НКИД СССР крайне сдержанно. 24 июня 1940 года им были получены инструкции МИД Великобритании - добиться приема у Сталина, так как «наш единственный шанс добиться перемены в советской политике - это личное обращение к нему», - говорилось в ней. «Святая лиса» британской внешней политики, министр иностранных дел лорд Галифакс[43] в то время считал возможным использовать «очевидное советское опасение последствий полной германской победы» и потому полагал возможным начать «консультации и сотрудничество», в том числе и переговоры по предложенному еще в апреле 1940 года торговому соглашению. Сталин прекрасно понимал, что основная цель Криппса – это «побудить русских надуть немцев».[44]Немцы знали об этой истории. Но они, как, впрочем, и Сталин, знали также и неприглядную для англичан, но в целом выгодную для Берлина предысторию этой, якобы попытки хоть как-то улучшить отношения Англии с СССР. Дело в следующем. Едва только Черчилль был назначен премьер-министром Великобритании, он тут же занялся разработкой плана по достижению соглашения с Германией. Прежде всего, на основе признания ее претензий на колонии в Африке, интересов в Центральной и Юго-Восточной Европе и канализации его агрессивных устремлений и притязаний сугубо против СССР. Черчилль уже в то время четко показал, что готов пойти на компромиссный мир с Гитлером, но лишь только тогда, когда фюрер поймет бесперспективность войны с Великобританией – не ранее того, ибо поспешность в обозначении такого стремления Адольф, по прикидкам Черчилля, мог расценить как проявление слабости.[45] Условиями же компромисса, по мнению Черчилля, должны были стать, во-первых, согласие фюрера на признание независимости Великобритании, сохранение Британской империи, ее военно-морской и военно-воздушной мощи, а, во-вторых, удовлетворение претензий Германии в Средиземноморье и на обладание Мальтой, Гибралтаром, некоторыми африканскими колониями. Но самым главным, что и составляло суть «компромисса» Черчилля – «свобода рук» для Германии в Восточной Европе![46] То есть, если по-простому, нападай, дражайший Адольф, на СССР и воюй с ним, сколько хочешь, а PERFIDIOUS ALBION,сиречь Коварный Альбион, мешать тебе не будет! Вот  это компромисс по-британски! Проще говоря, У.Черчилль пошел по стопам своего предшественника Н.Чемберлена, из-за политики которого в первую очередь Сталин и вынужден был пойти на заключение советско-германского договора о ненападении.

Выступая 27 мая 1940 г. на заседании военного кабинета Черчилль заявил, что «если герр Гитлер готовится заключить мир на условиях возвращения германских колоний и территорий в Центральной Европе», то это, по мнению сэра Уинстона, были бы приемлемые условия.[47] Правда, Черчилль и сам считал маловероятной подобную «скромность» со стороны герра Гитлера.[48] Ибо тот еще 19 августа 1938 года четко дал понять, что ему нужны колонии не где-то там, на Черном континенте, а на востоке Европы. И британская разведка, а, следовательно, и Черчилль, обладавший собственной, прекрасно информированной разведывательной службой, прекрасно знали об этом. Если все эти подловатые пассажи Черчилля привести к единому знаменателю, то становится очевидным следующее. В тот момент продолжение войны для него стало не способом достижения победы, а всего лишь средством для выцыганивания у Гитлера более щадящих и более почетных для Великобритании условий мира или, по меньшей мере, мирной передышки путем переориентации экспансии Гитлера строго на Восток, против СССР. 

Вот именно это-то и зафиксировали нацистские авантюристы и решили всерьез разыграть карту трансконтинентального евразийского блока, или, как тогда это называлось – идею континентального блока – сугубо в своих интересах, прежде всего, в пику Великобритании. Проще говоря, герр Гитлер в принципе был готов к компромиссу с сэром Уинстоном, но пошел бы на это только тогда, когда заполучил бы козырного туза в рукаве – под этим он подразумевал, по меньшей мере, хотя бы формальное подключение СССР к Тройственному пакту. Потому как в любой комбинации предложенного Черчиллем варианта компромисса Гитлер мог безошибочно разглядеть гарантию фактической ликвидации даже иллюзии Западного фронта. А, следовательно, и до ужаса страшившей его угрозы войны на два фронта в случае нападения на СССР, к чему фюрер уже начал конкретно и активно готовиться. Трио же Берлин-Рим-Токио хотя и было чрезвычайно опасно для Лондона, но не до такой степени, чтобы стать смертельным. Смертельным оно стало бы только в одном, издавна страшившем Англию случае. В случае если к такому блоку подключится Москва.

Здесь необходимо иметь в виду, что вообще «научно обоснованные» корни этого страха еще в 1904 г. заложил легендарный англосаксонский геополитик ХХ века, военный разведчик, член Комитета 300 Джон Хэлфорд Маккиндер своей концепцией«географической оси истории» и ставшей знаменитой одноименной статьей. Именно статья посеяла в англосаксонском мире буйную тревогу, ибо в ней Маккиндер выдвинул положение о том, что контролирующий сосредоточение континентальных масс Евразии получает благоприятный географический плацдарм для контроля над всем миром. В его постулатах это выглядело следующим образом:«Кто правит Восточной Европой, господствует над Хартлэндом; кто правит Хартлэндом, господствует над Мировым Островом; кто правит Мировым Островом, господствует над миром».[49] Колоссальную лепту в возникновение фундамента этого страха внес и не менее почитаемый на англосаксонском Западе Гомер Ли, который сформулировал тезис, ввергший в шок весь англосаксонский Запад:«Тот день, когда Германия, Россия и Япония объединятся, станет днем, определяющим судьбу англоязычной мировой державы», или гибелью богов.[50] Уже в конце Первой мировой войны, когда на политической авансцене России только-только появились Ленин и К°, высшее руководство Британской империи и соответственно британской разведки уже исходило из того, что «пока война продолжается, германизированная Россия будет служить источником снабжения, который полностью нейтрализует воздействие блокады союзников. Когда война закончится, германизированная Россия будет угрозой для всего мира».[51] Чуть позже аналитики уже британской разведки забили уже особую тревогу по поводу того, что некоторые из японских военных теоретиков «зашли настолько далеко, что выступили за германо-русско-японский союз, который, по их мнению, может господствовать над миром. И они продолжали выступать в защиту этой идеи даже после революции и отпадения России».[52] Даже У. Черчилль еще в 1919 г. забил тревогу: «Если союзники не помогут России, то Япония и Германия непременно сделают это, и через несколько лет мы увидим Германскую республику, объединившуюся с большевиками в России и с японцами на Дальнем Востоке в один из самых могущественных союзов, которые мир когда-либо видел».[53]

И вот зная все это, прекрасно понимая, какие страхи одолевают нового премьер-министра Великобритании, рьяного защитника Британской империи У.Черчилля, нацисты пустились во все тяжкие, причем «по традиции» начали с пропагандистских провокаций. К тому же запускали их через своего союзника – Японию. В результате Советский Союз вынужден был давать одно опровержение за другим. 7 сентября 1940 г. ТАСС в своем сообщении указало: «Японская газета “Хоци” распространяет сообщение о якобы состоявшейся в конце августа беседе И.В.Сталина с германским послом графом Шуленбургом по вопросу заключения соглашения между СССР, Германией, Италией и Японией и об аннулировании антикоминтерновского пакта. ТАСС уполномочен заявить, что все это сообщение газеты «Хоци» вымышлено от начала до конца, так как И.В.Сталин за последние шесть - семь месяцев не имел никакой встречи с г-ном Шуленбургом».[54] 19 октября 1940 г. ТАСС опубликовало сообщение, в котором первый пункт гласил: «Японская газета «Хоци» от 16 октября с. г. сообщает, что “Правительство СССР решило созвать в Москве конференцию четырех держав: СССР, Японии, Германии и Италии”. ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение не соответствует действительности». И при этом в Берлине прекрасно знали резко отрицательную реакцию Москвы на создание Тройственного союза, которая была предана гласности еще 30 сентября 1940 г.[55] Апофеозом эвентуальных провокаций пропагандистского толка стала публикация сразу ставшей знаменитой и наделавшей много шума в мире статьи К.Хаусхофера «Континентальный блок. Центральная Европа —  Евразия — Япония». Статья была написана и опубликована в 1940 г. незадолго до визита Молотова в Берлин. В ней Хаусхофер, что называется, по полной программе, да к тому же злорадно ухмыляясь, разыграл геополитический пасьянс в виде грезившегося ему континентального блока антибританского характера в лице Германии - СССР - Японии. В принципе статья была как бы ответом Маккиндеру. Дело в том,  сразу после подписания советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. Маккиндер пришел в неописуемое негодование. И фактически от лица всего британского истеблишмента, со страниц тесно связанной с МИ-6 газеты «New statesmen» обвинил Хаусхофера в умышленном использовании против Британской империи самых эффективных инструментов геополитики.

В такой ситуации и по поручению Гитлера Риббентроп обратился с известным ныне письмом к Сталину, в котором он предлагал рассмотреть вопрос о возможности присоединения Советского Союза к Тройственному союзу. Но когда в рейхе получили его ответ, нацистское руководство явно впало в эйфорию переоценки позиции Сталина. Скорее даже, недооценки. В дипломатически учтивом - протокол обязывал! – ответе Сталина говорилось: «Многоуважаемый господин Риббентроп! Ваше письмо получил. Искренне благодарю Вас за доверие, так же как за поучительный анализ последних событий,[56] данный в Вашем письме. Я согласен с Вами, что вполне возможно дальнейшее улучшение отношений между нашими государствами, опирающееся на прочную базу разграничения своих отношений на длительный срок. В.М.Молотов считает, что он у Вас в долгу и обязан дать Вам ответный визит в Берлине. Стало быть, В.М.Молотов принимает Ваше приглашение. Остается только договориться о дне приезда в Берлин. В.М.Молотов считает наиболее удобным для него сроком 10-12 ноября. Если он устраивает также Германское правительство, вопрос можно считать исчерпанным. Я приветствую выраженное Вами желание вновь посетить Москву, чтобы продолжить начатый в прошлом году обмен мнениями по вопросам, интересующим наши страны, и надеюсь, что это будет осуществлено после поездки Молотова в Берлин. Что касается совместного обсуждения некоторых вопросов с участие представителей Японии и Италии, то, не возражая в принципе против такой идеи, мне кажется, что этот вопрос следовало бы подвергнуть предварительному обсуждению. С глубоким уважением, готовый к услугам И.Сталин».[57]

Трудно сказать, осознали ли главари нацистской дипломатии и сам Гитлер то обстоятельство, что, в общем-то, Сталин, образно выражаясь, сразу их «кинул». Ведь он же с ходу перевел все возможные дальнейшие события по затронутой проблематике на стезю всего лишь зондирования позиций сторон, что и зафиксировано в выделенном жирным шрифтом последнем абзаце его ответа. Причем это зондирование на глазах превратилось в «палку о двух концах». С одной стороны, действительно зондирование позиции и намерений гитлеровского руководства с высокой долей вероятности попутного выжимания любой приемлемой для СССР торгово-экономической выгоды, что вело к известному ослаблению Третьего рейха, а если представится возможным, то еще и необходимых политических дивидендов. С другой же стороны,  другим концом этой же палки, во-первых, потихоньку вдалбливать в сознание англичан, что с СССР надо вести себя, по меньшей мере, просто прилично. А, во-вторых, этим же концом этой же палки и также потихоньку  подталкивать тех же самых бриттов (да и их заокеанских благодетелей тоже) в будущую антигитлеровскую коалицию. Подчеркиваю, трудно сказать, осознали ли все это Гитлер и Риббентроп, но то, что они переоценили последствия готовности Сталина вступить в зондирующий диалог и развивать его далее – это  точно. Потому что принципиально отрицательная реакция советского правительства на Тройственный пакт не была секретом. Она была известна не только немцам, особенно если учесть, что в советской прессе была опубликована соответствующая реакция. Позиция СССР по Тройственному пакту четко была зафиксирована даже американской дипломатической разведкой в СССР, информация о чем, в порядке обмена разведывательной информацией, была передана англичанам. В перехваченной советской разведкой телеграмме госсекретарю США от 28 сентября 1940 г. посол США в Москве Л. Штейнгардт отмечал, что сотрудники германского посольства в Москве «откровенно говорят, что СССР недоволен тройственным пактом. Они считают, что пакт означает принципиальное изменение германской политики в отношении СССР, и в сугубо доверительном плане высказывают мнение, что следующей весной Германия начнет войну против СССР, по их словам, на германо-советской границе находится неоправданно большое количество немецких войск. При этом они подтверждают, что германского вторжения в Англию осенью 1940 г. не будет».[58]

А вот переоценив, главари гитлеровской дипломатии и нацистского режима совершили колоссальную и фатальную для себя, но сугубо закономерную ошибку, придя к выводу, что возможно дальнейшее осуществление провокации в отношении СССР. Ошибка состояла в непонимании мощи советской разведки. Ведь еще 21 сентября 1940 г. от легендарного Рихарда Зорге поступило  сообщение о трехстороннем пакте следующего содержания: «От посла Отта. Узкое заседание под председательством императора полностью одобрило японо-германское соглашение. Японцы готовы подписать пакт и оказывают давление на посла Отта о скорейшем его подписании. Пакт будет подписан на английском языке. Все мелкие пункты пакта будут уточнены в дальнейшем послом Оттом и Мацуокой. В связи с этим Риббентроп отправился в Италию, чтобы получить согласие Италии. Посол Отт скоро ожидает ответа от Риббентропа. Он сообщил мне, что немецкий пакт после присоединения [к нему] Италии явится новым пактом и будет скоро опубликован. Несколько секретных пунктов не будут опубликованы. В секретных пунктах нового пакта предусматривается контакт во всех военных, политических и экономических проблемах. Дальнейшее содержание: немцы будут пытаться привлечь к этому пакту Советский Союз. В пакте нет ни одного пункта, направленного против СССР, что и будет опубликовано. По мнению Отта, после назначения нового посла в СССР японцы будут готовы к тому, чтобы подписать с СССР пакт о ненападении».[59]

8 октября 1940 г. от Р.Зорге пришло уточнение следующего содержания: «Военный атташе Германии Мацке и посол Отт заявили, что пакт 3-х государств направлен исключительно против Америки. Оба, однако, согласны с тем, что позднее этот пакт при новых политических обстоятельствах может быть направлен и против СССР, если Советский Союз стал бы проводить политику, “нежелательную с точки зрения Германии”. Такое изменение направления пакта, которое не являлось вовсе мотивом для его заключения, может произойти позднее в порядке признания того, что пакт не соответствует требованиям дня».[60]

Наконец, 24 октября 1940 г. на имя Сталина поступила «Записка НКВД СССР № 4577/б от 24 октября 1940 г. в ЦК ВКП (б)  - И.В.Сталину с препровождением агентурной сводки»: НКВД СССР направляет Вам сводку о политических планах в области внешней политики Германии, составленную нашим агентом, имеющим связи в отделе печати германского МИДа. Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л.Берия. Приложение: Агентурная сводка: «Бюро Риббентропа 20 октября с.г. закончило разработку большого политического плана в области внешней политики Германии и с 25 октября приступило к его осуществлению. Этот план состоит из 3 частей, и задачей его является уничтожение иллюзий насчет возможной помощи Англии со стороны третьих держав. Главной целью плана является полная изоляция США в их симпатиях к Англии, что должно быть достигнуто к президентским выборам в Америке, т.е. к 5 ноября с.г. Этим рассчитывают на свержение правительства Черчилля, после чего между Германией и Англией, возможно, будет найден компромисс. Отдельными частями плана являются:

а) Франция включается в войну против Англии в качестве союзницы “оси”.

б) Тем самым будет достигнуто немедленное вступление в войну также Испании, так как она сможет защищать свои интересы во французских колониях, только будучи активным партнером "оси" в войне против Англии.

Последние два обстоятельства явятся козырем, при посредстве которого будет оказано сильное давление на Советский Союз, чтобы вынудить его пойти на политическое соглашение с Германией, которое покажет всему миру, что СССР ни в коем случае не останется нейтральным, а будет активно бороться против Англии за новый порядок в Европе. План этого политического наступления 22 октября обсуждался Гитлером и Риббентропом в Оберзальцберге. Гитлер одобрил этот план и сам взялся за немедленное его осуществление, отправившись во Францию. Ожидают, что Риббентроп выедет в Мадрид и, возможно, по окончании переговоров с Францией и Испанией отправится в Москву, если он получит перед этим положительный ответ от Шуленбурга. Далее в планы Германии входит добиться заключения пакта СССР с Японией, чтобы показать миру полный контакт и единение между четырьмя державами и тем самым удержать США от оказания эффективной помощи Англии. Верно: зам. начальника 5 отдела ГУГБ НКВД СССР Судоплатов».[61]

Сталин и Молотов получили неопровержимые доказательства того, что высшее руководство Третьего рейха проводит  специальную политическую акцию. Понять ее цели было задачей не из трудных, тем более для таких государственных деятелей, как они, особенно если учесть, что в агентурной информации ясно было указано, например, то, что «задачей ... является уничтожение иллюзий насчет возможной помощи Англии со стороны третьих держав. Главной целью плана является полная изоляция США в их симпатиях к Англии, что должно быть достигнуто к президентским выборам в Америке, т.е. к 5 ноября с.г. Этим рассчитывают на свержение правительства Черчилля, после чего между Германией и Англией, возможно, будет найден компромисс».  Сталин с Молотовым просто физически не могли не обратить внимания на бросавшуюся двойственность такой задачи. Если уничтожение иллюзий Англии насчет помощи ей со стороны третьих держав, то ради чего это нужно Германии?! Только ли ради того, чтобы поставить на колени гордых, непокорных и не сдающихся бриттов?! Зачем, ради какой конкретной цели Германии был столь необходим компромисс с Англией, да еще и за счет изоляции США от Англии, а также путем свержения правительства Черчилля?!  Где Германия, а где США?! Моська против слона!

Edited November 11, 2013 by Zaman.

[Zaman.]

Из всего этого мог быть только один простой и потому абсолютно адекватный текущим реалиям того времени вывод.  Берлин затевает крупную провокационную политическую игру, рассчитывая втянуть в нее СССР. Причем за счет прямого обострения его отношений с англосаксонским Западом, а затем развязать войну против самого СССР, предварительно ликвидировав за счет компромисса с Англией и изоляции США угрозу крайне опасного для Германии второго фронта![62] При той колоссальной мощи интеллекта Сталина, его великолепных знаний и невероятно обширнейшей энциклопедической эрудиции в области геополитики, политики, экономики и истории, а также знания текущего положения дел на мировой арене, такие выводы были априори точными и обоснованными. В том числе и по следующей причине.  С июня 1940 г., то есть фактически по окончанию Западного похода вермахта, в Москву стала поступать изо дня в день все более тревожная информация об агрессивных устремлениях Германии против СССР.

Последовавший затем визит Молотова, во время которого, кстати говоря, ему было строжайше запрещено затрагивать вопросы относительно Британской империи,[63] убедил официальный Берлин, что Советский Союз вовсе не намерен потворствовать глобальным геополитическим амбициям нацистского руководства. И потому нацистские главари еще в период пребывания Молотова в Германии стали запускать пропагандистские «утки». Именно с их подачи в международный пропагандистский оборот был запущен фальшивый тезис о якобы имевшем место сговоре между СССР и Германией против Великобритании. Известный своими тесными связями с ближайшим окружением Гитлера член НСДАП, германский журналист В.Лескринер опубликовал в издававшейся в Базеле (Швейцария) прогерманской газете «Националь цайтунг» статью под названием «Внешняя политика Советского Союза». Во враждебном СССР тоне в ней говорилось о его попытках в предвоенные годы сблизиться с Англией и Францией, отмечалось, что его неучастие в войне объясняется не желанием дружить с Германией, а стремлением выиграть время для укрепления Красной Армии. И далее в статье говорилось, что-де Советский Союз вряд ли последует советам Гитлера переключить внимание на южное направление. Затем следовала открытая угроза, что если Советский Союз не поймет предложений Гитлера, то нападение на него со стороны Германии неминуемо. То есть, говоря по-простому, методом от противного навязывалась мысль о том, что между СССР и Германией обсуждался вопрос о переключении внимания Москвы на южное направление, что, по замыслу берлинских лгунов, должно было всполошить Лондон. Ибо по условиям тех времен переключение внимания Москвы на южное направление напрямую означало антибританский характер. Более того. Статья ясно показывала, что якобы на СССР будет оказываться давление со стороны Германии, чтобы Москва переключила свое внимание на южное направление.  И Лондон действительно всполошился, о чем будет сказано чуть ниже.

Едва же Молотов отъехал из Берлина, то уже осознавшее бесплодность попыток втянуть Советский Союз в свои глобальные геополитические интриги нацистское руководство, вопреки реалиям переговоров, попыталось представить в германской прессе результаты визита как «некий крупный успех германской дипломатии и одновременно как новое поражение Англии».[64] Разъясняя эти не имевшие под собой никакой почвы пассажи гитлеровской пропаганды, советское полпредство в Германии особо отмечало: «Это объясняется многими причинами, коренящимися в современном международном и внутреннем положении Германии, и, прежде всего тем, что привлечение СССР на сторону Германии является основой внешнеполитического плана Германии, нацеленного на быстрейшее победоносное окончание войны с Англией».[65]    

К раздуванию запущенной гитлеровской пропагандой фальшивки тут же подключилась «тяжелая артиллерия» мировых СМИ того времени – знаменитое американское агентство «Юнайтед Пресс», газета «Нью-Йорк уорлд телеграмм» и газетный трест Скриппса-Говарда. В ответ Советское правительство дало два опровержения ТАСС – от 15 и 16 ноября 1940 г. В первом из них говорилось:«Юнайтед Пресс сообщает: “В дипломатических кругах сообщают, что Япония достигла соглашения с Советским Союзом, определяющего сферы влияния на Дальнем Востоке и предусматривающего прекращение помощи Чунцину[66] со стороны Советского Союза”. ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение не соответствует действительности».[67] Второе же опровержение гласило: «Газета “Нью-Йорк уорлд телеграмм” опубликовала сообщение редактора иностранного отдела газетного треста Скриппса-Говарда Симпса, который утверждает, будто бы японский посол в Москве татекава предложил Советскому Союзу “всю или часть Британской Индии, если Советский Союз присоединится к коалиции трех держав”, а также сделал предложение “об уступке Восточной Сибири Японии”. ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение является нелепым и совершенно не соответствует действительности».[68]   

В свою очередь и Молотов в разъясняющем итоги визита письме на имя полпреда СССР в Лондоне И.М.Майского указывал, что советское руководство расценило немецкие предложения как неприемлемые, потому как практически ни одного вопроса не удалось решить в пользу Советского Союза. В частности, не была решена проблема вывода германских войск из Финляндии. Молотов также указывал, что от имени СССР он стремился воспрепятствовать Германии прибрать к рукам Турцию, предпочитая решить вопрос о режиме Черноморских проливов в процессе советско-турецких переговоров без посредников, а также посчитало неуместными советы Германии «толкнуть» СССР в сторону Персидского залива и Индии.[69] Тем не менее, 25 ноября 1940 г. Советский Союз официально передал германской стороне упоминавшуюся еще в начале статьи ноту, текст которой предварен изложением германского предложения и сопровожден соответствующими комментариями: 

«Особая папка. Предложение г-на Риббентропа от 13 ноября 1940 г. о Пакте четырех держав, переданное В.М.Молотову в Берлине.

1. Согласно пакту трех держав Германия, Япония и Италия пришли к соглашению, что нужно воспрепятствовать расширению войны в мировой конфликт и что необходимо совместно работать для установления мира; они объявили о своем желании привлечь к сотрудничеству с ними другие народы в других частях мира, поскольку эти народы согласны дать своим стремлениям то же направление. СССР заявляет о своей солидарности с этими целеустремлениями и решил со своей стороны политически сотрудничать с участниками пакта трех.

2. Германия, Италия, СССР, Япония обязуются уважать сферы взаимных интересов. Постольку поскольку сферы этих интересов соприкасаются, они будут в дружественном духе договариваться по всем возникающим из этого факта вопросам.

3. Договаривающиеся стороны не будут поддерживать группировок, направленных против одной из них. Они обязуются поддерживать друг друга экономически и будут стремиться расширить свои экономические соглашения.

4. Это соглашение можно было бы заключить на продолжительный срок, скажем на 10 лет».[70]

Текст советской ноты от 25 ноября 1940 г.:

«Передано г. Шуленбургу мною 25 ноября 1940 года. В. Молотов. Особая папка.

СССР согласен принять в основном проект пакта четырех держав об их политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи, изложенный г. Риббентропом в его беседе с В.М. Молотовым в Берлине 13 ноября 1940 года и состоящий из 4-х пунктов, при следующих условиях:

1. Если германские войска будут теперь же выведены из Финляндии, представляющей сферу влияния СССР, согласно советско-германскому соглашению 1939 года, причем СССР обязывается обеспечить мирные отношения с Финляндией, а также экономические интересы Германии в Финляндии (вывоз леса, никеля).

Комментарий. Очевидно, что Сталин всерьез опасался германского удара на Северо-Западном направлении, со стороны Финляндии, уже откровенно втягивавшейся в военное сотрудничество с нацистской Германией. К тому времени было получено немало разведывательной информации, подтверждавшей данный факт. Еще большую угрозу представлял совместный немецко-финляндский удар на этом направлении. И здесь, наряду с уже высказанными ранее и выше аргументами об опасности такого удара, необходимо принять во внимание также и следующее.

Расценивая Беломоро-Балтийский канал (ББК) как «главную опору» Советов в Карелии, «горячие головы» в верховном командовании Финляндии во все оперативные планы, составлявшиеся в 1940 – 1941 гг., обязательно включали задачу захвата либо, как минимум, вывода из строя сооружений ББК. Но если горячие головы в Хельсинки попыткой решения такой задачи преследовали в первую очередь именно цель подрыва советского влияния в Карелии, то на Западе на проблему ББК смотрели шире, дальше и глубже. Еще в период спровоцированной Англией и Францией финляндско-советской войны,[71] командующий французским флотом адмирал Ж.Дарлан настаивал на захвате ББК неповрежденным, считая его использование союзниками ключевым фактором для захвата Ленинграда.[72]Готовившиеся к нападению на СССР тевтоны придерживались примерно аналогичного мнения. Так, в мае 1941 г. германский военно-морской атташе в Москве Н. Баумбах с тревогой писал в Берлин, что «Балтийский и Северный флоты русских благодаря Беломорскому каналу служат резервом друг для друга».[73]

Естественно, что и в Москве тоже понимали особое стратегическое значение Беломоро-Балтийского канала, который для того и построили. Но еще более естественно то, что в Москве прекрасно понимали, что в военном союзе между Германией и Финляндией роль «первой скрипки» играет Берлин и, соответственно, совместный германо-финляндский удар на Северо-Восточном (для СССР – Северо-Западном) направлении всенепременно будет иметь целью также и ББК. Причем без разницы, какая конкретно была бы поставлена задача:  захват канала или же выведение из строя его сооружений. В любом случае это создало бы одновременно угрозы: захвата Ленинграда и безопасности Балтийского и Северного флотов.   

Вот истинная природа происхождения требования № 1. Сталин откровенно стремился обеспечить безопасности СССР на данном конкретном направлении. Шквал разведывательной информации о стремительном нарастании угрозы нападения Германии не оставлял ему иного выхода. К слову сказать, еще до истории с письмом Риббентропа и визита Молотова в Германию, высшее руководство СССР в самой острой форме ставило перед Германией вопросы по Финляндии, что четко прослеживается по опубликованным ныне документам внешней политики СССР. 

2. Если в ближайшие месяцы будет обеспечена безопасность СССР в Проливах путем заключения пакта взаимопомощи между СССР и Болгарией, находящейся по своему географическому положению в сфере безопасности черноморских границ СССР и организации военной и военно-морской базы СССР в районе Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды.

Комментарий. Это требование такого же рода, имеющее, к тому же, давнюю историю. Проблема военной безопасности на южном направлении – одна из главнейших стратегических задач России на протяжении веков. Именно на этом направлении России многократно приходилось проливать кровь, отстаивая свою независимость, суверенитет и территориальную целостность, а также возможность иметь свои, не зависящие от прихоти иных держав, отношения с южными странами. Да и Первая мировая война наглядно показала, что никакие международные конвенции не обеспечивают исполнение запрета на допуск военно-морских кораблей воюющей с Россией державы в Черное море. Корабли германского военно-морского флота преднамеренно были пропущены в Черное море именно британской средиземноморской эскадрой, что четко зафиксировано в анналах истории. А в целом, каких только флагов в период 1914-1920 гг. не повидало российское черноморское побережье. Обеспечить безопасность на этом направлении возможно, увы, только, по меньшей мере, демонстрацией силы. Вот истинная природа происхождения требования № 2.   

3. Если центром тяжести аспирации СССР будет признан район к югу от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу.

Комментарий. И это требование имеет принципиально аналогичное происхождение – опасения за безопасность на южном направлении. Разница лишь в том, что здесь имеются некоторые стратегические нюансы, которые, как правило, преднамеренно не желают учитывать, потому, что обратное автоматически ликвидирует любой намек на антисталинизм и резкие осуждения якобы имевших место экспансионистских, агрессивных амбиций Сталина. Во-первых, дело в том, что еще в период советско-финляндской войны, Великобритания и Франция откровенно планировали нанесение массированных бомбовых ударов, прежде всего, именно по Баку, который в то время являлся главным центром добычи нефти в СССР. В Советском Союзе об этом прекрасно знали по донесениям разведки. К тому же, после завершения западного похода, в ходе которого были захвачены важные документы стратегического планирования Великобритании и Франции, гитлеровцы не без ехидства опубликовали план воздушных налетов на Баку, разработанный совместным англо-французским командованием ВВС. Кстати говоря, Риббентроп именно это и имел в виду, указав в своем послании Сталину на факт публикации некоторых документов.[74] Эти планы похоронены не были, о чем также было известно Сталину. Было приостановлено всего лишь их исполнение. Так что его опасения за безопасность на этом направлении были оправданы. Кстати говоря, всего лишь через полгода выяснилось, что его опасения были не напрасны. Уже в начале мая 1941 г. Лондон реанимировал саму мысль об этих бомбардировках. Кроме того, следует иметь в виду, что агрессивные устремления к Ближнему Востоку проявлял и сам Третий рейх, о чем хорошо известно по истории. Поэтому опасения и требования Сталина были вдвойне оправданы. Во-вторых, следует иметь в виду также и то обстоятельство, что по договору с Ираном от 1921 г. в интересах обеспечения собственной безопасности на этом направлении, СССР имел право на введение своих войск в северную часть Ирана. Так что, ставя вопрос о признании центром тяжести аспирации СССР будет район к югу от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу, Сталин был прав, в том числе и юридически. Соответственно, резюмируя, следует указать, что ничего сверхъестественного в изложенном в пункте №  3 требовании СССР не было.

4. Если Япония откажется от своих концессионных прав по углю и нефти на Северном Сахалине на условиях справедливой компенсации.

Комментарий. СССР давно ставил этот вопрос. По возвращению Молотова из Берлина и во исполнение указания Сталина о скорейшем заключении с Японией пакта о нейтралитете и ненападении, Молотов имел ряд продолжительных бесед с японским послом в Москве на эту тему. Суть их сводилась к тому, что во избежание инцидентов, аналогичных тем, что имели место между Японией и СССР в 1938 и 1939 гг., Советский Союз откровенно предлагал Японии заключить такой пакт, что было бы выгодно и Японии тоже, если даже не больше чем СССР. Но на условиях отказа владения Северным Сахалином и от концессионных прав по углю и нефти в указанном регионе. СССР честно и открыто предлагал Японии не только полную нормализацию межгосударственных отношений, но и солидную компенсацию за это, а также поставки и угля, и нефти в Японию. Кроме того, было предложено урегулирование спорных вопросов по рыболовству в этой зоне, что для японцев имело стратегическое значение, так как от этого зависит продовольственная безопасность Страны восходящего солнца. Увы, японцы тогда уперлись. Лишь к 13 апреля 1941 г. удалось сломить их упрямство и подписать с Японией пакт о ненападении, сыгравший положительную роль в ликвидации угрозы открытия второго фронта против СССР на Дальнем Востоке, хотя, конечно, Япония и пакостила Советскому Союзу всю войну.

Сообразно с изложенным должен быть изменен проект протокола к Договору 4-х держав, представленный г-ном Риббентропом, о разграничении сфер влияния в духе определения центра тяжести аспирации СССР на юге от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу.

Точно так же должен быть изменен изложенный г. Риббентропом проект протокола - Соглашения между Германией, Италией и СССР о Турции в духе обеспечения военной и военно-морской базы СССР у Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды с гарантией 3-х держав независимости и территории Турции в случае, если Турция согласится присоединиться к четырем державам.

В этом протоколе должно быть предусмотрено, что в случае отказа Турции присоединиться к четырем державам, Германия, Италия и СССР договариваются выработать и провести в жизнь необходимые военные и дипломатические меры, о чем должно быть заключено специальное соглашение.

Равным образом должны быть приняты: третий секретный протокол между СССР и Германией о Финляндии; четвертый секретный протокол между СССР и Японией об отказе Японии от угольной и нефтяной концессий на Северном Сахалине; пятый секретный протокол между СССР, Германией и Италией с признанием того, что Болгария, ввиду ее географического положения, находится в сфере безопасности черноморских границ СССР, в связи с чем считается политически необходимым заключение пакта о взаимопомощи между СССР и Болгарией, что ни в какой мере не должно затрагивать ни внутреннего режима Болгарии, ни ее суверенитета и независимости».[75]

В Берлине прекрасно поняли, что это был очень жесткий советский ультиматум в интересах безопасности СССР, и потому ничего не ответили. Скажем даже более того. В Берлине прекрасно поняли, что это не просто очень жесткий ультиматум СССР, а целенаправленная попытка Москвы втянуть Берлин в широкомасштабные дипломатические переговоры и политические консультации во имя оттягивания неминуемо неизбежной войны, что в Москве не только отчетливо понимали, но и знали. Разведывательная информация того периода времени уже не оставляла никаких сомнений. Так что хотя бы с указанной точки зрения не следует считать переданную германской стороне ноту от 25 ноября 1940 г. ошибкой. Тем более якобы сыгравшей в последующем роковую роль в мае-июне 1941 г. Не говоря уже о том, что сам факт вручения этой ноты с таким жестко ультимативным содержанием со всей очевидностью являло собой акт очередного зондажа по дипломатическим каналам истинных намерений и планов Берлина. Как бы в продолжение осуществленного зондажа Молотова в Берлине. В Берлине, увы, поняли, что к чему и именно поэтому-то всякий интерес даже к разговорам на тему о Пакте четырех у германской дипломатии пропал начисто. По крайней мере, чисто внешне. В этот момент Гитлер и его генералы уже завершали  разработку варианта агрессии против СССР.

Был ли прав Сталин, разыграв такой раунд зондажа?! Вне всякого сомнения, прав.  Всего через три недели с гаком в Москву поступила срочная телеграмма полпреда СССР в Великобритании И.М.Майского, о которой уже говорилось, но повторить которую здесь есть немалый смысл:18 декабря 1940 г. Немедленно. Строго секретно

1. Из чешских источников[76] сообщают как вполне достоверную информацию следующее: 29 ноября Кейтель выступал в Берлине на собрании высшего ком[андного] состава германской армии (начальники корпусов и дивизий, генштаба и прочие) и сделал ряд важных сообщений и разъяснений. Прежде всего, он коснулся визита т. Молотова в Берлин, с удовлетворением констатировал, что СССР продолжает сохранять нейтралитет и что таким образом Германии с Востока не угрожает опасность, но затем в чрезвычайно резких выражениях заявил, что по большим вопросам политики «с русскими очень трудно разговаривать», что «русские слишком отсталы и некультурны» и что в силу этого они в таких вопросах «ничего не понимают». Кейтель дал при этом явно понять, что фюрер очень недоволен нежеланием «русских» вести разговоры о «новом порядке в Европе» и вообще о разделе мира на «сферы влияния»...[77]

... 4. Кейтель говорил также, что немцы подготовляют к весне 1941 года сокрушительный удар против Англии, ибо без разгрома последней не может быть ни победы, ни конца войны. После этого Германия сможет заняться другими проблемами, в частности возможно дальше на Восток оттеснить СССР. Майский».[78]

К моменту этого выступления Кейтеля германский генштаб почти закончил подготовку «Варианта “Барбаросса”». 18 декабря 1940 г., когда директива № 21 была подписана, Гитлер выступил на расширенном совещании офицеров германской армии с пространной, но резко антисоветской речью. В отличие от заявления Кейтеля, « Вариант Барбаросса», которым руководствовался Гитлер в своей речи, предусматривал нападение Германии на СССР не после, а до «сокрушительного удара по Англии». В Германии текст этой речи Гитлера не был опубликован. Тем не менее, берлинская резидентура НКВД СССР сумела раздобыть ее текст. В сообщении в Москву было указано, что, выступая перед пятью тысячами выпускников военных училищ рейха, Гитлер резко высказался против «несправедливости, существующей на земле, когда 60 млн. великороссов владеют 1/6 частью земного шара, а около 90 млн. немцев ютятся на клочке земли» и призвал молодых офицеров к устранению этой «несправедливости».[79] На следующий день - 19 декабря 1940 г. - изложение речи Гитлера  было напечатано американской газетой «Нью-Йорк таймс».

Теперь о реакции Англии на итоги визита Молотова и провокационные действия гитлеровской дипломатии и пропаганды. Основываясь на донесениях своей разведки, которая явно не пожелала разобраться, что к чему, высшее руководство Англии также пустилось во все тяжкие. Оно стало нагнетать по всему миру дезинформационные слухи. В Москву по нарастающей стали поступать сведения о том, что:

- «британский кабинет министров разрабатывает планы нагнетания напряженности и военных конфликтов между Германией и СССР»,

- «британские агенты заняты распространением слухов в Соединенных Штатах о неизбежности войны между Германией и Советским Союзом»,

- по этим слухам «войну должен был начать СССР превентивным ударом в направлении южной Польши»,

- «британская сторона нагнетает страх среди немецких высших руководителей в связи с подготовкой Советов к войне...»,

- а также «об усилившихся контактах зондажного характера британских представителей с германскими в поисках мирного разрешения европейского военного конфликта».[80] За счет, «естественно», нанесения ущерба безопасности СССР – почему-то иначе у Англии веками не получается...  

И вот апофеоз всей этой истории со всеми ее нюансами. К исходу весны 1941 г. в Берлине тщательно учли, что коренным образом были нарушены первый и третий принципы британской внешней политики. Вследствие установленного Третьим рейхом в континентальной Западной и Восточной Европе (за исключением на тот момент Европейской части СССР) господства, столь любезное сердцу Англии«равновесие сил» в Европе под контролем Лондона приказало долго жить. Принцип британского господства на морях также подвергся радикальному разрушению. Подводные корсары Третьего рейха непрерывно топили британские суда, особенно торгового флота, постепенно затягивая экономическую удавку на шее Англии. Когда Черчилль впервые встретился со Сталиным, то он рассказал, что для нормального житья Англии, ей необходимо ежемесячно получать не менее 70 млн. тонн различных грузов. Однако к моменту нападения Германии на СССР она могла обеспечить, да и то только с помощью США всего около 40 млн. тонн. За что боролась все 30-е годы, на то и напоролась. Не надо было высокомерно отвергать все предложения Советского Союза о создании прочной системы коллективной безопасности в Европе для отпора гитлеровской агрессии. К тому же успехи нацистских подводных корсаров мощно дополняли стервятники Геринга, беспрерывно бомбившие территорию Англии, также причиняя ей серьезный ущерб. Да, Англия сопротивлялась, отчаянно сопротивлялась, но уже к маю была, что называется на последнем издыхании или, по меньшей мере, менее чем полушаге от последнего издыхания.

В то же время и сами немцы к маю месяцу 1941 г. оказались практически в тупике. Англия была не сломлена. Приготовления к грядущему нападению на Советский Союз вот-вот должны были перейти в финальную стадию. На совещании 30 апреля Гитлер прямо заявил, что с 23 мая должен быть «введен в действие план максимальных перевозок войск».[81] Между тем, до ужаса страшивший фюрера вопрос об устранении угрозы второго фронта при нападении на СССР не был решен. Начинать войну в таких условиях Гитлер не решался. Жестокий урок Первой мировой войны слишком прочно засел в мозгах немцев. К тому же надо было окончательно определиться и с маршрутом агрессии.[82] И тогда было принято решение направить Р.Гесса в Англию с миссией. Ее главная цель состояла в следующем: либо убедить ее руководство присоединиться к агрессии Германии против СССР, либо же, по меньшей мере, получить от Лондона убедительные гарантии не открытия второго фронта в течение времени, необходимого для блицкрига.

В данном случае не играет особой роли, была ли это хитроумная операция британской разведки по выводу Р.Гесса на территорию Англии или нет, являлся ли его полет результатом психической неуравновешенности наци № 2 или нет. Это для любителей исторических детективов. Важно другое. Достоверно точно известно, что Гесс был направлен в Англию с прямой санкции Гитлера, ибо едва только он свалился на английскую землю Риббентроп по приказу фюрера отправился в Рим, чтобы поставить дуче в известность, что полет Гесса был попыткой передать предложения о сепаратном мире.[83]

А грядущую миссию Гесса было решено сопроводить соответствующими аргументами для фактически силового убеждения Англии в необходимости принятия германских условий. В результате прямо в первых числах мая 1941 г. гитлеровцы запустили в пропагандистский оборот слухи о том, что-де Германия оказывает серьезное давление на Советский Союз, вынуждая его пойти на уступки требования Берлина и заключить ряд важных для Германии соглашений. В составленной на основе различных агентурных донесений специально для министра иностранных дел И. Риббентропа справке от 28 мая 1941 г. была ясно показана суть распространявшихся тогда дезинформационных слухов:

«1. Германскому вермахту предоставляется право прохода через советскую территорию.

2. Пшеничные поля Украины на длительное время сдаются в аренду рейху.

3. Советская Россия заявляет о своей готовности предоставить в распоряжение рейха часть нефтяных промыслов Баку.

В обмен Россия получает свободный выход к Персидскому заливу и, возможно, в Афганистан».[84]

Полузадушенные германской морской блокадой и непрерывными бомбардировками люфтваффе, едва держащиеся на плаву, да и то благодаря американскому ленд-лизу, англичане восприняли эту дезинформацию, как на то, очевидно, и рассчитывали гитлеровцы, в строгом соответствии с известными строками Шекспира:

Развесьте уши. К Вам пришла Молва. 

А кто из Вас не ловит жадно слухов? 

Я быстро мчусь с востока на закат, 

И лошадью в пути мне служит ветер.

Во все концы земли я разношу 

Известья о делах земного шара. 

Я сшила плащ себе из языков, 

Чтоб ими лгать на всех наречьях мира. 

Нет выдумки такой и клеветы, 

Которой я б ушей не засорила. 

Я говорю про мир в канун войны, 

И я вооруженьями пугаю. 

В дни тишины, когда земля полна 

Какой-нибудь совсем иной заботы. 

Молва – свирель. На ней играет страх, 

Догадка, недоверчивость и зависть.

У.Шекспир. Генрих VIII. Пролог.

Во-первых, потому, что любая тень намека, даже на иллюзию какого бы то ни было альянса Германии и России вне какой-либо зависимости от их государственного устройства и царящих в них режимов, как уже отмечалось, исстари является кошмаром для Англии. Причем едва ли не грани паранойи вперемешку с шизофренией. Да еще если в качестве одного из участников такого альянса фигурирует Япония, которая к тому моменту подписала 13 апреля 1941 г.  Пакт о ненападении с СССР. То есть чисто внешне все складывалось как бы правдоподобно.  К слову сказать, когда У.Черчилль  приехал в Советский Союз первый раз, то во время одной из бесед со Сталиным, он так и заявил, что накануне нападения Германии на СССР, Англия более всего опасалась союза между Германией и ССССР (при участии также Японии). А тут еще совершенно открыто говорилось и о пропуске германских войск через советскую территорию, да еще и в обмен на допуск России к Персидскому заливу и даже в Афганистан. Соответственно возникал вопрос о дальнейшем направлении движения германских войск. Особенно же рассуждать на эту тему Лондону не приходилось – немцы двинутся на Ближний Восток, тем более что они уже там активничали.

Во-вторых, при общеизвестности поставок из СССР в Германию[85]на основе межгосударственных торговых договоров различного сырья, в том числе нефти и нефтепродуктов, заподозрить еще и возможность реального допуска Германии к советским источникам нефти едва ли не на основе концессий, было для англичан, что называется, плевым делом. Когда речь заходит о России, британская дипломатия и разведка просто генетически не могут предположить или подумать о ней что-либо положительное. Не утруждая свой исстари враждебно настроенный в отношении России (еще раз обращаю внимание на то, что вне зависимости от того, как она называется и какой в ней строй и режим) коварный ум, бритты автоматически мыслят в этом случае только негативными понятиями и категориями.

Немцы же умышленно запустили нефтяной тезис в качестве одного из ударов прямо в солнечное сплетение Англии. Потому что едва ли не самая главная «ахиллесова пята» - обеспеченность Третьего рейха нефтью и нефтепродуктами – в таком случает прекратила бы свое существование. А в качестве практически немедленного непосредственного результата подобного поворота событий для Англии последовало бы резкое усиление морской блокады и варварских бомбардировок германской авиацией территории Англии.

Была еще и другая причина, по которой немцы запустили именно такую «утку». Они ведь располагали захваченными в ходе западной кампании документальными данными о том, англо-французская коалиция планировала нанести бомбовые удары по центру советской добычи и переработки нефти – Баку. По сути дела, запуском такой «утки» в начале мая они попросту провоцировали англичан реанимировать этот план. Что, увы, и случилось. Уже в начале мая 1941 г. советская разведка зафиксировала факт реанимации замысла бомбардировок Советского Закавказья, прежде всего нефтяного комплекса Баку. Попросту говоря, немцы сознательно провоцировали англичан на агрессивные действия против СССР, что автоматически привело бы Англию в стан непосредственных военных союзников нацистской Германии, что в свою очередь, автоматически сняло бы с повестки дня и страшивший Гитлера вопрос о втором фронте. Увы, но дело действительно едва не докатилось до этого. Как стало известно Сталину либо вечером 12 июня, либо в первой половине дня 13 июня, «12 июня Комитет начальников штабов решил принять меры, которые позволили бы без промедления нанести из Мосула силами средних бомбардировщиков по нефтеочистительным заводам в Баку».[86] Удар же английской авиации по Советскому Закавказью означал бы непосредственную войну Англии против СССР. То есть, против СССР в таком случае оказывались не только государства Тройственного пакта – Германия, Италия и Япония – и примкнувшие к нему более мелкие европейские шакалы, но и даже Англия. А, следовательно, практически автоматически вслед за ней такую же позицию могли занять и США. И тогда практически весь мир – учитывая британские колонии и сферы влияния США, Германии, Италии и Японии - против СССР.

Лишь по счастливой случайности, а если быть исторически точным, лишь благодаря невероятному успеху Центра дешифровок немецких сообщений в Блетчли Англия удержалась от рокового шага. То есть от принятия рекомендаций Комитета начальников штабов. Правда, тут же сделала необходимый Гитлеру и одобряющий его план нападения на СССР «книксен», и трагедия 22 июня не замедлила себя ждать.  

В-третьих, самым главным ударом и также в солнечное сплетение Англии, практически смертельным нокаутом была дезинформация о том, что-де в обмен на такие уступки, Россия получит свободный выход в Персидский залив и даже в Афганистан. Для Англии в те времена не было ничего более опасного, чем уже даже только призрачно иллюзорная тень намеков на нечто подобное. В таких случаях, обычно сдержанные бритты выходили из себя и начинали крушить все подряд. Но именно этого-то и добивался Гитлер вместе с Риббентропом.

Однако и Англия не была безучастным наблюдателем. В самом конце марта 1941 г. Англия устроила государственный переворот Югославии, дабы не допустить ее присоединения к Тройственному союзу. При этом искусно сформировав ложное впечатление о том, что-де к перевороту причастен Советский Союз. Увы, но не без помощи пресловутого шефа Абвера - адмирала Канариса - Гитлер поверил в это. Хотя и тогда не было секретом, что переворот в Югославии дело рук английской разведки. Более того. Было точно известно даже, кто конкретно дирижировал этим переворотом – британские разведчики «в штатском» Лео и Джулиан Эмери. Переворот  в Югославии гарантированно привел к резкому обострению и без того крайне напряженных к тому времени советско-германских отношений. Оставалось только бросить, что называется, последнюю гирьку на весы более чем шаткого равновесия, чтобы Гитлер начал бы свою агрессию против СССР и тем самым Англия спаслась бы. Ради этого, в судорожных попытках по ускорения стравливания СССР и Германии в смертельной схватке в первых числах мая (до 5 мая) 1941 г. британский разведывательный центр в Нью-Йорке осуществил мощную дезинформационную операцию, суть которой заключалась в следующем: «Если Гитлер вздумает напасть на Англию, то русские начнут войну против Гитлера».[87] Увы, но, приведя эти данные на страницах своего мирового бестселлера, П.А.Судоплатов не был точен. А в данном случае точность имеет особое значение. Непосредственный исполнитель этой операции британский разведчик Монтгомери Хайд в своих мемуарах изложил суть этой дезинформации в следующем виде: «Из вполне достоверных и заслуживающих доверия источников стало известно, что Советский Союз намерен предпринять дальнейшие агрессивные военные действия, как только Германия будет втянута в крупные операции»[88]

Обратите особое внимание на то, как сами англичане сформулировали свою дезинформацию. Тут важно, прежде всего, то, что английская разведка не указала точно, о каких конкретно операциях идет речь. Ведь можно было понять и как операцию по вторжению непосредственно на Британские острова, а можно было и как крупную операцию по дальнейшему проникновению в пределы Британской колониальной империи. То есть Лондон достаточно ясно выбросил на стол крапленые карты, тем более что о намерениях СССР было сказано и вовсе провокационно. Мол, он намерен предпринять дальнейшие агрессивные военные действия. Мало того, что без прямого указания, что якобы речь идет о нападении на Германию, так ведь еще и серьезную смысловую нагрузку несло слово«дальнейшие агрессивные военные действия». Проще говоря, англичане пытались убедить Берлин, что СССР и раньше осуществлял агрессивные военные действия против Германии, и не намерен отказываться от этого и впредь. Все это можно было понять и как удар по Германии, и как удар по Румынии, являвшейся в то время основным поставщиком нефти и нефтепродуктов для Третьего рейха. Проще говоря, этой дезинформацией Гитлеру ясно было заявлено, что вне зависимости от того, какую операцию он начнет, преследуя антианглийские цели, его якобы ожидает карающий советский меч. Чего в действительности Москва вовсе и не планировала. 

В результате к тому моменту, когда Р.Гесс в буквальном смысле слова свалился с небес на английскую землю, арена для глобальных дипломатических и политических интриг со всеми необходимыми атрибутами ожесточенного торга была готова. И «джентльмены» с обеих сторон приступили к этому торгу. Отчетливо замаячила угроза англо-германского сговора. Ведь подученные в свое время К. Хаусхофером Гитлер и Гесс, «вникнув» в суть особых тревог Англии, нагло предложили ей мир на чрезвычайно почетных условиях. Впункте № 1 привезенного Гессом  меморандума под названием «Основы соглашения» Англии предлагалось следующее: «1. Чтобы воспрепятствовать возникновению новых войн, между державами оси[89] и Англией должно быть проведено разграничение сфер интересов. Сферой интересов стран оси должна быть Европа, сферой интересов Англии - ее империя».  По сути дела это был повтор условий, предложенных Англии Гессом и Риббентропом еще летом 1940 г., о чем Сталину было известно. Кроме того, Сталину было известно, что Гесс от имени Гитлера предложил Лондону не только не препятствовать Германии одержать быструю победу над СССР, но и присоединиться к ее блицкригу, обещая взамен согласие Берлина на участие Лондона и Вашингтона в расчленении Советского Союза. Англии, в частности, предлагался район от р. Оби до р. Лены, Америке - районы восточнее Лены, включая Камчатку и Охотское море. Ну а себе Германия «присваивала» территории до р. Обь. Про Японию Гитлер в горячке своего геополитического сумасшествия забыл.[90]

Искушение для правящих кругов находившейся в тяжелейшем положении Великобритании было огромным, ибо без своих колониальных владений Англия в принципе - ничто, и самостоятельно существовать не могла, во всяком случае, как великая держава, а в то время - особенно. Искушение было тем более велико, если учесть, что, с одной стороны, Черчилль был самым выдающимся и рьяным защитником интересов Британской империи за все время ее существования, а с другой - не менее выдающимся и рьяным поборником уничтожения Советов и России. Не говоря уже о том, что в самой Англии были немалые и явно нехилые силы, которые стремились скинуть Черчилля, чтобы спокойно договориться с Гитлером. Налицо были факторы, способные при определенных обстоятельствах склонить прогермански настроенные влиятельные силы Англии и даже того же Черчилля (а в случае его отказа, попросту скинуть его) к более благоприятному восприятию и рассмотрению привезенных Гессом предложений Берлина. В том числе и в плане организации какой-либо стратегической игры антисоветского, антироссийского характера, вплоть до хотя бы устного сговора с Гитлером.  Черчилль-то еще в апреле направил советскому правительству отнюдь не самый вежливый меморандум, в котором прямо указал, что Великобритания вовсе не заинтересована в сохранении Советского Союза в неприкосновенности.[91] Тем более что было видно, что сам факт прилета Гесса означал полное согласие Берлина с главным условием Лондона - немедленно порвать Договор о ненападении с СССР. А ведь особо жестко это условие было выдвинуто Англией тогда, когда премьером был уже Черчилль!  К тому же сие означало также, что Гитлер все-таки склонен атаковать СССР по традиционному для любого агрессора маршруту, то есть с зпада. Кроме того. Благодаря криптографам из Блетчли, высшее английское руководство знало, что с 22-23 мая график воинских перевозок в вермахте был переведен в режим максимального уплотнения. Что означало финальную стадию подготовки к нападению на СССР.

Д ля Англии открытыми оставались лишь только те вопросы, которые вытекали из майской дезинформации нацистов:

- действительно ли германскому вермахту будет предоставлено право прохода через советскую территорию,

- правда ли, что Советский Союз готов предоставить в распоряжение рейха часть нефтяных промыслов Баку,

- соответствует ли действительности, что в обмен на эти шаги Россия получит свободный выход к Персидскому заливу и, возможно, в Афганистан.

И вот 9 июня 1941 г. переговоры с Гессом достигли «миттельшпиля». В них включился лорд-канцлер и член кабинета Черчилля Джон Саймон. А этот «гусь» еще в марте 1935 г. гарантировал Гитлеру «зеленый свет» его агрессии в восточном направлении, о чем Сталин знал с того же марта 1935 г.

10 июня о факте подключения Дж. Саймона к переговорам и о содержании его беседы с Гессом стало известно Сталину (в том числе и наряду с содержанием привезенного Гессом меморандума).  Затем стало известно о решении насчет бомбардировок Советского Закавказья.  Тревога Сталина достигла в этот момент наивысшего накала: с одной стороны, Великобритания была менее чем в полушаге от совершения агрессии против СССР, что сделало бы ее де-факто и даже де-юре союзником Третьего рейха и вообще стран Тройственного пакта, с другой, и также менее чем в полушаге от того, чтобы  ради сохранения империи клюнуть на берлинскую наживку и за счет достижения компромиссного мира с Гитлером дать «добро» на его агрессию против СССР. Что, кстати говоря, она и сделала впоследствии, притворившись, что клюнула на берлинскую наживку.И посмотрите, как это было сделано.

12 июня Комитет начальников штабов принял решение рекомендовать правительству осуществить бомбардировки Баку. В тот же день Центр дешифровок в Блетчли перехватил и расшифровал «Распоряжение Главнокомандующего сухопутными войсками о назначении срока начала наступления на Советский Союз» от 10.6.1941 г. об официальном назначении 22 июня датой нападения Германии на СССР.  Впоследствии это подтвердил в своих мемуарах и сам У.Черчилль,[92] хотя о дате 22 июня британская разведка знала давно.[93] Но знать давно, пускай даже и из самых проверенных источников и иметь абсолютное документальное подтверждение в виде официального приказа германского командования – мягко говоря, слишком большая разница.

И как только в Лондоне осознали, какую радостную перспективу для полузадушенной Англии несет эта расшифровка, на переговорах с Гессом произошел коренной перелом. В формулировке У.Черчилля это выглядело так: «Лучше всего следовать естественному ходу событий. Столкновение между Германией и Советским Союзом неизбежно. Сосредоточение германских сил на советской границе идет ускоренным темпом. Нам нужно подождать своего часа...».[94] А точную дату и час нападения он уже знал!

Поторговавшись для виду еще два дня, с английской стороны было сделано заверение о том, что Гитлер может спокойно нападать на Советский Союз, второй фронт не будет открыт до 1944 года.  Но при условии, что Гитлер оставит в покое Британскую колониальную империю и снизит интенсивность бомбардировок Англии. Кстати, уже после начала войны ГРУ зафиксировало широкомасштабные переброски германских воинских частей, особенно авиационных с северо-запада Франции на Восточный фронт.[95] Достигнутая договоренность действовала!

Англичане торговались для виду, прежде всего потому, что обратили внимание на одно обстоятельство в этой расшифровке. Дело в том, что согласно перехваченному распоряжению дату 22 июня назначило верховное главнокомандование. Между тем, несмотря на то, что с  4 февраля 1938 г. его олицетворял непосредственно Гитлер, само это распоряжение было от имени главнокомандующего сухопутными войсками Германии. Да к тому же и подписано было начальником Генерального штаба сухопутных войск Германии генералом Ф. Гальдером. Более того, оно содержало в себе контрольную дату – 18 июня, в течение которой должно было быть осуществлено либо окончательное подтверждение даты нападения, либо ее отмена. Более того, в тексте распоряжения было и последнее контрольное время для этого же – 13.00 21-го июня 1941 г.! Проще говоря, немцы ждали очень весомых и серьезных гарантий со стороны Англии, прежде всего, по вопросу о не открытии второго фронта. И англичане дали эти гарантии!

Но и немцы не были дураками, чтобы вот так просто поверить Коварному Альбиону. В Москву был направлен один из самых доверенных агентов адмирала Канариса - юрист-международник Николас фон Галем.[96] Целью его миссии было не добывание информации об СССР – работавшие в Москве германские разведчики и так передали ему необходимую информацию, которую добыли сами. Его целью было получение необходимых сведений о позиции Англии непосредственно от резидента британской разведки в Москве, с которым он был дружен с детства (вплоть до знания детских кличек), а также информирование его о том, что нападение всенепременно произойдет 22 июня. У Н.фон Галема была еще одна задача – получить достоверные сведения о том, есть ли какое-либо соглашение между Англией и СССР о сотрудничестве в борьбе против Германии или нет, в том числе, имеются ли какие-либо конкретные наметки для этого. Проще говоря, не надувают ли Берлин англичане. Н.фон Галем, увы, «успешно» выполнил свою задачу. Потому что уже 14 июня 1941 г. Гитлер окончательно подтвердил командующим группировок вторжения свое политическое решение о нападении на Советский Союз, так и не осознав, что его кумир – прусский король Фридрих Великий – оказался гениален на века, когда в порыве негодования изрек: PERFIDIUOSALBION (Коварный Альбион)! Еще и нападение-то не началось, а Лондон, правда, под сильным нажимом Вашингтона, уже полез выражать беспокойство по поводу грядущего нападения Германии и сердобольничать.  Даже передали советскому послу разведывательную информацию о военных приготовлениях Германии к нападению на СССР и даже карту, на которой была показана дислокация германских и советских войск по состоянию на середину июня 1941 г. Выше об этом уже говорилось. Впрочем, тон подобному поведению Лондона задавал именно Вашингтон. Устами своего посла в Москве Л.А.Штейнгардта США еще 5 июня 1941 г. выразили недоумение советскому руководству по поводу того, что накануне величайшего кризиса, который, по мнению некоторых, СССР будет переживать в ближайшие 2-3 недели, Советский Союз не предпринимает никаких действий для укрепления межгосударственных отношений с США.[97]

Ну, а 22 июня Черчилль произнес свою знаменитую речь в поддержку Советского Союза. Однако PERFIDIUOS ALBION не был бы самим собой, если бы одновременно, прямо в день нападения Германии на СССР не выслушал предложение о сепаратном сговоре с Гитлером, что было зафиксировано советской разведкой в Турции.[98]

Со своей стороны советские разведывательные службы зафиксировали, что уже 15 июня германские оккупационные власти издали распоряжение, согласно которому население приграничных с СССР районов должно эвакуироваться из мест проживания до 18 июня. Проще говоря, с 18 июня должен был начаться финишный этап подготовки – выдвижение войск на исходные для нападения позиции. Что и было подтверждено в результате молниеносно осуществленной воздушной разведки в течение светового дня 18 июня вдоль линии границы в полосе компетенции Западного особого военного округа. Все это свидетельствовало о том, что непосредственное подтверждение даты нападения от Верховного командования состоялось именно 18 июня.  

 

[Zaman.]

И вот окончательное резюме всей этой истории. Прекрасно зная, что У.Черчилль является наиболее рьяным защитником Британской империи и, понимая, что последняя надежда Лондона – это Советский Союз, Гитлер решил разрубить «гордиев» в его представлении «узел», осознанно поставив на кон судьбу именно Британской колониальной империи, особенно Индии. Полагая ее козырной картой, в обмен на которую Англия должна была бы гарантировать ему, фюреру, безнаказанность однофронтового разбоя на Востоке, против СССР. Что, увы, и произошло. И о чем, увы (на этот раз для У.Черчилля) у британского премьер-министра хватило ума 4 сентября 1941 г. открыто проболтаться советскому послу Майскому, которому он заявил, что второй фронт не будет открыт до 1944 года![99] Да, собственно говоря, Черчилль не скрывал этого даже в переписке со Сталиным в летом и осенью 1941 г.[100]

Короче говоря, не будь этого прямого, но неофициального, письменно никак не зафиксированного сговора с Гитлером, гарантировавшего ему свободу рук на Востоке, то есть безопасность однофронтового разбоя против СССР до 1944 года, то фюрер едва ли рискнул бы на нападение! У Черчилля, правда, хватило ума и политической изворотливости лично не засветиться в сговоре с нацистским зверем, как его сумасшедший предшественник. Однако в своем последнем слове перед оглашением смертного приговора, бывший министр иностранных дел Третьего рейха Й.Риббентроп назвал эти гарантии «заявлением о дружеских заверениях, которые дал мне Черчилль».[101] Именно это «заявление о дружеских заверениях», которое дал Черчилль, окончательно уверило главарей Третьего рейха в возможности не опасаясь за свой западный тыл до 1944 года, начать-таки агрессию против СССР и в результате последовал сигнал «Дортмунд». Спустя всего полдня после получения  этого сигнала началась и сама агрессия.

 

Планировавшаяся нацистами схема совместного нападения Германии

и Японии на Советский Союз в ходе Второй мировой войны. Схема взята

    из фотоальбома книги М.Леонтьева - «Большая Игра». М., 2008.

 

 

 

 

 

 

 

 

      Схема нападения на Советский Союз по «Варианту Барбаросса»

[1] Эта глава появилась не только как выражение настоятельной необходимости показать, наконец, как все-таки Гитлер принял окончательное политическое решение о реализации плана нападения на Советский Союз по «Варианту Барбаросса». Одновременно это также и ответ полоумным ёрничаниям в Интернете на тему, что-де никакого значения сговор Гитлера и Лондона не имел, причем едва ли не потому, что его якобы вообще не было!? Это возмутительное глумление над фактами Истории в совокупности с другими обстоятельствами привело к написанию настоящей главы.  

[2] Книгу с таким названием в 2008 г. издал петербургский исследователь Н.В.Стариков.

[3] Такой точки зрения придерживается д. и. н. В.С.Лавров. См. его статью «Что скрывалось за приглашением В.М. Молотова осенью 1940 г. в Берлин и полетом Р.Гесса в мае 1941 г.». В сб. «Международный кризис 1939-1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 г до нападения Германии на СССР. Материалы международной конференции, организованной Институтом всеобщей истории Российской академии наук, Университетом Латвии, Институтом современной истории (Мюнхен), Московским отделение Фонда им. Конрада Аденауэра. Москва, 3-4 февраля 2005 г.», М., 2006, с.357-383.

[4] См. № 1.

[5] ЦА МО. Ф. 23. Оп. 9117. Д. 2. Л. 418-431. Документы внешней политики СССР. Т. XXII, кн. 2, с. 559 (в прим.) со ссылкой на архив КГБ СССР.  

[6] ЦА МО. Ф. 23. Оп. 9117. Д. 2. Л. 350-360.

[7] Анфилов В. «Новая версия» и реальность // Независимое военное обозрение. 1999. 7 апреля. «Совершенно секретно! Только для командования». М., 1967. С. 76—78.

[8] То есть уже тогда со ссылкой на Мольтке Гитлер вслух рассуждал о превентивной войне против России (СССР) при благоприятных условиях. Впрочем, не менее важны и слова Сталина – ведь говоря «надо практически готовиться к отпору», он, вне всякого сомнения, говорил об оборонительной войне.  Увы, но рассмотрение таких вопросов действительно выходит за рамки обусловленной темы.  

[10] Правда, в этом есть еще и непосредственно военный аспект. В данном случае под «возможностью такого похода в ХХ веке...» германский генеральный штаб подразумевал анализ взглядов новой генерации советских генералов на вопросы обороны. Ведь стратегия оборонительной войны России в 1812 г. не являлась секретом. И, соответственно, германских генералов очень интересовало, как поведет себя новый советский генералитет при нападении с Запада. Проще говоря, будет ли он повторять стратегию и тактику Барклая де Толли и Кутузова, или нет.  .

[16] Во времена А.С.Пушкина лорд Пальмерстон был всего лишь министром иностранных дел Великобритании. Однако проводимая им внешняя политика была настолько воинственной и агрессивной,  особенно по отношению к России, что более всего ему подходило слово«воевода». И гений великого русского поэта блестяще точно зафиксировал это. Впоследствии Пальмерстон стал премьер-министром Великобритании и сделал так много для того, чтобы между Великобританией и Россией были бы враждебные отношения, что словами не описать.  

[22] Мало кому известно, что еще в начале осени 1917 г. британская разведка запланировала захват Транссиба руками сформированного еще царское время из числа бывших дезертиров из австро-венгерской армии чехословацкого корпуса. В этих целях знаменитый английский писатель, а тогда разведчик на службе Его Величества английского короля Георга V Соммерсет Моэм совместно с четырьмя чешскими офицерами разведки высадился во Владивостоке и оттуда проехал по всей трассе Транссиба, выискивая наиболее уязвимые места этой магистрали. И впоследствии, когда чехословаки «подняли» свой, специально спровоцированный Троцким пресловуто известный мятеж в 1918 г., то этому корпусу удалось захватить практически всю магистраль. Эти уникальные данные привел в своем комментарии к малоизвестному российскому зрителю документальному фильму «Легио» известный современный историк Ю.В.Емельянов. Фильм был посвящен мятежу чехословацкого корпуса в 1918 г., в том числе и проблеме кражи российского золотого запаса чехословацкими легионерами. В те далекие времена чудом удалось отстоять Трассиб. Уже после Второй мировой войны США приняли эстафету планирования попыток захвата Транссиба, что зафиксировано в ряде их планов по развязыванию войны против Советского Союза. А в целом следует отметить, что спровоцированная Западом и его агентурой внутри России Гражданская война в сочетании с иностранными интервенциями носила ярко выраженный характер отчаянно свирепой геополитической борьбы за монополию пути сообщения. Едва ли кто-либо обращал пристальное внимание на то, что основные военные действия в ходе Гражданской войны разворачивались именно вокруг основных железнодорожных магистралей России. Причем по всем азимутам – на западе, севере, юге и востоке. Проще говоря, в ходе Гражданской войны решался центральный вопрос – останется ли Россия единственной в мире единой, подлинно трансконтинентальной евразийской державой, обладающей на своей территории монополией пути сообщения на всех азимутах или нет. И та власть, которая сможет обеспечить России гарантию незыблемости этой монополии и впредь, что одновременно означало и сохранение ее территориальной целостности и суверенитета на этой территорией (пускай даже и в слегка урезанном виде), та власть и утвердится в России. Собственно говоря, так оно и получилось. В строгом соответствии с Высшим Законом Высшей Мировой Геополитики и Политики. Отчаянно борясь за утверждение своей политической монополии заселения в России, то есть за утверждение своей власти в стране, большевики физически не могли не решать в свою пользу и неразрывно связанный с ней вопрос о монополии пути сообщения, в том числе и о гарантии ее незыблемости. Потому как одновременное решение вопроса о двух этих монополиях являлось решением главного вопроса для народов России – о сохранении их монополии заселения на землях их исторического проживания. Вот почему едва ли не абсолютное большинство народов России встало на сторону большевиков. При соединении таких глобальных помыслов с не менее глобальными усилиями по их реализации, возникает никем и ничем неодолимая сила. Именно она и привела к победе большевиков, особенно же патриотическое крыло партии вор главе со Сталиным. Вот суть механизма их победы.

[23] Хотя, если быть исторически точным, то Англия сама виновата в этом. Дело в том, что еще в самом конце 80-х гг. XIX в. она способствовала проникновению заинтересованного в железнодорожном строительстве в Османской империи германского капитала на этот обширнейший рынок. Однако вскоре тевтоны проявили характерную для мира бизнеса черную неблагодарность, которой Англия затем и воспользовалась, спровоцировав первую мировую бойню.

[24] Происхождение этого термина весьма любопытно. На заданный уже в 30-е гг. прошлого столетия вопрос о том, где родился Гитлер (а, соответственно, и нацистское движение, которое он возглавил), супруга бывшего премьер-министра Англии времен Первой мировой войны Г.Асквита – леди Асквит – ни на мгновение не задумавшись, невозмутимо ответила: «В Версале». Леди Асквит, судя по всему, прекрасно понимала, какую зловещую роль сыграл Версальский якобы мирный договор, которым якобы завершилась Первая мировая война, в том, что человечество получило нацизм и его главаря – А.Гитлера. Высказывание приводится по: Молодяков В.Э. Не состоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио. М., 2004, с. 18.

ДВП. Т. XXII. Кн. 2. С. 559 (в прим.) со ссылкой на «архив бывш. КГБ СССР». Необходимо отметить, что во многих ныне официально рассекреченных и опубликованных документа СВР и ГРУ, относящихся к предвоенному периоду, П.Клейст фигурирует действительно как источник секретных сведений для советских разведывательных служб.      

[39] Фёрстер Ю. Война и политика. 1939-1941. М., 2001. С. 332. Немецкий автор не совсем точно цитирует это высказывание Гитлера. Более точное описание этого события и само цитирование содержится в К. Кlее. Das Unternehmen «Seelowe», Berlin-Frankfurt, 1958, S. 189. Согласно этому источнику, Гитлер высказался подобным образом  в беседе с немецкими генералами  Г. фон Рунштедтом и Г. фон Зоденштерном, состоявшейся 2 июня 1940 г.: «...2 июня 1940 года, после завершения первой фазы французской кампании, Гитлер посетил штаб группы армий “А” в Шарлевилле. Перед началом совещания он прогуливался перед зданием, где собрались офицеры, с командующим группой армий “А” (фон Рундштедтом) и начальником штаба группы (фон Зоденштерном). Как бы ведя личную беседу,Гитлер сказал, что если, как он ожидает, Франция “отпадет” и будет готова к заключению разумного мира, то у него, наконец, будут развязаны руки для выполнения своей настоящей задачи - разделаться с большевизмом».

[55] 30 сентября 1940 г. жесткая реакция Советского Союза на Тройственный пакт была опубликована в качестве передовицы (без подписи) в газете «Правда». Автором был В.М.Молотов при участии И.В.Сталина. Ныне записка В.М.Молотова «Берлинский пакт о Тройственном Союзе» хранится в РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1161. Л. 66-75.

[56] Опытные немецкие дипломаты в германском посольстве в Москве явно не без оснований подозревали, что за эти кроется сарказм Сталина, которого в недавнем прошлом торговец шампанским Риббентроп решил поучать мировой геополитике и политике.

[58] FRUS. 1940.  Vol. I. Р. 565. В германском посольстве в Москве американцы располагали весьма информированной агентурой. К примеру, 2-й секретарь посольства США в Москве Чарльз Ю.Болен  работал с двумя агентами из числа сотрудников германского посольства – 2-м секретарем посольства Г.фон Биттенфельдом (псевдоним «Джонни»; встречи происходили во время совместных конных прогулок)  и заведующим Консульским отделом германского посольства Г.фон Вальтером. Именно они были главными информаторами американцев по всем вопросам, касавшимся советско-германских отношений. Советской контрразведке хорошо было известно, что американцы располагают отлично информированной агентурой в германском посольстве в Москве. Так что оценки американцев в отношении позиции СССР к Тройственному пакту были известны Лубянке, а, соответственно, и Сталину...

[62] Сам Гитлер в беседе с главнокомандующим ВМФ Германии, адмиралом Редером, ставил вопрос о «вовлечении» СССР в военные действия против Англии, в том числе в Иране и Индии» (М. Domarus, Hitler, Munchen, 1965, Bd. 2, S.158). А во втором томе дневника Ф. Гальдера на стр. 148 и 158 зафиксирована запись от 1 ноября 1940 г., в которой он указал, что «...фюрер надеется включить Россию в фронт против Англии». Надеется, конечно, никто не запретит, как, впрочем, и быть полным дураком тоже.

 

[71] Когда «зимняя война» завершилась, резидентура советской внешней разведки в Хельсинки с помощью своей проверенной агентуры однозначно подтвердила, что на провоцирование войны с СССР Финляндию толкнули Великобритания и Франция, а также Германия. См. Синицын Е. Резидент свидетельствует… М., 1996, с.70-80. Лондон и Париж официально обещали Финляндии помощь добровольцами и оружием, и кроме того, закрыть глаза на аннексию Финляндией советской территории вплоть до Урала.  И это не говоря уже о том, что и сами Англия и Франция планировали в помощь Финляндии высадку десанта на севере СССР, в обозе которого планировали привезти также и «беса мировой революции» Бронштейна-Троцкого, а также массированные бомбардировки Советского Закавказья.

 

[74] Во время западного похода германские войска захватили в одном из брошенных французским генералитетом штабных поездов папку с грифом «TRES SECRET», на которой красовалась надпись «ANNAQUE AERIENNE DU PETROLE DU CAUCASE. Liaison effectue auG.Q.C. Aerien le avril 1940». В переводе с французского языка это означало «Совершенно Секретно. Воздушный удар по нефтяным месторождениям Кавказа. Верховное командование ВВС, апрель 1940 года».  А в папке соответствующие документы и карты намеченных для бомбардировок целей. Дейтон Л. Вторая мировая: ошибки, промахи и потери. Пер. с англ. М., 2002, с. 556-557.  А в захваченном германскими войсками архиве французского МИД был обнаружен доклад посла Франции в Турции Массильи.  В этом докладе Массильи описывал свою беседу с турецким министром иностранных дел Сараджоглу, который выдвинул идею нападения на русские нефтяные промыслы в Баку.  Так этот факт представил в своих мемуарах бывший канцлер Германии и бывший посол Третьего рейха в Турции Ф. фон Папен (Папен фон Ф. Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947. Пер. с англ.  М., 2005, с. 453).  Откровенно говоря, весьма затруднительно поверить в версию фон Папена о том, что «генератором» такой идеи был какой-то турок. Англия и Франция и без турок додумались до этой подлости и едва ее не осуществили. На кой черт им были нужны советы какого-то турка?! Короче говоря, чуть позже гитлеровцы не без юмора опубликовали эти документы. Скандал был вселенский. Для сведения – в те времена более 86,5% добычи советской нефти и нефтепереработки было сосредоточено на Северном Кавказе и в Закавказье (Запад никогда не понимал, что это за термин – «Закавказье» - и потому называл весь этот регион на свой лад – Кавказ). Англо-французские планы по нанесению бомбовых ударов  по указанным районам СССР тогда были сорваны успешным окончанием Советским Союзом упомянутой войны и заключением мирного договора с Финляндией. Кстати говоря, Сталин и требовал-то скорейшего окончания этой войны, исходя из этого факта – ведь разведка и тогда докладывала ему об этих планах.

[76] Под чешскими источниками имелся в виду президент Чехословакиии  в эмиграции Э.Бенеш, который к этому времени уже обосновался в Лондоне и установил дружественные связи с советским полпредством. Что же до источников самого Бенеша, то это, прежде всего, чехословацкая военная разведка и ее глава генерал Франтишек Моравец, который еще до оккупации гитлеровцами Праги был вывезен англичанами вместе со всеми своими архивами в Лондон. В Абвере у Моравца имелся один прекрасно информированный о многих тайнах Третьего рейха агент – А-54, он же полковник Абвера Пауль Тюммель. 

[77] Кстати говоря, обратите внимание на это заявление Кейтеля. Увы, но очень многие «исследователи» (в основном, правда, горе-«исследователи») считают необходимым подвергать Сталина и Молотова резкой критике за то, что они якобы вступили в сговор с Гитлером и намеревались на пару с ним разделить мир. К вящему неудовольствию все антисталинистов, этого, как видно из заявления Кейтеля, не имело место быть. Практика исторических расследований убедительно показывает, что заклятый враг куда честнее и объективнее, нежели доморощенные горе-«исследователи».

[82] Гитлер достаточно долго тянул с максимальной концентрацией войск для нападения на СССР, полагая возможным осуществить это, что называется, в последний момент, ибо железнодорожная сеть Германии и оккупированной Третьим рейхом части Польши, особенно на северо-восточном (для СССР – северо-западном) направлении позволяла поступить именно таким образом. Пропускная способность германских железных дорог в направлении советской границы в несколько раз превосходила пропускную способность советских железных дорог в западном направлении. Это сыграло серьезную роль в колебаниях Гитлера при решении вопроса об окончательном выборе маршрута агрессии. 

[85] Да, поставки имели место, но отнюдь и даже далеко не в решающих для Третьего рейха объемах. Это четко зафиксировано статистикой тех поставок.

[90] Розанов Г.Л. Сталин и Гитлер. 1939—1941. М., 1991. С. 198—206; Sunday Times, 1988. Apr. 5; «Советская Россия», 1990. 10 мая; Очерки истории Российской Внешней Разведки. М., 1997. Т. 3. С. 433—440; Т. 4, С. 263; Manwell R., Fraenkel H. Heinrich Himmler. London, 1965. P.158-160. В послевоенное время эта информация советской разведки получила независимое подтверждение сразу из двух источников: из мемуаров сына герцога Гамильтона — Джеймса Дугласа — и Феликса Керстена, являвшегося личным врачом рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Керстен одновременно врачевал и министра иностранных дел Третьего рейха Иоахима фон Риббентропа. Мемуары Керстена в этом отношении совпадают с данными советской разведки за 1941 г. практически на 100%. См., напр.: Подьяпольский А., Непомнящий Н. Несостоявшиеся фюреры. Гесс и Гейдрих. Загадки Третьего рейха. М., 2004. С. 54-55.

[91] Woodward L. British Foreign Policy in the Second War. London. 1970. Vol. I. P. 604.

[92] Черчилль У. Вторая мировая война. Пер. с англ. М., 1991. Кн. 2. С. 159.

[93] Чехословацкая и польская военные разведки еще в конце марта – апреле 1941 г. смогли точно установить время, основной стратегический замысел плана агрессии, направления трех главных ударов и какими силами будет предпринято нападение.  А 27 мая чехословацкая военная разведка установила и саму дату нападения Германии на Советский Союз, и передали эти данные в МИ-6, а та, соответственно, в британское правительство. См. Moravec F. Master of Spies. Memoirs of General Frantisek Moravec. New York, 1977. P. 191-193. Benes E. The Memoirs of Dr. Edward Benes. Boston, MA, 1953. P. 150-151, а также – Churchill to Sikorski, 4 June 1941 (CAC, CHAR 20/21 C).

[98]  Инициатором этой попытки сепаратных переговоров явился посол Третьего рейха в Турции Ф. фон Папен. Это именно он выдвинул турецкому министру иностранных дел Сараджоглу идею обратиться к британскому послу в Анкаре сэру Хью Нэтчбулл-Хэджсссену и предложить ему следующее. Запросить британское правительство по вопросу, не находит ли оно своевременным прекратить военные действия на Западном фронте и объединить усилия для борьбы с державой, чья политика предусматривает уничтожение западной цивилизации. Сараджоглу немедленно связался с английским послом и передал ему пожелание фон Папена. Британский посол выслушал их и отправил соответствующую телеграмму в Лондон. Но в контакт с фон Папеном не вступил, сделав вид, что находится на яхте в Мраморном море. Затем в британское посольство в Анкаре поступили текст речи Черчилля в связи с нападением Германии на Советский          Союз, в которой британский премьер-министр выразил готовность оказать Москве помощь. Одновременно поступило и указание, запрещающее вступать в тайные контакты с представителями Третьего рейха. 23 июня Хью Нэтчбулл-Хэджсссен официально заявил Сараджоглу, что не видит для себя смысла заниматься таким вопросом. Папен фон Ф. Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947. Пер. с англ.  М., 2005, с.469. Советская разведка располагала очень серьезными агентурными позициями в Турции, что позволило ей практически мгновенно зафиксировать попытку обращения фон Папена с подобным предложением.    

[Zaman.]

Пакт, которого не было

 

«Отвратительным» пактом от 23 августа 1939 года по сговору двух «мерзких злодеев» миролюбивая Польша была разорвана, как юная курочка матерыми крокодилами. Сделано это было якобы очень подло и очень тайно.

Но все тайное становится явным, и по окончании Второй мировой войны — в разгар холодной — в англо-американской прессе секретные приложения к пакту Молотова-Риббентропа были опубликованы. Мол, в мае 1945 года копали англо-американские люди землю возле замка Шенберг в Тюрингии и нашли секретные приложения. Разумеется, нашли копии, поскольку оригиналы Гитлер унес с собой в могилу. Причем унес, собака, не только немецкие экземпляры, но и советские.

Зачем нужно было уничтожать именно эти приложения, понять невозможно. Если для сокрытия милитаристских намерений Германии в 1939 году, то в 1945 году иллюзий по этому поводу как-то не осталось. Если же с целью «отмазать» от нехорошей истории Советский Союз и лично товарища Сталина, дружка и единомышленника по мировой агрессии, то к 1945 году Сталин Гитлеру далеко уже не друг.

Так что, если приложения уничтожили, то сделали это суетно, не задумываясь, в жуткой неразберихе. Однако, несмотря на неразбериху, некий советник германского МИДа (Карл фон Леш) улучил среди толкотни секундочку и в уголке отснял микрофильмы с 9725 страницами документов. Отсняв же, поехал Карл в Тюрингию, где все и закопал возле замка. Потом туда пришли англо-американцы и стали копать землю. Копали они, копали, копали-копали, ух ты: мешок.

Таким сказочно-романтическим путем тайное стало явным. И если б не полный натурализм земляных работ возле замка, можно было предположить, что находка эта является прямым следствием мартовской доктрины Черчилля, согласно которой боеприпасы и немецкое вооружение уничтожать запрещалось, а пленные немецкие солдаты должны были содержаться в боеспособном состоянии — для возможной войны с СССР. Свои настроения Черчилль озвучил еще раз через год и более широко — в Фултоне 5 марта 1946 г.

Так или иначе, тайное стало явным — и через пятьдесят лет «секретные протоколы» к «пакту Молотова—Риббентропа» всплыли. Всплыли мощно, всплыли по всей поверхности: в июне 1989 года «секретные протоколы» были продемонстрированы Первому съезду народных депутатов СССР. А представили эту историческую правду самые добросовестные и объективные — депутаты от прибалтийских республик.

Хоть и оказалось, что нашли они те самые англо-американские копии, Александр Николаевич Яковлев засучил рукава и возглавил комиссию по расследованию, поскольку был он непримиримым борцом с советской системой. А уж доверять Александру Николаевичу можно: за что бы ни брался Александр Николаевич, все у него получалось. Член КПСС с 20 лет, успешно защищал диссертации, в которых от американской буржуазии камня на камне не оставлял, успешно работал в отделе пропаганды ЦК Партии, успешно выдворял из страны Солженицына, потом был успешным идеологом КПСС, был не менее успешным «архитектором» перестройки, а 18 августа 1991 года — за день до ГКЧП — очень успешно из КПСС вышел, о чем и сообщил остальным лохам в прямом телеэфире. Кому, как не ему — стойкому капээсэ- совцу, специалисту-социалисту, автору знаменитой статьи «Против антиисторизма» и крылатого выражения про патриотизм, который не требует шума, — возглавлять комиссию по таким принципиальным вопросам?

Михаил Сергеевич, который тоже был борцом с советской системой и который тоже считал патриотизм делом интимным, все же указывал Александру Николаевичу на лавку, под которой найдены эти протоколы: «.все документы, в том числе и секретное приложение к этому договору, опубликованы везде. И пресса Прибалтики все это опубликовала. Но все попытки найти подлинник секретного договора не увенчались успехом.» («Знамя», № 10, 1989 г., стр. 65). И особенно Михаила Сергеевича смущало то, что подписался Молотов немецкими буквами.

Тогда Александр Николаевич находит вполне подлинный акт передачи подлинных секретных протоколов помощнику министра иностранных дел (Б.Ф. Подцеробу) — с тремя подлинными копиями протоколов на русском и немецком языках, — о чем Александр Николаевич честно информировал Второй съезд народных депутатов СССР в декабре 1989 года. Но тут получалась следующая загогулина: при страшно секретных документах акт по передаче не был секретным. И главное: везде упоминается «пакт Молотова—Риббентропа», а если обратиться к первоисточнику, то 23 августа 1939 года между Германией и СССР был заключен не пакт, а договор. В общем-то, пустяк, но пустяк, надо сказать, досадный.

Что ж, бывает. Главное — не унывать. И очень скоро, в 1992-м году нашелся ну самый подлинный «секретный протокол», в котором все уже было по-настоящему, в котором уже и «договор», и никаких тебе «пактов», и все аккуратно, и все чин чинарем. Неприятный осадочек оставляет только то, что Иоахим этот фон Риббентроп, всегда подписывавший документы чернильным «паркером», не удержался и сей злосчастный договор подписал зачем-то шариковой ручкой. Просто беда с ними, с баронами с этими.

А вот Павел Судоплатов, один из руководителей советской разведки, так тот вообще ничего не знал о «секретных протоколах», хотя обычно разведка зондирует почву для дипломатических договоренностей. В конце концов, ликвидация Троцкого или материалы по атомному проекту, ныне хрестоматийные, вряд ли считались менее секретными. Да и сам Вячеслав Михайлович Молотов, доживший до перестройки, отрицал наличие «секретных протоколов»: при этом вовсе не скрывал иные трогательные нюансы советской политики.

И секрета из советско-германского Договора о границе не делали. Подписан он 28 сентября, а не 23 августа (что, конечно, было бы желательней для доктрины о «секретных приложениях») и о нем было сообщено в самой широкой прессе, даже с иллюстрациями. Итак, в чем же интрига, почему столько шума?

Потому что Ялтинской и Потсдамской конференциями и всеми последующими международными договорами итоги Второй мировой войны, включая все европейские границы и «территориальные приобретения Советского Союза», были официально признаны. А наличие «вновь открывшихся обстоятельств» все эти договоры делали бы нелегитимными. И кому-то этого очень хочется. Между прочим, на всемирный саммит в мае 1995 года, посвященный 50-летию окончания Второй мировой войны, Россия даже не была приглашена — видимо, как не участвовавшая.

А теперь о самой Польше — чуть издалека и чуть подробней.

После октябрьского переворота 1917 года большевики захватили власть в стране, которая до этого называлась Российской империей. И правопреемником Российской империи Советы назвали тоже себя. Именно в этом качестве Советы дали право народам России на самоопределение. Но, похоже, Польша, сначала воспользовавшись этим правом, тут же решила, что правопреемником Российской империи является именно она. По крайней мере, советская западная армия, в задачу которой входил контроль над границами, вступив на территорию (не отделившейся от России) Белоруссии, наткнулась на некие польские войска — «Комитет защиты восточных окраин». Начальник Польши Пилсудс- кий, как раз освобожденный немцами из-под ареста и прибывший в Варшаву спецпоездом из Берлина в сопровождении представителя германского правительства, признает эти комитеты польской армией, тем более что большая часть польских сил была уже задействована в войне с самоопределившейся Украиной. А боевые действия против Западно- Украинской Народной Республики начаты аккурат через два дня после провозглашения независимости Польши. Та же ситуация и с Прибалтикой: как только немецкие войска вышли из Вильно, город был взят поляками.

Боевые действия 1919 года между польской армией и РККА сначала шли с переменным успехом, но после вмешательства Антанты был заключен договор с немцами о непротиводействии полякам. В результате началось успешное продвижение поляков на восток: и по независимой Украине, и по Белоруссии, которая прочно вошла уже в федерацию с Россией — были взяты и Минск, и Киев. Совет министров иностранных дел Великобритании, Франции, США, Италии уполномочивает Польшу на оккупацию восточной Галиции; администрация Западно-Украинской Народной Республики ликвидирована.

Тут уместно вспомнить помощь полякам американской и французской военных миссий, полное обеспечение военным снаряжением, а также целые воинские части в виде авиационных эскадрилий. Надо вспомнить и блокирование Лондоном счетов генерала Юденича, и «военные поставки» Колчаку — это когда французы забрали деньги за 500 самолетов, но ничего не вернули. В это же время на Парижской мирной конференции Совета десяти (в январе 1919-го) Польша требует признания границ 1772 года, то есть к Польше должны отойти вся Литва, часть Латвии, большие части Белоруссии и Украины. Летом 1920-го Великобритания предложила Советской России заключить перемирие с Польшей, исходя из того, что восточная граница Польши будет установлена по ее этнической границе: так называемая «линия Керзона». Но Советам такой расклад показался несправедливым, отчего к моменту подписания окончательного договора в Париже граница с Польшей была еще отодвинута на восток. Таким образом, и население Польши увеличилось на 6 миллионов украинцев-белорусов-русских.

В том же 1920 году Польша оформляет присоединение части Силезии, Литвы и пытается решить вопрос с полным присоединением Белоруссии. Поскольку польские свобода и независимость имели очень большие планы, все последующее десятилетие с территории Польши в Союз забрасываются диверсионные группы, а польская разведка получает негласный статус филиала английской и особенно французской. Еще бы: ведь именно на французские деньги Польша и начала войну против России в 1918 году.

Заметное оживление внешнеполитической жизни Польши начинается с появлением в 1933 году на международной арене Гитлера. В 1934 году, после подписания польско-германского соглашения, в Польшу прибывает некто Геринг, известный как рейхсмаршал Германии, который обсуждает с Пил- судским «особую заинтересованность» Польши в Украине, а Германии, соответственно, — в Прибалтике.

На советско-французскую инициативу по созданию Восточного пакта Польша отвечает принципиальным меморандумом, в котором отказывается от обязательств в вопросах безопасности Литвы и Чехословакии. Присоединяться же к пакту Польша согласна, но только совместно с Германией. Когда на следующий год были подписаны советско-французский и советско-чехословацкий договоры о взаимопомощи, польское правительство восприняло это как личное оскорбление. Зато в 1937 году на переговорах Геринга с министром иностранных дел Польши очень даже бодро обсуждается «право Польши иметь выход к Черному морю». То есть территорий, захваченных у России в 1918—1921 годах, к 1937 году Польше было уже маловато. Через год на польско-германских переговорах тема заинтересованности Польши в территории советской Украины поднимается снова. Еще через месяц польское правительство спешит довести до сведения Гитлера свою поддержку венгерских претензий на Прикарпатскую Русь, в ответ на это Гитлер спешит довести до сведения польского правительства, что в случае военного конфликта Польши и Чехословакии Германия искренне и без остатка будет на стороне Польши. Как видим, любовь Польши и Германии взаимная, глубокая и в чем-то даже страстная.

В сентябре 1938-го «Мюнхенским договором» — между Германией, Италией, Великобританией и Францией — судьба Чехословакии была-таки решена. Сначала в Судетскую область, а весной 1939-го и на всю территорию Чехословакии вводятся немецкие войска. Советский Союз, наивно размахивая договором о взаимопомощи с Чехословакией, просит Польшу дать коридор для осуществления миротворческой миссии. Ага: накось, выкуси. Польшу в Мюнхен хоть и не позвали, но это формальности, Польша и так чувствует себя царицей морскою: уже через два дня после заключения Мюнхенского договора Польша грозным голосом потребовала от Чехословакии Тешинскую область, да и оккупировала тут же, под шумок.

В январе 1939 года на польско-германских переговорах в Варшаве Польша уже в лоб просит поддержки своих планов по реализации выхода к Черному морю и овладении Украиной в обмен на вступление в антикоминтерновский блок. Фашистский Риббентроп дает «добро». В марте, раскатав имперскую губу, Польша заявляет о заинтересованности в получении колоний и, улучив момент — после оккупации немецкими войсками Клайпеды, — предлагает Литве присоединиться к Польше по-хорошему. А в апреле — на всякий пожарный, — заключает еще соглашение о гарантиях с Англией. Но дальше — как в сказке про золотую рыбку: тут же, в апреле, сделав обиженное личико, Германия денонсирует польско-немецкую декларацию о ненападении. После стольких лет сладкого флирта и ожиданий законного брака вдруг оказывается, что поляки — это раса неполноценных славян, и вообще, тысячелетнему рейху какие-то прихлебатели не нужны, тем более такие вертлявые.

Польша еще пытается доказать свою верность идеям фашизма: ведь только русских с 1921 года в Польше уничтожено 120 000, но ни этот геноцид, ни срыв антигитлеровских англо-советско-французских переговоров в августе 1939-го Гитлера уже не трогают. Он, конечно, благодарен Польше за очередную международную подлянку, но его взор устремлен вдаль. Теперь он сам заключает договор о ненападении с Советским Союзом. Советский Союз тоже доволен, поскольку такой ход перечеркивает идею единого антисоветского фронта. То есть объединение Германии, Англии и Франции против СССР тоже не состоялось.

С этого момента Советский Союз становится агрессивным чудовищем, а Польша становится многострадальной. Став многострадальной, Польша сразу забывает о недавнем визите министра иностранных дел Юзефа Бека (5 января) к Адольфу Гитлеру, который заявил о единстве интересов Германии и Польши в отношении СССР. Забывает Польша и о встречном визите (26 января) в Варшаву министра иностранных дел Германии Риббентропа к Беку, который пообещал распрекрасный альянс, если Германия поддержит Польшу в ее намерениях овладеть Украиной. А чтобы Польша так уж все не забывала, 1 сентября Черчилль возвестил во всеуслышание, то есть по радио: «Осуществление нацистских планов по отношению к прибалтийским странам и Украине должно быть окончательно остановлено».

Лишь одна страна восприняла советско-германский договор бурно и гневно — Япония, союзник Германии по коалиции. Правительство Японии даже ушло в отставку. Из ли- беральнолюбивых стран никто ничего криминального в пакте Молотова-Риббентропа не увидел, и документ сей не осудил. Но впоследствии именно этот документ стал доказательством истинной сути Сталина: он оказался ничуть не лучше Гитлера. Даже хуже.

А с другой стороны, почему Сталин должен обо всех заботиться? Советскому Союзу хватает своих официальных обязательств, которые он исправно выполняет: и на озере Хасан, и на реке Халхин-Гол, и по отношению к Чехословакии, и даже по отношению к Австрии, с которой, впрочем, договоров не подписывал. Но единственной страной, забившей тревогу при самых первых симптомах — после введения немецких войск в Австрию 12 марта 1938 года, — был Советский Союз. Именно он инициировал созыв международной конференции на предмет «практических мер против развития агрессии». Но разве не Англия пресекла эту инициативу, мол, нечего тут волну гнать? Разве не Англия-Франция настоятельно порекомендовали Чехословакии расторгнуть договор о взаимопомощи с СССР, когда туда направились все те же немецкие войска? А перед Польшей никаких обязательств у СССР нет (Польша знать не желает Советский Союз), зато есть такие обязательства у Англии и Франции, вот пусть у них голова и болит.

Впоследствии Польша будет настаивать на том, что именно договор Сталина с Гитлером в конце лета и стал основанием для гитлеровского нападения на Польшу. Но разработка плана гитлеровского нападения на Польшу (план «Weis») была завершена 3 апреля 1939 года, то есть уже в начале весны. Через две недели (17 апреля 1939 года) британскому послу в Москве вручено предложение о создании единого фронта с Англией и Францией — на предмет все тех же «практических мер против развития германской агрессии». Но англичане и французы ничего не ответили. Зато Финляндия и Эстония заявили в Лиге Наций, что расценивают советскую миротворческую инициативу как угрозу. В самой Польше вообще раздались голоса: лучше германская агрессия, чем советская помощь, и никаких коридоров для советских войск не будет. После нескольких попыток переговоров, которые носили бутафорский характер, в это же время в Лондоне по инициативе англичан проходили переговоры с нацистами — идея военного альянса СССР—Англия—Франция была похоронена. Вывод напрашивался простой: если Сталин действительно хочет мира, он может договариваться об этом только с Гитлером.

Почему-то именно сговором (Сталина с Гитлером) стали называть вполне шаблонный договор. А ведь в сентябре 1939 года Советский Союз никаких геополитических преференций не получил, всего лишь возвратил свои территории. И территории не дремучего века, а вчерашние, еще тепленькие, захваченные Польшей в революционном шабаше. И граница прошла как раз по «линии Керзона», как и рекомендовала комиссия Камбона, лоббировавшая интересы Польши в 1920 году. Большие надежды возлагались, конечно, на «секретные приложения» к пакту, на их человеконенавистническую природу, но именно они-то, вот беда, и не были найдены: все про них слышали, но никто не видел — ни в Германии, ни в Советском Союзе. Да и вел себя Советский Союз как-то странно: с полным ощущением безнаказанности, с развязанными руками и т.д. Советский Союз предлагает Финляндии. заключить договор о взаимопомощи (5.10.1939).

Тут должно прозвучать негодующее «о!» плюс развернутые комментарии о цинизме, ведь Советский Союз на Финляндию все-таки напал. Да, напал, но уместным будет хотя бы упоминание о тех долгих — год и восемь месяцев, — переговорах, в течение которых Советский Союз безрезультатно торговался с Финляндией, предлагая и вариант аренды четырех необитаемых островков, и территориальную компенсацию, и двукратную территориальную компенсацию за приграничную полосу. И только потом, уже во время начавшейся мировой войны и в условиях цейтнота, когда в Финляндии уже находился германский военный контингент, Советский Союз ценой больших потерь — 50 000 убитых и 250 000 раненых — лишь отодвинул эту чертову границу в среднем на полсотни километров, подальше от Ленинграда. То есть в 8 раз меньше, чем территория, что предлагалась Финляндии в качестве компенсации. А ведь если верить слухам о «секретных приложениях», Финляндия была в «советской зоне» полностью. А если верить сообщению французского агентства «Гавас» от 29 ноября 1939 года со ссылкой на «достоверный источник», то в эту же зону попадали Румыния, Болгария и Венгрия. Их, судя по всему, Советский Союз брезгливо игнорировал: о, этот непредсказуемый Сталин.

Кстати, изумительный нюанс: после Зимней войны, то есть войны с Финляндией, злосчастные островки Советским Союзом были-таки взяты в аренду. Взяты — в аренду.

Надо бы мельком упомянуть, что и на «территорию Польши» (то есть на территорию Украины и Белоруссии) советские войска были введены, когда Польша как государство не существовала. Полмесяца германские войска с боями продвигались по Польше на восток, а 17 сентября 1939 года, когда польское правительство уже уехало в дружественный Лондон, к линии Керзона без всяких там боев поспешили и советские войска. Вполне возможно, впрочем, что в такой ситуации полякам милее была бы кровь до самой восточной границы.

Въедливости ради отметим, что на кошмарное соглашение с милитаристской Германией Советский Союз пошел не в первых рядах.

В 1933 году с Германией заключают пакт Великобритания, Франция, Италия (пакт четырех). Далее.

1934 год: с Германией заключает договор Польша.

1935 год: с Германией заключает договор Франция.

1936 год: с Германией заключает договор Япония.

1936 год: морской договор с Германией заключает Англия.

1938 год: сентябрьская англо-германская и декабрьская франко-германская декларации носят уже антисоветский характер.

В марте 1939 года Румыния заключает договор с Германией.

В мае 1939 года Италия заключает договор с Германией.

В мае 1939 года Литва заключает соглашение с Германией.

В июне 1939 года Эстония и Латвия заключают договоры с Германией.

И только в августе 1939 года договор с Германией заключает Советский Союз.

Почему же память о договоре Советского Союза с Германией не дает спокойно спать мировому сообществу, почему этот договор считается подлостью, если договор о ненападении?

Да потому, что политика — дело витиеватое и многоходовое. И Сталин 23 августа своим длинным изощренным пальцем нажал на спусковой крючок мировой войны. Вот кто главный поджигатель. Гитлер, он как дитя, всего лишь поддался на провокацию. По крайней мере, так любят размышлять западные и некоторые российские историки. А зачем нажимать на крючок? Так чтобы мировую революцию распространить.

Западные историки — ладно, они историю партии не проходили, а вот для российских историков аргумент с мировой революцией странен. Ведь от этой идеи Сталин отказался сразу, как пришел к власти. Еще в 1923 году Троцкий обвинял Сталина в трусости, когда тот не поддержал проект революции в Германии. Позднее политические оппоненты даже пытались инкриминировать Сталину отклонение от ленинского курса, так он им какую-то ленинскую цитатку привел, то есть подготовился, а не с бухты-барахты революцию отверг. Более того, чтоб никакой другой советский лидер не смог эту идею реанимировать, Сталин — когда силу почувствовал, — сначала ликвидировал военную комиссию Коминтерна (1925), затем распустил Общество старых большевиков и пресек финансирование иностранных компартий (1935), через несколько лет (1941) высказал аккуратные сомнения в целесообразности этого Коминтерна вообще, а еще через пару лет Коминтерн похоронил. Международную, между прочим, организацию, через которую мировая революция как раз и осуществлялась. Так что революционер из Сталина еще тот, одних только проверенных большевиков сколько положил. И Церковь легализовал. Причем так же мягко, поэтапно.

По поводу традиционного визга Запада на предмет большевистской угрозы надо бы отметить, что визг этот всегда подозрительно отчаянный, но с фальшивыми нотками: ведь российский большевизм — это детище исключительно западных финансовых групп.

И мировые войны просто так не происходят, кому-то они действительно нужны.

Конечно, Сталин был заинтересован в том, чтобы Англия- Франция и Германия повоевали между собой. Гитлер полагал, что нападение на Советский Союз улучшит его отношения с Англией-США. А сенатор Трумэн, будущий президент, с американской простотой заявил 24 июня 1941 года в своем Конгрессе: «Если выигрывать будет Германия, мы будем помогать России, если выигрывать будет Россия, мы станем помогать Германии». Чтоб повоевали подольше, поразрушительней, чтобы поглубже влезли в долги: только 30.04.1942 г. из Мурманского порта было вывезено в США 5,5 тонны золота.

При этом позиция Сталина, в общем-то, понятна: пусть воюют страны, еще вчера пытавшиеся объединиться в «ан- тикоминтерновский», то есть, в антисоветский блок с явно военными намерениями. Но что за странную позицию озвучил Трумэн? И кто же, действительно, больше всего был заинтересован в этой войне? Кто раскручивал и подталкивал Гитлера, ведь одного сталинского пальца — изощренного и длинного — для мировой-то войны маловато будет.

.Перед Первой мировой США были самым крупным должником, а после — оказались самым крупным кредитором. Аналогично и со Второй мировой. (В этом смысле астрономические долги США должны и сегодня очень настораживать). И вообще, как так получилось, что еще в 1937 году по всем военно-техническим параметрам Германия уступала Советскому Союзу, а уже через пять лет имела лучший тяжелый танк в мире и лучшую авиацию?

Тихая и нейтральная Швейцария, которая политикой ни капельки не интересуется, 1 августа 1934 года принимает уникальный закон о тайне банковских вкладов — таким образом, международные финансовые потоки становятся невидимыми, — и происходит это ровно в тот день, когда в Германии издан закон о совмещении функций рейхсканцлера и президента. То есть закон о полноте власти Гитлера. Но тайна банковских вкладов может запутать лишь грядущих историков, поскольку современникам-то все видно и так: американская компания «Стандарт ойл» строит в Гамбурге завод по производству авиатоплива, «Дженерал моторс» вкладывает 30 млн. долларов в предприятие германского ВПК «ИГ Фарбен-индустри», Состенес Бенн (компания «Лоренс») приобретает 28% акций «Фокке-Вульфа», Морган финансирует строительство авиазаводов. А всего американский бизнес в 1936—1938 годах построил в Германии 288 промышленных предприятий.

И несмотря на «ночь длинных ножей» (1934 г.), когда хором скончались тысячи политических конкурентов Гитлера, несмотря на Нюрнбергские законы (1935 г.), ограничивающие права евреев, ни один иностранный журналист не усомнился в гуманизме гитлеровских реформ, и ни британские, ни американские банки из-за таких пустяков Германию в кредитах не ограничивают. Несмотря на расовые законы и уже действующий Бухенвальд, Олимпийские игры в Берлине никто не бойкотирует; более того, на открытии игр французская делегация марширует с характерным жестом «хайль!», а чуть позже, с 1940-го по 1944-й — то есть во время войны, — на фашистов работают крупнейшие французские заводы, при том что военная промышленность Франции перед Второй мировой была второй в Европе. Британская же газета «Дейли мейл» захлебывается от восторга: «Выдающаяся личность нашего времени — Адольф Гитлер (...) стоит в ряду тех великих вождей человечества, которые редко появляются в истории». На обложке первого номера за 1939 год журнала «Forbs» «выдающаяся личность» того времени красуется с великолепными усиками, а нобелевский комитет рассматривает эту кандидатуру в номинации «Премия мира». И кто только не числился — вполне официально — в германских войсках периода Второй мировой: и голландцы с фламандцами, и венгры с румынами, и даже чехи, и, понятное дело, французы, и многие, многие, многие.

Совершенно конкретные события — связанные с Чехословакией, — дали отмашку Второй мировой. Ведь Чехословакия даже в одиночку смогла бы дать отпор Гитлеру, если бы не странный англо-французский-польский коллективизм. А если б и Советский Союз смог подставить плечо, Германия ретировалась бы без разговоров, и наполеоновские амбиции Гитлера быстренько сдулись бы. Но Советский Союз плечо не подставил, поскольку Польша принципиально коридор не дала. Шлагбаум Второй мировой войны был поднят.

Что мешает мировому сообществу, не мудрствуя лукаво, извлечь из памяти все эти простые обстоятельства? Почему стандартненький договор с Германией о ненападении перечеркивает в памяти пацифистов все прочие инициативы СССР накануне войны? А ведь СССР выступил в Лиге Наций с идеей создания системы коллективной безопасности, предложил заключить региональный оборонительный «Восточный пакт» с участием СССР, Франции, Польши, Чехословакии, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы и Бельгии. А еще — «Тихоокеанский пакт», соглашение о ненападении с участием СССР, США, Великобритании, Франции, Японии и Китая. И почему не вспомнят ноябрь 1940-го? Это когда Япония, успешно шуровавшая на Востоке, Италия, успешно шуровавшая в Африке, и Германия, подчинившая всю Европу, объединившись в так называемую «Ось», предложили примкнуть к этому непобедимому блоку и Сталину? Вот был бы триумф воли. Тогда бы уж никто не пикнул.

Присмотревшись же к хронологической таблице, заметим, что в длинном перечне стран, перед Второй мировой войной заключивших договор с Германией, СССР стоит последним. А возглавляет список многострадальная Польша. И договор Молотова—Риббентропа от договора Гитлера-Пилсудского отличает одно небольшое, но специфическое обстоятельство. Как известно, в 1933 году Гитлер начал антиеврейскую кампанию, что, надо сказать, ничуть не препятствовало заключению англо-франко-итало-германского пакта. А для последовательного проведения гитлеровских реформ создаются концлагеря. Известно также, что основная масса фашистских концлагерей находилась вовсе не в Германии. Так вот, одним из пунктов германо-польского соглашения, подписанного в Берлине 26 января 1934 года, было создание концентрационных лагерей на территории Польши.

Другой же пункт касался согласованных действий Германии и Польши в войне против Советского Союза.

Так что, прислушиваясь к причитаниям о судьбе несчастной Польши в связи с 70-летием «пакта Молотова—Риббентропа», согласимся, что дело тут не в пакте.

Который, как оказалось, и не пакт вовсе.

[Zaman.]

Что знала разведка?

 

     Осенью минувшего года одно из заседаний «Суда времени» было посвящено исследованию причин трагедии 22 июня 1941 года. В качестве свидетеля со стороны Сергея Кургиняна выступал доктор исторических наук Михаил Мягков. То ли в полемическом запале, то ли просто в силу сложившейся традиции уважаемый Михаил Юрьевич произнёс: «А кто из разведчиков сообщил точную дату?»
     Но это не единичный случай. Ведь вплоть до настоящего времени по-прежнему в ходу упрёки в адрес советских разведслужб по поводу их неэффективности накануне Великой Отечественной войны. В «исправленном и дополненном по рукописи автора» издании мемуаров маршала Г.К. Жукова (2002 г.) появилась любопытная фраза: «Сейчас бытуют разные версии по поводу того, знали мы или нет конкретную дату начала и план войны. Генеральному штабу о дне нападения немецких войск стало известно от перебежчика лишь 21 июня, о чём нами тотчас же было доложено И.В. Сталину. Он тут же дал согласие на приведение войск в боевую готовность. Видимо, он и ранее получал такие важные сведения по другим каналам...»
     Вместе с тем имеющиеся в распоряжении исследователей документы подводят к тому, что до конца первой декады июня как минимум 22 сообщения резидентур Разведуправления Генерального штаба РККА, два - Разведуправления Главного морского штаба ВМФ и 45 - 1-го управления НКВД-НКГБ СССР содержали указания на предполагаемые даты нападения.

 

     Конечно, будучи в здравом уме, никто и не будет отрицать, что там были разнобой и многочисленные дезинформационные «шумы» - германская разведка в поте лица распространяла всевозможную дезинформацию, которая по разным каналам попадала в Москву. И не только она. Только по линии военной разведки таких «дат» набралось примерно полтора десятка. «Не отставали» в этом смысле и разведка Лубянки, и другие разведывательные службы, которые тоже «наскребли» примерно столько же «дат».
     Однако самое главное состоит в том, что в последние 10-11 дней перед войной советская разведка - как сообщество разведывательных служб того времени - всё-таки сумела назвать правильную дату начала агрессии, по моим подсчётам, 28 раз. С учётом же фигурирующих в различных исследованиях о пограничных войсках данных, которые приводятся без прямых ссылок на конкретные архивные данные, можно говорить даже о 35-40 таких случаях.
     Абсолютно неопровержимо установить точную дату нападения раньше 11-12 июня было невозможно. И всего лишь по той простой причине, что верховное командование Германии письменно указало день 22 июня как дату нападения только 10 июня 1941 года.
     До этого времени, как, впрочем, и после 10 июня и до дня нападения включительно, немцы вели широкомасштабную, прекрасно продуманную, четко скоординированную и неукоснительно претворявшуюся в жизнь даже в различных деталях и нюансах дезинформационную кампанию. Цель - ввести высшее руководство СССР и командование РККА в максимально возможное, желательно полное, заблуждение.
     Тем не менее дата нападения всё-таки была установлена. Несмотря на исключительно тяжёлые условия добывания информации о военных приготовлениях Германии к нападению на СССР. Несмотря на чрезвычайную принципиальную сложность установления даты агрессии, ибо это априори наиболее охраняемый секрет любого агрессора.
     Наверное, многие читатели сильно удивятся, но уникальную роль стратегической разведки в решении именно этих вопросов сыграла тактическая по своей природе разведка пограничных войск. Именно она первой смогла окончательно установить, неоднократно проверить и подтвердить дату и время начала агрессии, а также установить и зафиксировать начало выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. В целом это произошло со значительным опережением данных зарубежных резидентур внешней и военной разведок СССР, за исключением одного случая, о котором речь пойдёт ниже.
     Впервые (по крайней мере, по тем данным, которые официально рассекречены и опубликованы) пограничники установили дату 22 июня как день начала агрессии 14 июня 1941 года. Произошло это в результате задержания двух диверсантов на участке 19-й заставы 5-й комендатуры 87-го Ломжинского пограничного отряда Управления пограничных войск НКВД Белорусской ССР. На допросах задержанные диверсанты и сообщили о 22 июня как о дне начала нападения Германии на СССР.
     Вторично дата 22 июня как день начала агрессии была установлена утром 18 июня 1941 года также в результате задержания группы диверсантов. Задержание 8 человек произошло в ночь на 18 июня на участке той же 19-й заставы. Кстати говоря, о том, что их будут забрасывать, пограничники знали ещё с 14-го числа от тех первых двух диверсантов, а также от своей закордонной агентуры.
     Третий раз пограничники все того же 87-го пограничного отряда установили дату 22 июня как дату нападения Германии на СССР после задержания 19 июня очередной группы диверсантов.
     Четвёртый раз эта же дата была установлена 20 июня всё тем же 87-м пограничным отрядом и также в результате задержания очередной группы диверсантов. Важнейшая информация была установлена с помощью закордонного агента «Маевского», оказавшего содействие в поимке этих диверсантов.
     Пятый раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР была установлена закордонным агентом (установить псевдоним пока не представляется возможным, предположительно речь идёт о польском патриоте и друге СССР - Баджинском) Белостокского УНКГБ Белорусской ССР, который 21 июня возвратился с сопредельной стороны, где находился с разведывательным заданием.
     Шестой раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР была установлена также агентом (оперативный псевдоним неизвестен) Белостокского УНКГБ Белорусской ССР, который в 1 ч. 30 мин. 22 июня сумел прорваться через немецкие кордоны и перейти на советскую сторону.
     Что касается информации от перебежчиков, то это были как гражданские лица, так и военнослужащие вермахта и союзных им войск. И от них тоже поступали серьёзные данные. Как правило, их допрашивали сотрудники разведывательных отделов погранотрядов, которые затем и проверяли полученную таким образом информацию, в том числе и через свою закордонную агентуру.
     В середине июня советскую границу в Прибалтике перешёл солдат дислоцировавшегося в Айдкунене 405-го пехотного полка вермахта, который на допросе показал, что, по словам генерала фон Ленгвица, инспектировавшего их часть, в ближайшие дни произойдёт нападение Германии на СССР.
     18 июня на участке 98-го Любомльского погранотряда Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР границу перешёл фельдфебель германской армии, который на допросе показал, что в 4 часа утра 22 июня 1941 года соединения вермахта перейдут в наступление на всём протяжении советско-германской границы.
     Поздним вечером 21 июня советско-германскую границу перешёл ефрейтор Альфред Лисков. Это почти легендарная личность. Нет практически ни одного исследования или публикации о войне, особенно по истории её начала, где не упоминался бы этот человек. Он - тот самый немецкий солдат-перебежчик, который буквально за несколько часов до нападения перебежал на нашу сторону и предупредил о нападении. Это именно о нём вёл речь Жуков.
     Вот как в «Воспоминаниях и размышлениях» маршал описал этот случай:
     «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик - немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнётся утром 22 июня.
     Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.
     - Приезжайте с наркомом в Кремль, - сказал И.В. Сталин.
     Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
     И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
     - А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? - спросил он.
     - Нет, - ответил С.К. Тимошенко. - Считаем, что перебежчик говорит правду.
     Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их...»
     Впоследствии всевозможные толкователи мемуаров особенно напирали на тот «факт», что Сталин не очень-то поверил показаниям перебежчика и потому чрезмерно осторожничал. Причём всё преподносится так, как будто только от Лискова советская сторона узнала о вот-вот начинающемся нападении.
     Обратимся, однако, к архивному документу - сообщению УНКГБ по Львовской области в НКБ УССР о задержании перебежчика, давшего показания о готовящемся в ночь на 22 июня 1941 года нападении Германии на СССР:
     «Перешедший границу в районе Сокаля немецкий ефрейтор показал следующее: фамилия его Лисков Альфред Германович, 30 лет, рабочий, столяр мебельной фабрики в г. Кольмберг (Бавария), где оставил жену, ребенка, мать и отца.
     Ефрейтор служил в 221-м (по другим данным, в 222-м. - А.М.) саперном полку 15-й дивизии. Полк расположен в селе Целенже, что в 5 км севернее Сокаля. В армию призван из запаса в 1939 г.
     Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков, говорит, что в Германии очень тяжелая жизнь для солдат и трудящихся.
     Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах.
     Как сторонник Советской власти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить».
     Самым главным в данном случае является даже не содержание этого документа, а небольшое примечание архивистов, подготовивших к публикации сборник документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне»: «Сообщение передано по телефону 22 июня 1941 г. в 3 ч. 10 мин. По существу показаний перебежчика в НКВД СССР была направлена докладная записка. Ефрейтор немецкой армии Альфред Лисков был задержан 21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры 90-го пограничного отряда (Украинский погранокруг. - А.М.)».
     Из доклада начальника 90-го пограничного отряда майора М.С. Бычковского о показаниях немецкого перебежчика Альфреда Лискова:
     21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры был задержан солдат, бежавший из германской армии, Лисков Альфред. Так как в комендатуре переводчика не было, я приказал коменданту участка капитану Бершадскому грузовой машиной доставить солдата в г. Владимир в штаб отряда.
     В 00.30 22 июня 1941 г. солдат прибыл в г. Владимир-Волынск. Через переводчика примерно в 1 час ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск (Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР. - А.М.) бригадному комиссару Масловскому. Одновременно сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнесся подозрительно, не приняв его во внимание. Я лично твёрдо также не был убеждён в правдивости сообщения солдата Лискова, но всё же вызвал комендантов участков и приказал усилить охрану границы, выставить специально слухачей к р. Буг и в случае переправы немцев через реку уничтожить их огнём. Одновременно приказал, если что-нибудь подозрительное будет замечено (движение какое-либо на сопредельной стороне), немедленно докладывать мне лично. Я находился всё время в штабе.
     Коменданты участков в 1.00 22 июня доложили мне, что ничего подозрительного на сопредельной стороне не замечено, всё спокойно. Ввиду того, что переводчики в отряде слабые, я вызвал из города учителя немецкого языка, отлично владеющего немецким языком, и Лисков вновь повторил то же самое, то есть что немцы готовятся наступать на СССР на рассвете 22 июня 1941 г. Назвал себя коммунистом и заявил, что прибыл специально предупредить по личной инициативе. Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена... Начальник 90-го пограничного отряда майор Бычковский».
     Этот документ по непонятной причине опубликован без указания точной даты, что на офицера погранвойск совершенно не похоже. Правда, на документе имеется неизвестно кем сделанная карандашом пометка: «6 июля 1941 г.». Судя по всему, эта докладная появилась в результате начавшегося вскоре после нападения и по приказу Сталина тщательного расследования всех обстоятельств, предшествовавших началу войну.
     Итак, как видите, Альфред Лисков был задержан в 21.00 21 июня, привезён в штаб отряда в 0.30 мин. 22 июня и лишь в 1.00 22 июня от него добились вразумительного ответа по существу причины его побега из германской армии. А его информация была передана по инстанциям только в 3 ч. 10 мин. 22 июня. Заметьте также, что А. Лисков был ефрейтором, а не фельдфебелем.
     Теперь попытайтесь хотя бы самим себе объяснить следующее. Известно, что передача директивы № 1 в войска уже была закончена в 00.30 мин. 22 июня, то есть за полчаса до того, как от А. Лискова была получена важная информация, которую ещё надо было передать в Москву! Очевидно же, что решение о направлении директивы № 1 принималось отнюдь не на показаниях А. Лискова, а на основе каких-то других данных, ибо сведения Лискова о грядущем вот-вот нападении прозвучали после того, как директива уже шла в войска. Соответственно Пуркаев не мог звонить Жукову в 21.00, ибо Лискова ещё не допросили толком. Потому, что даже подчинённый Пуркаева - командарм-5 Потапов - и то был проинформирован лишь в 1.00 ночи или в первые минуты второго часа ночи. Спрашивается, о чём, о каком конкретно перебежчике Тимошенко и Жуков докладывали Сталину, особенно если учесть, что в 20.50 21 июня они только вошли в его кабинет?
     Очень похоже на то, что случаю с Лисковым приписаны сведения, которые были получены от перебежчика, перешедшего в СССР 18 июня. Ведь тот перебежчик перешел границу в районе расположения 15-го стрелкового корпуса (командир - полковник И.И. Федюнинский, знакомый Г.К. Жукову ещё по боям на Халхин-Голе) 5-й армии КОВО. Оповещённый пограничниками Федюнинский, естественно, сообщил командарму-5 Потапову, тот - в штаб КОВО, Пуркаеву. Перебежчик сообщил о том, что 22 июня в 4.00 утра начнётся нападение. В силу этих обстоятельств Пуркаев мог действительно немедленно доложить в Москву об этом перебежчике и его информации. Но это было не 21-го, а ещё 18-го июня.
     

* * *

     Разведка погранвойск смогла дважды точно установить факт начала выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции и документально подтвердила эту информацию. В промежутке с 10 по 12 июня 1941 года разведка погранвойск установила, что ударным группировкам вермахта был отдан приказ о выдвижении с 13 июня на исходные для нападения на СССР позиции. По группе армий «Север» было установлено, что такой приказ был отдан ещё 6 июня.
      
     13 июня было установлено, что этот приказ был Гитлером временно отменён. И хотя подробное разъяснение причин такого решения выходит далеко за рамки настоящей статьи, тем не менее следует указать, что это было связано, видимо, с тайными переговорами между Р. Гессом и представителями британского правительства. На тот момент Гитлер не был уверен в возможности безнаказанного нападения Германии на Советский Союз в однофронтовом варианте. Как известно, он, как, впрочем, и его генералы, чрезвычайно опасался войны на два фронта. И он добивался от Лондона именно гарантии британского нейтралитета. Она, как можно предположить, была получена немцами в промежутке с 13 по 15 июня. Её смысл был в том, что Англия не откроет второй фронт до 1944 года.
     15 июня разведка пограничных войск выявила факт подготовки германских войск к повторному выдвижению на исходные для нападения позиции. В частности, были добыты документальные данные о распоряжении германских военных властей в адрес жителей приграничных сел до 4 часов утра 18 июня эвакуироваться в тыл на расстояние не менее 3 км, а на некоторых участках - до 20 км. На ряде участков выдвижение немцев было зафиксировано уже 15 июня.
     15 июня и по линии военной разведки поступили данные о том, что стратегическое развёртывание войск вермахта завершено. А 16 июня военная разведка получила данные о нападении Германии 22 июня. Разведка НКГБ в свою очередь к этому времени один раз - 11 июня - уже сообщила о 22 июня, а также информировала о завершении военных приготовлений Германии и готовности вермахта к нападению в любой день после 17 июня.
     Со стороны Сталина, учитывая эти и еще массу других тревожных данных, последовала реакция. Был отдан приказ о срочном проведении в течение светового дня 18 июня воздушной разведки вдоль всей линии границы в полосе компетенции Западного Особого военного округа. Тот факт, что эта воздушная разведка была осуществлена в полосе именно Западного округа, означает, что Сталин особое значение придавал безопасности именно на Белорусском направлении. Это, кстати, одно из тех самых доказательств, что в его сознании Юго-Западное направление не превалировало над другими, как некоторые историки пытаются нам вдолбить.
     Как была проведена эта воздушная разведка? Вот как это выглядело в описании непосредственного исполнителя задания Сталина - Героя Советского Союза генерал-майора авиации (с 4 июня 1940 г.) Георгия Нефёдовича Захарова, командовавшего перед войной 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа:
     «...Где-то в середине последней предвоенной недели - это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года - я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяжённость маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север - до Белостока. Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и вовсе не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые - судя по всему, штабные - автомобили. <...> Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений, кроме единственного: близится война. Всё, что я видел во время полёта, наслаивалось на мой прежний военный опыт, и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырёх словах: со дня на день.
     Мы летали тогда немногим более трёх часов. Я часто сажал самолёт на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолёту тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырёк и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30-50 км, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных...» 
     В результате в режиме реального времени в течение одного светового дня была собрана интегральная разведывательная информация, наглядно подтвердившая факт начала выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. Данное мероприятие было организовано по приказу Сталина командующим ВВС РККА П.Ф. Жигаревым, который вместе с заместителем Л.П. Берии - Б.З. Кобуловым 17 июня побывал у Сталина на приёме.
     Одновременно по приказу Сталина Молотов обратился к германскому правительству с предложением срочно принять его с визитом, факт чего чётко зафиксирован в записи от 20 июня 1941 года в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Ф. Гальдера: «Молотов хотел 18.6. говорить с фюрером». На это предложение последовал немедленный отказ немецкой стороны.
     После такой основательной проверки у Сталина не осталось никаких сомнений в том, что война грянет через четыре дня. И когда 18 июня Тимошенко и Жуков доложили ему полученную из Киева от Пуркаева информацию от перебежчика, которая в очередной раз свидетельствовала о том, что нападение произойдёт ранним утром 22 июня, Сталин сделал свой решающий вывод.
     18 июня 1941 года по указанию Сталина телеграммой начальника Генерального штаба РККА командующие войсками Прибалтийского, Ленинградского, Западного, Киевского и Одесского военных округов, а также Балтийским, Черноморским и Северным флотами были официально предупреждены о возможности нападения Германии в ближайшие дни без объявления войны. Телеграмма предписывала также необходимость приведения вверенных им войск в боевую готовность.
     Причём в ряде случаев это указание было доведено в том числе и до сведения командиров дивизий. Об этом свидетельствует ряд архивных документов. Судя по материалам расследования причин трагедии 22 июня 1941 года, которое Сталин инициировал ещё в начале войны, в том числе и силами военной контрразведки (оно велось также после войны), в телеграмме были указаны ориентировочные сроки нападения - 22 июня.
     Эта телеграмма не обнаружена историками в архивах РФ. По крайней мере, на сегодняшний день положение именно таково. Зато чёткое упоминание об указанной выше телеграмме содержится на 70-м листе 4-го тома следственного дела по обвинению командования ЗапОВО, где зафиксировано показание начальника связи ЗапОВО генерала А.Т. Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность...» 
     Аналогичные упоминания есть и в ответах опрошенных после войны по указанию Сталина генералов, которые перед войной командовали войсками в западных округах (материалы комиссии под руководством генерал-полковника А.П. Покровского). Об этом же свидетельствуют и отдельные документы командования Прибалтийского округа, а также донесения командующих флотами о приведении вверенных им флотов в боевую готовность № 2, которые датированы 19 июня. Кроме того, упоминание об этом факте содержится в шестом томе изданной в 1965 году «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945».
     

* * *

     Общий итог по перебежчикам и нарушителям границы. Только за период с 1 по 10 июня пограничники задержали 108 вражеских лазутчиков и диверсантов. Вдвое больше их было задержано в оставшиеся до нападения дни. Всех их тщательно допрашивали, а материалы этих допросов передавались как по своей служебной вертикали вплоть до Москвы, так и соответствующим армейским штабам и представителям военной разведки на местах.
     И о перебежчиках. Только из германской армии, по открытым ныне архивным и иным данным, их было не менее 24 человек. Перебежчиков из венгерской и румынской армий было во много раз больше. Только венгров дало деру на нашу сторону 98 человек. Румын немного поменьше, но значительно больше, чем немцев. Все они тщательно опрашивались сотрудниками разведки пограничных войск, а полученная от них информация скрупулёзно проверялась, в том числе и через закордонную агентуру, а также путём направления на сопредельную сторону специальных разведчиков. Затем, после проверки, она учитывалась в разведывательных сводках, своевременно сообщалась органам военной разведки и армейскому командованию на местах. Так, от перебежчиков из венгерской армии также были установлены дата начала германской агрессии (22 июня) и дата начала нападения со стороны Венгрии - 26 июня.
     

* * *

     Теперь о данных зарубежных резидентур разведки НКГБ и Разведуправления Генштаба, позволивших установить дату нападения Германии на СССР точно или относительно точно.
     Впервые день 22 июня - дата нападения Германии - однозначно прозвучал в срочном донесении резидента разведки НКГБ в Финляндии Е.Т. Синицына 11 июня 1941 года. Данные были получены от ценного, проверенного агента хельсинкской резидентуры «Монах», информация которого всегда отличалась особой актуальностью и достоверностью. Обстоятельства получения столь важной информации настолько значительны, что необходимо их вкратце указать. Дело в том, что «Монах» сообщил, что утром 11 июня в Хельсинки было подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооружённых сил в предстоящей войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнётся 22 июня. Агент также отметил, что формально Финляндия вступит в войну на четыре дня позже. Однако фактически Финляндия объявила войну Советскому Союзу 17 июня, когда была объявлена всеобщая мобилизация.
     12 июня резидент Разведуправления Генштаба в Берлине генерал-майор В.И. Тупиков (оперативный псевдоним «Арнольд») сообщил в Москву данные «Арийца», полученные через «Альту», о том, что срок вероятного нападения на СССР - 15-20 июня.
     Правда, за пять дней до этого, то есть 7 июня, «Альта» сообщила своему куратору из берлинской резидентуры РУ о том, что «...сроки начала кампании против России перенесены после 20 июня...»
     16 июня генерал-майор Тупиков сообщил в Москву новую информацию от «Альты» - о том, что, по данным из кругов штаба верховного главнокомандования, упорно циркулирует версия о выступлении против России 22-25 июня.
     18 июня сотрудница берлинской резидентуры НКГБ СССР легендарная советская разведчица Е.Ю. Зарубина на встрече с агентом «Вальтер» (сотрудник МИД Германии) получила информацию о том, что через три дня Германия нападёт на СССР. Информация немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину.
     19 июня.
     Берлинская резидентура НКГБ СССР сообщила о 22 июня как о дате нападения на СССР со ссылкой на сведения, полученные от ценнейшего агента советской внешней разведки «Брайтенбаха» (Вилли Леман, руководящий сотрудник гестапо). Агент сообщил, что в его ведомстве получен приказ военного командования 22 июня после 3 часов утра начать военные действия против Советского Союза. Информация немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину.
     Из римской резидентуры НКГБ СССР поступило также срочное сообщение. Со ссылкой на агентов «Гау», «Дарья» и «Марта» в нём говорилось о следующем. МИД Италии получил телеграмму от итальянского посла в Берлине, который сообщал, что, согласно предоставленной ему официальной информации высшего военного командования Германии, начало военных действий Германии против Советского Союза ожидается между 20 и 25 июня.
     Советская контрразведка перехватила телеграмму итальянского посла в Москве Аугусто Россо в МИД Италии, в которой с прямой ссылкой на германского посла в Москве Ф. фон Шуленбурга он сообщил, что война разразится через три дня. Информацию также немедленно доложили Сталину.
     Ценный агент софийской резидентуры военной разведки «Коста» (Павел Шатев) сообщил, что война начнётся 21 или 22 июня.
     Всё это, подчеркну, происходило 19 июня. И вся информация немедленно была доложена Сталину.
     Семь раз в промежутке с 10 по вечер 21 июня агент советской военной разведки в германском посольстве в Москве «ХВЦ», он же Герхард Кегель, информировал своего куратора о дате нападения, причём его данные концентрировались преимущественно вокруг временного промежутка 20-23-24 июня. Рано утром 21 июня агент смог более или менее точно сообщить, что нападение произойдёт в ближайшие 48 часов, а вечером того же дня окончательно уточнил - наступающей ночью произойдёт нападение. Информация была немедленно доложена Сталину в 20.00 21 июня.
     21 июня резидент военной разведки и военный атташе во Франции генерал-майор И.А. Суслопаров (оперативный псевдоним «Маро») сообщил в Москву, что «по достоверным данным, нападение Германии на СССР назначено на 22 июня 1941 года».
     В этот же день, 21 июня, оперативный сотрудник советской внешней разведки в Варшаве И. Гудимович получил от своего польского помощника информацию о том, что на рассвете 22 июня Германия нападёт на СССР. К сожалению, неизвестно, успел ли он доложить об этом в Москву или по крайней мере берлинской резидентуре НКГБ СССР, у которой в оперативном подчинении находился.
     В череде сообщений разведки о дате нападения Германии особое место занимает следующий, практически вообще неизвестный факт. Исходя из своих патриотических убеждений неоценимую инициативную помощь советской военно-морской разведке в установлении точной даты нападения Германии оказала бывший агент военно-морской разведки Российской империи, фигурирующая в истории отечественной военной разведки как Анна Ревельская (точные имя и фамилия до сих пор не установлены).
     (От редакции. В годы Первой мировой войны она являлась агентом разведки российского ВМФ и действовала под именем Клары Изельгоф в Либаве (ныне - Лиепая), захваченной немецкими войсками. По национальности, скорее всего, латышка или немка. В ноябре 1916 года тайно покинула Либаву на подводной лодке «Волк». Помогал ей подняться на борт субмарины молодой офицер Александр Бахтин, впоследствии ставший командиром подлодки «Пантера» Красного флота - той самой, что потопила 31 августа 1919 года английский эсминец «Виттория» в Копорской губе Финского залива. В романе Валентина Пикуля «Моонзунд» есть героиня, чьим прототипом, возможно, является Анна Ревельская.
     В период перед Второй мировой войной в структуре Народного комиссариата ВМФ существовала своя развед-служба - Разведывательный отдел НК ВМФ. С октября 1939 года организацией разведывательной деятельности по линии флота занималось 1-е (разведывательное) управление наркомата ВМФ. Им руководил контр-адмирал Н.И. Зуйков, в сентябре 1941-го его сменил капитан 1 ранга М.А. Воронцов.)
     В 10 часов утра 17 июня Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине капитана 1 ранга М.А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня германские войска вторгнутся в Советскую Россию. Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину. Кстати говоря, именно из-за этой информации Воронцов был немедленно вызван в Москву, куда прибыл 21 июня. До этого Воронцов через другие источники смог установить, что срок нападения на СССР назначен на 21-24 июня. 

 

     27 мая 1941 года чехословацкая военная разведка, считавшаяся одной из самых сильных в Европе, получила достоверные данные о том, что нападение на Советский Союз произойдет 22 июня. Информация поступила от ценнейшего агента чехословацкой военной разведки в абвере А-54 - Пауля Тюммеля. Естественно, что в первую очередь эту информацию руководитель чехословацкой военной разведки генерал Франтишек Моравец передал британской разведке МИ-6. Естественно потому, что обе разведки издавна тесно сотрудничали, не говоря уже о том, что президент и правительство Чехословакии в эмиграции пребывали в Лондоне, как и само руководство разведки Чехословакии.
     В то же время следует помнить, что с 16 мая 1935 года между чехословацкой военной и советской разведками действовало секретное соглашение об обмене разведывательной информацией по Германии, которое никто не дезавуировал и не аннулировал. Соответственно руководство чехословацкой разведки либо самостоятельно, но скорее всего через своего президента - Э. Бенеша - передало эти данные советскому представителю в Лондоне для последующей передачи в Москву, Сталину. К тому же не следует забывать, что в непосредственном окружении самого Бенеша находились агенты советской внешней разведки Яромир Смутный и Людмила Каспарикова. Информация могла уйти в Москву и по этим каналам.
     Не говоря уже о том, что информация из МИ-6 также шла в Москву полноводной рекой благодаря усилиям великолепной «кэмбриджской пятерки» блестящих агентов советской внешней разведки. И поступавшая от чехословацкой разведки информация оказывалась втянутой в водоворот этих сообщений.
     Наряду с чехословацкой военной разведкой активную разведывательную деятельность против гитлеровского рейха вела также и польская военная разведка - не менее сильная спецслужба, чем чехословацкая. Польская военная разведка имела отличные агентурные позиции на оккупированной немцами части Польши, а также в других странах Европы, благодаря чему была прекрасно осведомлена о плане гитлеровской Германии по нападению на Советский Союз. Информацию об этом она так же, как и чехи, передавала британской разведке МИ-6. Польская военная разведка уже 2 июня пришла к окончательному выводу о том, что нападение на СССР произойдет 22 июня.
     Несмотря на то, что до начала войны Советский Союз не сотрудничал с польским правительством в эмиграции, тем не менее внутри этого правительства у советской внешней разведки тоже были серьезные агентурные позиции. Прежде всего это - министры польского эмигрантского правительства в Лондоне, известные историкам под псевдонимами «Генрих» и «Садовник». Оба поставляли очень серьезную информацию. Так что информация о дате нападения явно прошла как минимум по одному из этих каналов.
     Кроме того, следует иметь в виду, что советская военная разведка исхитрилась внедрить своего агента в находившийся в эмиграции в Лондоне аппарат руководства польского «Союза вооруженной борьбы» (СВБ), который занимался также и разведывательной деятельностью против Германии и СССР. Речь идет о разведывательном центре генерала Сикорского. Добывавшаяся агентурой СВБ информация попадала и в Москву.
     Одновременно следует принять во внимание, что в 1940 году советская разведка сумела перехватить некоторые агентурные линии польской разведки в военных кругах Германии. Произошло это в результате тщательной работы с попавшим в руки советских органов государственной безопасности капитаном польской военной разведки Ю. Сосновским, работавшим против Германии. Там он был арестован в середине 1930-х годов, но затем обменён на арестованных в Польше немецких агентов и снова отправлен за решётку уже польскими властями. В 1939 году сотрудники НКВД СССР обнаружили его во Львовской тюрьме и начали работать с ним. Работу вели выдающиеся асы советской разведки В.М. Зарубин и З.И. Рыбкина. В результате от Сосновского были получены данные на ряд не разоблачённых немцами его агентов в Германии, которые затем были использованы в интересах СССР.
     

* * *

     Кроме того, не следует забывать, что в Третьем рейхе действовали также и агенты структуры, которую я называю «личной разведкой Сталина».
     От редакции. В тот исторический период в СССР функционировало несколько разведслужб. Помимо военной и военно-морской разведки, разведки Наркомата госбезопасности и разведки погранвойск Наркомата внутренних дел свою разведслужбу имел исполнительный комитет Коммунистического интернационала (ИККИ), которым руководил болгарский коммунист Г. Димитров. Она называлась Отдел международной связи ИККИ, а с 1936 года - Служба связи секретариата ИККИ. Курировал Отдел международной связи секретарь ИККИ И.А. Пятницкий, а руководил разведслужбой около 10 лет А.Л. Абрамов (Миров). С октября 1936 года руководители разведслужбы Коминтерна часто менялись: Б. Мельников, Я. Анвельт, пришедшие из НКВД К.П. Сухарев и И.А. Морозов. Эта структура располагала своей разветвлённой агентурной сетью, обеспеченной собственной радиосвязью. После провала советской разведывательной сети в Западной Европе в 1942 году её руководителю Л. Трепперу после побега из гестапо удалось связаться с Москвой через один из коминтерновских радиопередатчиков во Франции.
     После начала Великой Отечественной войны из Службы связи секретариата ИККИ был выделен Первый отдел, на который было возложено руководство нелегальной связью ИККИ со структурами компартий и отдельными зарубежными пунктами за границей, организация нелегальных перебросок людей и т.д. Отделом руководил И.А. Морозов. В мае 1943 года после роспуска Коминтерна Первый отдел ИККИ был преобразован в НИИ-100.
     Добытыми разведсведениями Димитров делился с другими спецслужбами СССР. Так, 15 сентября 1939 года он писал наркому внутренних дел Л.П. Берии:
     «Дорогой товарищ Берия!
     Приехавший китайский товарищ Чжоу Эн-Лай привез с собой три вида шифра, которыми пользуется японская армия. Эти шифры были захвачены 8-й армией в боях с японцами.
     Полагая, что указанные шифры могут представить интерес для вас, посылаю вам в приложении к этому письму.
     С товарищеским приветом Г. Димитров».
     Некоторые исследователи, в частности А.Б. Мартиросян, утверждают, что Сталин располагал также своей собственной спецслужбой, сотрудники которой работали в том числе «под крышей» Особого сектора ЦК КПСС, возглавляемого А.Н. Поскрёбышевым, и Наркомата государственного контроля СССР, которым руководил с сентября 1940 года Л.З. Мехлис. Правда ли это, однозначно сказать сложно, так как никаких документов этой спецслужбы не обнаружено, не обнародовал себя ни один её сотрудник. Вместе с тем известно, что в более поздний советский период в рамках Управления делами ЦК КПСС действовала особая оперативная группа, выполнявшая «специфические поручения» Генерального секретаря ЦК КПСС, в том числе за рубежом. Её сотрудники перед приёмом на работу проходили спецподготовку в учебных центрах КГБ СССР.
     Ольга Константиновна Чехова-Книппер - талантливая актриса театра и кино в первой половине ХХ века. Мы десятилетиями не ведали, что регулярно на стол Сталина ложились спецсообщения, подписанные очаровательным женским псевдонимом «Мерлин» (так звали в далёком прошлом Европы одного из прорицателей), а уж о том, что за ним скрывается великая актриса, и вовсе предположить не могли. Она работала на Советскую Россию с 1922 года.
     Первоисточниками стратегически важной информации у неё были сами представители верхушки третьего рейха, их жёны и любовницы, с которыми она поддерживала тесные дружеские связи (например, «дружбу» с той же Евой Браун Ольга Чехова завела ещё тогда, когда Гитлер только рассматривал её кандидатуру на роль постоянной любовницы - в начале 1930-х годов).
     А в поток этой информации органически вплеталась информация от агентов Ольги Константиновны - старших офицеров вермахта Альбрехта фон Квирингейма (штаб верховного командования вермахта), Вернера фон Хефтена и Эберхарда Финка (штаб верховного командования сухопутных войск). «Мерлин» завербовала их, когда они были ещё лейтенантами. К концу войны все трое были полковниками. Первые два были казнены за участие в заговоре против Гитлера от 20 июля 1944 года. Тогда едва не пострадала сама Чехова.
     Марика Рёкк (урожденная Мария Керер) - мирового значения артистка театра, эстрады и кино в первой половине ХХ века. Если ориентироваться на шкалу особо ценной агентуры, то разведывательный статус Рёкк фактически равен статусу Чеховой. Ибо и её источниками информации были всё те же главари третьего рейха, ближе всего она была к Геббельсу. Марика Рёкк какое-то время формально принадлежала к агентурной группе, носившей условное название «Крона». Ее создателем считается один из самых выдающихся советских военных разведчиков ХХ века легендарный Ян Черняк. Группа была создана ещё в середине 1920-х годов и действовала она около 18 лет, но ни один из её членов так и не был раскрыт западными контрразведками. Между тем в неё входило, как сейчас выясняется, свыше 30 человек, большинство из которых стали видными офицерами вермахта, крупными промышленниками рейха. По каналам этой группы шла бесценная для советского руководства и командования информация. Ввиду особой ценности информации Рёкк она была переключена перед войной на связь с личной разведслужбой Сталина.
     Граф Сергей Алексеевич Вронский (1915-1998) - талантливый учёный-астролог и очень близкий к заместителю Гитлера по партии Рудольфу Гессу человек. Особенность разведывательного статуса Вронского заключалась в том, что он с молодости владел оккультными науками - астрологией, хиромантией, магией, обладал отличными способностями к гипнозу и психотерапии, был отличным экстрасенсом-медиком. И, судя по всему, использовался именно в этом направлении, так как был близко знаком не только с верхушкой третьего рейха, но и поддерживал близкие дружественные отношения с личным астрологом Гитлера Карлом Эрнстом Крафтом.
     Вронский, как это явствует из весьма скромных описаний его жизненного пути, был занят информационным освещением наиболее скрытой от посторонних глаз части нацистского режима - его связи с оккультными структурами. Кремль очень интересовали контакты Гитлера через эти «эзотерические каналы» с наиболее могущественными закулисными силами Запада, претендующими на роль властителей судеб человечества. Граф Вронский был вхож, в частности, в круг членов тайного общества «Врил».
     Вронский одним из первых установил дату вторжения - 22 июня 1941 года. И если исходить из его скупых слов, то это произошло где-то весной 1941 года, скорее всего в начале весны - до полёта Гесса в Англию. Гесс знал дату нападения от Гитлера, причем явно до 30 апреля 1941 года, когда фюрер впервые озвучил её перед генералитетом...
     

* * *

     Итак, Сталин на основании разведсообщений имел немало оснований считать, что война начнётся именно 22 июня. Что касается его запредельной на первый взгляд и трудно понимаемой до сих пор осторожности, то она имела глобальные стратегические корни. Во-первых, ни в коем случае не дать Гитлеру даже тени намека на возможность хоть как-то обвинить Советский Союз в агрессивных намерениях. Во-вторых, ни в коем случае не упустить реальный шанс сделать США и Великобританию своими союзниками в борьбе с Гитлером.
     Дело в том, что, по донесениям разведки, Сталин ещё с конца января 1937 года точно знал, что возглавляемые Рузвельтом США вступят в войну на стороне СССР только в одном единственном случае - когда Советский Союз объективно станет жертвой гитлеровской агрессии. Незадолго до нападения Германии Рузвельт вновь подтвердил такую свою позицию, о чём Сталину стало известно благодаря советской разведке. Соответственно куда США, туда и Англия.
     Всё это, конечно, никак не может трактоваться так, что Сталин, опасаясь неблагоприятного впечатления Рузвельта, специально не предпринимал никаких мер для своевременного отражения агрессии. Предпринимал очень даже активные меры. Все эти меры директивно были доведены до сведения военного командования всех уровней. Но одновременно Сталин требовал особой осторожности. Вот так обстояло дело на самом деле, если опираться на имеющиеся документальные свидетельства.

[Zaman.]

Тропою Гитлера

 

 

 

Одной из самых актуальных проблем, вызывающих жгучий интерес исследователей Второй мировой войны, являются тайные контакты Лондона и Берлина. Их результатом, считают некоторые авторы, и стало нападение нацистской Германии на СССР. Такой точки зрения придерживается, в частности, автор многих исторических книг член Союза писателей России Арсен Беникович Мартиросян, в прошлом сотрудник одной из советских спецслужб.

В ИСТОРИОГРАФИИ Второй мировой и Великой Отечественной войн имеется утверждение о том, что последовавшие после визита Молотова в Германию в ноябре 1940 года некоторые дипломатические шаги Советского Союза сыграли роковую роль во время тайных переговоров Рудольфа Гесса с руководством Англии в мае – июне 1941 года. Речь идет прежде всего о врученной Молотовым послу Германии в Москве Вернеру фон дер Шуленбургу ноте от 25 ноября 1940 года, являвшейся письменным ответом на устное предложение Риббентропа от 13 ноября 1940 года.

В связи с этим ряд историков считает, что эта советская нота якобы сыграла роковую роль козырного туза в аргументации Гесса, стремившегося убедить руководство Англии в необходимости полюбовного соглашения с Германией: дескать, англичанам нет смысла надеяться на помощь Советского Союза, ибо его правительство планирует прибрать к рукам значительную часть Британской колониальной империи. Более того, утверждается, правда, бездоказательно, что Гесс якобы предъявил этот документ английской стороне и в итоге получил от официального Лондона обещание не открывать «второй фронт» в случае нападения Германии на СССР до 1944 года. После этого и прозвучал сигнал «Дортмунд», означавший финальную санкцию Гитлера на начало боевых действий против Советского Союза.

Между тем сама Германия алчно смотрела на британское наследие на Востоке. 3 ноября 1939 года в германский генштаб поступила докладная записка «Политика и ведение войны на Ближнем Востоке». Ее автором был офицер по особым поручениям при начальнике штаба Верховного командования вермахта (ОКВ) генерале Вильгельме Кейтеле полковник Оскар фон Нидермайер. Он был специалистом по Ближнему и Среднему Востоку, и его даже называли Лоуренсом афганским. Суть его записки была сосредоточена в предложении совместно с СССР нанести удар по Британской империи через Кавказ.

Нидермайер предложил также в целях сковывания английских войск в Индии и недопущения их переброски в метрополию поднять восстание пуштунских племен в Афганистане. После недолгого рассмотрения план Нидермайера был одобрен.

Что на самом деле явилось основанием для возникновения такой идеи у Нидермайера, непонятно до сих пор. Никакие известные на сегодня данные (как советские, так и иностранные) не дают ни малейшего основания даже для гипотетического предположения о том, что-де со стороны СССР мелькнула хотя бы тень намека на что-либо подобное.

И единственное, что остается допустимым в плане предположительного объяснения этого факта, состоит в следующем. Прежде всего необходимо вспомнить специфический образ военно-геополитического мышления представителей ближайшего окружения известного германского генерала Ганса фон Секта, в число которых входил и Нидермайер, в 1920-х годах. Его суть состояла в следующем: «В данный момент русской армии не существует, и, может быть, еще долгое время она не будет существовать. Однако военная мощь измеряется не только числом, качеством, силой и вооружением воинских частей. Она складывается из географических, стратегических и экономических факторов в единое целое, которое зависит также от численности населения и обширности территории. Страна, численность населения которой втрое превосходит численность нашего, потенциальные ресурсы которой беспредельны, страна, которая простирается от Балтики до Тихого океана и от Черного моря до Северного Ледовитого океана, будет играть в будущей мировой войне важнейшую роль. Тот, кто будет действовать против нее, натолкнется на труднопреодолимые препятствия. Кто будет с ней – до бесконечности расширит свое поле действий и свои возможности выступления во всех уязвимых пунктах земного шара. Все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы в будущих реваншистских войнах СССР был нашим союзником. Если он не будет нашим союзником, то, прежде чем свести счеты с Францией, мы должны победить его, что потребует длительных и дорогостоящих усилий».

То, что здесь упомянута Франция, никоим образом не должно смущать. В те времена германские генералы кипели особо дикой злобой именно против Франции как одной из стран-победительниц в Первой мировой войне, более всего унизившей поверженную Германию. Однако те же германские генералы прекрасно знали, что за спиной Франции стоит Англия. Так что их озлобленность распространялась и на Альбион.

6 января 1940 года начальник оперативного отдела штаба ОКВ генерал Альфред Йодль в своем докладе особо указал, что в Афганистане необходимо все усилия направить на разжигание мятежа пуштунских племен с целью создания угрозы Индии. Йодль подчеркнул, что основная цель – недопущение переброски английских войск из Индии на Британские острова.

17 февраля 1941 года на совещании верховного командования вермахта в ставке Гитлера был принят план, согласно которому вермахт должен был пройти через Балканы, Ближний Восток, Турцию и Иран в Афганистан, чтобы затем, преодолев Гиндукуш, вторгнуться в Индию. В принятом документе было зафиксировано, что целью операции должно было стать соединение наступающих частей вермахта с передовыми японскими частями на восточных границах Индии.

А буквально накануне нападения на СССР, 11 июня 1941 года, Гитлер подписал директиву № 32. Директива называлась «Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса».

Хотя слово «план» здесь не совсем уместно, но так, увы, по укоренившейся традиции переводят. Надо отметить, что намертво укоренившееся название нацистской агрессии – план «Барбаросса» – не совсем точно. В переводе с немецкого слово «Fall» первым значением имеет слово «вариант». Кстати говоря, вариативное планирование и обозначение операций было весьма характерно для тогдашнего образа мышления и работы германского генерального штаба. Следовательно, более точное название гитлеровской агрессии – вариант «Барбаросса».

ЛЮБОПЫТНО, что еще в 1939 году германское военное командование заказало находившему в Берлине бывшему русскому генералу Петру Краснову аналитический обзор на тему «Поход Наполеона на Москву в 1812 г. Теоретический разбор вопроса о возможности такого похода в ХХ веке и возможные последствия подобной акции». Ни больше ни меньше!

Как правило, этот факт воспринимается лишь как некая попытка спрогнозировать возможность повторения наполеоновского нашествия на Россию. А ведь это неверно. Наполеон-то шел на Россию как бы транзитом, имея в виду главную свою цель – Индию, уже тогда являвшуюся особым бриллиантом в короне Британской империи. Почему-то это обстоятельство при анализе как бы выскальзывает из поля зрения.

 Но именно тут-то и «зарыта собака». Уже осенью 1939 года (не исключено, что еще в ходе польской кампании) в высших политических и военных кругах третьего рейха уже задумались над стратегией войны против Англии, военная и экономическая мощь которой чрезвычайно сильно зависела от ее колониальной империи. И, следовательно, уже тогда в качестве одного из решающих ключевых архимедовых рычагов победы над Англией была поставлена задача поиска путей уничтожения ее колониальной империи как основного источника могущества.

Удар предполагалось нанести в самое сердце Британской колониальной империи – по Индии, но с афганского плацдарма. Да к тому же еще и при участии СССР. А тут нелишне будет учесть и то обстоятельство, что в Германии хорошо был известен резко антизападный, прежде всего антибританский, настрой советского руководства, как бы по наследству перешедший Кремлю от царской России.

Настороженно-подозрительное отношение к Англии издавна является более чем обоснованной особенностью отношения России к этому островному государству. Уж слишком часто, на протяжении не одного столетия, Англия выказывала свою геополитическую враждебность по отношению к России, что, естественно, не могло не вызвать соответствующей ответной реакции. Апофеозом этой реакции уже в XIX веке стало крылатое, до сих пор находящееся в употреблении выражение – «англичанка гадит» и прекрасное, сугубо геополитическое по содержанию четверостишье гения русской поэзии А.С. Пушкина:

Вот в воинственном азарте
Воевода Пальмерстон
Поражает Русь на карте
Указательным перстом.

Континентальная держава Россия веками стремилась по экономическим соображениям получить выход в Мировой океан, в том числе на южном направлении. Это способствовало бы налаживанию торговых и торгово-экономических связей с южными, юго-восточными и другими азиатскими странами. Такая политика России встречала ожесточенное сопротивление Англии, основные колонии которой как раз и были сосредоточены в этих регионах планеты.

Появление на мировой арене СССР, старого игрока в новом обличье, ничего принципиального не привнесло в их старинную борьбу за влияние в Азии, особенно в Восточной и Юго-Восточной Азии, а также на Ближнем и Среднем Востоке. Как были острейшие противоречия между Великобританией, Германией и ставшей Советским Союзом Россией, так и остались. Просто борьба пошла уже под другими лозунгами, преимущественно идеологическими.

У Лондона особую тревогу вызывали не прекращавшиеся с самого момента появления большевиков у власти в России попытки так или иначе прорваться в Афганистан, и особенно в Индию, под лозунгом «освобождения народов Востока». В этом же ряду была вылазка в Персию и попытка установить там советскую власть, не менее идиотский призыв Троцкого направить в Индию многотысячный кавалерийский корпус для освобождения индийских крестьян от британского колониального владычества, успехи ранней советской дипломатии в Афганистане, советские экспедиции в Гималаи и на Тибет, которыми руководил хорошо известный за рубежом экстремист Яков Блюмкин...

1 СЕНТЯБРЯ 1939 года грянула Вторая мировая война, которую Великобритания инспирировала и провоцировала против СССР, но первой же (вместе с Францией) и оказалась втянутой в ее кровавый водоворот, хотя именно о таком повороте событий Сталин предупреждал Англию еще в марте 1935 года.

Не зная как вывернуться из создавшегося положения, Англия пошла на тайные сепаратные переговоры с Берлином. Однако в третьем рейхе, не отказываясь от ведения тайных сепаратных переговоров с британскими представителями, по многим вопросам думали по-другому. Уже 13 сентября 1939 года германскому послу в СССР Шуленбургу было поручено осторожно выяснить позицию СССР в отношении Афганистана.

Шуленбург фактически саботировал указание своего МИДа. Примерно через месяц, 17 октября 1939 года, министр иностранных дел третьего рейха Иоахим фон Риббентроп вновь приказал Шуленбургу осуществить «зондаж» позиции СССР по вопросу Афганистана, в том числе и его взгляда на перспективы и возможности реставрации на афганском престоле Амануллы-хана. Шуленбург опять саботировал приказ своего министра, ограничившись весьма вялой беседой с Молотовым.

17 декабря 1939 года в Москву прибыл специально назначенный для переговоров с Молотовым представитель германского МИДа Петер Клейст, являвшийся по совместительству и информатором советской разведки. Поэтому Молотов вышел на встречу с Клейстом, хорошо зная, что стоит за его миссией. Подробности их переговоров до сих пор засекречены, однако по опубликованным в последнее время немецким данным известно, что «русские в принципе согласились с действиями Германии, но воздержались от окончательного одобрения». Такую оценку советской позиции немецкой стороной не следует, как представляется, расценивать как некое согласие СССР с азиатской политикой Берлина.

В это время шла спровоцированная Финляндией при активном пособничестве Англии и Франции финляндско-советская война. И уже в тот период по каналам советской разведки стали поступать первые сигналы о том, что Англия и Франция намереваются нанести удар по центрам добычи и переработки нефти в советском Закавказье, а также по Средней Азии, дабы оказать помощь Финляндии.

Так что позиция Москвы, учитывавшей возможность утечки информации о переговорах с немцами, была как бы тонким намеком в адрес Лондона, что меч, который он намерен занести над «южным подбрюшьем» Советского Союза, может в реальности оказаться обоюдоострым.

В феврале 1940 году Клейст вновь приехал в Москву. И хотя на этот раз Молотов попросту уклонился от встречи с ним, а сведения о втором визите Клейста в Москву по-прежнему засекречены, тем не менее немецкие источники утверждают, что он встретился с представителями советской разведки. Во время этих встреч были получены необходимые данные о планах нацистской Германии в отношении Афганистана и Индии.

Итогом стал провал миссии Клейста, потому как Кремль вовсе и не намеревался хоть чем-либо помогать Берлину в осуществлении его планов в Афганистане и Индии. А 5 марта 1940 года сам Шуленбург официально подтвердил во время встречи с Молотовым, что все эти планы провалились и потому отменяются: «План касательно Тибета и Афганистана, с которым приезжал в Москву г-н Клейст и который ему самому... казался фантастическим, не исходил от фюрера и фон Риббентропа. Поэтому вопрос об Афганистане... снимается совсем».

Советское правительство не намеревалось оказывать какое-либо содействие Берлину в реализации его планов в Афганистане, а также против Индии, так как к тому времени оно уже знало по донесениям советской разведки о планах англо-французского командования нанести бомбовые удары по главному центру советской нефтедобычи в Закавказье – Баку. Соответственно, даже гипотетический намек на возможность какого-либо содействия Берлину в его происках против Индии мог реально привести к резкому осложнению международной обстановки вокруг СССР, особенно на южном направлении.

Англия и Франция, вынужденные из-за подписания мирного договора между СССР и Финляндией отказаться от своих планов по бомбардировке советского Закавказья, могли реанимировать их и перейти к реальным действиям. А это неизбежно втянуло бы СССР в войну против западных демократий на стороне Берлина. Но от таких зловещих перспектив Москва всеми силами старалась держаться как можно дальше.

 

НЕМЦЫ, напротив, откровенно провоцировали вооруженный конфликт между Англией и СССР. В начале 1940 года они подбили итальянцев запустить в оборот пропагандистскую утку. Итальянская радиостанция «Гималаи» сообщила о якобы скором советском наступлении на Афганистан и Индию.

Англичане, в свою очередь, ничуть не отставали. Прекрасно зная, как в Кабуле обеспокоены перспективами совместных действий СССР и Третьего рейха по реставрации режима Амануллы-хана, Англия умышленно подогревала эти страхи официального Кабула, передавая ему разведывательную информацию об активизации сторонников Амануллы-хана в Европе. Британская разведка сумела своевременно раскрыть замысел и детали германского плана по реставрации режима Амануллы-хана, довела эти сведения до Кабула.

Советское руководство в этих условиях осуществляло исключительно взвешенную и осторожную политику на азиатском направлении. Москва не только изысканно дипломатично, а решительно отвергла все предложения Риббентропа насчет Афганистана и приказала как дипломатам, так и сотрудникам разведки немедленно прервать все контакты с амануллистами.

Британская разведка, судя по всему, понимала, что Москва вступила в некое подобие флирта с Берлином по поводу Афганистана только ради того, что раскрыть планы высшего руководства Третьего рейха в отношении Афганистана и Индии. Знали англичане и о приказе Москвы прервать все контакты с амануллистами.

Индийская политическая разведка (ИПР), филиал британской разведки, тщательно следила за бывшим афганским королем Амануллой-ханом и его окружением. Она была в курсе переговоров вступивших в контакт с Берлином и Москвой сторонников экс-короля между собой. ИПР знала, что с подачи немцев сторонники экс-короля в Европе между собой обсуждали возможность с помощью Германии и СССР устроить весной 1940 года восстание в Афганистане и свергнуть короля Захир-шаха.

Более того, ИПР знала, что во время этих обсуждений рассматривалась возможность передачи Советскому Союзу афганского Туркестана при условии, что Москва гарантирует Афганистану возврат под юрисдикцию Кабула северо-западных районов Британской Индии. ИПР каким-то образом получила и разведывательные данные о переписке между Молотовым и Риббентропом по афгано-индийским вопросам.

Немцы постоянно нагнетали слухи о мощной советской группировке войск, якобы уже подготовленной для вторжения в Афганистан и Индию. Британское правительство отдало приказ военному командованию в Индии сконцентрировать войска вдоль индийско-афганской границы. Искусно подогревавшаяся, в том числе и немцами, истерия по поводу советской угрозы дошла до того, что в конце 1940 года британские власти начали эвакуацию из центра северо-западного района Британской Индии города Пешевара части населения и некоторых правительственных учреждений...

ЗАПАДНЫЙ поход вермахта формально закончился победоносно – разгромом и капитуляцией Францией и позором Дюнкерка для Великобритании – тем не менее сопротивление Англии не было сломлено. Напротив, английский дух настолько бурно вскипел, что перед фюрером встал крайне нелегкий вопрос – как добиться перелома в войне против Англии.

Предполагалось нанести совместно с итальянцами удар по британским позициям в Средиземноморье как главной морской коммуникации, связывавшей метрополию с ее основными колониями, без помощи которых Англия физически не могла существовать. То есть речь шла о нанесении удара по Гибралтару, Мальте, Криту, Кипру и на Ближнем Востоке – в Египте, Ираке и Палестине. Проще говоря, по ключевым звеньям Британской колониальной империи.

В случае победы над Англией в Средиземноморье и на Ближнем Востоке для вермахта открывалась бы возможность пройти через Балканы, Ближний Восток, Турцию и Иран в Афганистан, чтобы затем, преодолев Гиндукуш, вторгнуться в Индию, где должно было бы произойти соединение наступающих частей вермахта с передовыми японскими частями на восточных границах Индии.

Однако Англия располагала немалыми возможностями для противодействия реализации подобных планов. Так, у Гитлера ничего не вышло с Гибралтаром. Англия сумела удержать франкистскую Испанию от активного содействия реализации гитлеровского плана весьма простым, но очень эффективным методом. Черчилль приказал поместить десять миллионов долларов в «Сюиз Бэнк Корпорэйшн» в Нью-Йорке на счета Франко и некоторых его наиболее влиятельных генералов, дабы «убедить их в прелестях нейтралитета».

К тому же немалую роль сыграл и добровольно исполнявший в интересах Великобритании функцию ее агента стратегического влияния глава абвера адмирал Канарис. «Хитроумный грек» не только скрывал часть получаемой информации от штаба верховного командования вермахта (ОКВ), но и даже ту часть, которую он все-таки передавал наверх, ловко препарировал.

Когда в Берлине стали осознавать, что «прищемить хвост британской лисе» не удастся, то немцы пошли на очередной раунд тайных переговоров с англичанами, которые происходили в Женеве в августе 1940 года (о переговорах Сталин благодаря советской разведке был в курсе). Они происходили между группой влиятельных британских политиков во главе с герцогом Бедфордским и уполномоченным Гесса Альбрехтом Хаусхофером (старшим сыном германского геополитика Карла Хаусхофера). С английской стороны тогда была изъявлена готовность начать мирные переговоры с Германией. Англичане выставили предварительное условие в адрес Берлина – расторгнуть советско-германский Договор о ненападении от 23 августа 1939 года. В принципе Гитлер и Гесс были согласны на это условие, но хотели отложить дальнейшие переговоры до занятия Балкан.

Германия решила пустить в ход самое страшное, как им казалось (в немалой степени объективно), оружие против Англии – попытаться создать хотя бы иллюзию трансконтинентального евразийского блока, даже призрачная тень намека на который издавна до смерти страшит Лондон. Так появились Тройственный пакт (Германия – Италия – Япония) и идея добиться хотя бы формального подключения к нему СССР.

АНГЛИЧАНЕ тоже не отставали. Едва Черчилль был назначен премьер-министром Великобритании (май 1940 г.), он тут же занялся разработкой плана по достижению соглашения с Германией. Условиями же компромисса, по мнению Черчилля, должны были стать, во-первых, согласие фюрера на независимое существование Великобритании и сохранение Британской империи, ее военно-морской и военно-воздушной мощи, во-вторых, удовлетворение претензий Германии в Средиземноморье, на обладание Мальтой, Гибралтаром, некоторыми африканскими колониями. Но самым главным, что и составляло суть «компромисса» Черчилля – «свобода рук» для Германии в Восточной Европе. То есть нападай, Адольф, на СССР и воюй с ним, сколько хочешь, Альбион мешать тебе в этом не будет.

Выступая 27 мая 1940 года на заседании военного кабинета, Черчилль заявил, что «если герр Гитлер готовится заключить мир на условиях возвращения германских колоний и территорий в Центральной Европе», то это, по мнению сэра Уинстона, были бы приемлемые условия.

В июле 1940 года Москве стало известно, что 22 июля Черчилль дал поручение британской разведке «разжечь пожар в Европе». Разжигать далее пожар в Европе в тот период времени можно было только на восточном азимуте, то есть с тем, чтобы он перекинулся на СССР. Именно такая задача была поставлена перед руководителем нового Управления специальных операций.

Немцы, зная о настроениях в английском истеблишменте, использовали вопрос о возможности присоединения Советского Союза к Тройственному союзу как средство дополнительного давления на Лондон. Этой цели служило письмо главы внешнеполитического ведомства Германии лично Сталину.

Когда в рейхе получили его ответ, нацистское руководство явно впало в эйфорию переоценки позиции Сталина. Скорее даже, недооценки. В дипломатически учтивом – протокол обязывал – ответе Сталина говорилось:

«Многоуважаемый господин Риббентроп! Ваше письмо получил. Искренне благодарю Вас за доверие, так же как за поучительный анализ последних событий, данный в Вашем письме. Я согласен с Вами, что вполне возможно дальнейшее улучшение отношений между нашими государствами, опирающееся на прочную базу разграничения своих отношений на длительный срок. В.М. Молотов считает, что он у Вас в долгу и обязан дать Вам ответный визит в Берлин. Стало быть, В.М. Молотов принимает Ваше приглашение. Остается только договориться о дне приезда в Берлин. В.М. Молотов считает наиболее удобным для него сроком 10—12 ноября. Если он устраивает также германское правительство, вопрос можно считать исчерпанным. Я приветствую выраженное Вами желание вновь посетить Москву, чтобы продолжить начатый в прошлом году обмен мнениями по вопросам, интересующим наши страны, и надеюсь, что это будет осуществлено после поездки Молотова в Берлин. Что касается совместного обсуждения некоторых вопросов с участием представителей Японии и Италии, то, не возражая в принципе против такой идеи, мне кажется, что этот вопрос следовало бы подвергнуть предварительному обсуждению. С глубоким уважением готовый к услугам И. Сталин».

 Трудно сказать, осознали ли главари нацистской дипломатии то обстоятельство, что, в общем-то, Сталин, образно выражаясь, сразу их «кинул», так как с ходу перевел все дальнейшие события по затронутой проблематике на стезю всего лишь зондирования позиций сторон, что и зафиксировано в последнем абзаце его ответа.

Причем это зондирование превратилось в «палку о двух концах». С одной стороны, шло зондирование намерений гитлеровского руководства с попутным выжиманием любой приемлемой для СССР торгово-экономической выгоды и политических дивидендов. С другой же стороны, потихоньку вдалбливалось в сознание англичан, что с СССР надо вести себя, по меньшей мере, просто прилично. И этим же концом этой же палки и также потихоньку подталкивать тех же самых бриттов в будущую антигитлеровскую коалицию.

ПОСЛЕДОВАВШИЙ затем визит Молотова, во время которого ему было строжайше запрещено затрагивать вопросы относительно Британской империи, убедил официальный Берлин, что Советский Союз вовсе не намерен потворствовать глобальным геополитическим амбициям нацистского руководства.

Молотов в разъясняющем итоги визита письме на имя полпреда СССР в Лондоне И.М. Майского указывал, что советское руководство расценило немецкие предложения как неприемлемые, потому как практически ни одного вопроса не удалось решить в пользу Советского Союза. В частности, не была решена проблема вывода германских войск из Финляндии. Молотов также писал, что он посчитал неуместными советы Германии «толкнуть» СССР в сторону Персидского залива и Индии.

25 ноября 1940 года Советский Союз официально передал германской стороне ноту с изложением советской позиции относительно заключения Пакта четырех держав (Германия – Италия – Япония – Россия), об их политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи. Документ являл собой акт очередного зондажа истинных намерений и планов Берлина. Как бы в продолжение зондажа Молотова в Берлине. В немецком руководстве, увы, поняли что к чему, и именно поэтому всякий интерес даже к разговорам на тему о Пакте четырех у германской дипломатии пропал начисто. В этот момент Гитлер и его генералы уже завершали разработку варианта агрессии против СССР.

Всего через три недели в Москву поступила срочная телеграмма полпреда СССР в Великобритании И.М. Майского.

18 декабря 1940 г. Немедленно. Строго секретно
1. Из чешских источников сообщают как вполне достоверную информацию следующее: 29 ноября Кейтель выступал в Берлине на собрании высшего командного состава германской армии (начальники корпусов и дивизий, генштаба и прочие) и сделал ряд важных сообщений и разъяснений. Прежде всего он коснулся визита т. Молотова в Берлин, с удовлетворением констатировал, что СССР продолжает сохранять нейтралитет и что таким образом Германии с Востока не угрожает опасность, но затем в чрезвычайно резких выражениях заявил, что по большим вопросам политики «с русскими очень трудно разговаривать», что «русские слишком отсталы и некультурны» и что в силу этого они в таких вопросах «ничего не понимают». Кейтель дал при этом явно понять, что фюрер очень недоволен нежеланием «русских» вести разговоры о «новом порядке в Европе» и вообще о разделе мира на «сферы влияния»...
4. Кейтель говорил также, что немцы подготовляют к весне 1941 года сокрушительный удар против Англии, ибо без разгрома последней не может быть ни победы, ни конца войны. После этого Германия сможет заняться другими проблемами, в частности возможно дальше на Восток оттеснить СССР.
Майский.

К моменту этого выступления Кейтеля германский генштаб почти закончил подготовку «Варианта «Барбаросса». 18 декабря 1940 года, когда директива № 21 была подписана, Гитлер выступил на расширенном совещании офицеров германской армии с резко антисоветской речью. В отличие от заявления Кейтеля «Вариант «Барбаросса», которым руководствовался Гитлер в своей речи, предусматривал нападение Германии на СССР не после, а до удара по Англии.

В Германии текст этой речи Гитлера не был опубликован. Тем не менее берлинская резидентура НКВД сумела раздобыть ее текст. В сообщении в Москву было указано, что, выступая перед пятью тысячами выпускников военных училищ рейха, Гитлер резко высказался против «несправедливости, существующей на земле, когда 60 миллионов великороссов владеют 1/6 частью земного шара, а около 90 миллионов немцев ютятся на клочке земли» и призвал молодых офицеров к устранению этой «несправедливости».

К маю 1941 года военная ситуация для Англии становилась все хуже. Подводные корсары Третьего рейха непрерывно топили британские суда, постепенно затягивая экономическую удавку на шее Англии. Когда Черчилль впервые встретился со Сталиным, то он рассказал, что для нормального житья Англии, ей необходимо ежемесячно получать не менее 70 млн. тонн различных грузов, но к моменту нападения Германии на СССР она могла обеспечить, да и то с помощью США, всего около 40 млн. тонн.

Да, англичане сопротивлялись, отчаянно сопротивлялись, но уже к маю Англия была, что называется, менее чем в полушаге от последнего издыхания.

В ТО ЖЕ ВРЕМЯ и сами немцы к маю 1941 года оказались в тупике. Англия была не сломлена. Приготовления к грядущему нападению на Советский Союз вот-вот должны были перейти в финальную стадию, а до ужаса страшивший Гитлера вопрос об устранении угрозы второго фронта при нападении на СССР не был решен. Начинать войну в таких условиях Гитлер не решался.

Жесткий урок Первой мировой войны слишком прочно засел в мозгах немцев. К тому же надо было окончательно определиться и с маршрутом агрессии. И тогда было принято решение направить Гесса в Англию. Главная цель состояла в следующем: либо убедить английское руководство присоединиться к агрессии Германии против СССР, либо по меньшей мере получить от Лондона гарантии, что он не откроет второй фронт в течение времени, необходимого для блицкрига.

В данном случае не играет особой роли, была ли это хитроумная операция британской разведки по выводу Гесса на территорию Англии или нет, являлся ли его полет результатом психической неуравновешенности наци № 2 или нет. Это - для любителей исторических детективов.

Важно другое. Достоверно известно, что Гесс был направлен в Англию с прямой санкции Гитлера, ибо едва только он свалился на английскую землю, Риббентроп по приказанию фюрера отправился в Рим, чтобы поставить дуче в известность, что полет Гесса был попыткой передать предложения о сепаратном мире.

Миссия Гесса была обеспечена распространением дезинформационных слухов для англичан:

- германскому вермахту предоставят право прохода через советскую территорию;

- пшеничные поля Украины на длительное время сдаются в аренду рейху;

- СССР заявляет о своей готовности предоставить в распоряжение рейха часть нефтяных промыслов Баку;

- в обмен Москва получает свободный выход к Персидскому заливу и, возможно, в Афганистан.

Немцы умышленно запустили тезис о нефти в качестве одного из ударов прямо в «солнечное сплетение» Англии. Потому что едва ли не самая главная ахиллесова пята - обеспеченность Третьего рейха нефтью и нефтепродуктами - в таком случае была бы устранена.

Распространением слухов о готовности СССР предоставить в распоряжение рейха часть нефтяных промыслов Азербайджана немцы, кроме того, попросту провоцировали англичан реанимировать план бомбардировок Баку. Что, увы, и случилось. Уже в начале мая 1941 года советская разведка это зафиксировала. Попросту говоря, немцы сознательно провоцировали англичан на агрессивные действия против СССР, что автоматически привело бы Англию в стан непосредственных военных союзников нацистской Германии.

Как стало известно Сталину либо вечером 12 июня, либо в первой половине дня 13 июня, «12 июня Комитет начальников штабов (Англии. - А.М.) решил принять меры, которые позволили бы без промедления нанести из Мосула (город на севере современного Ирака. - А.М.) удар силами средних бомбардировщиков по нефтеочистительным заводам в Баку».

Да, Англия весной 1941 года не была безучастным наблюдателем. В самом конце марта 1941 года английская разведка устроила государственный переворот в Югославии, дабы не допустить ее присоединения к Тройственному союзу. При этом искусно сформировав ложное впечатление о том, что-де к перевороту причастен Советский Союз. Не без участия помогавшего англичанам руководителя абвера Канариса Гитлер поверил в это. Точно известно, кто конкретно дирижировал переворотом - британские разведчики Лео и Джулиан Эмери.

Переворот в Югославии гарантированно привел к резкому усилению и без того крайне напряженных к тому времени советско-германских отношений. Англичанам оставалось только бросить, что называется, последнюю гирьку на весы более чем шаткого равновесия, чтобы Гитлер начал свою агрессию против СССР и тем самым Англия спаслась бы.

Ради этого в судорожных попытках по ускорению стравливания СССР и Германии в смертельной схватке в первых числах мая британский разведывательный центр в Нью-Йорке осуществил мощную дезинформационную операцию. Непосредственный исполнитель этой операции британский разведчик Монтгомери Хайд в своих мемуарах изложил суть этой дезинформации: «Из вполне достоверных и заслуживающих доверия источников стало известно, что Советский Союз намерен предпринять дальнейшие агрессивные военные действия, как только Германия будет втянута в крупные операции».

Обратите особое внимание на то, как англичане сформулировали свою дезинформацию. Тут важно прежде всего то, что английская разведка не указала точно, о каких конкретно операциях идет речь. Ведь можно было понять и как операцию по вторжению непосредственно на Британские острова, и как крупную операцию по дальнейшему проникновению в пределы Британской колониальной империи. То есть Лондон выбросил на стол крапленые карты, тем более что о намерениях СССР было сказано провокационно - мол, он намерен предпринять дальнейшие агрессивные военные действия, причем без прямого указания, что речь якобы идет о нападении на Германию. Можно было понять и как удар по Германии, и как удар по Румынии, являвшейся в то время основным поставщиком нефти и нефтепродуктов для Третьего рейха.

В РЕЗУЛЬТАТЕ к моменту, когда Гесс в буквальном смысле слова свалился с небес на английскую землю, арена для глобальных политических интриг была готова. И «джентльмены» с обеих сторон приступили к торгу. Отчетливо замаячила угроза англо-германского сговора. Ведь подученные в свое время Карлом Хаусхофером Гитлер и Гесс, «вникнув» в суть особых тревог Англии, предложили ей мир на чрезвычайно почетных условиях.

В пункте 1 привезенного Гессом меморандума под названием «Основы соглашения» Англии предлагалось следующее: «Чтобы воспрепятствовать возникновению новых войн, между державами оси и Англией должно быть проведено разграничение сфер интересов. Сферой интересов стран оси должна быть Европа, сферой интересов Англии - ее империя». По сути дела это был повтор условий, предложенных Англии Гессом и Риббентропом еще летом 1940 года.

Сталину было известно, что Гесс от имени Гитлера предложил Лондону не только не препятствовать Германии одержать быструю победу над СССР, но и присоединиться к ее блицкригу, обещая взамен согласие Берлина на участие Лондона и Вашингтона в расчленении Советского Союза. Англии, в частности, предлагался район от реки Оби до реки Лены, Америке - районы восточнее Лены, включая Камчатку и Охотское море. Германия же присваивала территории западнее реки Обь. Про Японию Гитлер в спешке забыл.

Искушение для правящих кругов находившейся в тяжелейшем положении Великобритании было огромным, ибо без своих колониальных владений Англия, в принципе, ничто, и самостоятельно она существовать не могла, во всяком случае, как великая держава. Искушение было тем более велико, если учесть, что, с одной стороны, Черчилль был самым выдающимся и рьяным защитником интересов Британской империи за все время ее существования, а с другой - не менее выдающимся и рьяным поборником уничтожения советской России. Он еще в апреле 1941-го направил советскому правительству отнюдь не самый вежливый меморандум, в котором прямо указал, что Великобритания вовсе не заинтересована в сохранении Советского Союза в неприкосновенности.

К тому же в самой Англии были немалые и явно нехилые силы, которые стремились скинуть Черчилля, чтобы спокойно договориться с Гитлером.

9 июня 1941 года переговоры с Гессом достигли «миттельшпиля». В них включился лорд-канцлер и член кабинета Черчилля Джон Саймон, который еще за 6 с лишним лет до этого, в бытность министром иностранных дел Великобритании, на берлинских переговорах в марте 1935 года гарантировал Гитлеру «зеленый свет» его разбою на Востоке.

10 июня о факте подключения Саймона к переговорам и о содержании его беседы с Гессом стало известно Сталину (наряду с содержанием привезенного Гессом меморандума). Затем стало известно об английских планах бомбардировок советского Закавказья. Тревога Сталина достигла в этот момент наивысшего накала: с одной стороны, Великобритания была менее чем в полушаге от совершения агрессии против СССР, что сделало бы ее де-факто и даже де-юре союзником Третьего рейха, с другой - также менее чем в полушаге от того, чтобы ради сохранения империи клюнуть на берлинскую наживку и в обмен на достижение компромиссного мира с Гитлером дать «добро» на его агрессию против СССР.

12 июня английский Центр дешифровок в Блетчли перехватил и расшифровал распоряжение главнокомандующего сухопутными войсками Германии от 10 июня о назначении срока начала наступления на Советский Союз (22 июня). Впоследствии это подтвердил в своих мемуарах сам Черчилль. И как только в Лондоне осознали, какую радостную перспективу для полузадушенной Англии несет эта расшифровка, на переговорах с Гессом произошел коренной перелом. В формулировке Черчилля это выглядело так: «Лучше всего следовать естественному ходу событий. Столкновение между Германией и Советским Союзом неизбежно. Сосредоточение германских сил на советской границе идет ускоренным темпом. Нам нужно подождать своего часа...». (10 июня в Минск поступила Директива НКО и ГШ которая предписывала начать вывод всех «глубинных дивизий» в районы предусмотренные планом прикрытия. 12 июня подписана Директивы НКО и ГШ для Киева и Риги с такими же действиями – 14-15 июня эти Директивы поступили в ПрибОВО и КОВО.)

Поторговавшись для виду еще два дня, англичане дали заверение о том, что Гитлер может спокойно нападать на Советский Союз, второй фронт не будет открыт до 1944 года, но при условии, что Гитлер оставит в покое Британскую колониальную империю и снизит интенсивность бомбардировок Англии.

Для информации: 4 сентября 1941 года Черчилль открыто сказал советскому послу Майскому, что второй фронт не будет открыт до 1944 года. Английский премьер не скрывал этого даже в переписке со Сталиным летом и осенью 1941 года.

Кстати, после начала Великой Отечественной войны советская военная разведка зафиксировала широкомасштабные переброски германских частей, особенно авиационных, с северо-запада Франции на Восточный фронт. Берлин следовал своей договоренности с Лондоном.

НЕМЦЫ не были дураками, чтобы вот так просто поверить Лондону. В Москву был направлен один из самых доверенных агентов адмирала Канариса - юрист-международник Николас фон Галем. Его целью было получение необходимых сведений о позиции Англии непосредственно от резидента британской разведки в Москве, с которым он был дружен с детства (вплоть до знания детских прозвищ), а также информирование его о том, что нападение произойдет 22 июня.

У Галема была еще одна задача - получить достоверные сведения о том, есть ли какое-либо соглашение между Англией и СССР о сотрудничестве в борьбе против Германии или нет. Галем успешно выполнил свою задачу.

Потому что уже 14 июня 1941 года Гитлер окончательно подтвердил командующим группировок вторжения свое политическое решение о нападении на Советский Союз, так и не осознав, что его кумир - прусский король Фридрих Великий - оказался гениален на века, когда в порыве негодования изрек: PERFIDIUOS ALBION (Коварный Альбион)!

Еще и нападение-то не началось, а Лондон, правда, под сильным нажимом Вашингтона, уже стал выражать беспокойство по поводу грядущего нападения Германии и вести речь о необходимости укрепления межгосударственных отношений с Москвой накануне «величайшего кризиса, который СССР будет переживать в ближайшие 2-3 недели». А 22 июня Черчилль произнес свою знаменитую речь в поддержку Советского Союза.

Однако PERFIDIUOS ALBION не был бы самим собой, если бы одновременно, прямо в день нападения Германии на СССР не продолжил бы попытки сепаратного сговора с Гитлером, что было зафиксировано советской разведкой в Турции.

P.S. Разработчики плана похода на Индию генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал Йодль и обеспечивавший дипломатическо-пропагандистское сопровождение этого плана министр иностранных дел Третьего рейха Риббентроп были повешены по приговору Нюрнбергского трибунала. Приговор справедлив - за военные преступления надо отвечать. Но разработавшие планы нападения на СССР и осуществлявшие их генералы вермахта избежали виселицы и умерли своей смертью...

Гитлер: «Поражение Британских островов приведет к распаду империи»

 

«Фюрер на это указал, что обе стороны в принципе едины в том, что Финляндия принадлежит к русской сфере интересов. Поэтому, чем продолжать чисто теоретическую дискуссию, лучше обратиться к более важным проблемам.

При сокрушении Англии мировая Британская империя окажется гигантской мировой банкротной массой площадью 40 миллионов квадратных километров, которая будет подлежать разделу. Раздел ее открывает России путь к незамерзающему и действительно открытому Мировому океану. Меньшинство англичан, насчитывающее 45 миллионов, до сих пор управляло 600 миллионами жителей мировой Британской империи. Он намерен это меньшинство расколошматить. И Америка тоже, собственно говоря, постаралась уже теперь выхватить некоторые особенно пригодные для нее куски. Германия, естественно, хотела бы избежать любого конфликта, который отвлек бы ее от борьбы против сердца этой мировой империи Британских островов. Поэтому ему [фюреру] несимпатична и война Италии против Греции, ибо она оттягивает силы на периферию, вместо того чтобы сконцентрировать их на одном пункте борьбе против Англии. То же самое произошло бы при войне в Балтийском море. Столкновение с Англией будет доведено до своего решающего конца, и у него нет никаких сомнений, что поражение Британских островов приведет к распаду империи. Утопия верить, будто мировая империя может управляться и удерживаться от распада, скажем, из Канады. При таких обстоятельствах открываются перспективы мирового масштаба. В ближайшие недели они должны быть выяснены в ходе совместных с Россией дипломатических переговоров; следует определить участие России в решении этих проблем. Все государства, могущие быть заинтересованными в этой банкротной массе, должны приостановить все конфликты между собой и заняться только разделом Британской мировой империи. Это относится к Германии, Франции, Италии, России и Японии».

Из записи личного переводчика Риббентропа
переговоров между Гитлером и В. Молотовым
в Берлине 13 ноября 1940 г.

 

http://www.redstar.ru /2010/10/06_10/5_01.html

[Крупин]

    Вы только впустую переводите мегабайты.

[Zaman.]

Фронтовики ответили так!

 

"Военно-исторический журнал" (ВИЖ) №№3-5 1989г.

Пять вопросов Генерального штаба

В КОНЦЕ 40-х — первой половине 50-х годов Военно-научное управление (начальник генерал-полковник ;А. П. Покровский) Генерального штаба Вооруженных Сия СССР обобщало опыт сосредоточения и развертывания войск западных приграничных военных округов по плану прикрытия государственной границы 1941 года накануне Великой Отечественной войны.

С этой целью были заданы пять вопросов участникам указанных событий, зани­мавшим в начальный период различные должности в войсках военных округов:

• Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?
• С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?
• Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?
• Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах?
• Насколько штабы были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?

Предлагаем читателям ответы на поставленные вопросы, которые, на наш взгляд, имеют определенный интерес в связи с проводящейся на страницах журнала дискуссией по начальному периоду минувшей войны.

*  *  *

На первый вопрос бывшие командиры и начальники Прибалтийского особого военного округа (ПрибОВО) ответили так.

Генерал-лейтенант П. П. Собенников (бывший командующий 8-й армией).

Командующим я был назначен в марте 1941-го. Должность обязывала меня прежде всего ознакомиться с планом обороны государственной границы с целью уяснения места и роли армии в общем плане. Но, к сожалению, ни в Генеральном штабе, ни по прибытии в Ригу в штаб ПрибОВО я не был информирован о наличии такого плана, В документах штаба армии, который располагался в г. Елгаве, я также не нашел никаких указаний по этому вопросу.

У меня складывается впечатление, что вряд ли в то время (март 1941 г.) такой план существовал, Лишь 28 мая 1941 года я был вызван с начальником штаба генерал-майором Г. А. Ларионовым и членом военного совета дивизионным комиссаром С. И. Шабаловым в штаб округа, где командующий войсками генерал-полковник Ф. И. Кузнецов наспех ознакомил нас с планом, обороны». Здесь же в этот день я встретил командующих 11-й и 27-й армиями генерал-лейтенанта В» И. Морозова и генерал-майора Н. Э. Берзарина, в также начальников штабов и членов военных советов этих армий.

Командующий войсками округа принимал нас отдельно каждого и, видимо, давал аналогичные указания — срочно ознакомиться с планом обороны, принять и доложить ему решение.

Все это проходило в большой спешке и несколько нервной обстановке. План был получен для ознакомления и изучения начальником штаба. Он представлял собой довольно объемистую, толстую тетрадь, напечатанную на машинке.

Примерно через 1,5—2 часе после получения плана, не успев еще с ним ознакомиться, я был вызван к генерал-полковнику Ф. И. Кузнецову, который принял меня в затемненной комнате и с глазу на глаз продиктовал мое решение. Последнее сводилось к сосредоточению главных усилий на направлении Шяуляй, Гаураге (125-я и 90-я стрелковые дивизии) и прикрытию границы от Балтийского моря (м, Па­ланга) на фронте около 80 км 10-й стрелковой дивизией 11-го стрелкового корпуса.

48-ю стрелковую дивизию предполагалось к началу войны перебросить на левый фланг армии и увеличить фронт обороны левее 125-й стрелковой дивизии (прикрывавшей основное направление Шяуляй, Таураге) до реки Неман у города Юр» баркас (левая граница армии).

12-й механизированный корпус выводился в район севернее Шяуляй во второй эшелон армии, причем право на отдачу ему приказа мне не предоставлялось. Фактически, как потом и подтвердилось в первые дни войны, корпус находился в подчинении командующего войсками фронта.

В похожем на мое положении находился и командующий 11-й армией, который был принят генерал-полковником Кузнецовым первым.

Мои записи, а также начальника штаба были отобраны. Мы получили приказание убыть к месту службы. При этом нам обещали, что указания по составлению плана обороны и наши рабочие тетради будут немедленно высланы в штаб армии. К сожалению, никаких распоряжений и даже своих рабочих тетрадей мы не получили*

Таким образом, план обороны до войск не доводился. Однако соединения, стоявшие на границе (10-я, 125-я, а с весны 1941 г. и 90-я стрелковые дивизии), занимались подготовкой полевых укреплений на границе в районах строившихся укрепленных районов (Тельшайского и Шяуляйского), были практически ориентированы о своих задачах и участках обороны. Возможные варианты действий проигрывались во время полевых поездок (апрель—-май 1941 г.), а также на занятиях с войсками.

(Дата составления документа отсутствует. — В. К.).

Генерал-лейтенант В. И. Морозов (бывший командующий 11-й армией).

Как известно, в 1940 году были начаты организация и строительство укрепленных районов. Командиры дивизий привлекались к рекогносцировкам тех районов, в которых предполагалось им действовать.

Укрепления строились Дивизиями в своих полосах обороны. Поэтому командиры полков и батальонов их хорошо знали. Кроме того, на местности со штабами корпусов, дивизий и полков неоднократно проводились занятия. Их тематика и характер вытекали из проигрываемых вариантов действий на случай войны.

(Дата составления документа отсутствует» — В. К.).

Генерал-лейтенант И. П. Шлемин (бывший начальник штаба 11-й армии).

 Такого документа, где бы были изложены задачи 11-й армии, не видел. Весной 1941 года в штабе округа была оперативная игра, где каждый из участников выполнял обя­занности согласно занимаемой должности, Думается, что на этом занятии Изуча­лись основные вопросы плана обороны госграницы. После него с командирами ди­визий и их штабами (5, 33, 28 сд) на местности изучались оборонительные рубежи. Основные требования к их подготовке были доведены до войск. Со штабами дивизий и полков была проведена рекогносцировка местности с целью выбора рубежей обороны и их оборудования. Думается, что эти решения доводились до под­чиненных командиров и штабов. Они и подготовили своими силами и средствами оборону.

16 мая 1952 года

Генерал-полковник М. С Шумилов (бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии).

 План обороны государственной границы до штабе и меня не был доведен. Корпусу планировалось выполнение отдельных задам по полевому заполнению в новом строящемся укрепленном районе и в полосе предполагаемого предполья. Эти работы к началу воины не были полностью закончены, поэтому, видимо, было принято решение корпусу занять оборону по восточному берегу реки Юра, т. е. на линии строящегося укрепленного района, а в окопах предполья приказывалось оставить только по роте от полка.

(Дата составление документе отсутствует. — В. К,).

Генерал-майор И. И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 11-го стрелкового корпуса 8-й армии).

План обороны государственной границы Литовской ССР я знал в полосе своей дивизии и соседа слева — 125-й. Штабами дивизии и полков были отработаны боевые документы: приказы, распоряжения, карты, схемы и т. д, Части соединения были натренированы в занятии районов обороны и огневых сооружений с мест их дислокации.

Стрелковые полки усиливались средствами, имеющимися в моем распоряжении, Основное внимание было сосредоточено на направлениях Кретинга, Ппунги и вдоль побережья Балтийского моря на Либаау, а также Клайпеда, Ретовас. На них при­влекалась и вся артиллерия. Для нее были подготовлены документация и несколь* ко огневых позиций.

Хорошо была изучена местность всего участка обороны дивизии, ближайшие подходы для занятия оборонительных позиций и огневых сооружений до командире взвода включительно, оборудованы основные и запасные командные и нвблюдв» тельные пункты от штаба дивизии до командиров рот включительно.

8 апреля 1953 года

*  *  *

Бывшие командиры и начальники Западного особого военного округа (ЗапОВО) ответили так.

Генерал-майор П. И. Ляпин (бывший начальник штаба 10-й армии).

С получением в январе 1941 года директивы округа по обороне госграницы командующий армией генерал-майор К. Д. Голубев принял решение. 1-му стрелковому корпусу частями 8-й стрелковой дивизии оборонять участок госграницы от разгранлинии справа до реки Нарев у Новогрудок. 2-й стрелковой дивизии одним усиленным полком обеспечить стык с соседом справа, выдвинув его на рубеж Лосево (15 км се­веро-западнее Осовец). Остальным силам 2-й стрелковой дивизии находиться во втором эшелоне и оборонять крепость Осовец с укреплением Ганендз.

5-му стрелковому корпусу, усиленному двумя армейскими артполками, предписывалось прикрыть остальную часть полосы обороны армии от Новогрудок до Зузеля, имея обе дивизии в первом эшелоне.

Оперативные резервы сосредоточить: 6-й кавалерийский корпус—в районе Строикова Гура, Межнин, Капице; 6-й механизированный корпус — в лесах западнее Белостока. Задачу корпусам ставил командующий войсками ЗапОВО.

Таким образом, полосу обороны 10-й армий (ширина 145 км) прикрывали в первом эшелоне только три стрелковые дивизии, причем на местности, доступной для действий всех родов войск противника в любом направлении. В этих условиях командиры корпусов и дивизий резервов создать не могли. Командарм же свои резервы без разрешения свыше использовать не имел права. Поэтому вся система обороны госграницы была неустойчивой, без спланированного маневра силами и средствами из глубины и вдоль фронта.

Никакой ориентировки о соседях и их задачах в директиве не указывалось. При планировании действий армии на случай войны нас беспокоило значительное количество неясностей: например, в использовании подвижных соединений, дислоцировавшихся в полосе армии; строящихся укрепленных районов. [Мы видели] несоответствие дислокации 86-й и частично 13-й стрелковых дивизий; [оставалась] неизвестность на левом фланге, где должна была перейти к обороне какая-то соседняя армия.

План обороны госграницы 1941 года мы неоднократно переделывали с января до самого начала войны, да так и не закончили. Последнее изменение оперативной директивы округа было получено мной 14 мая в Минске. В нем приказывалось к 20 мая закончить разработку плана и представить на утверждение в штаб ЗапОВО. 20 мая я донес: «План готов, требуется утверждение командующим войсками округа для того, чтобы приступить к разработке исполнительных документов». Но вызова так и не дождались до начала войны. Кроме того, последний доклад мая [показывает, что] в армии проводилось много учебных мероприятий, таких, как по­левые поездки, методические сборы комсостава и т. п. Поэтому никто не мог взяться за отработку исполнительных документов по плану обороны госграницы. К тому же мой заместитель по тылу в начале июня привез новую директиву по материальному обеспечению, что требовало значительной переработки всего плана.

Однако к этому времени командиры дивизий на случай войны имели следующие документы по обороне госграницы:

а)    план поднятия войск по тревоге и порядок сосредоточения их в районах сбора;

б)     план боевого и материального обеспечения войск;

в)     схему обороны госграницы на каждую дивизию с указанием задач до ба­тальона включительно;

г)    схему связи армии с корпусами и дивизиями.

Наличие этих документов вполне обеспечивало выполнение соединениями поставленных задач. Однако все распоряжения штаба ЗапОВО были направлены на то, чтобы создать благодушную обстановку в умах подчиненных. «Волынка» с утверждением разработанного нами плана обороны госграницы, с одной стороны, явная подготовка противника к решительным действиям, о чем мы были подробно осведомлены через разведорганы, — с другой, совершенно дезориентиро­вали нас и настраивали на то, чтобы не придавать серьезного значения складывавшейся обстановке.

(Дата составления документа отсутствует. — В. К,).

Генерал-полковник Л. М. Сандалов (бывший начальник штаба 4-й армии).

В апреле 1941 года командование 4-й армии получило из штаба ЗапОВО директиву, согласно которой надлежало разработать план прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развёртывания войск на брестском направлении. В ней указывалось, что «с целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск вся территория округа разбивается на армейские районы прикрытия...». В соответствии с окружной директивой был разработан армейский план прикрытия. Оценивая его, следует указать, что он соответствовал директиве округа, в которой, по существу, уже были решены за армию все основные вопросы - указаны выделяемые силы для района прикрытия, их места сосредоточения по боевой тревоге, сроки готовности войск, задачи и порядок их выполнения, а следовательно, и ошибки в решении командования округа по прикрытию автоматически переносились в армейский план*

Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность. Значительной части войск, предусмотренной для выполнения задач прикрытия, еще не существовало. Например, 13-я армия, на которую возлагалась задача создания района прикрытия между 10-й и 4-й армиями, и 14-й механизированный корпус, входивший в состав 4-й армии, находились в стадии формирования. Прибытие некоторых соединений в новые районы в случае возникновения военного конфликта намечалось в такие сроки, что они не успевали принять участие в решении задач прикрытия (100-я стрелковая дивизия со сроком прибытия на «М-3»). Такое планирование сосредоточения войск к границе заранее было обречено на Провал. Так оно и получилось. Дивизия в состав 4-й армии ни на третий день вой­ны, ни позже не прибыла.

Крупным недостатком окружного и армейского планов прикрытия являлось и ТО, что в них не предусматривалось создание тыловых фронтовых и армейских полос обороны. Строительство их намечалось развернуть с началом боевых действий, в рекогносцировку рубежей и составление плана работ — во время полевой поездки в июле 1941 года.

(Дата составления документа отсутствует — В. К.).

Генерал-полковник В. С. Попов (бывший командир 28-го стрелкового корпуса 4-й .армии).

План обороны государственной границы до меня, как командира 28-го стрелкового корпуса, доведен не был.

10 марта -1953 года

Генерал-майор м. А. Зашибалов (бывший командир 86-й стрелковой дивизии 10-й армии).

К 1 мая 1941 года оборонительная полоса дивизии, к созданию которой мы преступили с августа 1940 года, была оборудована. Во второй половине мая меня с начальником штаба вызвали в управление 10-й армии. Там начальник штаба генерал-майор Л. И. Ляпин довел до нас решение командующего на постройку и оборудование новой дивизионной оборонительной полосы. До 1 июня приказывалось произвести рекогносцировку полковых участков и батальонных районов обороны, огневых позиций артиллерии, командных и наблюдательных пунктов. План оборонительных работ требовалось доложить через нашего командира 5-го стрелкового корпуса к 5 июня, все работы, согласно ему, закончить к 1 августа 1941 года.

План оборонительных работ был утвержден. На основании принятого мною решения штабом дивизии были разработаны приказ и плановая таблица взаимодействия по ведению оборонительного боя в новой полосе.

Для всех частей дивизии были разработаны планы поднятия их по боевой тревоге, [они] хранились в сейфах командиров в опечатанных конвертах. Вскрытие разрешалось по установленному сигналу.

Командиры стрелковых и артиллерийских полков, отдельных батальонов и дивизионов знали задачи и в соответствии с этим разработки решения и боевые приказы на оборону государственной границы.

(Дата составления документа отсутствует. — В. К.),

Полковник С. И. Гуров (бывший начальник штаба 49-й стрелковой дивизии 28-го стрелкового корпуса 4-й армии).

 В конце марта или в начале апреля нас с комдивом вызвали в штаб 4-й армии. Там окончательно было принято решение, составлен план и написан боевой приказ частям на оборону участка дивизии. Все документы положены в конверты, опечатаны печатью штаба армии, в последующем привезены а штаб дивизии, где хранились в моем сейфе вместе с «Красным пакетом».

Построить систему огня обороны дивизии с учетом огня укрепленного района нам не удалось, так как его штаб отказался выдать эти данные, ссылаясь на то, что штаб ЗапОВО запретил давать какие-либо сведения по этим вопросам.

(Дата составления документа отсутствует. — В. К.).

Полковник А. С. Кислицын (бывший начальник штаба 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса).

Примерно в марте — апреле 1941 года командир дивизии, я, начальники оперативного отделения и связи были вызваны е штаб 4-й армии (г. Кобрин).

В течение 2—3 суток мы разработали план поднятия дивизии по боевой тревоге, в который вошли и такие документы, как приказ на марш в район сосредоточения, схемы радио- и телефонной связи, инструкция дежурному по дивизии на случай боевой тревоги. Усиление дивизии не планировалось.

Было категорически запрещено ознакамливать с содержанием разработанных документов даже командиров полков и дивизионных частей. Кроме того, оборудование наблюдательных и командных пунктов  районе сосредоточения соединения производить не разрешалось, хотя этот вопрос поднимался связистами.

(Дата составления документа отсутствует. — 8. К.).

*  *  *

Большой интерес представляют воспоминания командиров различных степеней, проходивших перед войной и в ее начале службу е Киевском особом военном округе (КОВО).

 

Генерал армии М. А. Пуркаев (бывший начальник штаба Киевского особого военного округа).

План обороны государственной границы был доведен до войск. Разработка его велась в апреле начальником штаба округа, оперативным отделом и командующими армиями и оперативными группами их штабов. В первой десятидневке мая армейские планы были утверждены военным советом округа и переданы в штабы армий. Планы армий по распорядительным документам были разработаны до соединений.

С документами соединений в штабах армий были ознакомлены их командиры и начальники штабов, после чего они примерно до 1 июня были переданы на хранение в опечатанных пакетах начальникам штабов.

Во всех частях и штабах соединений имелись планы подъема по тревоге. План обороны государственной границы должен был приводиться в действие по телеграмме военного совета округа (за тремя подписями) я адрес командующих армиями и командира кавалерийского корпуса (командир 5-го кавалерийского кор­пуса генерал-майор Ф. В. Камков. — В. К.). В соединениях и частях план действия должен был проводиться по условным телеграммам военных советов армий и коман­дира кавалерийского корпуса с объявлением тревоги.

29 апреля 1952 года

 

Генерал армии И. X. Баграмян (бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО).

План обороны государственной границы был доведен до войск, в части их касающейся, следующим образом: войска, непосредственно осуществлявшие прикрытие... имели подробно разработанные планы и документацию до полка включительно; остальные войска округа (пять стрелковых корпусов, семь далеко не закончивших формирование механизированных корпусов и части усиления), имели хранимый в сейфе соответствующего начальника штаба соединения опечатанный конверт с боевым приказом и всеми распоряжениями по боевому обеспечению поставленных задач.

План использования и документация во всех подробностях разрабатывались в штабе округа только для корпусов и дивизий. Исполнители о них могли узнать лишь из вложенных в опечатанные конверты документов после вскрытия последних.

10 сентября 1952 года

 

Генерал-майор 3. 3. Рогозный (бывший начальник штаба 1-го стрелкового корпуса).

Примерно в середине мая 1941 года штабом 5-й армии был разработан план прикрытия государственной границы. С ним были ознакомлены в штабе армии: командир 15-го стрелкового корпуса полковник И. И. Федюнинский, я и командиры дивизий: генерал-майор Г. И. Шерстюк, полковник М. П. Тимошенко (соответственно командиры 45 и 62 сд. — В. К.). Документов, касающихся плана обороны, штабы корпуса и дивизий не имели, но задачи и частные планы обороны знали... Дивизии отрекогносцировали свои полосы обороны, определили боевые порядки, наметили организацию управления боем... Все касающееся полков было до них доведено непосредственно на местности и принятые решения утверждены командирами дивизий.

21 апреле 1953 года

 

Генерал-майор Г. И. Шерстюк (бывший командир 45-й стрелковой дивизии 15-го стрелкового корпуса).

План обороны госграницы со стороны штабов 15-го стрелкового корпуса и 5-й армии до меня, как командира 45-й стрелковой дивизии, никем и никогда не доводился, и боевые действия дивизии [я] развертывал по ориентировочному плану, разработанному мной и начальником штаба полковником Чумаковым и доведенному до командиров частей, батальонов и дивизионов.

24 апреля 1953 года

 

Полковник П. Новиков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 15-го стрелкового корпуса).

Дивизионного плана по обороне государственной границы, мне кажется, не было, а дивизионный план входил а армейский. Дивизия имела лишь только ориентировочную полосу по фронту и в глубину. Так, в первых числах апреля 1941 года я, а также начальники штабов 87-й и 45-й стрелковых дивизий были вызваны в штаб 5-й армии, где мы в оперативном отделе получали карты и собственноручно произвели выписки из армейского плана оборудования своих полос е инженерном отношении.

(Дата составления документа отсутствует. )

 

Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 8-го стрелкового корпуса 26-й армии).

 До нападения фашистской Германии на Советский Союз я и командиры частей не знали мобилизационного плана (МП-41), но после его вскрытия все убедились, что оборонительные работы на государственной границе, командно-штабные учения на местности исходили из общего плана КО в О, утвержденного Генеральным штабом.

11 июня 1953 года

 

Генерал-майор П. В. Черноус (бывший начальник штаба 72-й горно-стрелковой дивизии 8-го стрелкового корпуса 26-й армии).

План обороны государственной границы до частей дивизии был доведен командованием 8-го стрелкового корпуса Однако он был составлен не по организации горно-стрелковой дивизии, а стрелковой. Дало в том, что весной 1941 года дивизия начала переход на штаты горно-стрелковой дивизии, но к 22 июня эти мероприятия не закончила

25 февраля 1955 года

Генерал-майор С. Ф. Горохов (бывший начальник штаба 99-й стрелковой дивизии 8-го стрелкового корпуса 26-й армии).

План обороны государственной границы был получен в феврале—марте 1941 года в штабе 26-й армии в опечатанном кон­верта и с нами проработан не был. Но еще до его вручения командующий армией генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко лично мне и командиру дивизии полковнику Н. И. Дементьеву сообщил разграничительные линии участка обороны соединения и пол­ков, места командных и наблюдательных пунктов, огневые позиции артиллерии. Помимо этого, особым приказом дивизии предписывалось подготовить предполье Перемышльского укрепленного района и отрыть окопы в своей полосе.

Штабами дивизии и пограничного отряда был разработан план прикрытия госу­дарственной границы по двум вариантам — на случай диверсий и возможной войны.

16 марта 1953 года

*  *  *

Анализ воспоминаний участников боевых действий в начальном периоде Великой Отечественной войны, а также других архивных документов свидетельствует, что на случай войны в штабах Округов были разработаны соответствующие оперативные планы и планы прикрытия государственной границы. Последние в округах весной 1941 года уточнялись дважды — в марте и апреле. Переработка планов вызывалась изменением состава войск приграничных округов в связи с прибытием в них ряда новых соединений из глубины страны.

Характерная черта планов прикрытия состояла в том, что они исходили из такого варианта начала войны и создавшейся обстановки, при котором удастся без помех со стороны вероятного противника выдвинуться к границе, занять назначенные полосы прикрытия, подготовиться к отражению нападения, провести отмобилизование. Поэтому объединения и соединения округов делились на два эшелона: в первый входили войска, расположенные вблизи госграницы и составлявшие эшелоны прикрытия, во второй — сосредоточенные в глубине.

Позиции армий прикрытия располагались вдоль границы, что увеличивала  протяженность. При этом основные силы Западного особого военного округа находились на белостокском выступе, а Киевского — на львовском выступе, что созда­вало угрозу их охвата противником.

Судя по воспоминаниям участников тех событий, армейские планы прикрытия разрабатывались по одной схеме. Районы прикрытия делились на участки, нарезаемые для корпусов, и подучастки для дивизий. Предполагалось, что основу обороны составят стрелковые корпуса, занимающие своими дивизиями подучастки с передним краем по границе. Они готовились в инженерном отношении (от каждой дивизий работали на границе по два стрелковых батальона, на строительстве укрепленных районов были в основном задействованы саперные подразделения) и по сигналу о мобилизации должны были быть заняты стрелковыми дивизиями и частями укреп- районов. Механизированные корпуса в каждой армии предназначалось использовать в качестве либо армейского резерва, либо второго эшелона. Им надлежало по тревоге выйти в назначенные районы, находясь в готовности к нанесению контрударов.

Особенностью всех армейских планов прикрытия было отсутствие в них оценки возможных действий противника, в первую очередь варианта внезапного перехода в наступление превосходящих вражеских сил. Ветераны вспоминают, что, общаясь с представителями штабов погранотрядов, они знали эа несколько дней до начала войны об угрожающем положении на границе. В ряде случаев агентурная разведка прямо указывала не только на прибытие и развертывание вблизи границы массы вражеских войск, но и на подготовку территории к началу боевых действий (занятие огневых позиций артиллерией, выселение из приграничной зоны жителей, выкладка снарядов на грунт и т, д.).

О взаимодействии же с пограничниками и поисками укрепрайонов в планах прикрытия сказано лишь то, что с началом мобилизации они входят в подчинение соответствующих соединений. Такие важные вопросы взаимодействия, как разрушение мостов на реках вблизи границы, были забыты. Во многих случаях вражеским войскам удалось захватить их целыми.

Следовательно, план прикрытия являлся в сущности планом обороны, при котором все было подчинено идее такого построения боевого порядка, которое давало возможность быстро и удобно развернуться на заранее подготовленных позициях, чтобы использовать прежде всего мощь своего огня и выгодные условия местности.

Ориентировка наших офицеров в отношении характера предстоящего боя исходила из общей задачи плача прикрытия — «прикрытия государственной границы» Сущность тактического маневра сводилась к тому, что надо было быстро собраться и выйти к границе, не имея данных ни о противнике, ни о своем походном порядке.  Предполагалось, что в районах сосредоточения будет дано время для окончательной  подготовки к бою.

Кроме того, воспоминания свидетельствуют, как нам кажется, об отсутствии  стройной системы планирования прикрытия государственной границы от Генерального штаба до полка включительно. Если в объединениях и соединениях Киевского особого военного округа планы в основном разрабатывались до дивизии и ниже, то в войсках и штабах Западного особого военного округа этого, видимо, не было.

В ответах почти всех опрошенных по первому вопросу ощущается недоверие вышестоящих командиров и штабов к нижестоящим. «Запреты» на знание задач пo  обороне госграницы сыграли отрицательную роль в первые же дни войны. А если  учесть несовершенную систему оповещения войск, то это явилось, на наш взгляд главной причиной гибели многих подразделений, частей и соединений 22 июня 1941 года.

К недостаткам планирования и организации прикрытия государственной границы необходимо отнести ряд других фактов. Например, согласно докладу бывшего начальника штаба 22-й танковой дивизии полковника А. С. Кислицына за две недели  до войны были получены из штаба 4-й армии совершенно секретная инструкция и распоряжение об изъятии боекомплекта из танков и хранении его в складе "НЗ»l"  А ведь дивизия дислоцировалась в Бресте, т. е. непосредственно на границе. Или, как вспоминал бывший начальник штаба 10-й армии генерал-майор П. И. Лялин, войска армии должны были занять и во что бы то ни стало оборонять полосу предполья, проходящую к западу на 4—15 км от переднего края обороны обоих УР, а как и кем должны были быть заняты укрепленные районы—в директиве ничего сказано не было. «Сами укрепленные районы, — отмечал он далее, — имели всего по 1—2 батальона и у них не хватало сил даже для того, чтобы охранять уже построенные сооружения, а не только вести в них оборонительный бой. Наши настоятельные попытки получить по сему вопросу разъяснения в штабе округа успеха не имели»2.

Еще более страшное признание сделал командир 212-го стрелкового полка 49-й стрелковой дивизии 28-го стрелкового, корпуса 4-й армии Западного особого военного округа подполковник запаса Н. И. Коваленко: «Примерно недели за 2—3 до начала нападения. стрелковые части получили телеграмму, что в известных участках (в воротах) будут пролетать немецкие авиационные эскадрильи и чтобы по ним не вели огня. В выходной день в это время я— лично видел в Доме офицеров человек 15 немецких летчиков, которые [затем] свободно расхаживали по городу и изучали наши объекты для обстрела, другой цели у них и не могло быть. Такое положение было не только в Белостоке, но и в других городах Западной Белоруссии»

Сумма данных обстоятельств, на наш взгляд, привела к тяжелым последствиям начального периода Великой Отечественной войны. Агрессор превосходящими силами на избранных направлениях перешел в наступление. Советские соединения, поднятые по тревоге, под ударами авиации и артиллерии начали выдвижение на свои участки обороны госграницы. В каких условиях это происходило и как они действовали, участники тех далеких уже событий рассказали, отвечая на другие вопросы.

Публикацию подготовил полковник В. И. КРИКУНОВ, редактор по проблемам истории стратегии и оперативного искусства

ВОПРОС ВТОРОЙ.

С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?

Этот вопрос бывшими командирами и начальниками Прибалтийского особого военного округа (ПрибОВО) был раскрыт так.

Генерал-полковник танковых войск П. П. Полубояров (бывший начальник авто- бронетанковых войск ПрибОВО).

16 июня в 23 часа командование 12-го механизи­рованного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н. М, Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности. 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их а запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано.

16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А. В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе.

1953 год

 

Генерал-лейтенант П. П. Собенников (бывший командующий 8-й армией).

Утром 18 июня 1941 года я с начальником штаба армии выехал в приграничную полосу для проверки хода оборонительных работ в Шяуляйском укрепленном районе. Близ Шяуляя меня обогнала легковая машина, которая вскоре остановилась. Из нее вышел генерал-полковник Ф. И. Кузнецов (командующий войсками Прибалтийского особого военного округа.— В. К.). Я также вылез из машины и подошел к нему. Ф. И. Кузнецов отозвал меня е сторону и взволнованно сообщил, что в Сувалках сосредоточились какие-то немецкие механизированные части. Он приказал мне немедленно вывести соединения на границу, а штаб армии к утру 19 июня разместить на командном пункте в 12 км юго-западнее Шяуляя.

Командующий войсками округа решил ехать в Taypaгe и привести там e боевую готовность 11-й стрелковый корпус генерал-майора М. С. Шумилова, а мне велел убыть на правый фланг армии. Начальника штаба армии генерал-майора Г. А. Ларионова мы направили обратно в Елгаву. Он получил задачу вывести штаб не командный пункт.

К концу дня были отданы устные распоряжения о сосредоточении войск на Тынице. Утром 19 июня я лично проверил ход выполнения приказа. Части 10, 90 и 25-й стрелковых дивизий занимали траншеи и дерево-земляные огневые точки, хотя многие сооружения не выли еще окончательно готовы. Части 12-го механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шяуляя, одновременно на командный пункт прибыл и штаб армии.

Необходимо заметить, что никаких письменных распоряжений о развертывании соединений никто не получал. Все осуществлялось на основании устного приказания командующего войсками округа. В дальнейшем по телефону и телеграфу стали поступать противоречивые указания об устройстве засек, минировании и прочем. Понять их было трудно. Они отменялись, снова подтверждались и отменялись, в ночь на 22 июня я лично получил приказ от начальника штаба округа генерал-лейтенанта П. С Кленова отвести войска от границы. Вообще всюду чувствовались большая нервозность, боязнь «спровоцировать войну» и, как их следствие, возникала несогласованность в действиях.

1953 год

 

Генерал-лейтенант В. И. Морозов (бывший командующий 11 -й армией).

На основании устных распоряжений командующего войсками округе соединения 11-й армии выходили на подготовленный рубеж обороны. Делалось это под видом усовершенствования полевых укреплений.

На границе находилось по одному полку от каждой дивизии, усиленному, как правило, артиллерийским дивизионом. В начале июня была произведена замена одних полков другими.

В начале июня 1941 года дивизии в своих районах имели развернутые командные пункты, на которых постоянно дежурили офицеры.

1952 год

 

Генерал-лейтенант И. П. Шлемин (бывший начальник штаба 11-й армии).

 Ни о каком распоряжении о выводе войск на государственную границу не помню. По всей видимости, его не было, так как 28-я и 33-я стрелковые дивизии находились в непосредственной близости от нее, а 5-я — в лагере (в 30—35 км от границы).

Во второй половине июня под предлогом выхода в полевой лагерь а район Ковно сосредоточилась 23-я стрелковая дивизия из Двинска.

В июне, числа 18—20-го, командиры пограничных частей обратились в штаб армии с просьбой оказать им помощь в борьбе с диверсантами, проникающими на территорию Литвы. В связи с этим было принято решение под видом тактических учений дивизиям занять оборону на своих участках и выдать бойцам на руки боеприпасы, которые, однако, командующий войсками округа приказал отобрать и сдать на дивизионные склады.

Таким образом, к 20 июня три стрелковые дивизии заняли оборону с задачей прочно удерживать занимаемые рубежи в случае нападения противника.

16 мая 1952 года

 

Полковник С. М. Фирсов (бывший начальник инженерных войск 11-й армии).

20.июня начальники отделов и управлений армии были собраны у начальника штаба генерал-майора И. П. Шлемина, который объявил о выходе в ночь на командный пункт. Нас предупредили, что это мероприятие проводится в учебных цепях.

Привести инженерные части в боевую готовность не разрешили. Тем не менее командование не возражало против минирования участков на государственной границе при условии, если я сам буду нести ответственность за эти действия. Начал работу. Однако на следующий день меня вызвали к начальнику штаба армии, где ознакомили с телеграммой из округа. «Командующий войсками округа,— указывалось в ней,—обращает внимание командующего 11-й армией на самовольные действия начальника инженерных войск армии подполковника Фирсова, выразившегося в снятии с оборонительных работ двух саперных батальонов и в постановке им задачи по проведению минирования на границе. Командующий округом объявляет подполковнику Фирсову выговор и приказывает батальоны вернуть, а работы по минированию не проводить».

8 октября 1955 года

 

Генерал-полковник М. С, Шумилов (бывший командир 11-го стрелкового корпу­са 8-й армии).

 Войска корпуса начали занимать оборону по приказу командующего армией с 18 июня. Я отдал приказ только командиру 125-й стрелковой дивизии и корпусным частям. Другие соединения также получили устные распоряжения через офицеров связи армии. Об этом штаб корпуса был извещен. Боеприпасы приказывалось не выдавать. Разрешалось только улучшать инженерное оборудование обо­роны. Однако 20 июня, осознав надвигавшуюся опасность, я распорядился выдать патроны и снаряды в подразделения и начать минирование отдельных направлений.

21 июня в штабе корпуса находился член военного совета округа (корпусной комиссар П. А. Диброва,— В. К.), который через начальника штаба приказал отобрать боеприпасы. Я запросил штаб армии относительно письменного распоряжения по этому вопросу, но ответа не получил.

1952 год

 

Генерал-майор И. И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии).

 19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрел­кового корпуса генерал-майора И. Ф. Николаеве о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли ДЗОТы и огневые позиции артиллерии. С рассветом командиры полков, батальонов и рот на местности уточнили боевые задачи согласно ранее разработанному плану и довели их до командиров взводов и отделений.

В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительнных сооружений, находясь в полной боевой готовности.

8 апреля 1953 года

*  *  *

Бывшие командиры и начальники Западного особого военного округа (ЗапОВО) тоже дали ответ на второй вопрос.

Генерал-лейтенант инженерных войск П. М. Васильев (бывший начальник инженерного управления ЗапОВО).

Все саперные батальоны стрелковых корпусов и дивизий находились на оборонительных работах на новой государственной границе. Боевой подготовкой занимались только учебные подразделения, понтонные полки, саперные батальоны 6-го механизированного корпуса, истребительно-противотанковых бригад и воздушно-десантного корпуса.

25 мая 1953 года

 

Генерал-майор Б. А. Фомин (бывший заместитель начальника оперативного отдела штаба ЗапОВО).

Дивизии начали передислокацию а приграничные районы походным порядком в апреле—мае 1941 года. Артиллерия на мехтяге и склады НЗ перевозились по железной дороге. Перемещались следующие соединения: 85-я стрелковая дивизия —  районы западнее Гродно, 21-й стрелковый корпус — из Витебска северо-западнее и севернее Лиды, 49-я и 113-я стрелковые дивизии — западнее Беловежской пущи, 75-я — из Мозыря в район Малориты, 42-я — из Березы- Картузской в Брест и севернее.

В середине июня управлению 47-го стрелкового корпуса было приказано к 21—23 июня выдвинуться по железной дороге в район Обуз-Лесны. Одновременно 55-я (Слуцк), 121-я (Бобруйск), 143-я (Гомель) стрелковые дивизии комбинированным мершем проследовали туда же, а 50-я стрелковая дивизия из Витебска — в район Гайновки.

До начала боевых действий войскам запрещалось занимать оборону в своих полосах вдоль госграницы.

К началу авиационного удара (в 3 ч 50 мин 22 июня) и артподготовки (в 4 ч 22 июня) противника успели развернуться и занять оборону госграницы: в 3-й ар­мии— управление 4 ск, 27 и 56 сд; в 10-й — управление 1 и 5 ск, 2, 8, 13 и 86 сд; е 4-й — 6 и 75 сД. В процессе выдвижения подверглись нападению: в 3-й армии — 85 сд, в 4-й — 42 сд.

5 июня 1952 года

 

Генерал-майор П. И. Лапин (бывший начальник штаба 10-й армии). Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал.

В этих условиях мы самостоятельно успели подготовить лишь два полевых командных пункта (в лесу, а 18 км западнее Белостока, между станциями Жедня и Валилы), а также перевели штабы стрелковых корпусов: 1-го —в Визиу, 5-го — в Замбров.

На госгранице а полосе армии находилось на оборонительных работах до 70 батальонов и дивизионов общей численностью 40 тыс. человек. Разбросанные по 150-км фронту и на большую глубину, плохо или вообще невооруженные, они не могли представлять реальной силы для обороны государственной границы. Напротив, личный состав строительных, саперных и стрелковых батальонов при первых

ударах авиации противника, не имея вооружения и поддержки артиллерии, начали отход на восток, создавая панику в тылу

А какая иная реакция могла быть, например, у личного состава 25-й и 31-й танковых дивизий 13-го механизированного корпуса, которые имели к началу войны по нескольку учебных танков, до 7 тыс. человек а каждой, совершенно безоружных. Всем это должно быть ясно.

(Дата написания воспоминаний отсутствует— В. К.)

 Генерал-лейтенант Г. В. Ревуненков (бывший начальник штаба 37-й стрелкоаде дивизии 3-й армии). 17 июня 1941 года я, командир 1-го стрелкового корпуса генерал-майор Д. Рубцов и командир дивизии полковник А. Е. Чехарин были вызваны в штаб округа. Нам объявили, что 37 сд должна убыть в полевой лагерь Лиду, хотя было ясно, что передислокация совершалась в плане развертывания войск на государственной границе. Приказывалось иметь с собой все для жизни в лагере.

Два полка выступили из Лепеля походным порядком, а чести Витебского гapнизона были отправлены железной дорогой. Эшелоны составлялись по принципу удобства перевозки, поэтому штаб дивизии следовая без батальоне связи, а боеприпасы находились а заключительном эшелоне.

О начале войны узнали в 12 часов 22 июня на станции Богданув из речи В. М. Молотова. В то время части дивизии еще продолжали путь, связи с ними не было, обстановку ни командир, ни штаб не знали.

25 февраля 53 года

 

*  *  *

На поставленный вопрос бывшие командиры и начальники Киевского особого военного округа (КОВО) ответили так.

Генерал армии М. А. Пуркаев (бывший начальник штаба КОВО).

13 или 14 июня  внес предложение вывести стрелковые дивизии не рубеж Владимир-Волынского укрепрайона, не имеющего в оборонительных сооружениях вооружения. Военный со. ает округа принял эти соображения и дал соответствующие указания командующему 5-й армией.

Однако на следующее утро генерал-полковник М. П. Кирпонос в присутствии члена военного совета обвинил меня в том, что я хочу спровоцировать войну. Тут же из кабинета я позвонил начальнику Генерального штаба и доложил принято решение. Г. К. Жуков приказал выводить войска на рубеж УРа, соблюдая меры маскировки.

29 апреля 1952 года

 

Генерал армии И. X. Баграмян (бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО).

Войска прикрытия дислоцировались непосредственно у границы и приступили к развертыванию с началом военных действий. Заблаговременный их выход на подготовленные позиции был запрещен Генеральным штабом.

Оперативные резервы осуществляли выдвижение из районов дислокации: стрелковые корпуса—за пять дней до начала войны, но выйти не успели; механизированные корпуса—22 июня.

10 сентября 1952 года

 

Генерал-майор Н. П. Иванов (бывший начальник штаба 6-й армии).

 В момент внезапного нападения противника проводились сборы артиллеристов, пулеметчиков, саперов. Из-за этого соединения были организационно раздроблены. Честь войск располагалась в лагере, имея в пунктах постоянном дислокации запасы вооружения и материальных средств.

Части прикрытия по распоряжению командующего войсками Киевского особого военного округа к границе выдвигать было запрещено.

1 декабря 1949 год»

 

Генерал-лейтенант Д. И. Рябышев (бывший командир 8-го механизированного корпуса).

 Во второй половине нюня мы получили приказ командующего войскам КОВО произвести рекогносцировку дорог и мостов от района дислокации до государственной границы. 21 июня к исходу дня она была закончена. По пути назад я заехал в штаб 26-и армии, где доложил начальнику штаба об обстановке на границе к высказал мнение о возможно скором наступлении противника. Полковник И. С. Варенников отверг мои предположения и заверил, что в случае обострения обстановки мы будем своевременно предупреждены.

1953 год

 

Генерал-майор А. М. Баранов (бывший начальник штаба 17-го стрелкового корпуса).

Выход частей на государственную границу начался в первой половине июня род видом проведения подвижных лагерей. Последние располагались в глубине оборонительных участков. Подразделения размещались в палатках, проводили заня­тия по плану. Одновременно совершенствовали в инженерном отношении оборонительные позиции. Боеприпасы были подготовлены к подаче личному составу.

28 октября 1955 года

 

Генерал-майор Ф. Н. Смехотворов (бывший командир 135-й стрелковой дивизии 5-й армии).

18 июня 1941 года 135-я стрелковая дивизия выступила из района постоянного расквартирования (Острог, Дубно, Кременец) и к исходу 22 июня прибыла я Киверцы (в 10—12 км северо-восточнее Луцка) с целью прохождения лагерного сбора согласно приказу командующего армией.

Распоряжений о приведении частей соединения в боевую готовность до начала военных действий не поступало, а когда утром 22 июня дивизия на марше была подвергнута пулеметному обстрелу с воздуха, из штаба армии поступило указание: «На провокацию не поддаваться, по самолетам не стрелять».

Распоряжение о приведении частей в боевую готовность и об исполнении плана мобилизации было отдано лишь утром 23 июня, когда они находились в Киверцах...

7 марта 1953 года

Полковник Н. Л. Логинов (бывший командир 139-й стрелковой дивизии 6-й армии).

 Дивизия дислоцировалась в Черткове и окрестных населенных пунктах. К на­чалу войны четыре стрелковых батальона и два артиллерийских дивизиона находи­лись на оборонном строительстве в 20—25 км юго-западнее Черновиц, саперный батальон дивизии и роты полков — в 20—25 км северо-западнее Львова, а один стрелковый батальон охранял окружные объекты в Тернополе.

17 июня утром получил шифртелеграмму от командира 37-го стрелкового корпуса: «Для проведения корпусных учений дивизии сосредоточиться в районе Перемышляны, для чего выступить с утра 18 июня по маршруту: Чертково, Бучач, Гадич, Рогатин». На мою просьбу собрать подразделения и части дивизии для выполнения этой задачи ответили: «Выступайте на учение с наличным составом, снять батальоны с работ и охраны не разрешаем».

Таким образом, дивизия в составе четырех стрелковых батальонов, трех артиллерийских дивизионов и спецподразделений выступила в район учения.

18 мая 1957 года

 

Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии).

 Два стрелковых полка (187 и 14 сп) дивизии располагались вблизи государственной границы с августа 1940 года.

20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».

Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа. При докладе присутствовал командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко, которому поручалась проверка исполнения. Трудно сказать, по каким соображениям не разрешалось занятие оборонительных позиций, но этим и воспользовался противник в начале боевых действий.

Остальные части и специальные подразделения соединения приступили к вы­ходу на прикрытие госграницы с получением сигнала на вскрытие пакета с мобили­зационным планом.

11 июня 1953 года

 

Полковник П. А. Новичков  (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 5-й армии).

 Части дивизии на основании распоряжения штаба армии в ночь с 16 на июня выступили из лагеря Киверцы, Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли а полосу обороны. Однако оборонительный рубеж не заняли, а сосредоточились в лесах и населенных пунктах вблизи него. Эти действия предпринимались под видом перемещения к месту новой дислокации. Здесь же началиразверртывать боевую подготовку.

Числа 19 июня провели с командирами частей рекогносцировку участков обороны, но все это делалось неуверенно, не думалось, что а скором времени начнется война. Мы не верили, что идем воевать, и взяли все ненужное для боя. в результате перегрузили свой автомобильный и конный транспорт лишним имуществом.

(Дата написания воспоминаний отсутствует.— В. К.)

 

Генерал-майор С Ф. Горохов (бывший начальник штаба 99-й стрелковой дивизии 26-й армии).

До начала боевых действий распоряжения о выходе частей не участки обороны не поступало. Только артиллерийские полки по приказу командира I 8-го стрелкового корпуса генерал-майора М. Г. Снегова были выдвинуты а леса около спланированных огневых позиций. В момент начала военных действий он отдал противоречивые приказы: стрелковым полкам занять оборонительные рубежи, а артиллерийским— огня не открывать до особого распоряжения. Несмотря на наши настойчивые требования, до 10 часов 22 июня так и не было разрешено использовать артиллерию.

16 марта 1953 года

*  *  *

Воспоминания фронтовиков, анализ других архивных документов показывают, что командующие (командиры) и начальники на свой страх и риск предпринимали меры по отражению надвигавшейся опасности. Однако над всеми довлело указание «не спровоцировать войну». Так, командующий войсками 8-й армии 20 июня 1941 года потребовал от командиров 10-го и 11-го стрелковых корпусов:  «1. Еще раз подтверждаю, что боевые сооружения в полосе предполья частями не занимать, Подразделения держать позади сооружений в боевой готовности, произведя работы по усилению обороны. 2. Завалы производить таким образом, чтобы они не были заметны со стороны границы»

А в директиве управления политпропаганды ПрибОВО от 21 июня указывалось: «Обстановка требует полной боевой готовности частей. Всемерно усилить разъяснение личному составу сложности международной обстановки, чреватой всякими неожиданностями.

Отделам политпропаганды корпусов и дивизий письменных директив в части не давать. Задачи политработы ставить устно через своих представителен»

В страхе перед ответственностью делалось и большее. В политдонесении 11-й армии, например, отмечалось: «Вместо ускорения сосредоточения частей армии а оборонительные районы штаб округа дал указание вести нормальную учебу в лагерях и еще 21 июня вечером у красноармейцев отбирали патроны. В такой обстановке политической дезориентации (заявление ТАСС от 14 июня.— В. К.), беспечности и мобилизационной неподготовленности части армии встретили обрушившихся на них превосходящие силы противника»

Неясность, а порой и половинчатость таких и подобных указаний вызывали недоумение у армейского командования. К примеру, командующий 12-й армией генерал-майор П. Г. Понеделин, пытаясь получить разъяснение по интересующему вопросу, запрашивал 19 июня начальника штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенанта М. А. Пуркаева. «Огонь,— указывал он,— зенитные средства могут открывать только на общих основаниях с пунктовой системой ПВО по особому распоряжению военного совете округа. Непонятно, разъясните».

Почему так происходило? Чтобы ответить на этот вопрос, видимо, необходимо рассмотреть хотя бы часть документов, исходящих от Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. 10 июня, например, начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков направил в адрес командующего Киевским особым военным округом генерал-полковника М, П. Кирпоноса телеграмму: «Начальник погранвойск НКВД УССР генерал Хоменко донес, что начальники укрепрайонов получили указание занятъ предполье. Донесите для доклада наркому обороны, на каком основании части укрепрайонов КОВО получили приказ занять предполье. Такие действия могут немедленно спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чреваты всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и донесите, кто конкретно дал такое самоличное распоряжение."

11 июня командующие другими западными приграничными военными округами получили строгое указание; «Полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими частями не занимать»

18 июня командующий войсками Прибалтийского особого военного округа отдал распоряжение о приведении системы ПВО в боевую готовность:

«КОМАНДУЮЩИЙ ПРИКАЗАЛ;

1, Частям ПВО зоны, батальонам ВНОС и средствам ПВО войсковых соедине­нии и частей принять готовность Nо 2 (повышенная боевая готовность)...

3. Части ПВО, находящиеся в лагерях, в том числе и войсковые, немедленно вернуть в пункты постоянной дислокации-.

6. Срок готовности 18.00 19 июня 1941-го. Исполнение донести 20.00 19 июня 1941-го.

Начальник штаба ПрибОВО генерал-лейтенант КЛЕНОВ»

21 июня командующий получил следующее указание: «Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО о введении в действие положения № 2 — это значит провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие действия могут проводиться только по решению правительства. Сейчас Ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует общественность.

Требую немедленно отменить незаконно отданное распоряжение и дать объяснение для доклада наркому.

Начальник генерального штаба Красной Армии генерал армии ЖУКОВ».

Видимо, чтобы разобраться в той сложной обстановке, необходимо обратиться к ранее не публиковавшемуся тексту выступления Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. «И тут надо, конечно, иметь в виду,-— говорил в 1966 году знаменитый полководец,— категорическое требование и категорическую установку Сталина, Он твердо сказал, что, если мы не будем провоцировать немцев на войну — войны не будет, мы ее избежим. У нас есть средства избежать ее. Какие средства, он не говорил... Но Сталин такую установку дал... И когда вопрос был поднят относительно того, чтобы вывести хотя бы эшелон прикрытия, который согласно плану должен развернуться на границе, Сталин сказал: «Подождите». Он узнал, что Киевский округ начал развертывание... Тимошенко кое-что начал двигать, несмотря на строжайшие указания. Берия сейчас же прибежал к Сталину и сказал: вот, мол, военные не выполняют, провоцируют...

Сталин немедленно позвонил Тимошенко и дал ему как следует нахлобучку. Этот удар спустился до меня. Что вы смотрите? Немедленно вызвать к телефону Кирпоноса, немедленно отвести, наказать виновных и прочее. Я, конечно, по этой части не отставал. Ну и пошло, А уже другие командующие не рискнули. Давайте приказ, тогда... А кто приказ даст? Кто захочет класть свою голову? Вот, допустим,  Жуков, чувствуя нависшую над страной опасность, отдаю приказание; «Развернуть». Сталину докладывают. На каком основании? На основании опасности. Ну-ка, Берия, возьмите его к себе в подвал» .

Однако, несмотря на все запреты, подготовку к отпору агрессора штабы всех степеней на свой страх и риск проводили, но так, чтобы не дать фашистской Германии прямого повода н развязыванию войны. Каждое решение о выдвижении войск ло плану прикрытия тщательно взвешивалось. В связи с обострением общей обстановку Коммунистическая партия и Советское правительство с конца апреля 1941 года в срочном порядке принимали меры и повышению боевой готовности Вооруженных Сил. Скрытно oт врага осуществлялись крупные мобилизационные мероприятия.

В мае — начале июня было призвано из запаса около 800 тыс. военнообязанных 13 мая Генеральный штаб отдал распоряжение о переброске из внутренних округов в западные приграничные 28 стрелковых дивизий и 4 армейских управлений (16, 19. 21 и 22-й армий). Две армии намечалось ввести в состав КОВО, в состав ЗапОВО. Кроме того, в Могилеве формировалось управление 13-й армией

Знало ли немецко-фашистское командование о группировке советских войск в западных приграничных военных округах и проводимых мероприятиях? Ответ на это дает разведывательная сводка N5 5 от 13 июня 1941 года (см. документ).

Анализ разведывательной сводки показывает, что разведывательные органы фашистской Германии и ее союзников имели разветвленную агентурную сеть на тор. ритории западных приграничных округов. В целом военное командование при вермахте располагало полными данными о состоянии и перегруппировках советских войск перед войной. Однако необходимо указать, что некоторые сведения гитлеровской разведки были недостоверными. В сводке главнокомандование, например информируется о мотострелковых дивизиях и танковых (мотомеханизированный бригадах советских округов. Причиной ошибки, видимо, являлось массовое и незакончившееся формирование механизированных корпусов, проводившееся в основном на базе кавалерийских соединений. Ввиду отсутствия в моторизованных и танковьх дивизиях штатной материальной части фашистская разведка не сумела разобраться каково истинное состояние, а часто и нумерация советских соединений. Так, ее агенты упоминают в сводке о присутствии в Одесском военном округе 11-го танкового корпуса. На самом деле был 11-й механизированный корпус и дислоцировался он в полосе Западного особого военного округа. 2-го танкового корпуса в Прибалтике также не было. Там находился 12-й механизированный корпус и пр.

Завышено будущим противником и общее количество советских соединение в западных приграничных военных округах. Общеизвестно, что а них к началу войны имелось 170 дивизий и две бригады

Публикуемый документ опровергает и ныне распространенную на Запада легенду о «превентивной войне» Германии против СССР, придуманную еще аппаратом Геббельса. В заявлении, переданном Советскому правительству германским послом уже после вторжения немецко-фашистских войск на нашу землю, нацистские руководители утверждали, что СССР якобы не выполнял своих обязательств по советско-германскому договору и готовился к нападению на Германию. Поэтому, отмечалось в нем, последняя вынуждена начать войну против Советского Союза, чтобы упредить советское наступление, В выводах же совершенно секретной разводывательной сводки сказано: «В основном же, как и прежде, ожидаются оборонительные действия (русских.— В. К.)».

Главное командование сухопутных войск, 
Генеральный штаб, 
управление 4-го оберквартирмейстера, 
отдел по изучению иностранных армий Востока (II) № 46/41, 
сов. секретно Для высшего командования 40 экз.

экз. 25

Разведывательная сводка  5.

1.         Карты положения противника по состоянию на 11 июня 1941 г. будут разосланы 13 июня 1941 г отделом изучения иностранных армий Востока Генерального штаба сухопутных войск за № 2465/41, секретно.

2.       После 20 мая в основном произошли следующие изменения:

Общая численность Красной Армии в европейской чести СССР увеличилась на 5 стрелковых, 2 танковые дивизии и 1 танковую (мотомехеннзировеиную) бригаду и составляет: стрелковых дивизий — 150, кавалерийских — 23,5, танковых дивизий — 7, танковых бригад (мотомеханизированных) — 38.

а) Перед Южным фронтом произошла перегруппировке частей и соединений, дислоцирующихся в Южной Бессарабии, и их количество увеличилось на одну танковую дивизию и одну танковую (мотомеханизированную) бригаду. Бросается я глаза то, что дислоцирующиеся там части почти все подвижные и тем самым создана сильная подвижная группировка в составе; четырех мотострелковых дивизий, одной кавалерийской дивизии, двух танковых дивизий и пяти танковых (мотомеханизированных) бригад.

[Zaman.]

Была ли Русская Армия здорова до 1917 года?

 

 

От автора сайта:

Предлагаемая статья рассказывает о событиях Первой Мировой войны и вроде бы выпадает из контекста  сайта. Вместе с тем я счел необходимым привести ее в ответ на многочисленные стенания в СМИ и на интернет-форумах о том что в Великую Отечественную войну "бесчеловечный тоталитарный режим" лишал семьи попавшего в плен военнослужащего пайка, жестоко расправлялся с самострельщиками и т. п. А в армии дореволюционной России всех этих безобразий не было.

БЫЛА ЛИ РУССКАЯ АРМИЯ ЗДОРОВА ДО 1917 г?

В исследовании событийной истории Первой мировой войны были и остаются сильны своего рода центростремительные тенденции, осью которых является находящийся на её краю 1917 год. Именно с ним — кануном Февральской революции, а тем более пост-революционным периодом принято связывать ряд непопулярных явлений, проявившихся в русской армии якобы лишь тогда. По утверждению историка А.В. Чертищева, лишь «к февралю 1917 года... распространялись такие явления как... саморанения, братания с противником, бунтарские вспышки (с осени 1916 года)»[1], тогда как прежде армия была, безусловно, здорова.

Если в отношении последнего из упомянутых факторов — солдатских бунтов — данная точка зрения справедлива (хотя, по имеющимся источникам, угроза восстаний имела место уже в 1914 г. на почве голода в частях Действующей Армии[2]), то саморанения и братания, а равно и проблематика употребления алкоголя на фронте в условиях «сухого закона» определенно заслуживают отдельного рассмотрения, т. к. привлечение новых источников позволяет нам скорректировать представление современной науки о них.

Саморанения традиционно описываются в научной литературе со ссылкой на свидетельства А.И. Деникина, либо А.А. Керсновского[3]. Возникновение этого явления относится к периоду «Великого Отступления» 1915 г., когда опыт симуляции боевого ранения с целью отправиться в тыл был перенят у австрийских войск и якобы именно тогда для «палечников» была введена смертная казнь[4]. Известно описание А.А. Свечиным прапорщика 6-го Финляндского стрелкового полка К., не погнушавшегося стать «самострелом» — инцидент датировался автором 20 сентября 1915 г.[5] Историк М.С. Френкин и вовсе датировал рост числа саморанений 1917 годом[6], не упоминая о «палечниках» до Февральской революции.

В действительности они возникли в русской армии еще за десятилетие до начала Первой мировой войны, на фронте войны русско-японской. Находившийся на нем в качестве военного врача писатель В. Вересаев в своих записках цитировал один из приказов главного начальника тыла:

«В госпитали тыла поступило большое число нижних чинов с поранениями пальцев на руках. Из них только с пораненными только указательными пальцами — 1200. Отсутствие указательного пальца на правой руке освобождает от военной службы. Поэтому, а так же принимая во внимание, что пальцы хорошо защищаются при стрельбе ружейной скобкой, есть основание предполагать умышленное членовредительство...»[7].

Применительно к периоду Первой мировой войны о «самострелах» до начала «Великого Отступления» не раз упоминал генерал Ю.Н. Данилов. «К концу 1914 г... появились уклоняющиеся в виде палечников»[8] — писал он, отмечая, что «уже в октябре-ноябре 1914-го года пришлось ввести суровые наказания за умышленное причинение себе или через другое лицо увечий или повреждений здоровья»[9].

Речь идет о § 2 приказа войскам 2-й армии Северо-Западного фронта № 173 от 20 ноября 1914 г. Текст его приводится с незначительными сокращениями:

«Мною замечено, что нижние чины под тем или иным предлогом во время боя покидают строй, одни в качестве сопровождающих раненых, другие с самыми незначительными ранениями, большей частью в руки. Кроме того наблюдались случаи саморанения огнестрельным или холодным оружием.

Подобное отношение к своему долгу считаю недопустимым, бесчестным и подлым в отношении к товарищам, которые на местах умирают смертью честных и славных воинов, преступной перед дорогой нашей Родиной и обожаемым Монархом, за которых дерется теперь вся Россия.

Поступков таких в русской армии не должно быть: посему предписываю командирам частей... членовредителей сейчас же предавать полевому суду и расстреливать, как подлых изменников»[10].

В рамках рассматриваемой историографической традиции 1915 г. считают наиболее ранним временем возникновения не только саморанений, но и братаний с противником. Глубоко исследовавший данную проблематику историк С.Н. Базанов констатировал: «Русским командованием факт братания впервые был официально зарегистрирован в апреле 1915 года, перед Пасхой»[11], датируя более массовые эксцессы такого рода годом позже; аналогичной точки зрения придерживается и доктор исторических наук Е.С. Сенявская[12]. Об этом же упоминал и генерал Деникин, описывавший братания как инцидентные события, вызванные ничем иным, как традиционным для русских солдат чувством человечности даже в отношении врага[13].

Считается, что впервые братания были зарегистрированы на Западном фронте, зимой 1914 г., конкретнее — в рождественские дни. Там, после объявления 2-хдневного перемирия, во время которого противники погребали павших товарищей, происходили совместные возлияния и даже футбольные матчи[14]. В действительности события на Восточном фронте предшествовали подобным перемириям во Франции.

Ротмистр Сумского гусарского полка В. Литтауэр вспоминал, находясь в эмиграции:

«В начале декабря наш полк стоял в деревне Куссен... На нашем участке фронта царило временное затишье.

Как-то утром на нейтральную полосу выехал немецкий улан с копьем, к которому был привязан белый флаг, и положил на землю пакет и письмо. Письмо, адресованное офицерам нашего полка, было составлено в вежливой форме. В пакете находились сигары и коньяк. Через какое-то время... мы приглашали их встретиться в полдень на нейтральной полосе. По три офицера с каждой стороны встретились и даже вместе сфотографировались. Мы говорили о чем угодно... но ни словом не упомянули о войне. Прощаясь, договорились встретиться на следующий день в то же время; мы должны были принести закуску, а немцы коньяк»[15]. Впрочем, очередной встрече не суждено было состояться — новый командир дивизии запретил подчиненным общаться с офицерами противника, о чем русские передовые посты оповестили немцев одновременным залпом в воздух.

Генерального штаба полковник Б.Н. Сергеевский в своих воспоминаниях описывал организованное в декабре 1914 г. на позициях 2-й Финляндской стрелковой бригады перемирие — по просьбе германских офицеров дать им возможность похоронить павших солдат. Русским командованием было отказано противнику в его прошении, однако офицеры обеих армий достигли компромисса — погребение немецких солдат взяли на себя русские воины. Под белыми флагами, с панихидой тела убитых были преданы земле. «Затем противники разошлись, с обеих сторон протрубили отбой и опустили белые флаги. Не прошло и 10 секунд после того, как исчез флаг в немецком окопе, как с русской стороны загремели выстрелы. Германцы тотчас отвечали...»[16] — заключал описание этого удивительного эпизода Сергеевский. Несколько дней спустя германские офицеры пригласили русских на ужин, однако далее переговоры не велись.

6 февраля 1915 г. датируется запись в журнале боевых действий 13-й роты лейб-гвардии Преображенского полка: «...Один солдат 15-й роты высунулся из окопа, показал газету немцу; немец, в свою очередь, поднял газету, и вот наш солдат вылез из окопа и направился к немецким окопам, немец тоже вылез из окопа и направился навстречу нашему храбрецу. Сошлись, взяли под козырек, повидались за руку, обменялись газетами; потом немец достал флягу с коньяком, налил в стаканы, поднял в сторону наших окопов — выпил, затем налил, дал нашему солдату. Этот поднял стакан в сторону немецких окопов и крикнул: «За здоровье врага!» Выпил, потом дал наш немцу папироску, немец, в свою очередь, дал нашему папиросу, закурили, попрощались и пошли каждый в свой окоп»[17].

Наконец, факт братаний русских солдат с противником еще в 1914 г. подтверждается приказом войскам 1-й армии № 377 от 29 декабря 1914 г. Текст документа приводится полностью:

«В день Рождества Христова немцы, выйдя из своих окопов против позиций Дунайского и Белебеевского полков, стали махать белыми тряпками и подошли к реке, показывая бутылки и сигары и приглашая наших к себе.

Человек 10–15 немцев без оружия подошли к реке, сели в лодку, переправились на нашу сторону и стали заманивать к себе подошедших к берегу солдат вышеназванных полков. Несколько человек поддались на эту подлую уловку и переправились на немецкую сторону и что позорнее всего — с ними переправился призванный из запаса Дунайского полка поручик Семен Степанович Свидерский-Малярчук. Все переехавшие на ту сторону наши солдаты и этот недостойный своего звания офицер тотчас были немцами арестованы и взяты в плен.

Приказав немедленно судить заочно судить поручика Свидерского-Малярчука Полевым Судом по ст. 248 кн. XXII Св. В. П. 1869 г. (смертная казнь), предписываю немедленно сообщить имена сдавшихся солдат на из родину, дабы в их селах и деревнях тотчас же прекратили выдачу пайка иъ семьям и все там знали, что они изменили своей Родине, польстившись на бутылку пива.

При повторении подобных подлых выходок со стороны немцев, немедля по ним открывать огонь, а равно расстреливать и тех, кто вздумают верить таким подвохам и будут выходить для разговоров с нашими врагами

П о д п и с а л:

Командующий армией,

Генерал-от-Кавалерии Литвинов»[18].

 Безусловно, в 1916, а тем более в революционном 1917 г. братания наберут несравненно больший размах. Тем не менее, датировка первых братаний на Восточном фронте началом 1915 г., распространенная в литературе, смещается на декабрь 1914 г. Наряду с этим необходимо ответить на вопрос о мотивации этих действий противоборствующих войск в самом начале войны.

Применительно к 1917 г. братания объясняются падением воинской дисциплины, усталостью солдат от тягот окопной жизни и, как доказывал уже упоминавшийся профессор С.Н. Базанов, стремлением германских и австо-венгерских спецслужб доставить в русскую фронтовую и тыловую среду антивоенные листовки, иные пропагандистские материалы, тем самым деморализуя армию[19]. Эти же причины могут быть условно применены и к 1916 г. Однако объяснение подобных событий в 1914 г. единственно чувством человечности к противнику выглядит откровенно наивным. По мнению исследователя фронтовой повседневности в период Первой мировой войны, кандидата исторических наук А.Б. Асташова, наряду со скорее религиозным стремлением пойти на мировую, огромное значение в ходе братаний имел широкий обмен продуктами и вещами, главным образом — хлебом и спиртным[20], что подтверждается данными процитированных выше источников. Аналогичного мнения придерживается и доктор исторических наук Б.И. Колоницкий, говоря, правда, строго о событиях 1917 г.[21]

Данная точка зрения применима и к событиям конца 1914 г. ввиду того, что первые братания пришлись уже на период действия «сухого закона». Еще 22 мая 1914 г. император «Высочайше повелел принять к неукоснительному исполнению «Меры против потребления спиртных напитков в армии». В рамках данных мер предполагалось создавать полковые общества трезвенников, вовлекать в которые новых членов посредством просветительской деятельности и антиалкогольных проповедей надлежало военному духовенству[22]. 10 же августа 1914 г. приказом войскам 1-й армии № 34 «Верховный Главнокомандующий изволил повелеть строжайше запретить употребление спиртных напитков»; в нем же начальствующим лицам предписывалось принимать беспощадные меры, если таковые потребуются, для строжайшего соблюдения приказа[23].

«На войне водки не полагается»[24] — рассуждал еще в период мобилизации полковник В.Б. Веверн, командующий 6-й батареей 81-й артиллерийской бригады. Увы, реалии последующей войны не лишены примеров, опровергающих этот постулат.

Практически сразу после принятия «сухого закона» толпы преимущественно запасных солдат буквально атаковали 230 питейных заведений в 33 губерниях и уездах. То, что эта мера была слабым гарантом воинской дисциплины, видно и из воспоминаний Д.П. Оськина, вынужденного палить в воздух для построения пьяных резервистов[25]. Один из основоположников социальной геронтологии, профессор З.Г. Френкель описывал охвативший призванных из запаса, уже немолодых солдат «бешеный экстаз разрушения» во время постоя в здании школы, причиной чего стало распитие обнаруженного ими в оставленных немецких квартирах спиртного. Позднее, в Сольдау, как нижние чины, так и офицеры были вынуждены утолять алкоголем жажду, ввиду полного отсутствия воды в городе. Как следствие этого, однажды пьяных солдат даже не удалось организовать для вечерней молитвы[26].

Уже упоминавшийся ротмистр Литтауэр в мемуарах живописно отобразил командира 1-го эскадрона своего полка Петрякевича, в ответственнейший период операции вторжения в Восточную Пруссию всегда бывшего навеселе, не расстававшегося с водочной флягой[27]. Выпить с ним, дабы взбодриться, был не прочь и замещавший должность командира Сумского гусарского полка полковник Рот. «Как-то полк сражался рядом с чьим-то поместьем... на веранде накрыли стол для офицеров двух резервных полков. <...> Рот, сидя во главе стола, развлекал офицеров историями. Под разрывы шрапнели было выпито немало вина...» — свидетельствует офицер, признаваясь далее: «...с каждым днем все труднее и труднее было купить водку. Но через полкового врача или ветеринара мы всегда могли выписать рецепт на получение чистого спирта для медицинских целей. Из спирта мы научились делать отличную водку...»[28].

Однако такой возможностью располагали далеко не все офицеры, а тем более нижние чины Действующей Армии. Немалой удачей становилась добыча трофейного «шнапса» в оставленных солдатами противника траншеях — подчас солдаты напивались до полного беспамятства, так что товарищи принимали их за убитых[29]. Прочим страждущим ничего не оставалось, кроме как решаться на распитие доступных спиртосодержащих жидкостей. На исходе кампании 1914 г. Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, на котором водке не место, издал следующий красноречивый приказ (текст приводится полностью):

«До моего сведения дошло, что в некоторых частях и учреждениях нижние чины, не имея возможности получить запрещенные к употреблению спиртные напитки, пьют разного рода неочищенные спирты, как-то: одеколон, денатураты, перегнанную политуру и т. п., вследствие чего имели место не только единичные, но даже и массовые отравления, повлекшие за собою во многих случаях смертельный исход.

Приказываю всем начальствующим лицам усилить надзор за подведомственными им нижними чинами, а так же безотлагательно внушить им, какую опасность для здоровья и даже для жизни представляют подобные злоупотребления»[30].

 На местах проводилась и целенаправленная запретительная политика в отношении алкоголя. В Тильзите, например, запрещалось отпускать спиртное русским унтер-офицерам и солдатам. О любых злоупотреблениях с их стороны следовало докладывать коменданту. Подчас доходило и до курьезов — после занятия 9 августа русскими войсками города Ширвиндта одним из первых приказов нижним чинам предписывалось разбить все имеющиеся в нем бутылки с вином[31].

Увы, неумеренные возлияния не были чем-то из ряда вон и для офицерской среды, уже в силу ряда существовавших войсковых праздников, число коих доходило в предвоенные годы до 214-ти[32]. Генерал М.В. Грулев был прав, определяя их как закоренелую язву, внедрившуюся в войсковой быт под видом преемственности традиций[33]. Разумеется, на передовой ситуация обстояла куда строже, в силу как минимум постоянного риска для жизни. Как вспоминал, например, А.А. Свечин, алкоголь предоставлялся офицерам его полка в минимальных дозах и исключительных случаях. В декабре 1914 г. вспышки заболеваемости кишечными инфекциями в Действующей Армии — случаи, подходящие под такой разряд — привели к послаблению «сухого закона»: нижним чинам 2-й армии до 1 февраля 1915 г. было предписано отпускать в день по четверти бутылки красного вина, для добавления в кипяченую воду и чай[34]. На деле его употребление едва ли контролировалось должным образом.

На Кавказском фронте, в казачьих частях употребление спиртного так же имело место быть, о чем свидетельствует в своих записках полковник Кубанского казачьего войска Ф.И. Елисеев, однако там оно, очевидно, носило более умеренный характер (во всяком случае, в условиях изобилия вина до употребления суррогатов дело не доходило), и не ставило под угрозу успех военных операций, как это было, например, при форсировании р. Прут силами XI армейского корпуса в ходе наступательной операции 9-й армии летом 1916 г. Тогда переправа 127-го пехотного полка на южный берег реки была фактически сорвана из-за попавшегося на пути следования части винного склада. «Водку предпочел выполнению своей боевой задачи»[35] — с нескрываемой горечью констатировал военный историк.

Аналогичные инциденты имели место и на флоте. Так, известен «набег» Отдельного морского батальона на г. Мемель весной 1915 г., когда еще во время движения из Петрограда в Либаву отряд был охвачен пьянством и творил бесчинства в пути, а во время вторжения в Мемель продолжал мародерствовать и грабил город. Капитан первого ранга Ю.П. Пекарский, командовавший отрядом, при отступлении из города следовал в обозе с походной кухней, которая перевернулась в дороге и офицер был облит горячими щами, а на следующий день отчислен от командования[36].

В 1917 г. после Февральской революции и начала «демократизации», а по сути — развала русской армии — пьянство не только среди нижних чинов, но и обер- и штаб-офицеров стало обыденным явлением, способствовавшим повсеместному упадку воинской дисциплины. Изображенная Б.А. Штейфоном (тогда — полковником) сцена попойки на праздновании летом 1917 г. именин одного из финляндских полков выглядит правдоподобно[37].

«Традиционный офицерский обед явил картины бесконечно гнусные <...> Еще не убрали закусок, как какой-то прапорщик вскочил и заплетающимся языком заявил, что он «поднимает бокал» за Керенского и «за углубление революции». В середине обеда сидевший недалеко от меня молодой офицер, пивший водку из большой оловянной кружки, свалился на землю и заснул. Многих тут же тошнило...»

В свете всего вышеизложенного какой ответ надлежит дать на вопрос поставленный в заглавии? Справедливо говорить если не о болезни, то об очевидных симптомах, поразивших русскую армию уже в первый год Великой войны — поначалу незначительных, но с течением времени проявившихся в виде губительных факторов. Это объективно в отношении саморанений, как разновидности дезертирства, а так же братаний и пьянства в войсковой среде. К сожалению, современная наука до сих пребывает во власти мифологем, связывая данные в известной мере табуированные страницы военной истории России исключительно с революционным 1917-м г.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что автор отнюдь не стремился спекулировать на малоисследованных аспектах истории Первой мировой войны, принижать заслуги русской армии в 1914–1917 гг., а тем более возводить на неё хулу. Об этом давно «позаботился» американский журналист Э. Дуршмид, в сочинении коего 1-я и 2-я русские армии в августе 1914 г., босиком, скверно вооруженные и в лохмотьях, мародерствуя, бредут в Восточную Пруссию, а неграмотные генералы пьют водку стаканами и плетут друг против друга интриг[38]. Лишь установление истины в спорных вопросах истории «забытой войны», освещение её темных пятен убережет память о ней от подобных намеренных искажений в будущем.

 

P. S. Автор благодарит К. Пахалюка за ценные рекомендации, сделанные в процессе работы над статьей.

Источник: http://actualhistory.ru/russ_army_before_1917

[Sumerkurt]

Кунгуров Алексей - Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа.
http://etextread.ru/Book/Read/42285

Алексей Кунгуров написал многостраничный труд, где он однозначно доказывает фальшивость так называемого Пакта Молотова-Риббентропа. Для особо ленивых - с тезисами можно ознакомиться на его страничке ЖЖ - "Как обделавшийся профисторик Исаев подтерся пактом Молотова-Риббентропа"

http://kungurov.livejournal.com/66003.html

 

Думаю, что нашим хомячкам будет интересно ознакомиться с исторической кухней 20 века. Может это заставит их быть чуть скептичнее к кухне "древних" историй сказок. Но надежды на это особой нет - как говорил один стармех с "Каспнефтегазфлота" - "Головы нет и не надо!"

[Zaman.]

http://liewar.ru/nakanune-vojny/170-byl-li-sssr-gotov-k-vojne.html

 

Был ли СССР готов к войне?

 

Недруги нашей страны в канун юбилея Победы вновь навязчиво внушают неосведомленным, что советское руководство «прозевало» начало войны, и это, дескать, предопределило огромные потери. Разберемся еще раз – был ли СССР готов к войне?

Если отбросить детали, то вопрос о перспективах нашей страны сегодня встал прямо: модернизация либо смерть. Хотим мы того или нет, история здесь выходит на виток, очень схожий с тем, что имел место восемьдесят лет назад. Помните? «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». До начала Великой Отечественной оставалось ровно десять лет.

HTML clipboard

Недруги нашей страны в канун юбилея Победы вновь навязчиво внушают неосведомленным, что советское руководство «прозевало» начало войны, и это, дескать, предопределило огромные потери. Разберемся еще раз – был ли СССР готов к войне?

Если отбросить детали, то вопрос о перспективах нашей страны сегодня встал прямо: модернизация либо смерть. Хотим мы того или нет, история здесь выходит на виток, очень схожий с тем, что имел место восемьдесят лет назад. Помните? «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». До начала Великой Отечественной оставалось ровно десять лет.

 

Других кадров не было

Вопрос об этом остро вставал и раньше. Так российская имперская элита (шире – российское образованное общество) потерпела катастрофическое поражение, когда отказалась от постепенных реформ Витте–Столыпина. Во время войны она организовала заговор против Верховного главнокомандующего Николая II и совершила Февральскую революцию, с чего начался распад империи. Гражданская же война – это спор Февраля с Октябрем за то, кто будет проводить модернизацию. А Октябрь – это не только большевики, но прежде всего 85 процентов населения страны, крестьяне, из которых только одна пятая часть были грамотными. Они получили землю (даже путем разрушения высококультурных помещичьих хозяйств) и в силу этого стали, несмотря ни на что, главной опорой новой власти.

После Гражданской войны крестьянская масса в связи с исчезновением угрозы реставрации прежних порядков утратила интерес к коммунистам и на их попытки втянуть ее в государственное строительство ответила восстаниями. НЭП временно примирил обе стороны. Но вскоре оказалось, что перед лицом тектонических сдвигов в мире 20 миллионов крестьянских хозяйств, в которых до 40 процентов пахали землю деревянной сохой, не могут обеспечить индустриальное развитие страны. Отсюда берет начало ускоренный процесс модернизации Советского Союза. Понятно, что кадры для этой модернизации пришлось рекрутировать из простонародных глубин. Однако призванные на промышленные стройки крестьяне не могли так быстро, как требовалось, приспособиться к дисциплине, технологическим нормам, социальным требованиям.

Свои проблемы возникли и с управленческими кадрами. В их рядах были и сторонники постепенных реформ в духе Столыпина, и энтузиасты мировой революции, и те, кто просто ставил личное благо выше модернизаций-мобилизаций.

Или вот, к примеру, докладная записка замнаркома тяжелой промышленности, начальника Главцветметзолота А.Серебровского наркому Г.Орджоникидзе об обследовании работы Калатинского и Красноуральского медных комбинатов, в ней говорится: «Надо на Калате расчистить всю головку, чем мы и занимаемся теперь. Эту атмосферу лжи, обмана, очковтирательства надо уничтожить. Сил нет от их вранья. Даже в журналах официальные записи работы неверны. Спекальная фабрика не работает, а по журналу она проводится и т. д.». Негодование Серебровского вполне понятно. Приводимые им многие примеры рисуют картину «явного и наглого мошенничества», которое необходимо «уничтожить», «подвернуть гайки покрепче, а то народ на местах распустился до безобразия». Заметим, что требование «подвернуть гайки» возникло не только у Серебровского.

Во многом отсюда – и репрессии, явно чрезмерные. Но надо учитывать, сколь живо во многих было мироощущение Гражданской войны.

 

В испанском зеркале

Советская модернизация шла невиданными темпами. В январе 1934 года партийному съезду было доложено: «СССР преобразился в корне, сбросив с себя обличье отсталости и средневековья. Из страны аграрной он стал страной индустриальной. Из страны мелкого единоличного сельского хозяйства он стал страной коллективного крупного механизированного сельского хозяйства. Из страны темной, неграмотной и некультурной он стал, вернее, становится страной грамотной и культурной, покрытой громадной сетью высших, средних и низших школ, действующих на языках наций СССР.

Созданы новые отрасли производства: станкостроение, автомобильная промышленность, тракторная промышленность, химическая промышленность, моторостроение, самолетостроение, комбайностроение, производство мощных турбин и генераторов, качественных сталей, ферросплавов, синтетического каучука, азота, искусственного волокна и т. д., и т. п.».

О внешних факторах, диктовавших характер и темпы модернизации в СССР, написано немало. Здесь стоит напомнить хотя бы об одном – гражданской войне в Испании. Какие выводы напрашивались из ее опыта и итогов?

Первое. Фашизм, особенно германский, показал не только свою агрессивность, но и высокую оснащенность военной техникой, владение ею, организованность в современной войне моторов. Этих компонентов явно недоставало Красной Армии, принципы и командный состав которой были сформированы в свое время Л.Троцким для ведения войны, во-первых, против «контры», включая крестьянскую, во-вторых, чтобы «на штыках понести счастье и мир трудящемуся человечеству».

Второе. СССР при всем этом выступил единственной организованной силой, способной противостоять фашизму. Однако Англия и Франция больше опасались Сталина, то есть идей нового мира, чем Гитлера.

Третье. Неприятным сюрпризом для советского руководства стало то, что в составе пятой профашистской колонны, ударившей республиканской Испании в спину, оказались «свои»: сторонники троцкистской организации ПОУМ. Отсюда вопрос вполне закономерный: если завтра война, как поведет себя оппозиция внутри СССР? Где гарантия, что питомцы Л.Троцкого на командных высотах в РККА, имевшие счет к Сталину и сталинизму, не повторят «подвиг» царских генералов, сдавших в свое время царя и царизм?

Допустим, что так, скажет иной читатель, но под этой маркой был репрессирован цвет РККА!

Да, репрессии были. Но здесь вопрос о качестве офицерского корпуса. Какой опыт войны мог получить комсостав, в том числе репрессированный, служивший после Гражданской войны в нашей полумиллионной армии с двумя десятками кадровых дивизий на двадцать военных округов? Лишь в 1935–1939 годах начался ее переход на кадровую основу. И только в 1939 году был принят закон о всеобщей воинской обязанности. Лишь к этому времени началось оснащение армии современной техникой. Но ее освоение личным составом требовало времени, которого было катастрофически мало.

 

В воздухе пахнет грозой

Во всем мире тем временем быстро росли военные расходы. В Германии в 1937–1938 годах они равнялись 67,6 процента, в Англии – 32,2, в США – 17,7, во Франции – 37,7. В СССР в 1938 году они составляли 23,2 млрд рублей при общем бюджете в 124 млрд, а в 1940 году – 56,8 млрд при общем бюджете 174,4 млрд. В 1941 году госбюджет составил 216,1 млрд, расходы на оборону – 70,9 млрд, то есть почти треть всех бюджетных расходов.

Промышленность перешла на выпуск военной продукции. На полках магазинов стало гораздо меньше фотоаппаратов, часов, швейных машин, велосипедов. Авиационные двигатели, танки, истребители, бомбардировщики, эсминцы – вот что теперь становилось главным в производственных планах.

Стремительно шла не только структурная перестройка экономики. Менялась и ее география. Наряду с укреплением традиционных промышленных центров: Ленинградского, Московского, Донецко-Запорожского, Уральского, между Волгой и Уралом создавалось «Второе Баку», строились гиганты индустрии в Сибири и на Дальнем Востоке.

Там была создана вторая промышленная база. Современные экономисты подчеркивают, что «частным фирмам было бы не под силу построить такие дорогостоящие объекты за счет собственных средств». В 1937–1940 годах строительство новых и перепрофилирование старых заводов велось с учетом задачи создать предприятия-дублеры в машиностроении, нефтепереработке, химии. С 1939 года прекратилось новое строительство в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Ростове-на-Дону, Горьком, Свердловске. Предвидение проблем военного времени заставило форсированно развивать в каждом регионе производство продуктов питания и промышленных товаров народного потребления (мясо, молоко, мука, картофель, овощи, кондитерские изделия, бакалея, одежда, обувь, мебель, кирпич, известь и т. д.). Естественно, что при этом понижалась рентабельность производства и страдало качество продукции, но задачей той экономики было не повышение прибыльности, а удовлетворение насущных потребностей.

Из доклада помощника японского военного атташе в Москве капитана Коотани в декабре 1937 года: «...Наибольшего нашего внимания требует та работа по популяризации и обучению авиации, которая проводится Осоавиахимом. На съезде Советов в ноябре прошлого года начальник штаба ВВС Хринин заявил: «Германия заявляет, что имеет 70 тысяч летчиков. Если так, то мы должны иметь 100 тысяч». Это было встречено бурными аплодисментами, и на следующий день со стороны рабочих одного ленинградского завода последовал призыв: «100 тысяч мало, подготовим 150 тысяч человек». Это перешло на практические рельсы, и в последнее время Россия готовит 150 тысяч летчиков. Это массовое обучение началось примерно с начала прошлого года, под руководством штаба ВВС через систему гражданских аэроклубов Осоавиахима. Такие клубы существуют повсюду. Еще в конце позапрошлого года их было 137, последний из них имеет примерно по 10 учебных самолетов и постоянно примерно по 20 учащихся. Замечаются преимущественно рабочие и крестьяне, которые при этом не бросают основной работы. Таким путем Осоавиахим к концу позапрошлого года подготовил 2850 летчиков, соответствующих пилотам 3-го класса.

Я преклоняюсь перед руководителями Советского Союза, которые обратили свои взоры на эту проблему».

 

 

Происходило то, что на языке военных называется «распределение сил и техники в условиях ожидаемого нанесения удара авиацией противника». В октябре 1940 года городским жителям выделили землю для огородов. Во время войны жизнь миллионов горожан была спасена благодаря наличию вокруг крупных городов картофельно-овощных и животноводческих баз.

Была и еще одна экономика – экономика Гулага. Гулаг – это Главное управление лагерей НКВД. На 1 января 1939 года в тюрьмах содержались 350 тыс. заключенных, в исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ) – 1,3 млн человек и в исправительно-трудовых колониях (ИТК) – 365 тыс. человек, в трудовых колониях – 990 тыс. человек. Большинство заключенных работали на стройках, на транспорте, в горнорудной промышленности.

В канун войны создавались также многочисленные особые технические бюро (ОТБ), известные как «шарашки». В ОТБ были отобраны ученые и инженеры для разработки главным образом военной техники. Благодаря им было резко ускорено перевооружение армии. Так, подавляющее число авиационных двигателей всех советских бомбардировщиков Великой Отечественной войны было разработано в ОТБ.

Тут надо сказать и о тех ста миллионах человек, что работали в 237 тысячах колхозов. Они поставляли государству свою продукцию по «твердым ценам», которые были в 10–12 раз ниже рыночных.

Войны еще не было, а страна была подобна осажденному лагерю. Что было одним из главных законов, обеспечивавших ее жизнестойкость? Антибуржуазный, трудовой, коллективный образ жизни и поведения. К началу Второй мировой в Германии в качестве домашней прислуги было занято 1,6 миллиона человек. Лишь позже их численность сократилась до трехсот тысяч человек. В СССР же эта категория была микроскопически малой. Германский рабочий и жил сытнее, и на заводе работал в одну смену. Советский рабочий не жировал. А заводы перешли на трехсменку. Кроме того, промышленность СССР располагала самым «молодым» станочным парком. В целом же советская экономика в канун и во время войны работала значительно эффективнее германской.

 

Степень готовности. И неготовности

Здесь нет необходимости подробно описывать дипломатические маневры Кремля накануне войны, обстоятельства вступления в состав СССР республик Прибалтики, успехи Красной Армии на Халхин-Голе, ее освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию, возвращение Бессарабии. Отдельная тема – финская кампания 1939–1940 годов. Почему? Потому что по ее итогам Сталин вынужден был дать объективную оценку состояния армии в канун большой войны. Он прямо сказал: «Культурного, квалифицированного и образованного командного состава» практически нет «или есть единицы». Он высказал неудовлетворение малоинициативностью бойцов, недостатками в культурном, военном и политическом образовании политработников, которым нельзя твердить, как «аллилуйя-аллилуйя», о «партии Ленина – Сталина» и не развиваться. Вождь также критически отозвался о состоянии снабжения, о низком качестве материалов разведки.

Вскоре после финской войны в кадры РККА были возвращены около 4000 репрессированных командиров. Стал разрабатываться новый дисциплинарный устав, согласно которому у командиров появилось полное право наказывать своих солдат, а у тех отнято право обжаловать действия командиров, четко разграничивались полномочия и мера ответственности. Возвращались дореволюционные военные звания «генерал» и «адмирал». Был введен принцип единоначалия, теперь командиры могли принимать решения без участия комиссаров. В военной доктрине произошли глубокие изменения, явившиеся следствием возвращения к российскому классическому военному наследию: вместо маневренной войны, концепция которой вытекала из опыта Гражданской, главной идеей стала война позиционная. Огромные пространства СССР и неуязвимость значительной части его потенциала были основными факторами в этом изменении.

Накануне войны приняли несколько важнейших решений о создании военной техники. Собранные вместе эти эпизоды рисуют драматическую картину. Приведем лишь один, связанный с танковой броней. В 1935 году тридцатилетний инженер Александр Завьялов, заведующий центральной лабораторией на Ижорском заводе, провел испытания брони танков Т-18 и Т-26, бывших тогда на вооружении. Снаряд 37-миллиметровой пушки, самой малокалиберной, разносил их броню в осколки. Ничего удивительного в таком результате не было, так как броня предназначалась для защиты от пуль. Но Завьялов, назвав танки «ходячими гробами», замахнулся на изменение концепции. Руководство Автобронетанкового управления РККА и директор танкостроительного завода восприняли критику инженера болезненно. Действительно, танки были «гробами», что вскоре подтвердилось в ходе испанской войны, но такие танки были тогда у всех европейских армий. Завьялов предугадал, как будет в ближайшее время развиваться танкостроение и как это отразится на военной стратегии. Он предложил новую технологию производства брони. И не был понят ни заказчиками, ни начальством. В условиях тогдашней системы власти это означало трагическую развилку его судьбы: либо стать изгоем, либо обратиться за помощью наверх. Завьялова уволили. Он направил письмо в Ленинградский обком партии Жданову. Вскоре записка инженера оказалась у Сталина. В мае 1936 года чекисты доставили Завьялова в кабинет вождя. Разговор длился несколько часов. Инженер оказался подготовлен лучше оппонентов: опираясь на свой профессиональный опыт металлурга и знания ситуации на германских заводах Круппа, где он побывал в командировке, он доказал, что советская металлургия на сегодня не готова обеспечить броней танки, подводные и надводные корабли. По решению Сталина было создано новое управление «Спецсталь», куда вошли Ижорский и Мариупольский металлургические заводы, а на базе центральных лабораторий этих заводов создали Центральные броневые лаборатории (в 1939 году преобразованные в Броневой институт). В итоге завьяловской дерзости армия быстро получила основу для создания целого шлейфа военной техники, которая оказала в годы войны решающее воздействие на средний и тяжелые танки Т-34, КВ, ИС, штурмовик Ил-2, линкоры, эсминцы и подлодки.

Не всегда дело заканчивалось так удачно, как в случае с Завьяловым, бывшим беспризорником, выпускником Ленинградского горного института. Тем не менее к 1941 году оборонная промышленность СССР начала выпускать все виды вооружений, которыми была достигнута победа в войне.

В 1939–1940 годах, показывая свою верность Пакту о ненападении, Германия продала СССР ряд образцов новейшей военной техники и новейших технологий. Гитлер разрешил это, получив от немецких экспертов заверения, что СССР ни в коем случае не успеет освоить их в производстве. Это было ошибкой.

Государственная система организации науки позволила с очень скромными средствами выполнить множество проектов с высоким уровнем творчества и новаторства, соединяя чисто практические технические разработки с самым передовым фундаментальным знанием. Примерами служат не только лучшие и оригинальные виды военной техники: танк Т-34, система реактивного залпового огня «катюша» и ракеты «воздух – воздух», создание кумулятивного снаряда, а потом и кумулятивных гранат, мин, бомб, резко повысивших уязвимость немецких танков, и т. д.

 

СПРАВКА. В 1928 году в Красной Армии было 92 танка и 300 тракторов-тягачей. Боевых самолетов почти не было. Франция имела в тот момент 6 тысяч самолетов.

С 1928 по 1941 год в СССР было построено около 9 тысяч крупных промышленных предприятий.

С 1939 года стали создавать стратегические резервы на случай войны. 18 сентября 1940 года новый нарком обороны Тимошенко, назначенный вместо Ворошилова, представил Сталину доклад «Об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 гг.». В войне на два фронта (Германия и Япония) СССР мог выставить 280–290 дивизий, 11 750 танков, 30 тысяч полевых орудий, 18 тысяч самолетов. Итак, внешне все было вполне удовлетворительно.

А ровно три месяца спустя, 18 декабря того же 1940 года, Гитлер утвердил Директиву 21 «План Барбаросса» – нападения на СССР.

 

Первые залпы. Информационное

О плане «Барбаросса» советское руководство узнало через десять дней. Советский разведчик полковник Н.Скорняков («Метеор») сообщил начальнику разведуправления Генштаба РККА, что война будет объявлена в марте 1941 года. После этого Сталин получал много разноречивой информации о сроках начала предстоящей схватки. Так в канун большой войны разворачивалась война информационная с присущими ей ловушками, ложными ходами, интригами.

Действия Сталина накануне нападения Германии показывают, в каком трудном положении находился Советский Союз. 5 мая 1941 года, например, в сообщении разведуправления РККА говорилось, что «за два месяца количество немецких дивизий в приграничной зоне против СССР увеличилось на 37, с 70 до 107. С учетом румынской и венгерской армий это количество возрастает до 130. Идет усиленная подготовка театра военных действий: строятся вторые линии железнодорожных путей, склады боеприпасов, аэродромы, бомбоубежища и т.д.». В тот же день, 5 мая, в 18 часов Сталин выступил в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца перед молодыми офицерами, выпускниками шестнадцати военных академий. Они отбывали в войска. Он должен был сказать им правду, другой возможности сделать это у него могло не оказаться. То, что он сказал им, и есть очищенное от дипломатических условностей его предвидение будущего. Вот его слова: «Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне». Заметим, как разительно отличаются эти слова от общего благостного и миротворческого тона официальной пропаганды.

А через несколько дней последовало тревожное известие: 10 мая заместитель Гитлера по партии Р. Гесс перелетел в Англию и ведет там переговоры. О чем? О заключении мира? Если так, то у Гитлера развязываются руки на Востоке. В тот же день, словно дополняя тяжесть информации, прекращаются бомбардировки Англии.

Сталин знает, что к войне, к той войне, «которую ведут Англия и Германия», уточнил он, СССР еще не готов, но войны избежать не удастся. Вопрос в сроках. Когда? 8 мая ТАСС опровергает слухи о сосредоточении советских войск на западной границе. На самом деле войска там сосредоточивались. Сталин запретил объявлять всеобщую мобилизацию и приводить пограничные округа в боевую готовность. Однако в приграничные округа Генштаб направил директивы, которые впоследствии оказали важнейшее влияние на весь ход военной кампании 1941 года. Предусматривалась вероятность отступления в глубь страны, а также на случай вынужденного отхода – подготовка к эвакуации промышленных предприятий, государственных учреждений, складов и т. д. Определялись три рубежа обороны: фронтовой – по границе, стратегический – по линии Западная Двина, Днепр (Нарва, Сольцы, Великие Луки, Конотоп), государственный (Осташков, Сычёвка, Ельня, Почеп, Рославль, Трубчевск).

На основании директив Генштаба округа должны были в кратчайший срок, с 20 по 30 мая, представить на утверждение оперативные планы обороны. Фактически это было началом скрытой мобилизации. В мае–июне из тыловых округов, Северо-Кавказского, Приволжского и Уральского, на стратегический рубеж обороны перебазировали несколько армий и корпусов. Всего на западном направлении было 170 дивизий, 57 из них прикрывали границу. Заглядывая вперед, где курится кровавый дым первых месяцев войны, надо сказать, что 28 дивизий не вышли из окружений, 70 дивизий понесли тяжелые потери, но более 70 кадровых дивизий вместе с вновь собранными (всего более 200 дивизий) сорвали решающий этап плана «Барбаросса» – «воспрепятствовать своевременному отходу боеспособных сил противника и уничтожить их западнее линии Днепр–Двина».

14 мая в «Известиях» появилось сообщение ТАСС, целью которого было выяснение намерений немцев и стремление втянуть их в длительные, до осени, переговоры, а там уже распутица не позволит начинать военные действия. В нем говорилось, что Германия «неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта», слухи о ее предстоящем нападении беспочвенны; СССР не готовится к войне с Германией, летние сборы и маневры РККА – это рутинное обучение.

Официально Берлин никак не реагировал на этот сигнал из Москвы. Но в тот же день Гитлер направил Сталину письмо, смысл которого – заверение, что германские войска, дислоцированные вдоль советской границы, это не угроза СССР, а скрытная их подготовка к операции... на Британских островах. Ну а если, скажем, по вине какого-нибудь безответственного генерала и вспыхнет конфликт, что в общем-то возможно, отнеситесь к этому спокойно, как к провокации.

Мог ли такой подозрительный человек, как Сталин, верить подобным заверениям? Мог ли отрешиться от вопроса, что кроется за странным полетом Р. Гесса в Англию? Чего было ожидать – нового «Мюнхена»? Вопрос на вопросе. И каждый – стратегический.

 

Диктат событий. Диктат времени

В апреле–июне 1941 года с нарастанием угрозы войны были приняты дополнительные срочные меры по повышению боеготовности, включавшие:

– призыв в апреле–мае 793 тысяч резервистов для пополнения войск западных военных округов почти до штатов военного времени;

– директиву начальника Генштаба от 14 апреля о срочном приведении в боеготовность всех долговременных огневых сооружений, укрепленных районов с установкой в них оружия полевых войск при отсутствии табельного;

– скрытую переброску с 13 мая из внутренних округов войск второго стратегического эшелона в западные округа с приведением их при этом в боеготовность;

– приведение в боеготовность и скрытый вывод под видом учений в месте сосредоточения 52 дивизий второго эшелона армии прикрытия из мест постоянной дислокации;

– вывод дивизий первого эшелона армий прикрытия в укрепрайоны по телеграмме начальника Генштаба от 10.06.41 и указанию наркома обороны от 11.06.41 с начала июня;

– приведение всех войск ПрибОВО и ОдВО в готовность 18–21.06.41;

– создание с апреля 1941 года командных пунктов и занятие их 18–21 июня срочно сформированными фронтовыми управлениями; создание группы армий С.М.Будённого на линии Днепра 21.06.41;

– досрочный выпуск по приказу НКО от 14 мая изо всех училищ и направление выпускников в западные приграничные округа;

– приказ НКО 0367 от 27.12.40 и его повторение 19.06.41 о рассредоточении и маскировке самолетов и т. п.;

– направление замнаркома обороны генерала К.А.Мерецкова И.В.Сталиным в ЗапОВО и ПрибОВО для проверки боеготовности ВВС округов 14.06.41;

– издание Директивы НКО и Ставки о приведении в боеготовность войск западных военных округов (подписана 21.06.41 в 22:00, так как С.К.Тимошенко и Г.К.Жуков уже в 22:20 вышли от Сталина, получив одобрение им этой Директивы и отправив ее с Н.Ф.Ватутиным на узел связи Генштаба).

Можно ли с учетом всех этих фактов утверждать, что день начала войны мы прозевали?

Всего в боевую готовность до нападения немцев были приведены таким образом 225 из 237 дивизий Красной Армии.

Все эти действия позволили осуществить практически большую часть мер, предусмотренных всеобщей мобилизацией, поэтому она и не объявлялась, чтобы не давать Берлину новых аргументов. Всего же в мирное время были сформированы все 303 дивизии, запланированные для войны. Было сделано все главное, что можно было сделать для успешного отражения надвигавшейся агрессии. Но! Остается вопрос о качестве наших войск.

Советское политическое и военное руководство ошиблись. Они переоценили боеспособность войск, выглядевших по числу дивизий и боевой техники значительно сильнее вермахта.

С 1935 года Красная Армия численно выросла в пять раз, но качество, прежде всего офицерского и сержантского составов, осталось неудовлетворительным. Наши войска были плохо обучены методам современной войны, слабо сколочены, недостаточно организованы. На низком уровне находились радиосвязь, управление, взаимодействие, разведка, тактика... Завершить воспитание качественных кадров не успели. Этот процесс завершился уже во время войны. В этом и кроется причина трагедии 1941 года.

Но главное было впереди. Уже 13 июля Гитлеру доложили, что физически и морально состояние немецких войск значительно хуже, чем в кампанию на Западном фронте. До разгрома под Москвой оставалось шесть месяцев.

 

Святослав РЫБАС

[Zaman.]

О "неадекватном" поведении Польши

 

или кто последним «договаривался» с Гитлером, почему же всё-таки так «необъяснимо» вела себя Польша перед Германией в 1939 году и кто же все-таки формально «виноват» в Развязывании Второй Мировой Войны)

 

1 сентября 1939 года началась Вторая Мировая Война. 1 сентября 2009 года всё «прогрессивное» человечество съехалось в Данциг, нынешний Гданьск, на мероприятия посвященные этой «круглой», трагической дате – начало Второй Мировой Войны. И вместо того, чтобы просто почтить память погибших солдат Польши, первыми вступивших в бой с Нацистской Германией, почтить память всех солдат и мирных граждан Европы и особенно России погибших во Второй Мировой Войне, как предлагал премьер России В.В. Путин, польская сторона пустилась в свои любимые игры с Историей, занялись привычным делом – фальсификацией Истории Второй Мировой Войны. Поляки в лице президента и премьера Польши, о очередной раз связали факт подписания Россией-СССР «Договора о ненападении» 23 августа с Германией с началом Мировой Войны, и в очередной раз пытались «доказать» всем, что именно этот «Пакт» (как они его называют, пытаясь придать больший «вес» стандартному договору между двумя странами международное значение) и стал формально последним «документом», что «спровоцировал» Гитлера на нападение на Польшу. А чтобы усилить значение этого «Пакта», в очередной раз стали упрямо твердить о так называемых «секретных протоколах» к «Пакту», по которым якобы Гитлер и Сталин «поделили» страны Восточной Европы на «зоны влияния», на «сферы интересов» и это ставит СССР в положение «равно» виновного в развязывании Войны. В очередной раз Польша, с подачи своих хозяев и подельников пытается перевести свою личную вину на кого-то другого, перевести с больной головы на здоровую.

Но, если уж следовать логике Польши (и всего Запада), то формально виновными в провоцировании Гитлера на нападение на Польшу и в развязывании Второй Мировой Войны, виноваты прежде всего Англия и … та же Польша.

Поляки (а также резуны, сванидзы и прочие солонины) уверяют весь мир, что если бы Сталин не подписал «Пакт о ненападении» с Гитлером, то Гитлер не решился бы напасть на Польшу. Ведь Гитлер и правда был очень осторожным политиком и часто отменял, или переносил начало своих военных «авантюр», если видел, что успеха может и не быть, переносил. пока не получал от Запада неких гарантий своей безнаказанности. Так было в истории с Рейнской областью, так было с Австрией, с Судетами и Чехией. И также было и с Польшей в августе 1939 года.

Давайте посмотрим, что в действительности произошло после 23 августа и кто последним «договаривался» с Гитлером и, что на самом деле толкнуло того на нападение на Польшу?

Сегодня известно, что план нападения на Польшу (план «Вайс») Гитлером был рассмотрен и утвержден ещё в апреле 1939 года, так что подписание Сталиным «пакта о ненападении» с Гитлером на это решение особо не влияло. Но чтобы обезопасить себя от возможного вступления России на стороне Польши (вдруг Россия в очередной раз станет защищать неугомонных «братьев славян», или вступит в Войну для защиты своих «национальных интересов» -- для недопущения выхода Германии к Минску и к Ленинграду), Гитлер начинает искать возможности подписать с СССР либо договор о нейтралитете, либо договор о ненападении в случае начала военных действий со стороны Германии против «третьих стран». Сталину и СССР такой «договор» в принципе был не особо нужен. В голом виде, не подкрепленный ещё чем-то, этот «договор» много не стоил и Гитлер мог его нарушить в любое время по своему усмотрению, что он и делал регулярно, и сделал 22 июня 1941 года напав на СССР. А вот если СССР и Германия будут связаны торговлей, и лучше, если на большие суммы, то это возможно свяжет руки Гитлеру. Ему, возможно, «не позволят» напасть на СССР те же немецкие промышленники и банкиры, имеющие торговый интерес в России (как недавно высказался президент Росси Д. А. Медведев -- торговля укрепляет мир и уменьшает вероятность войны?).

Сталин увязывает подписание «Договора о ненападении с Германией» прежде всего и именно предварительным Торговым договором. И только подписав 19 августа 39-го торговые договоры на поставки из СССР в Германию сырья в обмен на промышленное оборудование из Германии (двойного назначения в том числе, используемого и в военных целях тоже, и даже на закупку образцов военной техники и вооружения, о чём России вообще нет необходимости «стыдиться» и тем более «каяться»), а также взяв кредит в Германии на 200 миллионов марок на 6 лет, Сталин и идет на подписание нужного прежде всего Гитлеру «Пакта» 23 августа 1939 года.

На Западе долго и нудно уверяют, что «Пакт Молотова-Риббентропа» был последним формальным договором с Гитлером в Европе,после которого тот и начал Мировую Войну. Однако это как минимум передергивание, а как максимум -- наглая фальсификация. Последними с Гитлером всё же «договаривались» все те же англичане и … поляки.

Что происходит после 23 августа, а точнее – после 24-го, т.к., на самом далее «Договор о ненападении между СССР и Германией» был подписан после полуночи, 24 августа 1939 года? Происходит серьезное международное событие. 25 августа Англия официально подтверждает и обещает Польше военную(!) помощь в случае нападения на неё со стороны Германии!!! Назначенное на 26 августа 1939 года нападение Германии на Польшу, для «разрешения Данцигской проблемы» и для «защиты угнетаемого поляками» немецкого населения в Польше, Гитлер отменяет!!! Отменят, хотя диверсионные отряды Вермахта и Абвера уже начали захват мостов и туннелей на территории Польши. Гитлер ведь был очень осторожный политик и не собирался рисковать немецкими солдатами впустую.

И вот тут Англия и становится последним «переговорщиком» с Гитлером! Англия, как военный (!!!) союзник Польши, сообщает Гитлеру, что 30 сентября в Берлин прибудут польские представители для «урегулирования» Данцигской проблемы. Ведь весь сыр-бор разгорелся именно из-за «требований» Гитлера всего лишь позволить Германии построить экстерриториальную железную дорогу через «Данцигский коридор» в Польше, из Германии в Восточную Пруссию, по которой немецкие граждане могли бы беспрепятственно ездить к своим родственникам в Фатерлянд и обратно. И Англия «обещает» Гитлеру, что польские представители, прибудут в Берлин 30 сентября.

Гитлер отменил назначенное на 26 августа нападение на «несговорчивую» Польшу, и стал «как порядочный» ждать этих самых представителей. Но 30 сентября из Польши в Берлин никто так и не прибыл, «терпение» Гитлера «лопнуло», и 31 августа фюрер отдает повторный приказ о вторжению в Польшу, на начала операции «Вайс».

Так что, если Западу, и особенно Польше угодно ставить Россию-СССР на одну доску с Гитлером в Развязывании Второй Мировой Войны, заявляя что это СССР «последним» договаривалось с Гитлером формальным «Договором» перед нападением Германии на Польшу 1 сентября 1939 года, и тем более угодно обвинять СССР-Россию и Сталина в подписании не существующих «секретных протоколов», по которым якобы Сталин (прежде всего!) и Гитлер, поделили Восточную Европу на «сферы влияния», то придется их огорчить. Последними с Гитлером «договаривались» именно поляки и англичане, когда «обещали» прислать в Берлин переговорщиков для урегулирования спорных вопросов между Германией и Польшей. Договаривались с Гитлером после подписанного 23 августа 1939 года в Москве «Пакта». «Договаривались» все дни после 23 августа, обещая прислать к 30 сентября своих представителей в Берлин для разрешения спорных вопросов.

И кто знает – может быть Гитлер в очередной раз «отменил» бы свое нападение на Польшу. Точнее перенес бы. А вот этого как раз Англия допустить и не могла. Англии нужна была Война.

Ну, а 17 сентября 1939 года Красная Армия вступила на территорию Западной Белоруссии и Украины (жертвы «москальского геноцида» поляки, сегодня эти территории любят называть «восточной Польшей»), для защиты белорусов и украинцев, проживающих на этих землях, от приближающейся германской военной машины, а больше наверное (по сути) -- от «братской любви» поляков. Эту дату поляки сегодня отмечают как «скорбную дату своей Истории» --- какой-то там очередной «раздел Польши». Для нынешних же «руководителей» Украины («бандеровцев», с помощью западных спонсоров «оранжевых революций» дорвавшихся до власти), эта дата должна быть «Государственным праздником» -- ведь именно благодаря «злодею Сталину» именно тогда были очерчены нынешние границы «незалежной и самостийной» (до невозможности) Украины. Хотя на самом деле, Сталин решал важнейшие геополитические задачи, стоящие перед Россией --- восстанавливал её Исторические Границы. И отодвигал срок начала Неизбежной Большой Войны Запада против СССР-России с 1939 года хоть на какое-то время, необходимое России для большей подготовки к схватке не на жизнь, а на смерть.

Об исторических событиях, прошедших в Европе с осени 1938 г. по 1 сентября 1939 г., с момента подписания Мюнхенских соглашений и до начала Второй Мировой Войны, написаны тонны исторических исследований, с поминутной расшифровкой действий всех участников тех событий. Уже достаточно известный исследователь истории России Н.В. Стариков, написавший несколько интересных книг о нашем «заклятом» друге и «союзнике» Англии и её вечных подлостях в адрес России за последние 200 лет (в том числе и «помощь в организации в России бесконечных Революций») выпустил недавно новую книгу «Кто заставил Гитлера напасть на Сталина?». В этой книге Стариков достаточно убедительно и доходчиво показал, как Англия раскручивала маховик будущей Войны в Европе, организовывая 1-е сентября 1939 года. Также вышел новый трехтомник А. Б. Мартиросяна «Мифы Пакта Молотова-Риббентропа», ещё более подробно показывающий все перипетии подготовки Второй Мировой Войны, раскручиваемой Западом.

Попробую и я, чисто «по обывательски», проделать то же самое, но в более коротком виде. Я ведь не историк и не собираюсь писать монографию на эту тему. Всё моё «исследование» может опираться только на тот объём информации, что я мог сам прочесть, с учетом тех вопросов, что возникли у меня после прочтения различных книг на эту тему. А книги эти (некоторые) иногда больше рождают вопросов сами, чем дают ответов на них. И эти книги не всегда могут показать сам механизм «тайной дипломатии» и интриг. Увы, в этом нет вины настоящего историка. Ведь эту самую «тайную дипломатию» никто, никогда и ни за что не выставит на всеобщее обозрение, а серьезный историк не имеет права говорить о недоказанных фактах в Истории. Но вот как раз «не историку», намного легче «пофантазировать» о том, как «могло бы быть», какие причины заставляли те, или иные государства поступать так, или иначе.

Никто и никогда не сможет доказать, что Гитлер, будучи откровенным ставленником Запада (прежде всего Англии и США), слал в Лондон или Вашингтон депеши с отчетами о «проделанной работе», или получал через «связников» письменные указания от своих английских и американских «хозяев». Этого скорее всего просто не было. Но вот получать нужную информацию и передавать её своим «спонсорам» на Запад, согласовывать свои действия с политиками в Лондоне и Вашингтоне через «посредников», тех же немецких промышленников и финансистов, либо через немецкую, ещё кайзеровскую аристократию, связанную с английской аристократией чуть не родственными связями --- всегда пожалуйста.

На Нюрнбергском процессе к различным срокам, кроме немецких военных преступников, были приговорены промышленники и финансисты А. Шпеер, Г. Шахт, Г. Крупп... А в чем конкретно они обвинялись? Это ведь не отдающие приказы на уничтожения людей военные, или гестаповские чины. Вся их вина была в том, что они управляли военно-промышленным комплексом (ВПК) Германии. Кажется на них ещё «повесили» труд заключенных и рабов из оккупированных стран? Так эти рабы (из СССР прежде всего) трудились по всей Германии, вплоть до мелких лавок и крестьянских ферм. А может повесили одних (военных) и сажали этих, прежде всего потому, что они могли ляпнуть о том, как они выполняли, в том числе, и роль «посредников» между Гитлером и той же Англией и США? Один из «промышленников» так и заявил, что в Нюрнберге вполне найдутся места для многих представителей деловых кругов Америки, с Уолл-Стрита. Впрочем, и седели-то они не так уж и долго. Самым долгим седельцем оказался самый главный «посредник», Р. Гесс, но этого, не зная что с ним делать, англичане в итоге и удавили как собаку «телефонным шнуром», когда встал вопрос о его возможном освобождении. Но всё равно, доказать такое «посредничество» сложно, а то и практически невозможно, а вот дилетанту и не историку «пофантазировать» об этом вполне допустимо.

Иногда кажущаяся нелогичность процессов и поступков политиков, становятся понятны лишь после изучения дополнительных «документов», или ещё лучше после понимания механизмов, приводящих те, или иные процессы в действие. Например, заключение Гитлером «Договора-Пакта» со Сталиным в 1939-м для самого Гитлера, вроде бы, было абсолютно невыгодно — потеря «союзников» в Прибалтике, с потерей шикарного плацдарма для нападения на СССР через этих союзничков, отодвинутая Государственная граница СССР от Минска к Бресту, и прочие минусы. Но в итоге-то, он то прекрасно знал, что может получить в перспективе, отдав Сталину огромные территории, через год-другой, «получив» одну общую сплошную границу с СССР. Тем более, что Гитлер на момент подписания «Пакта со Сталиным» решал сиюминутные проблемы – обеспечивал Германию гарантией «невмешательства» России-СССР в его заранее запланированной агрессии против Польши при воссоединении Германии с Восточной Пруссией.

В начале 1939 года, после сдачи Чехии Гитлеру осенью 1938 г. во «временное пользование», в «аренду», с её мощным военно-промышленным комплексом, фюрера стали настойчиво толкать дальше на Восток, к России. В результате, по замыслу спонсоров и кураторов Гитлера, Германия в идеале должна была выйти на общую границу с СССР в районе Минска, с последующим выходом в Прибалтику (например, для «защиты немцев в прибалтийских государствах от большевизма»?). Дальше находится Финляндия, просто мечтающая о совместных военных действиях с Германией против СССР, чтобы оттяпать себе Карелию и создать «Великую Финляндию». Оставалось только решить одну маленькую (так, «мелочь») проблемку --- между Германией и СССР находилась свободолюбивая до невозможности Польша, которая и сама мечтала повоевать против России в союзе с тем же Гитлером. Ведь до весны 1939 года больших друзей, чем Гитлер и поляки, на всей планете было не сыскать. И доктор Геббельс восхищался Польшей, где также как и в Германии не любят евреев («главное зло» на планете). А уж как поляки млели от восхищения, общаясь с Германией, сегодняшним «бандеровцам» на Украине, не знающим как бы им ещё понравиться США, ещё учиться и учиться. Казалось бы, близнецы-братья, Польша и Германия, должны будут объединиться и вместе лихо победить «клятых москалей», и всё вроде бы к этому совместному походу на «москалей» и шло. Но…

Тут, похоже, от такого полюбовного союза стал увиливать сам Гитлер, прекрасно зная, что это за соседи, и как государство в лице польской элиты, больной на всю голову и мечтающей только о том, как бы подороже кому-нибудь продаться, и как нация в лице польского народа, никогда не доверявшего соседям немцам. В конце концов, нельзя сбрасывать со счетов вековой опыт проживания двух соседних народов, и не всегда «добрососедского». (Та же продажность польской «элиты» существует уже наверное где-то на генном уровне. И связанно это прежде всего с идущей из средневековья польской системой «выборов» короля для Польши. Дело в том, что в отличии от большинства европейских династических монархий, в Польше король избирался Сеймом, польским парламентом. «Депутатами» этого парламента были польские князья-паны, шляхта. Королем мог стать, в принципе, любой. Точнее самый родовитый, или богатый, или сильный. Но проголосовать за него должно было не «простое большинство», не подавляющее, а только всеобщее, т.е., король должен был быть выбран только единогласно. Если кто-то из «панов» был против, то голосование отменялось, переносилось и т. д. И желающий стать королем просто обязан был «договариваться» с «оппозиционерами» лично. Вот такие они, издержки «демократии по-польски». Сотни лет таких «договорных» взаимоотношений и наложили свой отпечаток на польскую «элиту», на её мозги --- каждый мнит себя Королём Польши, или готов поторговаться с тем, кто больше предложит. Также, географическое и геополитическое буферное положение Польши, между православной Россией и католическо-протестантским Западом, приучило польскую «элиту» «торговать» своей незалежностью, пытаться изображать из себя «посредников» между Россией и Европой.)

Так вот, Гитлеру, при всех дифирамбах, что пели до весны 1939 года друг другу Геббельсовская контора и польские паны, совсем не улыбалось иметь в «союзниках» Польшу. Все-таки Гитлер был совсем не дурак, и прекрасно понимал, что на самом деле вовсе не Германия, а Англия с США, являются не только большими и главными «друзьями», но ещё и банальными хозяевами польской «элиты». Так что иметь у себя в тылу слегка неадекватного «союзничка» Гитлер абсолютно не хотел. Он наверняка понимал, что по первой же команде из Лондона поляки повернут оружие на Берлин, когда германская армия основательно завязнет на просторах России (ведь Лондон именно такой сценарий Развития Второй Мировой Войны и рассматривал для себя – въехать в Европу на белом коне освободителя Европы от «фашистской и коммунистической чумы»). Да и на боевые качества поляков Гитлер совсем не собирался полагаться. Вспомните, где использовали немцы всю продажную шваль из славянских народов (тех же «власовцев», «казаков» или «бандеровцев») во время Войны? Только в карательных акциях в тылу немецкой армии, против партизан в Белоруссии и на Украине, и против тех же сербов в Югославии, т.е. , славян – против славян. На фронте же предпочитал больше полагаться на тех же венгров, издавна ненавидевших Россию, или на худой конец румын. Но только не на славян против Русских.

Таким образом, Гитлер «готов» был выполнить свои обязательства перед Западом и «напасть» на Россию хоть уже в 1939 году. Но похоже, что в этой ситуации Гитлер пошел на лёгкий шантаж Англии -- мол, на СССР нападу как и обещал, но только не в союзе с Польшей: делайте, что хотите, но воевать в компании с вашими холуями против Русских отказываюсь. Для Гитлера было проще и безопасней Польшу оккупировать, и выйти на общую границу с СССР (а там, как говорится, видно будет), но ни в коем случае не идти в одной компании с ней против России (СССР). Но серьезного повода для нападения на Польшу у Гитлера не было. Англию, подобное условие Гитлера, сна никак не лишало. Англия вообще всегда готова воевать со своими врагами до последнего «союзного» солдата. Чехию ли сдать под Гитлера или Польшу --- какая разница? На простой польский (чешский) народ Англии всегда наплевать. А для «элиты» местечко в Лондонах всегда найдется -- с голоду им не дадут помереть. Но чтобы Гитлер смог оккупировать Польшу, он должен на неё напасть под каким-нибудь предлогом. А как нападешь на такого милого союзника нацистов, каким была Польша всё это время? Нужно иметь какое-нибудь основание, в глазах «мирового общественного мнения», алиби. Вот если бы сама Польша, вдруг, стала бы «наезжать» на Германию! Тогда у Гитлера появляется вполне законное основание (в ответ на её «смелость») напасть и захватить Польскую территорию. То есть, надо было «рассорить» вчерашних полюбовников. И Англия Гитлеру в этом «помогла».

На тот момент Германия была разделена на две части, собственно Германию и Восточную Пруссию (нынешняя Калининградская область в составе РФ). Посередке, кишкой вытянулся узкий коридор польской территории к Балтийскому морю, к порту Данциг (Гданьск), имеющего статус «вольного города» и порта под управлением «международного сообщества», для совместного использования этого «коридора» Польшей и Германией. Через этот «коридор» немцы без каких-либо особых проблем достаточно свободно сообщались с Кенигсбергом и Пруссией, уже граничащей с Прибалтикой небольшим участком границы. Союзники Германии, Венгрия и Румыния граничили с СССР южнее Польши, на Украине. Но направлении прямого удара по Москве, через Белоруссию, закрывалось Польшей. Гитлер конечно мог начать наступление на Россию через Пруссию-Прибалтику (и Польша даже готова была предоставить «коридор» для немецких войск), или через Венгрию-Румынию. Но сегодня мы знаем однозначно, что в 1939 году для такой Войны у Гитлера, во-первых, сил ещё не было. Ему просто необходимо было ещё время, хотя бы год-другой, для накопления сил и средств для ведения Войны против СССР. Во-вторых, вести наступление на СССР через узкое пространство Прибалтийских республик просто опасно, т.к. ударом через Белоруссию (от Минска) вся «прибалтийская» группировка немцев легко отрезается. И также легко ликвидируется «южная» группировка из Венгрии-Румынии на Украину. А вот сплошная граница-фронт с СССР была для Гитлера, как не странно, хоть и очень протяженная, но более «выгодная». Она позволяла маневрировать войсками при нападении и выбирать направления главных ударов. И самое главное, ну никак не хотел Гитлер иметь поляков своими союзниками, да ещё у себя в тылу.

Гитлеру необходим был повод, пусть незначительный, для будущего «развода» вчерашних друзей и Германия выдвигает Польше условия для передачи немецкого же Данцига Германии, для облегчения, экстерриториального пользования этим «коридором» и свободного проезда через этот участок польской территории для немцев в Пруссию и обратно. Эти условия абсолютно никоим образом никак не ущемляли «польские интересы», т.к. Данциг не был польским городом ни юридически, ни тем более этнически, и от Польши только требовалось согласие на присоединение Данцига обратно к Германии юридически. Мало ли какие нюансы добрососедского проживания приходится решать соседним государствам, тем более таким дружеским, какими были тогда Германия с Польшей. И ведь наверняка Гитлер готов был даже предоставить полякам «выход к морю», к Балтике, через тот же Данциг. Но Гитлеру нужен был «повод» («спорный вопрос») к обострению отношений с «дружественной» Польшей, и Польша этот «повод» для будущей «конфронтации» сама Гитлеру и предоставила.

Польша («вдруг») начинает вести себя так, как будто она «недоперепила» своего самогона, «бимбера», и вошла в состояние тупой озлобленности и бессмысленного желания срочно подраться с собутыльником. Опасная видимо штука, польский самогон. В ответ на вполне адекватные предложении Германии по урегулированию «возникших спорных вопросов», начинает тупо наезжать на Германию, хамить, чуть ли не Войной грозить. Если историк не хочет учитывать в своих исследованиях фактор наличия «дирижеров», что раскручивают ситуацию к Большой Войне, то в его «истории» будет сказано, что Поляки просто «необъяснимые кретины». А если допускает, что за всей этой историей стояли Англия (и США в её тени), то придет к выводу, что поляки все же не совсем конченные идиоты. Гитлеру нужен был «железный» повод, основание для «обострения отношений» и для дальнейшего нападения на Польшу. И он его получил. Польша стала, в ответ на предложения Германии (сегодня их пытаются выдать за гитлеровский «ультиматум» насчет Данцигского «коридора»), «совершенно необъяснимо» наезжать на Германию и нарываться на Войну. Как уж там Гитлер сообщил англичанам свою просьбу-предложение по поводу изменения поведения Польши, чтобы та стала «сама» нарываться на Войну, в общем-то и не важно. Может англичане и «сами догадались» как «помочь» Гитлеру, развязать ему руки для будущей оккупации Польши и выхода к границам СССР. В этом плане англичане те ещё мастера. Однако Англия не собиралась ставить польскую «элиту» в известность относительно своих планов на Гитлера. Официально Лондон всячески «осуждал» германские «амбиции и агрессию», и Польшу стали пошло науськивать на Германию.

Англия, как самый «главный друг» Польши, идет на совершенно для неё необычное и даже немыслимое, она обещает Польше не просто дружеское участие и «сердечное согласие», если она будет нарываться на войну с Германией и та на неё нападет. Полякам обещают военную помощь, и даже называют цифры этой помощи, чуть не тысячу(!) с лишним боевых самолетов самой Польше. А также обещают-обязуются, в случае нападения на Польшу Германии, объявить той Войну, начать боевые действия во Франции против Германии и начать «бомбардировки» самой Германии. Для этого от Польши требуется «просто» и «всего лишь» немного повыдрючиваться перед Германией в ответ на её «предложения», занять «твердую позицию»! Немцы обидятся, нападут, агрессоры проклятые, на «бедную» Польшу. А буквально на следующий день Англия и Франция объявят Войну Гитлеру, и лихо нападут на него с запада, из Франции. Войны на два фронта ни одна страна мира никогда не выдержит. Германия продержится тоже не больше пары недель, и совместными усилиями Союзников она будет разгромлена (особенно этого удара из Франции опасались немецкие генералы, не понимавшие всех тонкостей взаимоотношений Гитлера с Западом).

Что уж там в виде трофеев наобещали полякам англичане, сегодня не так уж и важно. Может быть (и скорее всего) отдать Польше Восточную Пруссию. Данциг, а то и часть самой Германии мечтали прихватить и сами поляки, ведь опыт-то у них уже был с Тешинской областью при «разделе» Чехии. Наверняка поляки понимали, или хотя бы догадывались (не все же там имбицилы), что дело не чисто, но поделать они ничего не могли. Для этого надо быть независимой «элитой», а таковой в Польше, за последние лет 300 не наблюдается. И Польша стала «нарываться».

Польша хамски провоцировала Гитлера на нападение, имея «гарантии» военной помощи от Англии. У Гитлера же, в ответ на «хамские наезды» Польши, появляется отличный «повод» не только оккупировать Польшу и выйти на границу с СССР под Минском. Он даже планирует дальнейшее продвижение в Прибалтику (в плане «Вайс», разработанного весной 39-го, после нападения на Польшу предусматривается такая возможность), что не может не нравиться его «хозяевам» в Лондоне. И Гитлер точно знает (по крайней мере надеется), что Англия Польше помогать не будет -- и в саму Польшу не пошлет военную технику, как «обещала» полякам, и во Франции с места не сдвинется, чтобы «помочь» погибающей Польше. Сил у Гитлера ещё не много, но вполне хватает, чтобы разгромить польскую армию. Если всё будет «нормально», то он даже выйдет к Ленинграду через Прибалтику и практически «соединится» с Финляндией. Оккупировав всю Польшу, Гитлер выйдет сразу к Минску, а там и до Москвы рукой подать.

Но вот только в планы самого Гитлера, большая Война с Россией (СССР) в этом году всё же не входит. Авантюристом Гитлер не был, хоть его таковым и пытаются выставлять, и к Войне с СССР (Россией) в 1939 году он был просто не готов, и экономически и в военном плане. Вообще, все сказочки про «авантюризм» Гитлера, его неадекватные и «необъяснимые» поступки, усердно сочиняются прежде всего на Западе -- посмотрите фильмы о Войне, состряпанные в Голивудах. Но стоит только понять, что практически все свои действия Гитлер всегда согласовывал со «спонсорами» в Англии и США, то вся его «шизофрения» враз улетучится. Но летом 1939 года Гитлер попытался сыграть свою собственную партию. И это, кстати, продлило его политическую и земную жизнь на пару лет. Хотя если бы Гитлер все же вошел в военный конфликт с Россией-СССР уже в 1939 году, то началась бы изматывающая и долгая позиционная война Германии против России, что вполне устраивало Англию. Ведь и РККА после «реформ» Тухачевских тоже представляла из себя достаточно жалкое зрелище, что подтвердили и события на о. Хасан и та же Финская компания. И у Гитлера Вермахт был все ещё в не очень боеспособном состоянии и те же немецкие генералы отмечали, что немецкий солдат 39-го существенно отличается от солдата 1914 года своей выучкой и готовностью воевать за Рейх. Так что именно сам Гитлер, прежде всего, не собирался начинать Большую Войну против России (а Мировых Войн без участия России в принципе не бывает) именно в 1939 году.

Но мало того, что Польша весь 1939 год откровенно «наезжала» на Германию, так она ещё и устраивала «грязные провокации» против Германии на границе и всячески «притесняла» немецкое население. Кончилось тем, что «польские пограничники» нагло напали на радиостанцию в приграничном немецком городке Гляйвице и обматерили Германию в «прямом эфире». Конечно же, никакая уважающая себе страна подобную выходку терпеть не должна была. Вот и Германии «пришлось» наказывать своих вчерашних «польских друзей». Это мы сегодня, после Нюрнбергского суда знаем, что «пограничный инцидент» был немецкой провокацией, а само начало Второй Мировой Войны в западной Европе было вообще больше похоже на имитацию. Но тогда, в 1939 году, официально всё выглядело вполне пристойно и убедительно — Польша долго и нудно «наезжает» на вчерашнего союзника, затем вообще совершает нападение на его городок (никто из немецких граждан особо не пострадал, только были убиты именно «польские военные» совершавшие нападение и вроде бы один немец, что к тому же сочувствовал полякам) и хамит в радиоэфире. А Германии только и остается, что примерно наказать «обидчика», что она и делает.

У Англии же были свои планы на всю эту авантюру с германо-польской войной. Чтобы Война Германии и СССР состоялась наверняка уже в 1939 году, Англия, в ответ на настойчивые предложения Сталина о создании в Европе уже в 1939 году «антигитлеровской коалиции», в апреле 1939 года предложила Сталину в одностороннем порядке предоставить Польше гарантии безопасности, в случае нападения на неё Германии, предоставить ей военную помощь, а ещё лучше начать воевать на её стороне против Германии. Мол, хоть поляки и не хотят заключать с Россией Договор о взаимной помощи, «боясь потерять свою душу», но пусть Сталин всё равно возьмет на себя такие односторонние обязательства. Верхом мечтаний спонсоров Гитлера была надежда, что Сталин либо возьмет на себя эти «односторонние обязательства по защите братьев-поляков» (послал же господь «родственничков») и ввяжется в Войну с Гитлером, защищая и интересы СССР в том числе, либо ввяжется в Войну как-нибудь сам собой, не желая допустить проникновение Гитлера в Прибалтику. Ведь Гитлер, нападая на придурошную Польшу и быстро её побеждая, сразу попадал в радостные объятия фашиствующих прибалтов, которыми по сути всегда управляли немецкие «бароны» черте с каких времен. Таким образом Гитлер выходил на дистанцию прямого выстрела по Ленинграду в Прибалтике и к пригородам Минска в Белоруссии, что «угрожало национальным интересам СССР» (!), и Сталин просто «обязан был принять меры», и в итоге всё равно должен был бы ввязаться в Войну с Гитлером. Таким образом была создана почти 100 % вероятность Большой Войны Германии и СССР уже в 1939 году и по замыслу Англии, Большая Война Германии и СССР (России) просто не могла не начаться в 1939 году!!! Выстраивалась практически беспроигрышная (для Запада) схема-комбинация, как в шахматах. Дальше Англия, глядя со стороны на эту Войну выжидает, когда противники ослабят друг друга до смерти, и входит в Европу (на пару с США) «спасать европейскую демократию и свободу» от «тоталитарных режимов Гитлера и Сталина», ставя во главе и Германии и России нужные ей правительства (да хоть бы и того же Керенского снова в Россию, почему бы и нет?).

Но, во-первых, Сталин был фигурой полностью независимой от Запада, т.к. не они его к власти приводили и заставить Сталина ввязаться из-за поляков (было б из-за кого жертвовать русскими солдатами) в большую Войну, было просто невозможно. А во-вторых, и самому Гитлеру Большая Война с Россией в 1939 году ну никак не улыбалась. Он к ней был просто не готов. У него и на войнушку с поганой Польшей ресурсов-то было всего на пару месяцев, а ввязаться в Войну ещё и с Россией в то лето для Гитлера было просто самоубийственно. Гитлер ведь хотел не только быть пошлым холуем и шестеркой Запада, но и пытался отстаивать интересы своего «РЕЙХА». И тут он кидает своих спонсоров-хозяев на Западе. Гитлер заключает со Сталиным, которому война вообще не была нужна, и не только в 1939-м, «Договор о ненападении». Этот «Договор о ненападении» очень был нужен прежде всего Гитлеру. Но и Сталину он был также нужен, т.к. Сталин видел, что после того, что навытворяли в Армии Тухачевские, воевать с Гитлером просто не чем и не с кем, да и армия, комплектуемая по территориально-милицейскому принципу к большой Войне была совершенно не готова. Всеобщая воинская обязанность была введена ведь только в 1939 году, 1 сентября, и увеличение её численности началось именно после заключения с Гитлером Договора о ненападении. А для защиты России, с её огромной площадью и населением, только такой способ комплектования Армии и годится, когда все мужское население страны проходит в обязательном порядке полноценную военную подготовку в течении 2-3-х лет и пригодно к Войне. В итоге и Гитлер и Сталин, получили по полтора года передышки для подготовке к Неизбежной Большой Войне. И хоть Гитлер терял выгодный плацдарм в Прибалтике, а граница СССР отодвигалась от Минска до Бреста, но он рассчитывал в будущем отыграться с прибылью. Другое дело, что его планы в итоге накрылись медным тазиком. Но и тот и другой, и Гитлер и Сталин, с большой пользой использовали эти полтора года для подготовки к Большой Неизбежной Войне, которую заваривали для них в Англии и США.

Но повторюсь, именно Гитлер был более заинтересован в подписании со Сталиным, с СССР-Россией, «Пакта о ненападении». Ведь это он собирался ещё с весны 1939 года нападать на Польшу и воссоединить Германию и Восточную Пруссию, сделав из Польши «протекторат». И именно ему как будущему агрессору необходимы были «гарантии» того, что Сталин не двинет против него войска в случае нападения Германии на Польшу. Ведь Англия и её сателлит Франция могли ведь все же и подписать с СССР летом 39-го военное соглашение против Германии и для «защиты Польши» в том числе, и тогда собственные планы Гитлера на «Мировое господство Рейха» могли запросто накрыться. Так что именно Гитлер был более заинтересован в подписании с СССР Договора о ненападении, а не Сталин. Ведь как раз Сталину такой «мир» никакой гарантии как раз и не давал, что и подтвердилось 22 июня, когда Германия аннулировала в одностороннем порядке Договор о ненападении и напала на Россию-СССР.

(Однако, ещё раз повторюсь, Сталин смог выжать максимальную выгоду для СССР из этого «Пакта». Для начала заставив Гитлера пойти на подписание торгового соглашения, по которому СССР поставляла-продавала в Германию сырьё в чистом виде, а Германия поставляла в СССР оборудование для промышленности «двойного назначения» (что использовалось прежде всего и именно в военной промышленности) и даже образцы вооружений. А также получили достаточно большой кредит от Германии в 200 миллионов марок с погашением в … 1945 году. И только после подписания данного торгового соглашения Москва пошла на подписание Договора о ненападении. Тем более этот Договор на самом деле больше похож на Договор о «нейтралитете» со стороны СССР, пока Гитлер будет разбираться с Польшей. А то, что Гитлер все же опасался того, что в случае его нападения на Польшу, против него могут выступить либо Советы, либо Англия и Франция, подтверждает тот факт, что первое Нападение на Польшу планировалось и началось ещё 26 августа, а не 1сентября. Но через несколько часов после того как первые диверсионные отряды Вермахта вошли в Польшу и стали захватывать мосты-туннели, Гитлер узнав, что Англия и Франция подписали с Польшей военный договор, остановил это наступления. И Англии пришлось целую неделю «убеждать» Гитлера, что эти соглашения с Польшей – фикция. И уже после получения гарантий от Англии, что помощи Польше не будет, Гитлер и двинул войска в Польшу 1 сентября.

То как Англия в эти дни «боролась за Мир!» и как она смогла впихнуть Гитлера в Польшу – достойно «восхищения». В эти же дни конца августа 39-го Англия официально, на весь мир сообщает Гитлеру, что убедит Польшу прислать 30 августа в Берлин польских представителей для улаживания «Данцигского спора». Гитлер застывает в ожидании. Генералы Вермахта уверены что война с Польшей опять откладывается. Однако 30 сентября 1939 года никто из Польши в Берлин не приехал и тогда Гитлер, вечером, отдает приказ о начале операции «Вайс» на 1 сентября. Взведенная военная машина Германии срывается в пропасть Мировой Войны. И опять Англия вроде как не при чем. Ведь она «до последней минутки пыталась предотвратить Войну»!!!! Но не смогла… И поляки какие-то несговорчивые попались и Гитлер – просто маньяк какой-то.

Кстати, насчет того, что Сталин начал «подло торговать с Гитлером» после подписания «Пакта о ненападении». Вообще-то после привода Гитлера к Власти объем торговли СССР с Германии существенно был снижен. Но именно Англия и США вбухивали огромные кредиты в Гитлера все эти годы, до 23 августа 39-го. Торговля СССР и Германии активизировалась после подписания «Пакта» и именно эта «активизация» была главным условием со стороны Сталина Гитлеру при подписании «Пакта» -- мол, хотите получить Договор о ненападении (точнее Договор о «невмешательстве и нейтралитете») со стороны СССР в случае вашего нападения на Польшу – давайте кредиты и военные технологии в обмен на «нейтралитет» России. Однако и сам Запад не перестал «торговать» с Гитлером ни после 1 сентября 1939 года, ни даже после 3 сентября 1939 года, после того как Англия «официально» объявила Войну Германии. Просто торговля пошла через третьи страны. И эта «торговля», а точнее откровенное снабжение Гитлера Западом той же рудой «Швеции», или нефтью «Гондураса и Венесуэлы», продолжалось вплоть до 9 Мая 1945 года. )

После же того, как был заключен «Договор о ненападении» между СССР и Германией 23 августа 1939 года, Англия не долго горевали из-за того, что её «обвели» вокруг пальца Гитлер и Сталин. В конце концов, Гитлер наверняка «убедил хозяев», что от своих обещаний он не отказывается. Вот только немного ещё соберется с силами и обязательно нападет на СССР. И для Запада было все же выгодней дать Гитлеру время на более тщательную подготовку к Большой Войне с СССР (Россией). Тем более в СССР всех основных поклонников «союза» с Германией (в РККА), Сталин уже перестрелял, и война, начатая в 1939 году, могла слишком быстро закончиться поражением ещё слабой Германии. А Западу была нужна, как раз долгая и серьёзная Война, чтобы не только Германия, но и СССР были максимально обескровлены. Так что, когда англо-французская делегация пудрила мозги Сталину, не желая подписывать договор о военном сотрудничестве против Германии, то в Лондоне вполне допускали возможность подписания «Договора о ненападении» между СССР и Германией. В любом случае, этот «Договор» не поставил крест на планах Запада на развязывание Войны между Германией и СССР в будущем. Хороший политик (а в Лондоне не дураки сидят), как и хороший шахматист, просчитывает разные варианты развития событий. Главное, чтобы эти варианты способствовали достижению главной цели, а сколько при этом придется потерять пешек («шестерок»), не так уж и важно. Ведь и в 1939 году, и в 1941-м на Западе были на 100 % уверены, что СССР не выдержит нападения Германии и будет уничтожен. Хотя, как написал в своих работах историк А. Б. Мартиросян, этот «Договор о ненападении между СССР и Германией» очень «расстроил» Запад (этим «Пактом Молотова-Риббентропа» Сталин в итоге поменял расписание и начала Войны, и весь ход Мировой Истории, как его планировали на Западе). Особенно «расстроились» на Западе после того, как летом 1941 года Запад убедился, что после нападения Гитлера Россия Войну не проиграла, и особенно после окончания Войны, когда Россия в Войне победила. Ведь в итоге этот «Договор» стал основой новых границ СССР и привел к созданию дружественных России «буферных» государств в Европе. А вот Западу, благодаря внешнеполитической деятельности Сталина, пришлось самому воевать со своим ставленником Гитлером. А Англия перестала быть мировым гегемоном, «отдав» своё влияние новым «хозяевам Мира» -- США.

Связанная письменным договором с Польшей, Англия 3 сентября всё-таки объявила Германии Войну официально, и даже отправила во Францию некоторое количество войск. Также были закуплены футбольные мячи (10.000 штук), для товарищеских матчей французских и английских солдат, скучающим на передовой. Правда до дружеских матчей с немецкими солдатами дело не дошло, но и патроны на передовой особо не транжирили. Ведь можно было ненароком и попасть в кого-нибудь, случайно, по другую сторону фронта. Ведь формально Война в Европе, между Англией и Францией против Германии, была объявлена из-за трижды никому не нужной Польши, которой не стало уже 17-го сентября, меньше чем через три недели после начала Войны. Чтоб не выглядеть уж очень глупо, мир с Германией, через месяц после объявления Войны, заключать тоже не торопились. В конце концов, армии союзников заняты делом, на Германию сбрасываются тонны листовок смелого характера. А если какой-то тюк с листовками не развязался в воздухе и кого-нибудь зашиб в Германии, то что ж поделаешь, на то она и война, чтоб были жертвы. Ну и, любая война это прежде всего возможность подзаработать на военных заказах. Так что можно было и поиграть в «странную войну» в Европе.

Но в эти полтора года Сталин смог начать реальную реформу в армии и провести перевооружение РККА на совершенно новые образцы техники -- танков, самолетов, пушек, стрелкового оружия (на смену «трехлинейкам» в РККА поставили автоматические винтовки СВТ в количестве нескольких сот тысяч штук, перевооружив ими боевые стрелковые части, и автоматы ППД и ППШ для сержантского состава пехоты, танкистов и десантников). Также Сталин «потренировал» часть офицерского корпуса в финской компании и заодно решил территориальную проблему под Ленинградом. (Финнам Англия и Франция, также как и Польше, «обещали» всяческую помощь вплоть до бомбардировок Баку и Мурманска -- только бы они ввязались в Войну с Россией-СССР. И даже стали готовить эти авианалеты. И Сталину пришлось перебрасывать дальнюю авиацию в Закавказье и готовить ответные удары по сирийским и иракским авиабазам англичан. К счастью войны между СССР и англо-французами не произошло и Мировая История пошла по другому сценарию: у Маннергейма солдаты кончились, а Гитлер врезал по Франции – показал им что такое «Блицкриг» в действии.)

И «пришлось» тогда Англии «сдать в аренду» Гитлеру остатки Европы с потрохами, всей экономикой и промышленностью, чтобы усилить мощь Германии. Пришлось, правда, для этого слегка пожертвовать французскими солдатами и Францией, но и Гитлер ведь не варвар же -- взял и остановил свои войска в Дюнкерке, «позволив» союзным войскам перебраться в Англию. Да и по Елисейским полям в Париже немцы танки не гоняли, асфальт не портили. Заодно «спонсоры» убедили Гитлера, что говорить о «дележе Мира» между Англией и Германией, можно будет только тогда, когда будет устранена Россия (СССР), как главный мировой конкурент на континенте. Через друга англичан адмирала Канариса Гитлер «узнал», что в СССР «нет» приличной военной промышленности, что среди военных будет саботаж (как в 1914-м при царе, и Берии в итоге пришлось поставить к стенке аж 56 генералов), что в СССР, скорее всего, будет «Революция», что сразу после нападения Германии начнутся национальные «волнения» в национальных республиках. Уже позже, в мае 1941 года, Гитлеру пообещали через Гесса полную безнаказанность «однофронтового разбоя» в его Войне с СССР, и может даже и некие «совместные действия» против России. Кстати, именно эту возможность «совместных действий» против СССР 22 июня 1941 года ждали и в Москве (от этой Англии всего можно ожидать). Поэтому и официальное заявление руководства СССР, Молотова, прозвучало «только» в 12.00 дня (о чем так любят постенать «разоблачители»). Так ведь только ближе к обеду у Сталина и была достаточно полная информация о том: -- что произошло; -- кто идет в союзниках у Гитлера; -- с кем Англия и главное США (хотя эти вроде и заверяли Сталина в своей поддержке в случае нападения Гитлера, но кто их знает, этих буржуев); -- какая позиция у Японии. Перед официальным заявлением Молотова тот сначала, как нарком иностранных дел, обратился к Японии с просьбой урегулировать «пограничный конфликт» между Германией и СССР, и только после точного прояснения обстановки и было озвучено заявление Советского правительства.

Так что, Польша не «просто так» выкобенивалась перед Германией, провоцируя ту на нападение. Её об этом «попросили» англичане. А Англию об этом «попросил» Гитлер (или те сами такие «догадливые» оказались и поняли, как развязать Гитлеру руки в отношении Польши). Вот такие вот «шахматы».

Но кстати. Если внимательно посмотреть и сравнить ход разворачивающихся боевых действий в Польше в сентябре 1939 года, и в СССР в июне 1941 года, то можно увидеть кое-что общее. В книге Н. Старикова «Кто заставил Гитлера напасть на Сталина», и особенно в книге А. Б. Маротиросяна «Кто привел Войну в СССР», проведен анализ «подготовки» Польши к войне с Германией. Так вот, Польша совершенно не готовилась к оборонительной войне против Германии. Ведь всё это время они были «союзниками», и у Польши просто не было отработанных военных планов на войну против Германии. Только против СССР. И даже начав в марте-апреле (после утверждения в Германии «плана Вайс» по нападению на Польшу) пересматривать свои военные планы, Польша не готовилась к обороне от Германии. То есть, допускала возможность немецкого нападения на Польшу, но даже и не пыталась строить какие-то ни было укрепления на границе с Германией. Поляки готовились к «маневренной» и наступательной войне. Готовились, даже если Германия и нападет первой, сами вторгаться на территорию Германии. Правда собирались наступать не на Берлин, а захватить «вольный город-порт» Данциг и Восточную Пруссию. Черчилль написал, что польская армия не только уступала по мощи германской, но «и диспозицию её нельзя было признать разумной. Все польские вооруженные силы были разбросаны вдоль границ Польши. Резервов в центре не было». Также к западной польской границе с Германией были вынесены все склады запасов вооружений и снабженияпольской армии (ведь до этого Польша собиралась воевать не с Германией, а с Россией). Польское правительство наверняка знало, что Гитлер накапливает свои войска против Польши, но готовилось только к одному: выдержать первый немецкий удар, а затем лихо перейти в победное контрнаступление, а во Франции их поддержат «союзники». Ведь по «обещаниям» Англии и Франции, те, уже на следующий день после нападении Германии на Польшу, ударят всей союзной мощью по Германии с запада и та рухнет. Ведь на границе Германии и Франции находится основной военно-промышленный комплекс Германии, Рурская область, с захватом которой Германия будет обречена на поражение. Гитлер даже высказывался на этот счет : « Если Франция и Англия через Бельгию нанесут удар по Рурской области, мы подвергнемся огромной опасности. Немецкое сопротивление придет к концу». Вот только Гитлер также «знал», что никакого «удара» по этому району (да и вообще ни по какому) со стороны Англии и Франции не будет. Ведь Гитлер не был примитивным авантюристом и психически ненормальным мистиком, как его выставляют сегодня, особенно на Западе. Он хорошо знал, что никто ему в спину не ударит, пока он расширяет плацдарм для нападения на СССР-Россию.

Сходные моменты сентября 1939-го и июня 1941-го, при разных побудительных причинах, чуть не стали и одинаковым концом для Польши и России. Но тогда Польша проиграла и чуть не погибла. А Россия всё же победила.

[Skeptikus]

Совместный парад немецких и советских оккупантов в Львове:

 

 

http://www.youtube.com/watch?v=uDIqzJgZNHM

 

 

http://www.youtube.com/watch?v=S6gg1z5DovI#t=202

 

 

 

http://www.youtube.com/watch?v=iKfTTqP03jU

Edited December 4, 2013 by Skeptikus

[Zaman.]

Гибель Чкалова и судьба Поликарпова

 

  В продолжение темы откровенного саботажа, проводимого «антисталинской оппозицией» реформам в России во времена Сталина, в той же авиационной промышленности, стоит немного  вспомнить историю последнего полета летчика-испытателя В.П. Чкалова на истребителе И-180,  и историю создания другого истребителя КБ Поликарпова Н.Н. – И-185. С Чкаловым, кстати, тесно связана  история о том,  что Сталин якобы «уговаривал» знаменитого лётчика принять должность Наркома Внутренних Дел, и из-за того, что Чкалов «отказался», Тиран-деспот и организовал через коварного Л.П. Берию авиакатастрофу знаменитому летчику. А потом, по «недомыслию Сталина», КБ Поликарпова пришло в упадок и чуть не по вине Конструктора, СССР встретил Войну на старых «ишачках», которые к тому же были «уничтожены на спящих аэродромах».

  Для начала стоит «поразмышлять», а насколько правдива или точнее серьёзна история о том, что «Сталин предлагал Чкалову пост главы НКВД»?  При всех обвинениях в адрес Сталина, сегодня никто особо не считает его плохим управленцем и руководителем (умудрились даже назвать «успешным менеджером»). Должность Наркома Внутренних Дел требует (особенно после того, что там навытворял тот же, уж больно «усердный и исполнительный» Ежов) неких особых качеств руководителя, чиновника-аппаратчика, или хотя бы просто профессионала в этой области. Что представлял из себя Валерий Павлович в 1937 году? Высокопрофессиональный и классный летчик-испытатель. При этом пока не занимающий высоких командных должностей, не имеющий в своём подчинении сколько-нибудь значительное количество подчиненных. И тем более далёкий от  специфики работы в структурах МВД-НКВД.  В силу своего характера и «простоты поведения» скорее он всегда мог стать клиентом  гарнизонной гауптвахты, либо арестантом на 15 суток в милиции, чем претендовать на руководящие должности вместо Ежова. Скорее всего Чкалов мог занять значимый  пост в авиации спустя год-другой, но ни в коем случае не наркома в НКВД. Наверняка Сталин предлагал Чкалову данную должность в личном разговоре, но вряд ли рассчитывал на согласие, и тем более сам всерьёз собирался назначать того на эту должность. Почему же эта история так «популярна» и именно в среде «разоблачителей»?

  Ответ наверное стоит искать в странной гибели летчика при испытаниях опытного истребителя «нового  поколения» конструктора Поликарпова  –  И-180. Но начать придется  с авиастроения 30-х годов.

  Что «общеизвестно» о советских конструкторах самолетов тех лет, в преддверии Великой Войны? На слуху имена Ильюшина, создателя бомбардировщика Ил-4 (ДБ-3Ф) и штурмовика Ил-2 (ЦКБ-57), создателей истребителей Яковлева, Лавочкина и Микояна. Туполев и Петляков – фронтовые бомбардировщики ПЕ-2 и ТУ-2, и тяжёлый дальний бомбардировщик ТБ-7 (ПЕ-8). Но это  –  самолеты Победы, созданные за год-два до начала Войны, или уже в ходе самой Войны. А что происходило в СССР перед Войной, в середине 1930-х? Кто занимался авиацией в те годы, точнее кто был лидером? Список будет несколько покороче  –  Туполев А.Н. в гражданской и бомбардировочной авиации – ТБ-3 и прочие АНТ;  –   Ильюшин Сер. Вл. (1894-1977) – к концу 30-х штурмовик Ил-2 (ЦКБ-57) и бомбардировщик ДБ-3 (ДБ-3Ф – Ил-4); и Поликарпов Н.Н. в учебной и истребительной – У-2 (По-2), И-15, И-153, И-16. При этом Поликарпов (о котором сегодня почти забыли) в истребительной авиации тех лет  –  «царь и бог, и воинский начальник», «Король истребителей». Что-то вроде того, кем был в пятидесятые-шестидесятые в космонавтике С.П. Королёв. Туполев, проживший долгую и яркую жизнь в авиации (1888-1972 годы), академик АН СССР в 1953 году, трижды Герой Социалистического Труда (1945, 1957, 1972 годы), генерал-полковник-инженер (1968), гос премия в 1943, 1948, 1949, 1952  (при Сталине), и 1972 годах, достаточно известен  и «его самолеты» до сих пор  на вооружении в военной и гражданской авиации России. А что известно (помнят) о Поликарпове сегодня  –  в лучшем случае «кукурузник»  По-2 (У-2), да «Ишачок» И-16 с «Чайкой» И-153 (уже для узких специалистов и любителей авиации). При этом «все знают», что на 22 июня эти «ишачки» И-16 были морально и технически устаревшими и не могли на равных тягаться в воздухе с «лучшими истребителями всех времен и народов»  –  Bf-109 («Мессершмиттами»)! А что же было на самом деле в истребительной авиации 30-х и какое место занимал сам Поликарпов в этой авиации? В энциклопедиях и словарях записано  –  «Поликарпов Ник. Ник. (1892-1944 годы), д-р технических  наук (1940), Герой Соц. Труда (1940). Под рук. П. созданы истребители  И-1, И-15, И-16, И-153 («Чайка»), уч. самолет и ночной бомбардировщик У-2 (По-2), разведчик Р-5 и др.. Гос. пр. СССР (1941, 1943)». Премии скорее всего была «Сталинскими», но это так, детали.

  Так что же представлял из себя Н.Н. Поликарпов? В общем-то ни много, ни мало  –  Главный и пожалуй единственный ведущий Конструктор истребительной Авиации СССР в 1930-е годы! Именно его истребители стояли на вооружении в РККА в те годы, вплоть до начала Войны. Именно на его И-16, 22 июня в 3.30 утра, звеном л-та Мочалова (33 ИАП) над Брестом был сбит первый немецкий самолет, истребитель Bf-109. И именно его истребители, «Ишачки» и «Чайки» показывают в хронике, разбитые на аэродромах первых дней Войны, когда говорят о «разгроме» Красной Армии в 1941 году. Сам И-16 прослужил в армии 10 лет, с 1933 года, и в 1943 году окончательно был снят с вооружения и заменен на истребители Лавочкина и Яковлева. На начало Войны Поликарпову было уже 49 лет (Лавочкину – 41, Яковлеву – 35 лет). То есть по всем меркам Поликарпов и авторитет и «патриарх» в истребительной авиации. Тому же Туполеву было  53 года. Но Войну закончили не истребители Поликарпова, а машины более молодых конструкторов. Может Поликарпов так и остался апологетом «кукурузников»  и «чаек» и не мог создавать новые, современные истребители? Или что-то другое вмешалось в его жизнь и карьерную судьбу?

  Поликарпов Николай Николаевич, в 1933 году создал по собственной инициативе истребитель И-16 (на вооружении РККА уже стоял его истребитель И-5 и учебный «кукурузник» У-2). На тот момент, во всех странах мира на вооружении стояли «двукрылые» истребители, бипланы с открытыми кабинами. Поликарпов же создаёт совершенно прорывную модель боевого, серийного истребителя «нового поколения»  –   моноплан, да ещё и с убирающимися шасси. И-16 даже имел в проекте закрытую кабину с надвигаемым фонарем (от него потом отказались из-за неудобства). В это время в СССР Поликарпов (да ещё пожалуй П. О. Сухой) самый грамотный и образованный конструктор истребителей, практически единственный конструктор, другие ещё просто не выросли из студенческих («Рабфаковских») парт и скамеек. КБ Поликарпова, достаточно мощное для того, чтобы работать и над серийной машиной для авиапрома и над новыми разработками, имело «свой собственный» авиационный завод № 1 в Москве (как КБ М. Кошкина при Харьковском паровозостроительном заводе в 1939 году). Ведущим летчиком-испытателем истребителей этого КБ был сам!  В. П. Чкалов. Но к началу Войны это КБ не выдало в войска ничего нового, кроме различных модификаций всё того же И-16 («тип 29» обр. 1940 года), со средней скоростью полета не более 450 км/ч. В то время, как МиГи, ЛаГГи и Яки на июнь 41-го выдавали от 550 до 600 км/ч. Неужто у Поликарпова не было машины такого уровня на 22 июня? Оказывается были, и не только истребители, но и пикирующие бомбардировщики разрабатывали в его КБ, а к 1943 году  даже «тяжелый» истребитель для борьбы с танками сделали и испытали.

  Чтобы понять, что произошло и почему «закатилась звезда» Поликарпова, попробуйте ответить на простой вопрос  –  как нанести урон истребительной авиации страны, если ею занимается один-единственный основной Главный Конструктор? Можно конечно просто убить такого человека. Это  нанесет некоторый ущерб, но его замы (или брошенные на это КБ «микояны и яковлевы») смогут, даже если среди них нет подобной личности, продолжить начатые разработки и наметки, и претворят их в жизнь. Нечто подобное произошло в России-СССР в Космонавтике  после смерти Сергея Павловича Королева в 1966 году  –  только спустя  лет 15 стала ощущаться нехватка Главного Конструктора. При этом могут быть активизированы работы в других, аналогичных истребительных КБ  –  ведь даже в КБ Ильюшина разрабатывали свою модель истребителя. А ведь уже были некие работы у  Лавочкина, Яковлева и других конструкторов. Но лучше  и надежнее нанести удар по  репутации Главного на тот момент Конструктора (чьи самолеты стоят на вооружении Армии и чьи новые разработки будут рассматриваться предпочтительнее разработок молодых конструкторов), это организовать серьёзную авиакатастрофу, и лучше всего именно нового самолета.  Это просто умнее  –  не убивать, или даже не сажать по доносу Конструктора, а просто сорвать работу самого КБ. Ведь даже посаженные по доносам «сослуживцев», или за конкретные нарушения закона, конструкторы, стараниями Л.П. Берии в итоге, после прихода того в НКВД в 1938 году, оказывались в закрытых КБ («шарашкиных конторах») в городах,  при авиазаводах. Тем более, что  Н.Н. Поликарпов уже отсидел в «шараге» больше года ещё в 1929 году, по доносу.  Серьезная  же авария, и лучше всего с гибелью летчика-испытателя, предпочтительнее. А если таким летчиком окажется ведущий испытатель этого КБ В.П. Чкалов  –  то будет совсем замечательно. Работа КБ автоматически будет остановлена на время проверок, комиссий, разбирательств, актов. Это ведь просто стандартная процедура в случае серьезной авиакатастрофы с гибелью летчика-испытателя. А уж тем более, если ещё и Чкалов пострадает, то  КБ наверняка будет надолго выведено из строя.

  И реально, авария с истребителем И-180 в 1938 году, в которой погиб В.П. Чкалов, на тот момент уже комбриг (должность и звание генерала ВВС КА), нанесла удар сразу по нескольким целям. Первое, погиб Чкалов, в перспективе могущий занять пост либо в наркомате авиационной промышленности (НКАП), либо в военных структурах ВВС, а как человек волевой и пробивной, Чкалов наверняка сделал бы всё от него зависящее, чтобы к началу Войны в РККА стояли на вооружении новейшие самолеты, особенно истребители. Второе, со смертью Чкалова также стали тормозиться и работы КБ Поликарпова, единственного на тот момент истребительного КБ, имеющего разработки новых моделей на смену уже устаревающим «Ишачкам». Ведь после гибели Чкалова  у Поликарпова, в его КБ, кроме доводки истребителя И-180  проводилась работа над эскизным проектом высотного истребителя "К"(проект «61») под двигатель жидкостного охлаждения АМ-37 (1400 л.с.). И «Поликарпов также думал о еще более совершенном истребителе с мотором воздушного охлаждения (в двигателестроительных КБ С.К. Туманского и А Д.Швецова создавались новые двухрядные моторы мощностью 1600-2000 л.с.). Еще 17 мая 1939 г. Поликарпов направил письмо Туманскому с просьбой сообщить характеристики М-90. 1 июля Швецов выслал чертежи мотора М-71, а несколько ранее  –  М-81...   Таким образом, уже летом 1939 г. делались первые прикидки нового истребителя  –  этап предэскизного проектирования.»

   Но затем, «осенью 1939 года, на заводе № 1, на котором работало КБ Поликарпова,  был создан опытно-конструкторский отдел (ОКО) во главе с А.И. Микояном и М.И. Гуревичем. Новому КБ  передали эскизный проект "К", на основе которого был вскоре создан И-200, будущий МиГ-1 (после внедрения в серию МиГ-1 Поликарпова отметили специальной премией за разработку этой машины – т.е., его авторство никто не оспаривал). «Также в ОКО, кроме половины рядовых сотрудников, перевели и многих ведущих специалистов из команды Поликарпова: В.А. Ромодин, Н.И. Андрианов, Н.3. Матюк, А.Т. Карев, Д.Н. Кургузов и др. Всего – «... около 80 человек лучших конструкторов...»,  –  как писал в наркомат Поликарпов. Переводили, как говорится, кого кнутом, кого пряником. Сомневающимся говорили: «Поликарпов  –  конченный человек, он же поп, крест носит, его все равно скоро расстреляют. Кто вас тогда защитит? А у Микояна брат наверху...»

   Такое мероприятие означало, фактически, окончательный развал ОКБ Поликарпова. «Вскоре Николая Николаевича перевели на другой завод, которого... еще не существовало. На базе бывших производственных мастерских ОЭЛИД ЦАГИ, перебазировавшегося тогда в г. Стаханов (ныне Жуковский), опытный завод, получивший № 51, предстояло создать с нуля: построить сборочный цех, наладить все службы... Только за последние 4 года ОКБ в четвертый раз (!) меняло свою прописку... Поликарпова назначили директором и главным конструктором завода № 51, и в этой должности он оставался до самой смерти.   В сложных условиях, с вдвое меньшим составом сотрудников, Николай Николаевич энергично принялся за создание И-185 (проект «62»), на смену И-180.

  Анализ состояния германской авиации показывал, что внедрявшийся в серию И-180 отвечает требованиям времени. Но не было сомнений, что вскоре появятся более совершенные модификации Bf-109Е, а фирма "Фокке-Вульф" создала новый мощный истребитель FW-190 (о нем, правда, еще мало что было известно).  И если Яковлев, Лавочкин, Пашинин и другие в течение 1939-40 гг. работали над машинами, близкими к Bf-109Е, то Поликарпов решил «наносить удар» с большим упреждением, выбрав в качестве целей следующие основные параметры скоростного истребителя: высокие скорости и скороподъемность во всем диапазоне высот, мощное вооружение, высокие характеристики вертикального и горизонтального маневра, устойчивости и управляемости, производственная и эксплуатационная технологичность.   Как показало время, Поликарпов очень хорошо представлял, каким должен быть истребитель в надвигавшейся войне  –  И-185 по своим параметрам отвечал требованиям конца войны.  Это обстоятельство хочется подчеркнуть еще и потому, что отдельные авторы в своих статьях и книгах (то ли по невдумчивости, то ли сознательно) неудачи Поликарпова в последние годы жизни объясняют «приверженностью к бипланам». Обогнали, мол, его молодые конструкторы, так как ориентировались на монопланную схему, а Поликарпов «сомневался»... И это о конструкторе, создавшем еще в 1923 г. моноплан И-1 (ИЛ-400), а в 1933-35 гг. в инициативном порядке И-16, И-17...»   http://www.airwar.ru/enc/fww2/i185.html

  При этом сам по себе новый истребитель И-180  –  по сути не более чем модификация всё того же И-16, но с увеличенной площадью крыла. Также машина имела другой, новый двигатель  –   мощность его  превышала мощность двигателя серийного И-16, и общая длина самолета (И-180)  выросла почти на 1 метр. Скорость доходила до 540 км/ч.  Появившийся в 1933 году, И-16 имел к началу Войны с десяток различных «типов», отличающихся друг от друга мощностью двигателей да вооружением. И-180 испытывался в 1938 году, а тот же И-16 «тип 29» образца 1940 года также имел вполне приличные характеристики и скорость до 470 км/ч. Но после аварии с гибелью Чкалова на И-180, работы по созданию и запуску в серию машины «нового поколения», с мотором свыше 1000 л.с. в любом случае должны были быть заторможены чисто технически. Однако ни армия, ни страна ждать не могут и задание на проектирование и изготовление нового истребителя будет передано другому КБ и заводу, а это в любом случае потребует определенного времени. Вместо И-180 на том же авиазаводе № 21 (директором завода и «по совместительству» заместителем Наркома Авиапромышленности по серийному производству был П.АП. Воронин) в сентябре 1940 г. пытались испытывать истребитель Пашинина ИП-21, но он оказался слабой машиной – а время терялось.

  В принципе вопрос о виновных в той аварии и гибели Чкалова тогда не был сложным и не потребовал много времени для разбирательства. Тот же Берия заранее подавал Сталину записку о готовящейся диверсии и после короткого расследования были арестованы руководители, выпустившие неисправную машину в последний полет. Но эти арестованные работники были ещё и участниками техпроцесса и производства и заменить их в одночасье просто физически не возможно. То есть работы по самолету в любом случае остановятся. Прибавьте сюда и психологический удар, что получил и Главный конструктор, Поликарпов Н.Н.  –  ведь это на его машине погиб любимец страны и самого Сталина! Ко всему прочему, у Поликарпова появились и «молодые конкуренты» в лице  Микояна,  получившего почти готовый проект нового высотного истребителя Поликарпова и сделавшего из него уже «свой» МиГ-1, Лавочкина, с его ЛаГГ-1, и пожалуй самого сильного соперника, в лице молодого (34 года) конструктора, и «по совместительству» заместителя Наркома Авиационной Промышленности по опытному самолетостроению  –  Яковлева А.С., с его лёгким истребителем Як-1.

  Но несмотря на всё это Поликарпов смог поднять истребитель действительно «нового поколения», по своим боевым (3 пушки ШВАК  –  20 мм  и 500 снарядами) и летным характеристики превосходящий любые машины в мире, в воздух в 1941 году (первый полет заводского испытателя П.Е. Логинова состоялся 30 января 1941 г.: «При посадке самолет исключительно прост. Общее впечатление о машине хорошее»)  Истребитель Лавочкина, Ла-7, сумевший  приблизиться к этим  параметрам (но только с 2 пушками ШВАК-20 мм и 400 снарядами), появился только в 1943 году. На Ла-7 И. Кожедуб смог в 45-м завалить реактивного «мессера», а когда подвернулись более мощные американские «Мустанги», то под горячую руку и им досталось. Но машина с такими характеристиками могла бы появиться в СССР уже к началу Войны, когда ни у Германии, ни в США ничего подобного ещё не было, но «странным» образом самолет Поликарпова так и не был принят на вооружение, ни перед Войной, ни в ходе её.

  Параллельно, кроме КБ Поликарпова над истребителями работали и тот же Ильюшин (правда, от его «истребителя» даже чертежей не осталось), и Сухой, с его Су-1  –  высотным перехватчиком с потолком в 12500 м. Но кроме конкуренции «научной интеллигенции», были ещё и возможности промышленности. Сухой использовал двигатель М-105, и этот двигатель также шел на Пе-2 и на ЛаГГ-3, а  высотным перехватчиком стал МиГ-3  –  «помогла» с принятием на вооружение этой машины не только «фамилия» брата Микояна, но и «прототип» Поликарпова, из которого Микоян и сделал свою машину. Кстати, обратите внимание на аэродинамический силуэт МиГа и И-16  –  И-180  –  И-185. Сразу бросается в глаза сходство силуэтов от Мастера и родителя  –  у всех машин Поликарпова кабина пилота находилась ближе к хвостовому оперению самолета, чем на машинах других конструкторов. Потом у МиГа «забрали» его двигатель, использующийся на штурмовиках Ил-2, и КБ Микояна вообще осталось без военных заказов в ходе Войны, но это дало возможность переключиться  и  Микояну, и тому же Сухому на разработку уже реактивных истребителей и поднять их в воздух сразу после Войны. П.О. Сухой перед Войной создал также ближний, одномоторный бомбардировщик Су-2, применявшийся в ВОВ, и в 1943 году получил Сталинскую премию.

(  На МиГ-3 также ставили мотор воздушного охлаждения АШ-82ФН в 1942 году. Новая машина, названная МиГ-9, оказалась тяжелой и сравнительно слабо вооружена: всего три пулемета, против пушечных «Мессеров». А. С. Яковлев приспособил под М-82А свой серийный Як-7. Хотя истребитель и оказался легче других, он и он не имел достаточного пушечного вооружения против немецких истребителей. С. А. Лавочкин оснастил мотором М-82А уже снятый с производства ЛаГГ-3. Новый истребитель, названный ЛаГГ-5, оказался наиболее перспективным и послужил прототипом знаменитого Ла-5, и в серию пошел Ла-5 с этим же двигателем.  Поликарпов создавал прототип под будущий МиГ с аэродинамикой изначально высотного истребителя, но в ходе Войны понадобилась машина именно для средних высот. Поэтому МиГ с АШ-82ФН, имеющий ещё и не достаточную скорость, так и остался невостребованным. Но похоже именно поликарповская аэродинамическая «школа» стала основой для всех МиГов в будущем. Ведь от Поликарпова в КБ Микояна перевели прежде всего мозги создателей самолетов Поликарпова, его учеников. И у Микояна остался завод № 1 им. ОСОАВИАХИМа, работавший до этого под Поликарпова, и на этом заводе также остались все работавшие там до этого рабочие-мастера. А это тоже существенная база и основа для будущих реактивных МиГов. Может и в этом проявилась дальновидность и мудрость тех, кто принимал решение о передаче Микояну КБ Поликарпова? Другое дело, что с началом Войны у Сталина просто было меньше возможностей уделять должное внимание самому Поликарпову. Он доверил это Шахурину, Наркому Авиапрома и его замам.)

  «Отдав» Микояну КБ, завод и проект «К» (будущий МиГ-1), Поликарпов, переведенный на второстепенный авиазавод, в 1940 году создаёт новый истребитель для боёв на средних высотах, с мотором воздушного охлаждения, свой лучший истребитель – И-185. Эту машину успели даже облетать на Калининском фронте, провести войсковые испытания, и эта машина оказалась самой мощной на тот момент  –  и в Красной Армии, и у немцев ещё не было достойных соперников. Но теперь уже благодаря «помощи» руководства Народного Комиссариата Авиационной Промышленности (НКАП), где заместителем наркома по опытному самолетостроению был А.С. Яковлев, конструктор истребителей «Як», И-185 так  и не пошел в массовое производство и на вооружение ВВС не попал. Яковлев занимался протаскиванием прежде всего своих машин. И даже появление Ла-5 на смену слабого ЛаГГ-3, произошло полуподпольно, только благодаря прямого обращения Лавочкина и его сторонников к Сталину, но не помощи руководства Наркомата, обязанных это делать в соответствии  своих должностных обязанностей.

  Ставка Поликарпова на мощные моторы воздушного охлаждения (но не отказ от двигателей жидкостного охлаждения, с которыми параллельно создавались: истребитель танков  –  ИТП(М1), ИТП(М2)   –    более мощный по вооружению, чем Як-9Т (1х37 мм пушка и 2х20 мм пушки у ИТП против 1х37 мм пушки и 2х12,7 мм пулеметов у Як-9); тяжелый истребитель скоростной  – ТИС; скоростной пикирующий бомбардировщик  СПБ – ничем не хуже Пе-2; высотный перехватчик  –  ВП)  с технической точки зрения была абсолютно верной. Уровень, который мог быть обеспечен освоением И-185 и моторов М-71 и М-90, так и не был достигнут ни к концу войны, ни вплоть до перехода на реактивные истребители. Однако благодаря руководству НКАП, самолет И-185 так и остался «опытным». И кто знает, сколько летчиков погибло только потому, что у них на «яках», «лагах» и прочих истребителях «союзников» просто не хватило мощности, скорости и мощи огня И-185. Конструктор А.С. Яковлев в своё время «обиделся» на А. И. Покрышкина, когда тот чуть не при Сталине раскритиковал его «Яки» именно за слабое пулеметное вооружение, и сам предпочитал воевать на американских «Аэрокобрах» с мощным пушечным вооружением, которые американцы отправляли в СССР не считая их хорошими машинами, и на все просьбы советской стороны  продать новейшие  «Мустанги» отвечали отказом. А ведь летчик-испытатель П. Федрови, бывший помощником начальника Инспекции ВВС и шеф-пилотом ОКБ Яковлева писал: «И-185 М-71 по летно-маневренным свойствам, и полученным скоростям занимает первое место. Техника пилотирования в сравнении с самолетом ЛаГГ-5 и МиГ М-82 на самолете И-185 М-71 проще и освоение его в строевых частях будет легче. Боевые качества самолета И-185 М-71, имеющего 3 синхронные пушки с 500 снарядами, выше упомянутых самолетов, а утомляемость летчика в полете меньше». А ведь была возможность поставить на И-185 ещё одну  пушку 20 мм.

  Если бы И-185 пошел в серию, да ещё к началу Войны успели бы выпустить не только МиГи, а именно эти машины и в достаточном количестве, то преимущество немецких «Мессершмиттов» Bf-109 и FW-190 над нашими истребителями, преобладавшее почти до самого конца Войны, было бы не таким подавляющим, и сегодня не говорили бы «разоблачители», что Красная Армия победила не качеством, а количеством вооружения. Посмотрите на хронику июня 1941-го  –  на аэродромах стоят разбитые и брошенные преимущественно старые истребители И-16, И-153. Но после гибели Чкалова на И-180, о возможности которой наверняка был предупрежден и сам Поликарпов и которую он, как Главный конструктор КБ Завода № 1 мог предотвратить (если получал предупреждение от Сталина, который относился к Поликарпову с уважением), удача отвернулась от Николая Николаевича.

   Наверняка сам Поликарпов не был виноват в гибели лётчика (в конце концов, работа испытателя новых машин всегда опасна такими авариями), но как говорится – «осадок остался». И очень может быть, что смерть Чкалова могли использовать против Поликарпова уже его  конкуренты в лице Яковлева, Микояна, Лавочкина  –  ведь прими на вооружение  истребитель И-185 и необходимость в других моделях отпала бы сама собой. Имея серьёзную конструкторскую школу и опыт, Поликарпов своей машиной на шаг (точней на 2-3 года) опережал этих молодых конструкторов. Имей ВВС на вооружение новый истребитель Поликарпова, как это уже было с И-16, и «молодежь» осталась бы без работы. То, что летчики, Армия и промышленность получили бы лучший самолет, в вопросах амбиций и «конкуренции» конструкторов было уже и не так важно – важно было свою машину протащить.  Представитель КБ Шпитального, собиравшийся обманом протащить через испытания негодную автоматическую 37 мм пушку,  на вопрос «Зачем же вы так испытывали пушку и морочили голову генералу?», простодушно ответил  –  «А что? Здорово получилось?   –  Ведь  никто ничего не заметил, правда?». «А вы подумали о солдатах, которым  пушка откажет в пылу боя?». «Ну, что солдаты? Они как-нибудь выкрутятся, а мы зато заказ получим большой... А трюк с отдачей чести генералу - это мне сам Борис Гаврилович (Шпитальный) посоветовал!».

  А впоследствии, все произошед­шее с историей самолетов Поликарпова уложилось в факт трагической гибели Чкалова с многочисленными вариантами при­чин катастрофы. Этому  также поспособствовали «воспоминания» конструктора самолетов, и по совместительству замнаркома авиапромышленности А.С.Яковлева, о совещании у Сталина, где якобы была броше­на фраза о том, что «Поликарпов выдохся»  –  фраза, запущенная «в народ» основным конкурентом Н.Н. Поликарпова и его истребителя И-185. При этом Н.Н. Поликарпов  за разработку проекта «К», прототипа будущего МиГ-3, был отмечен премией, и в 1940 году удостоен звания Герой Социалистического Труда за свой И-16. Но больше его новые разработки в серию не пошли и похоже, что их просто не пустили.

   Ни его СПБ, и ТИС – не уступающие Пе-2, ни его ИТП, превосходивший по характеристикам аналогичный «тяжелый» Як-9, также в серию не пошли. Место «Короля истребителей» поспешил занять молодой зам наркома, со своими на тот момент легкими, маломощными и «полуспортивными» Яками и прочими самолетами.

  И-16,  которому в Испании противники республиканцев присвоили прозвище «рата»  –  «крыса», сняли с производства и вооружения в 1943 году, как окончательно устаревший истребитель. Ему  на смену выпустили более мощные, но так и не дотянувшие до уровня И-185 истребители Лавочкина – Ла-5, Ла-5ФН, Ла-7, которые немецкие летчики первоначально (по ошибке) называли «супер рата». Уже потом они поняли, что это «Ла фюнф». Но поначалу, была всё же  –  «рата», хотя и определялась как «супер» (видимо хорошо запомнилось немцам первое появ­ление в Испании истребителей И-16 осе­нью 1936-го). И видимо появление на Калининском фронте, во время войсковых испытаний, 4-х опытных образцов И-185 зимой 1942 года, которые постоянно меняли свою дислокацию по всему фронту, и создавали видимость наличия чуть не истребительного полка новейших истребителей (на направлении  Второго «возможного наступления» Сталина под Москвой), наверняка также отметилось разведкой и летчиками Люфтваффе. И эти полеты новых истребителей также могли убедить немецкое командование в возможном наступлении Сталина именно на этом направлении, что вынудило немцев держать под Москвой достаточно большие силы, не перебрасывая их под Сталинград.

  « …Эпизод с появлением четверки И-185 в воз­душном пространстве над линией фронта является одним из наиболее значимых в истории са­молета. Однако  это был не единственный случай испытаний не­большой группы самолетов в боевых условиях. В частности, в начале июня 1942 г. в 34-й иап 6-го истребительного авиакорпуса ПВО для проведения войсковых испытаний были направле­ны три истребителя МиГ-9 (первые с таким названием), являющиеся модификацией МиГ-3 с двигателем М-82 (воздушного охлаждения, как и у И-185). Самолеты с заводскими №№ 6503, 6504 и 6505 из состава войсковой серии по сути были опытными машинами, обладающими рядом де­фектов. Поэтому в октябре 1941 г. их вернули на доработку. В целом МиГ-9 получил неудовлетво­рительную оценку  –  максимальная скорость составила всего  565 км/ч на высоте 6 км  –  поэтому в серии не строился…

  3 декабря 1942 г. Николай Николаевич тепло попрощался с каждым летчиком, напут­ствовал их пожеланием: «С Богом!» - и перекре­стил, чем немало их удивил. Как вспоминал Н.П.Игнатьев, подобное напутствие перед по­летом он получил первый раз в жизни.

Проводимая летом Ржевско-Сычевская операция закончилась безрезультатно, несмотря на массированное применение круп­ных танковых соединений. Также без видимого результата завершилась Ржевская операция Калининского фронта (24 ноября 1942 г. - 20 янва­ря 1943 г.), являвшаяся отвлекающей (по распро­страненной версии) от основного Сталинградс­кого направления. Эта отвлекающая операция имела успех: немцы вплоть до лета 1943 г. держали на Ржевско-Вяземском выступе крупную группировку войск, причем не только наземную. В конце ок­тября 1942 г. именно сюда начали поступать пер­вые партии истребителей FW-190, прибывавшие на Восточный фронт. По-видимому, проведение испытаний И-185 на Калининском фронте также преследовало цель дезинформации противни­ка путем демонстрации присутствия на данном участке новейших истребителей.

   Первый боевой вылет И-185 состоялся 9 декабря 1942 г., последний  –  12 января 1943 г. Летали в двух парах, причем ведущим обычно являлся офицер (Игнатьев, Купим), а ведомым  –  сержант (Боровых, Томильченко). Истребите­ли часто выпускали в полет, когда над нашей территорией шел воздушный бой. На полной скорости проносились И-185 сквозь строй фа­шистских самолетов, стреляя из пушек, а потом с разворотом уходили на свой аэродром. Два полета выполнено на прикрытие действовавше­го в районе Ржева разведчика Кертисс Р-40 «Киттихаук». Один полет был осуществлен на «свободную охоту» над нашей территорией. По воспоминаниям Н.П.Игнатьева А.Е. Боровых при этом сбил или повредил один немецкий самолет. Купин летал преимущественно на опытном И-185 с М-71 № 6204, Игнатьев  –  на «образцо­вом», Боровых и Томильченко  –  на И-185 с М-82А. В воздушных боях с FW-190 им встретиться не довелось. Группа И-185 часто меняла дислокацию, то перебазируясь в Старую Торопу, то опять возвра­щаясь в Старицу. Преследовалась цель создать у германского авиационного командования иллюзию наличия на Калининском фронте по край­ней мере полка, вооруженного И-185, снизить вероятность поражения истребителей при воз­можных налетах противника на аэродром. Всего каждым летчиком было выполнено по 10-11 боевых вылетов.»  (из книги М. Маслова «И-80. И-185»)

  Однако, ни успешно проведенные войсковые испытания, ни авторитет самого Поликарпова Н.Н.  (возможно подорванный ещё Гибелью В.П. Чкалова) не позволили И-185 пойти в серию и  в ВВС, на замену И-16, Як-1 и МиГ-3.  И-185 – это действительно – «супер рата», но он так и остался опытным самолетом.  Хотя ещё в 1941 году И-185 был готов для массового выпуска – «самолет для асов». Тем более, он был готов к боям к весне 1943 г. и очень пригодился бы в боях  под Курском. А в 1944 году, от рака пищевода, умер и сам Н.Н. Поликарпов. Точнее, просто сгорел. В возрасте 52 лет. Как сгорел от «воспаления легких» М. И. Кошкин, конструктор Т-34.

  Так почему же  история с «назначением В.П. Чкалова на пост главы НКВД так «популярна» в среде «разоблачителей сталинизма»? Ответ прячется в странной гибели летчика при испытаниях опытного истребителя  конструктора Поликарпова  –  И-180.

  Гибель В.П. Чкалова на И-180  –  это чистой воды диверсия, направленная не столько на новый самолет Поликарпова (он был скорее промежуточным этапов между уже устаревшим И-16 и машинами «нового поколения»), а против всей работы  КБ и завода № 1 Главного Конструктора. Заодно устранялся и сам В.П.Чкалова, ставший к этому времени комбригом (генералом), как возможный будущий выдвиженец Сталина на большой пост в Наркомате Авиапромышленности, или в ВВС РККА. А фантазия на тему «отказа Чкалова от НКВД» и как следствие «обида Тирана» на смелого летчика (а также «зависть» его популярности, славе и прочий бред), должныприкрыть попытки исследователей раскрыть факт умышленного убийства знаменитого летчика руками антисталинской оппозиции. Нести чушь про «заинтересованность» Сталина в гибели Чкалова сегодня  выглядит уже просто идиотизмом, так как именно Сталин всю жизнь только и делал, что выдвигал молодых и толковых на серьёзные и важные должности в СССР. Поэтому сегодня начали переводить стрелки уже на самого Чкалова, мол, был самодур, и необуздан – знал, что лететь опасно, но всё равно полетел  –  сам и виноват. В конце концов, Чкалову в 1938 году было всего 34 года. По современным меркам юнец и инфантил. Но тогда, у Сталина одна молодёжь и работала. Впрочем, иногда и это не спасало от человеческих страстей, интриг, доносов и подлости. Примером может служить дальнейшая судьба КБ и самолетов Поликарпова.

   При всех начавшихся после гибели Чкалова, проблем в судьбе Поликарпова, с забиранием у него завода и КБ, и передача их Микояну, Николай Николаевич смог сделать ещё несколько сильных машин различного класса и назначения. И самое главное  –  мощный истребитель «нового поколения» И-185, с пушечным вооружением. Однако благодаря «помощи» уже нового руководства НКАП в лице зам наркома А.С. Яковлева, старавшегося протащить в ВВС прежде всего свои легкие, пулеметные  «Яки», этот самолет так и остался «опытным экземпляром». Получается, что если в истории с И-180 свою роль сыграли предатели Родины и «враги народа», то в истории с И-185 помогла человеческая мелкая подлость. Назначь Сталин в Наркомат Авиапромышленности, в замы, не конструктора самолетов, лицо крайне заинтересованное в продвижении прежде всего именно своих истребителей, а какого-нибудь «Чкалова», то возможно Войну СССР встречал бы с самолетами более мощными, чем были в тот момент у Германии. В результате, не погибли бы десятки тысяч советских летчиков и сотни тысяч солдат на земле, которых эти летчики защищали с воздуха.

   Во всей этой истории нет ничего необычного  –  в науке и технике такие вещи происходят частенько во все времена и при всех «режимах». Но «виноват» в том, что вокруг разработки истребителя «нового поколения» развернулись такие страсти, опять же Сталин. Создана была такая система поощрений при принятии новых образцов вооружений в Советской сталинской России, что конструкторы начинали вести настоящую конкурентную борьбу за свои образцы. Ведь даже летчики-испытатели С.И.Супрун  –  ведущий по 1-му экземпляру И-185, и Е.Г.Уляхин  –  по второму, в соот­ветствии с распоряжением наркома авиапромышленности А. И. Шахурина за удач­ное проведение первого вылета на И-185  могли рассчитывать на единовременное вознаг­раждение в размере 80 тыс. рублей (при средней премии лётчику за испытание самолета в те годы в 20 тыс. рублей и окладе самого лётчика – не более 2-3 тысяч рублей). Сами же конструкторы в случае принятия на вооружение именно их образцов могли рассчитывать на более существенные премии и награды. Тот же Н.Н. Поликарпов, только за эскизную разработку прототипа истребителя-перехватчика «К», ставшего основой будущего МиГ-1, получил отдельную премию, а потом и звезду Героя Соцтруда за своего И-16. Подобные интриги происходили в тех видах вооружений, где было несколько сильных КБ. Вполне здоровая конкуренция, в ходе которой должен был определиться и победить лучший образец, выливалась иногда, увы, в «борьбу» за награды и премии.

  (А.И. Шахурин  был назначен на пост Наркомата Авиапромышленности в начале 1940 года вместо застрелившегося Кагановича М. М., родного брата члена Политбюро Кагановича Лазаря Моисеевича. По утвердившейся и общепринятой «версии», застрелился Нарком Авиапрома, «случайно, сгоряча». Согласно воспоминаниям В. М. Молотова, Кагановича вызвали в Кремль на заседание Политбюро, где должны были рассматривать донос на него. Донос был «ложный», и никто не собирался его рассматривать всерьез, но Каганович, ожидавший в коридоре, так разволновался, что застрелился из имеющегося у него личного оружия. Похожая история произошла в 1937 году с Серго (Григорием Константиновичем) Орджоникидзе. Родной брат Серго, был изобличен как «враг народа» и после этого горячий грузинский князь, ещё в начале 1920-х прославившийся мордобоем с  грузинскими меньшевиками («грузинский инцидент») пустил себе пулю. Наверное можно поверить, что грузин сгоряча мог пустить себе пулю. Но можно ли заподозрить в подобном сына Сиона? История темная.)

   Сталин, создавая конкуренцию среди конструкторов самолетов, допустил важную ошибку – желая усилить Наркомат авиапрома «специалистом», который будет разбираться в самолетах и поможет  с их принятием в ВВС, должен был поставить на эту должность «независимого» эксперта, который мог бы «объективно» рассматривать разные самолеты и давать им заключение. Но Сталин поставил на должность заместителя наркома молодого и амбициозного конструктора самолетов. И в итоге, Яковлев, отдавая «предпочтение» своим машинам, «объективно» стал мешать Поликарпову и его машинам – «пускай и другие конструкторы награды и премии получат» – не  всё ж одному Поликарпову награды получать и ходить в звании «Короля истребителей». Вроде бы не хорошо подозревать Яковлева в протекционизме исключительно своих машин, но именно в своих «мемуарах» Яковлев  ни разу вообще не упомянул о существовании такого самолета как И-185. Ладно бы это был бы неудачный вариант, как ИП-21 Панишина в 1940 году, вообще не «умеющий летать». Но И-185 прошел в январе 1943 года войсковые испытания с участием  воздушных боях, и моторы для него имелись. Но оказывается, самолет не прошел испытание «полета на дальность». А потом произошла авария  с гибелью летчика и после этого его с чистой совестью сняли с производства. «5 апреля 1943 г. Василий Андреевич Степанчонок третий раз поднял И-185 в воздух.... Заходя на посадку на Центральном аэродроме он, то ли из-за ошибки в расчете, то ли по другой причине, решил уйти на второй круг. В это время мотор забарахлил... По словам летчика П. Логинова, имелась полная возможность совершить посадку в пределах аэродрома, но Степанченок продолжил набор высоты... Над заводом № 51 он выполнил второй разворот, над заводом № 1  –  третий, и тут М-71 полностью отказал... Василий Андреевич накренил самолет вправо, затем влево, решая, куда сесть. Высота была мала, и он начал планировать между двумя параллельно расположенными корпусами, но впереди, перпендикулярно курсу, находился сборочный цех. Высоты "перепрыгнуть" его не хватало, и Степанченок направил самолет в окно... Крылья были срезаны, смягчая удар, но фюзеляж врезался в стапель... Один человек погиб, шестеро было ранено. Летчик скончался через час.  В акте по данной катастрофе виновниками были названы агрегатный завод (под седлом клапана карбюратора нашли, медную контровочную проволоку, из-за чего мотор работал с перебоями, а потом отказал) и сам Степанченок.

  Эта случайная (?) трагедия сильно повлияла на судьбу И-185, можно сказать, склонила чашу весов. Появилась зацепка затормозить, а потом и закрыть работы по этому самолету. (В 1943 г. за создание И-185 Поликарпов был удостоен Сталинской премии I степени, как и Ильюшин, Лавочкин, Яковлев, Туполев (за создание Ту-2), Сухой (за создание Су-6), двигателисты Швецов, Чаромский, Климов, Микулин. В статье "Наши лауреаты" (Техника Воздушного флота, № 3, 1943) Шахурин писал: «Новые типы боевых самолетов с выдающимися скоростными данными и большой огневой мощью создали старейшие авиационные конструкторы страны  –  Н. Н. Поликарпов и А. Н. Туполев... А. Д. Швецов создал новый мощный мотор, открывающий широкие перспективы в повышении скорости и грузоподъемности наших истребителей и бомбардировщиков...»

  И-185  –  самолет несостоявшейся судьбы. Но, этот лучший истребитель Поликарпова, всё равно сыграл свою роль в Войне, внес свой вклад в общую Победу. Как и МиГи-9 с мотором М-82, И-185-е испытывались именно на том фронте, что оттянув на себя огромные силы немцев, позволили  Сталину выиграть Сталинградскую битву. Почти месяц, в то время пока шли бои под Сталинградом, эти 4 опытных экземпляра И-185 совершали полеты на разных участках фронта и проводили воздушные бои, создавая у немецкого командования иллюзию (а может не иллюзию?) готовящегося наступления под Москвой, помогая  добивать армию Паулюса под Сталинградом.

[Zaman.]

Большая игра или еще раз о "превентивных ударах"

 

На 1-м канале TV, ещё в 2007-м году прошел д/ф М. Леонтьева «Большая игра». В сентябре 2008 года этот фильм был показан повторно, как ответ западной пропаганде на события в Южной Осетии — Грузии, и рассказывающий о многовековом противостоянии России и Англии, а теперь, России и США. В целом фильм очень даже интересный. Но самое интересное было, когда повествование дошло до 30-40-х годов 20-го века.

В "Большой Игре" прозвучала " версия" о том, что Гитлер не очень хотел в лоб атаковать СССР, а собирался сперва разделаться с Англией. Для этого сначала пытался оседлать Гибралтар и перекрыть транспортную артерию из Англии в Индию, и к остальным колониям. Но не смог договориться с Испанией. Затем отправил Роммеля в Африку, десант на Крит — чтобы блокировать эту артерию и, по возможности, захватить Суэцкий канал. Затем, через Балканы и Турцию двинуть на Иран и дальше на Индию. Для этого Гитлер спешит заключить договор о ненападении со Сталиным и «способствует»(?) тому, чтобы и Япония заключила договор со Сталиным о нейтралитете. Затем Гитлер "громит" Англию, лишив её колоний, и соединяется в Индии с Японией. Затем нападает на СССР вместе с японцами, со стороны того же Баку, лишая СССР нефти. А Англия ставится на колени подводной блокадой и воздушной войной. Ради такой красивой стратегии, Гитлер готов был пойти на не очень «выгодный» для Германии договор с СССР, отдать Сталину, фашиствующую Прибалтику с выходом на Финляндию, и лишиться удобного плацдарма для нападения. А также, «до кучи», отдать всё, что ни попросит Сталин, вплоть до продажи части Польши для Литвы за золото, только бы бросить свои войска на Индию. Очень интересная версия и очень даже может быть, что сам Гитлер так и «мечтал».

После чистки РККА от тухачевских и реального перевооружения армии (почти вся техника, что дошла до Берлина разрабатывалась и создавалась после 37-го г.), а СССР занял второе место в мире по своей экономической мощи (ведь воюют не столько армии – они только убивают друг друга, сколько Экономики), Гитлеру действительно пришлось опасаться лобового столкновения с СССР в Европе. Англия же, как раз должна была делать все (и делала), чтобы Германия и СССР сцепились именно в Европе. Сталин, по этой версии, просто обязан(!) был наносить "превентивный" удар по Германии, пока она не замкнула кольцо вокруг СССР. Или, по крайней мере, был "заинтересован" в нападении Германии из Европы, как "меньшее из зол". Но наверняка и Сталин подобный ход развития событий просчитывал. И что это доказывает? В чём «сенсация»? В том, что Сталин собирался нападать на Германию «превентивно»? Что у Гитлера было несколько «планов»? Или, что Сталин «подтолкнул» Гитлера к нападению на СССР, «заманил»?

В мире, кроме игроков—Германии, Англии, Японии и СССР, были ещё и США, со своими интересами на мировое господство и на нефть Ближнего Востока. И "План Барбаросса" был разработан не за 3 дня до нападения на СССР, и Генштаб любой армии любой страны разрабатывает несколько «планов» на «все случаи жизни». Хотя, очень может быть, что Гитлеру, имея под рукой разные варианты, пришлось отказаться от красивой стратегии, в пользу лобового нападения на СССР и под давлением "обстоятельств". Самостоятельным политиком, на все 100, он никогда не был. И скорей всего именно Англия и "убедила" Гитлера в том, что: — надо нападать на СССР именно летом 41-го, пока Сталин не закончил перевооружение РККА и вновь созданные дивизии, с «молодыми» командирами, не до конца сформированы; — даже имея превосходство в количестве вооружений в «разы», СССР —"куча гнилой картошки"; — Сталин сам собирается, по мере готовности, напасть на Германию чуть позже, и тем более – стоит только Гитлеру влезть на Ближний Восток. И главное, в РККА найдутся генералы Павловы, которые сделают всё возможное, чтобы подчинённые им войска не были готовы к войне (почти, как в 1914-м). Какие ещё доводы были у Гитлера, для нападения именно летом 41-го?

Но даже с учётом версии удара Гитлера сначала на Ближний Востоке, а уж потом по России, напрашивается всё тот, же вывод, Сталин молодец, а остальные олухи. Всё равно стратегически, он обыграл и тех и тех. Начиная с лета 1939-го г. границы России по состоянию на 1917г. восстановил. Финнам мозги вправил и границу от Ленинграда отодвинул. К лету 1941-го были отработаны все необходимые и возможные мероприятия по наращиванию мощи РККА. За пару месяцев до нападения, войска Западных округов, по факту, были приведены в повышенную и полную боевую готовность. По крайней мере, необходимые распоряжения отданы были и отрабатывались все мероприятия из перечней по приведению войск западных округов в повышенную и полную боевую готовность — доукомплектование личным составом, ограничения отпусков командирам и т.п.. Не была объявлена только всеобщая мобилизация в СССР. А если бы тот же Павлов не сдал свой округ (минское направление) на избиение, то боевые действия развивались бы в целом согласно утвержденных планов Генштаба от осени 40-го по отражению агрессии. А потом можно было бы и Европу "освободить" от фашизму и просоветские (прорусские) режимы установить, что и произошло после 45-го. Но думаю, сложновато будет доказать, что Сталин действительно собирался нападать на Германию "23-го июня", или через год-другой, о чем не удержались и поведал миру уже М. Леонтьев в своей «Большой игре» (хотя перед этим вроде и «осудил» резунов ?).

Вообще-то у Германии и Японии был свой договор, в котором говорилось, что если Германия нападает на СССР, то Япония сама решает— нападать, или нет. А если на Германию нападёт «третья сторона», то Япония однозначно выступает на стороне немцев. Таким образом, Гитлер, железно прикрывался от возможного "превентивного" нападения со стороны СССР. В этом случае Япония, по договору с Германией, обязана будет напасть на СССР. А та же Англия и США бросаются защищать "демократию" от орд Сталина через некоторое время, или точно не будут союзниками СССР, против Германии. В конце концов, международные договоры желательно соблюдать. А то нарушишь, а потом получишь тем же концом по тому же месту. И Гитлер вовсе не требовал от Японии «помощи» в Войне против СССР в 1941 году — настолько был уверен, что «легко» справится сам. А если ввяжется в войну в «победном» 1941-м году Япония, то с ней ещё и трофеями придётся «делиться». Вот в 1942-м, Гитлер уже был не против, чтобы японцы ударили по Дальнему Востоку. Но теперь уже у Японии появились «некоторые» сомнения — может не стоит ввязываться в Войну с этой Россией?

Так же не был «заинтересован» Сталин в истреблении собственной армии при нападении немцев, «давая команды» на «разоружение» приграничных частей. Кто ж потом врага побеждать будет? Ополченцы из консерваторий? Свою цель он и не скрывал—встретить врага, дать по морде, а потом пройтись по Европе. Устроить "танковые туры": «солярка наша — впечатления ваши, отправка по мере формирования батальонов».

Вообще ситуацию лета 41-го и положение на всём протяжении фронта с Германией можно сравнить с плотиной на пути мощной реки. Даже достаточно крепкая плотина, если она имеет пролом в стене (минское направление), будет однозначно размыта водой. И никакие мешки с песком, вбрасываемые в пролом, в виде наспех собранных, не «слаженных» частей (и тем более «ополченцев»), поток не остановят. Именно цельная плотина из приграничных войск и должна была остановить, по «плану отражения», основной удар противника, а затем отмобилизованные без суеты войска внутренних округов подтягиваются к линии фронта и победно громят супостата, у которого и войск к этому времени уже не останется. Ведь войска севернее и южнее Белоруссии свою задачу худо-бедно выполняли. Но пролом в Белоруссии потянул, как в домино, за собой всех остальных. Впрочем, «плотина» и на других участках фронта была сплошь усеяна «дырками от бубликов». А силу «потока» в итоге «погасила равнина»—к Москве немцы в любом случае потеряли наступательный напор в постоянных изматывающих боях, под Смоленсками, да под той же Ельней. Но, если бы и в остальных округах, командующие «ослабляли мобилизационную готовность войск», как генерал армии Д. Г. Павлов, то у Гитлера могло бы и получиться с его авантюрой—планом «Барбаросса». Тот же В.М. Молотов в середине 1970-х о начале Войны говорил : «Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать — до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали. Мы знали, что придется отступать, и нам нужно иметь как можно больше территории. … Мы делали все, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось — на год и десять месяцев. Хотелось бы, конечно, больше. Сталин еще перед войной считал, что только к 1943 году мы сможем встретить немца на равных. … Да к часу нападения никто не мог быть готовым, даже Господь Бог! — Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы сказал: «Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать!»

«…Каждый несет ответственность. Конечно, положение у Сталина тогда было не из легких. Что не знали, неправда. ВедьКирпонос и Кузнецов (командующие Киевского и Прибалтийского округов) привели войска в готовность, а Павлов — нет... Военные, как всегда, оказались шляпы…»

Нападая, необходимо иметь 3-х кратное превосходство над обороняющимися, это азбука военной науки. Тогда сразу возникает вопрос: а на что рассчитывал Гитлер, нападая на СССР, не имея никакого особого перевеса над Сталиным, особенно в общем количестве танков и самолётов? Идиотом Гитлер точно не был. Тогда, как он собирался победить СССР, какими силами, причем очень быстро?!!? Рассчитывал на «гениальность» «Плана Барбаросса»? На «внезапность» мифическую? На то, что разгромит РККА в одном «генеральном сражении», как Наполеон ещё мечтал? На концентрацию крупных сил на узких направлениях и прочий бред? Ведь Гитлеру докладывали военные атташе, после того, как их провезли по оборонным предприятиям, о значительном промышленном и военном превосходстве СССР. О том, что к длительной Войне СССР подготовлен лучше Германии. Но Гитлер всё же принимает решение напасть на Россию-СССР. Что его «подтолкнуло» весной 41-го на нападение на Россию-СССР, если уже в августе 41-го он заявил Гудериану, мол, если бы знал о таких военных возможностях СССР, то никогда бы не напал? Тем более, что к долгой, и тем более «зимней» Войне в России Гитлер не готовился.

Сегодня уже известно, что именно глава немецкой разведки Абвера, адмирал Канарис, поддерживая «тесные, дружеские» отношения с английской разведкой, эти донесения своих разведчиков-атташе мог слегка корректировать в сторону снижения мощи СССР. Исполняя интересы Англии, получая от англичан «более точную» информацию о военно-политическом потенциале СССР-России, докладывал Гитлеру «дезу» и ввергал свой народ в войну с СССР. Впрочем, очень может быть, что Канарис и сам «верил» в то, что докладывает фюреру о военных возможностях РККА, СССР. Вспомните замечательный фильм «Вариант «Омега», главный герой которого, майор Шлоссер как раз и был уволен со службы перед Войной за то, что будучи военным атташе в Москве, слишком настойчиво докладывал Гитлеру ( Канарису) о танковом потенциале «русских». Но уволили его не потому, что фюрер «не хотел слушать плохие новости» про РККА. А потому, что доклады этих военных атташе (разведчиков) слишком расходились с «линией» Канариса и англичан.

Таким образом, получая «информацию» о СССР от Канариса, Гитлер не переводил экономику Германии на военный режим, не готовил Вермахт к зимней компании, не устраивал «тотальной мобилизации» в 41-м году. Он просто «тупо» лез на рожон? Но даже с учетом трофейных английских и французских танков (около 4000 штук), частично переброшенных на Восточный фронт, докладов Канариса о «слабости» РККА, шансов у Гитлера было маловато, на успешный «исход компании». Ведь всё равно, количество немецких и советских войск (приграничных округов) были примерно равны. На что же он ещё рассчитывал? Выходит, что так же и на внутреннее предательство в России рассчитывал, как в 1914-м, да на саботаж в армии и в военной промышленности? Да на то, что часть тех же советских танков окажется в «ремонте», а самолёты будут «мирно спать» на аэродромах? Или ему доложила его разведка, что Генштаб, под руководством Г. К. Жукова, готовит войска не к активной обороне, как предусматривалось планом отражения от 40-го года, а к встречному массированному наступлению, как на поле Куликовом? И для этого «концентрирует» войска возле самой границы в Белостоцком и Львовском «выступах». Директивой № 2 и 3 уже 22 июня и пытались наши великие полководцы осуществить это «наступление». Да только в условиях 20-го века, встречное побоище танков и самолетов, хоть и выглядит эффектно (особенно в кино), в реальности может привести к такому же эффектному разгрому. Находясь в «неустойчивом положении», победит та армия, которая успеет всё же первой открыть огонь из «всех стволов».

Так в чем же Гитлера «убедили» англичане? И что пообещали Гессу? Свободу рук на Восточном фронте? Вспомните, как Черчилль упирался против открытия 2-го фронта! Не Рузвельт, а именно Черчилль. А от него только и требовалось, что дать согласие на предоставление «Британского острова» для накопления «союзных» войск. Всё мечтал наступать через Балканы, отсечь Восточную Европу от СССР, и её дальнейшей «оккупации» Сталиным. А летом 42-го, в момент тяжёлых боев в России, не лорд адмиралтейства дал команду бросить PQ-17. Такие решения на войне принимают верховные главнокомандующие, а не командующие флотом. И тем более о замораживании дальнейших поставок в СССР до осени 42-го дать команду мог только Черчилль. В конце 6-й серии сказано: «…война продолжалась, но уже вопреки планов Гитлера и планов Сталина. Именно 22-го июня Германия и советский Союз втянулись во 2-ю мировую войну, в которой они не могли выиграть ни при каких условиях…» Здорово сказано! Только вместо слов «не могли выиграть», надо поставить « не должны были выиграть ни при каких условиях». Т. е. по планам Англии (а 2-я мировая есть повторение сценария 1-й), Германия и СССР (Россия) должны были просто уничтожить-истребить друг друга, как в Первую Мировую.. Можно смело пристроить сюда слова Г. Трумэна, сказанные им в 41-м: будут побеждать немцы — поможем русским, будут побеждать русские—поможем немцам, и нехай они убивают друг друга побольше.

Но в итоге Леонтьев повторяет сказки от убогих и слабоумных, типа Резунов, Соколовых и прочих солонинных про то, что Сталин собирался (просто обязан был) нападать на бедную Германию через ту же Польшу, после того как Гитлер втянется воевать на ближнем Востоке.

Чтобы полностью закончить перевооружение РККА и «приготовиться» к нападению на Германию, Сталину потребовалось бы не пару месяцев, а где-то с полгода, год минимум. Гитлер же, был «уверен» что летом 41-го с СССР он расправится за пару недель (и падение Минска на 6-й день подтверждение того, что он знал, о чем говорит). Но в союзе с турками, ещё весной 41-го, Гитлер дошел бы до Индии ещё быстрей. Потом достаточно быстро перебросил бы свои войска обратно в Европу и «усилил» европейскую группировку, против СССР, к середине лета 41-го. Чтобы встретить «наступление русских». Но Гитлер бросается в авантюру именно 22-го июня 41-го. Вот именно в этом и есть «заслуга» Англии. Да тут ещё сербы подкузьмили — не сразу сдались Гитлеру, как остальная Европа, и пришлось нападение на СССР «переносить» на месяц позже, на 22 июня. Кстати, интересная история с этой сербской войной Гитлера. Сербия должна была лечь под Гитлера без особых проблем, т.к. во главе её стояли правители ничем не лучше чешских, или польских. И «вдруг», неожиданно, в начале мая в Белграде происходит переворот, за которым стояли толи английские, толи советские кураторы. Новое правительство воюет с Германией целый месяц, а потом ещё и всю Войну сербы держали связанными на Балканах около 20 немецких дивизий. Этот «месяц» задержки в Сербии также мог помочь Гитлеру принять решение нападать на СССР в лоб, а не идти через Балканы на Турцию-Иран, обходя Россию с юга. Хотя, на самом деле, июнь (а не май!), как время нападения на СССР Гитлер обозначил уже в январе 1941 года, и «переворот» в Белграде, проведенный «совместно», советской и английской разведками на самом деле на дату нападения Германии на СССР не повлиял. Похоже, он был осуществлен именно для того, чтобы показать Гитлеру «правильное» направление его Экспансии «на Восток». Мол, на Балканы не суйся, даже не думай. Эта дорога для тебя закрыта. А Балканы всегда были ключом и к Чёрному морю и к Средиземному, с его транспортными артериями из Азии в Европу и дальше в США, да и Суэцкий канал рядом—дорога в Индию. Не зря же Черчилль так рвался «открывать» Второй фронт именно на Балканах, а не во Франции. Да и тот же «коммунист» Тито уж больно в тесных отношениях был именно с англичанами, а не с Россией..

Летом же 41-го немцы землю рыли в захваченных штабах РККА в поисках документов, подтверждающих версию о том, что Сталин собирался напасть на Германию в ближайшее время. Искали директивы, распоряжения о подготовке к нападению. И нашли бы, если бы хоть что-то было хотя бы косвенное. Пленных офицеров трясли насчет того, что сказал Сталин 5-го мая 41-го. Им было до смерти необходимо доказать, что их нападение всего лишь защита «цивилизованного запада» от злыдня УСАТОГО, о чем и заявлял Гитлер 22-го июня в своем меморандуме. В этом случае решающим стало бы слово США. Чью сторону они займут. Вот только «злодей противный», Сталин, такой возможности им не предоставил. Тогда зачем повторять дурь Соколовых про «23-е» июня? Этот мутант уже договорился, в д/ф на РТР, что А. Матросов не ложился на амбразуру. Просто заткнул вентиляцию, толи задом своим, толи портянками. В РККА разработали, наверное, по убогости своей, такую тактику—затыкать немцам вентиляцию в ДОТах. А те и разбегались в ужасе. И так больше 200-т раз делали наши бойцы (через то и победили супостата). Скоро нам заявят, что в Бресте не солдаты РККА писали штыком «Умираю, но не сдаюсь. Прощай Родина..», а энкавэдэшники гвоздиком после войны карябали.

У Гитлера действительно выбор был не большой: либо переть на Ближний Восток и «ждать удара от Сталина» и тогда большая вероятность поражения от перевооружившейся РККА; либо самому «упредить» Сталина, пока он «не готов к нападению», но уже с меньшей вероятностью неудачи в этом случае. А там, либо разгромит русских, либо «добудет» документы о том, что Сталин «хотел первым напасть», и можно будет рассчитывать на благожелательное мировое общественное мнение, со всеми вытекающими негативными последствиями для СССР. Но нам то, какая печаль, переживать—о чем думал Гитлер? Идиотом он не был и Сталина таковым не считал наверняка. А вот М. Леонтьев, по сути, поучаствовал в порождении «очередного» мифика о злобном Сталине, который собирался-таки напасть на Германию. Просто обязан был! И подкрепил «версии» Резунов-соколовых «новыми доказательствами». Но в основе его «аргументов» лежит все та же «личная злобность тирана-деспота». Ведь по-другому Сталин просто не мог поступить! По определению! Хотелось бы спросить у Леонтьева: «Не надоело, самим то?» Выходит куча приличных книг, про эти события. Прочитайте, для сравнения — чья правда правдей. И выбирайте.

Проблема у этих, недоделанных патриотов, что «воюют» с западными холуями-либерами, в том, что они никак не могут преодолеть собственное раздвоение личности. С одной стороны хотят гордо заявить, что «это была Великая эпоха» (в чем однозначно молодцы). Но с другой, что во главе её стоял УБЛЮДОК который хотел на всех напасть, всех истребить (а дальше повторы от солженицыных до резунов). Тогда чем эти телепатриоты отличаются от тех холуёв? Ах да, «объективностью». Только почему «правда» солженицыных так приветствуется на Западе? И почему «объективная» правда телепатриотов так слабо отличается от «правды» «разоблачителей»? С. Е. Кургинян замечательно сказал, Победа в войне—единственная нравственная опора, что у нас осталась, и бить (эти «разоблачители») будут именно по ней. Но задайте себе простой вопрос. Как и кто создал «Великую эпоху»? Кто вел «Большую Игру» с Западом в те годы, «народ» сам по себе? Что-то не шибко воевал «народ сам по себе» в первую мировую. Ни черта не сделал этот народ в 90-е, сам по себе. Увы, без конкретной личности, народ превращается в простых обывателей (а то и просто стадо баранов). Так и хочется попросить патриотов с TV— прежде, чем поведать, что-нибудь миру, почитайте, что-нибудь кроме «Архипелага ГУЛАГа», да Резуна. Например, в «ЯУЗЕ» выходила серия «Война и мы», с тем же Мухиным (с которым, естественно не во всем можно соглашаться). Но те же поляки после его исследования «Катыни», долго не торопились бежать в европейские суды—требовать от Москвы компенсацию, за убиенных офицеров, что после своего «расстрела в подвалах НКВД», умудрялись строить дороги и аэродромы в Белоруссии до июня 41-го. И даже то, что Павлов сдал округ на избиение, не помешало НКВД вывезти этих поляков в тыл (они ещё и в войске польском повоевали), как вывозили из приграничных районов и гражданское польское население, в начале июня 41-го. А тех, кого не успели вывезти, тех немцы и расстреливали.

В запрещенном в нынешней Польше любимом фильме нашего детства «Четыре танкиста и собака», в первой серии показано, как герой Янек (переселённый видимо из «захваченной восточной Польши») охотится на тигра в сибирской тайге. Наверное, отпустили из концлагеря «поохотиться». Зато сегодня, спасённый, этой «депортацией» от Войны, от немецких лагерей, от бандеровской резни, польский режиссер стряпает фильм «КАТЫНЬ», про то, как русские расстреливают славных польских офицеров в «застенках НКВД». С претензией на Оскара в Штатах.

(В «ВЕЧЕ» выходил пятитомник Мартиросяна, «200 мифов о Сталине». Не побрезгуйте—почитайте. Хватило же наверняка терпения на резуна да Солженицына. Вон Зюгановы плюются из-за того, что автор не очень лестно прошелся о Ленине. Вышел также ещё пятитомник «200 мифов о войне». Будет вам там подробно и о 22-м июня, и о прочих сказках от КПСС до Б. Соколовых. На этого автора совершенно «не реагируют» официальные и прочие историки, больно много необычных фактов приводит. Но его «мифы о Сталине» вышли на 80.000 экз, а «мифы о Войне» — на 50.000. Значит, читает народ? )

Леонтьев, в принципе, делает нужное дело и за это ему спасибо. Но опускаться до уровня Сванидзе, что все стенает о С-сталине-тиране, или Розовского, что вопил на всю страну о том, как ГЕСТАПО «сотрудничало» с НКВД, просто пошло. Читать надо разные книги о нашей истории. Даже у Р. и Ж. Медведевых есть, что-то путное. Но вообще, то о Сталине пишут три категории исследователей. Одни его дико ненавидят и у них есть личные мотивы, их предки—«жертвы репрессий». Другие («комуняки») дико обожают, и тоже ничего слышать не хотят. И пошла третья группа, «сталинисты». Этих не любят ни те, ни другие.

Очень забавно читать сочинения-разоблачения последователей Резуна, о том, что Сталин собирался напасть на Германию (а в её лице на всю Европу!) то «превентивно», то чуть позже, «как только с силами соберется». Как будто дерьма отведаешь. Сам Резун уже не пишет, но вместо него творят другие «исследователи-историки». В «Правде Суворова-3» и прочих подобных «серях», один из этих «историков» долго доказывает, что Сталин собирался напасть на Европу и при этом приводит: - то слова советских солдат в 39-м году, говорящих о том, что им предстоит вскоре освобождать Европу от Гитлера; - то слова адмирала Н. Г. Кузнецова приводит, мол, Сталин заявил Кузнецову, что у нас так много хороших самолетов, что они смогут дать хороший отпор врагу. Автор либо идиот, либо читателей считает идиотами. «Отпор врагу» дает обороняющаяся сторона, а не та, что собирается нападать. А ведь не сложно ещё и сравнить с тем, что на самом деле сам писал адмирал Кузнецов Н.Г., (который ещё и якобы «самовольно» поднимал флот по тревоге за пару дней до 22-го июня): "Анализируя события последних мирных дней, я предполагаю: И.В.Сталин представлял боевую готовность наших вооруженных сил более высокой, чем она была на самом деле. Совершенно точно зная количество новейших самолетов, дислоцированных по его приказу на пограничных аэродромах, он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут взлететь в воздух и дать надежный отпор врагу. И был просто ошеломлен известием, что наши самолеты не успели подняться в воздух, а погибли прямо на аэродромах".

Другой «историк» делает выводы о том, что Сталин собирался нападать на Европу, из советских песен (как Леонтьев из стихов). Если не получается найти у «мемуаристов», или в документах, что-то о «нападении» на Европу, то всегда можно просто придумать. Все равно никто из читателей не кинется искать оригинал приведенного текста. Да и в текст «исследований разоблачителей» редко кто внимательно вчитывается. Остаётся в памяти только «суть». Все свои «разоблачения» эти исследователи строят так же на разборе мемуаров генералов советской Армии, уличая их, то в глупости, то во вранье. Но генералы ВОВ и не были эталоном честности и добродетели. Кто-то из них был виновен и в ненужной гибели солдат, а кто-то нес ответственность и за лето 41-го. Разоблачить 90-летнего генерала, за которого пишет адъютант, не велика доблесть. Но приводить, как аргумент своей «версии», слова, противоречащие этой «версии», уже не просто глупость. Тогда уж надёжней «ссылаться» на текст революционных песен, как некоторые историки-«разоблачители».

Как говорил великий вождь и учитель наших «разоблачителей», д-р Геббельс, чем гнуснее ложь, тем быстрее в нее поверят, и ложь, повторенная 100 раз — становится правдой. И тираж у этих «шедевров» забавный. Издателю всё равно кого печатать—лишь бы продать и прибыль получить. Например, первая книга «мифов о Сталине» А.Б. Мартиросяна вышла в 6000 экз., пятая—12000 экз. т.е., пошел спрос и тираж увеличился. Но «Правда Суворова-3» сразу отпечатан на 15100(?) экз. Почему не ровно 15000? Или 15500? Или настолько денег хватило у заказчика? А вдруг не раскупят? Забавно. Или сумма гонорара от 15100 зкз. легче делится на соавторский коллектив?

Дорогие телепатриоты. Судите, о Сталине (как и обо всех политиках), по делам его. Если большинство "разоблачителей и ненавистников" имеют личный мотив, в виде пострадавших родственников, а то и просто психические расстройства, для своих умозаключений об этом человеке, то стоит быть осторожным в изучении их опусов. Если для Запада и для западных «историков» он до сих пор ВРАГ № 1, то тем более надо с опаской относиться к "версиям", типа "Сталин хотел напасть на Европу (причем всю), но душка Гитлер, опередил его, «слава богу». Надеюсь, я не прав, и в д/ф М. Леонтьева нет того, что я (простой зритель-читатель, дилетант) усмотрел. Т.е., не собирался злыдень Сталин (а вместе с ним и СССР-Россия) нападать на Германию "превентивно", ни "23-го июня", ни спустя полгода - год. Не было у него такой возможности чисто технически, даже, если б захотел. Надо ж учитывать в своих версиях не только книги американскихисториков, но и хотя бы международную обстановку тех лет, расклад мировых сил, систему договоров и всё такое. Сталину же, оставалось только ждать нападения Агрессора (роль «жертвы агрессии», в мировом масштабе, давала определённые преимущества в плане союзников—США), а потом победоносно громить Гитлера и брать, если получится, под контроль восточную Европу—славян.

Где-то, году в 45-м, на встрече с югославской делегацией, Сталин сказал в том духе, что немцы оправятся очень скоро—"лет через 12-15 они снова будут на ногах. И вообще, если славяне будут едины—никто пальцем не шевельнет". Но именно роль "жертвы агрессии" давала Сталину возможность, в перспективе, брать под контроль пол Европы, и без всяких ленинских "мировых революций", превращать эти страны в "предбанник" для России от англосакского мира. Кстати это Сталин (а не Рэмбо), сказал ещё в конце 20-х: "Они хотят войны—они её получат". Если мы не можем предотвратить неизбежную Войну, то нам остаётся только готовиться к ней. Если кому то хочется представить всё это, как мечты о нападении на весь мир, то тут уж ничего не поделаешь —нехай брешуть. Но, в отличие от "разоблачителей", Сталин был, как минимум, умным, человеком и правителем. И мог просчитать разные варианты—самому напасть и стать «агрессором», или "дождаться" неизбежного нападения, а потом, измотав немцев, надрать им задницы. Что и было сделано в итоге. Другое дело, что он, хоть и был "Великим", не был «Всесильным» и «Всемогущим», и не мог за каждого командующего округом организовывать ещё и боевую подготовку войск.

Хочется верить, что наши телепатриоты всё же умные люди и не станут тупо повторять глупости от ЦК КПСС о том, что войска западных округов не были готовы к нападению, и все проспали по «личному указанию Сталина». И хочется надеяться, не станут, также необдуманно, повторять, что усиление западной группировки войск РККА, весной 41-го, проводилось для будущего нападения на Европу. А о том, что подготовка к Войне шла усиленно, сегодня говорят уже почти все исследователи. Вот только подготовка шла к отражению неизбежного нападения Германии и их «союзников», в лице всей Европы, на СССР. А не мифического «нападения Сталина» на эту самую «просвещённую» Европу.

«Большую Игру» М. Леонтьева можно смело отнести к «косвенным мифам» о Сталине, очерняющих не столько лично самого Сталина, сколько прежде всего его политику, как «агрессивную» политику СССР-России. Серии о событиях 1930—40-х годов, говорящие о начале Войны построены на книге американского историка А. Бевина «10 фатальных ошибок Гитлера» и на «русском историке» Лопатникове, живущем в штатах. Но на Западе никогда не любят вспоминать одну маленькую деталь из биографии Гитлера, как политика, о том, чтоГитлера нашли в пивной и стали спонсировать именно западные «геополитики» и спонсоры (даже родственнички нынешних Бушей в этом поучаствовали – всё таки, этнические немцы!). Именно Запад раскручивал Гитлера, вкладывал в него деньги, приводя его в Рейхстаг, чтобы он стал рейхсканцлером, «победив» на демократических выборах в Германии, именно и прежде всего для того, чтобы Гитлер смог выполнить свои «обещания» из «Майн Кампф», написанные им для западных «Вершителей судеб» ещё в 1924 году, и пошел воевать против России-СССР. Зачем Англии нужен был Гитлер в Азии и Индии, чтобы потом «напасть» на Россию? Может быть Гитлер и пытался быть самостоятельным политиком, но кто б ему позволил.

В изложении М. Леонтьева вроде всё выглядит гладко. Но если не забывать об англо-американских спонсорах-хозяевах Гитлера, то получается нескладуха. Может быть Гитлер и «мечтал» пойти на Ближний Восток, чтобы одним ударом покончить и с Англией, и «изолировать» Россию (и наверняка именно об этом и подумывал, а Кейтель с Йодлем на этот случай уже и планы соответствующие приготовили), но и на Западе не дураки сидели, и Канариса не просто так на поводке дружеском держали. Заподозрив, что Гитлер «подумывает» о броске через Балканы и Турцию на Иран-Индию, конечно же сделали всё от них зависящее, чтобы он пошел, как и «обещал» в «Майн Кампф», сначала на Россию. Ему обещают «легких» побед в России, «революций» в Москве и «восстания на национальных окраинах». А уж после победы в России Англия могла пообещать приступить к дележу Мира на «условиях Гитлера». И эти «условия» Гитлера не были очень уж плохими для Англии — Германия правит на суше Евразии, а Англии остаются её колонии, её морские владения. А вот если Гитлер будет пытаться переть на Ближний Восток, то Сталин «однозначно» нападет на Германию (не без помощи Англии?) через Европу, пока германская армия воюет в Азии, да и на Балканах, в центре Европы, будет «неспокойно».

Но главное. Очередная «версия» о том, что Гитлер собирался и мог пойти через Турцию-Иран в Индию, просто уводит в очередной раз от более существенного и важного – Гитлер был всего лишь примитивным и пошлым исполнителем воли Запада и именно Запад остаётсяглавным организатором развязывания Второй Мировой Войны. Как говорится, кто оплачивает девушку – тот её танцует. А вложены в Гитлера были огромные деньги ещё в конце 1920-х, начале 1930-х, когда он вел «предвыборную борьбу» за места в Рейхстаге — и попробовал бы он их не отработать. Так что никакой особой «самостоятельности» в его действиях не было (как сегодня у прочих ставленников США) и быть не могло. Чего-то там себе придумывать он конечно мог, но делать должен был только то, за что проплачено ещё с конца 1920-х годов, когда его стали резко «спонсировать» для выборов в Германский парламент, помогая «легитимно» прийти к Власти в Германии. А вся возня нынешних «историков» А. Бевинов из США и наших телепатриотов М. Леонтьевых у нас, строящих свои версии на основе американских же «подсказок», имеет в итоге только одну важную Цель. Доказать, что Сталин такой же организатор Второй Мировой, как и «исчадие Ада» и «самостоятельный политик» Гитлер. И Сталин несет ответственность с Гитлером на равных за развязывание этой Войны (но не как не Англия, с торчащими за её спиной США). А так как по итогам Второй Мировой, СССР-Россия получила территориальные приобретения и границы сталинского СССР прежде всего как Жертва Агрессии, то доказав злодейский умысел Сталина, который на это раз «просто обязан был напасть» на Германию (и Европу-Запад!) в случае, если «самостоятельный диктатор» Гитлер пойдет на Индию через турцию, можно поднимать вопрос о пересмотре Итогов Войны и лишить Россию «трофеев». Вот и всё.

Суть возможных планов Гитлера, одним ударом на Ближний Восток покончить и с Англией (как Империей), и с Россией, конечно же замечательна и убедительна. И наверняка он так и мечтал поступить. Кейтель и Йодль разрабатывают прекрасную и блестящую операцию — поход Германии через Болгарию-Турцию на Иран-Индию весной 1941 года. Пара месяцев тратится на операцию на «Востоке», и для этого Гитлеру не пришлось бы даже отправлять в Иран все войска из Европы, а потом, к осени 1941 года, будет покончено и с Россией, совместным ударом Германии, Турции и Японии — с запада, юга и востока. Германия после этого правит в Евразии, Англии оставляют (возможно) её колонии, а США закупориваются в своем полушарии Планеты. Этот вариант для России-СССР был не просто опасен, он был смертелен.

Вот только Леонтьев напрасно упустил одну небольшую мелочь — такую как несамостоятельность Гитлера в своих поступках, и в мировой Истории. А ещё упустил, что и США мечтали выйти на мировые ранки, куда их не пускала Англия, и США больше всех были заинтересованы в новой Мировой Войне. Ведь из Первой Мировой США уже вышли с крупным барышом, на одних только военных заказах для всех воюющих сторон — вооружали всех, кто платит, а уж какого они цвета – не важно. Также, США к этому времени уже определились, что им гораздо выгоднее встать на сторону Сталина, а не на сторону Гитлера, т.к. Гитлер, захватив Евразию и прибрав к рукам английские Рынки, американцев на эти Рынки допустит только на его условиях. А именно о допуске США на Мировые рынки, контролируемые Англией, и шел торг между последними, когда начиналась Вторая Мировая — США требовали «свободу торговли в Мире», что вызвало скрежет зубов у Черчилля. Так что, Большая Война нужна была всем на Западе, и каждый мечтал выйти из неё с выгодой для себя. А Гитлеру пришлось отказываться от красивого плана удара через Турцию-Иран на Индию, что могло поставить Англию на край гибели, и переть на Россию-СССР в лоб. И сам себя он убедил, что в Индию он может также выйти через Россию, а через Балканы ему будет ловчее идти на Турцию-Суэц, перекрыть Англии транспортную артерию из Индии в Англию. А там и пробковые шлемы с шортами, заранее заготовленные для офицеров Вермахта пригодятся.

Вот эта «смена планов» действительно уничтожила Гитлера. А тут ещё и сербы вечно портили кровь со своими партизанами НОАЮ (Народно-освободительной Армии Югославии), оттягивая на себя до 20 дивизий Вермахта. И «Революции» в России после нападения не случились, и предательство в РККА не сработало как надо, и «национальных бунтов» не произошло, и экономическая мощь России оказалась побольше, чем уверял Канарис. Впрочем, у Гитлера и не было каких-то особых «шансов» ни победить, ни даже выжить. Ведь Большую Войну, как и «Большую Игру», не Гитлер планировал. А у холуев – век не долог. Упустив же эти важные аспекты «хозяев-спонсоров» Гитлера в своих рассуждениях, Леонтьев и пришел в итоге, к важной для Запада идеи — Сталин такой же организатор Мировой Войны, как и Гитлер. При этом Запад становится «белым и пушистым», за спиной у Гитлера не стоял и никакой ответственности не несет за развязывание той Войны. И хоть Сталин «собирался напасть всего лишь под давлением обстоятельств» на Германию (Европу-Запад!) для защиты СССР, он всё равно будет Агрессором. А раз Агрессор (наравне с Гитлером), то пора пересматривать Итоги Войны. Уж чему-чему, а пропаганде на Западе могут многие поучиться.

Посмотрите, каких дипломатических усилий стоило России сегодня доказать, что в событиях в Южной Осетии Агрессором является именно Саакашвили. Смог бы в те годы Сталин доказать перед Западом, что он не Агрессор, если бы напал первым?

Но сегодня России было бы «выгодно», чтобы Грузия снова напала на Южную Осетию (как бы цинично это не звучало). Связанная «Договором о взаимной помощи», Россия на абсолютно законных основаниях доходит до Тбилиси, Саакашвили — в клетку, назначает «временного коменданта», проводит через пару месяцев «демократические выборы» и абсолютно легитимно и законно приводит к власти в Грузии нормального и нужного России руководителя. Конечно, если Саакашвили снова нападает на Цхинвал – возможны жертвы среди мирного населения. Но во время «первого» этапа, в августе 2008 г. успели вывезти максимальное количество женщин и детей за пару дней до нападения? Значит и здесь найдут возможность минимизировать потери. Можно конечно оставить как есть. Но тогда будет намного хуже. И людей может пострадать и погибнуть гораздо больше.

И сегодняшние наши правители хоть чему-то «учатся». Россия, в августе 2008 г., зная наверняка, что Саакашвили собирается напасть на Цхинвали, вывезла из «прифронтовой полосы» максимальное количество мирных жителей (прежде всего детей), «дождалась» нанесения удара Грузии Саакашвили по Южной Осетии, и только потом, спустя некоторое время ввела свои войска для защиты своих миротворцев и своих граждан. И чтобы сегодня не вопили об «Агрессии» России, «напавшей на беззащитную и маленькую Грузию», в самой Грузии и в Европарламентах, формально Агрессором является именно Саакашвили. Но наши собственные, внутренние «русофобы», уже стенают, мол, куда «смотрела разведка», да надо было нанести «превентивный удар» по грузинским позициям, да «слишком медленно ехали» через перевал. Но если наших правителей сегодня не задавит «олигархическая элита», по сути являющаяся «пятой колонной» в России в пользу Запада, и наше руководство подпишет с Южной Осетией Договор о помощи, то можно будет рассматривать такой сценарий. Россия отвела свои войска, кроме миротворцев, из Цхинвали. Саакашвили снова начинает войнушку (за неё же заплачено), опять гибнут миротворцы и мирные жители, но «связанная» Договором, Россия снова вводит армию, опять даёт по мордам агрессору и уже на вполне законных основаниях идёт на Тбилиси — для устранения Саакашвили и прекращения угрозы. И в этом случае опять Запад ничего не сможет сделать. Ведь всё будет сделано Россией на вполне законных основаниях. Впрочем, и Запад тоже это прекрасно понимает. Поэтому может поспешить «заменить» Саакашвили чем-то не таким буйным.

[Sumerkurt]

Почти со всем написанным можно согласиться, но параллель с Грузией и Саакашвили по меньшей мере надуманная. Ясное дело, источник этой риторики российский. А уж как они могут перекидывать с больной головы на здоровую, мы видим сейчас на примере растерзанной, поруганной Украйны! Злые ж языки утверждают, что ту войну спровоцировали по указке кремлядей чеченские диверсанты и громкое убийство в Эмиратах одного из новых промосковских полевых командиров из-за длинного языка тому подтверждение!

[Zaman.]

Почему Польша так тупо выдрючивалась перед Германией?

 

  Об исторических событиях, прошедших в Европе  с осени 1938 г. по 1 сентября 1939 г., с момента подписания Мюнхенских соглашений и до начала Второй Мировой Войны, написаны тонны исторических исследований, с поминутной расшифровкой действий всех участников тех событий. Уже достаточно известный исследователь истории России Н. В. Стариков, написавший несколько интересных книг о нашем «заклятом» друге и «союзнике» Англии и её вечных подлостях в адрес России за последние 200 лет (в том числе и «помощь в организации в России бесконечных Революций») выпустил недавно новую книгу «Кто заставил Гитлера напасть на  Сталина?». В этой книге Стариков достаточно убедительно и доходчиво показал, как Англия раскручивала маховик будущей Войны в Европе, организовывая 1-е сентября 1939 года.

Попробую и я, чисто «по обывательски», проделать то же самое, но в более коротком виде. Я ведь не историк и не собираюсь писать монографию на эту тему. Всё моё «исследование» может опираться только на тот объём информации, что я мог сам прочесть, с учетом тех вопросов, что возникли у меня  после прочтения различных книг на эту тему. А книги эти (некоторые) иногда больше рождают вопросов сами, чем дают ответов на них.  И эти книги не всегда убедительно показывают сам механизм «тайной дипломатии» и интриг. Увы, в этом нет вины  настоящего историка. Ведь эту самую «тайную дипломатию» никто, никогда и ни за что не выставит на всеобщее обозрение. Но вот как раз «не историку», намного легче «пофантазировать» о том, как «могло бы быть», какие причины заставляли те, или иные государства поступать так, или иначе.

  Никто и никогда не сможет доказать, что Гитлер, будучи откровенным ставленником Запада (прежде всего Англии и США), слал в Лондон или Вашингтон депеши с отчетами о «проделанной работе», или получал через «связников» письменные указания от своих английских и американских «хозяев». Этого скорее всего просто не было. Но вот получать нужную информацию и передавать её своим «спонсорам» на Запад, согласовывать свои действия с политиками в Лондоне и Вашингтоне через «посредников», тех же немецких промышленников и финансистов, всегда пожалуйста. На Нюрнбергском процессе к различным срокам, кроме немецких военных преступников, были приговорены промышленники и финансисты А. Шпеер, Г Шахт, Г. Крупп... А в чем конкретно они обвинялись? Это ведь не отдающие приказы на уничтожения людей военные или гестаповские чины. Вся их вина была в том, что они управляли  военно-промышленным комплексом (ВПК)  Германии. Кажется на них ещё «повесили» труд заключенных и рабов из оккупированных стран? Так эти рабы (из СССР прежде всего) трудились по всей Германии, вплоть до мелких лавок и крестьянских ферм. А может повесили одних (военных) и сажали этих, прежде всего потому, что они могли ляпнуть о том, как они выполняли, в том числе, и роль «посредников» между Гитлером и той же Англией и США? Один из «промышленников» так и заявил, что в Нюрнберге вполне найдутся места для многих представителей деловых кругов Америки, с Уолл-Стрита. Впрочем, и седели-то они не так уж и долго. Самым долгим седельцем оказался самый главный «посредник», Р. Гесс, но этого, не зная что с ним делать, англичане в итоге удавили как собаку. Но всё равно, доказать такое «посредничество» практически невозможно, а вот дилетанту и не историку  «пофантазировать» об этом вполне допустимо.

  Иногда кажущаяся нелогичность процессов и поступков политиков, становятся понятны лишь после изучения дополнительных «документов», или ещё лучше после понимания механизмов, приводящих те, или иные процессы в действие. Например, заключение Гитлером «Договора-Пакта» со Сталиным в 1939-м для самого Гитлера, вроде бы, было абсолютно невыгодно—потеря «союзников» в Прибалтике, с потерей шикарного плацдарма для нападения на СССР через этих союзничков, отодвинутая Государственная граница СССР от Минска к Бресту,  и прочие минусы.   Но в итоге-то, он то прекрасно знал, что может получить в перспективе, отдав Сталину огромные территории, через год-другой, «получив» одну общую сплошную границу с СССР.    

  В начале 1939 года, после сдачи Чехии Гитлеру осенью 1938 г. во «временное пользование», в «аренду», с её мощным военно-промышленным комплексом, фюрера стали настойчиво толкать дальше на Восток, к России. В результате, по замыслу спонсоров и кураторов Гитлера, Германия в идеале должна была выйти на общую границу с СССР в районе Минска,  с последующим выходом в Прибалтику (например, для «защиты немцев в прибалтийских государствах»?). Дальше находится Финляндия, просто мечтающая о совместных военных действиях с Германией против СССР, чтобы оттяпать себе Карелию. Оставалось только решить одну маленькую (так, «мелочь») проблемку. Между Германией и СССР находилась свободолюбивая до невозможности Польша, которая и сама мечтала повоевать против России в союзе с Гитлером. До весны 1939 года больших друзей, чем Гитлер и поляки, на всей планете было не сыскать. И доктор Геббельс восхищался Польшей, где также как и в Германии не любят евреев («главное зло» на планете). А уж как поляки млели от восхищения, общаясь с Германией, сегодняшним «бандеровцам» на Украине, не знающим как бы им ещё понравиться США, ещё учиться и учиться. Казалось бы, близнецы-братья, Польша и Германия, должны будут объединиться и вместе лихо победить «клятых москалей», и всё вроде бы к этому совместному походу на «москалей» и шло. Но…  Тут, похоже, от такого полюбовного союза стал увиливать Гитлер, прекрасно зная, что это за соседи, и как государство в лице польской элиты, больной на всю голову и мечтающей только о том, как бы подороже кому-нибудь продаться, и как нация в лице польского народа, никогда не доверявшего соседям немцам. В конце концов, нельзя сбрасывать со счетов вековой опыт  проживания двух соседних народов, и не всегда «добрососедского». ( Продажность польской «элиты» существует уже наверное где-то на генном уровне.  И связанно это прежде всего с польской системой «выборов» польского короля. Дело в том, что в отличии от большинства европейских династических монархий, в Польше король избирался Сеймом, польским парламентом. «Депутатами» этого парламента были польские князья-паны, шляхта. Королем мог стать, в принципе, самый родовитый, или богатый, или сильный. Но проголосовать за него должно было не «простое большинство», не подавляющее, а только всеобщее, т.е., король должен был быть выбран только единогласно. Если кто-то из «панов» был против, то голосование отменялось, переносилось и т. д. И желающий стать королем просто обязан был «договариваться» с «оппозиционерами» лично. Вот такие они, издержки «демократии по-польски». Сотни лет таких «договорных» взаимоотношений и наложили свой отпечаток на польскую «элиту», на её мозги---каждый мнит себя Королём Польши, или готов поторговаться с тем, кто больше предложит.)

  Так вот, Гитлеру, при всех дифирамбах, что пели друг другу Геббельсовская контора и польские паны, совсем не улыбалось иметь в «союзниках» Польшу. Все-таки Гитлер был сосем не дурак, и прекрасно понимал, что на самом деле вовсе не Германия, а Англия с США, являются не только большими и главными друзьями, но ещё и банальными хозяевами польской «элиты». Так что иметь у себя в «тылу» слегка неадекватного «союзничка» Гитлер абсолютно не хотел. Он наверняка понимал, что по первой же команде из Лондона поляки повернут оружие на Берлин, когда германская армия основательно завязнет на просторах России. Да и на боевые качества поляков Гитлер совсем не собирался полагаться. Вспомните, где использовали немцы всю продажную шваль из славянских народов (тех же «власовцев», или «бандеровцев»)  во время Войны? Только в карательных акциях в тылу немецкой армии, против партизан в Белоруссии и на Украине, и против тех же сербов в Югославии. На фронте же предпочитал больше полагаться на тех же венгров, издавна ненавидевших Россию, или на худой конец румын. Но только не на славян против Русских. Таким образом, Гитлер «готов» был выполнить свои обязательства перед Западом и «напасть» на Россию хоть уже в 1939 году.  Но похоже, что в этой ситуации Гитлер пошел на лёгкий шантаж Англии, мол, на СССР нападу как и обещал, но только не в союзе с Польшей, делайте, что хотите, но воевать  в компании с вашими холуями против Русских отказываюсь. Для Гитлера было проще и безопасней  Польшу оккупировать, и выйти на общую границу с СССР  (а там, как говорится, видно будет), но ни в коем случае не идти в одной компании с ней против России (СССР).  Англию, подобное условие Гитлера, сна никак не лишало. Англия вообще всегда готова воевать со своими  врагами до последнего «союзного» солдата. Чехию ли сдать под Гитлера  или Польшу --- какая разница? На простой польский (чешский) народ Англии всегда наплевать. А для «элиты» местечко в Лондонах всегда найдется -- с голоду им не дадут помереть. Но чтобы Гитлер смог оккупировать Польшу, он должен на неё напасть под каким-нибудь предлогом. А как нападешь на такого милого союзника, каким была Польша всё это время? Нужно иметь какое-нибудь основание, в глазах «мирового общественного мнения», алиби. Вот если бы сама Польша, вдруг, стала бы «наезжать» на Германию! Тогда у Гитлера появляется вполне законное основание (в ответ на её борзость)  напасть и захватить Польскую территорию. То есть, надо было «рассорить» вчерашних полюбовников. И Англия Гитлеру в этом «помогла».

  На тот момент Германия была разделена на две части, собственно Германию и Восточную Пруссию (нынешняя Калининградская область в составе РФ). Посередке, кишкой вытянулся узкий коридор польской территории к Балтийскому морю, к порту Данциг (Гданьск), имеющего статус «вольного города» и порта под управлением «международного сообщества», для совместного использования Польшей и Германией. Через этот «коридор» немцы без каких-либо особых  проблем свободно сообщались с  Кенигсбергом и Пруссией, уже граничащей с Прибалтикой небольшим участком границы. Союзники Германии, Венгрия и Румыния граничили с СССР южнее Польши, на Украине. Но направлении прямого удара по Москве,  через Белоруссию, закрывалось Польшей. Гитлер конечно мог начать наступление на Россию через Пруссию-Прибалтику и через Венгрию-Румынию. Но сегодня мы знаем однозначно, что в 1939 году для такой Войны у Гитлера, во-первых, сил ещё не было. Ему просто необходимо было ещё время, хотя бы год-другой, для накопления сил и средств для ведения Войны против СССР. Во-вторых, вести наступление на СССР через узкое пространство Прибалтийских республик просто опасно, т.к. ударом через Белоруссию вся «прибалтийская» группировка немцев легко отрезается. И также легко ликвидируется «южная» группировка из Венгрии-Румынии на Украину. А вот сплошная граница-фронт с СССР была для Гитлера, как не странно, хоть и очень протяженная, но более «выгодная». Она позволяла маневрировать войсками при нападении и выбирать направления главных ударов. И самое главное, ну никак не хотел Гитлер иметь поляков своими союзниками. 

  Гитлеру  необходим был повод, пусть незначительный, для будущего «развода» вчерашних друзей и Германия выдвигает Польше  условия для передачи немецкого же Данцига Германии, облегчения пользования  этим «коридором» и свободного проезда через этот участок польской территории для немцев в Пруссию и обратно. Эти условия абсолютно никоим образом никак не ущемляли «польские интересы», т.к. Данциг не был польским городом даже этнически и от Польши только требовалось согласие на присоединение Данцига обратно к Германии. Мало ли какие нюансы добрососедского проживания приходится решать соседним государствам, тем более таким дружеским, какими были тогда Германия с Польшей. И ведь наверняка Гитлер готов был предоставить полякам «выход к морю», к Балтике через тот же Данциг. Но Гитлеру нужен был «повод» («спорный вопрос») к обострению отношений с «дружественной» Польшей, и Польша этот «повод»  для будущей «конфронтации» сама Гитлеру и предоставила.

    Польша («вдруг») начинает вести себя так, как будто она «недоперепила» своего самогона-«бимбера», и вошла в состояние тупой озлобленности и бессмысленного желания срочно подраться с собутыльником. Опасная видимо штука,  польский самогон. В ответ на вполне адекватные предложении Германии по урегулированию «возникших спорных вопросов», начинает тупо наезжать на Германию, хамить, чуть ли не  грозить войной. Если историк не хочет учитывать в своих исследованиях фактор наличия «дирижеров», что раскручивают ситуацию к Большой Войне, то в его «истории» будет сказано, что Поляки просто необъяснимые кретины. А если допускает, что за всей этой историей стояли Англия (и США в её тени), то придет к выводу, что поляки все же не совсем конченные идиоты. Гитлеру нужен был «железный» повод, основание для «обострения отношений» и для дальнейшего нападения на Польшу.  И он его получил. Польша стала, в ответ на предложения Германии (сегодня их пытаются выдать за гитлеровский «ультиматум» насчет Данцигского «коридора»), «совершенно необъяснимо» наезжать на Германию и нарываться на Войну. Как уж там Гитлер сообщил англичанам свою просьбу-предложение по поводу изменения поведения Польши, чтобы та стала «сама» нарываться на Войну, в общем-то и не важно. Может англичане и «сами догадались» как  «помочь» Гитлеру, развязать ему руки для будущей оккупации Польши и выхода к границам СССР. В этом плане англичане те ещё мастера. Однако Англия  не собиралась ставить польскую «элиту» в известность относительно своих планов на Гитлера. Официально Лондон всячески «осуждал» германские  «амбиции и агрессию» и Польшу стали пошло науськивать на Германию.

  Англия, как самый «главный друг» Польши, идет на совершенно для неё необычное и даже немыслимое, она обещает Польше не просто дружеское участие и «сердечное согласие», если она будет нарываться на войну с Германией и та на неё нападет. Полякам обещают военную помощь, и даже называют цифры этой помощи, чуть не тысячу с лишним самолетов самой Польше. А также обещают-обязуются, в случае нападения  на Польшу Германии, объявить той Войну,  начать боевые действия во Франции против Германии и начать «бомбардировки» самой Германии. Для этого надо «просто» и «всего лишь» немного повыдрючиваться перед Германией в ответ на её «предложения». Немцы обидятся, нападут, агрессоры проклятые, на «бедную» Польшу. А буквально на следующий день Англия и Франция объявят  Войну Гитлеру, и лихо нападут на него с запада, из Франции. Войны на два фронта ни одна страна мира никогда не выдержит. Германия продержится тоже не больше пары недель, и совместными усилиями Союзников она будет разгромлена. Что уж там в виде трофеев наобещали полякам англичане, сегодня не так уж и важно. Может быть (и скорее всего) отдать Польше Восточную Пруссию. Наверняка Данциг  и часть самой Германии мечтали прихватить и сами поляки, ведь опыт-то у них уже был с Тешинской областью при «разделе» Чехии. Наверняка поляки понимали, или хотя бы догадывались (не все же там имбицилы), что дело не чисто, но поделать они ничего не могли. Для этого надо быть независимой «элитой», а таковой в Польше, за последние лет 300 не наблюдается. И Польша стала «нарываться».

  Польша хамски провоцировала Гитлера на нападение, имея «гарантии» военной помощи от Англии. У Гитлера же, в ответ на «хамские наезды» Польши, появляется отличный «повод» не только оккупировать Польшу и выйти на границу с СССР под Минском. Он даже планирует дальнейшее продвижение в Прибалтику (план «Вайс»), что не может не нравиться его «хозяевам» в Лондоне. И Гитлер точно знает, что Англия Польше помогать не будет -- и в саму Польшу не пошлет военную технику, как «обещала» полякам, и во Франции с места не сдвинется, чтобы «помочь» погибающей Польше. Сил у Гитлера ещё не много, но вполне хватает, чтобы разгромить польскую армию. Если всё будет «нормально», то он даже выйдет к Ленинграду через Прибалтику и соединится с Финляндией. Но вот только в планы самого Гитлера, большая Война с Россией (СССР) в этом году  всё же не входит. Авантюристом Гитлер не был, хоть его таковым и пытаются выставлять, и к Войне с СССР (Россией) в 1939 году он был просто не готов, и экономически и в военном плане. Вообще, все сказочки про «авантюризм» Гитлера, его неадекватные и «необъяснимые» поступки, усердно сочиняются прежде всего на Западе ---посмотрите все фильмы о Войне состряпанные в Голивудах. Но стоит только понять, что практически все свои действия Гитлер всегда согласовывал со «спонсорами» в Англии и США, то вся его «шизофрения» враз улетучится. Но летом 1939 года Гитлер попытался сыграть свою собственную партию. И это, кстати, продлило его политическую и земную жизнь на пару лет. Но мало того, что Польша весь 1939 год откровенно «наезжала» на Германию, так она ещё и устраивала «грязные провокации» против Германии на границе. Кончилось тем, что «польские пограничники» нагло напали на радиостанцию в приграничном немецком городке Гляйвице и обматерили Германию в «прямом эфире». Конечно же, никакая уважающая себе страна подобную выходку терпеть не должна была. Вот и Германии «пришлось» наказывать своих вчерашних «польских друзей». Это мы сегодня, после Нюрнбергского суда знаем, что «пограничный инцидент» был немецкой провокацией, а само начало Второй Мировой Войны в западной Европе было вообще больше похоже на имитацию. Но тогда, в 1939 году, официально всё выглядело вполне пристойно и убедительно—Польша долго и нудно «наезжает» на вчерашнего союзника, затем вообще совершает нападение на его городок (никто из немецких граждан не пострадал, только были убиты именно «польские военные» совершавшие нападение), и хамит в радиоэфире. А Германии только и остается, что примерно наказать  «обидчика», что она и делает.

  У Англии же были свои планы на всю эту авантюру с германо-польской войной. Чтобы Война Германии и СССР состоялась наверняка уже в 1939 году, Англия, в ответ на настойчивые предложения Сталина о создании в Европе уже  в 1939 году «антигитлеровской коалиции», в апреле 1939 года предложила Сталину в одностороннем порядке предоставить Польше гарантии безопасности, в случае нападения на неё Германии, предоставить ей военную помощь,  а ещё лучше начать воевать на её стороне с Германией. Мол, хоть поляки и не хотят заключать  с Россией Договор о взаимной помощи, «боясь потерять свою душу», но пусть Сталин всё равно возьмет на себя такие обязательства. Верхом мечтаний спонсоров Гитлера была надежда, что Сталин либо возьмет на себя эти «односторонние обязательства по защите братьев-поляков» (послал же господь «родственничков») и ввяжется в Войну с Гитлером, защищая и интересы СССР в том числе, либо ввяжется в Войну как-нибудь сам собой, не желая допустить проникновение Гитлера в Прибалтику. Ведь Гитлер, нападая на придурошную Польшу и быстро её побеждая, сразу попадал в радостные объятия фашиствующих прибалтов, которыми по сути всегда управляли немецкие «бароны» черте с каких времен. Таким образом Гитлер выходил на дистанцию прямого выстрела по Ленинграду, что «угрожало национальным интересам СССР» (!). И Сталин просто «обязан был принять меры» и в итоге всё равно должен был ввязаться в Войну с Гитлером. Таким образом была создана почти 100 % вероятность Большой Войны Германии и СССР уже в 1939 году. И по замыслу Англии, Большая Война Германии и СССР (России) просто не могла не начаться в 1939 году!!! Выстраивалась практически беспроигрышная (для Запада) схема-комбинация, как в шахматах. Дальше Англия, глядя со стороны на эту Войну выжидает, когда противники ослабят друг друга до смерти, и входит в Европу (на пару с США) «спасать европейскую демократию и свободу» от «тоталитарных режимов Гитлера и Сталина», ставя во главе и Германии и России нужные ей правительства (да хоть бы и того же Керенского, почему бы и нет?).

 Но, во-первых, Сталин был фигурой полностью независимой от Запада, т.к. не они его к власти приводили и заставить Сталина ввязаться из-за поляков (было б из-за кого жертвовать русскими солдатами) в большую Войну, было просто невозможно. А во-вторых, и самому Гитлеру Большая Война с Россией в 1939 году ну никак не улыбалась. Он к ней был просто не готов. У него и на войнушку с поганой Польшей ресурсов-то было всего на пару месяцев, а ввязаться в Войну ещё и с Россией в то лето для Гитлера было просто самоубийственно. Гитлер ведь хотел не только быть пошлым холуем и шестеркой Запада, но и пытался отстаивать интересы своего «РЕЙХА». И тут он кидает своих спонсоров-хозяев на Западе. Гитлер заключает со Сталиным, которому война вообще не была нужна, и не только в 1939-м, «Договор о ненападении». Этот «Договор о ненападении», также, как был нужен  Гитлеру,  очень был нужен и Сталину, т.к. Сталин видел , что после того, что навытворяли в Армии Тухачевские,  воевать с Гитлером просто не чем и не с кем, да и армия, комплектуемая по территориально-милицейскому принципу к большой Войне была совершенно не готова. Всеобщая воинская обязанность была введена ведь только в 1939 году и увеличение её численности началось именно после этого. А для защиты России, с её огромной площадью и населением, только такой способ комплектования Армии и годится, когда все мужское население страны проходит в обязательном порядке полноценную военную подготовку в течении 2-3-х лет и пригодно к Войне.  В итоге и Гитлер и Сталин, получили по полтора года передышки для подготовке к Большой Войне. И хоть Гитлер терял выгодный плацдарм в Прибалтике, граница СССР отодвигалась от Минска до Бреста, но он рассчитывал в будущем отыграться с прибылью. Другое дело, что его планы в итоге накрылись медным тазиком.  И тот и другой, и Гитлер и Сталин, с большой пользой использовали эти полтора года для подготовки к Большой Неизбежной Войне, которую  заваривали в Англии и США.

  После же того, как был заключен «Договор о ненападении» между СССР и Германией 23 августа 1939 года, Англия не долго горевали из-за того, что её «обвели» вокруг пальца Гитлер и Сталин. В конце концов, Гитлер наверняка «убедил хозяев», что от своих обещаний он не отказывается. Вот только немного ещё соберется с силами и обязательно нападет на СССР. И для Запада было все же выгодней дать Гитлеру время на более тщательную подготовку к Большой Войне с СССР (Россией). Тем более в СССР всех основных поклонников «союза» с Германией (в РККА), Сталин уже перестрелял, и война, начатая в 1939 году, могла слишком быстро закончиться поражением ещё слабой Германии. А Западу была нужна, как раз  долгая и серьёзная Война, чтобы не только Германия, но и СССР были максимально обескровлены. Так что, когда англо-французская делегация пудрила мозги Сталину, не желая подписывать договор о военном сотрудничестве против Германии, то в Лондоне вполне допускали возможность подписания «Договора о ненападении» между СССР и Германией. В любом случае, этот «Договор» не поставил крест на планах Запада на развязывание Войны между Германией и СССР в будущем. Хороший политик (а в Лондоне не дураки сидят), как и хороший шахматист, просчитывает разные варианты развития событий. Главное, чтобы эти варианты способствовали достижению главной цели, а сколько при этом придется потерять пешек («шестерок»), не так уж и важно. Ведь и в 1939 году, и в 1941-м на Западе были на 100 % уверены, что СССР не выдержит нападения Германии и будет уничтожен.  Хотя, как написал в своих работах историк А. Б. Мартиросян, этот «Договор о ненападении между СССР и Германией» очень «расстроил» Запад. Особенно после того, как летом 1941 года Запад убедился, что после нападения Гитлера Россия Войну  не проиграла, и особенно после Войны, когда Россия в Войне победила. Ведь в итоге этот «Договор» стал основой новых границ СССР и привел к созданию дружественных России «буферных» государств в Европе. А вот Западу, благодаря внешнеполитической деятельности Сталина, пришлось самому воевать со своим ставленником  Гитлером.

  Связанная письменным договором с Польшей, Англия 3 сентября всё-таки объявила Германии Войну официально, и даже отправила во Францию некоторое количество войск. Также были закуплены футбольные мячи (10.000 штук), для товарищеских матчей французских и английских солдат, скучающим на передовой. Правда до дружеских матчей с немецкими солдатами дело не дошло, но и патроны на передовой особо не транжирили. Ведь можно было  ненароком и попасть в кого-нибудь, случайно, по другую сторону фронта. Ведь формально Война в Европе, между Англией и Францией против Германии, была объявлена из-за трижды никому не нужной  Польши, которой не стало уже 17-го сентября, меньше чем через три недели после начала Войны.  Чтоб не выглядеть уж очень глупо, мир с Германией, через месяц после объявления Войны, заключать тоже не торопились. В конце концов, армии союзников заняты делом, на Германию сбрасываются тонны листовок смелого характера.  А если какой-то тюк с листовками не развязался в воздухе и кого-нибудь зашиб в Германии, то что ж поделаешь, на то она и война, чтоб были жертвы.

   Но в эти полтора года Сталин умудрился начать реальную реформу и перевооружение  РККА на совершенно новые образцы техники -- танков, самолетов, пушек. «Потренировал» часть офицерского корпуса в финской компании и заодно решил территориальную проблему под Ленинградом. Тогда Англии «пришлось» «сдать в аренду» Гитлеру остатки Европы с потрохами, всей экономикой и промышленностью, чтобы усилить мощь Германии. Пришлось, правда, для этого слегка пожертвовать французскими солдатами и Францией, но и Гитлер ведь не варвар же -- взял и остановил свои войска в Дюнкерке, «позволив» союзным войскам перебраться в Англию, и по Елисейским полям в Париже немцы танки не гоняли, асфальт не портили. Заодно «спонсоры» убедили Гитлера, что говорить о «дележе Мира» между Англией и Германией, можно будет только тогда, когда будет устранена Россия (СССР)  как главный мировой конкурент на континенте. Через друга англичан адмирала Канариса Гитлер «узнал», что в СССР нет приличной военной промышленности, что среди военных будет саботаж (как в 1914-м при царе), что в СССР, скорее всего, будет «Революция», что сразу после нападения Германии начнутся национальные «волнения» в национальных республиках. Уже позже, в мае 1941 года, Гитлеру пообещали через Гесса полную безнаказанность «однофронтового разбоя» в его Войне с СССР, и может даже и некие «совместные действия» против России. Кстати, именно эту возможность «совместных действий» против СССР 22 июня 1941 года ждали и в Москве (от этой Англии всего можно ожидать). Поэтому и официальное заявление руководства СССР, Молотова, прозвучало «только» в 12.00 дня (о чем так любят постенать «разоблачители»). Так ведь только ближе к обеду у Сталина и была достаточно полная информация о том: что произошло;  кто идет в союзниках у Гитлера;  с кем Англия и главное США (хотя эти вроде и заверяли Сталина в своей поддержке в случае нападения Гитлера, но кто их знает, этих буржуев); какая позиция у Японии.  Перед официальным заявлением Молотова, тот сначала, как нарком иностранных дел, обратился к Японии с просьбой урегулировать «пограничный конфликт» между Германией и СССР  и только после точного знания обстановки и было озвучено заявление Советского правительства.

 Так что, Польша  не «просто так»  выкобенивалась перед Германией, провоцируя ту на нападение. Её об этом «попросили» англичане. А Англию об этом «попросил» Гитлер (или те сами такие «догадливые» оказались и поняли, как  развязать Гитлеру руки в отношении Польши). Вот такие вот «шахматы».

  Но кстати. Если внимательно посмотреть  и сравнить ход разворачивающихся боевых действий в Польше в сентябре 1939 года, и в СССР в июне 1941 года, то можно увидеть кое-что общее. В книге Н. Старикова «Кто заставил Гитлера напасть на Сталина», и особенно в книге А. Б. Маротиросяна «Кто привел Войну в СССР», проведен анализ «подготовки» Польши к войне с Германией.  Так вот, Польша совершенно не готовилась к оборонительной войне против Германии. Ведь всё это время они были «союзниками», и у Польши просто не было отработанных военных планов на войну против Германии. Только против СССР. И даже начав в марте-апреле пересматривать свои военные планы, Польша не готовилась к обороне от Германии. То есть, допускала возможность немецкого нападения на Польшу, но даже и не пыталась строить какие-то ни было укрепления на границе с Германией. Поляки готовились к «маневренной» и наступательной войне. Готовились, даже если Германия и нападет первой, сами вторгаться на территорию Германии. Правда собирались наступать не на Берлин, а захватить «вольный город-порт» Данциг и Восточную Пруссию. Черчилль написал, что  польская армия не только уступала по мощи германской, но «и диспозицию её нельзя было признать разумной. Все польские вооруженные силы были разбросаны вдоль границ  Польши. Резервов в центре не было». Также к западной польской границе с Германией были вынесены все склады запасов вооружений и снабжения польской армии (ведь до этого Польша собиралась воевать не с Германией,  а с Россией). Польское правительство наверняка знало, что Гитлер накапливает свои войска против Польши, но готовилось только к одному:выдержать первый немецкий удар, а затем лихо перейти в победное контрнаступление. Ведь по «обещаниям» Англии и Франции, те,  уже на следующий день после нападении Германии на Польшу, ударят всей союзной мощью по Германии с запада и та рухнет. Ведь на границе Германии и Франции находится основной военно-промышленный комплекс Германии, Рурская область, с захватом которой Германия будет обречена на поражение. Гитлер даже высказывался на этот счет : « Если Франция и Англия через Бельгию нанесут удар по Рурской области, мы подвергнемся огромной опасности. Немецкое сопротивление придет к концу». Вот только Гитлер также «знал», что никакого «удара» по этому району (да и вообще ни по какому) со стороны Англии и Франции не будет. Ведь Гитлер не был примитивным авантюристом и психически ненормальным мистиком, как его выставляют сегодня, особенно на Западе.  Он хорошо знал, что никто ему в спину не ударит, пока он расширяет плацдарм для нападения на СССР-Россию.

  Сходные моменты сентября 1939-го и июня 1941-го, при разных побудительных причинах, чуть не стали и одинаковым концом для Польши и России. Но та Польша проиграла и чуть не погибла. А Россия всё же победила.

[Zaman.]

Правда о Финской войне

 

Официально она именуется: «Советско-Финляндская война 1939—1940 гг.». Написано о ней немало, и автор этих заметок, надеясь на встречу с изрядно подготовлен­ным читателем, рискует все же задать ему простой вопрос: Советский Союз напал на Финляндию с объявлением ей войны или без объявления? Правильно — без объявления, потому что Финляндия сама объявила войну СССР именно 30 ноября, т.е. в день, считающийся формальным началом войны. Прежде чем разбираться во всех этих перипетиях, сделаем небольшой экскурс в историю.

В XII—XIV вв. большая часть земель, населенных фин­скими племенами, была завоевана шведами и в течение долгих лет подвергалась ассимиляции (даже сегодня вто­рым государственным языком в Финляндии является шведский), причем Швеции удалось захватить и часть исконно русских земель, в том числе Карельский перешеек и Выборг, основанный еще в XII веке новгородцами, который Россия возврати­ла в 1710 году, а по Ништадскому миру в 1921 году, подведшему итоги Северной войны, вернула и Юго-Западную Карелию. Точку во всем этом поставила война со Швецией 1808—1809 гг., когда оставшаяся спорная территория была присоединена к России под официальным названием Великого княжества Финляндского, которое в рамках Российской империи пользовалось широкой автономией, сохранялся сейм. Сам же Карельский перешеек, с IX века являвшийся частью Руси и захваченный в XVII веке шведами, в 1811 году вместе с Выборгом «для удобства управления» был присоединен к Великому княжеству Финляндскому, которое по отношению ко всей России было фактически «заграницей», чем широко пользовались русские революционеры, в том числе и сам Владимир Ильич: достаточно было переехать в Финляндию (или перейти через залив по льду), как ниспровергатели трона становились неуловимыми для царской охранки. Последнее обстоятельство видимо и явилось причиной того, что уже в новогоднюю ночь 1917 года Ленин поспешил предоставить независимость ошарашенным от радости финнам — безо всяких условий и оговорок. В суматохе тех бурных событий вождь революции возмож­но просто запамятовал о Карельском перешейке и Вы­борге, да и какое это тогда имело значение: ведь со дня на день должна была грянуть всемирная пролетарская революция! (Это слегка напоминает историю передачи Украине Крыма.) Запомним это и пройдемся дальше по страницам истории.

«Румяные критики» Финской войны свои стрелы огненные мечут в основном в двух направлениях, в сторону «агрессивности предвоенной сталинской политики» и в сторону тогдашней неподготовленности Красной Армии. С первым нам помог разобраться величайший стратег всех времен и народов Вл. Резун, взявший себе звучный псевдоним «Виктор (победитель, надо же) Суворов». Читаешь его, и уши вянут. Оказывается, перед войной наша «оборонка» выпускала легкие танки Т-26 и БТ-7, потому что готовились напасть на Германию и лихо покатиться по ее автобанам. Только непонятно, почему же в 1945-м в Европу двинулись не эти «попрыгунчики», а «тридцатьчетверки» и тяжеленные все сокрушающие «ИСы» с их страшенными 122-мм пушками и 120-мм броней. И совсем неплохо и быстро (!) прошли аж до Эльбы. Могли бы и дальше, и сейчас не было бы ни НАТО, ни его «расширения». И уж совсем для смеха можно вспомнить и такой пассаж Резуна. Перед самой Отечественной в одну из частей Киевского округа, дислоцированной вблизи Румынии, вдруг завезли партию не каких-то там ботинок с обмотками, а яловых добротных сапог.

— Ясно! — восклицает аналитик. — Готовили нападение на эту страну.

Действительно, согласимся мы, разве можно было предстать перед цивилизованными румынами в обмотках, да они на смех подняли бы нас, сиволапых! Только опять-таки в 45-м наши смело прошлись «по европам» в своей кирзе да обмотках, и никто не смеялся, а немцы так просто плакали... Как тут не вспомнить рассказанную одним фронтовиком историю, когда в 1945 году в его батальон, уже перешедший госграницу и значительно оторвавшийся от основных сил, вдруг тыловики завезли несколько бочек... миног. Солдаты, которые рады были бы и простым сухарям, с удовольствием ели диковинный деликатес. Эх, не знал об этом случае В. Резун! Он мигом бы сделал вывод, что батальон должен был ворваться в Париж: пусть там увидят, как питаются сталинские солдаты — устрицы для них, видимо, были уже в пути. И невдомек послевоенному аналитику, что на «огромной той войне» было все: и сапоги с ботинками могли перепутать, и миноги с треской. Словом, Резуна за откровенное мошенничество мы просто «снимаем с дистанции». А вот на тогдашней неподготовленности РККА следует остановиться всерьез и подробнее.

Не очень-то рассчитывая на быстрый военный разгром СССР, Запад давно и серьезно через действующих фактически в его интересах советских военных идеологов, а также своих «агентов влияния», которые уже тогда, несомненно, имелись — прилагал немалые усилия к ослаблению боевой мощи наших Вооруженных Сил. Как это было?

С созданием Красной Армии ее фактическим строителем и «идеологом» был Лев Троцкий, который имел расхождения с Лениным не только в «вопросах стратегии и тактики рабочего движения», но и, в частности, — обучения и воспитания войск. Бойцам забивали голову идеями «мировой пролетарской революции», интернационального долга, перед которыми на нет сводилась простая и понятная идея защиты Отечества. С созданием Главпура, который традиционно стали возглавлять сторонники Троцкого, эту работу планово, систематически вела огромная армия комиссаров, политруков и работников особых отделов, в ряды которых набирались в основном лица «нерусской национальности». Идущие от сердца слова стали подменяться пустыми революционными фразами, анализ «боевого духа войск» — политдонесениями «наверх», до­носами на неугодных командиров, искусственно нагне­талась атмосфера всеобщей подозрительности. Наиболь­шего размаха эта «работа» достигла при Льве Мехлисе, возглавившем Главпур в 1937 году и снискавшем себе репутацию «главного расстрелыцика Красной Армии». Все это не могло не сказаться и на самой военной доктрине Советского государства. В воинских уставах того времени было записано: «Основной вид боевых действий Красной Армии — наступление». В этой справедливой формуле нашли отражение азы военной науки — от Цезаря до Суворова: «быстрота, маневр, натиск». Но странное дело — на фоне этого понятия оборона считалась почему-то второстепенной, а действия войск в условиях отступления (отхода) или окружения вообще не рассматривались. Попробуй только заикнись об этом — «Выходит, Красная Армия может отступать, попадать в окружение?» И ты уже готовый «враг народа». Все это приводило к подмене понятий военно-тактических чисто пропагандистскими, порою просто абсурдными. Известно, к примеру, что уже, когда началась Отечественная, кто-то здравомыслящий предложил немедленно рассредоточить, замаскировать знаменитые Бадаевские продовольственные склады в Ленинграде. Ответ был незамедлителен: «Ты считаешь, что на город великого Ленина могут падать фашистские бомбы? Да ты провокатор!» И многомиллионный город был обречен на голодную смерть. Образ потенциального противника таким образом умышленно окарикатуривался, силы его приуменьшались, процветало шапкозакидательство: «прицелом точным врага в упор»; «малой кровью на чужой территории»; «если завтра война, если завтра в поход, я сегодня к походу готов» и т.п. Стараниями таких «воспитателей» Красной Армии были искусственно привиты две страшные болезни.

Первая. Неумение и нежелание большинства командиров принимать самостоятельные решения, отдавать приказы от своего имени и нести за это полную личную ответственность. И симптомами ее всегда оставались вечные согласования с вышестоящим начальством любых своих действий, даже если они были четко определены уставами и должностными инструкциями, что очень до­рого обходилось в боевой обстановке. Стремление «уйти от ответственности» достигало порой вершин подлинно­го искусства: там, где приказы должны были отдаваться в письменной форме, начальники предпочитали ограничиваться устной или давать их в таком виде, чтобы потом можно было как угодно толковать их смысл. Болезнь эта — хроническая, и излечение от нее только началось в наши дни на последней чеченской войне. В связи с этим зададим читателю несколько вопросов «на засыпку»: кто лично приказал поставить на прямую наводку танки Кантемировской дивизии в октябре 1993 года? Кто лично скомандовал «огонь» по Белому дому? Кто лично приказал вступить танковой бригаде в Грозный в ту новогоднюю ночь 1995 года — без разведки, без бокового охранения, без головного дозора, чтобы она прямо попала в огненный мешок?

Вторая. Это привитая командирам всех степеней привычка все военно-тактические вопросы решать лобовым путем по упрощенной схеме: «За Родину, за Сталина — вперед!» Все это считалось первейшим признаком верности долгу, знаком чести, доблести и геройства. Автор далек от мысли бросить хоть малейшую тень на тех, кто первым поднимался под шквальным огнем, со связками гранат бросался под танки, закрывал своим телом амбразуры дотов: всякое случалось на большой войне, и иного выхода подчас просто не было. Но какой ценой давались эти лобовые, прямо на пулеметы, атаки! Прикажут сверху по телефону: взять высоту такую-то к 19.00, и точка.

Знал ли обо всем этом Сталин? Понимал ли порочность такой системы обучения и воспитания войск? Автор этих строк как человек, видевший войну и в прошлом кадровый военный, берется доказать, что нет, потому что Сталин был в это время занят более важным и решающим для обеспечения победы — он готовил страну к войне стратегически, создавал оборонный военно-промышленный комплекс. Под его руководством дни и ночи проходили заседания Политбюро, совещания ведущих металлургов, оружейников, химиков, конструкторов танков и самолетов, с конвейера уже стали сходить: лучший в мире танк Т-34, замечательный истребитель Як-1, непревзойденный по своим боевым качествам штурмовик Ил-2, знаменитая «катюша», могучие боевые корабли. Еще три, максимум пять лет, и ни одна страна в мире, даже любая группа стран, не посмели бы и в мыслях посягнуть на нашу родину...

Когда Западу в сентябре 1939-го не удался «фокус» с натравливанием на нас Германии (сначала Сталин взмах­нул перед его носом «Пактом о ненападении», а затем и «Договором о... дружбе и границах» с Германией), там поняли, что приглашение Гитлеру путем «странной войны» двинуть на СССР не удалось. И тогда в ход пошла «финская карта».

Колода сама готовилась уже давно. «Роль туза» в ней предназначалась мелкому остзейскому барону Карлу Густаву Эмилю Маннергейму, бывшему царскому генералу, за 28 лет службы России сделавшему удачную военную карьеру и в 1-ю Мировую зарекомендовавшему себя спо­собным полководцем, но, как это нередко бывает, люто возненавидевшему вскормившую его страну. В помощь Маннергейму предназначался такой же остзеец Х. В. Эстерман, будущий командующий Карельской армией. Как видим, финнами в этой колоде и не пахло. На Западе хорошо знали о недостатках Красной Армии и надеялись продемонстрировать всему миру ее отсталость и неподго­товленность к войне и тем самым представить СССР как легкую добычу для Германии и... для самих себя — недаром же до этого времени, хотя Англия и Франция объя­вили войну Германии еще 3 сентября, с их стороны не было сделано ни одного выстрела. В фундаментальном труде Джона Толанда «Адольф Гитлер» автор вдоволь на-потешился над французами, засевшими за линией Мажино, с их ежевечерними пожеланиями гитлеровцам «спокойной ночи», поздравлениями с праздниками и катаст­рофически деградировавшими как солдаты своей страны. Но Франции, Англии и дирижировавшими ими из-за оке­ана США, было не до Германии: они готовили 150-ты­сячный корпус для оказания помощи Финляндии, кото­рой, кстати, никто не угрожал. Но уже с конца 20-х годов на Карельском перешейке в 30 километрах от Ленинграда под руководством английских, французских, немецких инженеров шло лихорадочное возведение «линии Маннергейма». Возглавил работы бельгийский генерал Баду, один из создателей «линии Мажино». Сооружалось нечто невиданное: если глубина «Мажино», считавшаяся спе­циалистами непреступной, составляла 6—8 км, то эта «ли­ния» имела глубину обороны... 90 км со множеством эше­лонированных укреплений, гранитных противотанковых надолб, минных полей, 25 мощными отдельными узлами сопротивления, более 2 тыс. ДОСов и ДОТов, сложной системой рвов, эскарпов, проволочных заграждений и т.п. Взрывные работы были слышны в Ленинграде, и Советское правительство неоднократно запрашивало финскую сторону о том, что же, собственно, происходит возле наших границ? Ответа от Маннергейма, который стал к этому времени «регентом Финляндии» и главкомом ее воору­женных сил, обычно не поступало. Кроме «линии» в стране Суоми было настроено множество военных аэродромов, в десять (!) раз превышающих потребности финской авиа­ции. В 4-миллионной стране вместе с «шюцкором», своего рода всенародным ополчением, «детищем» Маннергейма, под ружье было поставлено почти 600 тыс. человек! В армии было полно всевозможных иностранных инструкторов. Развернувшись вдоль советской границы, она имела 900 орудий, 270 боевых самолетов, 60 танков. Кроме того (!) Финляндия получила от Англии и Франции, «воевавших» в это время с Германией, 101 самолет, 214 орудий, а всего за время «Финской войны» от западных государств сюда поступило 500 орудий, 350 самолетов, свыше 6000 пулеметов, около 100 000 винтовок, 2,5 млн. снарядов, множество иного вооружения и снаряжения. Поэтому утверждение ряда критиков, что в этой войне «черт связался с младенцем» не выдерживают никакой критики.

И, может, Сталин не выдержал, когда в финской печати, развернувшей антисоветскую кампанию, стала муссироваться идея «Великой Финляндии» с включением в ее состав значительной части Карелии, и... приказал начать против своей неугодной соседки боевые действия? Ни­чуть не бывало — он предложил финнам заключить пакт о взаимопомощи (ведь формально Европа уже была в войне). Но подстрекаемая «союзниками» Финляндия отказывается, 13 октября объявляет мобилизацию и подтягивает к советской границе практически все свои воору­женные силы. Тогда Сталин предлагает финнам обменять Карельский перешеек на вдвое (по некоторым сведениям, он даже был согласен на впятеро) большую территорию в Карелии. Но те ни в какую. Тогда Советское правительство предлагает им отвести свои войска на перешейке на 20—25 км, чтобы снять возникшую напряженность. Но Маннергейма уже «понесло» — он требует, чтобы и советская сторона на такое же расстояние отвела и свои; в этом ответе была неприкрытая издевка: наши войска должны были располагаться где-то в районе Эрмитажа и памятника Петру I. Реакция Сталина оказалась вполне предсказуемой — было объявлено о денонсировании договора с Финляндией о ненападении от 1932 года и об отзыве дипломатических представителей. Утром 30 ноября СССР снова предлагает Финляндии заключить «договор о дружбе и взаимопомощи на самой широкой основе». По наущению Запада, который затаил дыхание в радостной надежде на войну, финны не отвечают и на эту новую инициативу. Тогда Сталин отдает приказ Ленинградскому военному округу отбросить от наших границ сосредоточившиеся здесь группировки войск. Но он ломится в уже открытую дверь: в этот же день Финляндия объявляет СССР войну. Теперь можно до бесконечности спорить о том, кто же первым открыл огонь. Израиль, к примеру, уже много лет ведет систематические обстрелы территории суверенного Ливана, где появляются отдельные группы «палестинских террористов», а мировые радетели о правах человека и в ус не дуют. Важнее другое: Западу удалось втянуть СССР в «проверочную» войну.

Что только ни написано нашими зарубежными и внутренними недругами о Финской войне! Что с советской стороны она была преступной, неспровоцированной (!), что Красная Армия в ней продемонстрировала свою небоеспособность и даже беспомощность, что для войны в условиях холодов она оказалась неподготовленной и необученной. В последних утверждениях немало справедливого: здесь в полной мере проявились и те «болезни», о которых шла речь, и шапкозакидательство, и нехватка умелых командиров, и недостатки вооружения, экипировки: финский автомат «суоми» оказался намного эффективней нашей «трехлинейки», их снайперы-«кукушки» ловко отстреливали одетых в белые полушубки и четко отличавшихся от бойцов советских командиров, их летучие лыжные батальоны вырубали широкие бреши в наших рядах, никуда не годными оказались для такой войны советские буденовки, оружейные масла, нашей военной промышленности пришлось спешно налаживать производство бетонобойных снарядов. С легкой руки злобствующих политиков эта война с нашей стороны была объявлена «бездарной». Но поверить в это могли лишь профаны и доверчивые обыватели. За короткий срок войска Северо-Западного фронта под командованием С. К. Тимошенко в составе 7-й армии К.А. Мерецкова и 13-й В.Д. Грендаля взломали (конечно же, «в лоб») хваленую «линию Маннергейма» и совместно с менее удачно действовавшими со стороны Карелии слабо укомплектованными войсками за 105 (!) дней поставили на колени до зубов вооруженную, отлично подготовившуюся к войне на своей территории страну. Одно только взятие «линии Маннергейма» достойно занесения в книгу рекордов Гиннеса. Какая армия мира могла бы ее взять — может быть, французская? американская?

Однако те на Западе, «кому надо», уже тогда неплохо разобрались в действительных возможностях РККА. Англия и Франция всерьез тогда готовились напасть на Советский Союз, о чем Гитлеру подробно докладывал его специальный эмиссар по этому вопросу Вильям Ширер. Но... не успели: в Москву уже прибыла с просьбой о мире финская делегация во главе с премьер-министром Р. Рюти. И как вспоминает секретарша Гитлера Криста Шредер, узнав обо всем этом, фюрер воскликнул: «Ну и бестия этот Сталин! Но парень что надо».

Советскому руководству пришлось сделать суровые практические выводы по итогам Финской войны. И размышляя о ее издержках и горьких потерях, нельзя забывать, что ей мы во многом обязаны блестящим разгромом немцев под Москвой в том морозном снежном декабре 1941 года, когда в бой вступили отлично вооруженные и экипированные советские стрелковые дивизии и специальные лыжные батальоны. Кто скажет, каких жертв удалось избежать при этом благодаря той самой Финской войне?

 

Валентин Николаев 
"Молодая Гвардия" №№5-6, 2008 г.

[Zaman.]

Советская разведка накануне войны

 

Доклад для выступления перед членами Национального комитета российских историков Международной Ассоциации историков Второй мировой войны на тему «Советская разведка накануне войны»

 

Уважаемые дамы, господа, товарищи!

Один из известных американских публицистов, в прошлом сам профессиональный разведчик - хорошо известный историкам спецслужб Луи Фараго в свое время отмечал, что разведывательные службы оказывали и оказывают гораздо большее влияние на ход истории, чем это представляется некоторым. «За любым крупным событием, за спиной каждого государственного деятеля, причастного к этим событиям, стояли (и стоят - А.М.) разведчики, однако авторы научных хроник - то ли из-за высокомерия, то ли из чувства брезгливости - игнорируют их вклад и редко называют их имена…». Дело, конечно, не столько в высокомерии или брезгливости «авторов научных хроник», сколько в том, что разведки  чрезвычайно редко афишируют свою деятельность и конкретные дела. Как правило, это происходит спустя многие и многие десятилетия, или, что чаще всего, вовсе не раскрывают суть своих операций. Обычно разведки говорят лишь о тех делах и тех операциях, а также разведчиках и агентах, о которых, помимо воли самих разведслужб, каким-то образом уже стало известно широкой общественности. Это вполне нормальная практика разведывательных служб всего мира. Однако и в этих случаях они говорят ровно столько, сколько позволяют соображения безопасности разведывательной деятельности, особенно же соображения безопасности разведчиков и агентов, особенно ценных. Так что нет ничего удивительного в том, что «авторы научных хроник» не говорят о роли разведок в тех или иных событиях. Особенно по «горячим следам». Хотя и бывают исключения.

Иное дело, когда разведки (и вообще спецслужбы) уже официально предали гласности некоторые из своих операций, а также ранее секретную информацию, знать о которой в период ее особой актуальности имели право только считанные лица из числа высшего военно-политического руководства государства. Вот тут-то действительно непонятно, какими соображениями руководствуются «авторы научных хроник», игнорируя официальную информацию разведывательных служб. И, опять-таки, скорее всего это происходит не из-за их высокомерия или брезгливости, а вследствие простого неумения адекватно историческим реалиям оперировать раскрытой разведслужбами информацией в исторических исследованиях. Это действительно повсеместное явление, резко обедняющее эти исследования, а нередко приводящее и к ложным, а то и преднамеренно ложным выводам. Что, к слову сказать, в историографии трагедии 22 июня 1941 года буквально на каждом шагу. Одна почти полувековая склока вокруг знаменитого доклада ГРУ от 20 марта 1941 года чего стоит! Так оболгали, так зафальшивили все, что связано с этим докладом, так оклеветали ГРУ и Сталина, что трижды не приведи Господь!

Между тем, по отношению ко всем историческим исследованиям данные разведки, тем более доложенные в свое время высшему руководству государства, являют собой как бы эталонную информацию для контроля выводов в этих исследованиях. Ибо только адекватное историческим реалиям оперирование такой информацией дает шанс правильно понять те или иные действия лиц, получивших эту информацию. Выдающийся германский военный разведчик времен Первой мировой войны - полковник Вальтер Николаи - во время одного из допросов на Лубянке обронил такую фразу: «Став историком, я сохранил менталитет разведчика». Понятно, что подавляющее большинство историков пришли в эту науку не из разведки. А потому им не сохранять менталитет разведчика надо, а пытаться проникнуться этим менталитетом, дабы правильно оценивать рассекреченную информацию и не менее правильно оперировать ею. Хотя бы потому, что если говорить образно, то История - это разведка, разведывающая назад! И она обязана быть точной.

Накануне войны разведывательную деятельность вели следующие органы. Первое управление НКВД СССР, с февраля 1941 г. - НКГБ СССР, Главное Разведывательное Управление Генштаба и Разведывательное Управление Наркомата Военно-морского флота, их зарубежные резидентуры, территориальные органы госбезопасности, особенно в западных округах, разведка погранвойск, разведотделы штабов западных округов, а также Отдел международных связей Исполкома Коминтерна. Отдельные разведывательные задания выполняли также наркоматы связи и транспорта в виду имевшихся у них для этого возможностей. Кроме того, особую роль играла личная разведка Сталина.

Вопреки сложившему за послевоенный период едва ли не категорическому мнению о том, что-де разведка не обеспечила высшее военно-политическое руководство страны необходимой информацией, в действительности же это не так. Опираясь на громадное количество ныне рассекреченных документальных источников, а также публикаций в открытой печати имею все основания заявить, что это не только никак не соответствует действительности, но и попросту является отпетой ложью в адрес славной советской разведки.

Вплоть до 22 июня 1941 года, преодолевая громадные трудности создания, роста и развития, массированное противодействие контрразведок стран, против которых велась разведывательная деятельность, а также различные политические издержки внутреннего порядка и т.п., советская разведка с честью и практически всегда своевременно выполняла возложенные на нее функции. Именно поэтому-то утверждение о том, что-де она с чем-то не справилась - есть ложь.

Непосредственно накануне войны советская разведка представила высшему политическому и военному руководству страны буквально все, о чем только может мечтать генеральный штаб. Заблаговременно была вскрыта подготовка гитлеровской Германии к войне против СССР, при чем задолго до того, как фюрер утвердил «План Барбаросса». Заблаговременно было начато фиксирование переброски войск вермахта на восток. Затем были установлены основные положения «Плана Барбаросса», выявлены основные группировки вермахта, направления главных ударов, боевой состав войск, включая их численность, вооружения и материально-техническое обеспечение, места их дислокации на глубину до 400 км вглубь германской территории, причем в ряде случаев вплоть до дислокации отдельных батальонов и даже рот, а также аэродромов подскока. Были выявлены также не только стратегический замысел, но и тактические приемы его реализации и многое другое. Естественно, добывались самые актуальные данные о вооружениях гитлеровской Германии, об экономике рейха, особенно военной. Были добыты даже данные о намеченной гитлеровскими варварами трагической судьбе советских военнопленных. Параллельно непрерывным потоком шла актуальная информация о позиции западных держав в связи с неизбежным нападением Германии, из которой специфическими методами разведывательного анализа вычленялось достоверное зерно.

Возможно, кому-то из присутствующих покажется слишком залихватским утверждение о том, что для советской разведки не было практически никаких секретов в подготовке гитлеровской агрессии. Конечно, это Ваше право, которое я искренне уважаю, однако такое мое заявление обосновано тем громадным объемом официально рассекреченной информации, прежде всего документальной, которой я располагаю. И потому смело могу утверждать подобное. Более того. Учитывая, что в последние лет двадцать развилась не очень хорошая привычка посыпать голову пеплом, что-де, не все вот выявили, потому и такая трагедия, да еще и репрессии сыграли свою роль, хочу со всей определенностью сказать следующее. Ни гражданским, ни тем более, военным историкам, особенно же бывшим разведчикам не было, нет, и быть не может ни малейшего основания утверждать подобное. Советской разведке не в чем себя винить. То, что она сделала перед войной - это просто фантастический подвиг этих скромных и неизвестных для остальных людей. И нечего принижать и тем более оскорблять их подвиг. Какая еще разведка в мире располагала агентурой на самом высшем уровне нацистской верхушки. Геринг был обложен агентурой. Гиммлер был обложен агентурой, Гесс был обложен агентурой, Риббентроп был обложен агентурой. И даже Гитлеру не удалось уберечься от всевидящего сталинского ока. Я уж не говорю о фантастических агентурных позициях советской разведки в США, Великобритании, Италии, Франции и других странах. Что же касается репрессий, то позвольте обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Замена оперативного состава разведки стала осуществляться задолго до 1937 года. В ее основе лежали сугубо прагматические мотивы. На протяжении многих лет руководители разведок фактически ослабили конспиративность разведывательной деятельности, вовсю процветал шаблонный подход, внимание контрразведывательным аспектам разведывательной деятельности уделялось крайне незначительно, линии связи различных резидентур и агентурных групп не были изолированы друг от друга, что, естественно, подряд приводило к многочисленным серьезным провалам. А провалы, как известно, нередко ведут и к перевербовкам агентуры и разведчиков. Так что в принципе-то аресты начались отнюдь не пустом месте. Тем более что шпионаж против СССР в предвоенный период процветал таким махровым цветом, что только диву даешься. Кто только и как только не вел шпионскую работу против СССР! Почитаешь материалы того периода, и придешь в ужас.

Когда масштабы этой замены приобрели черты глобальной необратимости, то тесно повязанная с антисталинской оппозицией предыдущая «гвардия», не нашла ничего более умного, как начать строчить подлые доносы на своих же боевых товарищей. В общем-то, это было общей установкой антисталинской оппозиции - в случае арестов клеветать на ни в чем не повинных людей, дабы скрыть свою вину по принципу, чем больше посадят, тем быстрее прекратят репрессии против настоящих оппозиционеров. А иные и вовсе дали деру на Запад, в том числе и к Троцкому. А это уже приводило не только к неизбежной, по соображениям безопасности, консервации агентуры и многих агентурных линий, но и к массовым отзывам агентуры и разведчиков на Родину, где с ними уже разбирались по законам безопасности именно разведки. А они куда более жестки, чем даже тогдашнее уголовное законодательство СССР. К примеру, все хорошо знают о побегах на Запад таких предателей, как Натан Маркович Порецкий, Вальтер Кривицкий (Самуил Гершевич Гинзбург), Орлов-Фельдбин Лейба Лазаревич и некоторых других. В результате их предательства под угрозой расконспирации и ареста оказали не десятки, а сотни агентов, доверительных связей и оперативных контактов разведки, а также разведчиков и десятки особо секретных операций разведки. Один только Кривицкий сдал британской разведке свыше 100 агентов, разведчиков и оперативных контактов советской разведки, включая даже тех, которые были задействованы в инфраструктурных сетях, то есть в системах связи. Когда доклад британской контрразведки МИ-5 о результатах опроса Кривицкого попал в Москву - спасибо великолепной «кембриджской пятерке» - то на Лубянке просто за голову схватились. И что после это должно было делать руководство разведки и руководство страны?! Ведь даже «кембриджская пятерка» оказалась чуть ли не на грани провала. Естественно, что разбирались, и разбирались порой очень круто. И не только в смысле жестокостей. Порой из-за этого актуальной информации даже самых честных, ранее ни в чем не подозреваемых агентов не верили, потому что одним из методов разведывательной деятельности является использование выявленных агентов противника втемную как канал дезинформации. В британской разведке, к примеру, существовал отдел «ХХ», который занимался подобными делами. Слава Богу, что там был наш человек - Виктор Ротшильд, друг практически всей «кембриджской пятерки».

Я не оправдываю жестокости и суровое отношение к подобным случаям того времени. Я всего лишь пытаюсь привлечь внимание к исключительной сложности разведывательной деятельности, особенно последствий провалов, предательства и побегов. Вот еще один небольшой пример. Еще в 30-х гг. в США была сформирована прекрасная, мощная, обладавшая громадным, всепроникающим агентурным аппаратом нелегальная резидентура, которую, до осени 1939 года, возглавлял легендарный впоследствии советский разведчик-нелегал Исхак Абдулович Ахмеров. Осенью 1939 года он вместе со своим замом Норманом Бородиным был отозван в СССР. Как правило, при упоминании этой истории, едва ли не все не без удовольствия начинают тыкать в адрес Берии, что вот, мол, пришел свирепый вепрь, начал издеваться над лучшими кадрами разведки. Но никто не хочет замечать того, что из-за предательства Кривицкого нелегальная резидентура Ахмерова была поставлена на грань провала. Ведь предатель сообщил английской и американской спецслужбам ряд подробностей о тех лицах, которые использовались Ахмеровым. Более того. Опубликовал даже книгу якобы своих мемуаров. Якобы - потому, что накатал этот опус не он, а агент британской разведки Исаак Дон-Левин. Что же до Берии, то он сам был классным разведчиком, и ему ничего не оставалось делать, как отозвать Ахмерова и Бородина, а по прибытии, на время проверки, понизить их в должности. К слову сказать, это вполне рутинная практика в подобных случаях. Когда же проверка закончилась и особенно после начала войны, Ахмеров вернулся в США, и на протяжении всей войны передавал такую уникальную информацию, что только ахаешь, когда знакомишься с ней. А заодно и гордишься таким асом. Ведь порою дело обстояло донельзя комично - о том, что он должен спланировать и предпринять, Рузвельт нередко узнавал значительно позже Сталина. Как ныне принято говорить, почувствуйте разницу! Кстати говоря, именно Ахмеров является одним из самых главных прототипов легендарного киногероя Штирлица, так как именно он обеспечил документальное разоблачение проводившейся англосаксаксами разведывательной операции «Санрайз» - об установлении сепаратного мира с гитлеровцами.

О вкладе таких агентов и разведчиков, как «Старшина», «Альта», «Ариец», «Кент», «Дора» и других, очевидно, нет нужды говорить. Об этом и так написано очень много. Лучше поговорим о малоизвестном и неизвестных. В деятельности советской разведки накануне войны особенно выделяются несколько обстоятельств.

Во-первых, советской разведке удалось добиться потрясающего успеха в своевременном разведывательно-информационном освещении генезиса «Плана Барбаросса». Информация о генезисе планов агрессии вообще является одной из самых засекреченных в мире разведок, потому как прослеживается весь интеллектуальный путь от возникновения предварительной идеи и самого замысла до разработки конкретного плана нападения. А ведь в военном деле это имеет чрезвычайное значение, так как позволяет вычислить алгоритм мышления стратегического командования противника, что впоследствии, при отражении агрессии, автоматически создает условия для Победы. Когда знаешь, как мыслит противник, причем знаешь на всю глубину его мышления, то не представляет особой трудности вычислить наиболее вероятные его действия в том или ином случае. Советская разведка, к слову сказать, дважды за период с конца 1936 по 22 июня 1941 года добывала подобную информацию. По своей сути это уникальный рекорд, который достоин занесения в Книгу Рекордов Гиннеса, потому как, откровенно говоря, не припомню в истории разведслужб что-либо подобное. В своих книгах о войне я детально показал, как это происходило.

Во-вторых, за счет оригинального маневрирования силами и средствами советской разведке удалось добиться фантастически редчайшего успеха, когда тактическая по своей природе разведка погранвойск НКВД СССР в последние три недели перед войной сыграла выдающуюся роль стратегической разведки. Именно она, разведка погранвойск, дважды смогла установить, причем документально, даты начала выдвижения войск ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. Подчеркиваю, что ни одна из разведслужб, как институты системы обеспечения внешней безопасности страны, не смогла добиться такого успеха. К глубокому сожалению, в нашей исторической литературе о войне этот, без преувеличения величайший подвиг погранразведки практически никак не освещен. А то, что мне удалось собрать - мизер.

В связи с погранразведкой должен отметить еще одно важное обстоятельство. Со времен мемуаров Жукова, в нашей исторической литературе о кануне войны сложилась малопонятная «традиция» утверждать, что-де на нашу сторону перебежал только один перебежчик, и то в ночь перед нападением, да и тому якобы не поверили, и даже якобы расстреляли. В действительности же все обстояло как раз наоборот. Прежде всего, отметим, что только по тем данным, которые фигурируют в открытой литературе, есть все основания говорить как минимум о 24 перебежчиках с той стороны. Причем не все они были военнослужащими вермахта. Часть из них были польскими гражданами-патриотами, хорошо относившимися к СССР. Более того, зачастую именно эти граждане сообщали куда более ценную информацию, чем даже военнослужащие вермахта. Кстати говоря, окончательно точная дата и точное время начала выдвижения войск ударных группировок на исходные для нападения позиции была установлена именно с их помощью. Далее. Никто их не расстреливал. Напротив, их очень подробно опрашивали, именно опрашивали, а не только допрашивали, а всю информацию немедленно сообщали в Москву. Некоторые из них были завербованы советской погранразведкой для ведения разведывательной деятельности против гитлеровцев.

В-третьих, что касается особенностей агентурной работы. В предвоенные годы сложилась уникальная традиция советской разведки - приобретать, в том числе и на вырост, так называемую, скажем по-граждански, плацдармную агентуру. Речь идет об агентах, которые занимают, если и не самый ключевой пост в объекте разведывательного проникновения, то, по крайней мере, такое положение, с позиций которого возможно постоянное информационное освещение чрезвычайно широкого круга вопросов. Наиболее характерными примерами на этот счет являются легендарная «кембриджская пятерка», которая была в состоянии осветить практически любой вопрос, связанный не только с Англией, но и с Германией, Италией, Японией, Португалией, Испанией, Венгрией, Румынией, а также странами антигитлеровской коалиции. Масштабы вклада «кембриджской пятерки» в разведывательной обеспечение безопасности СССР перед войной и во время войны просто неизмеримы. Это такое небывалое количество документальной информации, единственная мера измерения которой - гигантские чемоданы.

Военная разведка тоже осуществляла подобную деятельность. Например, перед 1 сентября 1939 г. всю информацию по вопросам германо-польских отношений, а также по сопутствующим вопросам, ГРУ получало от мощной агентурной группы, которая базировалась в германском же посольстве в Варшаве. Эта группа прекрасно знала даже то, что делает Абвер на польском направлении.

Такой же была и резидентура легендарного Рихарда Зорге, у которого в источниках и подысточниках числилось свыше ста прекрасно информированных лиц, занимавших различное положение.

В-четвёртых, что, прежде всего, касается личной разведки Сталина, хотя и остальные разведки тоже внесли немалый вклад. Личной разведке Сталина удалось выявить алгоритм геополитического и военно-геополитического мышления высшего нацистского руководства, прежде всего самого Гитлера. Это просто-таки фантастический успех, о котором практически мало что известно. Но это чрезвычайно важный успех, потому как если лидер противоборствующей стороны прекрасно осведомлен о таком уникальнейшем секрете, как алгоритм геополитического и военно-геополитического мышления руководителя страны- агрессора, то, по своей сути, владение таким секретом являет собой гарантированную основу неизбежности Победы над агрессором.

В порядке иллюстрации такого вывода позволю себе обратить Ваше внимание на едва ли широко известный факт, что подготовка, например, к Сталинградской битве была начата Сталиным еще 2 октября 1941 года! В самый тяжелый период накануне битвы под Москвой. Это стало возможным только лишь потому, что Сталин владел этим уникальным секретом, который затем был подтвержден также и соответствующей разведывательной информацией. Не говоря уже о том, что уровень компетентности Сталина в вопросах политики, геополитики, экономики и военного дела был выше всяких похвал и откровенно признавался как друзьями, так и его недругами. Уже в наше время некоторые ученые специально проанализировали отдельные работы Сталина еще начала 20-х гг. и пришли к категорическому выводу о том, что уже в то время Сталин являл собой более чем очень сильного доктора политологических наук, большого мастера политической стратегии и тактики.

Достичь упомянутого выше успеха было бы невозможно, если личная разведка Сталина не обладала бы уникальными агентурными и иными позициями в окружении нацистской верхушки. Вы только вдумайтесь, какого высочайшего полета, какого ума и таланта выдающиеся люди того времени работали на обеспечение Сталина глобальной стратегической информацией. Легендарный в мировой политике и геополитике первой половины ХХ века Карл Хаусхофер. В столь квалифицированной аудитории отдельно представлять Карла Хаусхофера едва ли нужно. На вопрос же о том, каким образом Сталин сумел найти общий язык с К. Хаусхофером и добился от него систематического направления в свой адрес строго конфиденциальных аналитических обзоров этого легендарного геополитика, могу сказать лишь одно. Начало этому, по требованию Сталина, положил небезызвестный Карл Радек, который был знаком с Хаусхофером еще с 1919 года по тайным переговорам, приведшим впоследствии к Рапалльскому договору и секретному военному сотрудничеству между РККА и Рейхсвером. Кроме того, нельзя не отметить, что не обошлось тут и без знаменитого мага Георгия Ивановича Гурджиева - одноклассника Сталина по духовной семинарии и его родственников - Меркуровых, один из которых был известным советским скульптором Сергеем Дмитриевичем Меркуровым. Однако перейдем к главному.

Именно Карл Хаусхофер сыграл одну из решающе ключевых ролей в том, что Сталин в совершенстве овладел всеми нюансами системы геополитического и военно-геополитического мышления Гитлера и его ближайших сподвижников, а также системы геополитического реагирования Запада на те или иные политические шаги фюрера. На протяжении многих лет К.Хаусхофер направлял Сталину детальные геополитические аналитические обзоры, которые составлялись на базе исключительно обширной, как правило, уже изначально глубоко аналитической, многократно проверенной по различным источникам информации, которая поступала к Хаусхоферу буквально со всего света, причем как от гражданских исследователей - журналистов, ученых, экономистов и т.д., - так и дипломатов и разведчиков. К примеру, легендарный Рихард Зорге многие свои аналитические обзоры предварительно «обкатывал» через Хаусхофера, в том числе, и в его знаменитом журнале «Геополитика».

Благодаря именно этому обстоятельству еще накануне войны Сталину удалось так разложить геополитический пасьянс, что США и Великобритания были вынуждены стать союзниками СССР в борьбе против гитлеровской Германии, хотя союзниками они были, и это надо честно признать, весьма подловатыми - Запад, что поделаешь.

Более того. В нашей исторической литературе считается высшим шиком и так и сяк лягать Сталина за Договор о ненападении от 23 августа 1939 года. Но кто бы отдал себе отчет в том, что этот филигранно-ювелирный дипломатический ход, оттянувший неизбежную войну почти на два года, был обеспечен тем, что Хаусхофер детально информировал Сталина о геополитическом образе мышления Гитлера, чем и воспользовался Иосиф Виссарионович в интересах безопасности СССР. Более того, кто бы отдал себе отчет в том, что именно с помощью Хаусхофера Сталин давно осознал высочайшую глобальную геополитическую эффективность принципиальной сути геополитического шантажа на мировой арене по Хаусхоферу. Он уже в середине 20-х гг. осознал это. Что, к слову сказать, позволило ему методично «вышивать» непробиваемый «бронежилет» для СССР в виде системы перекрещивавшихся между собой двусторонних Договоров о ненападении и нейтралитете со всеми основными государствами Западной Европы, а также соседями по периметру своих границ, особенно западных, северо-западных и южных, а затем и восточных. Так, за две недели до привода Гитлера к власти, советская военная разведка агентурным путем добыла запись беседы между командующим рейхсвером генералом Гаммерштейном и венгерским посланником в Берлине Кания, состоявшейся еще 11 декабря 1932 г. В документе, в частности, говорилось:

«Кания: Россия добилась все-таки чрезвычайных успехов своими пактами о ненападении, и ее дипломатические позиции очень укрепились.

Гаммерштейн: Следует, конечно, отличать дипломатическую мощь от мощи действительной. Все же, по моему мнению, Россия неприступна».

Тем самым безопасность СССР обеспечивалась вплоть до Мюнхенского сговора Запада с Гитлером. А когда стало ясно, что Запад не желает строить систему коллективной безопасности и тем более давать коллективный отпор грядущей агрессии, то Сталин, воспользовавшись творчески осознанными и переработанными им самим рекомендациями Хаусхофера, использовал полученные сведения в интересах Советского Союза. Ведь в основе подписания Договора о ненападении лежала уникальнейшая геополитическая формула. Ее суть в следующем: СССР с Германией, а по мере необходимости, но также в интересах собственной безопасности, и с ее основными союзниками тоже, ровно настолько, насколько западные демократии не столько не с СССР, сколько против него. Но не более того, чтобы тем самым хотя бы оттянуть, как минимум, на какое-то время фатально неминуемое столкновение с Германией, неизбежность которого предрешало постоянное и целенаправленное провоцирование Западом Германии к нападению на СССР.Если этого не знать и не учитывать, то очень трудно понять внешнюю политику Сталина в 1939-1941 гг.

Более того. Вообще едва ли известно, что именно геополитические обзоры аналитического характера, которые Хаусхофер направлял Сталину, стали одной из первопричин, опираясь на которую, Сталин, используя упомянутую выше формулу как обоюдоострый топор со «сменными топорищами», под корень срубил реальную в преддверии неминуемого столкновения с Германией угрозу трехфронтового нападения на СССР. То есть с помощью договоров о ненападении нейтрализовал и Японию, и Турцию. Они так и не посмели выступить с оружием в руках против СССР, хотя всю войну пакостили.

Еще более того. Именно аналитическая информация Хаусхофера сыграла одну из решающих ролей в том, что еще осенью 1940 года советская разведка - в данном случае НКВД СССР - начала малоизвестную операцию «Снег», суть которой сводилась к тому, чтобы заблаговременно обезопасить советский Дальний Восток от угрозы нападения Японии и повернуть вектор неизбежной японской агрессии на юг. Начинал эту операцию все тот же Ахмеров. На последнем этапе этой операции в дело включились также Рихард Зорге и его самый лучший, блестяще информированный и способный оказывать стратегическое влияние на правящие круги Японии агент Ходзуми Одзаки. Итогом стал Перл-Харбор и вступление США в войну.

А на точное знание, в том числе и нюансов системы геополитического мышления верхушки Третьего рейха и системы геополитического реагирования Запада на внешнеполитические шаги нацистского руководства Германии, отлично ложилась бесценнейшая информация из самых высших сфер гитлеровской Германии, которая поступала Сталину от выдающихся агентов нашей разведки:

От Ольги Константиновны Чеховой - выдающейся, мирового значения актрисы театра и кино в первой половине ХХ в., внесшей беспрецедентный вклад в Великую Победу.

Мы десятилетиями не ведали, что регулярно на стол Сталина ложились спецсообщения, подписанные очаровательным женским псевдонимом «Мерлин» (на самом же деле так звали одного из прорицателей далекого прошлого), а уж о том, что за ним скрывается великая актриса, - и вовсе предположить не могли. Выдающаяся разведчица-нелегал, действовавшая под псевдонимом «Мерлин», она же Ольга Константиновна Чехова, работала на советскую разведку с 1922 по 1945 г. О масштабах ее разведывательной деятельности, объемах и особенно об уровне и качестве направлявшейся ею в Москву бесценной информации наглядно свидетельствуют следующие факты. Связь между О.К. Чеховой и Москвой поддерживали сразу три радистки в Берлине и его окрестностях. Случай беспрецедентный в мировой разведывательной практике того времени. Например, мощнейшая, использовавшая в качестве источников и подысточников информации свыше 100 иностранцев нелегальная резидентура легендарного Рихарда Зорге обслуживалась всего… одним радистом! Радистки О.К. Чеховой даже и не знали, чью информацию они передают, не говоря уж о ее содержании. Постоянное наличие в распоряжении Чеховой трех независимых друг от друга каналов радиосвязи неудивительно, ибо первоисточниками стратегически важной информации у нее были сами главари Третьего рейха - Гитлер, Геринг, Гесс, Геббельс, Кейтель, Шпеер и прочие, а также их жены и любовницы, с которыми она поддерживала тесные дружеские связи (например, «дружбу» с той же Евой Браун Ольга Чехова завела по указанию Москвы еще тогда, когда Гитлер только рассматривал ее кандидатуру на роль постоянной любовницы - в начале 30-х гг. прошлого века).

Кстати говоря, небезынтересно отметить, что проверку кандидатуры Евы Браун Гитлер поручил малоизвестному в начале 30-х гг. Мартину Борману, будущему рейхсляйтеру и своему ближайшему помощнику. Но именно в это же самое время с ним на «короткой ноге» контактировал выдающийся советский разведчик-нелегал Борис Манойлович Афанасьев. Похоже, что именно это и послужило непосредственным импульсом, приведшим к указанию О.К. Чеховой заранее завести «дружбу» с Евой Браун. Раз уж случайно затронули Мартина Бормана, то сразу же отметим, что в советских агентах он никогда не ходил. Это совершенно беспочвенные выдумки Бориса Тартаковского, да еще и с какими-то неуместными ссылками на маршала Еременко. Уж если Тартакрвский хотел на кого-то ссылаться, то, по крайней мере, не на Еременко, которого еще во время войны Сталин прозвал записным брехуном. Сама же эта идея о Мартине Бормане, как агенте советской разведке пришла к нам из США. Ее автор - Льюис Килзер, автор фантастически беспочвенной, необоснованной книги «Предавший Гитлера: Мартин Борман и падение третьего рейха». Единственный контакт Мартина Бормана с советской разведкой имел место на нейтральной почве. Упомянутый выше разведчик - нелегал Борис Манойлович Афанасьев, в бытность на нелегальной работе в Германии в начале 30-х гг. проживал в одном пансионате с Борманом и отношения дальше кружки пива и обычных разговоров за этим занятием не были развиты. Так что легенда, конечно, очень красивая, тешащая национальную гордость за нашу разведку, но всего лишь легенда.

Но вернемся к О.Чеховой. Гитлер же, что называется, души не чаял в ней и, присвоив ей специально для нее же учрежденное звание Государственной артистки Третьего рейха, приглашал ее на самые престижные мероприятия, во время которых демонстративно оказывал ей знаки высшего внимания (например, неизменно усаживал ее рядом с собой). Естественно, что Сталин едва ли не повседневно достоверно знал, что делает и что думает Гитлер, а заодно и его окружение. А в поток этой информации органически вплеталась не менее бесценная информация от субагентов лично Ольги Константиновны - старших офицеров вермахта: Альбрехта фон Квирингейма (штаб ОКВ), Вернера фон Хефтена и Эберхарда Финка (штаб ОКХ) О.К. Чехова завербовала их, когда они были еще лейтенантами. К концу войны все трое были полковниками. Первые два были казнены гестапо за участие в заговоре против Гитлера от 20 июля 1944 г. Тогда едва не пострадала и сама О. Чехова.

Колоссальную роль играла и информация, которая поступала от Марики Рёкк (урожденная Мария Керер) - выдающейся, мирового значения артистки театра, эстрады и кино в первой половине ХХ века. Если ориентироваться на шкалу особо ценной агентуры, то разведывательный статус Марики Рёкк фактически равен статусу О.К. Чеховой. Ибо и ее источниками информации были все те же главари Третьего рейха (правда, она была все-таки ближе к Геббельсу). Формально Марика Рёкк принадлежала к агентурной группе советской военной разведки, носившей условное название «Крона». Ее создателем был один из самых выдающихся советских военных разведчиков ХХ в., легендарный Ян Черняк (к глубокому сожалению, ныне покойный). Группа была создана еще в середине 20-х гг. ХХ в. и действовала она около 18 лет, но ни один из ее членов не был раскрыт противником. Между тем в нее входило свыше 30 человек, большинство из которых стали видными офицерами вермахта, крупными промышленниками и дипломатами рейха. Однако насколько возможно судить по тем крохам информации, которые официально преданы гласности, эту группу курировала личная разведка Сталина. По каналам этой группы, в том числе и лично от Марики Рёкк, шла столь же бесценнейшая для советского руководства и командования информация.

В славной плеяде тех разведчиков, которые обеспечивали Сталина уникальнейшей разведывательной информацией, талантливый ученый-астролог и очень близкий к заместителю Гитлера по партии Рудольфу Гессу человек - граф Сергей Алексеевич Вронский (1915-1998) занимает особое место. Особенность разведывательного статуса С.А. Вронского проистекала из того, что он с детства блестяще владел оккультными дисциплинами - астрологией, хиромантией, магией, обладал отличными способностями к гипнозу и психотерапии, был отличным экстрасенсом-медиком. И, судя по всему, он использовался именно в этом направлении, так как был близко знаком не только с верхушкой Третьего рейха, но и поддерживал близкие дружественные отношения с личным астрологом Гитлера Карлом Эрнстом Крафтом. Как это явствует из весьма скромных описаний жизненного пути Вронского, он был занят информационным освещением наиболее скрытой от посторонних глаз части нацистского режима - его связи с оккультными силами, в том числе и связи через оккультные каналы с наиболее могущественными закулисными силами Запада. Надо сказать, что Сталина очень беспокоили эти связи. В них он усматривал наиболее серьезную угрозу безопасности СССР и, в конечном итоге, не ошибся. Ни накануне войны, ни под конец ее. Потому как именно по этим каналам в период миссии Гесса Англия гарантировала Гитлеру неоткрытие второго фронта аж до 1944 года. А в конце войны именно по этим же каналам, к которым затем подключились и разведслужбы, были инициированы тайные переговоры с нацистами об условиях сепаратного мира.

Граф был вхож, в частности, в круг членов тайного общества «Врил», создателем и главой которого являлся уже упоминавшийся выше Карл Хаусхофер, у которого, в свою очередь, были тесные контакты с одной из самых могущественных масонских лож Великобритании и вообще англосаксонского Запада - «Герметическим Орденом Золотой Зари». В тех скудных сведениях о тайной работе Вронского на Советский Союз и Сталина, которыми ныне возможно располагать, есть (правда, весьма глухие) намеки на какое-то его участие в проекте рейхсфюрера СС Гиммлера - «Аненербе» («Наследие предков»).

С.А. Вронский был одним из тех, кто в числе первых установил окончательную дату вторжения - 22 июня 1941 года. И если исходить из его скупых слов, то это произошло где-то весной 1941 г., скорее всего, в начале весны, потому как на основании именно его астрологического прогноза Р. Гесс принял решение о полете в Англию, к которому ему еще надо было подготовиться. Гитлер же, как известно, впервые озвучил дату 22 июня только 30 апреля 1941 года. Судя по всему, Вронский, наряду с Зорге, был одним из тех разведчиков, что еще в конце 30-х гг. проинформировали Москву об угрозе нападения Германии в 1941 году. Зорге сообщил об этом в одной из январских 1937 г. телеграмм со ссылкой на своего «друга» Ойгена Отта, который, находясь в командировке в Берлине, присутствовал на каком-то совещании, где обсуждался ход выполнения ныне хорошо известного меморандума «Об экономической подготовке к войне» от 20 августа 1936 года. Собственно говоря, там и фигурировал срок четыре года от подписания документа, что чисто аналитически приводило к выводу о 1941 годе. Вронский же сообщил об этом явно весной 1938 г., так как тогда в Германии под контролем СС произошло особо секретное совещание астрологов, которое рекомендовало Гитлеру определить время нападения на СССР на 1941 г.

Кстати говоря, случай с Вронским далеко не единственный в практике использования экстрасенсов в интересах советской разведки. В составе легендарной разведгруппы Харро Шульце-Бейзена была профессиональная ясновидящая Анна Краус, внесшая неоценимый вклад в нашу Победу. Такими же способностями обладала и другой член этой же группы - Ода Шотт-Мюллер.

Разговор о роли советской разведки накануне войны будет не совсем полным, если мы не затронем один, как представляется очень важный аспект. Речь идет о знаменитом докладе ГРУ от 20 марта 1941 года. ЦАМО РФ. Оп. 14750. Д. 1. Л. 12-21. За многие десятилетия, прошедшие с того момента, когда сам факт наличия такого документа был предан гласности, вокруг него наворотили столько лжи, столько беспардонно чудовищной клеветы, что считаю своим долгом обязательно затронуть этот вопрос в своем выступлении перед столь уважаемой аудиторией. Потому что всеми этими измышлениями был сформирован совершенно беспочвенный миф о том, что-де ГРУ в угоду Сталину ошиблось в определении времени нападения Германии на СССР. Весь текст этого документа зачитывать не буду - присутствующие его и так прекрасно знают. Отметим только, что колоссальную роль в вакханалии измышлений вокруг этого документа сыграли Маршалы Советского Союза Г.К.Жуков и Ф.И.Голиков, а также доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, действительный член Академии военных наук, ныне покойный В.А.Анфилов. Пересказывать, что они натворили вокруг этого документа - тоже не буду, ибо сии их «подвиги» хорошо описаны ими же самими в их же книгах. Анфилов, к слову сказать, даже в посмертной книге продолжал ту же политику. Так что сходу перейдем к анализу главного. Но для начала позвольте напомнить выводы, которые были изложены в этом докладе:

1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весною этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки.

Так вот, кто бы вразумительно объяснил, на каком основании все без устали говорят о том, что-де выводы перечеркивали значение содержания этого доклада, а потому, видите ли, не имеют значения?! В чем конкретно, к примеру, ошиблось или сугодничало ГРУ, письменно указав в выводе № 2, что «слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года (т.е. 1941 г. - А.М.) войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки»?!

Подчеркиваю свой вопрос, в чем конкретно все видят ошибку, угодничество, дань культу «гениального вождя» и т.д. и т.п., если ГРУ ни на йоту не ошиблось? Ведь нападение-то произошло не весной, а летом - 22 июня 1941 года, в день летнего солнцестояния! Разве это не известно?! Или это тоже требует каких-то особых доказательств?!

Ни аналитики ГРУ, ни сам его предвоенный глава Голиков, ни ГРУ в целом, ни на йоту не ошиблись в выводе № 2. Во-первых, потому, что еще с осени 1939 г., то есть после подписания между СССР и Германией Договора о ненападении от 23 августа 1939 г., Великобритания буквально зашлась в диком приступе бешенства имперского гнева, который ничем, особо подчеркиваю, ничем не был обоснован, кроме как веками же яростно русофобствующей наглостью Коварного Альбиона! С тех пор британской разведке официально было поручено не только демонизировать этот договор во вселенских масштабах. Чем, к слову сказать, она занимается до сих пор, в том числе и с помощью всякого рода негодяев-предателей типа Резуна-Брехуна. Уже тогда ей было поручено организовать систематическое провоцирование как Берлина, так и Москвы на вооруженное столкновение в смертельной схватке, дабы Англия смогла вылезти из трясины мировой войны, куда вляпалась по собственной же дурости. А с 22 июля 1940 г. это поручение британской разведке было оформлено уже личным приказом британского премьер-министра У. Черчилля «разжечь пожар в Европе», чтобы он перекинулся в первую очередь на СССР! Приказ был отдан главе Управления специальных операций МИ-6 Хью Дальтону, под началом которого работали и информаторы советской разведки, в частности, представитель всемирно знаменитого банкирского клана Ротшильдов - Виктор Ротшильд, ближайший друг и единомышленник великолепной «кембриджской пятерки» агентов советской разведки. Так что Сталин прекрасно знал об этом приказе У. Черчилля, от которого априори ничего иного, кроме подлости и коварства, ожидать не приходилось.

Демонизацию этого договора британское правительство и британская разведка осуществляли и осуществляют по одной простой причине. Этот договор демонизируется отнюдь не потому, что якобы способствовал войне. После аншлюса Австрии и особенно Мюнхена, а, тем более, тех гарантий безопасности, что злоумышленно выдала Англия Польше и Румынии, война в любом случае была неизбежна. Так называемые «гарантии безопасности» Польше были выданы Великобританией лишь с одной целью - «гарантии были наиболее верным способом ускорить взрыв и мировую войну…подстрекали Гитлера», отмечал в свое время известный английский историк Б. Лиддел-Гарт. Главное же заключалось в том, что Договор поменял ее расписание, а, следовательно, и послевоенную конфигурацию, сделав невозможным для англосаксов войти в Восточную Европу как в начале войны, поскольку надо было оборонять Западную Европу, так и после победы для ее изъятия из орбиты СССР. Неуместно именуемый Пактом Молотова - Риббентропа советско-германский Договор о ненападении от 23 августа 1939 г. является крупнейшим провалом английской стратегии за весь ХХ век, и его всегда будут демонизировать. А ведь, к слову сказать, Сталин еще в конце марта 1935 г. открыто предупредил Англию о серьезной вероятности именно такого поворота событий! Более того, об этом же Англию открыто предупреждали и ее собственная разведка, и дипломатическое ведомство, и дипломаты иностранных государств, и разведслужбы союзных Англии иностранных держав, и проницательные журналисты-международники и т.д. Особенно же предупреждали в предмюнхенский период. Но разве то было нужно британскому премьер-министру Н.Чемберлену?! Кстати говоря, мало кому известно, какими уникальными разведывательными данными располагал Сталина за несколько месяцев до подписания Договора. Это очень любопытные данные. Прежде всего, отметим, что, начиная с середины 30-х гг., советская разведка регулярно «пасла» материалы сверхсекретного досье британского Форин Офис под названием «Германская опасность». Все, что заносилось в это досье, все, что поступало в Лондон по различным каналам, все становилось известным Москве. Что же касается до тех уникальных данных, о которых я только что упомянул, то речь идет о следующем.

1. Секретный меморандум британского МИДа от 22 мая 1939 г., направленный правительству Франции. В меморандуме открыто признавалась нецелесообразность заключения тройственного пакта о взаимопомощи между Великобританией, Францией и СССР, зато совершенно четко было прописано, что «в случае войны важно попытаться вовлечь в нее Советский Союз». Для Запада самым важным было втянуть СССР в войну!

2. Секретный доклад британского министра по координации обороны лорда Чэтфилда от 27 мая 1939 г. об итогах проходивших в апреле - мае 1939 г. секретных англо-французских штабных переговорах (на уровне Генштабов). В этом докладе черным по белому и с невероятной же циничностью англо-французские генштабовские «умиротворители» откровенно показали, как они намерены проигнорировать свои же гарантии безопасности Польши: «Если Германия предпримет нападение на Польшу, то французские вооруженные силы займут оборону по линии Мажино и будут сосредотачивать силы для наступления на… Италию». Что же касается Англии, то она, видите ли, «сможет осуществить эффективное воздушное наступление, в случае… если в войну вступит Бельгия». То есть совершенно открыто расписались, что выданные ранее гарантии безопасности Польше являлись преднамеренным обманом последней! Зато «в случае войны важно попытаться вовлечь в нее Советский Союз»! Они, значит, будут отсиживаться, и сосредотачиваться неизвестно для чего, а СССР - иди и отдувайся за них!

3. Запись секретной беседы от 29 июля 1939 г. политического деятеля Великобритании Родена Бакстона с влиятельным германским дипломатом - сотрудником службы дипломатической разведки германского МИДа Т.Кордтом. Содержание этой беседы свидетельствовало о том, что Англия намеревалась осуществить польский вариант Мюнхенской сделки с Гитлером. То есть сдать ему «в аренду» территорию Польши для нападения на СССР в обмен на очередной пакт о ненападении с Германией, ради чего Р.Бакстон от имени правительства Англии наобещал прекратить ведшиеся в то время переговоры о заключении пакта о взаимопомощи с СССР, начатые под давлением Москвы. Проще говоря, Великобритания намеревалась по аналогии с Мюнхенской сделкой отдать Гитлеру Восточную Польшу, дабы тот заимел бы, наконец, столь желанный для него плацдарм для нападения на СССР - плацдарм, с которым фюрер и его генералы еще на рубеже 1936-1937 гг. увязывали грезившейся им успех в блиц - «Дранг - нах - Остен» - криге. Одновременно такой же вариант готовился и для прибалтийских лимитрофов.

Однако едва только Иосиф Сталин дал достойный ответ, так тут же Коварный Альбион поставил перед собой уникальную по своей подлости геополитическую задачу: Восстановить График Войны в Первозданно-Британском Виде! Вот что и являлось сутью дезинформации английской разведки с осени 1939 г. И вот почему доклад ГРУ от 20 марта 1941 г. и начинался с абсолютно точной констатации реалий того времени: «Большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 г., исходит от англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день, несомненно, является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией». Без этого Англия просто не смогла бы выжить! И в ГРУ это прекрасно понимали. Вот почему вывод № 2 был сформулирован именно так, как сформулирован, а не иначе: «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской… разведки…». К тому моменту уже нарастал шквал неопровержимой информации внешней разведки НКГБ и ГРУ именно о таких действиях британской разведки. Тем более что на пике этого шквала выдающийся советский разведчик Гайк Бадалович Овакимян документально разоблачил в начале мая 1941 г. самую крупную из серии дезинформационных акций операцию британской разведки. Она преследовала цель на фоне «визита» Гесса в Англию ускорить вооруженное столкновение между СССР и Германией, дабы отвести от Англии уже отчетливо маячившее поражение в единоборстве с Германией, в которое, подчеркиваю это вновь, Англия вляпалась по собственно же дурости. Так в чем же ошиблось или со страху перед Сталиным сугодничало ГРУ в выводе № 2?!

Как видите, и в помине нет никаких оснований для подобных выводов. И без особых пояснений ясно, что в отношении действий английской разведки тон вывода доклада ГРУ не случайно категоричный. В то время как в отношении германской разведки - смягченно вероятностный. Может быть, именно тут ГРУ ошиблось или сугодничало? Да нет же, ежели здраво поразмыслить. Тут все логично, не говоря уж о том, что и оправданно с разведывательно-аналитической точки зрения. Потому что для будущего агрессора куда важней усыпить бдительность запланированной жертвы своей очередной агрессии, нежели брехать на всех европейских, а то и мировых перекрестках о том, что вот-вот он нападет! Германский военно-морской атташе в Москве Н. Баумбах в апреле 1941 г. усиленно старался опровергнуть слухи о войне и даже о дате ее начала - 22 июня. Небезынтересно отметить, что он лгал и говорил правду одновременно. Ложь была в том, что-де Германия не готовится к нападению, а вот правда состояла в том, что по состоянию на начало последней декады апреля 1941 г., когда разгорелась эта полемика, дата «22 июня» официально еще не была утверждена Гитлером в качестве даты нападения. Это произойдет только 10 июня 1941 года. Более того, на тот момент она еще не была озвучена даже самим Гитлером, который сделает это только 30 апреля 1941 г. Кстати, попутно хотелось обратить внимание присутствующих на следующее. С этой историей связаны совершенно неадекватные фактам и реалиям того времени утверждения уважаемого в научных кругах человек историка А.И.Уткина, который считает себя вправе ретроспективно обвинять Сталина в том, что-де он передавал немцам секретную разведывательную информацию, получаемую от англичан накануне войны. И в качестве подтверждения приводит именно этот случай с Баумбахом. Это фигурирует во многих его книгах о Второй мировой войне. Последний раз в книге «Русские во Второй мировой», М., 2007, стр. 177. Но что было в действительности - я уже сказал. Более того. Добавлю, что 22 июня как дата нападения на СССР в категорическом тоне была заявлена бриттами специальному представителю президента США Рузвельта - Уильяму Доновану - только 6 июня 1941 года. Если американцам, от которых в самом прямом смысле слова зависела жизнь Англии, эта дата была сообщена только 6 июня, то, как англичане могли сообщить ее Сталину еще в феврале-марте-апреле. А то, что британский посол озвучивал эту дату на одной из пресс-конференций в Москве, вовсе не означает, что он передал эти сведения Сталину. На тот момент это была расчетно-аналитическая дата. В подобные тонкости почему-то никто не хочет вникать. В тот момент об этой дате не знал даже один из самых информированных британских агентов в высшем германском командовании - пресловутый Адольф Хойзингер, он же агент «Фил». Так что более чем непонятно, чем руководствовался уважаемый доктор наук, выдвинув такое обвинение. Добавлю также, что по указанию Гитлера еще в начале 1941 г. были разработаны и введены в действие руководящие указания начальника штаба Верховного главнокомандования по маскировке подготовки агрессии против Советского Союза № 44142/41 от 15.2.1941, пункт первый которых так и гласил: «1. Цель маскировки - скрыть от противника подготовку к операции «Барбаросса». Это главная цель и определяет все меры, направленные на введение противника в заблуждение. Предположим, что тогда, в марте 1941 г., сие гитлеровское «цэу» по вопросам дезинформации не было известно советской разведке. Вполне вероятно, что так оно и было. Но сейчас-то, когда этот трофейный документ уже лет десять как опубликован, можно же было воздержаться от беспочвенных упреков в адрес ГРУ и тем более Сталина?!

Ведь ГРУ не ошиблось, высказав свое мнение о причастности германской разведки к слухам о возможности войны весной 1941 г. в смягченно вероятностной форме. Потому как если сопоставить этот вывод с тем, что было написано в том «цэу» № 44142/41 от 15.2.1941, то нетрудно будет заметить, что там была расписана вся дезинформационная брехология нацистов, кроме одной детали - ни в одной его строчке нет ни звука о дезинформации именно о времени нападения, то есть насчет весны 1941 г. и тем более о 22 июня! А с 12 мая 1941 г. началась вторая фаза германской дезинформационной операции - именно в тот день было подписано распоряжение № 44699/41 от 12.05. 1941 начальника штаба Верховного главнокомандования Вооруженных сил рейха по проведению второй фазы дезинформации противника в целях сохранения скрытности сосредоточения сил против Советского Союза, в котором тоже нет ни звука о дезинформации по вопросу о времени нападения, тем более, весной 1941 г., до конца которой в тот момент оставалось всего 19 дней! А уж о дате нападения тем более. Тем не менее, все усиленно стремятся бросить в Сталина и ГРУ булыжник упрека, да поувесистей. Неужели так трудно уяснить, что замысел - спровоцировать СССР на какие-либо упреждающие грядущую агрессию «телодвижения» своими Вооруженными силами, которые затем можно было бы преподнести «прогрессивному демократическому мнению» Запада как агрессивные по отношению к Германии и тем самым заранее оправдать ее агрессию, - тоже присутствовал. Это вообще входило в арсенал тактических уловок стратегии блицкрига, не говоря уже о том, что это же было в тот момент и стратегической целью Англии и вообще Запада. Однако вплоть до самого нападения включительно, гитлеровцы едва ли не навзрыд все время сетовали, что Советский Союз не дает ни малейшего повода заподозрить его в каких бы то ни было «недружественных» и уж тем более в агрессивных намерениях по отношению к Германии. В кавычках потому, что никакой дружбы не было и в помине - был абсолютно голый прагматизм с обеих сторон.

Теперь обратим пристальное внимание на то, что ГРУ без обиняков назвало все сообщения о якобы неизбежности войны весной 1941 г. именно слухами. И тут никакой ошибки тоже нет - оценка аналитиков ГРУ и здесь абсолютно точна. А вскоре новые данные Лубянки вновь подтвердили это. И ГРУ именно потому точно оценило эти сообщения как слухи, что на тот момент, то есть по состоянию на 20 марта 1941 г., еще не было зафиксировано данных, способных засвидетельствовать хоть какую бы то ни было реальность подобных утверждений. Любая военная разведка, тем более столь солидная, как ГРУ, при оценке угрозы нападения, особенно в те безъядерные времена, исходила (да и сейчас будет исходить) из двух фактов: из факта сосредоточения войск противника у своих границ и особенно факта завершенности этого процесса. Так вот, именно в то время, то есть по состоянию на 20 марта 1941 г., ГРУ видело и четко фиксировало действия командования вермахта, связанные только с сосредоточением и развертыванием войск. Но самое главное, что оно видело в то время, - так это то, что этот процесс еще не завершен и даже еще не переведен в режим финишного этапа, то есть в режим военного времени, когда начинается отсчет времени «Х». Любая военная разведка, тем более столь многоопытная, как российская военная разведка располагает уникальными системами индикаторов, позволяющих даже по косвенным признакам своевременно зафиксировать тот факт, что процесс сосредоточения и развертывания войск противника завершен либо уже явно близится к завершению. По состоянию же на 20 марта 1941 г. ГРУ еще не располагало такой информацией. Потому и расценило эти сообщения о вероятности войны весной 1941 г. как слухи, распускаемые именно англосаксонскими, особенно британскими силами. Потому как их задачей в тот момент действительно являлось практически никак не скрывавшееся желание поскорее стравить СССР и Германию в смертельной схватке, что и было чуть позже вновь четко подтверждено сотрудником нью-йоркской резидентуры НКГБ Г.Б. Овакимяном.

ГРУ ни на йоту не ошиблось еще и потому, что по состоянию на 20 марта 1941 г. ни одна из разведслужб СССР еще не располагала хоть какими-то данными о переводе графика военных перевозок вермахта на Восток в режим финишного этапа и тем более в режим военного времени. Если на немецком штабном языке того периода, о введении в режим максимально уплотненного графика движения эшелонов. Этими исключительно важными данными однозначно индикаторного характера Москва стала обладать лишь в начале последней декады мая 1941 г., то есть в самом конце весны этого года. Именно тогда от своего ценного агента - крупного железнодорожного чиновника рейха - берлинская резидентура НКГБ получила неопровержимые документальные данные о том, что этот график переводится в режим военного времени (максимально уплотняется). Только в тот момент стало понятно, что процесс сосредоточения и развертывания войск вермахта для нападения на СССР вступил в финальную стадию. В том числе было установлено, что командование вермахта приступило к выдаче предписаний ж.-д. чиновникам рейха об их обязанности прибыть на некоторые узловые ж.-д. станции в приграничной зоне СССР на пятый день с момента начала агрессии против Советского Союза. А теперь сопоставьте. График военных перевозок вермахта был переведен в режим максимального уплотнения движения эшелонов 22 мая 1941 г., а уже 24 мая 1941 г. Сталин созвал секретное совещание членов Политбюро с участием высшего военного командования. И на этом совещании прямо так и заявил, что в самое ближайшее время, судя по всему, СССР может подвергнуться внезапному нападению со стороны Германии! То есть о переводе этого графика в иной режим он знал заблаговременно и, судя по всему, явно еще в начале мая, самое позднее, так как уже 13 мая он лично санкционировал выдвижение всех намеченных для этого войск к западным границам, насчет чего Жуков и Тимошенко и дали соответствующую директиву. Так за что же попрекать славное ГРУ и особенно Сталина в части, касающейся вывода № 2?! Как видите, не за что.

Но, быть может, ГРУ ошиблось или сугодничало, тем более из страха перед Сталиным, и даже отдало некую дань культу «гениального вождя» в выводе № 1 - «…наиболее возможным сроком начала действий против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира»? Увы, для всех, кто абсолютно без каких-либо на то оснований вовсю «полощет» кровью и потом многих поколений военных разведчиков заработанный высочайший авторитет ГРУ и тем более имя Сталина, ничего подобного и в этом случае нет! ГРУ и в этом случае ни на йоту не ошиблось. Сама жизнь, весь ход последующих событий, сама трагедия 22 июня ясно показали, что ГРУ было изумительно точно в своем безошибочно провидческом, но столь трагически же подтвердившемся прогнозе. Вы только вдумайтесь в то, что же написало ГРУ в выводе № 1. Ведь военная разведка в сущности-то беспрецедентно точно, провидчески спрогнозировало ситуацию с так называемой «миссией» Гесса: заместитель фюрера по партии именно для того и рванул в Англию, чтобы как раз и договориться на почетных условиях с лидерами верхушки ее правящей элиты!

Разве это никому не известно? Как этот вывод мог снять значение приведенных в докладе сведений, тем более ввести в заблуждение самого Сталина, если сама жизнь трагическим образом, но беспрецедентно точно подтвердила вывод № 1 доклада ГРУ от 20 марта 1941 г.? Все получилось так, как и прогнозировало ГРУ. Нападение на СССР произошло после того, как, во-первых, в Англию рванул Гесс. А, во-вторых, что и есть главное, после того, как между высокопоставленными представителями Англии и Р. Гессом была достигнута некая по сию же пору официально неизвестная в полном объеме и особенно в не вызывающей сомнений и подозрений документальной точности договоренность. Проще говоря, Гитлеру была гарантирована практически полная безнаказанность однофронтового разбоя Третьего рейха на Востоке, сиречь против СССР. Аж до 1944 г.! О чем, к слову сказать, в сентябре 1941 года Черчилль лично проболтался советскому послу Майскому.

Итак, в чем могло ошибиться или сугодничать ГРУ в части, касающейся вывода № 1?! Ведь дата 22 июня 1941 г., как дата нападения Германии на СССР, четко, однозначно, а главное же, письменно впервые была указана в документах германского военного планирования только 10 июня 1941 года. В документе под названием «Распоряжение главнокомандующего Сухопутными войсками о назначении срока начала наступления на Советский Союз» № 1170/41 от 10.6.1941 года. Разве требует особых доказательств тот факт, что 10 июня - это ровно месяц после 10 мая, то есть ровно месяц после того, как Р. Гесс сиганул через Ла-Манш в Англию? В чем здесь ошибка ГРУ или ошибка, а то и заблуждение самого Сталина? Ведь почти за три месяца до письменного свершения факта определения Гитлером даты нападения на СССР, ГРУ абсолютно точно их спрогнозировало, в том числе и особенно точно спрогнозировало ситуацию, в которой это решение будет принято, то есть в ситуации откровенных попыток Гесса достичь почетного мира с Англией?

В чем же тогда вина ГРУ или того же Сталина? А ни в чем! Ее попросту нет, потому как нет, и не было никакой ошибки - в помине не было, как, впрочем, и какого бы то ни было угодничества ГРУ перед Сталиным. В своих выводах № 1 и № 2, изложенных в докладе от 20 марта 1941 г., ГРУ ни на йоту не ошиблось. Уж сейчас-то это ясно как божий день! Этими выводами ГРУ ни на йоту и ни в чем не ввело Сталина в заблуждение, наоборот, точно обрисовало ему тот сценарий, которого более всего и следовало опасаться. И кто бы объяснил следующее. Ну что плохого могло быть в том, что основанное на тщательнейшем анализе реальных фактов мнение ГРУ точно совпало с провидческой позицией Сталина, если это совпадение совершенно ясно означало, что аналитики ГРУ фактически вышли на тот же высочайший уровень компетентности в вопросах мировой политики, каковым обладал лично Сталин? И сам Сталин ни в чем не ошибался и не заблуждался, особенно в вопросе о времени, дате и антураже нападения Германии на СССР.

Уже после начала войны, 7 июля 1941 г., ГРУ направило Сталину и Молотову специальное сообщение подробного аналитического характера, в котором указывало, что «вооруженное выступление против СССР было предрешено задолго до перелета Гесса в Лондон для прощупывания почвы о возможности мирных переговоров между Англией и Германией, что подтверждается агентурными данными. Перелет Гесса в Англию нужно рассматривать как попытку Гитлера склонить Англию на заключение мира, поставив ее перед свершившимся фактом уже законченного сосредоточения основной группировки сил против СССР». Все верно, хотя склонить Англию к прямому, тем более письменному заключению такого мира Германии и Гитлеру не удалось. Ничего не фиксируя письменно, тем более свое «одобрям-с» агрессии Гитлера против СССР - это был бы абсолютно неопровержимый и потому-то абсолютно не обжалуемый смертный приговор самому Коварному Альбиону - вселенские бандиты с обеих сторон действительно договорились между собой и действительно на почетных для каждого из них условиях: максимально возможное снижение угрозы разрушения и тем более уничтожения Англии, особенно за счет воздушных бомбардировок, в обмен на свободу рук на Востоке, против СССР при едва ли не абсолютных гарантиях безнаказанности однофронтового блиц-«Дранг нах Остен»-крига против СССР аж до 1944 г.! ГРУ так и указывало в том спецсообщении от 7 июля 1941 г.: «По имеющимся данным, эта попытка склонить на мир Англию не увенчалась успехом, но в известной степени получила отражение в дальнейшем ходе военных действий между Германией и Англией в сторону их ослабления. Для подтверждения такого вывода необходимо привести следующие конкретные факты:

а) Переброска всех родов войск немецкой армии на Восток продолжается за счет ослабления группировки немецких войск на северо-западном побережье Франции…». То есть совершенно откровенно осуществлялась переброска ранее дислоцированных там для боевых действий против Англии войск вермахта. До остервенения опасавшийся войны на два фронта Гитлер ни при каких обстоятельствах не рискнул бы осуществлять такие переброски, не будь у него британских гарантий того, что в ближайшие два-три месяца, в течение которых ему грезился успех его блицкрига против СССР, в спину рейху на Западе не ударят! ГРУ, к слову сказать, зафиксировало конкретные результаты англо-германского сговора еще до нападения на СССР. В начале того спецсообщения ГРУ прямо указало, что еще до нападения на СССР Германия оставила в оккупированной части Франции всего 14-15 дивизий! Далее в том же спецсообщении ГРУ отмечало: «б) Усиление Восточного фронта германской авиацией продолжается. Захваченные пленные показывают, что их соединения за 3-4 дня до начала войны и даже в процессе войны переброшены из Франции». То есть ГРУ однозначно показывало ситуацию реального действия на практике достигнутого накануне агрессии против СССР англо-германского тайного сговора - гитлеровцы, совершенно не опасаясь последствий, перебрасывали громадные силы из Франции на Восточный фронт!Характерно также, что ГРУ указало на то обстоятельство, что этот процесс начался за 3-4 дня до нападения Германии на Советский Союз. А ведь именно это-то и означало, что к тому времени у Гитлера на руках уже были «железные» британские гарантии безнаказанности однофронтового нападения на СССР. Соответственно, выходит, что возобновление выдвижения войск вермахта на исходные для нападения позиции с 4.00 18 июня 1941 г., Гитлер санкционировал, уже располагая однозначным согласием Англии на его агрессию против Советского Союза!

ГРУ прямо назвало и те части люфтваффе, которые были переброшены с Запада на Восточный фронт. Это 4-й, 5-й и 8-й авиационные корпуса, 38-я бомбардировочная эскадра, 25-я авиационная эскадра, 6-я дальнеразведывательная эскадра и т.д. А ведь это многие десятки и даже сотни боевых самолетов люфтваффе, которые затем безнаказанно сеяли смерть и разрушения на советской территории.

Однако самый поразительный по смыслу в спецсообщении был пункт «в»: «Для действий английской и германской авиации на Западном фронте характерно резкое снижение активности начиная с середины мая»! Очевидно, что это резкое снижение активности боевой авиации двух воюющих государств произошло, во-первых, сразу после прибытия Гесса в Англию. Во-вторых, носило явный характер авансового платежа с обеих сторон. Ведь они обе одинаково нуждались в практическом подтверждении намерения каждой из них пойти-таки на тайный сговор. Тем более что со стороны Англии это вообще было ультимативным требованием, выполнение которого со стороны Германии эвентуально гарантировало как возможность самих переговоров с Гессом, так и особенно возможность достижения тайного сговора против СССР по указанной выше схеме. В свою очередь, это означает, что уже с середины мая 1941 г. обе стороны стали играть в профанацию под названием «взаимные бомбардировки» для отвода глаз: по сообщениям лондонской резидентуры ГРУ, гитлеровцы с того времени залетали в английское воздушное пространство одиночными самолетами! Кстати, и англичане, по тем же данным, тоже проводили свои налеты на Германию крайне незначительным количеством самолетов, потому как по сравнению с предшествовавшим перелету Гесса периодом их количество было снижено в 7,5 раза! Весьма характерно и то, что и те, и другие едва ли не в первую очередь снизили также и интенсивность налетов на важные объекты. Вот это «джентльмены», не приведи Господь!

Приведя вкратце эти данные об истинном значении выводов доклада ГРУ от 20 марта 1941 г., менее всего хотелось бы содействовать формированию у присутствующих мнения о едва ли не абсолютной безгрешности ГРУ накануне войны. Ни одна разведка мира не может быть безгрешной. От сотворения мира она действует в условиях дефицита, как правило, острого дефицита и времени, и не вызывающей сомнений истины, с которой, как с эталоном, можно сверять всю добываемую информацию. Добавьте к этому жесточайшее противодействие контрразведки того государства, против которого ведется разведка, особенно если оно считается наиболее вероятным и тем более главным противником, и даже не посвященному в тайны невидимого фронта станет ясно, что без ошибок или заблуждений не обходится. Другое дело, конечно, сколь быстро разведка избавляется от ошибок, ошибочных оценок и тех или иных заблуждений, в которые она могла угодить, в том числе благодаря искуснейшим стараниям контрпартнеров по невидимому фронту. И, надо признать, советская разведка очень быстро избавлялась от ошибок и заблуждений.

И в заключение хотел бы несколько слов сказать о доверии и недоверии Сталина к разведке, ее информации и отдельным разведчикам. Прежде всего, особо принципиальное общее положение. Если руководитель государства будет всецело полагаться только на разведывательную информацию, то не миновать ему роковых ошибок. Разведка, даже самая мощная, легко может стать жертвой чрезвычайно искусной дезинформации противника, выдав ее руководству своего государства как исключительно достоверную.Вспомните, как американцы нагрели нас со звездными войнами, втянув Советский Союз в новый, чрезвычайно затратный виток гонки вооружений, в результате чего экономика СССР надорвалась. Поэтому здоровый скепсис в отношении докладываемой разведывательной информации у руководителя государства просто обязан присутствовать. Такой здоровый скепсис был и у Сталина. Всякий раз, когда информация разведки затрагивала вопросы войны и мира, но при этом страдала общими выражениями или отсутствием каких-либо точностей в стратегических аспектах, Сталин, естественно, требовал от руководства разведки вновь и вновь все тщательно проверить. А, по возможности, еще и перепроверить. Это абсолютно нормальная практика руководителя крупнейшего государства мира. Тем более, накануне войны. Все это к тому, что вопреки сложившейся беспочвенной легенде, Сталин не писал никаких матерных резолюций на донесениях разведки, тем более за неделю до войны. Нигде нет ни малейшего упоминания о том, что такое имело место быть. Даже при публикации этого донесения разведки в рамках сугубо архивного издания. Нет ни звука об этом и в Очерках Истории Российской Внешней Разведки. Причем, обращаю на это особое внимание, упомянутые издания выходили в период апогея самой разнузданной антисталинской пропаганды демократов ельцинского призыва. И, тем не менее, ни звука. А то, что у нас не разучились делать фальшивки - так вот это действительно непреложный факт. И вовсе не случайно, что эта фальшивка появилась не в советское время, а только в 1995 году, когда и защищать-то правду было некому.

Вплотную к вопросу о доверии и недоверии Сталина разведывательной информации примыкает и проблема скептического отношения руководства ГРУ и лично Иосифа Виссарионовича к Зорге и его информации. Причина кроется в контрразведывательной составляющей разведывательной миссии Р.Зорге в Японии. Обычно такие детали не учитывают. Куда приятней рассуждать о непонятом и незаслуженно игнорировавшемся легендарном разведчике, геополитике, выдающемся ученом-японисте (кстати, и синологе тоже). Никто и не собирается покушаться на выдающиеся таланты этого незаурядного человека. Однако, спустя шестьдесят с лишним лет со дня его гибели в японских застенках, очевидно, пора уже трезво посмотреть и на теневые стороны его разведывательной деятельности. А они, к глубокому сожалению, таковы, что, еще не придя в советскую военную разведку, Р. Зорге уже был на примете … в британской разведке. Впервые с британскими спецслужбами он «познакомился» еще в 1929 г. во время пребывания в Англии по линии Коминтерна, где контактировал с представителями Англо-русского комитета профсоюзов, который, как известно, весной 1929 г. провел всеобщую забастовку протеста против политики правительства. Зорге был задержан британской полицией. «Это сыграло решающую роль, и после двукратного откладывания решения о том, где ему надлежит работать,16 августа 1929 г. его исключили из списка работников Западно-Европейского бюро Коминтерна и откомандировали в распоряжение ЦК ВКП (б). Именно в это время он оказывается в советской военной разведке. Свыше сорока лет считалось, что в том заслуга тогдашнего шефа ГРУ - Я.Берзина. Сейчас с документальной точностью установлено, наконец, что в советскую военную разведку Зорге напросился сам, причем с конкретной программой деятельности … по Китаю!? Причем, будучи еще в Англии, где при помощи своей первой жены - Кристины - познакомился с резидентом ГРУ в Германии Константином Михайловичем Басовым. Настоящие Ф.И.О. - Аболтынь Ян Янович. В те годы разведка против Англии велась также и с территории Германии.

Письмами от 9 и 16 сентября 1929 г. Басов сообщил в Центр не только о необходимости привлечения Зорге к разведывательной работе, но и изложил целую программу его использования в Китае, автором которой был сам Р.Зорге. Предложение было принято и вскоре Зорге уже в Китае. И едва ли не с порога опять попал если и не полностью «под колпак» британской разведки, то, по крайней мере, под пристальное ее наблюдение. Среди его ближайших друзей в Китае была знаменитая в те годы левая по своим взглядам американская журналистка - Агнесс Смедли. Именно она в немалой степени способствовала разведывательным успехам Зорге в Китае. Причем, и это надо прямо указать, на знакомство и установление с ней дружественных отношений Зорге был ориентирован непосредственно руководством ГРУ. Агнесс Смедли давно находилась под очень пристальным вниманием британской разведки - как центрального аппарата, так и регионального подразделения в лице ее Индийского бюро. Потому, что она была сильно замешана в левых интригах с индийскими националистами в Германии, где многие из них искали не только сочувствия, но и поддержки. А Смедли, наряду с сотрудничеством с американскими печатными СМИ, работала и на ряд германских газет. Под конец 20-х гг. интересы А.Смедли сместились на Китай, где она также установила серьезные связи с антиколониальным подпольем, в том числе и в зоне британского влияния. И опять угодила под пристальное внимание резидентуры британской разведки. В одной из своих первых корреспонденций из Китая, она сама описала ситуацию вокруг нее, как ей четко объяснили ее же коллеги журналисты: «На юге (Китая - А.М.) особенно сильна британская разведка. Можете быть уверены, что ей точно известно, когда вы прибыли в Китай, и все остальное о вас тоже, вплоть до того, как часто вы меняете нижнее белье». У британской разведки в Китае действительно были колоссальные возможности и все, что было связано с А.Смедли, плотным потоком оседало в досье на нее. Зорге же быстро установил тесные отношения с А.Смедли в Китае и, абсолютно не скрываясь, контактировал с ней. Британская разведка имела все основания усматривать за этим не только творческим союзом двух талантливых журналистов некое проявление германо-американского содействия Советам в антибританской деятельности на китайском плацдарме. В данном случае следует иметь в виду, что и А.Смедли, и Р.Зорге уже тогда активно сотрудничали со знаменитым журналом «Zeitschrift für Geopolitik» К. Хаусхофера. К тому же, Зорге работал под своим настоящим именем и, следовательно, установить, что ранее задерживавшийся в Англии известный функционер Коминтерна и активист германской компартии Рихард Зорге и германский журналист в Китае Рихард Зорге - одно и то же лицо не представляло особо труда. В Германии у британской разведки также была нехилая агентура, особенно в полицейских органах, тем более что из-за своей деятельности в Коминтерне он стал объектом особого внимания и полиции Веймарской Германии. Из-за совокупности этих обстоятельств, уже в период китайской командировки Зорге находился под пристальным наблюдением британской разведки. Между тем, Великобритания крайне нервозно воспринимала любые шаги СССР, Коминтерна и США на китайском направлении и вообще на азиатском азимуте. А Зорге, к стати сказать, несмотря на то, что дистанцировался от Коминтерна, один раз в Китае все же был вовлечен в деятельность бывших соратников по партийному подполью в связи с делом Ноуленса (Рудника). Что поставило его на грань провала, тем более что даже руководство службы безопасности компартии Китая и то проведало о его разведывательной миссии и даже о статусе резидента!? Более того. Бросалось в глаза британской разведке и такое обстоятельство. Ее данные свидетельствовали, что на китайском плацдарме сосредотачиваются как громадные силы Коминтерна, советской разведки и дипломатии, так и просоветски настроенные представители Германии. Особую тревогу вызывали данные о том, что это представители ее военных кругов во главе с генералом Гансом фон Сектом, который в то время являлся германским военным советником у Чан Кайши.

В свете известных геополитических страхов Великобритании насчет континентального блока, в том числе и с участием Китая, нетрудно представить себе те далеко идущие выводы, которые, очевидно, и сделала британская разведка из этих фактов. Она тем более не могла не сделать далеко идущих выводов, если учесть, что в Китае Зорге появился под руководством лица, издавна хорошо знакомого как британским спецслужбам, так и, впоследствии, контрразведкам многих стран, в том числе и нанкинского правительства - Улановского Александра Петровича (настоящие Ф.И.О. - Хаскелевич Израиль). Бывший анархист Хаскелевич еще до революции бежал из ссылки в Туруханском крае за границу и более двух лет провел в Англии, Франции и Германии. В начале 20-х гг. работал разведчиком нелегалом в Германии. Затем вплоть до 1928 г. в Профинтерне, в качестве представителя которого побывал в командировках в Германии и Китае, и везде «засветился». С 1928 г. вновь в военной разведке. При выезде в Китай в качестве резидента и куратора Зорге, очень быстро в очередной раз провалился и вынужден был покинуть страну уже в 1930 г. В том же году был направлен резидентом в Германию, где также быстро провалился. Хаскелевич очень хорошо был известен британским спецслужбам. И в период работы Зорге в Японии, куда он уезжал, обреченно зная, что бриты «сидят» у него «на хвосте», Хаскелевич в очередной, но на этот раз уже по-крупному «засветил» Зорге во время своего очередного провала в Дании, вошедшего в историю ГРУ как копенгагенский.

Когда Зорге в срочном порядке был отозван из Китая, он выдвинул новую идею - направить его в Японию в качестве журналиста и опять под своим же именем. Почему?! Почему это эта его идея должна была совпасть с началом попыток Троцкого установить контакты как с приведенными к власти в Германии нацистами, так и с представителями Японии?! Почему эта идея должна была совпасть с первыми попытками отца и сына Хаусхоферов установить союзнические отношения между Германией и Японией теперь уже на государственном уровне?! Ведь дорогу к будущей оси «Берлин-Токио» еще в 1933 году стал торить именно сын Хаусхофера - Альбрехт, с которым Зорге был близко знаком. Но вот ведь какое дело - с одной стороны, А.Хаусхофер был доверенным лицом самого Рудольфа Гесса. С другой же, Альбрехт Хаусхофер был активистом оппозиционной Гитлеру группировки Mittwochgesellschaft, в которую входили многие высшие правительственные чиновники, дипломаты, генералы (в частности, генерал Бек), представители научной интеллигенции и клерикальных, преимущественно, католических кругов. [Кроме того, британская разведка, которая держала Хаусхоферов, особенно Альбрехта под плотным наблюдением, знала также, что, например, последний находился в постоянном контакте и с левой антигитлеровской оппозицией, вошедшей в историю под обобщенным названием «Красная Капелла».] Именно на эти силы, в том числе и на Р.Гесса, и пыталась выйти вдохновляемая Троцким антисталинская оппозиция. К слову сказать, еще с коминтерновских времен Зорге был весьма близок с некоторыми ее лидерами, в частности, с Бухариным и Радеком. Почему при таких обстоятельствах при выезде в Японию Зорге был остро сориентирован на установление отношений с формально малоизвестным помощником военного атташе Германии Ойгеном Оттом?! Ведь в тот период Отт мог представлять интерес не столько в указанной выше ипостаси, сколько как ближайший помощник последнего догитлеровского рейхсканцлера генерала К.фон Шлейхера, выполнявший в недавнем тогда прошлом функции особо доверенного связника между Шлейхером и Гитлером. Более того. В свое время Ойген Отт был одним из ближайших помощников генерала Ганса фон Секта, при котором и начиналось сотрудничество двух армий. Почему Зорге добивался получения рекомендательного письма именно к нему, в чем ему помог друг Отта - ведущий автор германской газеты «Täglische Rundschau», д-р У.Зеллер, о чем и о ком еще надо было знать, чтобы обратиться с такой просьбой?! Прежде всего, откуда это знание?! Более того, после того как Шлейхер вынужден был уйти в отставку с поста рейхсканцлера, Отта попросту сослали в Японию на очень незавидную должность и в таком случае спрашивается, зачем он мог понадобиться до такой степени, что Зорге добивался у д-ра Зеллера рекомендательного письма лично к Отту?!

Прибыв в Японию под своим именем, Зорге опять оказался под пристальным вниманием британской разведки, тем более что одним из его близких друзей стал британский военный атташе в Японии, генерал-майор британской армии Фрэнсис Стюарт Пигготт. Кроме того, Зорге продолжил интенсивное сотрудничество со знаменитым и влиятельным в международных кругах журналом «Zeitschrift für Geopolitik», где публиковал свои статьи о Японии, вызывавшие серьезный интерес во всем мире. Как корреспондент самого К.Хаусхофера и его журнала «Zeitschrift für Geopolitik», Зорге тем более привлек внимание к своей персоне. Самым главным агентом Зорге в Японии стал Ходзуми Одзаки, который ранее также «засветился» перед британской разведкой своей близостью с Агнесс Смедли еще в Китае (не исключено, что не без содействия бриттов Одзаки еще в Китае арестовывался японскими спецслужбами). В Японии Ходзуми Одзаки достаточно быстро сблизился с принцем Коноэ как авторитетный специалист по Китаю. А когда было созданоОбщество Сёва - стал одним из его членов. В 1935 году в Копенгагене в очередной раз с колоссальным треском провалился Хаскелевич-Улановский. Датской контрразведке он, естественно, и даром был не нужен - арестовали, промурыжили, выгнали и все. Однако все дело в том, что Дания - это старинная, еще со времен Первой мировой войны «вотчина» британской разведки. И уж она-то на этом провале поживилась, тем более что попался ее старый знакомый - Хаскелевич. Естественно, в силу жестких законов разведки, Центр принял решение об отзыве Зорге из Японии. Обычно его приезд в СССР в 1935 г. представляют как вызов для отчета о проделанной на первом этапе легализации работе, а также для знакомства с новым шефом военной разведки - Соломоном Урицким. Внеше все оно так и выглядело, но действительная причина его отзыва - это очередной грандиозный провал хорошо знавшего Зорге Хаскелевича. Он провалился 19 февраля 1935 г., а к лету Р.Зорге окружным путем прибыл в Москву. Однако вызов Зорге в Москву после провала Хаскелевича стал фактическим подтверждением того, что старый знакомый британской разведки - Р. Зорге - находится в Японии по заданию советской разведки. При всем том, что его отъезд, естественно, был соответствующе легендирован, тем не менее, совпадение по времени да при условии, что бритты его знали, автоматически давало серьезные основания для убежденности в том, что он отозван по указанию из Москвы из-за провала Улановского-Хаскелевича. И точно также возвращение Зорге в Японию вызвало у британской разведки очередной прилив подозрений. Что советская военная разведка далеко не спроста и не только ради разведывательных целей вертится в Японии вокруг германского посольства (кстати, в это время послом Германии в Японии был Дирксен, занимавший перед этим назначением аналогичный пост в Москве), военного атташе Германии и советника самого принца Коноэ. Именно не спроста, потому как в это время британская разведка по нарастающей получала агентурную и иную информацию о шашнях внутренней антисталинской оппозиции, как с представителями Германии, так и Японии. Естественно, что ход мыслей в ее выводах был предрешен - она откровенно усмотрела в этом попытку под вывеской разведывательной деятельности реализовать основной замысел военно-геополитического тройственного заговора. К этому британскую разведку обязывала и информация, которая поступала из Голландии, где под ее «колпаком» оказался резидент советской разведки - уже упоминавшийся выше Кривицкий, который вошел в тесный контакт с германскими заговорщиками в кругу приближенных к бывшему германскому кайзеру. Ни одна разведка не рассматривает такие данные как случайность, тем более, британская. Потому как получалось, что на плечевых концах тройственного заговора, грозившего трансформироваться в страшивший Великобританию континентальный блок, плотно висели представители советской военной разведки. Если вкратце резюмировать вышеизложенное, то выходит, что фигура хорошо известного британской разведке Рихарда Зорге стала нечто вроде «меченого атома». Особенно это стало характерно, когда и британская разведка пронюхала о ведущихся между Берлином и Токио секретных переговорах насчет заключения Антикоминтерновского пакта.

Если исходить из собственноручных показаний Зорге в японской контрразведке, его главное задание в Японии состояло в том, чтобы«отвести угрозу войны между СССР и Японией». Однако такое задание не является сугубо разведывательным. Оно выходит далеко за рамки сугубо разведывательной миссии. Это задание создать условия для оказания массированного политического влияния в выгодном для СССР направлении. Причем на основе использования прямо на месте добытой разведывательной информации. То есть разведывательная миссия Зорге в Японии изначально преследовала цели влияния на политику Японии. Результат это дало только в 1941 г. А до этого, за кулисами цели «отвести угрозу войны между Японией и СССР» достаточно легко было вести и иную работу по оказанию влияния - например, в рамках тройственного заговора. Тоже ведь «отвести войну»! Очевидно, неслучайно поэтому, что по свидетельству специалистов ГРУ, «план организации резидентуры в Токио (1933), определяющий цели создания и общие задачи резидентуры, излагающий предварительную схему ее организации и перечень намечаемых оргмероприятий, не был зафиксирован каким-либо специальным документом»! Проще говоря, как ни странно, не сохранилось никаких специальных документов, фиксирующих цели создания, общие задачи и план организации токийской резидентуры Зорге. А ведь это просто немыслимо! Тем более что разработкой операции «Рамзай» руководил лично начальник военной разведки Я.Берзин. Значит, в разведывательной миссии Зорге в Японии, по меньшей мере, было нечто такое, чего даже Берзин не захотел доверять бумаге вопреки всем правилам планирования и проведения разведывательных операций. Так вот и спрашивается, чтó же это должно было быть, если даже сам шеф военной разведки Я.К.Берзин был репрессирован в рамках дела о военном заговоре, а Зорге попал под долгосрочный прессинг недоверия со стороны Москвы?! Кстати говоря, с 1932 г. военную разведку курировал никто иной, как будущий подельник Тухачевского - Ян Гамарник.

Зорге и верили, и не верили. Иногда просто верили или просто не верили, а затем, после 1937 г. настало время, когда ему перестали верить уже с большим смыслом. Потому что все, что было сказано выше, едва ли не мгновенно сложилось один к одному. В такой ситуации любая разведка начинает косо смотреть на своего сотрудника или агента. Ничего не поделаешь, законы разведки, увы, более чем суровы. К тому же следует учесть, что с разрешения руководства разведки, Зорге пошел на вербовку Абверу. Рано или поздно, но и это должно было сыграть злую шутку. Что касается его роли перед войной, то здесь необходимо сказать следующее. Он не сыграл какой-либо особой роли в определении времени и особенно даты нападения. Пальма первенства в этом принадлежит «Альте» - Ильзе Штёбе, а также другим агентам. Но Зорге сыграл серьезную роль в определении уровня и качества осведомленности гитлеровского командования об особой ущербности позиций советских войск у границы, чему, к слову сказать, в ГРУ сразу не поверили и потребовали объяснений. Роковая ошибка Зорге на том этапе состояла в том, что он изначально располагал такой информацией, но не сообщил ее сразу, а только по запросу ГРУ, на который ответил только 3 июля, когда было уже поздно.

Но самое главное, что сделал Зорге в ходе своей миссии в Японии, так это то, что он все-таки «отвел угрозу войны между СССР и Японией». Зато мы и обязаны свято чтить его память! Но при этом не забывать следующего. В том, что без тяжелых последствий удалось перебросить войска из Сибири и Дальнего Востока для уже спланированного контрнаступления под Москвой заслуга не только Зорге. Колоссальный вклад внесли и другие разведчики и резидентуры, не говоря уже о заслугах советской радиоразведки и криптографов, которые сумели расколоть самый тяжелый и особо защищенный код Страны Восходящего Солнца - «пурпурный».

И в заключение хотелось коротко осветить один вопрос, который уже явно вертится на кончике языка присутствующих. Как же могла случиться трагедия, если, как утверждает докладчик, разведка добыла едва ли не всю необходимую информацию?!

Ответ трагически прост. Все упирается в то, как была использована бесценная разведывательная информация. И тут приходится признать, что высшие военные руководители СССР, прежде всего, нарком обороны маршал С.К.Тимошенко и начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г.К.Жуков, к глубокому сожалению, откровенно проигнорировали, если не сказать крепче, большую часть добытой разведывательной информации. Прежде всего, о направлениях главных ударов вермахта, не говоря уже о другом. К сожалению, подробный анализ затронутых аспектов выходит далеко за рамки настоящего доклада. Более подробно об этом я написал в своей книге «Трагедия 22 июня: Блицкриг или Измена? Правда Сталина» (М., 2006).

[Zaman.]

Забытые даты и люди

 

Когда началась война с фашизмом?

Октябрь 1936 г.

Силуэты 15 танков, 15 сверхсовременных машин едва вырисовывались в предрассветных сумерках. Позади был ночной марш-бросок, а впереди ... впереди - линия обороны фашистов. Что ждет там советскую танковую роту? Для нее 26 км марш-броска были пустяком, а вот как пехота, не выдохлись ли люди? Не отстанут ли они от танков? Точны ли сведения разведки? Успели ли фашисты оборудовать на захваченном рубеже огневые точки? Через несколько часов все станет ясно.

Пора. Взревели моторы. Танки капитана Армана рванулись вперед.

Поль Матиссович Арман не был французом. Родом он из Латвии, но подростком прожил несколько лет во Франции, и первое удостоверение личности получил там, отсюда и необычное имя. До войны был командиром танкового батальона под Бобруйском.

Противотанковых средств у фашистов не оказалось, лишь по броне горохом сыпались пулеметные очереди. "Пулемет - злейший враг пехоты" - так написано в наставлении, и танкисты прочесали замеченные огневые точки огнем и гусеницами. Пехота все-таки отстала. Задерживаться нельзя, засекут и накроют авиацией или артиллерией. Отступать? Капитан Арман был скор в решениях. На командирском танке замелькали флажки: "Делай как я" - и танки понеслись вперед.

А вот и итальянские танки. Короткая дуэль - и три "итальянца" горят, остальные пять отступили. Нашим танкам их стрельба не повредила.

Дальше действовать в тылу противника рискованно, да и боекомплект на исходе. Рота опять пронизывает линию фронта, теперь уже в обратном направлении.

Пехота за день так и не прорвала оборону фашистов. После ухода танков ожили уцелевшие пулеметы, налетела авиация противника ... Бой не удался. И хотя Арману есть чем гордиться ... что докладывать командиру?

Но комбриг Кривошеин не расстроен. Не все так плохо. Танки целы, потери невелики, а главное - наступление фашистов остановлено. И полковник Воронов доложил, что на вспомогательном направлении - успех. Заняты две узловые железнодорожные станции.

В антрацитово-черном небе горят яркие звезды. Умер тяжелораненый башенный стрелок - вылезал резать телефонные провода. Лязгает железо, мечутся тени от переносных ламп - это техники возятся у танков.

Заканчивается день 29 октября 1936 г.

Да, да. Это не опечатка. Время действия - октябрь 1936 г., место - городок Сесенья, юго-западнее Мадрида. Сейчас это название нам ничего не говорит, а тогда это было очень важно.

Сколько раз начиналась Вторая мировая?

В странное время мы живем. Люди, реализующие самые заветные мечты Гитлера, награждают друг друга медалью "за борьбу с фашизмом". Уж уточнили бы - "за борьбу вместе с фашизмом". Но это к слову.

В европейской традиции принято считать началом Второй мировой войны нападение Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. Китайцы же (напомню, это не просто одна нация, это четверть человечества) считают началом войны так называемый "инцидент на мосту Лугоуцяо" 7 июля 1937 г. - начало открытой агрессии Японии против Китая. А почему нет? Капитуляцию во Второй мировой войне Япония подписала и перед Китаем в том числе, никакой отдельной капитуляции не было, значит не было и отдельной войны.

Американцы же почти официально считают началом мировой войны Перл-Харбор (7 декабря 1941 г.) - и действительно, только с этого момента, в их понимании, европейская и азиатские войны слились в общемировую. В этой позиции тоже есть свой резон.

Но для того, чтобы определить точную дату начала войны, надо понять, кто ее вел и из-за чего.

Кто же воевал?

В чем же был смысл той войны? Почему в одной коалиции зачастую оказывались очень отличные друг от друга народы, почему одна страна выступала то хищником, то жертвой, то борцом за справедливость в столь бескомпромиссном столкновении?

Я не хочу приводить пространных объяснений, в этой статье им не место и не время. Но для меня очевидно - все-таки это была схватка двух идеологий. И идеологий чрезвычайно простых. Первая - люди созданы равными. Вторая - люди не созданы равными. Из второй идеологии происходит небесспорное следствие - что раз люди не равны, то они могут быть выше или ниже просто по праву рождения, и высшие могут решать свои проблемы за счет низших.

Сложность ситуации состоит в том, что люди часто не отдают себе отчет, какую же именно идеологию они исповедуют. Так, отцы-основатели США, записав в Конституции красивые слова о равенстве людей, сами были рабовладельцами. Ведь негры, в их понимании, были не совсем люди! Поэтому некоторые страны далеко не сразу определились, в каком они лагере.

То, что называется "антигитлеровской коалицией", было чрезвычайно разнородной компанией. Многие приняли в ней участие, скажем прямо, не сразу и под влиянием то "жареного петуха", то сильных держав, а то и "получив по морде" за поддержку Гитлера, как, например, Румыния. Некоторые, будучи идеологически близки Гитлеру и даже поучаствовав в некоторых его акциях (как довоенная Польша), затем по некоторым причинам оказались в разряде "низших". И лишь одно государство - СССР - воевало против фашистского блока практически с момента его образования до полного разгрома, почти девять лет.

"Фашистский" же блок был весьма определен. В первую очередь потому, что у него была совершенно определенная идеологическая основа. И любая националистическая группа в любой стране была его естественным союзником, если только считала свою нацию "высшей", и если данная нация не оказывалась "лишней" в геополитической колоде АНТИКОМИНТЕРНОВСКОГО ПАКТА. Наименование "фашистский" - это не совсем точный идеологический ярлык. Пленные немцы, скажем, искренне удивлялись, когда их называли фашистами. Сутью "Пакта" была борьба даже не против Коминтерна, а против сообщества людей, не обращающих внимания на национальную принадлежность.

Национализм - далеко не всегда плохо. Если страна в той или иной форме угнетается другими странами или иностранными организациями, то освободительное движение часто называется и является националистическим. Мудрец Сунь Ятсен считал национализм единственным лекарством, способным пробудить Китай от наркотического сна, в который его погрузили западные державы, главным образом Англия, и во многом оказался прав. Если же обращать внимание на слова, а не на суть, то трудно будет понять, почему СССР был против националистического режима Франко, но на стороне националистического режима Чан Кайши.

И интернационализм бывает разный. Правящие круги Запада не были тогда национально зашорены - капитал национальности не имеет. Но их интернационализм называется космополитизмом.

Поэтому содержанием того этапа мировой истории, который называется Второй мировой войной, является противоборство не двух империалистических группировок, как в первую мировую, а Советского Союза, с одной стороны, и блока Германии, Италии и Японии - с другой, как наиболее полных выразителей той и другой идеологии. Потом уже к Советскому Союзу, на разных этапах его борьбы, присоединились националисты подавленных и уничтожаемых наций и спохватившиеся космополиты.

И началом Второй мировой войны правильнее считать первое столкновение регулярных частей основных воюющих сторон, или соответствующее заявление хотя бы одной из них. Так когда же произошло прямое военное столкновение Союза и держав Антикоминтерновского пакта (сначала это называлось "ось Берлин-Рим"), то есть фактическое начало Второй мировой войны?

Почему мы не отметили юбилей

Статья задумывалась к 60-летию этого события, но юбилей прошел никем не замеченным. Нужная литература попала в руки уже слишком поздно, да и читать ее оказалось трудно.

Вот пример: описание боя, приведенное в начале этой статьи. В газетах того времени и в более поздних мемуарах об этом бое сообщалось, но советская танковая рота называлась испанской или республиканской. Хотя фамилию командира можно было печатать - чем не иностранец?

Уровень конспирации был таков, что и в воспоминаниях о знаменитых воздушных боях 4 ноября 1936 г., опубликованных через много лет после этих событий, советские летчики-истребители вспоминают о том, что они оказали помощь "республиканским" бомбардировщикам, попавшим в трудное положение, а штурман одного из этих бомбардировщиков Кузьма Деменчук тепло отзывается о "правительственных" истребителях, пришедших на выручку его звену.

Так почему же итальянские дивизии и германские воздушные эскадры воевали открыто, а советские батальоны и эскадрильи изображали из себя испанцев, а то и - упаси Господь - наемников? Причина - в проститутской позиции западных стран. Следуя известной тактике уличной шпаны, они "разнимали" воюющие стороны, хватая за руки только одну из них. Законное, демократически избранное правительство Испании было официально поставлено ими на одну доску с путчистами, лишено права и на закупки оружия, и на помощь друзей. За этим бдительно следил "комитет по невмешательству" во главе с лордом Плимутом (не перепутайте с "комиссией по Боснии" лорда Оуэна).

Правда, благодаря присущему Западу лицемерию, можно было просто "соблюдая приличия", несколько лучше выглядеть в его глазах. Поэтому Воронов стал французом Вольтером, Рычагов - Паланкаром, Осадчий - Симоном, а Тархов - капитаном Антонио.

Самым тяжелым временем обороны Мадрида было начало ноября 1936 г. Правительство республики и военное командование по настоятельным требованиям Горева и Мерецкова эвакуировались из столицы. Начальник оперативного отдела штаба фронта со своими офицерами перешел к врагу. 21 тысяча мадридских коммунистов (из 25) держали фронт. Капитан Арман мрачно докладывал в совете обороны: "Республиканские танки героически ворвались в родной Мадрид".

Почему мы вступили в войну

Не надо думать, что Советский Союз собирался выиграть гражданскую войну вместо испанцев. Если бы это была просто гражданская война, Советский Союз мог бы ограничиться посылкой советников, как это было в Китае в конце 20-х годов. Тогда там воевали между собой прояпонские и проанглийские группировки генералов, да националистическое южнокитайское правительство тщетно пыталось то силой, то дипломатией объединить страну.

Испанская Республика имела много бойцов храбрых, но не обученных и не организованных. А военно-воздушные силы, например, к октябрю насчитывали 1 бомбардировщик и 2 истребителя. Еще до войны западные страны отказывались продавать (даже продавать!) оружие Испанской Республике. Тем не менее Республика вполне могла справиться с мятежом, и на большей части территории путч был подавлен, хотя в нем принимала участие почти вся армия.

Начиналось для фашистов все довольно неудачно, глава мятежа генерал Санхурхо погиб в авиационной катастрофе, их силы были географически разобщены, в Испании у них не было выхода к Средиземному морю. Основные их войска были в Марокко, а Гибралтарский пролив был блокирован флотом Республики. Мятеж был на грани краха.

И тут-то вмешались державы Антикоминтерновского пакта. Быстрота реакции мирового фашизма просто поражает. В первые же дни в распоряжении Франко оказалась итало-германская транспортная авиация, и армия мятежников оказалась в Испании.

Наиболее тяжело то, что на протяжении всей испанской войны оперативное и стратегическое превосходство фашистов было очевидным. Очень быстро начались тщательно скоординированные удары по самым болезненным, самым уязвимым точкам Республики. Наступление в Эстремадуре (с севера, с юга и из Португалии) соединило до того разделенные территории фашистов. Занятие Сан-Себастьяна и Ируна отрезало Северный фронт от французской границы, а захват Теруэля едва не разрезал Республику пополам. Ну и само наступление на Мадрид ... За все время войны республиканское командование не проводило подобных операций, а фашисты провели их в первые 3 месяца, действуя весьма разнородными силами.

В фашистской армии в начальный период войны собственно испанцев, даже вместе с марокканцами и уголовниками из Иностранного Легиона, было немного - 90 тыс. А фашистов из других стран воевало: немцев - 50 тыс. (главком - полковник Варлимонт), итальянцев - 150 тыс., 20 тыс. португальцев и т.д. Особенно обнаглев после Мюнхена, они даже форму порой не меняли. И это были уже сколоченные, кадровые части. У итальянцев был боевой опыт Абиссинии, для них и немцев Первая Мировая закончилась не так уж и давно. Немцы и итальянцы не страдали комплексами по поводу "нейтралитета" и "невмешательства", и сотни тысяч их солдат и офицеров набирались в Испании боевого опыта.

Республиканские отряды и колонны Народной милиции не могли сдержать удар армий фашистского блока. Испанцы не имели тогда единого командования и снабжения, а решения об атаке иногда принимались в частях голосованием.

Но дело-то было не в том, что какое-то очередное законное правительство свергают с иностранной помощью генералы-путчисты. Мало ли таких эпизодов было в истории? На всякий чих не наздравствуешься.

Дело было в том, что Советское правительство каким-то чудом узнало, что всему миру рано или поздно придется воевать с фашизмом, хочет этого Запад или не хочет. И в этом случае чем раньше, тем, естественно, лучше. А уж как Советское правительство это узнало еще в 1936 г., загадка до сих пор. Никто не знал, а оно знало. Это качество, кстати, называется "прозорливостью".

Вот поэтому, пока в учебных центрах в Арчене и Альбасете советские инструкторы обучали испанцев и интербригадовцев обращению с советской техникой, советским наводчикам и пилотам пришлось ловить в перекрестия прицелов итальянские "ансальдо", "капрони" и "фиаты", немецкие Т-1, "хейнкели" и "юнкерсы". Но, как говорится, "об этом не сообщалось".

Первый бой, первая рота, первый танкист

Даже знающие люди иногда считают, что там были только советники. Ну да, были и советники. Из 59 Героев Советского Союза за испанскую кампанию (начиная с Указа от 31 декабря 1936 г.) советников было двое: Батов - советник-общевойсковик и Смушкевич - советник-летчик. Остальные - летчики, танкисты, артиллеристы, подводники. 19 из 59 - посмертно. А воевали еще и кавалеристы, связисты, зенитчики, разведчики, диверсанты, вообще все специалисты, какие и должны быть в действующей армии. Были и инженеры, организаторы оружейного производства, судостроители, естественно, медики и многие, многие другие. Да и советники ... вот цитата из воспоминаний советника:

"Увидев, что расчет ближайшего орудия лишился командира и наводчика, я бросился к артиллеристам и помог открыть огонь ... несколько танков загорелись ... атака врага захлебнулась ... разносторонняя подготовка общевойсковых командиров Красной Армии способствовала выполнению самых разнообразных военных обязанностей"

.

Среди этих "разнообразных военных обязанностей" наиболее известны действия наших танкистов и летчиков. В оборонительных сражениях осени 1936 - зимы 1937 года советские танковые бригады и батальоны сыграли важную роль. Часто упоминаются оборона Мадрида, бои танкового батальона М.П.Петрова в районе Лас-Росас и Махадаонда, штурм стратегически важной высоты Пингаррон. Поведение советских солдат и офицеров, называвшихся тогда "советниками" или "добровольцами-интернационалистами", служило примером антифашистам. Не редкостью были случаи, когда экипажи подбитых танков шли в бой со снятыми с танков пулеметами.

Время было выиграно. В республиканскую армию начали поступать обученные советскими инструкторами испанские экипажи.

Впрочем, оставим. Кому это сейчас интересно? Но запомним дату - 29 октября 1936 г. и имя - Поль Матиссович Арман.

Командир первой эскадрильи

Листаю рассыпающиеся страницы дальше. Вот газетное сообщение об операции 28 октября 1936 г.:

"... правительственные самолеты ... сделали наиболее успешную бомбардировку за все время войны. Эскадрилья правительственных самолетов ... появилась над аэродромом в Талавере ... и сбросила бомбы, которыми разбиты 15 самолетов мятежников"

.

Кто же составлял экипажи? Вот командир одного из них: "черноволосый коренастый человек весело назвал свое имя: - Халиль Экрем! - И тут же расхохотался. Поясняя, добавил по-русски: - Турок!"

Халиль Экрем, он же командир звена авиашколы в Тамбове Волкан Семенович Горанов стал в 1936 г. Героем Советского Союза. А звали его по-настоящему Захар Захариев. Много позже он - генерал-полковник, заместитель министра обороны Народной Республики Болгарии. Впрочем, экипаж был интернациональный, русские были в меньшинстве: всего двое, а остальные - этот самый "турок", трое испанцев и автор воспоминаний, украинец Кузьма Терентьевич Деменчук. Один из русских - Иванов - бывший белогвардеец, фамилия, видимо, ненастоящая. Он храбро воевал плечом к плечу с советскими и много позже погиб во Франции, в маки.

Так значит, 28 октября 1936 года? Да нет, пожалуй. Все-таки экипажи смешанные, самолеты - "потез". Командир эскадрильи - испанец Мартин Луна. Ищем дальше.

Первый бой советских истребительных эскадрилий довольно известен, его наблюдали утром 4 ноября над Карабанчелем и мадридцы, и журналисты многих стран. Пилоты наших И-15, впервые в жизни вступив в настоящий, а не учебный, бой, показали "юнкерсам" и "фиатам", "что в квартале появилась новая собака", как говорят американцы. 30 истребителей Пумпура и Рычагова за один день не просто сбили 7 фашистских самолетов, они лишили фашистов господства в воздухе.

Но вот, наконец, и находка. Спасибо К.Т.Деменчуку!

 

"28 октября совершили свой первый боевой вылет наши скоростные бомбардировщики СБ. Были сформированы три эскадрильи по 9-10 самолетов в каждой, они составили бомбардировочную группу. Ее возглавил А.Е.Златоцветов, начальником штаба стал П.А.Котов. Кроме бомбардировочной были созданы истребительная группа (3 эскадрильи И-15 и 3 - И-16) и, впоследствии, штурмовая (30 самолетов ССС) ... Командир 1-й бомбардировочной эскадрильи - Э.Г.Шахт, швейцарец, революционер, с 22-го года в СССР, выпускник Борисоглебской военно-авиационной школы"

. Он и возглавил первый боевой вылет 28 октября.

Итак, Эрнест Генрихович Шахт, 28 октября 1936 г. Впрочем, комэск-2, В.С.Хользунов, прибыв в Испанию еще до поступления советской техники, летал на бомбежки фашистов на старом тихоходе "бреге-19". Будучи профессионалом высокого класса, он ходил в гористой местности на предельно малой высоте, наносил удар и исчезал так скрытно, что противник не успевал открыть огонь. И другие наши летчики, начиная с сентября 1936 г., летали на всем, что может летать, вплоть до этажерок времен Первой мировой войны.

С появлением СБ (их называли "Наташами" и "Катюшами") ситуация в небе Испании изменилась. Самолет СБ даже с полной нагрузкой легко уходил от любого истребителя. На боевые вылеты они нередко шли без сопровождения. Когда такой метод в 1940 г. применили английские бомбардировщики "москито", это было названо революционным новшеством в авиационной тактике.

Осенью 1936 г. только на Мадридском фронте из 160 советских пилотов 27 пали в бою.

Вот, собственно, и все, что мне удалось узнать о первом бое наших войск с фашистами. 28 октября 1936 г. - первый боевой вылет авиации (эскадрилья СБ, командир - майор(?) Э.Г.Шахт), а 29-го - первое столкновение с фашистами на земле (танковая рота Т-26, командир - капитан П.М.Арман).

Может быть, решение о вводе в действие советских войск было секретным? Оказывается, ничуть не бывало. 23 октября 1936 г. Советское правительство обнародовало официальное Заявление, в котором черным по белому было сказано, что в условиях германо-итальянской агрессии в Испании Советский Союз не будет придерживаться нейтралитета. Что значит во время войны не придерживаться нейтралитета? Это значит вступить в войну.

Итак, 23 октября, 28-е и 29-е. Конечно, эти даты несравнимы с 22 июня и 9 мая, которые затмили все числа российской истории, но помнить их тоже надо!

Второй фронт

А с осени 1937 года наши войска вступили в войну и с Японией (третьей державой "Пакта") в Китае. Там действовали главным образом авиация и общевойсковые командиры в качестве советников, а также штабные операторы, но не только они.

Трудность была в том, что нормального транспортного сообщения с Китаем, ни морского, ни железнодорожного, не было - ведь Северный Китай под названием Маньчжоу-Го тогда принадлежал Японии. Через Синьцзян была проложена от Турксиба автомобильная трасса длиной более 3 тыс. километров, ее обслуживало свыше 5 тыс. грузовиков ЗИС-5, а на советской территории свыше 5,5 тыс. железнодорожных вагонов. Для срочных грузов действовала авиалиния, обслуживаемая самолетами ТБ-3.

В Китай было переправлено, по неполным данным, до сотни танков (каким образом, непонятно, не своим же ходом), 1250 новейших самолетов, более 1400 артсистем, десятки тысяч пулеметов и стрелкового оружия и т.д.

Впрочем, существовал и морской маршрут, через порты Южного Китая, Гонконг, Рангун и Хайфон (тогда французский). Но каких-либо упоминаний о нем в литературе я просто не нашел.

Все это сразу шло в бой. Например, эскадрилья В.Курдюмова. Совершив опаснейший перелет через высокогорные пустыни (сам В.Курдюмов при этом погиб), семерка И-16 в день прибытия в Нанкин (21 ноября 1937 года) сбила над аэродромом истребитель и два бомбардировщика.

Для наших истребителей многое было знакомым. На своих И-16, только сменивших опознавательные знаки, они встретили в небе те же "савойи" и "юнкерсы-52", только с красными кругами, а не косыми крестами.

А эскадрильи бомбардировщиков СБ Кидалинского и Мачина на следующий день разбомбили шанхайский аэродром и японские суда на рейде. Они открыли счет уничтоженным японским боевым кораблям, утопив, в том числе, первый за Вторую мировую войну вражеский крейсер.

Почти четырехлетняя война в Китае изобиловала событиями, но наиболее известны действия летчиков. Кстати, в истории нашей авиации немного операций, подобных рейду бомбардировочной группы Ф.П.Полынина на Тайвань 23 февраля 1938 года или потоплению бомбардировочной группой Т.Т.Хрюкина зимой 1938-1939 года японского авианосца (10 тыс. тонн).

Уважаемые читатели! Многие ли из вас вообще слышали, как наши летчики когда-либо потопили крейсер или авианосец?

В Китае действовали также военные специалисты из других родов войск - общевойсковики, танкисты, артиллеристы, инженеры. Цифр я не имею, опираюсь на свидетельства типа:

"Обстановка быстро накалялась. Оттуда уже начали прибывать в Ланчжоу раненые советские добровольцы, преимущественно летчики".

Эта фраза - из воспоминаний летчика Д.А.Кудымова о сражении в Трехградье 29 апреля 1938 года, в день рождения японского императора.

Сейчас история этой войны практически недоступна читателю.

Третий фронт

Впервые наши солдаты увидели фашистскую свастику на боевой технике в 1939 году в Финляндии.

Отношения с Финляндией у СССР были плохими со времен революции. Финны уничтожили своих революционеров и заодно несколько тысяч наших, и не только революционеров. В силу ряда причин Ленин тогда только печально вздохнул и поздравил Свинхувуда (финский президент, фамилия означает "свиная голова") с независимостью. Но несколько попыток финнов в 20-х годах округлить свою территорию за счет нашей (например, "Олонецкая авантюра") были мягко, но решительно пресечены. С обеих сторон тогда действовали главным образом части спецназначения. К примеру, рейд вооруженного автоматами Федорова отряда т.н. Интернациональной школы (командир Тойво Антикайнен) по финским тылам зимой 1922 г. настолько впечатлил финских военных, что к 1939 г. у них было несколько десятков тысяч "Суоми"(очень похожи на ППШ).

Соседи бывают всякие, но с появлением на свет фашизма, финны, в соответствии с идеей Свинхувуда ("Любой враг России должен всегда быть другом Финляндии"), стали к тому же союзниками фашистов, и вовсе не обязательная война стала неизбежной.

Финляндия готовилась к войне давно. На военные цели расходовалась четверть бюджета. Германия, США, Англия, Швеция и Франция неплохо оснастили финскую армию. Например, в 1935-1938 гг. Финляндия поглотила треть только одного английского военного экспорта. К весне 1939 г. была построена сеть аэродромов, в 10 раз превышавшая потребности тогдашних финских ВВС (270 самолетов).

Летом 1939 г. финны провели на Карельском перешейке крупнейшие в своей истории маневры. Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Ф.Гальдер проинспектировал финские войска, обратив особое внимание на ленинградское и мурманское оперативно-стратегические направления. Германский МИД пообещал в случае неудачи впоследствии возместить финнам потери. Начиная с октября, финны провели всеобщую мобилизацию и эвакуацию населения из Хельсинки и приграничных районов. Комиссия финского парламента, ознакомившись в октябре с районами сосредоточения войск, пришла к выводу, что Финляндия к войне готова. Министр иностранных дел приказал финской делегации прекратить переговоры в Москве.

30 ноября 1939 г. Советское правительство дало приказ войскам Ленинградского военного округа (командующий К.А.Мерецков) дать отпор провокациям, одновременно очередной раз предложив Финляндии заключить договор о дружбе и взаимопомощи. Финляндия объявила Советскому Союзу войну. 15 советских стрелковых дивизий, 6 из которых были полностью боеготовы, вступили в бой с 15 пехотными дивизиями финнов. Излагать ход войны я не буду, так как в отличие от других фронтов кое-какая литература по финской войне есть. Например, в 12-томной "Истории 2-й мировой войны" ей посвящено целых 8 страниц. Если вам этого недостаточно, то в 1941 г. был выпущен двухтомник "Бои в Финляндии", спрашивайте в библиотеках и магазинах.

Отмечу только, что в ходе войны выяснилось, что наши войска

"нуждались в дополнительном обучении методам прорыва системы мощных железобетонных укреплений и преодоления плотно заминированной лесисто-болотистой местности в сложных условиях, при 40-45-градусных морозах и глубоком снежном покрове"

. Извините за длинную цитату, но я лично не очень представляю себе, как взяться за такое "дополнительное обучение". Тем не менее методы были найдены, финны разбиты при классическом соотношении потерь для такого вида боевых действий - один к трем. Причем основные потери были понесены на второстепенном участке фронта, где финские лыжные отряды зажали и разгромили на лесной дороге две наших дивизии, а отнюдь не при прорыве линии Маннергейма или штурме Выборга.Конец первого этапа мировой войны

Из Испании наши части были выведены, одновременно с интербригадами, осенью 1938 г., остались только советники и инструкторы. Испанское правительство пошло на это под нажимом "Комитета по невмешательству". Естественно, вскоре в марте 1939 г. Республика пала. Наши советники эвакуировались с риском для жизни (а что было для них без риска?). Перед этим, в феврале, Англия и Франция признали режим Франко и разорвали отношения с республиканским правительством. А ведь Республика еще удерживала тогда и Мадрид, и всю центральную Испанию!

Это, пожалуй, еще большая гнусность, чем Мюнхенская сделка. СССР сделать ничего не мог. Все пути в Испанию были перекрыты, фашисты, пользуясь господством в Средиземном море, топили наши "Игреки" (транспорты с войсками и оружием). В одной нашей книжке написано, что потоплен был 1, в другой - 3, а в мемуарах одного итальянского адмирала - 53 (всего, под разными флагами).

В Азии летом 1938 г. война перекинулась уже и на нашу территорию у озера Хасан, и хотя японцев выбили довольно быстро, не все в действиях наших частей было хорошо. Воздушная война в Китае принимала все более изнурительную форму. В 1939 г. группы наших летчиков теряли до 3/4 своего состава. Китай терпел поражение за поражением, японские армии неуклонно шли на Запад, японские флотилии поднимались по Янцзы, несмотря на массированные налеты советских бомбардировщиков. На наших дальневосточных (да и западных) границах пограничники и части НКВД вели непрерывную, ежедневную, хотя и тихую, войну. Японцы вторглись на территорию Монголии.

Предложенное Гитлером перемирие в самый разгар ожесточенных советско-японских сражений на Халхин-Голе и в Центральном Китае было неожиданным для всех, особенно для японцев. Видимо, он рассчитал, что разделываясь без помех с "растленным космополитическим Западом", выиграет больше, чем выиграет Советский Союз, разделавшись с дальневосточным союзником Германии. Психология националиста иногда просто умиляет! А нам выбирать не приходилось. Даже ограниченная война на два фронта была нам тогда не по плечу. А тут такой подарок! В результате Россия впервые за многие десятилетия в пух и прах разгромила вполне серьезную армию внешнего врага. Причем хорошо себя проявили военачальники нового поколения, не входившие в "испанскую" или "китайскую" когорты.

Необходимо отметить - из-за внешне легкой победы в конце войны у нас сейчас как-то недооценивают японскую армию. Это глубоко неверно - просто японцы встретились в 1945 г. с лучшими солдатами ХХ века. А на Халхин-Голе в 1939 г. могло повернуться по-разному!

После Халхин-Гола на азиатском театре наступило некоторое затишье, и перемирие с Германией дало возможность улучшить наше положение в Европе, в частности провести и закончить войну в Финляндии (12 марта 1940 г.).

И хотя война в Азии продолжалась, японцы, до глубины души оскорбленные Гитлером и обиженные Жуковым, задумались о более привлекательных объектах агрессии. Наши же связи с китайским правительством осложнились из-за слишком теплых, по мнению Чан Кайши, отношений с китайскими коммунистами. В 1941 г. наши военнослужащие были выведены из Китая. 13 апреля 1941 г. с Японией был заключен договор о нейтралитете.

Мирная передышка

5 мая 1941 г. Сталин на приеме в честь выпускников военных академий в Кремле заявил

"... Германия хочет уничтожить нашу великую Родину, ... истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых превратить в рабов. Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне!"

.

Молодые офицеры осушили бокалы - за победу в войне.

Мирная передышка продолжилась больше двух месяцев.

Враги и друзья

Но вот что особенно важно - и в этом главная роль войн 1936-1941 гг. - в это время начали срываться все и всяческие маски. Люди начали понимать себя и других.

Как вы думаете, что должен делать настоящий коммунист-революционер, когда фашисты наступают на столицу твоей страны? Оказывается, он должен поднять вооруженный мятеж. Вы скажете, что автор слегка съехал на антикоммунизме. Да нет, все проще. Это установка небезызвестного иудушки Троцкого, так называемый "тезис Клемансо". Он считал, что именно в таких условиях легче всего взять власть. Звучит неправдоподобно, но кажется еще неправдоподобнее то, что в Испании нашлись люди, выполнившие эту инструкцию. Троцкистская организация ПОУМ в мае 1937 г. подняла восстание. Бои в Барселоне и других городах Республики унесли почти тысячу жизней. Тысячи были ранены, сорвано важное наступление в Арагоне, целью которого была помощь Северному фронту, из-за чего был потерян Бильбао. Поэтому для испанцев Троцкий стал исчадьем ада, и убил его в 1940 г. именно испанец.

К слову, английский троцкист Оруэлл, как раз тогда побывавший в Испании, выразил через несколько лет свое тогдашнее видение мира в антиутопии 1984.

Но свое видение мира, основанное на том же опыте, выражено и в книге "По ком звонит колокол" Хэмингуэя. Кстати, один московский пенсионер еще может кое-что рассказать о том, как она была написана и про кого.

Так вот наше вмешательство в войну с фашизмом подняло авторитет Советского Союза на такую высоту, что нас полюбила даже западная интеллигенция (как ни одиозно сейчас это слово). В результате Советский Союз получил много друзей, не только среди беднейшего населения мира. В частности, к этому времени относится начало сотрудничества с нашей разведкой наиболее умных и бескорыстных агентов, пришедших к нам из идейных соображений.

"Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал контракт на весь срок", - Э.Хэмингуэй.

А китайский крестьянин в солдатской форме, который главным образом и вел войну с Японией, увидел, что существуют офицеры, которые не бьют солдат, не покупают наложниц, не торгуют солдатским рисом, не трясутся при виде доллара, не любят ни японцев, ни англичан и ничего не боятся, - и в его столетней борьбе за свободу Китая появилась надежда.

Финляндия к 1941 г. полностью восстановила и перевооружила западным оружием полумиллионную армию.

Хотя большинство испанцев не любило фашизм, не все решились "умереть стоя". Но и Франко, надо отдать ему должное, оказался ловким политиком. Он хорошо понимал, что мировая война - не его бизнес. От Гитлера он отделался, послав на Восточный фронт "Голубую дивизию" - неважное возмещение затрат фашизма в Испанской войне. "Голубая дивизия" в России "попала под паровоз", но Франко уцелел - на Потсдамской конференции Черчилль заявил, что он против осуждения его режима, так как Англия импортирует из Испании апельсины! Так он расценил лояльность Франко во время войны, в частности, сохранение Гибралтара. Сталин едко высмеял Черчилля за защиту пособников Гитлера, но Черчилль и не такое в свой адрес слышал.

А "просвещенный Запад" ... Случалось, что зенитки американских военных кораблей били по советским бомбардировщикам, прикрывая японские конвои на Янцзы. Японские танки из американской стали ездили на американском бензине.

Слово "Мюнхен" характеризует англо-французскую политику в Европе. Менее известно, что и их политика в Азии получила наименование "дальневосточного Мюнхена". Зато Франция и Англия закатили истерику на весь мир, чуть ли не воевать собрались, когда СССР на несколько километров отодвинул территорию гитлеровского союзника от второй своей столицы.

Дело в том, что не мы рассматривали тогдашние события с классовых, марксистских позиций. Правящие круги Англии и Франции считали, что назревавший мировой конфликт является формой борьбы классов, и что Гитлер и Муссолини, несмотря на антизападную риторику, являются их союзниками в ликвидации пролетарского интернационализма. Апофеозом такой политики был конец 1938 - начало 1939 г., когда фашисты были выведены англо-французскими "политиками" к границам Советского Союза. Так опасного зверя выпускают на арену по коридору из решеток. Но фашизм был не опасным, а очень опасным зверем! И разгром англо-французов 1940 г., позор и унижение Виши и Дюнкерка были закономерным итогом. Не часто в человеческой истории расплата за глупость и цинизм политиков бывает такой быстрой и эффективной. Западу не нравилось правительство Народного фронта (далеко не коммунистическое) - и он отдал Испанию фашистам. Западу не нравился СССР - и он отдал фашистам Европу! Интересно, что политики Запада так ничего и не поняли, и Черчилль даже имел наглость укорять в своих мемуарах Сталина за временное перемирие с Гитлером!

Подобные "тонкие расчеты" Запада можно наблюдать и сейчас. Возьмите войну в Боснии и сравните с войной в Испании - совпадение один к одному. Расширяя НАТО за счет Центральной Европы и продвигая эту организацию к границам России, англо-французо-американцы искренне уверены в своей способности сохранить над НАТО свой контроль. Ну что ж, время покажет. Единственное крупное отличие от ситуации 30-х годов - в мире нет теперь Советского Союза.

Невыученные уроки

Трудно сказать, в чью пользу закончился первый этап мировой войны. Да, мы отстояли свои границы и даже немного продвинули их на Запад. Мы, по сути, переадресовали японцев американцам. Но союзников не приобрели. Хотя были и победы, все, кого мы поддерживали, потерпели поражение. Мы потеряли много храбрых и квалифицированных военных специалистов.

И самое грустное. Наши враги лучше нас воспользовались передышкой. Советское руководство считало, что войсками смогут руководить командиры нового поколения, выросшие в условиях современной войны. Командующим ВВС стал герой Испанской и Китайской войн генерал-лейтенант П.В.Рычагов, а самый важный Особый Западный военный округ возглавил генерал-полковник Д.Г.Павлов, организатор некоторых известных операций в Испании, горячий сторонник использования танковых и механизированных корпусов.

Тем не менее Сталин еще до войны, видимо, ощущал определенное беспокойство. На известном совещании высшего командного состава армии в декабре 1940 г. была проведена оперативно-стратегическая игра. За синюю сторону (западных) играл кавалерист Жуков, а за красную - танкист Павлов. Результат был неожиданным: по деликатному выражению Жукова, "для восточной стороны игра изобиловала драматическими моментами". Сталин был недоволен, но, по-видимому, удовлетворился мнением Павлова, что на учениях все бывает. Кроме того, доклад Павлова о применении механизированных войск был ярок, хорошо аргументирован и привлек всеобщее внимание.

Были и какие-то серьезные противоречия Сталина с руководством ВВС. Незадолго до 22 июня 1941 г. они даже выплеснулись наружу, когда Рычагов на военном совещании оскорбил Сталина, заявив, что он "заставляет летчиков летать на гробах". Это было именно эмоциональным срывом, так как можно в чем угодно обвинять правительство Сталина, но только самые оголтелые критики могут сказать, что оно не хотело дать армии то, что нужно, или что Сталин не заботился об авиации.

Но в июне-июле 1941 года войска Западного фронта были разгромлены, все наши танки были потеряны. И не из-за низких боевых качеств техники, как иногда пишут, а из-за организационных просчетов - войска потеряли управляемость, наши мехкорпуса сразу оказались без топлива и боеприпасов.

Это оказалось похоже на разгром, устроенный "восточной стороне" Г.К.Жуковым на оперативно-стратегической игре за полгода до этого.

Дело не в "противопульной броне наших танков". У БТ-7 броня была слабей, чем у основного танка вермахта Т-2, но 45-мм пушка мощней, и они взаимно поражали друг друга. У "синих" Жукова не было по условиям игры технического превосходства, а результат игры был похож.

Мы потеряли также и авиацию. Частью на аэродромах, частью из-за неверной, видимо, тактической подготовки. То, что было революцией в авиационной тактике в 1936 году, в 1941 устарело. Помните трагический эпизод из "Живых и мертвых", когда тяжелые бомбардировщики гибнут без сопровождения истребителей?. Действительность была столь же трагичной. Вот цитата из мемуаров Манштейна о боях на Западной Двине:

"В эти дни советская авиация прилагала все силы, чтобы разрушить воздушными налетами попавшие в наши руки мосты. С удивительным упорством, на небольшой высоте одна эскадрилья летела за другой с единственным результатом - их сбивали. Только за один день наши истребители и зенитная артиллерия сбили 64 советских самолета"

.

Кто тому виной? К примеру, ПВО флота оказалось на высоте, а ПВО страны - увы - нет. И Сталин здесь явно меньше виноват, чем командующий ПВО страны.

Справедливо это или нет, Герои Советского Союза Павлов и Рычагов и еще несколько генералов поплатились головой. Такова была тогда мера ответственности за порученное дело.

Но школа первого этапа Второй мировой войны оказалась хорошей. Чуть ли не большинство высших руководителей Вооруженных Сил 40-60 годов прошло через Испанию, Финляндию и Китай: Малиновский и Воронов, Батицкий и Кузнецов, и многие, многие другие.

А читая историю Сталинградской битвы, я удивился - сколько же там было участников обороны Мадрида! Наверное, это простое совпадение. Тот же Воронов, Шумилов, Родимцев, Колпакчи. Тот же Батов.

"Он был ранен под Мадридом в первый,
А под Сталинградом в пятый раз".

Все секретно

Еще раз вернусь к тому вопросу, на который не раз уже натыкался: почему все это практически неизвестно, чуть ли не засекречено?

Сначала - чтобы Запад не объявил нас агрессором (он все равно потом объявил). Эта причина довольно серьезная, противоядия до сих пор не найдено. Ведь в Испании под советскими бомбами и гусеницами танков оказывались не только немцы и итальянцы, на худой конец мавры из "дикой дивизии", но и испанцы. И не только убежденные фашисты. Если ты оказался на фашистской территории, хочешь - не хочешь, а иди воюй! От мобилизации не отвертишься. Доставалось и мирному населению. А поскольку мировые средства массовой информации тогда были примерно в тех же руках, что и сейчас, то можно себе представить, как описывались действия советских войск. Так вот поэтому и старались по мере возможности информацию закрывать.

Были и политические причины. В Китае мы воевали за Чан-Кайши, и после 1949 г. это стало неудобно вспоминать, и так далее.

Многие участники этих войн погибли. В.С.Хользунов - при выполнении задания в 1939 г., М.П.Петров - в 1943 г., командуя корпусом на Брянском фронте, Г.И.Тхор - в 1943 г. расстрелян фашистами за подготовку восстания в концлагере. Мемуаров они не оставили. К счастью, до наших дней дожил И.Старинов, один из создателей 14-го спецкорпуса в Испании. Интересно, что это диверсионное соединение проводило соответствующие операции и после падения Республики, и с 1942 по 1944 г. - во Франции.

Сейчас - очередной период секретности, довольно мерзкий. Если "не замечать" состояния войны, в котором СССР находился с 23 октября 1936 г. до начала Великой Отечественной, то имеется возможность некоторые вещи представить искаженно. Лишь один пример: на большие учения Красной Армии 1937 г. были приглашены представители германского Генерального штаба. Если не знать, что мы с Германией в это время воевали, пусть на чужой территории и относительно малой кровью, то такое приглашение выглядит однозначно - как свидетельство дружеских чувств. А это было совсем не так.

И это касается не только учений 1937 г.

Эпилог

Для чего написана эта статья? Наши дети уже не знают не только об Александре Матросове или Зое Космодемьянской, но и о Юрии Гагарине, так что уж говорить о Тхоре, Анне Никулиной, Ку-Ли-Шене или Лизюкове. Мы еще помним о Сталинграде и Берлине, но почти забыли о Хасане, Ельне, Хингане, Барвенково и Зеленой Браме, и ничего не знаем о Гвадарраме и Ухане, Теруэле и Тайбэе.

Так расскажите своим детям! Только одно оружие осталось нам в борьбе с подлым, лживым и невежественным телевидением, с умственно неполноценными учебниками по истории - это собственные наши рассказы. Расскажите им, что Советское правительство объявило войну мировому фашизму 23 октября 1936 г., и что солдаты свободы выполнили приказ Советского правительства.

Расскажите своим детям, что из всех правительств мира только Советское еще в 1936 г. поняло, что мировой фашизм надо остановить любой ценой, и Советский Союз бросил все, что у него тогда было, в бой. Лучшие летчики и разведчики, танкисты и подводники, артиллеристы и диверсанты сражались и умирали в горящих городах и на полярных равнинах, в безводных горах и на рисовых полях, в Европе и Азии, а может быть, и не только там.

Храбрые, скромные, веселые и деловитые люди. Война с фашизмом началась для них задолго до 22 июня 1941 г., и для многих тогда же и закончилась. Не всегда под красной звездой, иногда под красно-желто-фиолетовой эмблемой Испанской республики или белой двенадцатиконечной звездой Гоминдана, или вообще без знаков различия - они беззаветно отдавали свои жизни за чужую и свою свободу.

 

"Мы подняли гроб до уровня плеч и вставили в верхний ряд ниш. Мы смотрели, как рабочий быстро, ловко лопаточкой замуровал отверстие.

- Какую надпись надо сделать? - спросил смотритель.

- Надписи не надо никакой, - ответил я. - Он будет лежать пока без надписи. Там, где надо, напишут о нем"

.

Это время так и не пришло.

О судьбе Героя Советского Союза Эрнста Генриховича Шахта я знаю только: "ум. 1941".

Герой Советского Союза Поль Матиссович Арман погиб в 1943 г. на Волховском фронте. Война с фашизмом шла для него седьмой год, и два года он не дожил до Победы.

В Большой Советской Энциклопедии упоминаний о них нет.

 

А.П.ПАРШЕВ

[Zaman.]

Заявление ТАСС от 14 июня 1941 г. в воспоминаниях

 

В известном сообщении ТАСС от 14 июня 1941 года извещалось, что публикуемые за рубежом сообщения о приближающейся войне между СССР и Германией не имеют оснований, однако в нем нельзя видеть только одну отрицательную сторону. Это была не только попытка остановить скатывание Германии на путь войны с СССР, оттянуть начало войны, навязывая Германии переговоры. Оно преследовало и цель показать мировому общественному мнению, кто является агрессором, если война начнется.

Критики Сталина умышленно обходят вопрос о чрезвычайной сложности и запутанности предвоенной ситуации, о коварной возне, которую вела международная реакция вокруг возможной войны Германии с СССР. Умалчивают о важнейшем значении того, какая сложится не только военная, но и политическая обстановка, в которой война развернется. Сталин был обязан учитывать все эти факторы, и возможность просчета была весьма велика. Крайне важно было сочетать величайшую осторожность по отношению к возможным провокациям со стороны правящих кругов империалистических государств со строжайшей бдительностью, чтобы не позволить им застигнуть страну врасплох. (Б. Соловьев, В. Суходеев, Полководец Сталин. М., 1999, стр. 44).

Обратимся далее к тому, как восприняли это сообщение в кругах Министерства обороны СССР и в советских войсках. Что об этом пишут неангажированные мемуаристы.

Маршал Советского Союза А.М. Василевский, служивший в то время в Оперативном управлении Генерального штаба в звании генерал-майора, в своей книге «Дело всей жизни» пишет: «Имеет смысл остановиться на известном сообщении ТАСС от 14 июня 1941 года. Некоторые читатели склонны считать его документом, сыгравшим чуть ли не роковую роль в нашей подготовке к войне, притупившим бдительность советских людей в самый важный и критический момент в жизни нашей страны.

Если рассматривать данное сообщение в отрыве от внешней и внутренней политики Коммунистической партии, вероятно, можно сделать какие-то негативные выводы. Но так поступать было бы опрометчиво.

Сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года является, с одной стороны, военно-политическим зондажем, который со всей очевидностью показал, что Германия держит курс на войну против СССР и угроза войны приближается. Это вытекало из гробового молчания фашистских главарей на запрос, обращенный к ним Советским правительством.

С другой стороны, это заявление показывало стремление нашего правительства использовать всякую возможность, чтобы оттянуть начало войны, выиграть время для подготовки наших Вооруженных Сил к отражению агрессии.

Таким образом, полагаю правильным считать, что сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года является свидетельством заботы партии и правительства о безопасности нашей страны и о ее жизненных интересах.

О том, что это сообщение является внешнеполитической акцией, говорит продолжавшееся осуществление организационно-мобилизационных мероприятий, переброска на запад войсковых соединений, перевод ряда предприятий на выполнение военных заказов и т.д.

У нас, работников Генерального штаба, как, естественно, и у других советских людей, сообщение ТАСС поначалу вызвало некоторое удивление. Но поскольку за ним не последовало никаких принципиально новых директивных указаний, стало ясно, что оно не относится ни к Вооруженным Силам, ни к стране в целом. К тому же в конце того же дня первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин разъяснил, что целью сообщения ТАСС являлась проверка истинных намерений гитлеровцев, и оно больше не привлекало нашего внимания». (А. М. Василевский, Дело всей жизни. М. 1984, стр. 96.).

Следует обратиться к свидетельству, можно сказать, «первоисточника» этого сообщения ТАСС, В.М. Молотова, в то время Наркома иностранных дел и зам. Председателя Совнаркома СССР. Феликс Чуев, известный русский поэт и публицист, в своей книге «Молотов. Полу-державный властелин» (М., 2000,стр. 735) с записями своих ста сорока бесед с ним приводит слова Молотова по этому вопросу в ходе разговора о книге Бережкова (бывшего переводчика Молотова): «Я прочитал начало книжки Бережкова... пока первые сто страниц, там две я заметил вещи, с которыми нельзя согласиться...

...Второе. Он говорит насчет сообщения ТАСС. За неделю-полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения. Это было придумано, по-моему, Сталиным. Бережков упрекает Сталина, что для такого сообщения ТАСС не было оснований. Это дипломатическая игра. Игра, конечно... Бережков пишет, будто это было явно наивно. Не наивность, а определенный дипломатический ход, политический ход... это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам. Они старались показывать перед внешним миром, будто бы какое-то законное мероприятие с их стороны проводилось... Это действительно очень ответственный шаг. Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания. Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А, вот видите, они уже там-то войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!». Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе - дали повод! А в это время готовились максимально.

У нас другого выхода не было. Так что, когда нас упрекают за это, я считаю, это гнусность. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство... И получилось, что двадцать второго июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники». (Ф. Чуев. "Молотов...", стр. 49-52).

Такое именно значение сообщения ТАСС от 14 июня 1941 года с явным неудовольствием поняли и в Третьем рейхе. Так, в дневнике Геббельса 15 июня 1941 года появляется запись: «Опровержение ТАСС оказалось более сильным, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждений, что ничего не происходит, снять с себя все возможные поводы для обвинений в развязывании войны». («Военно-исторический журнал», 1997, №4, стр. 36).

Писатель К. Симонов в своей книге «Глазами человека моего поколения» писал о восприятии этого сообщения ТАСС (не зная о разъяснении зам. Начальника Генштаба генштабистам) именно в том дипломатическом значении, которое ему изначально придавалось:

«Во многих воспоминаниях о первом периоде войны я читал о заявлении ТАСС от 14 июня 1941 года и о том дезориентирующем влиянии, которое оно имело.

Так оно и вышло на деле. Хотя сейчас, перечитывая это заявление ТАСС, я думаю, что его можно рассматривать как документ, который, при других сопутствующих обстоятельствах, мог бы не только успокоить, но и насторожить.

Думается, что Сталин хотел этим документом, во-первых, еще раз подчеркнуть, что мы не хотим войны с Германией и не собираемся вступать в нее по своей инициативе, во-вторых, что мы хорошо осведомлены о концентрации германских войск у наших границ и, очевидно, принимаем в связи с этим свои меры, а, в-третьих, мне лично кажется несомненным, что это официальное заявление государственного телеграфного агентства имело целью попробовать вынудить Гитлера в той или иной форме подтвердить свои предыдущие заявления о миролюбивых намерениях по отношению к нам и этим в какой-то мере дополнительно связать себя.

Мне кажется, что разоружающее значение этого заявления ТАСС состояло не в самом факте его публикации, а в другом: если с дипломатической точки зрения появление такого документа считалось необходимым, то внутри страны ему должны были сопутствовать меры совершенно обратные тем, которые последовали. Если бы одновременно с появлением этого документа войска пограничных округов были приведены в боевую готовность, то он, даже без особых дополнительных разъяснений, был бы воспринят в армии как документ дипломатический, а не руководящий, как адресованный вовне, а не вовнутрь. Но этих мер не последовало». (К. Симонов. «Глазами человека моего поколения». М., 1990, с. 401). Вот в последнем Симонов был совершенно неправ, т.к. из дальнейшего изложения видно, что после этого руководство государства через руководство Наркомата обороны давало указания об обеспечении готовности к отражению нападения. Василевский далее в своей книге пишет:

«В связи с возраставшей угрозой агрессии со стороны фашистской Германии Наркомат обороны и Генеральный штаб не только вносили коррективы в разработанные оперативный и мобилизационный планы для отражения неизбежного нападения на нашу страну, но по указаниям ЦК партии и правительства проводили в жизнь целый ряд очень важных мероприятий из этих планов, направленных на усиление обороноспособности наших западных границ. Так, с середины мая 1941 года по директивам Генерального штаба началось выдвижение ряда армий - всего до 28 дивизий - из внутренних округов в приграничные, положившее тем самым начало выполнению плана сосредоточения и развертывания советских войск на западных границах. В мае - начале июня 1941 года на учебные сборы было призвано из запаса около 800 тыс. человек, и все они были направлены на пополнение войск приграничных западных военных округов и их укрепленных районов. Центральный Комитет партии и Советское правительство проводили ряд и других серьезнейших мероприятий в целях дальнейшего повышения боевой готовности и боеспособности Вооруженных Сил, по развитию военно-промышленной базы, по укреплению обороноспособности страны в целом. К середине 1941 года общая численность армии и флота достигла более 5 млн. человек и была в 2,7 раза больше, чем в 1939 году.

В мае - июне 1941 года по железной дороге на рубеж рек Западная Двина и Днепр были переброшены 19, 21 и 22-я армии из Северо-Кавказского, Приволжского и Уральского военных округов, 25-й стрелковый корпус из Харьковского военного округа, а также 16-я армия из Забайкальского военного округа на Украину, в состав Киевского Особого военного округа.

27 мая Генштаб дал западным приграничным округам указания о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов, а 19 июня (уже после сообщения ТАСС. - М.А.) - вывести на них фронтовые управления Прибалтийского, Западного и Киевского Особых военных округов. Управление Одесского военного округа по ходатайству окружного командования добилось такого разрешения ранее.

12-15 июня этим округам было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе. 19 июня эти округа получили приказ маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы и рассредоточить самолеты на аэродромах». (Там же, стр. 92).

Генерал армии К.Н. Галицкий, бывший перед началом Великой Отечественной войны командиром 24-й железной Самарско-Ульяновской дважды Краснознаменной дивизии в составе 3-й армии Белорусского Особого военного округа (Молодечно, БССР), в своей книге «Годы суровых испытаний» пишет об их реакции на Сообщение ТАСС от
14.06.1941 года:

«...Впрочем, практического влияния на наши войска это сообщение не оказало, так как мы действовали в соответствии с указаниями командования и продолжали напряженную подготовку к отражению возможной агрессии». (Галицкий К.Н. "Годы суровых испытаний 1941-1944, записки командарма", М. 1973, стр. 30).

В другом месте, вспоминая 20 июня 1941 г., он пишет: «20 июня... На прощание командующий армией (3-й армией. - М.А.) сказал мне: "Положение тревожное. Мною отдан приказ вывести часть войск ближе к границе, к северо-западу от Гродно. Поезжайте к себе, подготовьте все к приведению частей в готовность в соответствии с планом поднятия по боевой тревоге». И далее в примечании генерал армии Галицкий записал: «Выдвижение части сил 3-й армии... было тогда же отмечено противником. В опубликованном после войны служебном дневнике начальника германского генштаба сухопутных войск генерал-полковника Гальдера имеется такая запись: «21 июня 1941 г... перед фронтом 8-го армейского корпуса наблюдалось занятие позиций войсками противника». (General-oberst Halder. Kriegstagebuch. Stuttgart, 1963). (Там же, стр. 29).

Далее генерал армии Галицкий приводит и еще один пример подготовки войск в канун начала войны командованием 3-й армии Бел ОВО — командующим Кузнецовым В.И. и Членом Военного Совета Бирюковым Н.И.:

«21 июня 1941 г. днем. Обстановка была угрожающая. Обменявшись мнениями, В.И. Кузнецов и Н.И. Бирюков сочли необходимым без доклада Командующему округом - на это не было времени - вывести часть сил 345 сп из казарм на подготовленные оборонительные позиции. Лучше получить выговор, чем оказаться беспечными людьми - таково было их единодушное решение».(Там же, стр.33).

Такова действительная цель сообщения ТАСС от 14 июня 1941 г., а не пропагандистская версия его толкования.

М.М. АГАПОВ

[Zaman.]

О "плане Жукова" от 15 мая 1941 г.

 

Автор: Л. Безыменский  

Считается, что раскрытие архивов может помочь разгадать многие загадки истории. Это так. Но есть и другое последствие публикаций новых исторических источников: они рождают новые загадки. Именно такой оказалась судьба одного документа, который в начале 90-х годов стал известен миру. Речь идет о предложении, которое в середине мая 1941 г. поступило И.В. Сталину от высшего военного руководства СССР. Загадки начались с того, что на документе нет даты. Нет под ним и подписей, хотя обозначены два человека, которые должны были его подписать: это нарком обороны СССР маршал С.К. Тимошенко и начальник генштаба Красной Армии генерал армии Г.К. Жуков. На документе нет и резолюции Сталина.

Дополнительную сенсационность архивной находке придало особое обстоятельство: в 90-е годы в России шла острая дискуссия вокруг утверждений о том, что в 1941 г. не Германия совершила агрессию против СССР, а Сталин якобы планировал напасть на Германию, но не успел. При этом в пылу полемики зачастую забывали о том, что авторами этой версии, призванной оправдать нацистскую агрессию против СССР, были руководители "третьего рейха" - германский канцлер и нацистский "фюрер" А. Гитлер, рейхсминистр иностранных дел И. фон Риббентроп и рейхс-министр пропаганды И. Геббельс.

Спор о "превентивной войне" начался с появлением работ В.Б. Резуна, бывшего советского военного разведчика, в 1978 г. перебежавшего на Запад и присвоившего себе псевдоним В. Суворов. Его книги, изданные в конце 80-х - начале 90-х годов в ФРГ и Англии [1] вызвали неоднозначную реакцию: большинство западных исследователей отнеслись к Суворову весьма критически или же просто не сочли его творчество научным, а, следовательно, достойным внимания. Однако небольшая группа историков из ФРГ и Австрии - Е. Топич, В. Мазер, И. Хоффман, В. Пост [2] при поддержке публициста влиятельной западногерманской газеты "Франкфуртер Альгемейне Цайтунг" Г. Гиллессена [3] сразу же взяла работы Суворова на вооружение.

Но, как это ни парадоксально, самую широкую аудиторию Суворов нашел в России, где его книга [4] была издана позже, чем на Западе, и стала для многих людей, в особенности молодых, одним из основных источников знаний о войне: в условиях освобождения российского общества от "государственной монополии на правду" любая отличавшаяся от официальной точка зрения вызывала сильный общественный резонанс.

Официальная же российская наука долго считала ниже своего достоинства серьезно полемизировать с Резуном. Тем не менее, спор о "превентивной войне" охватил и российских историков [5], среди которых обозначилась небольшая группа сторонников Суворова [6]. На научных конференциях и на страницах недоступных массовому читателю академических журналов началась отражающая различные точки зрения дискуссия о "превентивной войне" [7], которая способствовала привлечению общественного внимания к работам Суворова и его единомышленников. Первой книгой на русском языке, научно с критических позиций анализирующей и полностью разоблачающей версию Суворова, стала монография израильского исследователя Г. Городецкого [8].

И вот в архиве обнаруживается подлинный документ, в котором черным по белому написано, что Тимошенко и Жуков предлагали нанести удар по стоящим на границе немецким войскам!

Отметим, что несколько страниц из этого документа были еще в 1992 г. опубликованы В.Н. Киселевым в "Военно-историческом журнале" [9], однако очень важные для правильного понимания содержания части текста были опущены. На следующий год документ был полностью опубликован в журнале "Новая и новейшая история" в приложении к статье Ю.А. Горькова [10], а затем и в его книге [11], а также в сборнике "1941 год" [12]. Документ, о котором идет речь, использован и в беллетристическом произведении военного писателя В.В. Карпова [13]. Немецкий перевод документа был опубликован в Австрии [14] и в ФРГ [15].

Что же представляет собой рассматриваемый нами источник? Это записка на 15 страницах [16]. Она написана от руки на бланке наркома обороны. Кто писал записку, определить нетрудно: своеобразный бисерный почерк, которым она написана, хорошо известен специалистам - это почерк А.М. Василевского, будущего маршала Советского Союза, тогда генерал-майора и заместителя начальника оперативногоуправления генштаба. Подписей действительно нет, они лишь, как говорят бюрократы, "заделаны", но не поставлены. Впрочем, так бывало на практике, поскольку столь секретные материалы составлялись в единственном экземпляре и о них знали лишь составители и адресат.

Адресат был тоже единственный - Сталин. Однако, как уже отмечалось, его визы или резолюции на документе нет. Приложены карты, на одной из которых стоит дата "15 мая 1941 года". Это позволяет датировать записку не позднее этого дня. Официальное название документа отсутствовало. Текст начинался так: "Председателю Совета Народных Комиссаров СССР тов. Сталину. Докладываю на Ваше рассмотрение соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками" [17].

Смысл этого документа, подготовленного в генеральном штабе, таков: Жуков (документ, безусловно, надо именовать планом Жукова, ибо именно в функции Жукова входило военное планирование) докладывал о том, что Германия уже развернула "около 230 пехотных, 22 танковых, 20 моторизованных, 8 воздушных и 4 кавалерийских дивизий, а всего около 284 дивизий. Из них на границах Советского Союза, по состоянию на 15.5.41 г., сосредоточено до 86 пехотных, 13 танковых, 12 моторизованных и 1 кавалерийской дивизий, а всего 120 дивизий" [18].

Описывая боевое развертывание вермахта, Жуков счел возможным нанесение германскими войсками внезапного удара по Красной Армии. "Чтобы предотвратить это и разгромить немецкую армию (выделенные слова в оригинале вычеркнуты из текста - Л.Б.), -предлагал Жуков, - считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить(это слово подчеркнуто в тексте оригинала двумя линиями - Л.Б.) противника в развертывании и атаковать и разгромить(выделенные слова вычеркнуты из текста - Л.Б.) германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск" [19].

Несмотря на то, что Жуков предусмотрительно решил вычеркнуть из текста слово "разгромить", смысл плана ясен: по замыслу Жукова, главный упреждающий удар должен был нанести Юго-Западный фронт (бывший Киевский особый военный округ - ОВО) и часть Западного фронта (бывший Западный ОВО) со следующей задачей: "Разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест-Демблин и выход к 30 дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц" [20].

Пояснялось, что удар в направлении Краков - Катовице отрежет Германию от ее южных союзников, т.е. Румынии и Венгрии. Этот удар будет означать разгром германской армии западнее реки Висла и на краковском направлении, выход к реке Нарев и овладение районом Катовице, то есть промышленно развитой Силезией.

Сам по себе этот замысел уже грандиозен, ибо предполагал ликвидацию всей собранной Гитлером наступательной группировки. Красная Армия должна была пройти всю Польшу с востока на юго-запад и выйти к границам Германии. Одновременно германские войска были бы отрезаны от Балкан, и прежде всего от румынской нефти. Но это была лишь первая цель. Проект плана гласил:"Последующей стратегической целью иметь: наступлением из района Катовице в северном или северо-западном направлении разгромить крупные силы центра и северного крыла германскоп. фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии" [21].

Эта фраза была собственноручно добавлена Жуковым в текст, написанный Василевским [22]. 150-160 советских дивизий должны были совершить с боями не только победный марш с востока на юго-запад через всю Польшу, но и выйти к границе Восточной Пруссии - пройти добрых 500 километров! Но и на этом наступление Красной Армии не кончалось: оно должно было завершиться разгромом восточно-прусского бастиона германского рейха.

Для достижения поставленных целей Жуков предлагал направить в бой 152 стрелковые дивизии. Правда, эта цифра впоследствии была им вычеркнута - видимо, он не желал ограничивать численность наступательной группировки. Всего же в составе Северного, Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов предполагалось иметь 210 дивизий: 136 стрелковых, 44 танковых, 23 моторизованных и 7 кавалерийских. В составе резерва Главного командования за Западным и Юго-Западным фронтами оставлялось 48 дивизий. Авиация также сводила главные силы на юго-западное направление - 144 авиаполка из 216.

Считается, что проект плана составлялся не больше двух недель. Была ли это поспешная импровизация? Нет, план Жукова родился не на пустом месте. Для понимания его происхождения надо учитывать, что еще с 1938 г., а затем в августе-октябре 1940 г. генштаб разработал и утвердил основные документы советского стратегического планирования. В них фактически была заложена идея Жукова [23].

Планом, принятым в марте 1938 г., предусматривалось, что после отражения военного вторжения противника, советские войска, а именно соединения и части Западного ОВО и Киевского ОВО, действуя по одному из вариантов плана (южному), должны нанести сокрушительный контрудар и выйти в район Ковель-Львов-Гродно-Дубно и далее развивать успех в направлении на Люблин [24]. В 1940 г. был избран именно южный вариант наступления, подтвержденный 11 марта 1941 г. [25].

Таким образом, идея Жукова - устремиться на юго-запад - не была импровизацией. Менялась лишь очередность задач: наносить удар, чтобы "отрезать Германию от южных союзников", предлагалось не в качестве ответа на нападение рейха, а упреждающим образом.

Почему же Жуков решился на это смелое предложение? Безусловно, к такому решению его подтолкнула речь Сталина перед выпускниками военных академий, произнесенная 5 мая 1941 г. [26]: Сталин нацеливал командиров Красной Армии на подготовку не только оборонительных, но и наступательных операций. О прямой связи "Соображений по плану стратегического развертывания" с этой речью Сталина автору статьи рассказывал генерал армии Н. Лященко, ссылаясь на слова Тимошенко,  сказанные ему в 60-е годы [27].

О связи записки от 15 мая 1941 г. с произнесенной за 10 дней до того речью Сталина Жуков говорил военным историкам, когда встречался с ними в последние годы жизни. Как сказал маршал в 1965 г. историку В.А. Анфилову, идея предупредить нападение Гитлера появилась у Жукова и Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 г. перед выпускниками военных академий, в которой говорилось о возможности действовать наступательным образом. Конкретная задача была поставлена Василевскому. 15 мая он доложил Тимошенко и Жукову проект директивы [28].

Действия обоих военачальников были логичными. Действительно, многое в плане Жукова могло бы понравиться Сталину. Во-первых, смелый поворот в военном планировании. Во-вторых, перспектива успешных действий с дальним прицелом. Этим, безусловно, отличался план. Недаром Жуков добавил фразу о повороте на север с целью овладения территорией Польши и Восточной Пруссии. Сталин не мог не помнить, что в предыдущих вариантах стратегических планов предлагалось ответить "ударом на удар" либо на северном, либо на южном участке. А здесь - и то и другое: и выход на чехословацкую границу, и овладение Восточной Пруссией! Казалось, не могло вызвать отрицательной реакции Сталина и быстрое усвоение генштабом данных им 5 мая 1941 г. новых указаний о "наступательной военной политике".

Постановка вопроса, "что было бы, если", считается недопустимой в исторических исследованиях: история не знает сослагательного наклонения. Но, все же, выйдя за рамки, определенные исследователю реальным ходом исторических событий, позволим себе спросить: что было бы, если бы Сталин одобрил план Жукова и Красная Армия в начале лета 1941 г. перешла в наступление?

При таком подходе сразу же проявляется первый и довольно необычный аспект проблемы: советское наступление оказалось бы для Германии полностью неожиданным. Гитлер в свое время выражал недовольство тем, что "Советский Союз невозможно спровоцировать на нападение" [29]. Верховное командование германских сухопутных войск (ОКХ) не только не учитывало возможность советского упреждающего удара, но даже и сожалело, что "русские не окажут нам услугу наступления" [30].

В директиве от 22 января 1941 г. генштаб ОКХ предсказывал оборонительную тактику Красной Армии на границе [31]. 13 июня 1941 г. отдел иностранных армий востока генштаба ОКХ повторил, что "в общем и целом от русских надо ожидать оборонительного поведения" [32].

Итак, германское верховное командование советского упреждающего наступления не ожидало. Жуков знал об этом. Но вот чего Жуков не знал: предполагая, что ударом на юго-запад он уязвит "сердцевину" будущего немецкого наступления и, соглашаясь в этой оценке со Сталиным, Жуков не знал, что он ошибается, причем коренным образом. В действительности группировка вермахта была иной: ее "сердцевина" находилась не на юге, а в центре.

По директиве ОКХ от 31 января 1941 г. основной удар по Красной Армии наносила группа армий "Центр" генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока, которая состояла из 47 германских дивизий (включая 10 танковых, 5 моторизованных и 1 кавалерийскую дивизию вермахта, а также дивизию СС "Мертвая голова"), в то время как группа армий "Юг" генерал-фельдмаршала Г. фон Рундштедта имела лишь 38 немецких дивизий (из них 5 танковых и 2 моторизованных дивизии вермахта, а также дивизия СС "Германия"). Такое распределение сил и средств в основном сохранялось до 22 июня 1941 г. [33].

Таким образом, советский Юго-Западный фронт, устремившись на Краков, Люблин и далее на юго-запад, автоматически "подставил" бы свой северный фланг под удар германской группы армий "Центр". При этом советский Западный фронт не смог бы ничего противопоставить главному удару противника, наносимому в направлении на Минск и далее на Москву. Советское верховное командование и войска Северо-Западного фронта (Прибалтийского округа) не смогли бы успешно противостоять германской группе армий "Север" генерал-фельдмаршала В. фон Лееба, нацеленной на Прибалтику и Ленинград, в составе которой, без учета резерва ОКХ, было 26 немецких дивизий, из которых 3 танковых, 2 моторизованных и дивизия СС "Рейх" [34]. Кроме того, в подготовленной к наступлению на СССР группировке были финляндские, венгерские, румынские дивизии.

Конечно сегодня, вооруженные печальным опытом 1941 г. и знанием реальной истории всей войны, мы можем строить лишь предположения о перспективах реализации плана Жукова. Только одна деталь: для марша от Оппельна до Кенигсберга Красная Армия должна была пройти сотни километров. Материально-тех-нически такой марш обеспечен не был. В плане от 15 мая 1941 г. даже содержался намек: "запасы горючего, предназначенные для западных округов, эшелонированы в значительном количестве (из-за недостатка емкости на их территории) во внутренних округах" [35].

Что это означало? Западному ОВО было отпущено, как сообщал его командующий, "потребное количество горючего", но хранилось оно в Майкопе - за несколько тысяч километров от театра военных действий. Механизированные корпуса РККА были обеспечены техникой лишь на 30 процентов, причем техника была устаревшей. В Киевском ОВО только 2 мехкорпуса имели новые танки Т-34 и KB, да и то в недостаточном количестве [36].

Итог: в случае осуществления плана от 15 мая 1941 г. Красную Армию могла постигнуть еще большая неудача, чем после германского нападения на СССР, начавшегося 22 июня 1941 г. Нереальность замысла советского командования была бы умножена реальным превосходством качества вооружений и боевого опыта противника. Ворвавшись на "чужую территорию", чтобы победить "малой кровью", советские войска оставили бы открытой свою территорию, за что поплатились бы "большой кровью" солдат и мирных жителей.

Признаться, автору статьи не легко было писать эти строки. Ему ли, скромному фронтовику, отставному капитану, критиковать прославленных советских военачальников? Не много ли он берет на себя, предсказывая катастрофические последствия плана 15 мая в случае его принятия и выполнения? [37] Но автору нежданно помог его коллега, историк-фронтовик В.А. Анфилов. Оказывается, когда В.А. Анфилов беседовал с Жуковым, маршал сказал о реакции Сталина на предложенный план следующее: "Хорошо, что Сталин не согласился с нами. Иначе мы получили бы нечто, подобное Харькову в 1942 году" [38].

Свидетельство В.А. Анфилова подтверждает военный историк Н.А. Светлишин, который по поручению Института военной истории неоднократно беседовал с Жуковым в 1965-1966 гг. и записал слова маршала о том, что на следующий день после вручения записки от 15 мая Сталину последний приказал своему секретарю А.Н. Поскребышеву вызвать Жукова. Поскребышев сказал (далее следуют слова Жукова), что "Сталин был сильно разгневан моей докладной и поручил передать мне, чтобы я впредь такие записки "для прокурора" больше не писал; что председатель Совнаркома более осведомлен о перспективах наших взаимоотношений с Германией, чем начальник генштаба, что Советский Союз имеет еще достаточно времени, чтобы подготовиться к решающей схватке с фашизмом. А реализация моих предложений была бы только на руку врагам Советской власти" [39].

Готовя мемуары, маршал так излагал суть споров между ним и Сталиным: "Я хорошо помню слова Сталина, когда мы ему докладывали о подозрительных действиях германских войск: "Гитлер и его генералитет не такие дураки, чтобы воевать одновременно на два фронта, на чем немцы сломали себе шею в первую мировую войну... У Гитлера не хватит сил, чтобы воевать на два фронта, а на авантюру Гитлер не пойдет"" [40].

Чтобы пробить глухую стену сталинского недоверия, Жуков буквально ломал себе голову: как заставить Сталина понять опасность положения? Вот почему можно видеть в этом плане очередную отчаянную попытку привлечь внимание Сталина к реальной угрозе германской агрессии, убедить его в необходимости готовиться к ее отражению. Рискуя навлечь на себя высочайший гнев, Жуков хотел лишь одного: добиться от Сталина одобрения активных действий перед лицом угрозы, уже стоявшей на пороге. Только так можно понять все несообразности и внутренние противоречия предложенного плана.

Среди российских военных историков до сего дня идет баталия по вопросу о судьбе предложений Тимошенко и Жукова. Она продолжается в частности и потому, что хотя подписи под документом и отсутствуют, формального отклонения "плана Жукова" не зафиксировано.

Критика источника, именуемого нами "планом Жукова", не может обойти вниманием и тот факт, что в написанном рукой Василевского тексте "Соображений по плану стратегического развертывания" есть несколько важных вставок и вычеркиваний. Трудно представить себе, что Василевский, человек аккуратный, отличавшийся высокой культурой штабной работы, мог представить Сталину "грязный" документ. Однако в архивах не обнаружено другого, набело переписанного текста. Как отмечает В.Д. Данилов, текст с правкой хранился в личном сейфе Василевского и был возвращен им в архив генштаба лишь в 1948 г., когда Василевский был начальником генштаба.

Исследователи, считающие что "план Жукова" был все же принят Сталиным, приводят в качестве аргумента в свою пользу данные о том, что после 15 мая 1941 г. была ускорена переброска войск, в том числе и в Киевский ОВО, были проведены и другие меры усиления приграничной группировки. Особенно "педалируют" эти факты сторонники концепции Суворова, без малейшего основания объявляющие о том, что Красная Армия готовилась к переходу западной границы СССР и началу "гигантского освободительного похода" в Европу 6 июля 1941 г. [41].

Есть такой логический принцип: "после этого - но не вследствие этого". Он применим и к ситуации мая - июня 1941 г. Конечно, новые воинские соединения были поспешно переброшены на запад из тыловых округов. Но их боевые задачи не содержали никаких указаний о предстоящих "превентивных" наступательных боях. В изданных для войск РККА директивах строжайшим образом запрещалось пересечение государственной границы "без особого распоряжения" [42]. Даже на рассвете 22 июня 1941 г. особого распоряжения не последовало...

Единственный реальный след, который оставил план Жукова, можно видеть - и этим начальник генштаба мог быть доволен - в том, что положение на границе было выведено из разряда "табу". О предстоявшем возможном германском нападении стали говорить в военных кругах и писать в директивах командования.

Что же фактически было сделано после представления Тимошенко и Жуковым проекта от 15 мая 1941 г.? Для ответа на этот вопрос недостаточно лишь знать формальную сторону дела: был ли проект одобрен Сталиным или нет.

Прежде всего, нельзя вырывать соображения высшего командования Красной Армии из общего военно-политического контекста, в котором действовал Сталин, а с ним - Тимошенко и Жуков. С января по июнь 1941 г. стратегическое развертывание Красной Армии прошло три этапа.

Первый этап (январь - март) - неоднократные решения по реорганизации и модернизации армии, принятие под давлением Тимошенко и Жукова постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 8 марта 1941 г. о призыве на большие учебные сборы 900 тыс. военнослужащих из запаса. Были приняты меры по реорганизации войск ПВО, бронетанковых войск. Формировались мехкорпуса, промышленность получила заказы на новое вооружение, в частности на производство танков KB и Т-34. Однако все эти меры еще не коснулись войск первого эшелона прикрытия, второго стратегического эшелона и резерва Главного командования. Требование Сталина "не давать немцам повода" для обострения отношений свято соблюдалось.

Второй этап (апрель - начало июня) - открытое отмобилизование и выдвижение армий второго стратегического эшелона прикрытия в приграничные районы. В апреле с Дальнего Востока на Запад были переброшены три корпуса, а с 13 мая началось выдвижение четырех армий второго эшелона (19-й, 16-й, 22-й и 21-й) в Западный и Киевский ОВО. Началась подготовка выдвижения управления еще четырех армий, в составе которых было 28 дивизий.

Третий этап (начало июня - 22 июня) - под большим давлением военного руководства Сталин согласился на открытое отмобилизование и выдвижение армий второго эшелона Западного и Киевского ОВО, а также повышение боеготовности войск прикрытия государственной границы [43].

Что же изменилось после появления 15 мая 1941 г. проекта "Соображений по плану стратегического развертывания"? Не так уж много. Директивы о выдвижении четырех армий начали поступать в войска еще раньше - с 13 мая, дальневосточные дивизии двигались на запад еще с апреля. Следовательно, не правы те, кто видит в выдвижении войск доказательство фактического принятия Сталиным плана Жукова. Более того: после 15 мая 1941 г. все пограничные военные округа -Ленинградский, Прибалтийский, Одесский, Киевский ОВО и Западный ОВО получили важные директивы наркома обороны о подготовке планов обороны и прикрытия границы [44]. Все они (с небольшими различиями) предлагали срочно разработать и от 25 до 30 мая представить в наркомат обороны и генштаб планы обороны госграницы и противовоздушной обороны с целью:

II. Оборону государственной границы организовать, руководствуясь следующими основными указаниями:

1. В основу обороны положить упорную оборону укрепленных районов и созданных по линии госграницы полевых укреплений с использованием всех сил и возможностей для дальнейшего развития их. Обороне придать характер активных действий. Всякие попытки противника к прорыву обороны немедленно ликвидировать контратаками корпусных и армейских резервов.

2. Особое внимание уделить противотанковой обороне. В случае прорыва фронта обороны крупными мотомехчастями противника борьбу с ними и ликвидацию прорыва осуществлять непосредственным распоряжением Командования округа, для чего массированно использовать большую часть противотанковых артиллерийских бригад, механизированных корпусов и авиацию" [

45

].

Примечательна директива наркома обороны для Киевского ОВО - именно этому округу планом Жукова определялась решающая роль в нанесении упреждающего удара. В новой директиве все выглядит иначе - войскам Киевского ОВО ставилась сугубо оборонительная задача по организации в приграничной полосе округа четырех районов прикрытия:

2. Район прикрытия № 2. Начальник района прикрытия - командующий 6 армией... Задача - оборонять госграницу на фронте иск[

лючая

] Крыстынополь, Махнов, Сенява, Радымно, не допустив прорыва противника на нашу территорию...

3. Район прикрытия № 3. Начальник района прикрытия - командующий 26 армией... Задача - оборонять госграницу на фронте иск[

лючая

] Радымно, Пере-мышль иск[

лючая

] Лютовиска, не допустив вторжения противника на нашу территорию. ..

4. Район прикрытия № 4. Начальник района прикрытия - командующий 12 армией... Задача - оборонять госграницу на фронте Лютовиска, Ужок, Ворохта, Вол-чинец, Липканы, не допустив вторжения противника на нашу территорию... [

46

]".

Но этим новые, сугубо оборонительные задачи не исчерпывались. Войскам Киевского ОВО приказывалось:

"Обрекогносцировать и подготовить тыловые оборонительные рубежи на всю глубину обороны до р. Днепр включительно. Разработать план приведения в боевую готовность Коростеньского, Новгород-Волынского, Летичевского и Киевского укрепленных районов, а также всех укрепрайонов, строительства 1939 года. На случай вынужденного отхода разработать план создания противотанковых заграждений на всю глубину и план минирования мостов, жел. дор. узлов и пунктов возможного сосредоточения противника (войск, штабов, госпиталей и т.д.) [

47

]".

Итак, в директиве нет и речи о подготовке или нанесении упреждающего удара. Разрешалось только "при благоприятных условиях быть готовым, по указанию Главного Командования, нанести стремительные удары для разгрома группировок противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата выгодных рубежей". Лишь авиации ставилась задача "разрушением железнодорожных мостов,  узлов Катовице, Кельце, Ченстохов, Краков, а также действиям по группировкам противника нарушить и задержать сосредоточение и развертывание его войск", в то время, как войска 5-й, 6-й, 12-й, 26-й армий Киевского ОВО организовывали бы оборонительные рубежи от западной границы и вплоть до Днепра [48].

То обстоятельство, что план Жукова не был принят, внесло еще большую неразбериху и непоследовательность в действия советского высшего командования.

Обстановка складывалась серьезнейшая: в конце весны - начале лета 1941 г. Германия завершала последние приготовления по плану "Барбаросса", о чем сообщала советская разведка [49]. В то же время нарком обороны СССР и начальник генштаба РККА, с одной стороны, выдвигали к западной границе СССР крупные воинские соединения из восточных районов страны и перегруппировывали силы приграничных округов, но при этом не готовились упредить противника и тем самым ставили свои войска под его первый удар, а с другой стороны, предписывали принять меры по оборудованию оборонительных рубежей в тылу - что и вовсе не успели сделать.

С одной стороны, штаб Киевского ОБО выдвинул свой командный пункт в Тарнополь, ближе к западной границе, с другой - из Москвы в штаб округа поступали "тормозящие" приказы. Так, 11 июня 1941 г. начальник генштаба передал командующему войсками Киевского ОБО генерал-полковнику И.П. Кирпоносу приказ наркома обороны:

"1). Полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими [50] частями не занимать. Охрану сооружений организовать службой часовых и патрулированием.

2). Отданные Вами распоряжения о занятии предполья уровскими частями немедленно отменить. Исполнение проверить и донести к 16 июня 1941 г.

 

Жуков" [51].

24 мая 1941 г. у Сталина состоялось важное совещание высшего командования РККА. Обсуждался ли на нем план Жукова? К сожалению, архивных документов о результатах этого совещания пока не обнаружено, а в мемуарах принимавших в нем участие военачальников сведений нет. Однако логика последовавших событий свидетельствует: не обсуждался. Ведь если бы готовилось советское нападение, то об этом должны были, по меньшей мере, знать командующие и штабы приграничных округов! В действительности командование, штабы и войска РККА не получили никаких заданий для подготовки локального превентивного удара, и уж подавно - для общего нападения на вооруженные силы Германии.

Упреждающий удар не состоялся. Таково было реальное положение дел. Все предположения о "превентивной войне" Сталина против Гитлера можно отнести в разряд - в лучшем случае - беллетристических упражнений.

Л.А. Безыменский

Безыменский Лев Александрович - 
профессор Академии военных наук, 
обозреватель журнала "Новое время".

 

[Zaman.]

Договор и протокол

 

Чем больше мы удаляемся во времени от рубежа 80-90 годов, тем очевиднее становится разрушительная роль антисталинской кампании, уже много лет ведущейся продажными российскими и западными СМИ вокруг Договора о ненападении между СССР и Германией. Подлая акция Яковлева дала старт началу искусственного развала СССР еще задолго до фарисейского лозунга Ельцина: "Берите суверенитета - сколько проглотите". Вскоре с отрывом прибалтийских республик началось уничтожение Советского Союза, закончившееся Беловежским сговором трех предателей.

На то, что демонстрировавшийся депутатам Верховного Совета "документ" был фальшивкой, указывает целый ряд фактов.

Так, в тексте этого "документа" говорится, что сей "секретный протокол" составлен к Пакту о ненападении. Но ведь с Германией 23 августа 1939 г. был подписан не Пакт, а Договор. Пакт более значителен в международном плане, и "Пактом" Договор стал называться только с 16 сентября 1939 г. ("Правда" впервые назвала Договор Пактом 19.09.39 г.), после принятия Сталиным решения об освобождении Советским Союзом Западной Украины и Западной Белоруссии, отторгнутых панской Польшей в 1920 г., в результате чего мы получили общую границу с Германией и большую возможность оказывать влияние на обстановку в Европе.

Совсем нелепо выглядит последний, 4-й пункт фальшивки: "Данный протокол рассматривается обеими сторонами как строго секретный".

Элементарная безграмотность этого пункта очевидна. Если сам протокол по названию - секретный, то зачем же в таком случае в конце текста писать слова "строго секретно"? Тем более что в практике нашего государства применялись тогда только три категории секретности: "секретно", "совершенно секретно" и "особой важности". Термин "строго секретно" не употреблялся.

Еще одним доказательством тому, что с вопросами секретности у фальсификаторов не ладится, может служить некая "служебная записка", которую Яковлев извлек на 2-м съезде народных депутатов СССР. В "служебной записке" якобы фиксировалась передача в апреле 1946 г. заместителем заведующего секретариатом Молотова Смирновым старшему помощнику Министра иностранных дел Подцеробу подлинного секретного протокола с тремя заверенными машинописными копиями на русском и немецком языках вместе с еще 14-ю не относящимися к этому делу несекретными документами.

Однако совершенно ясно, что передачи секретного документа вместе с несекретными, да еще по несекретному акту, согласно инструкции о работе с секретными документами, в ведомстве Молотова не могло быть.

А что это за "заверенные машинописные копии протоколов", якобы найденные А. Яковлевым в ночь с 23 на 24 декабря 1989 г.?! Кем заверенные? Неизвестно. О какой же достоверности тогда может идти речь? Помимо упомянутой чепухи А. Яковлев привел Съезду еще и следующие "аргументы.":

А. "Криминалисты провели экспертизу подписи Молотова в оригинале Договора о ненападении, подлинник которого, как вы сами понимаете, у нас есть, и в фотокопии секретного протокола. Эксперты пришли к выводу об идентичности этих подписей."

"Аргумент" пустяковый, ибо, во-первых, скопировать подпись не составляет никакого труда для фотографа, во-вторых, что это за идентичность подписей, если в последнем случае "подпись Молотова" почему-то сделана... на немецком языке?

В. Оказалось, что протоколы, с которых сняли... фотокопии, были напечатаны на той же машинке, что и хранящийся в архивах МИД СССР подлинник договора.

Здесь Яковлев явно рассчитывает на идиотизм слушателей. Ведь ясно, что если уж сделали фальшивку, то, естественно, ее отпечатали на той же машинке, что и договор.

Г. "Существует разграничительная карта. Она завизирована Сталиным..."

Простите, но эту "секретную разграничительную карту" совершенно несекретно и официально печатала газете "Правда" 23 сентября 1939 г. На ней Сталин всего лишь уточнял расположение советских войск относительно "линии Керзона", которая была определена на Парижской мирной конференции 1919 г. и являлась общепризнанной в мире границей между Польшей и РСФСР.

В арсенале врагов Советского Союза были и другие столь же пустяшные "доказательства" существования "секретного протокола", который якобы обернулся впоследствии "трагедией миллионов и миллионов людей". Все эти "доказательства" отвергаются столь же просто, как и приведенные выше, поэтому нет никакого смысла продолжать далее перечисление и опровержение этих "доказательств". Куда важнее отметить другое: гроссмейстер политического блуда А.Яковлев для того и высыпал ворох этой чепухи, чтобы, утопив в ней внимание оппонентов, не допустить обсуждения главного и принципиального вопроса: "Имело ли советское руководство моральное право подписывать такой протокол?" Рассмотрим же этот вопрос.

Допустим, что "секретный протокол" существовал и разграничивал сферы интересов сторон в Восточной Европе. В каком случае этот "протокол" мог реализоваться в каких-то конкретных действиях? Об этом ясно говорит начало его 1-ой статьи: "В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств..." В дальнейшем тексте говорится о конкретных сферах интересов в случае, если это переустройство будет.

Далее. В результате чего могло произойти так называемое "территориально-политическое переустройство"? Ясно, что оно могло произойти только вследствие военных действий. Так оно и произошло, и, если бы Германия не начала Вторую мировую войну, то не было бы никакого "переустройства", никакой "протокол" не имел бы никакого значения и никоим образом не мог бы обернуться "трагедией для миллионов и миллионов людей". Следовательно, если советское руководство было уверено, что Германия не начнет войны, и, стало быть, "протокол" останется ничего не значащей бумажкой, то оно имело моральное право подписать такую бумажку.

Но советское руководство знало, что Германия непременно начнет войну и главной целью этой войны для Германии будет разгром СССР. Имело ли советское руководство и в этом случае моральное право подписывать такой "протокол"? Имело! Имело, ибо было совершенно ясно, что с началом войны Германии против СССР все договоры и протоколы потеряют всякое значение. Так и было! Германия действовала не по "протоколу", а творила все, что хотела. И Советский Союз, тоже наплевав на "протокол", взял да и разгромил Германию! На войне как на войне.

Что отсюда вытекает? Отсюда вытекает то, что и в случае войны данный "протокол", если он даже и был, никоим образом не мог обернуться "трагедией для миллионов и миллионов людей". Трагедию могла вызвать и ее вызвала захватническая война фашистской Германии. Советская же сторона, если бы она и подписала такой "протокол", поступила бы правильно, ибо при этом она получала очень важную отсрочку начала войны с Германией и занимала перед этой войной значительно более выгодную стратегическую позицию.

Совершенно ясно, что каждое правительство обязано заботиться о благе и безопасности своего народа. Противоположное мнение может быть только у людей, являющихся предателями своего народа, или у людей, пораженных чрезвычайным слабоумием. К сожалению, как это уже давно известно, при Горбачеве в ЦК КПСС, в правительстве и на Съездах народных депутатов СССР верховодили матерые враги народа, которые, до предела накалив антисоветскую истерию, сумели большинство депутатов перековать в предателей или превратить в слабоумных людей.

Поэтому, вместо того чтобы смотреть в корень и думать о благе и безопасности страны, эти предатели и слабоумные люди занялись детскими "ребусами", которыми их закидал г-н Яковлев.

В тяжелейшей обстановке перед началом Второй мировой войны и перед неизбежным нападением Германии на нашу Родину И.В.Сталин сделал все возможное для защиты народов Советского Союза от фашистской угрозы. Более того. Сталин уже тогда прекрасно понимал, что исторической миссией нашей Родины становится спасение от коричневой чумы не только своих народов, но и всего человечества. И он был обязан мыслить и действовать, исходя именно из этой реальности, а не из того, что будут кричать какие-то польские паны, прибалтийские бароны или доморощенные ненавистники власти трудящихся.

Ложь о Сталине "демократы" превратили в мощное оружие, с помощью которого была разорвана на куски наша Советская Родина. Но сможем ли мы восстановить ее, если не развеем ложь о нашем великом советском прошлом, если мы отступим и позволим отравлять ложью души наших детей? Нет, отступать нельзя! Потому что тогда не будет Победы!

 

А. ЛЕБЕДЕВ

[Zaman.]

Надо ли стыдиться пакта Молотова-Риббентропа?

 

Оплёвывающие нашу историю либеральные публицисты стремятся любой ценой представить Советский Союз зачинщиком 2-й мировой войны. Или, в крайнем случае, возложить равную ответственность за её развязывание на "двух кровавых диктаторов" - Сталина и Гитлера. Одним из любимых аргументов, используемых для этого, является пресловутый договор о ненападении между Германией и Советским Союзом от 23 августа 1939 года, более известный как пакт Молотова-Риббентропа. При всяком удобном и неудобном случае российские СМИ поднимают ритуальный вой по поводу этого страшного преступления против прогрессивного человечества. Разумеется, тем, кто воспринимает западные демократии как источник благости и святости, сама мысль, что можно отказаться таскать для "цивилизованного мира" каштаны из огня и проводить самостоятельную политику представляется кощунственной. Нам же не мешает разобраться, чем был этот пакт на самом деле: преступлением, ошибкой или наоборот, правильным и логичным шагом.

Мюнхенский сговор

Любой добросовестный исследователь знает, что исторические факты следует рассматривать не изолированно, а в общем контексте происходившего в то время. Анализируя советско-германский договор, нельзя забывать и о другом соглашении, заключённом без малого за год до этого в Мюнхене. Сегодня по понятным причинам о мюнхенском сговоре предпочитают не вспоминать. Между тем, оба эти события тесно взаимосвязаны. Именно случившееся в столице Баварии во многом определило дальнейшую политику СССР.

Присоединив 13 марта 1938 года при полном попустительстве тогдашнего "мирового сообщества" Австрию к Третьему Рейху, Гитлер обратил свой взгляд на Чехословакию. Как известно, после окончания 1-й мировой войны свежеиспечённые государства Восточной Европы кроились не по этническому принципу, а по праву сильного: "Политическая граница Чехословакии, проведённая с полным пренебрежением к этнографическим границам, сохранила в пределах вновь образованного государства, а также прирезала к нему довольно значительные районы с нечехословацким и неславянским населением"1. В результате помимо титульных наций - чехов и словаков - в этой стране проживали многочисленные национальные меньшинства, самым крупным из которых были немцы - по данным переписи 1921 года их было около 3,1 миллиона из 13,4 миллионов жителей или 23,4%2. На притеснение немецкого меньшинства и ссылался Гитлер, потребовав передать Германии Судетскую область и другие районы с преимущественно немецким населением.

Разумеется, тягаться в одиночку с Германией, даже тогдашней, ещё не раскрутившей в полную мощь маховик своей военной машины, Чехословакия не могла. Впрочем, на первый взгляд, это небольшое государство было надёжно защищено системой международных соглашений. Ещё 25 января 1924 года был заключён бессрочный франко-чехословацкий договор о союзе и дружбе3. 16 мая 1935 года был подписан советско-чехословацкий договор о взаимной помощи. При этом по предложению Чехословакии в нём была сделана оговорка, что обязательства о взаимной помощи вступают в силу лишь в том случае, если помощь стороне - жертве агрессии будет оказана и Францией4.

Однако едва дошло до дела, как выяснилось, что западные демократии вовсе не горят желанием защищать Чехословакию. 15 сентября 1938 года английский премьер-министр Невилл Чемберлен посетил Гитлера в его резиденции в Берхтесгадене. Фюрер был непреклонен. 19 сентября послы Англии и Франции передали Чехословакии совместное заявление своих правительств о том, что необходимо уступить Германии районы, населённые преимущественно судетскими немцами, чтобы избежать общеевропейской войны5. Когда же Прага напомнила Парижу о его обязательствах по договору о взаимопомощи, то французы просто отказались их выполнять.

Как сообщил министр иностранных дел Чехословакии Камил Крофта в своей телеграмме, адресованной всем чехословацким миссиям за границей, "английский и французский посланники 21 сентября в два часа ночи снова посетили президента и заявили, что в случае, если мы отклоним предложения их правительств, мы возьмём на себя риск вызвать войну. Французское правительство при таких обстоятельствах не могло бы вступить в войну, его помощь была бы недейственной. Принятие англо-французских предложений является единственным средством воспрепятствовать непосредственному нападению Германии. Если мы будем настаивать на своём первоначальном ответе, Чемберлен не сможет поехать к Гитлеру и Англия не сможет взять на себя ответственность. Ввиду этого ультимативного вмешательства, оказавшись в полном одиночестве, чехословацкое правительство, очевидно, будет вынуждено подчиниться непреодолимому давлению"6.

Надо сказать, что насчёт "полного одиночества" Крофта откровенно лукавил. Советский Союз был готов придти на помощь Чехословакии даже без участия Франции. Однако в Праге предпочли капитулировать.

29-30 сентября в Мюнхене руководители четырёх великих держав - Великобритании (Чемберлен), Франции (Даладье), Германии (Гитлер) и Италии (Муссолини) - подписали соглашение, призванное урегулировать судетский кризис. Советский Союз на эту встречу приглашён не был, так же как и представители Чехословакии, которые были поставлены перед свершившимся фактом.

Мюнхенское соглашение предусматривало передачу Германии в срок с 1 по 10 октября 1938 года Судетской области со всеми сооружениями и укреплениями, фабриками, заводами, запасами сырья, путями сообщения и т.п. Взамен четыре державы давали "гарантии" новых границ Чехословакии7. О том, чего эти гарантии стоили, наглядно свидетельствует дальнейшее развитие событий. 13 марта 1939 года лидеры словацких националистов объявили о "независимости" Словакии и обратились к Германии с просьбой о защите. 15 марта немецкие войска вошли в Прагу. Великобритания и Франция не сделали и попытки спасти Чехословакию, ограничившись вялыми протестами. По свидетельству статс-секретаря министерства иностранных дел Германии Эрнста фон Вайцзеккера, посетивший его 15 марта французский посол в Берлине Робер Кулондр "с некоторым волнением говорил о том, как сильно на него подействовало вступление наших войск [в Чехословакию], которое находится в противоречии с мюнхенским соглашением, в противоречии с теми отношениями доверия, которое, по его мнению, он встретил у нас"8.

Что касается Англии, то выступая 15 марта в палате общин, Чемберлен заявил, что после Мюнхена британское правительство "считало себя морально обязанным" защищать территориальную целостность Чехословакии в случае неспровоцированной агрессии. Но к данной ситуации это не относится, поскольку Чехословакия распалась как бы сама по себе:

"Таково было положение до вчерашнего дня. Однако оно изменилось, поскольку словацкий парламент объявил Словакию самостоятельной. Эта декларация кладёт конец внутреннему распаду государства, границы которого мы намеревались гарантировать, и правительство Его Величества не может поэтому считать себя связанным этим обязательством"9.

Более того, руководство Великобритании восприняло известие о ликвидации Чехословакии с явным облегчением. В тот же день британский министр иностранных дел Эдуард Галифакс заявил французскому послу в Лондоне, что Англия и Франция получили"компенсирующее преимущество", заключающееся в том, что "естественным способом" покончено с их обязательством о предоставлении гарантий Праге, бывшим "несколько тягостным для правительств обеих стран"10. Как говорится, комментарии излишни.

Накануне

Все, кто изучал историю 2-й мировой войны, знают, что она началась из-за отказа Польши удовлетворить германские претензии. Однако гораздо менее известно, чего же именно добивался от Варшавы Гитлер. Между тем, требования Германии были весьма умеренными: включить "вольный город Данциг" в состав Третьего Рейха, разрешить постройку экстерриториальных шоссейной и железной дорог, связывающих Восточную Пруссию с основной частью Германии и вступить в Антикоминтерновский пакт11.

Как бы негативно мы не относились к Гитлеру, первые два требования трудно назвать необоснованными. Подавляющее большинство жителей отторгнутого от Германии согласно Версальскому мирному договору Данцига составляли немцы12, искренне желавшие воссоединения с исторической родиной. Вполне естественным было и требование насчёт дорог, тем более, что на земли разделяющего две части Германии "польского коридора" при этом не покушались. Кстати, в отличие от западных границ, Германия никогда добровольно не признавала внесённых Версальским договором территориальных изменений на Востоке13.

Что же касается вступления в Антикоминтерновский пакт, то формально не являясь его членом, Польша и так вела себя вполне подобающе, неизменно поддерживая государства "Оси" во всех их начинаниях, будь то захват Италией Эфиопии, гражданская война в Испании, нападение Японии на Китай, присоединение Австрии к Германии или расчленение Чехословакии14.

Поэтому когда Германия 24 октября 1938 года предложила Польше урегулировать проблемы Данцига и "польского коридора"15, казалось, ничто не предвещает осложнений. Однако ответом неожиданно стал решительный отказ. Как и на последующие аналогичные германские предложения. Дело в том, что Польша неадекватно оценивала свои силы и возможности. Стремясь получить статус великой державы, она никоим образом не желала становиться младшим партнёром Германии. 26 марта 1939 года Польша окончательно отказалась удовлетворить германские претензии16.

Видя неуступчивость поляков, Гитлер решил добиться выполнения своих требований силовым путём. 3 апреля 1939 года начальник штаба ОКВ генерал Вильгельм Кейтель представил проект "Директивы о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939-1940 гг.". Одновременно главнокомандующие видов вооружённых сил получили предварительный вариант плана войны с Польшей, которому было присвоено условное название "Вайс"17. 11 апреля "Директива", составной частью которой являлся план "Вайс", была утверждена фюрером18. 28 апреля, выступая в рейхстаге, Гитлер объявил об аннулировании германо-польской декларации 1934 года о дружбе и ненападении19.

Тем временем западные демократии сеяли у поляков необоснованные иллюзии о том, что в случае войны они окажут Варшаве необходимую помощь. 31 марта 1939 года, выступая в палате общин, премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен публично заявил:

"...в случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и которой польское правительство соответственно сочтёт необходимым оказать сопротивление своими национальными вооружёнными силами, правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах. Оно дало польскому правительству заверение в этом.

Я могу добавить, что французское правительство уполномочило меня разъяснить, что оно занимает по этому вопросу ту же позицию, что и правительство Его Величества"20.

14-19 мая в ходе франко-польских переговоров Франция пообещала в случае нападения Гитлера на Польшу "начать наступление против Германии главными силами своей армии на 15-й день мобилизации"21. Англо-польские переговоры 23-30 мая привели к тому, что Лондон заявил о своей готовности предоставить Варшаве 1300 боевых самолётов для польских ВВС и предпринять воздушные бомбардировки Германии в случае войны22.

Как показали дальнейшие события, эти щедрые обещания были заведомым обманом. Однако польское руководство принимало их за чистую монету и потому всё больше утрачивало чувство реальности. Полагая, что Гитлер не решится начать войну, кичливые ляхи вели себя откровенно вызывающе. 1 августа 1939 года Польша ввела экономические санкции против Данцига. В ответ 4 августа данцигские власти потребовали сократить на две трети польскую таможенную стражу и убрать польские таможни с границы Данцига и Восточной Пруссии. В тот же день Польша заявила, что любые действия против польских служащих будут рассматриваться как акт насилия со всеми вытекающими последствиями. В итоге президент данцигского сената предпочёл уступить23.

18 августа 1939 года польский посол в Париже Юлиуш Лукасевич (Juliusz Lukasiewicz) в беседе с министром иностранных дел Франции Жоржем Бонне заносчиво заявил, что "не немцы, а поляки ворвутся вглубь Германии в первые же дни войны!"24.

Как отметил в своей книге американский исследователь Хенсон Болдуин, в годы войны работавший военным редактором "Нью-Йорк Таймс":

"Они (поляки - И.П.) были горды и слишком самоуверенны, живя прошлым. Многие польские солдаты, пропитанные военным духом своего народа и своей традиционной ненавистью к немцам, говорили и мечтали о "марше на Берлин". Их надежды хорошо отражают слова одной из песен:

...одетые в сталь и броню,

Ведомые Рыдзом-Смиглы,

Мы маршем пойдём на Рейн..."25.

Видимо недаром другой американский автор, известный журналист Уильям Ширер, изучавший реалии польской жизни в течение 30 лет, прокомментировал предоставление английских гарантий Польше следующим образом: "Вполне можно застраховать пороховой завод, если на нём соблюдаются правила безопасности, однако страховать завод, полный сумасшедших, немного опасно"26.

Несостоявшийся союз

Понятно, что происходившие в Европе события, в особенности нарастающая агрессивность Германии, не могли оставить равнодушным советское руководство. Казалось бы, для сдерживания Гитлера следовало пойти на союз с западными демократиями. Однако, как справедливо отмечает Уинстон Черчилль: "Мюнхен и многое другое убедили Советское правительство, что ни Англия, ни Франция не станут сражаться, пока на них не нападут, и что даже в этом случае от них будет мало проку"27.

В самом деле, как показал Мюнхен, договоры, заключённые с Англией и Францией, можно смело расценивать как "филькины грамоты", поскольку эти государства не выполняют взятые на себя обязательства. Более того, Чехословацкая республика являлась, образно говоря, любимым детищем Антанты, демократической страной, верным и преданным союзником Парижа и Лондона. Если её с такой лёгкостью отдали на растерзание Гитлеру, то нас и подавно "кинут" в любой момент.

Мотивы мюнхенского сговора также не могли радовать. Было достаточно очевидно, что цель проводимой западными державами политики "умиротворения" Гитлера - направить агрессию Германии на Восток, то есть в конечном счёте против СССР. Как сказал Чемберлен 12 сентября 1938 года накануне своей встречи с Гитлером: "Германия и Англия являются двумя столпами европейского мира и главными опорами против коммунизма и поэтому необходимо мирным путём преодолеть наши нынешние трудности... Наверное, можно будет найти решение, приемлемое для всех, кроме России"28.

Стоит ли удивляться, что в этой ситуации советское руководство сделало естественный вывод - верить Западу на слово нельзя, если не хочешь оказаться преданным в самый критический момент. Сотрудничать с Англией и Францией можно лишь заручившись военным договором, в котором будут чётко и недвусмысленно прописаны обязательства сторон, чтобы новоиспечённые "союзники" не смогли отвертеться от их выполнения.

17 апреля 1939 года Москва предложила заключить англо-франко-советский договор о взаимопомощи следующего содержания:

"1. Англия, Франция, СССР заключают между собой соглашение сроком на 5-10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Чёрным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.

3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение §1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии, либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция и СССР обязуются после открытия военных действий не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трёх держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу §3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи"29.

Однако западных партнёров подобная постановка вопроса явно не устраивала. Как заявил 26 апреля на заседании английского правительства министр иностранных дел лорд Галифакс, "время ещё не созрело для столь всеобъемлющего предложения"30. Вместо этого Англия и Франция надеялись получить от Советского Союза односторонние обязательства. Так, на заседании кабинета министров 3 мая Галифакс сообщил, что он запросит Россию: "не будет ли она готова сделать одностороннюю декларацию о том, что она окажет помощь в такое время и в такой форме, которая могла бы оказаться приемлемой для Польши и Румынии"31.

Только 25 июля английское, а 26 июля и французское правительство приняли предложение СССР приступить к переговорам о заключении военной конвенции и выразили готовность послать своих представителей в Москву32. Переговоры начались 12 августа. Сразу же выяснилось, что французская делегация во главе с генералом Ж.Думенком имеет полномочия только на ведение переговоров, но не на подписание соглашения, а английская делегация во главе с адмиралом Реджинальдом Драксом вообще не имеет письменных полномочий33.

Разумеется, дело было отнюдь не в рассеянности чиновников британского МИДа, забывших оформить соответствующие бумаги. Если Франция к тому времени уже почувствовала, что пахнет жареным, то английское руководство во главе с Чемберленом всё ещё надеялось договориться с Гитлером полюбовно, и рассматривало контакты с Советским Союзом всего лишь как средство давления на Берлин. Докладывая в германский МИД о состоявшейся 3 августа 1939 года беседе с главным советником правительства Великобритании по вопросам промышленности Хорасом Вильсоном, немецкий посол в Лондоне Герберт Дирксен отмечал: "здесь преобладало впечатление, что возникшие за последние месяцы связи с другими государствами являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет действительно достигнута единственно важная и достойная усилий цель - соглашение с Германией"34.

Неудивительно, что инструкция для отправлявшейся в Москву британской делегации прямым текстом предписывала "вести переговоры весьма медленно"35, стараясь избегать конкретных обязательств:

"Британское правительство не желает быть втянутым в какое бы то ни было определённое обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах. Поэтому в отношении военного соглашения следует стремиться к тому, чтобы ограничиваться сколь возможно более общими формулировками"36.

Совершенно другой была позиция советского руководства. Так, глава французской делегации генерал Думенк, докладывая о ходе московских переговоров в военное министерство Франции, в телеграмме от 17 августа 1939 года, констатировал: "Нет сомнения в том, что СССР желает заключить военный пакт и что он не хочет, чтобы мы представили ему какой-либо документ, не имеющий конкретного значения"37.

Гиена Восточной Европы

Теперь самое время вспомнить, что же представляла из себя тогдашняя Польша, ради спасения которой от Гитлера мы должны были встать в один строй с Англией и Францией.

Едва появившись на свет, возрождённое польское государство развязало вооружённые конфликты со всеми соседями, стремясь максимально раздвинуть свои границы. Не стала исключением и Чехословакия, территориальный спор с которой разгорелся вокруг бывшего Тешинского княжества. В тот раз у поляков ничего не вышло. 28 июля 1920 года, во время наступления Красной Армии на Варшаву, в Париже было подписано соглашение, согласно которому Польша уступала Тешинскую область Чехословакии в обмен на нейтралитет последней в польско-советской войне38.

Тем не менее, поляки, выражаясь словами известного писателя-сатирика Михаила Зощенко, "затаили хамство", и когда немцы потребовали у Праги Судеты, решили, что настал подходящий случай добиться своего. 14 января 1938 года Гитлер принял министра иностранных дел Польши Юзефа Бека. "Чешское государство в его нынешнем виде невозможно сохранить, ибо оно представляет собой в результате гибельной политики чехов в Средней Европе небезопасное место - коммунистический очаг", - изрёк вождь Третьего Рейха. Разумеется, как сказано в официальном польском отчёте о встрече, "пан Бек горячо поддержал фюрера"39. Эта аудиенция положила начало польско-германским консультациям по поводу Чехословакии.

В самый разгар судетского кризиса 21 сентября 1938 года Польша предъявила Чехословакии ультиматум о "возвращении" ей Тешинской области40. 27 сентября последовало повторное требование41. В стране нагнеталась античешская истерия. От имени так называемого "Союза силезских повстанцев" в Варшаве была совершенно открыто развёрнута вербовка в "Тешинский добровольческий корпус"42. Формируемые отряды "добровольцев" направлялись к чехословацкой границе, где устраивали вооружённые провокации и диверсии.

Так, в ночь на 25 сентября в местечке Коньске близ Тршинца поляки забросали ручными гранатами и обстреляли дома, в которых находились чехословацкие пограничники, в результате чего два здания сгорели. После двухчасового боя нападавшие отступили на польскую территорию. Аналогичные столкновения происходили в ту ночь и в ряде других мест Тешинской области43. Следующей ночью поляки совершили налёт на железнодорожную станцию Фриштат, обстреляли её и забросали гранатами44.

27 сентября в течение всей ночи почти по всех районах Тешинской области были слышны ружейная и пулемётная перестрелка, взрывы гранат и т.д. Наиболее кровавые стычки, как сообщало Польское телеграфное агентство, наблюдались в окрестностях Богумина, Тешина и Яблункова, в местечках Быстрице, Коньска и Скшечень. Вооружённые группы "повстанцев" неоднократно нападали на чехословацкие склады оружия45, польские самолёты ежедневно нарушали чехословацкую границу46.

Свои действия поляки тесно координировали с немцами. Польские дипломаты в Лондоне и Париже настаивали на равном подходе к решению судетской и тешинской проблем, в то время как польские и немецкие военные договаривались о линии демаркации войск в случае вторжения в Чехословакию47. При этом можно было наблюдать трогательные сцены "боевого братства" между германскими фашистами и польскими националистами. Так, согласно сообщению из Праги от 29 сентября, на чехословацкий пограничный пост близ Гргавы напала банда из 20 человек, вооружённых автоматическим оружием. Атака была отбита, нападавшие бежали в Польшу, а один из них, будучи раненым, попал в плен. На допросе пойманный бандит рассказал, что в их отряде много немцев, живущих в Польше48.

Как известно, Советский Союз выразил готовность придти на помощь Чехословакии, причём как против Германии, так и против Польши. В ответ 8-11 сентября на польско-советской границе были организованы крупнейшие в истории возрождённого польского государства военные манёвры, в которых участвовало 5 пехотных и 1 кавалерийская дивизии, 1 моторизованная бригада, а также авиация49. Как и следовало ожидать, наступавшие с востока "красные" потерпели полное поражение от "голубых". Манёвры завершились грандиозным 7-часовым парадом в Луцке, который принимал лично "верховный вождь" маршал Рыдз-Смиглы50.

В свою очередь, с советской стороны 23 сентября было заявлено, что если польские войска вступят в Чехословакию, СССР денонсирует заключённый им с Польшей в 1932 году договор о ненападении51.

Как уже говорилось выше, в ночь с 29 на 30 сентября 1938 года было заключено печально известное Мюнхенское соглашение. Стремясь любой ценой "умиротворить" Гитлера, Англия и Франция цинично сдали ему своего союзника Чехословакию. В тот же день, 30 сентября, Варшава предъявила Праге новый ультиматум, требуя немедленного удовлетворения своих претензий52. В результате 1 октября Чехословакия уступила Польше область, где проживало 80 тыс. поляков и 120 тыс. чехов53. Однако главным приобретением стал промышленный потенциал захваченной территории. Расположенные там предприятия давали в конце 1938 года почти 41% выплавляемого в Польше чугуна и почти 47% стали54.

Как писал по этому поводу в своих мемуарах Черчилль, Польша "с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства"55. Не менее лестное зоологическое сравнение приводит в своей книге уже цитировавшийся ранее американский исследователь Болдуин: "Польша и Венгрия, как стервятники, отрывали куски умирающего разделённого государства"56.

Сегодня в Польше стараются забыть эту страницу своей истории. Так, авторы вышедшей в 1995 году в Варшаве книги "История Польши с древнейших времён до наших дней" Алиция Дыбковская, Малгожата Жарын и Ян Жарын умудрились вообще не упомянуть об участии своей страны в разделе Чехословакии:

"Интересы Польши косвенно ставила под удар и политика уступок западных государств Гитлеру. Так, в 1935 г. он ввёл всеобщую воинскую повинность в Германии, нарушив тем самым версальские договорённости; в 1936 г. гитлеровские войска заняли Рейнскую демилитаризованную зону, а в 1938 г. его армия вступила в Австрию. Следующей целью германской экспансии стала Чехословакия.

Несмотря на протесты её правительства, в сентябре 1938 г. в Мюнхене Франция, Великобритания и Италия подписали договор с Германией, дающий право третьему рейху занять чешские Судеты, населённые немецким меньшинством. Перед лицом происходившего польским дипломатам стало ясно, что теперь пришёл черёд на нарушение версальских постановлений по польскому вопросу"57.

Разумеется, можно ли возмущаться участием СССР в "четвёртом разделе Польши", если станет известно, что у самих рыло в пуху? А столь шокирующая прогрессивную общественность фраза Молотова о Польше как уродливом детище Версальского договора, оказывается, всего лишь калька с более раннего высказывания Пилсудского насчёт "искусственно и уродливо созданной Чехословацкой республики"58.

Ну а тогда, в 1938 году, стыдиться никто не собирался. Наоборот, захват Тешинской области рассматривался как национальный триумф. Юзеф Бек был награждён орденом "Белого орла", хотя для подобного "подвига" больше подошёл бы, скажем, орден "Пятнистой гиены". Кроме того, благодарная польская интеллигенция поднесла ему звания почётного доктора Варшавского и Львовского университетов59. Польская пропаганда захлёбывалась от восторга. Так, 9 октября 1938 года "Газета Польска" писала: "...открытая перед нами дорога к державной, руководящей роли в нашей части Европы требует в ближайшее время огромных усилий и разрешения неимоверно трудных задач"60.

Триумф несколько омрачало лишь то обстоятельство, что Польшу не пригласили присоединиться к четырём великим державам, подписавшим Мюнхенское соглашение, хотя она очень на это рассчитывала.

Такой была тогдашняя Польша, которую мы, по мнению доморощенных либералов, обязаны были спасать любой ценой.

Дайте нам место для драки!

Как известно, главным камнем преткновения, из-за которого переговоры в Москве окончательно зашли в тупик, стал вопрос о пропуске советских войск через территорию Польши и Румынии. Дело в том, что на тот момент СССР не имел общей границы с Германией. Поэтому было непонятно, каким образом в случае начала войны мы сможем вступить в боевое соприкосновение с германской армией.

На заседании военных делегаций 14 августа 1939 года Ворошилов задал по этому поводу конкретный вопрос: "В общем абрис весь понятен, но положение вооружённых сил Советского Союза не совсем ясно. Непонятно, где они территориально пребывают и как они физически принимают участие в общей борьбе"61.

На что генерал Думенк, развернув карту СССР и показывая район западной границы, сказал: "Это фронт, которого немцы не должны перейти ни в коем случае. И это тот фронт, на котором должны быть базированы советские вооружённые силы"62.

Подобный ответ совершенно не устроил советскую сторону. Как справедливо заметил Ворошилов, оборонять свои границы мы собирались в любом случае, вне зависимости от каких-либо договоров.

Для того чтобы Красная Армия могла с первых же дней войны принять участие в боевых действиях, а не пассивно ожидала, когда Германия сокрушит Польшу и выйдет к рубежам Советского Союза, наши войска должны были пройти через польскую территорию. При этом зоны их прохода строго ограничивались: район Вильно (так называемый Виленский коридор) и Галиция63. Как подчёркивал глава французской делегации генерал Думенк в телеграмме военному министерству Франции от 15 августа 1939 года: "Отмечаю большое значение, которое с точки зрения устранения опасения поляков имеет тот факт, что русские очень строго ограничивают зоны вступления [советских войск], становясь исключительно на стратегическую точку зрения"64.

Однако заносчивые ляхи об этом и слышать не хотели. Как сообщал временный поверенный в делах Германии в Великобритании Теодор Кордт в телеграмме в германский МИД от 18 апреля 1939 года:

"Советник польского посольства, которого я встретил сегодня на одном из общественных мероприятий, сказал, что как Польша, так и Румыния постоянно отказываются принять любое предложение Советской России об оказании помощи. Германия, сказал советник, может быть уверена в том, что Польша никогда не позволит вступить на свою территорию ни одному солдату Советской России, будь то военнослужащие сухопутных войск или военно-воздушных сил. Тем самым положен конец всем домыслам, в которых утверждалось о предоставлении аэродромов в качестве базы для военно-воздушных операций Советской России против Германии. То же самое относится и к Румынии. По словам г. Яжджевского, хорошо известно, что авиация Советской России не обладает достаточным радиусом действия, чтобы с баз, расположенных на территории Советской России, атаковать Германию. Польша тем самым вновь доказывает, что она является европейским барьером против большевизма"65.

Попытки Англии и Франции добиться изменения позиции Польши ни к чему не привели. Как заявил вечером 19 августа маршал Эдвард Рыдз-Смиглы: "Независимо от последствий, ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам"66.

В тот же вечер министр иностранных дел Юзеф Бек Польши сообщил французскому послу в Варшаве Леону Ноэлю:

"Для нас это принципиальный вопрос: у нас нет военного договора с СССР; мы не хотим его иметь; я, впрочем, говорил это Потёмкину. Мы не допустим, что в какой-либо форме можно обсуждать использование части нашей территории иностранными войсками"67.

Но может быть, выставляя в качестве обязательного условия пропуск своих войск через польскую территорию, мы просто хотели тем самым сорвать соглашение? И на самом деле это требование было несущественным?

Представим себе, что московские переговоры закончились успехом и договор о взаимопомощи между Англией, Францией и СССР всё-таки заключён. В этом случае после начала 2-й мировой войны были возможны три варианта развития событий:

1. Германия наносит главный удар на Западном фронте по Англии и Франции.

2. Главный удар направлен против Польши и, возможно, Румынии.

3. Главный удар наносится непосредственно по территории СССР через Финляндию, Эстонию и Латвию.

Эти три варианта были изложены в выступлении начальника Генштаба Красной Армии Б.М.Шапошникова на заседании трёх делегаций 15 августа68.

Предположим, что первый удар Германии нанесён на Западном фронте. Имея разрешение Польши на использование её территории, Советский Союз будет готов немедленно вступить в войну. В противном случае мы не сможем придти на помощь. Останется лишь наблюдать, как Гитлер громит Францию. Вспомним события 1914 года. Если бы сразу же после начала 1-й мировой войны русская армия не предприняла наступление в Восточной Пруссии, вынудив германское командование перебросить с Западного фронта два корпуса и кавалерийскую дивизию69, немцы получили бы очень неплохие шансы разгромить французскую армию и тем самым выиграть войну.

Рассмотрим теперь второй вариант - нападение Германии на Польшу. При наличии разрешения наши войска вступают на польскую территорию и совместно с польской армией отражают германское нападение. В противном случае придётся ждать, пока Германия разгромит Польшу и выйдет непосредственно к нашим границам. При этом, как справедливо заметил Ворошилов:

"Самого мнения о том, что Польша и Румыния, если они не попросят помощи у СССР, могут стать очень быстро провинциями агрессивной Германии, я не оспариваю. Должен, однако, заметить здесь, [что] наше совещание является совещанием военных миссий трёх великих государств и представляющие вооружённые силы этих государств люди должны знать следующее: не в наших интересах, не в интересах вооружённых сил Великобритании, Франции и Советского Союза, чтобы дополнительные вооружённые силы Польши и Румынии были бы уничтожены. А ведь если они, Польша и Румыния, не попросят своевременно помощи Советского Союза, то, по концепции адмирала, вооружённые силы Польши и Румынии будут уничтожены"70.

Но помимо использования польских вооружённых сил есть ещё один важный довод, который вслух не произносится. Воевать лучше на чужой территории. Если же нам такой возможности не дадут, придётся принять бой на своих рубежах, причём на границах 1939 года.

Наконец, третий вариант, наименее вероятный, но при этом наиболее неприятный для СССР - если немцы полезут к нам через Прибалтику и Финляндию. Впрочем, назвать подобное развитие событий совершенно невозможным тоже нельзя. И в Прибалтике, и тем более в Финляндии были весьма сильны прогерманские настроения. Так что эти страны вполне могли не только пропустить немецкие войска через свою территорию, но и сами принять участие в походе против Советского Союза.

В этом случае поляки точно не станут воевать, поскольку не имеют перед СССР каких-либо обязательств. От Англии и Франции помощи тоже вряд ли дождёшься. Таким образом, мы остаёмся один на один с Германией. Если же в ответ на немецкое нападение Красная Армия ударит по Германии через польскую территорию, тут уж от участия в войне Варшаве никак не отвертеться.

Таким образом, можно только согласиться с мнением Уинстона Черчилля: "Требование маршала Ворошилова, в соответствии с которым русские армии, если бы они были союзниками Польши, должны были бы занять Вильнюс и Львов, было вполне целесообразным военным требованием"71.

К сказанному выше следует добавить, что Польша не только не желала советской помощи, но вплоть до последнего момента продолжала замышлять пакости против нашей страны.

Так, в датированном декабрём 1938 года докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского подчёркивалось:"Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке... Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно... Главная цель - ослабление и разгром России"72.

А вот выдержка из состоявшейся 28 декабря 1938 года беседы советника посольства Германии в Польше Рудольфа фон Шелии с только что назначенным посланником Польши в Иране Я.Каршо-Седлевским:

"Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию. Для Польши лучше до конфликта совершенно определённо стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения. Он, Каршо-Седлевский, подчинит свою деятельность в качестве польского посланника в Тегеране осуществлению этой великой восточной концепции, так как необходимо в конце концов убедить и побудить также персов и афганцев играть активную роль в будущей войне против Советов. Выполнению этой задачи он посвятит свою деятельность в течение будущих лет в Тегеране"73.

Из записи беседы министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа с министром иностранных дел Польши Юзефом Беком, состоявшейся 26 января 1939 года в Варшаве: "Г-н Бек не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Чёрному морю"74.

Стратегический выигрыш

Итак, не добившись толку от Англии и Франции, СССР заключил договор о ненападении с Германией. Если отбросить словесную шелуху, аргументация тех, кто обличает этот шаг, сводится к двум пунктам: моральному и практическому. Что касается первого, тут всё достаточно очевидно. Мало того, что требования морали в международной политике неуместны, раз уж речь зашла об этом, уместно спросить: а судьи кто? Как мы только что убедились, ни сдавшие Гитлеру своего союзника Чехословакию западные демократии, ни участвовавшая в её разделе Польша не имеют никакого права осуждающе тыкать в нас пальцем. Как справедливо заметил американский журналист Уильям Ширер:

"Если Чемберлен поступил честно и благородно, умиротворив Гитлера и отдав ему в 1938 году Чехословакию, то почему же Сталин повёл себя нечестно и неблагородно, умиротворяя через год Гитлера Польшей, которая всё равно отказалась от советской помощи?"75.

Высказывалось и такое мнение:

"Подписание секретного протокола было, конечно, отступлением от ленинских норм внешней политики социалистического государства, международного права и морали и подлежит осуждению. Советская страна опустилась до уровня тайной дипломатии, действовала методами империалистических держав. Но договор потому и был подписан, что он диктовался жизненно важными интересами безопасности СССР, позволял лучше подготовиться к неизбежной схватке с фашизмом"76.

Налицо типичный пример использования двойных стандартов - то, что дозволено "империалистическим державам", считается недопустимым для СССР, даже если это отвечает его государственным интересам. Если же процитированный автор искренне полагает, будто наша страна обязана придерживаться неких мифических "ленинских норм внешней политики", то ему имеет смысл навестить психиатра.

Теперь рассмотрим вопрос о практической целесообразности действий Сталина.

К концу 1930-х годов стало очевидно, что новая мировая война в любом случае состоится. При этом её потенциальные участники делились на три группы: во-первых, Англия, Франция и в перспективе США; во-вторых, Германия с союзниками; наконец в-третьих, СССР. Отсюда следовало, что в грядущей схватке двое будут бить кого-то одного, и ему придётся несладко. Кроме того, пример, продемонстрированный США в 1-ю мировую войну, наглядно показал: тот, кто вступит в схватку позже остальных, получит ощутимые преимущества. И Гитлер, и большинство лидеров западных демократий надеялись, что они будут совместно воевать против СССР. Это было достаточно очевидно и другим. Когда 30 сентября 1938 года на заседании чехословацкого правительства обсуждался вопрос, подчиняться ли принятым в Мюнхене решениям, главный аргумент в пользу капитуляции выглядел так:

"Если Чехословакия сегодня будет сопротивляться и из-за этого произойдёт война, то она сразу превратится в войну СССР со всей Европой"77.

Понятно, что в этих условиях главной задачей советской дипломатии было не допустить войны с объединёнными силами западного мира. Парадокс истории состоит в том, что решить её помогла Польша - злейший враг СССР. Точнее, амбициозность польских руководителей. Стоило им хоть немного проявить чувство реальности, согласившись стать младшим партнёром Гитлера, и события потекли бы естественным путем. В полном соответствии с сюжетом многих советских книг и фильмов 1930-х годов о грядущей войне, нашу страну ожидало нападение союзных польско-германских сил. Вот только отбить его в реальной жизни было бы куда труднее, чем в кино.

Однако неуступчивость Варшавы сделала своё. Германо-польская война становилась всё более неизбежной, поскольку её желали обе стороны. Несмотря на традиционное бахвальство, поляки вполне осознавали, что победы над Германией они смогут достичь лишь в союзе с Англией и Францией, однако рассчитывали, что Лондон и Париж выполнят взятые на себя союзнические обязательства. Поэтому они, выражаясь словами Черчилля, "гордо и высокомерно отвергали германские притязания"78.

В свою очередь, Гитлер полагал, что западные демократии останутся в стороне от германо-польского конфликта. И он имел для этого весомые основания. Ведь все предыдущие годы Англия и Франция последовательно проводили пресловутую политику "умиротворения", старательно закрывая глаза на такие мелкие шалости, как нарушение Германией наложенных на неё военных ограничений или аншлюс Австрии. Венцом этого курса стало Мюнхенское соглашение.

Как выяснилось в ходе дальнейших событий, и Варшава, и Берлин допустили в своих расчётах фатальные ошибки.

В этих условиях Сталин и заключил пакт о ненападении. В результате вместо того, чтобы блокироваться против СССР, Германия и Англия с Францией начали войну между собой. Это означало, что Советскому Союзу не придётся воевать с теми и другими одновременно. Более того, СССР получил возможность вступить в войну позже других участников, да ещё и имея при этом некоторую свободу выбора - на чьей стороне выступить.

На это и рассчитывал Сталин, откровенно заявивший в состоявшейся 7 сентября 1939 года беседе с руководством Коминтерна:

"Война идёт между двумя группами капиталистических стран... за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга... Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались"79.

Но это ещё не всё. Летом 1939 года наши войска вели тяжёлые бои с японцами на реке Халхин-Гол. Поскольку Япония была союзником Германии по Антикоминтерновскому пакту, заключение советско-германского договора было воспринято в Токио как предательство. Как сообщил временный поверенный в делах СССР в Японии Н.И.Генералов в телеграмме от 24 августа 1939 года: "Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь"80. Аналогичную оценку дал и английский посол в Токио Роберт Крейги, согласно донесению которого это событие "было для японцев тяжёлым ударом"81.

В результате отношения между Третьим Рейхом и его дальневосточным союзником оказались изрядно подпорчены. Япония заявила Германии протест, указав, что советско-германский договор противоречит Антикоминтерновскому пакту, в соответствии с которым подписавшие его стороны обязались "без взаимного согласия не заключать с СССР каких-либо политических договоров"82. Японский кабинет министров во главе с Киитиро Хиранума, являвшимся сторонником совместной японо-германской войны против СССР, был вынужден 28 августа 1939 года подать в отставку. При этом Хиранума заявил, что сложившаяся ситуация делает необходимой"совершенно новую ориентацию японской внешней политики"83. Вследствие этого японские правящие круги сделали выбор в пользу "Южного варианта", предполагавшего войну с Англией и США. Как известно, после нападения Германии на СССР Япония так и не выступила против нашей страны.

Таким образом, не будет преувеличением сказать, что заключив 19 августа 1939 года советско-германское экономическое соглашение, а 23 августа - пакт Молотова-Риббентропа, СССР уже тогда выиграл 2-ю мировую войну на "дипломатическом фронте". Именно этого и не могут простить Сталину ненавидящие свою страну и пресмыкающиеся перед Западом доморощенные российские либералы. Ещё бы! Вместо того, чтобы, как это часто бывало раньше в отечественной истории, послушно стать пушечным мясом в чужих разборках, Советский Союз осмелился позаботиться о собственных интересах.

К сожалению, воплотиться в жизнь в полной мере советским планам было не суждено. На основе опыта 1-й мировой войны ожидалось, что обе воюющие стороны измотают друг друга в длительной позиционной борьбе. Мог ли кто предположить, что западные державы будут столь легко разгромлены и в руках у Гитлера окажутся ресурсы почти всей Европы? Однако даже с учётом этого обстоятельства советско-германское соглашение всё равно оставалось наилучшим выходом в сложившейся к августу 1939 года ситуации.

[Zaman.]

Пакт Молотова-Риббентропа

 

 

Выход СССР из политической изоляции

В военно-политический кризис весны 1939 года, связанный с оккупацией фашистами Чехословакии, Москва вошла в условиях глубокой политической изоляции, возникшей в результате Мюнхенского сговора Англии, Франции и Германии. Предпринятые наркомом иностранных дел Литвиновым в марте - апреле внешнеполитические акции, направленные на срыв этой изоляции и установление союзнических отношений с Западом, потерпели полный провал. В этой связи Литвинов был снят с занимаемой должности, а на его место назначен Молотов. Естественно, что это назначение свидетельствовало о смене внешнеполитического курса советского руководства, суть которого сводилась к выходу из изоляции страны путем лавирования между Западом и Германией.

 

Уже в начале мая Москве стали известны намерения Гитлера развязать войну против Польши. В этой связи у Сталина были три возможные стратегии поведения:

- заключить союз с Англией и Францией и с их помощью разбить своего смертельного врага на территории Польши и Румынии;

- заключить союз с Германией и попытаться направить фашистскую агрессию на Запад в надежде, что оба наши противника обескровят друг друга;

- вообще не предпринимать никаких действий, дожидаясь дальнейшего развития международных событий.

Безусловно, наиболее выгодным для СССР был первый вариант стратегии и Сталин буквально до последней минуты (по крайней мере, до 18 августа) активно пытался реализовать его. Однако Запад явно не желал идти на равноправный договор с Москвой. Для Чемберлена военный союз с коммунистической Россией изначально казался абсолютно неприемлемым вариантом. Английский премьер желал иного, он хотел немного попугать фюрера, причем не только своим намерением объявить войну Германии, но еще и потрясти перед его носом советскими угрозами, однако при этом Чемберлен категорически не желал брать на себя какие-либо обязательства по отношению к Москве.

Для того чтобы принудить Лондон отказаться от его обструкционистской позиции Сталин предпринял демонстративные шаги по нормализации политических и экономических отношений с Германией. Вскоре такая тактика стала приносить свои плоды. В Лондоне вдруг осознали, что его отказ от конструктивных переговоров с СССР может привести к заключению соглашения между Москвой и Берлином.

В этой связи 19 мая в английском парламенте состоялись дебаты по вопросам внешней политики, на которых с резкой критикой правительственной позиции в вопросе о соглашении с СССР выступил Черчилль:

«Я никак не могу понять, - заявил он, - каковы возражения против заключения соглашения с Россией... против его заключения в широкой и простой форме, предложенной русским Советским правительством?

Предложения, выдвинутые русским правительством, несомненно, имеют в виду тройственный союз между Англией, Францией и Россией... Единственная цель союза - оказать сопротивление дальнейшим актам агрессии и защитить жертвы агрессии. Я не вижу, что в этом предосудительного?.. Ясно, что Россия не пойдет на заключение соглашений, если к ней не будут относиться как к равной и, кроме того, если она не будет уверена, что методы, используемые союзниками... могут привести к успеху...

Перед нами предложение - справедливое, и, по-моему, более выгодное, чем те условия,  которых  хочет добиться наше правительство. Это предложение проще, прямее и более действенно. Нельзя допускать, чтобы его отложили в сторону, чтобы оно ни к чему не привело».

Из этих слов прекрасно видно, что если бы Черчилль стал во главе английского правительства на год раньше, то англо-франко-советское соглашение могло быть принято и в этих условиях Гитлер не смог бы начать Вторую мировую войну. Однако во главе Англии по-прежнему оставался Чемберлен, о позиции которого в вопросе заключения договора с Москвой Кадоган записал в своем дневнике: «Премьер-министр заявил, что он скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами».

Впрочем, какие цели правительство Чемберлена преследовало, будучи все же вынужденном начать переговоры с СССР, хорошо видно из секретного меморандума Форин офиса от 22 мая. В меморандуме отмечается: если будет заключен подобный договор, то может сложиться впечатление, что «правительство его величества окончательно отказалось от всякой надежды добиться урегулирования с Германией». Таким образом, начиная переговоры с Кремлем, Лондон продолжал надеяться на то, что ему удастся договориться с Гитлером за спиной СССР.

Другой «минус» трехстороннего пакта составители меморандума усматривали в том, что после его заключения могла возникнуть ситуация, когда Англия «в результате неспособности Польши или Румынии оказать сопротивление германскому нападению или в результате нападения Германии на Советский Союз морем или через прибалтийские государства может быть втянута в войну не с целью защиты независимости какого-либо малого европейского государства, а для оказания поддержки Советскому Союзу против Германии». А поддержка СССР в войне с Германией уж никак не входила в планы Чемберлена!

В результате всех этих обсуждений 27 мая Чемберлен под сильным давлением общественного мнения был вынужден дать свое согласие на проведение переговоров о заключении англо-франко-советского договора о взаимопомощи.

Оппоненты Сталина часто утверждают, что если бы СССР подписал предложенный Великобританией вариант договора, то, несмотря на его явную эфемерность, фашисты, опасаясь одновременной войны с Советским Союзом и с Западом, тем не менее, не посмели бы напасть на Польшу. Однако подобные утверждения совершенно голословны и ничем не подкреплены. Во-первых, заключение недееспособного договора с СССР не исключало, что Лондон в любой момент времени мог дать задний ход и пойти на сепаратное соглашение с Берлином, очередной раз кинув своего союзника. А во-вторых, Варшава неоднократно публично заявляла, что не допустит пропуска по своей территории войск Красной Армии для боевого соприкосновения с немцами. Польское руководство русских боялось больше, чем немцев.

Гитлеру все это было прекрасно известно, поэтому он с очень большой вероятностью полагал, что СССР просто не сможет прийти на помощь Варшаве, как в 1938 году Москва не смогла прийти на помощь Чехо-словакии. В этой связи все советские гарантии Польше в глазах Гитлера становились бы не более чем пустой бумажкой, но, как показал опыт Запада, пустые гарантии тоже иногда становятся ужасно взрывоопасными.

А то, что фюрер именно так и оценивал возможность оказания Советами военной помощи Польше, свидетельствуют множество документов. Прежде всего это относится к самому плану Вайс, где черным по белому (по Вайсу) было записано: «Содействие России, если она вообще окажется на него способна, Польша никак не сможет принять, поскольку это означало бы ее уничтожение большевизмом».

Тем не менее Берлин пошел на переговорный процесс с Москвой. Однако со своей стороны Сталин желал, чтобы до политического урегулирования с Германией было бы заключено выгодное для СССР экономическое соглашение. Но переговоры на эту тему, проходившие 17 и 25 июня, завершились провалом, поскольку Германия посчитала советские требования слишком высокими, а Кремль продолжал настаивать на их принятии.

В результате 29 июня Гитлер приказал прервать весь переговорный процесс с СССР. В своем меморандуме, посвященном этому вопросу, фюрер пишет: «До сведения русских необходимо довести, что из их отношения мы поняли, что продолжение контактов они ставят в зависимость от того, устраивают ли их основы экономических переговоров, как было определено в январе. Поскольку эти основы не удовлетворяют нас, мы в настоящее время не заинтересованы в возобновлении экономических переговоров с русскими».

Этот факт однозначно свидетельствует о том, что, несмотря на вполне определенную заинтересованность Берлина в улучшении отношений с Советским Союзом, тем не менее, в то время Гитлер не был готов ради этого улучшения идти навстречу Москве слишком далеко. А ведь если сравнить, те условия, на которые он в конце концов пошел, чтобы через два месяца подписать с русскими договор, то запросы Кремля на конец июня покажутся сущей безделицей. Здесь еще уместно отметить, что демарш был сделан фюрером как раз в тот момент времени, когда на англо-франко-советских переговорах наметился определенный прогресс.

Интересно, что Гитлер отказался от этого демарша именно в тот момент, когда к концу июля переговоры СССР с Западом зашли в очередной тупик, связанный с зацикливанием сторон на вопросе о косвенной агрессии. Эти два фактика свидетельствуют о том, что по большому счету в то время фюреру было просто наплевать на трехсторонние переговоры Лондона, Парижа и Москвы. Он их в упор не замечал.

В результате только 22 июля Вайцзекер передает Шуленбургу новые инструкции: «...Мы будем действовать, так как заключение соглашения, причем, чем скорее, тем лучше, считают здесь необходимым из конъюнктурных соображений. Что же касается чисто политического аспекта наших переговоров с русскими, мы полагаем, что период ожидания, предписанный... в нашей телеграмме от 30 июня, можно считать закончившимся. Вы уполномочены снова взять нити в свои руки, не оказывая, однако, никакого давления». В этот же день были возобновлены советско-германские экономические переговоры. Кроме того, встречи проходили 2-3 и 10 августа. Никакого давления или явной заинтересованности в скорейшем заключении договора с Москвой на этих переговорах немцы не выказали...

10 августа Шуленбург доложил в Берлин, что, как ему стало известно, польский посол в Москве Гржибовский сообщил при встрече своему итальянскому коллеге: «Польша ни при каких условиях не разрешит советским войскам вступить на ее территорию, даже если бы речь шла только о транзите. Когда итальянский посол заметил, что это, по-видимому, не распространяется на советские воздушные силы, польский посол заявил, что Польша ни при каких обстоятельствах не разрешит советским самолетам использовать ее аэродромы».

12 августа состоялась встреча Гитлера с министром иностранных дел Италии Чиано, где Гитлер, в частности, коснулся и русского вопроса: «Россия вряд ли выступила бы на стороне Польши, ибо между ними была глубокая взаимная ненависть».

И у Гитлера для такого рода заявления по-прежнему были достаточно веские основания. Прежде всего, для того чтобы русские могли выступить на стороне Польши, было необходимо согласие на это Варшавы. Но если бы такое согласие было получено, то тогда имело смысл вести не трех, а четырехсторонние переговоры с полно-правным участием Польши. Пока таких четырехсторонних переговоров не было, Гитлер мог опасаться разве что посылки советских дивизий во Францию...

Далее фюрер при разговоре с Чиано развивает свою мысль: «Посылка англо-французской миссии имела целью исключительно предотвратить катастрофические последствия политических переговоров». Тут уж, как говорится, не в бровь, а в глаз!

Тем временем на переговорах с Западом

Здесь необходимо напомнить, что по настоянию советской стороны велись военные советско-англо-французские консультации. 13 августа в Москве состоялась первая встреча военных делегаций. В самом ее начале глава советской военной миссии Ворошилов сформулировал кардинальный вопрос переговоров. Поскольку СССР не имел с Германией общих границ, то участие России в войне было возможно только на территории соседних с ним государств, прежде всего Польши и Румынии. При этом Ворошилов уточнил, что имеется в виду проход советских войск через ограниченные районы Польши, а именно: Виленский коридор на севере и Галицию на юге.

Советская военная миссия заявила, что без положительного решения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР заранее обречено на неуспех. При этом Ворошилов выполнял инструкцию Сталина, где прямо предписывалось: «Переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию.

Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключенным, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного пропуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал, что мы не считаем возможным участвовать в предприятии, заранее обреченном на провал».

Такая жесткая позиция советского руководства была обусловлена тем обстоятельством, что Сталину уже порядком надоели многочисленные дипломатические фокусы и затяжки переговоров, производимые английской стороной и поэтому он хотел добиться однозначного ответа на основной вопрос: готов ли Запад воевать против Германии в союзе с СССР. Любой иной вариант договора Москву не устраивал, прежде всего, потому, что после Мюнхена, сдачи Чехословакии и Мемеля СССР не питал доверия к руководству Англии и Франции. Согласие же союзников на проход Красной армии через территорию Польши и Румынии не позволил бы им дать задний ход и пойти на новый Мюнхен в отношении Варшавы.

Это прекрасно понимал и Черчилль, который в своей книге «Вторая мировая война» писал: «Мюнхен и многое другое убедили Советское правительство, что ни Англия, ни Франция не станут сражаться, пока на них не нападут, и что даже в этом случае от них будет мало проку».

Соглашался Черчилль и с военной целесообразностью сталинских требований: «Требование маршала Ворошилова, в соответствии с которым русские армии, если бы они были союзниками Польши, должны были бы занять Вильнюс и Львов, было вполне целесообразным военным требованием».

Впрочем, английская и французская делегации также имели свои секретные инструкции. В английской инструкции, в частности, говорилось:

«Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при тех или иных обстоятельствах. Поэтому следует стремиться свести военное соглашение к самым общим формулировкам. Что-нибудь вроде согласованного заявления о политике отвечало бы этой цели».

Как писал в своих мемуарах член французской миссии генерал Бофр, «можно заключить, что англичане не имели никаких иллюзий в отношении результата предстоявших переговоров и что они стремились, прежде всего, выиграть время. Это было далеко от того, о чем мечтало общественное мнение». Так что провал переговоров был запланирован в Лондоне и Париже уже изначально.

К тому же и советская разведка доносила из Лондона, что английское правительство было не намерено заключать равноправный договор с Советским Союзом и даже собирается заключить договор с Гитлером, направленный против СССР. Нельзя забывать, что переговоры с немцами летом 1939 года вел не только СССР, но такие же секретные переговоры с Берлином вела и Англия. Так например, один из членов знаменитой «кембриджской пятерки» Гай Берджесс сообщал в те дни в Москву:

«Из разных бесед о наших задачах, которые я имел с майором Грэндом, с его помощником подполковником Чидсоном, с Футманом и т. д., я вынес впечатление в отношении английской политики. Основная политика - работать с Германией почти, во что бы то ни стало и, в конце концов, против СССР. Но эту политику нельзя проводить непосредственно, нужно всячески маневрировать... Главное препятствие - невозможность проводить эту политику в контакте с Гитлером и существующим строем в Германии... Чидсон прямо заявил мне, что наша цель - не сопротивляться германской экспансии на Востоке...

Во всех правительственных департаментах и во всех разговорах с теми, кто видел документы о переговорах, высказывается мнение, что мы никогда не думали заключать серьезного военного пакта. Канцелярия премьер-министра открыто заявляет, что они рассчитывали, что смогут уйти от русского пакта».

15 августа начальник Генерального штаба Красной Армии Шапошников изложил на англо-франко-советских военных переговорах подробно разработанный советской стороной план военного сотрудничества трех держав. Он сообщил, что СССР готов выставить против агрессора в Европе 136 дивизий, 5 тыс. тяжелых орудий, 9-10 тыс. танков и 5-5,5 тыс. боевых самолетов. В докладе Шапошникова были рассмотрены три варианта совместных действий вооруженных сил СССР, Англии и Франции в следующих случаях агрессивных действий со стороны Германии: нападения агрессоров на Англию и Францию; нападения на Польшу и Румынию; нападения на СССР через Прибалтику.

Однако ответ на поставленный советской делегацией вопрос о проходе советских войск через территорию Польши и Румынии не был получен ни 15, ни 16, ни 17 августа, после чего по предложению Дракса переговоры были прерваны до 21 августа с весьма туманными перспективами для их успешного завершения.

Сталинские альтернативы

Таким образом, на основании имевшейся на тот момент у Сталина информации он мог выбирать одну из двух возможных альтернатив:

Первый вариант. СССР отказывается заключить договор с Германией. В этом случае Гитлер, вероятно, был бы вынужден отступить от своих планов начать войну с Польшей, но тем самым Бер?лин был бы поставлен перед необходимостью заключения договора с Лондоном. Германо-англий?ский договор мог быть только договором по образцу Мюнхенского, и это означало, что Германии должен был бы «мирным» путем передан Данциг и транспортный коридор, связывающий Берлин с Восточной Пруссией. Это, в свою очередь, дало бы фашистам возможность в дальнейшем оккупиро?вать Прибалтику и с этого рубежа начать свой крестовый поход против СССР.

Второй вариант. СССР заключает договор с Германией. Начинается война с Польшей. Франция, в соответствии со взятыми обязательствами, принимает активные военные действия против немцев, Англия объявляет морскую блокаду Германии и начинает бомбардировку немецких военных объектов. Все это должно было бы привести к затяжной войне на истощение.

У Сталина появилась возможность реализовать план, аналогичный плану Чемберлена, - стравить своих противников: только если ранее английский премьер планировал столкнуть СССР и Германию, то теперь он сам попался в расставленные им же сети. Кроме того, заключение советско-германского пакта делало бессмысленной возможную агрессию со стороны Японии, так как события на Халхин-Голе показали, что в одиночку Японии не под силу победить Советский Союз.

Следовательно, по замыслу Сталина, заключая пакт с Гитлером, он отводил от советских границ две потенциальные агрессии, возвращал значительные территории, отторгнутые у России во время Первой мировой и гражданской воин, и одновременно за счет экономического сотрудничества получал доступ к новейшим немецким военным и гражданским технологиям. По сути, это был симметричный ответ Москвы на многолетнюю политику Чемберлена натравливания Германии на СССР.

Фактически труднейший выбор Сталина в пользу пакта с Германией был сделан только 19 августа. А 21 августа состоялось последнее заседание военных делегаций трех стран. Ответа на поставленный Советским правительством вопрос о проходе советских войск через территорию Польши и Румынии получено так и не было. В этой связи Ворошилов заявил, что нет практической необходимости собираться на новые заседания до того, как будут получены соответствующие ответы от английского и французского правительств. А ответы эти и не могли быть даны ни Лондоном, ни Парижем, поскольку Польша категорически отказалась допустить советские войска на свою территорию.

Со стороны критиков советской политики того времени часто выдвигается совершенно надуманная версия о том, что СССР якобы сам не желал заключать какой-либо договор с Западом и намеренно завел советско-англо-французские переговоры в тупик. То, что это не соответствует действительности, прекрасно видно из телеграммы, посланной 17 августа 1939 года главой французской делегации генералом Думенко в военное министерство Франции: «Нет сомнения в том, что СССР желает заключить военный пакт и что он не  хочет, чтобы мы представили ему какой-либо документ, не имеющий конкретного значения».

А 23 августа в Москву с официальным визитом приехал министр иностранных дел Германии Риббентроп. В ходе этого визита был подписан договор о ненападении между Германией и Советским Союзом и секретный протокол к нему.

Однако задуманная Сталиным комбинация в конечном итоге сорвалась. А расстроилась она по той причине, что Запад, не желая воевать с фашистами, самым наглым образом обманул своего союзника - Польшу, оставив ее один на один с Германией. Но, обманув Польшу, Запад вскоре сам попал в расставленную им же западню. Ведь именно из-за отказа Лондона и Парижа оказать военную помощь Варшаве вермахт без особых усилий разбил по одиночке сначала Польшу, а затем и Францию. В результате, вопреки ожиданиям Москвы, фашисты не только не увязли в затяжной войне, а, напротив, значительно усилились как в экономическом, так и в военном отношениях.

Тем не менее, надо отметить, что Сталин в той конкретной ситуации августа 1939 года поступил абсолютно верно и руководствовался он исключительно прагматическими интересами нашей родины. А при оценке его действий, прежде всего, необходимо учитывать, что решение о заключении пакта с Гитлером было в значительной степени вынужденным, поскольку СССР не мог доверять тогдашним лидерам Англии и Франции, а они, в свою очередь, отказались пойти навстречу советским предложениям. Последовавшее же после этого предательство правительствами Чемберлена и Даладье своего очередного союзника - Польши во время ее войны с фашистами на деле доказало, что Сталин был абсолютно прав, когда в августе 1939 года отказался от заключения англо-франко-советского договора.

Пакт Молотова-Риббентропа и политика Запада

Впрочем, и по сию пору раздается немало голосов, распевающих на все лады об аморальности и даже преступности подписания с фашистами пакта и секретного приложения к нему о разделе сфер влияния. Однако, прежде чем судить Сталина за эти его действия, давайте вспомним, что всего за несколько месяцев до этого, 6 декабря 1939 года, аналогичный пакт о ненападении с Германией подписала и Франция. Причем сразу после подписания франко-германского соглашения министр иностранных дел Франции Боннэ разослал циркулярное письмо, где информировал французских послов об итогах его переговоров с Риббентропом, сообщая им, что«германская политика отныне ориентируется на борьбу против большевизма. Германия проявляет свою волю к экспансии на Восток».

В ответ на письмо Боннэ французский посол в Берлине Кулондр 15 декабря направил в Париж обширный доклад, в котором давал развернутый анализ германской политики на будущее: «Стремление третьего рейха к экспансии на Востоке мне кажется столь же очевидным, как и его отказ, по крайней мере в настоящее время, от всяких завоеваний на Западе, одно вытекает из другого... Стать  хозяином в Центральной Европе, подчинив себе Чехословакию и Венгрию, затем создать Великую Украину под немецкой гегемонией - таковой в основном кажется концепция, принятая нацистскими руководителями и, конечно, самим Гитлером».

Из текста телеграммы Боннэ следует: Риббентропп во время франко-германских переговоров убедил французов, что Германия готовится к войне с СССР. Судя по письму Кулондра, речь шла о немецком проекте создания «Великой Украины». Не говоря уже о том, что для французов на тот момент не являлось секретом, что Гитлер собирается подчинить себе Чехословакию, суверенитет которой Запал гарантировал в Мюнхене. Вот здесь и возникает вопрос: разве тот факт, что Германия готовила агрессию против СССР и открыто говорила об этом на переговорах, заставил «высокоморальных» французов отказаться от договора с Гитлером?

Напротив, правительство Франции, имея с Москвой договор о взаимопомощи и будучи в курсе намерений Гитлера совершить агрессию против СССР, как ни в чем не бывало заключает с Германией соглашение о ненападении, тем самым гарантирует фашистам в случае начала германо-советской войны неприкосновенность их западных границ, сознательно подталкивая этим Гитлера к войне с СССР. Так почему же, если такое было позволено Франции, и поныне никто этих ее действий публично не порицает, аналогичные шаги Сталина вдруг объявляются преступными?

Теперь о секретном приложении к советско-германскому пакту. Здесь резонно спросить у современных ревнителей морали: а разве в Первую мировую войну Антанта не имела секретных договоров о переделе границ государств после войны? Разве, скажем, Франция не заявляла претензий на возврат Эльзаса и Лотарингии, а Россия не желала завладеть Константинополем и проливами? И чем, скажем, возврат Эльзаса и Лотарингии в нравственном и правовом отношениях отличается от возврата Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии?

Собственно говоря, в 1939 году многие выдающиеся западные лидеры, не связанные с мюнхенской политикой, именно таким образом и воспринимали действия Советского Союза и не видели в них ничего предосудительного. Так например, 1 октября 1939 года Черчилль, выступая по радио, заявлял: «Для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии».

 Ллойд Джордж, бывший в 1916-1922 годы английским премьером, говорил в те дни о вступлении в Польшу Красной армии: «СССР занял территории, которые не являются польскими и были захвачены ею после Первой мировой войны... Было бы безумием поставить русское продвижение на одну доску с продвижением Германии». Однако именно то, что для Ллойд Джорджа было безумием, сейчас является основой моральной и правовой оценки для наших доморощенных «демократов».

Генерал де Голь, оценивая причины, побудившие Сталина заключить советско-германский пакт, пишет в своих мемуарах: «В позиции, которую занял Сталин, неожиданно выступив заодно с Гитлером, отчетливо проявилось его убеждение, что Франция не сдвинется с места и у Германии, таким образом, руки будут свободными, и лучше уж разделить вместе с ней добычу, чем оказаться ее жертвой. В то время как силы противника почти полностью были заняты на Висле, мы, кроме нескольких демонстративных действий, ничего не предприняли, чтобы выйти на Рейн».

Впрочем, среди сторонников натравливания Германии на СССР, про которых де Голь писал: «Некоторые круги усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере», - после подписания советско-германского пакта царили растерянность и злоба. Близкая к правительству Франции газета «Тан» назвала действия Гитлера ИЗМЕНОЙ и писала в конце августа: «Пакт означает отказ Германии от натиска в сторону балканских стран, от ее планов в отношении Украины и от ее надежд на выход к Черному морю, отказ от всего того, что составляло основу германской экспансии в сторону Востока. Этот шаг означает также конец антикоминтерновского пакта, направленного против Советского Союза, поскольку антикоминтерновский пакт становится теперь беспредметным».

И даже в середине декабря 1939 года, когда после оккупации Польши никаких сомнений в агрессивности намерений фашистских лидеров уже ни у кого не было, министр внутренних дел Франции Альбер Сарро в своем выступлении в парламенте сформулировал кредо французского правительства: «Единственная опасность, которой нам надо на самом деле бояться, - сказал он, - это большевизм. Германская опасность по сравнению с ней - ничто. Мы могли бы договориться с Германией». А ведь это было сказано в то время, когда Франция находилась в состоянии войны с Германией!

Достаточно сравнить два приведенные выше пассажа с тем, что писал министр иностранных дел Франции Бонне в своем циркулярном письме после подписания франко-германского пакта о ненападении, и сразу станет ясно, что антисоветизм был долговременной основой внешней политики Парижа. Именно поэтому на том этапе Москва и была вынуждена отказаться от союза с Западом.

Так что весь ушат грязи, связанный с пактом Молотова-Риббентропа, который в последние десятилетия был вылит на голову Сталина, есть не что иное, как наглая ложь, поскольку в довоенный период подобные договоры были нормой международных отношений. А главной целью всей этой грязной информационной акции, предпринятой США и ее агентами влияния внутри советского руководства времен перестройки, было отторжение Прибалтики и начала развала СССР. Теперь ведь наличие таких планов у президента Рейгана уже ни для кого не является секретом.

Впрочем, подобная политика Запада в настоящий момент может стать обоюдоострой. Сейчас, когда СССР развален, а Запад принялся за приватизацию Украины, реализовав свой проект «Ющенко» и тем самым расколов ее на два непримиримых лагеря, стал актуальным вопрос об избавлении Украины от националистического угара, распространенного на западе страны. Вот здесь-то и надо бы вспомнить о призывах мировой демократической общественности о необходимости ликвидации последствий сговора Сталина с Гитлером и поставить вопрос о возврате Западной Украины в государственное лоно Польши. После этого западняне превратяться в национальное меньшинство и испытают все прелести польского национализма и единого государственного языка. Так что долго ждать появления на Львовщине нового Богдана Хмельницкого не придется. Тем временем Восточная Украина сможет развиваться, как двунациональная дружественная России страна.

Выходом из политического кризиса на Украине могло бы стать следование лозунгу: «Западняне к ляхам геть!» С одновременной постановкой вопроса, а почему граждане Польши участвуют в избрании президента Украины?

Так чего же добился Сталин, заключив пакт с Гитлером

Заключив пакт о ненападении с фашистской Германией, Сталин фактически временно перевел восточный вектор агрессивных устремлений Гитлера на западный вектор. Тем самым он решил целый ряд проблем, стоявших перед СССР:

Во-первых, в результате дипломатической игры Сталину удалось вернуть страну к границам Российской империи 1913-го года. При этом территориальные приращения, ставшие возможными благодаря соглашению с Гитлером, фактически сделались легитимными и их никто не оспаривал ни во время последующих переговоров Большой Тройки, ни во время Хельсинкских переговоров.

Во-вторых, договор о дружбе с Германией сделал бессмысленной планирование агрессии Японии против СССР, поскольку такая агрессия имела смысл только при скоординированном нападении на Советский Союз Японии и Германии. Гитлер же, даже не предупредив заранее японских союзников об изменении своих намерений, просто-напросто подставил их, бросив на произвол судьбы.

В результате этого японское правительство в своей ноте от 24 августа заявило Германии, «что заключение Германией с Россией пакта о ненападении является серьезным нарушением сепаратного соглашения, связанного с «Антикоминтерновским пактом», между Японией и Германией. Поэтому оно выражает строгий протест немецкому правительству...

Японское правительство будет проводить самостоятельную независимую политику. В связи с новым положением, которое возникло после подписания германо-советского пакта о ненападении, правительство решило отменить ранее выработанный курс дипломатии по отношению к Европе. В настоящее время вырабатывается совершенно новый курс политики». После чего кабинет министров Хиранумы подает в отставку.

Ответом Японии на пренебрежительное отношение со стороны Германии и отказ от совместных военных действий против СССР в 1939 году явилось изменение вектора агрессивных устремлений с северного на южный. Это, в свою очередь, привело к кардинальной перестановке сил на мировой арене. Япония вступила в войну с США, после чего уже физически не смогла вести войну на два фронта. Следовательно, Сталину удалось развести во времени советско-германскую и советско-японскую войны, одновременно сделав США своим союзником.

В-третьих, СССР получил от Германии новейшие металлообрабатывающие станки, образцы военной техники, а также военные и гражданские технологии, сыгравшие значительную роль в усилении боеспособности Красной армии.

В-четвертых, Советский Союз получил передышку для подготовки к войне с фашистами. При этом Сталин резонно рассчитывал, что война Германии с объединенными силами Франции, Англии и их европейских союзников должна заметно ослабить Германию. Однако произошло непредвиденное. Запад фактически не пожелал воевать с фашистами и практически сразу же капитулировал перед Гитлером. Разумеется, предвидеть заранее такой ход было невозможно, но, тем не менее, СССР достаточно эффективно использовал почти два года передышки для повышения своей обороноспособности.

В-пятых, фактически заставив Запад воевать с Гитлером, Сталин с первых же дней Великой Отечественной войны обеспечил СССР союзниками, которые не только отвлекали на себя, правда и сравнительно небольшую часть военных сил Германии, но и поставляли для Советской России оружие, технику и продовольствие по ленд-лизу.

Юрий ЖИТОРЧУК

[Zaman.]

Ковался ли в СССР фашисткий меч?

 

 

Считая СССР «империей зла», наши доморощенные поклонники Запада упорно пытаются приписать советской власти все мыслимые и немыслимые прегрешения. В частности, им кажется весьма соблазнительным обвинить большевиков в развязывании 2-й мировой войны. Однако сделать это далеко не просто. Ведь как ни крути, а в позорном Мюнхенском сговоре, окончательно развязавшем руки Гитлеру, СССР не участвовал, в войну вступил почти через два года после её начала, и, что немаловажно, не он напал на Германию, а Германия со своими сателлитами напала на Советский Союз. Чтобы убедить людей, будто чёрное -- это белое и наоборот, надо приложить немало усилий.

В 1992 году вышла книга Юрия Дьякова и Татьяны Бушуевой с кричащим названием «Фашистский меч ковался в СССР». С их подачи и, разумеется, с деятельной помощью российской прессы представление об СССР как «кузнице гитлеровской армии» настолько укоренилось в общественном сознании, что превратилось в господствующее мнение. Нынешние СМИ к месту и не к месту рассказывают о том, как немецкие лётчики и танкисты проходили подготовку у нас в стране, называют громкие имена гитлеровских военачальников, вплоть до Геринга и Гудериана, якобы обучавшихся в советских училищах.

Между тем уже само название книги Дьякова и Бушуевой [1] заставляет усомниться в добросовестности её авторов. В самом деле, 1922-1933 годы -- это время Веймарской республики, Гитлер пришёл к власти лишь в 1933 году. Ни один из приведённых в книге документов не указывает на помощь Сталина Гитлеру и НСДАП. Так откуда же взялся «фашистский меч», якобы выкованный сталинскими кузнецами?

Пытаясь связать концы с концами, Дьяков и Бушуева делают вид, будто рейхсвер, то есть армия Веймарской республики, с которой сотрудничали советские военные, и гитлеровский вермахт суть одно и то же: «Мало кто из историков знает о том, что германский вермахт (рейхсвер) в обход версальских запретов набирал силу на нашей земле» [2]. Подобный довод вряд ли выглядит убедительным. Действительно, вермахт был создан на основе рейхсвера. Однако мало ли кто из кого вырос! Все убийцы и бандиты когда-то были детьми, но ни один добросовестный педагог или психолог не возьмётся предсказать, что вот этот малыш станет преступником. А в середине 1920-х годов, когда запускались советско-германские военные проекты, разглядеть в рейхсвере будущий фашистский вермахт было не легче, чем заподозрить в милом ребёнке потенциального бандита. Тогдашняя Германия являлась вполне благопристойной демократической республикой. В стране действовала мощная компартия, что вселяло надежды на грядущую социалистическую революцию. С другой стороны, НСДАП выглядела всего лишь группой безобидных чайников.

Вообще, в истории международных отношений найдётся немало случаев, когда бывший друг неожиданно становился непримиримым врагом. Если брать свежие примеры, то можно вспомнить щедро вооружавшийся Соединёнными Штатами Иран, в котором после свержения шаха Пехлеви утвердился антиамериканский режим.

Таким образом, вопрос о кузнице, в которой ковался «фашистский меч», а также о том, чем именно занимались немецкие военные на нашей территории, явно заслуживает более пристального рассмотрения.

 

 

Кому у кого учиться?

 

Скажите, уважаемый читатель, а Вам не кажется удивительным, что именно мы в 1920-е годы учили немцев премудростям танкового дела и боевого применения авиации, а не наоборот? Понятно, что по меркам 1980-х, когда Советский Союз оставался сверхдержавой с ещё не разрушенным «реформами» военно-промышленным комплексом, это совершенно нормально. Однако для первой трети XX века подобная ситуация выглядит, мягко говоря, странной и нелепой. Всё равно, как если бы американские инженеры с заводов Форда ездили стажироваться в автомобилестроении куда-нибудь в Гвинею-Бисау.

В самом деле, в 1913 году Германия по уровню промышленного развития занимала второе место в мире (после США), в то время как Россия представляла собой отсталую аграрную страну. Наиболее наглядно разница между ними проявилась в 1-й мировой войне, потребовавшей от каждого из основных государств-участников максимального напряжения сил. Так, если Германия во время войны произвела 47,3 тыс. боевых самолётов, то Россия -- всего лишь 3,5 тыс. [3] При этом, как отмечал эмигрантский историк генерал-лейтенант Н.Н.Головин:

«В ещё более печальном положении находилось удовлетворение потребностей Русской Армии в авиации. Производство авиационных моторов в мирное время в России отсутствовало, если не считать отделения завода Гнома в Москве, дававшее не более 5 двигателей этого рода в месяц. Вследствие этого снабжение нашего воздушного флота авиационными моторами могло основываться главным образом на привозе из-за границы. Но наши союзники, занятые чрезвычайным усилением своих воздушных войск, очень скупо уступали нам эти двигатели» [4].

Впрочем, после начала войны производство авиационных моторов в России значительно увеличилось. Так, в течение 1916 года на российских заводах было изготовлено 1398 моторов [5]. Однако этого оказалось недостаточно:

«Выписанные нами французские самолёты лежали частью на Мурмане, частью во Франции; аппараты, выстроенные в России, за неимением к ним моторов загромождали склады и заводы. Когда же в июне месяце 1916 г. прибыли, наконец, в отряды французские аппараты, то они оказались совершенно устарелыми, и мы оказались не в состоянии бороться в воздухе с неприятелем на равных шансах. Большинство воздушных боёв между немецкими “Фоккерами” и нашими аппаратами оканчивается не в нашу пользу, и длинный список доблестно погибших наших лётчиков растёт ежедневно» [6].

«Брусилов, Каледин, Сахаров, -- записывает в июне в своих воспоминаниях Председатель Государственной думы М.В.Родзянко, -- просили обратить самое серьёзное внимание на авиацию. В то время как немцы летают над нами как птицы и забрасывают нас бомбами, мы бессильны с ними бороться…» [7].

Ещё хуже, чем с авиацией, обстояло дело с танками. Точнее говоря, этот вид вооружений в дореволюционной России не производился вообще. Первый отечественный танк «Борец за свободу тов. Ленин», скопированный с трофейного французского «Рено», был выпущен заводом «Красное Сормово» в Нижнем Новгороде 31 августа 1920 года [8], он являлся головным в серии из 15 машин, принятых на вооружение РККА в мае 1921 года. После чего в советском танкостроении последовала пауза вплоть до лета 1927 года. В Германии же начиная с октября 1917 года было выпущено 20 тяжёлых танков A7V, принявших участие в боях 1-й мировой войны, а также несколько опытных образцов других моделей [9].

По наличию квалифицированных кадров мы также явно проигрывали в сравнении с немцами. Если в Германии обязательное среднее образование было введено ещё в 1871 году [10], то в России накануне революции свыше 70% взрослого населения оставалось неграмотным. В 1913 году высшие учебные заведения Российской империи окончили 10 тыс. человек, в том числе всего лишь 1800 инженеров [11].

Так кому у кого следовало учиться и кто кого мог чему-либо научить?

 

 

Мотивы сотрудничества

 

Согласно Версальскому договору от 28 июня 1919 года, который подвёл итоги 1-й мировой войны, на побеждённую Германию налагались жёсткие военные ограничения. Немецкая сухопутная армия не должна была превышать 100 тыс. человек, в том числе не более 4 тыс. офицеров. Генеральный штаб распускался и создание его впредь запрещалось. Всеобщая воинская повинность отменялась, армия должна была комплектоваться путём добровольного найма. Запрещалось иметь на вооружении тяжёлую артиллерию свыше установленного калибра, танки и военную авиацию. Состав Военно-морского флота ограничивался 6 броненосцами, 6 лёгкими крейсерами, 12 контрминоносцами и 12 миноносцами, причём устанавливались нормы тоннажа для каждого вида разрешённых судов. Постройка и приобретение подводных лодок запрещались [12].

Серьёзные трудности испытывала в то время и Советская Россия. Разорённая Гражданской войной и интервенцией, она фактически находилась в международной изоляции. Между тем для технически отсталой России сотрудничество с промышленно развитыми государствами было жизненно необходимым: следует помнить, что до революции наша страна ввозила не только сложные машины и механизмы, вроде станков и паровозов, но и такую «высокотехнологичную продукцию», как косы, серпы, плуги, бороны и т.п. [13]

В этой ситуации две державы-изгоя вынуждены были протянуть друг другу руки. 16 апреля 1922 года во время Генуэзской конференции Германия и Советская Россия подписали Рапалльский договор, сразу вызвавший истерику со стороны «мирового сообщества». Дьяков и Бушуева тоже его не одобряют:

«Был ли другой выбор в Рапалло? Документы свидетельствуют: немцы подписали договор потому, что другого выбора у них не было. У Советской России выбор был: она могла бы заключить договор с Западом. Однако предпочтение было отдано пакту с немцами» [14].

Здесь авторы откровенно держат своих читателей за дурачков, не знающих общеизвестных исторических фактов. Действительно, можно было договориться и со странами Антанты. Собственно, с этой целью и была созвана Генуэзская конференция. Однако при этом в качестве обязательного условия от большевистского руководства требовалось признать царские долги и долги Временного правительства, принять на себя ответственность за все убытки от действий как Советского, так и предшествующих ему правительств или местных властей, а также вернуть иностранным владельцам все национализированные предприятия [15].

О том, как могло бы выглядеть гипотетическое соглашение с бывшими «союзниками», можно судить по опубликованному в английской газете «Дейли геральд» от 30 августа 1920 года тексту тайного договора, который генерал Врангель от лица «восстановленной России» заключил с французским правительством. В обмен на поддержку «чёрный барон» признавал все финансовые обязательства России и её городов по отношению к Франции, вместе с набежавшими по ним процентами. При этом русские долги конвертировались в новый заём под 6,5% годовых, который следовало погасить в течение 35 лет. Уплата процентов и ежегодного погашения гарантировалась:

«а) передачей Франции права эксплуатации всех железных дорог Европейской России на известный срок; б) передачей Франции права взимания таможенных и портовых пошлин во всех портах Чёрного и Азовского морей; в) предоставлением в распоряжение Франции излишка хлеба на Украине и в Кубанской области в течение известного количества лет, причём за исходную точку берётся довоенный экспорт; г) предоставлением в распоряжение Франции трёх четвертей добычи нефти и бензина на известный срок, причём в основание кладётся добыча довоенного времени; д) передачей четвёртой части добытого угля в Донецком районе в течение известного количества лет» .

В качестве же меры контроля «при русских министерствах финансов, торговли и промышленности в будущем учреждаются официальные французские финансовые и коммерческие канцелярии, права которых должны быть установлены специальным договором» [16].

Мало того, что эти унизительные условия грубо попирали суверенитет России. Следует иметь в виду, что довоенные российские внешние займы брались под 3-5%, по состоянию на 1 января 1913 года средняя ставка по ним составляла 4,25% [17]. Теперь же обнаглевшие «лягушатники» собирались повысить процентную ставку по невыплаченным кредитам до 6,5%, то есть более чем в полтора раза.

В отличие от бывших «союзников» соглашение с немцами было заключено на основе урегулирования всех спорных вопросов путём взаимного отказа от претензий. При этом Германия признавала национализацию немецкой государственной и частной собственности в РСФСР [18].

Таким образом, выбор в пользу Запада, за который ратуют авторы «Фашистского меча», означал необходимость уплаты долга в 18,5 миллиардов золотых рублей [19] -- пять с половиной годовых бюджетов Российской империи образца 1913 года [20]. И это не считая стоимости национализированных предприятий.

Также непонятно, почему союз с немцами выглядит в глазах Дьякова и Бушуевой чем-то постыдным, в то время как союз с Англией и Францией -- естественным и правильным. Напомню ещё раз: тогдашняя Германия была вполне респектабельным демократическим государством. К тому же она традиционно являлась главным торговым партнёром России [21]. Несмотря на военное поражение, Германия оставалась могучей индустриальной державой с развитым машиностроением, энергетикой, химической промышленностью. Сотрудничество с ней могло дать нам всё необходимое для восстановления разрушенного народного хозяйства.

С другой стороны, не следует забывать, каким было истинное отношение стран Антанты к своим русским «союзникам». Наиболее цинично и недвусмысленно его выразил 8 декабря 1918 года в своём дневнике посол Великобритании во Франции лорд Френсис Берти:

«Нет больше России! Она распалась, и исчез идол в лице императора и религии, который связывал разные нации православной веры. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, т.е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т.д., и сколько бы их ни удалось сфабриковать, то, по мне, остальное может убираться к чёрту и вариться в собственном соку. Российская республика не была бы в состоянии управлять магометанскими ханствами в Средней Азии и кавказскими княжествами» [22].

Рапалльский договор не содержал каких-либо военных статей. Тем не менее основы для взаимовыгодного советско-германского сотрудничества в этой области были очевидны. Немцы нуждались в полигонах, где можно гонять танки и самолёты подальше от зорких глаз победителей, мы -- в немецком опыте производства и применения современных видов вооружения. В результате в середине 1920-х годов на советской территории были созданы такие совместные объекты, как авиационная школа в Липецке, танковая школа в Казани и две аэрохимические станции (полигона) -- под Москвой (Подосинки) и в Саратовской области под Вольском [23].

 

 

Авиационная школа в Липецке

 

Соглашение о её создании было подписано в Москве 15 апреля 1925 года, а уже летом школа была открыта для подготовки лётного состава [24]

Каков же был вклад каждого из партнёров в это совместное предприятие?

Начнём с личного состава. В соответствии с соглашением персонал школы включал в себя:

С немецкой стороны -- «1 руководитель авиационной школы, 1 лётчик-инструктор, 1 пом. его (условно), 2 мастера, 1 оружейный мастер, 1 пом. мастера. Для заведования заводскими складами и находящимися материалами: 1 зав. складом» .

С советской стороны -- «1 пом. руководителя авиационной школы во всех вопросах, возникающих в связи с работой школы, 20 мастеров для обслуживания аэродрома, из которых: 14 техников-механиков, 2 столяра, 1 седельщик, 1 маляр, 1 кузнец, 1 сварщик»[25].

Как видим, липецкую авиашколу возглавлял немецкий офицер. В 1925-1930 гг. этот пост занимал майор Вальтер Штар (Walter Stahr), в 1930-1931 гг. -- майор Максимилиан Мор, в 1932-1933 гг. -- капитан Готлоб Мюллер (Gottlob Muller) [26].

Преподавателями лётного дела также были немцы -- вначале всего двое, однако по мере разворачивания учебного процесса их количество существенно увеличилось, общая же численность постоянного немецкого персонала достигала 60 человек [27]. Как отмечает историк Сергей Горлов: «Организация и управление школой находились полностью в руках немцев и подчинялись единому плану подготовки лётного состава рейхсвера, разработанному в 1924 г. штабом ВВС в Берлине» [28].

От нас в школе имелся помощник руководителя, а также 20 человек аэродромной обслуги. При этом, как было оговорено в соглашении, расходы по их содержанию немцы брали на себя [29].

Разумеется, советская сторона обеспечивала охрану объекта. Однако расходы по её содержанию также несли немцы. Кроме того, немцы должны были оплачивать обслуживающего авиационную школу советского врача, а также привезти с собой всё необходимое санитарное оборудование (носилки, перевязочный материал и т.п.) [30].

Перейдём теперь к материальной части. В соответствии с соглашением мы предоставляли аэродром в Липецке, а также передавали«находящийся в Липецке свой бывший завод для использования его в качестве помещения для хранения самолётов и авиационных принадлежностей и в качестве жилого помещения для предполагаемого персонала авиационной школы и управления складами» . И то, и другое бесплатно. Кроме того, мы должны были выполнить «работу по постройке помещений для авиационной школы, перестройке или восстановлению складов и квартир» . Однако эта работа оплачивалась германской стороной [31].

«Самолёты, авиационные принадлежности, а также и другой, необходимый для устройства аэродрома и складов материал»  предоставляли немцы за свой счёт. Они же оплачивали и все транспортные расходы, в том числе и перевозку по советской территории от Ленинградского порта до Липецка [32].

Основу парка учебных машин школы составили истребители «Фоккер D-XIII». Фирма «Фоккер» была основана в 1913 году в Германии голландским лётчиком и авиаконструктором Антони Германом Герардом Фоккером. После подписания Версальского договора её оборудование было срочно вывезено в Голландию [33]. Во время Рурского кризиса 1923-1925 гг., вызванного оккупацией этого «промышленного сердца» Германии французскими и бельгийскими войсками, немецкое военное министерство нелегально закупило 100 «фоккеров» разных моделей [34]. Официально заказ выполнялся для ВВС Аргентины [35]. В итоге часть из этих самолётов оказалась в липецкой школе -- в июне 1925 года 50 упакованных в ящики «Фоккер D-ХIII» были отправлены морским путём из Штеттина в Ленинград [36].

Следует сказать, что на тот момент «Фоккер D-XIII» был довольно-таки современной машиной. По сравнению со стоявшим тогда на вооружении советских ВВС «Фоккер D-XI» он имел гораздо более мощный двигатель (450 л.с. вместо 300 л.с.) и значительно лучшие лётные качества [37].

Помимо «фоккеров», в Липецк поступали и другие машины. Так, летом 1926 года туда были доставлены 8 двухместных разведчиков «Хейнкель HD-17». Эти самолёты проектировались и строились фирмой «Хейнкель» по заданию рейхсвера специально для липецкой авиашколы и были предназначены для подготовки лётчиков-наблюдателей [38]. К концу 1929 года в школе имелось 43 «Фоккер D-XIII», 2 «Фоккер D-VII», 6 «Хейнкель HD-17», 6 «Альбатрос L-76», 6 «Альбатрос L-78», 1 «Хейнкель HD-21», 1 «Юнкерс A-20», 1 «Юнкерс F-13» [39].

По этому поводу Дьяков и Бушуева пишут следующее:

«Однако советская сторона постоянно настаивала на поставке более совершенных, первоклассных машин. Поэтому к 1931 году в распоряжение школы поступили 4 НД-17 и 2 “Фоккер Д-7”» [40].

Как мы только что убедились, пара «Фоккеров D-VII» в Липецке действительно имелась. Только вот «первоклассной машиной» этот созданный ещё во время 1-й мировой войны самолёт давно не являлся. И уж конечно не был «более совершенным» по сравнению со своим младшим собратом «Фоккером D-XIII». Кстати, «Фоккер D-VII» был прекрасно известен советским лётчикам, поскольку на вооружении ВВС РККА стояло несколько десятков истребителей этого типа.

Понятно, что занятым разоблачением ужасов сталинизма авторам «Фашистского меча» заглянуть в авиационный справочник было недосуг. Однако догадаться, что более новые модели самолетов имеют бoльшие порядковые номера было не так уж сложно.

И подобный «ляп» в книге далеко не единственный. Вообще, непонимание авторами исследуемого ими материала иногда просто поражает. Вот, например, пишут они, что в целях конспирации липецкая школа проходила в документах как «4-й авиаотряд тов. Томсона» и тут же в примечаниях поясняют: «Имеется в виду Лит-Томсен» [41]. То есть, по версии Дьякова и Бушуевой, «товарищ Томсон» -- это немецкий полковник Герман фон дер Лит-Томсен (Hermann von der Lieth-Thomsen), курировавший совместные советско-немецкие проекты. Между тем всё гораздо проще. Дело в том, что, помимо авиашколы, на Липецком аэродроме продолжал базироваться 4-й авиаотряд советских ВВС, входивший в состав сперва 40-й, а затем 38-й эскадрильи [42]. В 1931 году его командиром стал некий А.Томсон [43].

Самое интересное, что на страницах «Фашистского меча» приводится подписанный Томсоном рапорт о имевших место в школе лётных происшествиях, датированный 16 июля 1933 года [44]. Между тем фон дер Лит-Томсен вернулся в Германию ещё в 1928 году [45].

Приходится признать, что оголтелый антисоветизм вредно сказывается на умственных способностях. Оно и понятно, ведь так хочется лишний раз уличить большевиков в цинизме и беспринципности -- вот, дескать, борцы за дело угнетённых, а готовы даже немецкого барона «товарищем» именовать.

В соответствии с условиями соглашения, советская сторона должна была обеспечивать школу горючим, которое оплачивалось немцами по себестоимости. Вооружение и боеприпасы привозили с собой немцы [46].

В целом объект в Липецке обходился рейхсверу в среднем в 2 млн марок ежегодно. В отдельные же годы расходы были существенно бoльшими (в 1929 г. -- 3,9 млн, 1930 г. -- 3,1 млн), и это без учёта затрат на создание необходимой инфраструктуры [47]. Между тем согласно подготовленной в январе 1929 года начальником IV Управления Штаба РККА (военная разведка. -- И.П.) Я.Берзиным секретной справке расходы, связанные с капитальным строительством на липецком объекте, составили в 1925 году 120 тыс. руб., в 1926 -- 230 тыс. руб., в 1927-1928 гг. -- 750 тыс. руб. [48]

А какая выгода была нам от этой затеи? Вот что писал об этом Сталину заместитель председателя РВС СССР И.С.Уншлихт 31 декабря 1926 года:

«На декабрь 1926 г. с нашей стороны прошли тренировку на истребителях 16 военлётов, техническую подготовку по детальному изучению, уходу и эксплуатации мотора Hэпир-Лайон -- 25 постоянных механиков и 20 переменных. В мастерских при школе сгруппирован кадр рабочих до 40 человек высокой квалификации, которые под руководством немецких инженеров производят различные работы по дереву и металлу. Тренировки в школе проходят над осуществлением выполнения различных новых тактических приёмов. Изучение тактических новшеств для нас очень ценно, так как тактические приёмы различных видов авиации изучаются немецкими инструкторами школы путём пребывания в Америке, Англии и Франции.

По отзывам наших компетентных товарищей, школа своей работой даёт нам:

1) капитальное оборудование культурного авиагородка;

2) возможность в 1927 г. поставить совместную работу со строевыми частями;

3) кадр хороших специалистов, механиков и рабочих;

4) учит новейшим тактическим приёмам различных видов авиации;

5) испытанием вооружения самолётов, фото, радио и др. вспомогательных служб даёт возможность путём участия наших представителей быть в курсе новейших технических усовершенствований;

6) даёт возможность подготовить наш лётный состав к полётам на истребителях и, наконец;

7) даёт возможность путём временного пребывания в школе наших лётчиков пройти курс усовершенствования.

Все это даёт нам возможность заключить, что совместная работа по авиации в указанном направлении приносит нам несомненную пользу и желательно дальнейшее сотрудничество» [49].

Итак, подведём некоторые итоги. Как мы выяснили, начальником липецкой авиашколы был офицер рейхсвера, обучение вели немецкие инструкторы по немецким программам, советская сторона предоставляла только вспомогательный персонал, труд которого оплачивался немцами. Материальная база -- немецкая, доставлена за немецкий же счёт. Немцы оплачивали все постройки и перестройки, а также эксплуатационные расходы. Учились немецкие и советские курсанты. Таким образом, вопреки расхожему мифу не мы обучали немцев, а немцы на свои деньги готовили у нас своих и наших лётчиков. А заодно и наших механиков, поскольку уровень технической культуры у последних был, прямо скажем, невысок.

Как пишет в своих мемуарах знаменитый немецкий авиаконструктор Э.Хейнкель:

«С разрешения тогдашнего правительства рейхсвер оказывал содействие в реорганизации армии Советской России. Эта страна нуждалась в тех достижениях, которые имела Германия в техническом отношении. Авиационным отделом в рейхсвере заведовал Вильберг. Он совершил поездку в Россию для изучения возможности обучения там лётчиков на самолётах, тайно построенных в Германии» [50].

Насколько велик вклад липецкой школы в создание германских ВВС? За всё время её существования (как и другие совместные проекты, она была закрыта в 1933 году, после прихода к власти Гитлера) в ней было обучено или переподготовлено 120 немецких лётчиков-истребителей и 100 лётчиков-наблюдателей [51]. Много это или мало? Для сравнения: к 1932 году Германия сумела подготовить в нелегальных военных авиашколах в Брауншвейге и Рехлине около 2000 будущих пилотов люфтваффе [52].

Попутно следует развеять популярный миф, будто в Липецке обучался такой крупный (во всех отношениях) деятель Третьего рейха, как будущий рейхсмаршал Геринг, который, если верить нынешним российским СМИ, даже обзавёлся там любовницей [53]. На самом деле подобная ситуация была совершенно невозможной. Во-первых, будучи активным участником знаменитого «пивного путча» 1923 года, Геринг после его подавления бежал за границу, был заочно осуждён германским судом и объявлен государственным преступником. Таким образом, его появление на объекте, официально курируемом рейхсвером, представляется весьма сомнительным. Во-вторых, когда после поражения Германии Герингу как одному из прославленных асов 1-й мировой войны предложили вступить в армию Веймарской республики, он отказался по идейным соображениям: «Я отклонил предложение вступить в рейхсвер, так как с самого начала находился в оппозиции к республике, которая была создана революцией. Я не мог бы сочетать это со своими принципами»[54].

 

 

Танковая школа в Казани

 

Согласно Дьякову и Бушуевой договор о её организации был подписан в Москве 2 октября 1926 года [55]. Впрочем, в той же книге приводится и другая дата его заключения -- 2 декабря 1926 года [56], причём данное противоречие никак не комментируется. Возможно, договоров было два, либо, что более вероятно, перед нами очередной «ляп» авторов «Фашистского меча». Тем более что Горлов в качестве даты подписания договора тоже указывает декабрь 1926 года [57].

Принципиальные условия, на которых создавалась казанская школа, были аналогичны липецким.

Немецкий личный состав включал в себя следующие штатные должности: «1 заведующий, 1 заместитель, 1 инженер, 1 заведующий производством, 1 врач, 1 мастер, 1 заведующий складом, 3 учителя (артилл., пулемётн., радио); 5 учителей (инструкторов) для обучения езде. 16 учеников (перемен.[ных] до этого числа)» .

Советская сторона была представлена в школе вспомогательным персоналом:

«а) при руководстве: 1 помощник.

б) технический персонал: 1 столяр (мастер), 2 столяра (подмастерья), 1 слесарь (мастер), 4 слесаря (подмастерья), 1 маляр (мастер), 6 шофёров, 1 механик, 1 жестянщик, 2 маляра (подмастерья), 1 паяльщик, 1 электромонтёр, 1 седельник.

в) хозяйственный персонал: 1 курьер, 1 экономка, 1 кухарка, 3 служащих, 1 сторож (дворник).

г) персонал охраны: 7 человек» [58].

Итак, как и в Липецке, начальник и преподаватели -- немцы. Более того, в договоре прямо оговорено: «Руководство школой находится в руках ВИКО  (немецкая сторона. -- И.П.). Руководитель вырабатывает программу занятий, принимая во внимание пожелания КА  (Красная Армия. -- И.П.). В помощь руководителю школы КА назначает помощника руководителя школы, который вместе с тем является представителем КА» . При этом советский персонал полностью оплачивается немцами: «КА предоставляет в распоряжение ВИКО соответствующий технический личный состав для охраны, а также рабочих. „…“ ВИКО несёт расходы по содержанию всего указанного состава, по ставкам профсоюзов, а также расходы по содержанию помощника руководителя школы в соответствии со ставками, принятыми КА. Тарификация сотрудников производится на основе дополнительного соглашения» [59].

Размещалась танковая школа в бывших казармах 5-го Каргопольского драгунского полка, где ей были выделены три конюшни и жилые помещения. Кроме того, она получила право пользоваться (совместно с частями Красной Армии) учебным полем и стрельбищем, а также полигоном, находившимся в 7 км юго-восточнее казарм, и путями сообщения между ними [60].

Согласно договору «все расходы по устройству и содержанию танковой школы»  возлагались на германскую сторону. Они включали в себя оплату «по себестоимости» выполняемых советской стороной работ по ремонту и перестройке передаваемых помещений, включая подключение к силовой электрической сети, а также текущие расходы, связанные с оплатой коммуникационных услуг и электроэнергии, приобретением металла, учебных пособий, горючего и сырья. Кроме того, немцы должны были заплатить 125 тыс. руб. за переезд частей и военно-учебных заведений РККА, располагавшихся в освобождаемых для школы помещениях [61].

Содержание и расквартирование обучавшихся в школе советских курсантов, израсходованные ими в ходе учёбы горючее и боеприпасы, а также «расходы за большие повреждения по вине КА» [62] оплачивались нами. Можно предположить, что пункт насчёт «больших повреждений по вине Красной Армии» был внесён в договор на основании опыта функционирования липецкой школы, где в результате аварий по вине советских курсантов только в 1926-1927 гг. выбыло из строя как минимум шесть самолётов [63].

Учебные танки предоставлялись немцами. По предварительным расчётам, на первых порах их следовало иметь три штуки [64].

Открытие казанской школы было назначено на июль 1927 года. Планировалось, что к этому времени будут закончены все строительные работы и доставлено имущество для практических занятий [65]. Однако этот срок оказался нереальным. В самом деле, если в Липецке уже имелся готовый аэродром, то здесь предстояло приспособить конюшни под размещение танков. В результате подготовительные строительные работы были завершены лишь к лету 1928 года [66]. Потратив, по данным советской военной разведки, 1,5-2 млн марок, немцы отстроили школьное помещение, мастерские, оборудовали учебное поле.

Практические занятия начались после того, как весной 1929 года из Германии прибыли 10 танков. В целях конспирации в документах они именовались «тракторами»: 2 больших трактора «Даймлер-Бенц», 2 больших и 2 лёгких трактора «Крупп», 2 больших и 2 лёгких трактора «Рейнметалл» [67]. Сначала в течение 4 месяцев был обучен преподавательский состав, после чего началась подготовка немецких и советских курсантов.

Вплоть до закрытия в 1933 году школа успела сделать три выпуска немецких слушателей: в 1929/30 гг. -- 10, в 1931/32 гг. -- 11 и в 1933 году -- 9 человек [68]. Разумеется, Дьяков и Бушуева не могут удержаться, чтобы в очередной раз не заняться передёргиванием, сообщая, что в Казани якобы обучалась целая «плеяда танкистов, среди которых было 30 офицеров» [69]. После чего у неосведомлённого читателя возникает впечатление, что помимо 30 офицеров в казанской школе было обучено Бог весть сколько (возможно, несколько сотен) немецких солдат и сержантов. Между тем все без исключения немецкие курсанты носили офицерские звания -- капитанов и обер-лейтенантов.

С нашей стороны в школе прошли обучение 65 человек начсостава танковых и мотомеханизированных частей РККА. Большинство из них были строевыми командирами и преподавателями бронетанковых вузов, меньшая часть представляла инженерный состав [70].

Итак, картина полностью аналогична той, что мы видели в Липецке. Начальником казанской танковой школы был офицер рейхсвера -- в 1929 году этот пост занимал подполковник В.Мальбрандт (Malbrandt), в честь которого, кстати, проект и получил кодовое название «Кама» (Казань + Мальбрандт) [71]. В 1929-1932 гг. эту должность занимал Людвиг Риттер фон Радльмайер (Radlmayer), в 1932-1933 гг. -- полковник Йозеф Харпе (Josef Harpe) [72].

Кстати, Дьяков и Бушуева в очередной раз ошибаются, утверждая, будто «начальником [казанской] школы был генерал Лютц, в 1933 году занимавший пост начальника мотомехвойск рейхсвера» [73]. На самом деле генерал-майор Освальд Лютц (Oswald Lutz) в 1931-1933 гг. возглавлял инспекцию №6, или «автомобильную инспекцию», Военного министерства Германии, которой подчинялась и казанская школа, т.е. фактически являлся командующим будущими танковыми войсками Германии [74].

Преподавали в школе немцы, мы предоставляли только вспомогательный персонал, труд которого оплачивался немцами. Материальная база немецкая, доставлена в школу за немецкий счёт. Немцы несли все расходы, а они были немалые: в 1929 году затраты германской стороны составили 1,5 млн марок, в 1930 году -- 1,24 млн марок [75]. Мы оплачивали только содержание советских курсантов, потраченные ими горючее и боеприпасы, а также случившиеся по их вине серьёзные поломки.

Таким образом, как и в случае с лётчиками, получается, что не мы обучали немцев, а немцы на свои деньги готовили у нас своих и наших танкистов.

Пару слов следует сказать и о распространённом мифе, будто в казанской школе обучался знаменитый Гудериан, о чём при каждом удобном случае сообщают своим читателям расплодившиеся в последние пятнадцать лет многочисленные разоблачители «преступлений сталинизма»:

«В школе учился будущий генерал-полковник вермахта, будущий командующий танковой армией в 1941 году на советско-германском фронте, будущий автор трудов о применении танковых войск Г.Гудериан» [76]

«И была ещё основанная в 1926 году танковая школа “Кама” -- сокращённое название от города Казани и фамилии первого начальника школы полковника Мальбранта. В ней также прошли обучение сотни  (что я говорил! «Плеяда танкистов» стремительно разрастается. -- И.П.)немецких военных. В их числе будущие командующие танковыми группами Гейнц Гудериан и Эрих Хёпнер, многие известные командиры нацистской Германии» [77].

К сожалению, на крючок этой байки попадают и добросовестные исследователи. Например, Владимир Петров и Юрий Тихонов, разоблачая в своей статье миф о якобы обучавшемся в СССР Геринге, пишут, что тот не учился в липецкой школе «в отличие от известного фашистского генерала Гудериана, обучавшегося в аналогичной немецкой танковой школе под Казанью» [78]. А всё дело в том, что вопрос насчёт Геринга они изучили лично, в том числе с помощью документов, хранящихся в архиве Липецкого управления ФСБ, а о Гудериане судят с чужих слов.

Между тем Гудериан в Казани никогда не учился. Он лишь приезжал туда с инспекцией летом 1932 года вместе со своим начальником генералом Лютцем [79].

Кстати, насчёт обучения в СССР тех или иных полководцев Третьего рейха. Если верить Дьякову с Бушуевой, то они ездили к нам целыми табунами: «В 1931 году в Москве проходили дополнительную подготовку будущие военачальники периода Второй мировой войны: Модель, Горн, Крузе, Файге, Браухич, Кейтель, Манштейн, Кречмер и другие» [80].

Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что все эти персонажи направлялись к нам не на учёбу, а в кратковременные командировки в советские военные части либо на манёвры. Так, майор Модель две недели находился в 9-й стрелковой дивизии в Ростове, капитан Горн -- две недели в 10-й кавалерийской дивизии в Прохладной, капитан Крузе -- 10 дней в 7-м артиллерийском корпусе в Павлограде, полковник Файге -- 6 дней на манёврах Московского военного округа, полковник Браухич, подполковник Кейтель и капитан Кречмер -- 4 дня на манёврах Белорусского военного округа [81].

 

 

Химический объект «Томка»

 

Договор о проведении совместных аэрохимических испытаний был подписан 21 августа 1926 года [82]. Советская сторона предоставляла свой полигон и должна была обеспечить необходимые условия работы. Немцы брали на себя обучение в течение опытов советских специалистов. Однако если в авиационном и танковом проектах упор делался на подготовку кадров, то в области военной химии советско-германское сотрудничество преследовало в основном исследовательские задачи. Обе стороны могли получать образцы всех применявшихся и разработанных при проведении совместных испытаний приборов и их чертежи. Кроме того, договором предусматривалось, что все протоколы испытаний, чертежи, фотоснимки будут выполняться в двойном количестве и равномерно распределяться между сторонами. Техническое руководство опытами находилось в немецких руках, административное -- в советских [83].

В конце сентября 1926 года началась практическая работа. Первоначально испытания проводились под Москвой на полигоне «Подосинки» [84]. Было проведено около 40 полётов, в ходе которых с различных высот выливалась жидкость с физическими свойствами, аналогичными иприту. Опыты доказали техническую возможность применения авиацией иприта против живых целей, для заражения местности и населённых пунктов [85].

Как отмечал заместитель Председателя РВС СССР И.С.Уншлихт в уже цитировавшемся выше письме Сталину от 31 декабря 1926 года:

«Касаясь результатов, необходимо сказать, что испытания эти принесли нам уже большую пользу. Помимо того, что они дали нам неизвестный для нас ранее метод разбрызгивания, мы получили сразу весь, вполне проработанный материал и методику работы, так как с каждым из их специалистов работал наш специалист и перенял весь их опыт на ходу. В результате этого наши специалисты, соприкоснувшись на практике с более высокой технической подготовкой немецких специалистов, в короткий срок научились весьма многому.

Наши материальные затраты, по сравнению с немцами, незначительны. Заканчивающаяся первая часть испытаний стоила нам, не считая оплаты наших специалистов, около 20 тыс. рублей. Им же эти испытания обошлись, вероятно, в несколько сот тысяч рублей, так как все оборудование куплено ими, за транспорт платили они, и их специалисты обошлись в несколько раз дороже, чем наши» [86].

В 1927 году были проведены необходимые строительные работы на химическом полигоне «Томка» около ст. Причернавская неподалёку от г. Вольска Саратовской области, после чего совместные испытания были перенесены туда. Отрабатывались различные способы химической атаки, испытывались новые прицельные приспособления, созданные немецкой стороной, проверялась надёжность средств химической защиты. На подопытных животных изучалось поражающее действие иприта, определялись наиболее эффективные способы дегазации местности [87].

Первым руководителем «Томки» с немецкой стороны был полковник Л. фон Зихерер, а после его смерти эту должность в 1929-1933 гг. занимал генерал В.Треппер [88].

Хотя согласно договору все расходы должны были оплачиваться на паритетных началах, реально советские затраты были значительно меньше германских. Так, в 1929 году нами было потрачено 257 тыс. руб., немцами -- 780 тыс. марок [89].

Было ли сотрудничество с немцами в области боевой химии полезным для Красной Армии? Несомненно. Ведь нам пришлось начинать практически с нуля, поскольку имевшиеся в СССР заводы по выпуску боевых химических средств безнадёжно устарели, а оставшиеся после 1-й мировой войны 400 тыс. химснарядов пришли в негодность. В результате менее чем за 10 лет Красная Армия сумела создать собственные химические войска, организовать научные исследования и испытания, наладить производство средств химического нападения и защиты. Значительно пополнились арсеналы химического оружия. Так, в проекте постановления Совета труда и обороны «О состоянии военно-химического дела» (май 1931 года), говорилось, что в артиллерии помимо 400 тыс. старых химснарядов, подлежащих перезарядке, имелось в наличии 420 тыс. новых боеприпасов, снаряжённых ипритом, фосгеном и дифосгеном. Были успешно испытаны дистанционные химические снаряды и новые взрыватели к ним. На вооружении авиации находились 8-- и 32-килограммовые бомбы, снаряжённые ипритом (для заражения местности) и 8-килограммовые осколочно-химические бомбы, снаряжённые хлорацетофеном (для поражения и изматывания живой силы противника). На 1 мая 1931 года в наличии было 7600 8-килограммовых бомб. До конца года планировалось принять на вооружение 50-- и 100-килограммовые химические бомбы дистанционного действия (иприт), курящиеся (арсины) и ударные кратковременного действия (фосген). Имелись также 75 комплектов выливных авиационных приборов ВАП-4 и до конца года планировалось поставить ещё 1000 таких комплектов. Для снаряжения химических боеприпасов были оборудованы 2 разливочные станции общей производительностью свыше 5 млн снарядов и бомб в год [90].

Таким образом, благодаря сотрудничеству с немцами наша страна сумела в кратчайшие сроки встать в области химических вооружений вровень с армиями ведущих мировых держав. В СССР появилась целая плеяда талантливых военных химиков. Что же касается повышения квалификации немецких офицеров, то она в основном проходила в других странах. Вот что докладывал наркому обороны Ворошилову 13 января 1929 года находившийся в Германии в длительной командировке комкор И.П.Уборевич:

«…У меня имеется целый ряд фактов -- заявлений отдельных офицеров, что немецкие офицеры имели длительный доступ в Америке для изучения постановки химического дела в Эдживском арсенале (1927 г.), для изучения самых последних образцов танков осенью 1928 г. и для изучения всех военных учреждений во время командировки осенью 1927 г. в Америку генерала Хайе.

Таким образом, нужно фиксировать, что достижения американской военной техники в широких размерах доступны рейхсверу.

Следующим источником нужно считать Англию, куда немецкие офицеры имеют доступ и к танковым манёврам, и к авиационным. Неплохое отношение по вопросам технического изучения военного дела у немцев и с Чехословакией» [91].

 

 

Советский меч ковался в Германии

 

Итак, как мы выяснили, в результате осуществления советско-германских проектов Красная Армия получила квалифицированные кадры лётчиков, танкистов и химиков. Однако этим польза от сотрудничества отнюдь не исчерпывалась.

Когда после прихода Гитлера к власти совместные проекты были свёрнуты, немцы, уезжая, оставили нам много ценного имущества. В частности, в Липецке:

«Безвозмездно перешедшее во владение УВВС составляет значительную ценность. Помимо возведённых “друзьями”  (имеются в виду немцы. -- И.П.) строений (4 больших ангара, управление аэродрома, тир, жилые дома, столовая, 11 новых жилых бараков для персонала), “друзья” оставили ряд мастерских, как то: моторную, пулемётно-оружейную, для ремонта самолётов, лабораторию, гараж с полным оборудованием, электростанцию, фотолабораторию и т.д. Кроме этого, 15 самолётов с моторами и запасными частями, 8 фюзеляжей, весь автотранспорт (7 легковых, 10 грузовых машин, 1 автоцистерну, 2 аэросаней), автоматическую телефонную станцию, главный материальный склад с имуществом, оборудованный лазарет, лагерь, аэродром, полигон и пр.» [92].

Всего, по подсчётам немцев, в Липецке ими было оставлено в безвозмездное пользование советской стороне имущество на сумму в 2,9 млн германских марок [93].

Аналогичная ситуация наблюдалась в Казани:

«Безвозмездно перешедшее во владение УММ имущество, по самым скромным подсчётам, оценивается до миллиона рублей. Состоит оно из переоборудованных и вновь построенных зданий склада огнеприпасов, жилых корпусов, радиолаборатории, караульного помещения, кооператива, холодильника, бензинохранилища на 20 тонн горючего, электростанции, реконструированной водокачки, гаража с компрессорной установкой, мастерских на ходу (сборочная, станочная),… системы центрального отопления, гаража и склада, канализации, тира, благоустроенной мостовой, строительных материалов и пр.» [94].

Благодаря этому сразу же после ухода немцев в Липецке была открыта Высшая лётно-тактическая школа ВВС РККА, а в Казани -- Казанское танковое училище. В «Томке» в распоряжении РККА остался химический полигон, кроме того, часть имущества пошла на развитие Института химической обороны.

Однако ещё более важным для СССР было сотрудничество с немцами в области разработки современных вооружений. Как отмечал пробывший в Германии 13 месяцев Уборевич:

«Немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучать достижения в военном деле за границей, притом у армии, в целом ряде вопросов имеющей весьма интересные достижения… Сейчас центр тяжести нам необходимо перенести на использование технических достижений немцев, главным образом в том смысле, чтобы у себя научиться строить и применять новейшие средства борьбы: танки, улучшения в авиации, противотанковые мины, средства связи и т.д… Немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас…» [95].

И действительно, перенять у немцев удалось многое. Так, советские лётчики обучались на основе наставлений и инструкций, разработанных в Липецке. Только в декабре 1932 года немцы передали нам около десятка наставлений по ведению боевых действий в воздухе [96].

В конце 1920-х годов германский авиаконструктор Эрнст Хейнкель по заказу советских ВВС разработал истребитель HD-37, который был принят на вооружение и выпускался в Советском Союзе в 1931-1934 гг. под обозначением И-7, всего был изготовлен 131 экземпляр [97]. Ещё одним самолётом, построенным фирмой Хейнкеля для СССР, стал морской разведчик He-55, получивший у нас обозначение КР-1 и находившийся на вооружении вплоть до 1938 года [98]. Одновременно была изготовлена и катапульта К-3 для его запуска, которую сначала установили на линкоре «Парижская коммуна», а в 1935 году перенесли на крейсер «Красный Кавказ». В конце 1930-х годов советский флот купил у Хейнкеля ещё две авиационные катапульты типа К-12. Их поставили на крейсерах «Ворошилов» и «Киров». Катапульты предназначались для запуска пришедших на смену КР-1 корабельных разведчиков КОР-1 (Бе-2) отечественного производства [99].

В докладе заместителя начальника Управления по механизации и моторизации РККА И.К.Грязнова Ворошилову от 14 марта 1932 года отмечалось, что ознакомление наших инженеров с материальной частью немецких боевых машин, а также изучение их чертежей и выводов по испытаниям позволили практически использовать германский опыт, и далее перечислялось, что именно из немецких достижений было использовано в советских танках: в Т-28 -- подвески танка Круппа, в Т-26, БТ и Т-28 -- сварные корпуса немецких танков, в Т-28 и Т-35 -- внутреннее размещение команды в носовой части, в Т-26, БТ, Т-28 -- приборы наблюдения, прицелы, идея спаривания орудия с пулемётом, электрооборудование, радиооборудование [100].

Ценные приобретения делались и в других областях. Так, у немецкой фирмы «Рейнметалл» были закуплены лицензии на ряд артиллерийских систем. Это, в частности, 76-мм зенитная пушка образца 1931 года. Позднее в результате её модернизации советскими конструкторами были созданы 76-мм зенитная пушка образца 1938 года и 85-мм зенитная пушка образца 1939 года. Кроме того, на её базе была разработана система корабельных 76-мм зенитных орудий.

Другой приобретённой у немцев артиллерийской системой была 37-мм противотанковая пушка образца 1930 года. На её основе была создана знаменитая «сорокапятка» -- 45-мм противотанковая пушка образца 1932 года, которая отличалась от немецкого оригинала только калибром и небольшими изменениями в противооткатных устройствах. С 1932 по 1 января 1942 года было изготовлено 16 621 45-мм противотанковых орудий. В свою очередь, на её базе была создана 45-мм танковая пушка образца 1932 года. Этими орудиями было вооружено подавляющее большинство выпускавшихся перед войной советских танков. Всего с 1932 по 1943 год было изготовлено 32 453 таких пушки [101].

Весной 1933 года располагавшаяся в Голландии немецкая фирма «Дешимаг» (Deutsche Schiffs-- und Maschinenbau Gesellschaft) получила от СССР заказ на проектирование средней подводной лодки. В качестве прототипа была выбрана подлодка E-1 («Эчвариэтта»), построенная в Испании по чертежам «Дешимага» и впоследствии переданная Турции. Немецкие инженеры в августе 1933 -- марте 1934 года разработали эскизный проект, подкреплённый общими расчётами, и руководили разработкой общего проекта, вошедшего в историю советского подводного флота как «серия IX». Воплощали общий проект в рабочие чертежи применительно к возможностям отечественной промышленности инженеры специального КБ, временно выделенного из ЦКБС-2 (Центральное конструкторское бюро специального судостроения при Балтийском заводе в Ленинграде, специализировалось на проектировании подводных лодок).

В конце декабря 1934 года на Балтийском заводе были заложены три лодки IX серии, получившие весьма показательные обозначения Н-1, Н-2 и Н-3 («немецкая», или «немка»). В октябре 1937 года для лодок этой серии приняли литеру «С» -- от слова «средняя» (иногда их неофициально называли «сталинцами»).

В начале 1935 года были готовы рабочие чертежи, за выпуском которых, как и за постройкой лодок, наблюдали инженеры фирмы «Дешимаг». Н-1 вступила в строй Балтийского флота в сентябре 1936 года [102]. В целом лодка вполне отвечала лучшим достижениям подводного судостроения своего времени, удачно совмещая сильное торпедное и артиллерийское вооружение и высокую надводную скорость хода с относительно небольшим водоизмещением. Многие конструкторские решения и типы механизмов, впервые принятые для «немок», были использованы и в последующих сериях подводных лодок.

Уже в 1935 году, не дожидаясь окончания постройки первых трёх «немок», руководство советского Военно-морского флота решает перейти к массовому строительству подводных лодок такого типа. Доработанный в ЦКБС-2 проект получил обозначение «серия IX-бис». Главное его отличие от прототипа заключалось в замене немецких дизелей фирмы МАН отечественными и в некоторых изменениях формы ограждения рубки [103].

К началу Великой Отечественной войны вступили в строй или были практически готовы 20 подводных лодок этой серии, ещё 18 находились в постройке [104]. «Эски» хорошо проявили себя в боевых действиях. Достаточно вспомнить успехи Гвардейской Краснознамённой подводной лодки С-56 или знаменитый подвиг подлодки С-13 под командованием А.И.Маринеско, потопившей 30 января 1945 года германский лайнер «Вильгельм Густлов».

Итак, как мы могли убедиться, вопреки уверениям всевозможных «обличителей сталинизма» не «фашистский меч ковался в СССР», а, наоборот, немецкие специалисты в 1920-х -- начале 1930-х годов помогали создавать в нашей стране базу для танковой, авиационной, химической промышленности. Таким образом, основы советского военно-промышленного комплекса были заложены во многом именно благодаря военно-техническому сотрудничеству с Германией.

[Sumerkurt]

Как стыкуется этот копипст с другими копипастами? Например со зверствами советских войск и ролью ленд-лиза. ТС, у вас вообще есть своя точка зрения, отличная от флюгерской?

[Zaman.]

Как и когда Г.К. Жуков начал «фальсифицировать» историю начального периода ВОВ.

 

Возвращаясь к Г.К. Жукову с его байками о том, что «тиран-деспот не давал им с Тимошенко приводить войска в боевую готовность заранее», не стоит забывать что «Воспоминания и размышления» маршала в конце 1960-х, когда он писал свои мемуары, «редактировались» в Политбюро и ЦК КПСС. И можно сказать, что его утверждение о том что «Сталин им с наркомом не разрешал приводить в боевую готовность войска западных округов перед 22 июня», было не только «личным мнением» маршала Жукова. Это уже было установкой партии, назвавшей Сталина «виновным за всё». И партия времен Брежнева не собиралась отменять «Решения партии» времен Хрущева.

Но не стоит забывать что это «мнение партии» с подачи Жукова же и было сформировано ещё перед «20 съездом КПСС», когда он как министр обороны оптом «реабилитировал» Павловых, ещё до 1956 года, до «знаменитого съезда». А ещё он свои утверждения о том, что Сталин не давал приводить в боевую готовность войска на границе пытался озвучить ещё … всё в том же 56-м, сразу после «20 съезда».

Но сначала придется немного подробно показать служебные перипетии маршала после войны.

В марте 1946 Жуков был отозван из Германии и назначен главнокомандующим Сухопутными войсками и зам. министра Вооруженных сил СССР. А уже в июне, 9.6.1946 снят с должности с обвинением в «отсутствии скромности, чрезмерных личных амбициях, приписывании себе решающей роли в выполнении всех основных боевых операций во время войны». Кроме всего прочего, кроме «неофициальных» обвинений в том же «мародерстве», Жукова обвиняли ещё и в том, что он «чувствуя озлобление, решил собрать вокруг себя неудачников, командующих, освобожденных от занимаемых должностей, таким образом становясь в оппозицию к правительству и Верховному командованию». А это уже недалеко и до обвинений в военном заговоре. Однако Сталин не пошел на это, а просто отправил маршала в Одесский округ, проветриться.… Потом был Уральский военный округ, а вот после смерти Сталина Жуков вновь занял ведущие позиции в армии, став уже в марте 1953 1-м зам. военного министра обороны СССР. А 9.2.1955 года, за свои «заслуги» перед Хрущевым, после того как он активно проявил себя в том же «деле разоблачения» Берии, Г. К. Жуков занял пост министра обороны СССР.

Потом он спас Хрущева от снятия с поста первого секретаря, в 1957 году, а потом Хрущев его и «отблагодарил» – во время поездки в Югославию Жуков 26.10.1957 был неожиданно снят с поста министра и заменен маршалом Р.Я. Малиновским. Одновременно его вывели из состава Президиума ЦК и ЦК КПСС с формулировкой за «грубые нарушения ленинских принципов руководства вооруженными силами». И 15.3.1958 г. маршал Г.К. Жуков был уволен в отставку.

Обида Жукова на Хрущева сыграла свою роль и маршал в свои «Воспоминания» даже вставлял некие смелые выпады в адрес «обидчика». Например, в одном из фрагментов, не вошедших в первые версии мемуаров, Жуков пишет: «Меня можно ругать за начальный период войны. Но 1942 г. — это же не начальный период. Начиная от Барвенкова, Харькова, до самой Волги докатились. И никто ничего не пишет. А они (имеется в виду Н.С. Хрущев. — К.О.Ю.) вместе с Тимошенко драпали. Привели одну группу немцев на Волгу, а другую на Кавказ. А им были подчинены Юго-Западный фронт, Южный фронт. Это была достаточная сила... Я пишу все как было, я никого не щажу» (Зенькович Н.Я. Маршалы и генсеки. М., 1997. С. 161-162).

Однако не стоит думать, что маршал не сам писал свои «антисталинские утверждения», что Георгия Константиновича Жукова мог кто-то «заставить», или ему «диктовали» текст его «воспоминаний». И чтобы не было этих иллюзий, стоит привести выдержки из его «непроизнесенной речи» на Пленуме КЦ КПСС ещё в мае 1956 года, который должен был состояться после «20 съезда», что проходил с 14-го по 25-е февраля 56-го. Когда они с Хрущевым были ещё «друзьями».

Весь текст несостоявшейся «речи» маршала приводить не будем. Он слишком большой и он есть в Интернете на различных сайтах и каждый желающий сам может его прочитать. Приведем только то, что связано с темой этой книги. С темой приведения в боевую готовность войск западных округов перед 22 июня, или точнее не приведение в боевую готовность. О том что «Сталин не разрешал Жуковым приводить войска на границе в боевую готовность заранее». А также основные байки Жукова ставшие впоследствии «догмами». Словоблудие из серии «Слава КПСС» будет опущено. (Выделения в тексте мои – К.О.Ю.)

Чем интересна данная «речь» Жукова? Во-первых, маршал уже в 1956 году сформулировал основные байки о Сталине и его «вине» за трагедии начала войны, которые считаются «непреложной истиной» даже сегодня, спустя полвека, в головах многих «историков», что просто переписывают из мемуаров Георгия Константиновича то «как начиналась война». А во-вторых, он это сделал ещё в 1956 году и делал это осознанно и по личной инициативе! А спустя 13 лет эти «истины о Сталине» вошли в его мемуары чуть не дословно. Никто его не заставлял это писать в 56-м, и уж тем более никто не заставлял писать это в 69-м. Итак…

 

Непроизнесенная речь Г.К. Жукова, май 1956 года.

 Источник: Сталин И.В. Сочинения. – Т. 18. – Тверь: Информационно- издательский центр «Союз», 2006. С. 692–707 (приложение). 

«Секретно

Товарищу ХРУЩЕВУ Н.С.

 Посылаю Вам проект моего выступления на предстоящем Пленуме ЦК КПСС.

Прошу просмотреть и дать свои замечания. Г. ЖУКОВ

19 мая 1956 года

№ 72с Секретно

Состояние и задачи военно-идеологической работы

Товарищи!

В своем выступлении я хочу доложить Пленуму ЦК о состоянии и задачах военно-идеологической работы.

Главным недостатком во всей военно-идеологической работе у нас в стране до последнего времени являлось засилие в ней культа личности.

Должен отметить, что у некоторых товарищей имеется мнение о нецелесообразности дальше и глубже ворошить вопросы, связанные с культом личности, так как, по их мнению, углубление критики в вопросах, связанных с культом личности, наносит вред делу партии, нашим Вооруженным Силам, принижает авторитет советского народа и тому подобное.

Я считаю, что подобные настроения вытекают из несогласия с решением XX съезда партии, полностью одобрившего предложения, изложенные в докладе ЦК по ликвидации последствий культа личности. Если пойти по пути свертывания работы по ликвидации последствий культа личности, то мы не выполним тех решений, которые единодушно были приняты XX съездом партии. Мы не можем забывать, что культ личности и все то, что с ним было связано, принес нам много вреда и в деле обороны нашей страны…

Как известно, особенно широкое распространение культ личности приобрел в вопросах, связанных с Великой Отечественной войной.

Отдавая должное заслугам, энергии и организаторской деятельности Сталина, я должен сказать, что культ личности Сталина в освещении войны приводил к тому, что роль нашего народа, партии и правительства, наших Вооруженных Сил принижалась, а роль Сталина непомерно преувеличивалась. Во имя возвеличивания Сталина в нашей военно-идеологической работе было допущено грубое искажение ряда исторических фактов, замалчивание неудач, ошибок, недочетов и их причин, а достижение успехов приписывалось исключительно руководству Сталина…

Действительное же состояние подготовки нашей страны к обороне в то время было далеким от этих хвастливых заявлений, что и явилось одной из решающих причин тех крупных военных поражений и огромных жертв, которые понесла наша Родина в начальный период войны.

Накануне войны организация и вооружение наших войск не были на должной высоте, а что касается противовоздушной обороны войск и страны, то она была на крайне низком уровне.

До 1941 года у нас было очень мало механизированных соединений, и только зимой 1941 года было принято решение о формировании 15-ти механизированных корпусов за счет ликвидации кавалерии, но это решение было крайне запоздалым.

( Вообще-то, в начале 41-го было принято решение о формировании не 15-ти, а 30-ти механизированных корпусов. Но если бы Жуков назвал цифру «30 мех. корпусов» то его бы самого могли и спросить – а не сами ли вы и намудрили, дорогой нач. ГШ с таким количеством мех. корпусов в преддверии Войны? И что это за манера обличительная проблем армии, из уст одного из руководителей этой армии??? – К.О.Ю.)

К моменту возникновения войны большинство наших механизированных корпусов и дивизий находилось еще в стадии формирования и обучения, в силу чего они вступили в бой несколоченными и слабо вооруженными.

Качество нашей авиации оказалось ниже немецкой, да и та из-за отсутствия аэродромов была крайне скученно расположена в приграничной зоне, где и попала под удар авиации противника.

(Насчет «качества авиации» мог бы бывший нач ГШ и не говорить ерунды. До 1930 года в России вообще не было авиации как таковой и авиационной промышленности тем более. И ставить в вину Сталину, что к началу войны мы отставали от Европы и вообще Запада в самолетах и их качестве, можно только от большой непорядочности. Тем более не стоило говорить о том, что Сталин виноват в том, что не хватало в западных округах аэродромов и из-за этого самолеты оказались «скучены» «в приграничной зоне». Даже Павлов на допросе и суде дал другие объяснения того, почему авиация была разгромлена в первые дни войны. Это произошло из-за того, что самолеты собрали именно на приграничных площадках скучено, а не на тех, что были расположены в глубине округа. – К.О.Ю. )

Артиллерия, особенно зенитная, была очень плохо обеспечена тягачами, вследствие чего не имела возможности передвигаться и в какой-либо степени обеспечить маневр наших войск на поле боя. Очень много артиллерии из-за отсутствия артиллерийских тягачей было брошено при отходе наших войск.

( А Сталин тут при чем??? Такое ощущение, что доклад не нач. ГШ Красной армии 41-го делает, а проверяющий из политуправления. Кто должен заниматься обеспечением артиллерии в армии тягачами – Сталин лично? Или может, стоило рассказать публике на пленуме, как артиллерию оставляли на стрельбищах и в учебных центрах после получения в округах его же Жукова приказов о повышении боевой готовности после 15-18 июня??? – К.О.Ю.)

У Генерального штаба не было законченных и утвержденных правительством оперативного и мобилизационного планов.

(И опять – Сталин тут при чем??? А Генштаб представил правительству эти самые планы или тянул резину? – К.О.Ю.)

Промышленности не были выданы конкретные мобзадания по подготовке мобилизационных мощностей и созданию соответствующих материальных резервов. Особенно плохо обстояло дело с руководящими военными кадрами, которые в период 1937–1939 гг., начиная от командующих войсками округов до командиров дивизий и полков включительно, неоднократно сменялись в связи с арестами. Вновь назначенные к началу войны оказались слабо подготовленными по занимаемым должностям. Особенно плохо были подготовлены командующие фронтами и армиями. Огромный вред для Вооруженных Сил нанесла подозрительность Сталина по отношению к военным кадрам.

(Подумаешь – ерунда, какая – военные «всего лишь» пытались ещё недавно, в 37-м военный переворот осуществить, а Сталин был таким «подозрительным». Но каков бы ни был плохо подготовленный командующий фронтом-округом, выполнять полученные из наркомата и Генштаба приказы он обязан был в полном объеме. Но тот же генерал армии Павлов Д.Г., командующий Западным округом-Белоруссией, открыто не выполнил Директивы НКО и ГШ (Тимошенко и Жукова) от 13-18 июня о приведении войск своего округа в боевую готовность. Но видимо и в этом Сталин «виноват». — К.О.Ю.)

…Вследствие игнорирования со стороны Сталина явной угрозы нападения фашистской Германии на Советский Союз, нашиВооруженные Силы не были своевременно приведены в боевую готовность, к моменту удара противника не были развернуты, и им не ставилась задача быть готовыми отразить готовящийся удар противника, чтобы, как говорил Сталин, «не спровоцировать немцев на войну».

(Только за одно это утверждение маршала «Победы», погоны срывать можно. Хотя в 1956 году говорит такое Жуков ещё мог. А вот в 69-м он сам и расписал то, как проводилось и «развертывание» и «приведение в боевую готовность». Описал все эти мероприятия, но к этому времени общая установка ЦК КПСС была уже именно на очернение Сталина и выставление его «виновным за всё». Так что приходится факты, опровергающие эти слова Жукова из 1956-го искать в словах Жукова же из 1969-го. Правда, найти в словах Жукова в 69-м информацию о том какие мероприятия по приведению в боевую готовность войск в западных округах проводились ещё постараться надо. – К.О.Ю.)

Знал ли Сталин и председатель Совнаркома В.М. Молотов о концентрации гитлеровских войск у наших границ? Да, знали. Кроме данных, о которых на XX съезде доложил тов. Н.С. Хрущев, Генеральный штаб систематически докладывал правительству о сосредоточениях немецких войск вблизи наших границ, об их усиленной авиационной разведке на ряде участков нашей приграничной территории с проникновением ее в глубь нашей страны до 200 километров. За период январь – май 1941 г. было зафиксировано 157 разведывательных полетов немецкой авиации.

Чтобы не быть голословным, я оглашу одно из донесений начальника Генерального штаба главе правительства тов. В.М. Молотову:

«Докладываю о массовых нарушениях государственной границы германскими самолетами за период с 1 по 10.4.1941 г. Всего за этот период произведено 47 нарушений госграницы.

Как видно из прилагаемой карты, нарушения в преобладающей своей массе ведутся:

а) на границе с Прибалтийским особым военным округом и особенно в районах Либава, Мемель и Ковно;

б) на Львовском направлении на участке госграницы Сокаль, Перемышль.

Отдельные случаи нарушения госграницы произведены в направлениях на Гродно, Белосток, Ковель и Луцк, а также на госгранице с Румынией.

Полеты немецких самолетов производились на глубину 90–200 км от госграницы как истребителями, так и бомбардировщиками. Это говорит о том, что немцы производят как визуальную разведку, так и фотографирование.

Прошу доложить этот вопрос тов. Сталину и принять возможные мероприятия. Начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков. 11 апреля 1941 г. № 503727».

Никаких реальных мер ни по этому донесению, ни по ряду других не последовало, и должных выводов не было сделано.

( Сам себя не похвалишь – никто не оценит… - К.О.Ю.)

Примером полного игнорирования Сталиным сложившейся военно-политической обстановки и беспрецедентной в истории дезориентации нашего народа и армии является сообщение ТАСС, опубликованное в печати 14 июня 1941 г., т. е. за неделю до нападения фашистской Германии на Советский Союз. В этом сообщении указывалось, что «по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям».

Это заявление дезориентировало советский народ, партию и армию и притупляло их бдительность.

Неудачи первого периода войны Сталин объяснял тем, что фашистская Германия напала на Советский Союз внезапно. Это исторически неверно. Никакой внезапности нападения гитлеровских войск не было. О готовящемся нападении было известно, а внезапность была придумана Сталиным, чтобы оправдать свои просчеты в подготовке страны к обороне.

(А потом удивляемся – почему военных тупыми солдафонами кличут.…Не зря Молотов потом назвал Жукова «горлопаном». И как политика он Жукова приложил как бездаря.… А вот байки о том что «Сообщение ТАСС» «дезориентировало советский народ, партию и армию и притупляло их бдительность» так и пошли гулять и гуляют до сих пор среди современных «историков». – К.О.Ю. )

22 июня в 3 ч. 15 мин. немцы начали боевые действия на всех фронтах, нанеся авиационные удары по аэродромам с целью уничтожения нашей авиации, по военно-морским базам и по ряду крупных городов в приграничной зоне. В 3 ч. 25 м. Сталин был мною разбужен, и ему было доложено о том, что немцы начали войну, бомбят наши аэродромы, города и открыли огонь по нашим войскам. Мы с тов. С.К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил:

«Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий. Передайте Поскребышеву, чтобы он вызвал к 5 часам Берия, Молотова, Маленкова, на совещание прибыть Вам и Тимошенко».

Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда он прибыл в ЦК. Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию, не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну. До 6 часов 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня, а фашистские войска тем временем, уничтожая героически сражавшиеся части пограничной охраны, вклинились в нашу территорию, ввели в дело свои танковые войска и начали стремительно развивать удары своих группировок.

(Позже, в мемуарах от 1969 года Жуков несколько по-другому слова Сталина приведет. По крайней мере, свой телефонный разговор со Сталиным под утро 22 июня Жуков изобразит иначе:

«Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.

— Вы меня поняли?

Опять молчание.

— Будут ли указания? — настаиваю я.

Наконец, как будто очнувшись, И. В. Сталин спросил:

— Где нарком?

— Говорит по ВЧ с Киевским округом.

— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро….»

Скорее всего, в 56-м он меньше врал.…Но сами сравните как слова о «тяжелом дыхании» тирана, о «нескольких минутах» молчания, перешли из 56-го в 69-й год. Но Сталин все верно говорил в этом разговоре. Приходилось отрабатывать дипломатические выверты с попытками перевести войну в «приграничные инциденты». Но «прозорливый» Жуков, которому «все ясно» стало, после того как немецкий фельдфебель реку переплыл, лучше Сталина понимает, как надо действовать… – К.О.Ю.)

Как видите, кроме просчетов в оценке обстановки, неподготовленности к войне, с первых минут возникновения войны в верховном руководстве страной в лице Сталина проявилась полная растерянность в управлении обороной страны, использовав которую, противник прочно захватил инициативу в свои руки и диктовал свою волю на всех стратегических направлениях.

(О как!!! Если бы Сталин не «растерялся» «с первых минут», то и не захватил бы враг «инициативу в свои руки и диктовал свою волю на всех стратегических направлениях»…А военные на что в стране? Только и могли, что в рот «тирану» заглядывать? От страха перед «кровавым деспотом» забыли, что надо свои должностные обязанности исполнять, как положено, «по уставу»? – К.О.Ю.)

Я не сомневаюсь в том, что, если бы наши войска в западной приграничной зоне были приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и четкие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения, характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным и это сказалось бы на всем ее последующем ходе.Соотношение сил на театре военных действий, при надлежащей организации действий наших войск, позволяло по меньшей мере надежно сдерживать наступление противника.

(Опровержению данной байки от «маршала Победы» посвящено уже множество книг и статей. И это вранье, рожденное Жуковым в 56-м позже плавно так и перешло через 13 лет, с подачи Жукова в его же «мемуары». И сегодня гуляет в книгах различных историков. – К.О.Ю.)

Неправильным является утверждение о том, что Сталин, разгадав планы немецко-фашистского командования, решил активной обороной измотать и обескровить врага, выиграть время для сосредоточения резервов, а затем, перейдя в контрнаступление, нанести сокрушительный удар и разгромить противника. В действительности такого решения не было, а «теория активной обороны» понадобилась для скрытия истинных причин наших неудач в начальном периоде войны.

( Вообще-то именно «активная оборона» и предусматривалась в утвержденных Сталиным «Соображениях о стратегическом развертывании Красной армии», отработанных ещё маршалом Б.М. Шапошниковым в августе 1940 года и поданным на утверждение Сталину генералом Мерецковым в сентябре-октябре 1940 года.

«№95. ОБ ОСНОВАХ СТРАТЕГИЧЕСКОГОРАЗВЕРТЫВАНИЯ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СССР б/н [не позже 19 августа 1940 г.] …

Народный комиссар обороны СССР
Маршал Советского Союза (С.Тимошенко) Начальник Генерального штаба К[расной] А[рмии]
Маршал Советского Союза Б.Шапошников»

(ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп.2951. Д.239. Лл. 1-37. Рукопись на бланке: "Народный комиссар обороны СССР". Имеется помета: "Написано в одном экземпляре. Исполнитель зам. нач. Опер.упр. генерал-майор Василевский". Подлинник, автограф Б.М.Шапошникова.)

А вот Жуков как раз и занимался «теориями» упорной обороны на границе.… А точнее собирался устраивать встречные всеобщие контрнаступления на вторгшегося врага. Однако немедленное контрнаступление не подготовленными силами (а тем более наши войска на тот момент не были и не могли быть в такой степени готовности как вермахт) на атакующего противника неизбежно приводит к поражению!!! Но он это и пытался устроить в КОВО, когда прибыл туда 23 июня – провести всеобщее наступление. А рассказал об этом все тот же генерал-полковник А.П. Покровский ещё в 1968 году, ещё до выхода в свет «мемуаров» маршала Жукова:

«…В предшествующие дни на Юго-Западном фронте побывал Жуков, в самые первые дни, организовал там наступление с лозунгом: “Бить под корень!” На Люблин. Из этого наступления ничего не получилось. Погибло много войск, мы потерпели неудачу. Жуков уехал в Москву. Правда, потом он говорил, что это наступление было организовано по приказанию Сталина…»

(«Беседа К. М. Симонова с бывшим начальником штаба Западного и Третьего Белорусского фронтов генерал-полковником ПОКРОВСКИМ Александром Петровичем. Записана 26 мая 1968 г. Запись беседы печатается по оригиналу, находящемуся в архиве К. М. Симонова, в его семье, с сохранением всех особенностей речи Александра Петровича». Размещено на сайте –

http://rkka.ru/memory/pokrovskiy/main.htm .)

А теперь посмотрите что написано в «Директиве № 3» от 22 июня для Юго-западного фронта (КОВО), которую Сталин Жукова заставил подписать. По словам Жукова Сталин заставил поставить подпись Жукова под этой «Директивой № 3» вечером 22 июня, но сам он якобы был всячески против:

«г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления. »

Т.е. Жуков задействовал в этом наступлении «на Люблин» практически основные силы округа!

Для остальных фронтов никакого выхода на территорию противника эта директива задачей не ставит. Ставится задача в общих чертах:

«4. На фронте от Балтийского моря до госграницы с Венгриейразрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с границей.»

Обратите внимание, что границу с Румынией переходить не разрешается. И это же есть и в черновике оригинала «Директивы № 1» от 21 июня – нежелание Руководства СССР раньше времени втянуться в войну с той же Румынией:

«Нападение немцев может начаться с провока- Сегодня 22.6.41г. на рассвете рассредоточить ционных действий. Особенно со стороны Румынии».

(Но если Жуков действительно не отправлял в округа фразу о Румынии и если не удастся доказать что его «заставил Сталин» так поступить, то можно утверждать что Жуков совершил должностное преступление. На самом деле достаточно серьезное – Сталин делал все что бы «не дать повода» втянуть в Войну «союзников Германии» и пишет в черновике фразу о Румынии, а Жуков эту не вычеркнутую фразу в округа не передает.)

Кстати, приятель Жукова, Ватутин пытался уже под Курском в 43-м, устроить немедленное наступление на атакующие немецкие клинья в самом начале немецкого наступления под Курском. И единственный, уже ставшей в 1943 году Советской армии, «генерал с диссертацией», П.А. Ротмистров, командующий танковой армией был вынужден напрямую обращаться к Сталину, чтобы отменить убийственный приказ Ватутина! И если бы Сталин не заставил Ватутина отменить преступный приказ, то вполне могли немцы и пробить нашу «эшелонированную оборону» под Курском. Впрочем, на «южном фасе», где Ватутин и командовал, они её практически и пробили почти на всю глубину, вследствие чего и пришлось гнать танки Ротмистрова в Прохоровку навстречу немецким танкам. А потом Ротмистрова чуть под суд и не отдали за эту «Прохоровку». Ведь потери наших танков были огромные в этом сражении, которое началось с того, что танки Ротмистрова с ходу влетели в противотанковый ров, вырытый до этого нашими саперами против немцев!! Генерала П.А. Ротмистрова, что посмел оспорить предыдущий приказ командующего фронтов Ватутина, позвонив через голову Ватутина Сталину, просто «забыли» предупредить об этом рве…

Но сам Жуков так дуром пер на вторгшегося врага уже 22 июня, имея за плечами вполне удачный опыт своей победы на Халхин-Голе. Когда он бросил в бой без подготовки и пехотного прикрытия на переправившихся на нашу сторону японцев танки. Которые почти все сгорели в том бою но не позволили закрепиться противнику на плацдарме и таким образом на самом деле достаточно не большими своими потерями Жуковский бросок обеспечил Победу во всем сражении и позволил уничтожить гораздо больше войск противника по сравнению с нашими сгоревшими танками…. И вот теперь, 22 июня 41-го, Жуков опять попытался устроить такую Победу, но уже над немцами, бросив на Украине в наступление свои не готовые войска на вторгшегося врага. – К.О.Ю.)

«Что же произошло в действительности, почему наши войска понесли поражение на всех стратегических направлениях, отступали и оказались в ряде районов окруженными?

Кроме неподготовленности страны к обороне и неполной подготовленности Вооруженных Сил к организованному отражению нападения противника, у нас не было полноценного Верховного командования. Был Сталин, без которого по существовавшим тогда порядкам никто не мог принять самостоятельного решения, и, надо сказать правдиво, в начале войны Сталин очень неплохо разбирался в оперативно-тактических вопросах. Ставка Верховного Главнокомандования была создана с опозданием и не была подготовлена к тому, чтобы практически взять в свои руки и осуществить квалифицированное управление Вооруженными Силами.

Генеральный штаб, наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным и лишены его доверия.

Вместо того, чтобы немедля организовать руководящую группу Верховного командования для управления войсками, Сталиным было приказано: начальника Генерального штаба на второй день войны отправить на Украину, в район Тарнополя для помощи командующему Юго-Западным фронтом в руководстве войсками в сражении в районе Сокаль, Броды; маршала Б.М. Шапошникова послать на помощь командующему Западным фронтом в район Минска, а несколько позже 1-го заместителя начальника Генерального штаба генерала Н.Ф. Ватутина – на северо-западное направление.

Сталину было доложено, что этого делать нельзя, так как подобная практика может привести к дезорганизации руководства войсками. Но от него последовал ответ: «Что вы понимаете в руководстве войсками, обойдемся без вас». Следствием этого решения Сталина было то, что он, не зная в деталях положения на фронтах и будучи недостаточно грамотным в оперативных вопросах, давал неквалифицированные указания, не говоря уже о некомпетентном планировании крупных контрмероприятий, которые по сложившейся обстановке надо было проводить.

(В мемуарах от 1969 года Жуков эти слова Сталина тоже изменил:

«Примерно в 13 часов (22 июня – К.О.Ю.) мне позвонил И. В. Сталин и сказал:

— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызывал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Я спросил:

— А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?

И. В. Сталин ответил:

— Оставьте за себя Ватутина.

Потом несколько раздраженно добавил:

— Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся».

Как видите, в этом варианте из 69-го Сталин Жукова вовсе не обижает – «Что вы понимаете в руководстве войсками, обойдемся без вас». При этом Жуков Сталину в 56-м даже «польстил» – «надо сказать правдиво, в начале войны Сталин очень неплохо разбирался в оперативно-тактических вопросах». А вот в 69-м наоборот заявлял что Сталин «поумнел» в военных вопросах дай бог после Сталинграда… – К.О.Ю.)

Наши войска, не будучи развернутыми в правильных оперативных построениях, фактически дрались отдельными соединениями, отдельными группировками, проявляя при этом исключительное упорство, нанося тяжелые поражения противнику. Не получая своевременных приказов от высшего командования, они вынуждены были действовать изолированно, часто оказывались в тяжелом положении, а иногда и в окружении.

(А кто ж помешал генералам в округах провести развертывание согласно приказов НКО и ГШ от 13-18 июня??? Приказы ведь на вывод войск в лагеря согласно планов прикрытия в округа отправлены были. Генералы их не выполнили, и Сталин в этом виноват??? – К.О.Ю.)

Положение осложнялось тем, что с первых дней наша авиация, ввиду своей отсталости в техническом отношении, была подавлена авиацией противника и не могла успешно взаимодействовать с сухопутными войсками. Фронты, не имея хорошей разведывательной авиации, не знали истинного положения войск противника и своих войск, что имело решающее значение в деле управления войсками.

( А кто мешал нашим военным оснастить рациями самолеты и войска, чтобы «взаимодействие войск» было более эффективным??? А кто командованию фронтов мешал «иметь хорошую разведывательную авиацию»? Что это вообще значит у Жукова: «Фронты, не имея хорошей разведывательной авиации, не знали истинного положения войск противника и своих войск» – самих самолетов не было или раций на них не было? – К.О.Ю.)

Войска, не имея артиллерийских тягачей и автотранспорта, сразу же оказывались без запасов горючего и боеприпасов, без должной артиллерийской поддержки.

В последующем, будучи значительно ослаблены в вооружении, без поддержки авиации, не имея танков и артиллерии, часто оказывались в тяжелом положении.

Все это привело наши войска к тяжелым жертвам и неудачам в первый период войны и оставлению врагу громаднейшей территории нашей страны.

И только величайшая патриотическая любовь советского народа и его Вооруженных Сил к своей Родине, преданность их Коммунистической партии и Советскому правительству, дали возможность под руководством нашей партии преодолеть тяжелую обстановку, которая сложилась вследствие ошибок и промахов сталинского руководства в первый период войны, а затем вырвать у врага инициативу, добиться перелома в ходе войны в нашу пользу и завершить ее блестящей победой всемирно-исторического значения.

(Вот откуда байка идет о том что «советский народ победил в ВОВ вопреки Сталину»!!! Хотя изначально был вариант, что народ победил под «руководством» абстрактной «партии», без руководителя Сталина, Берии и прочих Молотовых-Маленковых. Но со временем и «партию» убрали (что было вполне справедливо, ведь «партия» и была той самой силой и структурой, что и организовывала всё в стране) и осталось совсем уж что-то несуразное – «народ победил вопреки Сталину». – К.О.Ю.)

Отношение Сталина к личному составу наших Вооруженных Сил

Я уже говорил о подозрительности и недоверии к военным кадрам, которое проявлялось у Сталина в предвоенные годы. Всю вину за наши неудачи в начальный период войны он постарался возложить на личный состав Вооруженных Сил.

Был организован судебный процесс над командованием Западного фронта, по которому были расстреляны командующий войсками Павлов, начальник штаба Климовских, начальник связи Григорьев и ряд других генералов. Был обвинен в измене и переходе на сторону противника командующий армией Качалов, фактически погибший на поле боя при прорыве из окружения. Без всяких оснований были обвинены в измене и другие генералы, в силу сложившейся обстановки попавшие в плен, которые, возвратясь из плена, и по сей день являются честнейшими патриотами нашей Родины.

Был издан ряд приказов, в которых личный состав наших войск, особенно командиры и политработники, огульно обвинялся в малодушии и трусости.

Уже после того, как наши войска показали себя способными не только обороняться, но и наносить серьезные удары по врагу, Сталин нашел нужным в одном из своих приказов написать: «Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».

Таким приказом Сталин незаслуженно опорочил боевые и моральные качества наших солдат, офицеров и генералов.

(Не генералы, а непорочные девицы, от смущения в обморок готовые упасть от таких слов «тирана». Сразу вспоминается как Жуков «разрыдался как баба» (по «версии» Микояна) в наркомате, куда Сталин приехал 29 июня и устроил генералам вздрючку за сданный немцам Минск. – К.О.Ю.)

Как показывают действительные факты, наши солдаты и офицеры, части и соединения дрались, как правило, с исключительным упорством, не щадя своей жизни, нанося большие потери противнику. Даже наши враги и те вынуждены были отметить боевую доблесть советских воинов в начальном периоде войны.

Вот что писал в своем служебном дневнике начальник Генерального штаба германских сухопутных сил генерал-полковник Гальдер:

24 июня. «Противник в приграничной полосе почти всюду оказывал сопротивление.

Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны ДОТов взрывали себя вместе с ДОТами, не желая сдаваться в плен».

27 июня. Он отмечает, что русские войска и командование на Украине «действует хорошо и энергично».

29 июня. «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бои по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволять себе известные вольности и отступления от уставных принципов, что теперь уже недопустимо».

6 июля. «На отдельных участках экипажи танков противника покидают свои машины, но в большинстве запираются в танках и дают себя сжечь с машинами».

11 июля. «Противник сражается ожесточенно и фанатически».

Даже в том случае, когда наши войска попадали в окружение, они продолжали драться с противником.

20 июля Гальдер записал в дневнике: «Отдельные группы противника, продолжая оставаться в нашем тылу, являются для нас настоящим бедствием».

В том же дневнике Гальдером записаны потери за период с начала войны по 10 декабря 1941 года, т. е. еще до завершения битвы под Москвой и развертывания наших зимних наступательных операций. Немцами было потеряно убитыми, ранеными и без вести пропавшими 775 078 человек, что составляет 24,22 % от численности боевых частей на Восточном фронте, общая численность которых составляла 3,2 миллиона человек.

Эти факты и цифры, скорее приуменьшенные, чем преувеличенные, убедительно свидетельствуют о том, что наши воины в тяжелейших условиях начального периода честно и доблестно выполняли свой боевой долг, защищая свою социалистическую Родину.

Зачем понадобилось Сталину издавать приказы, позорящие нашу армию? Я считаю, что это сделано с целью отвести от себя вину и недовольство народа за неподготовленность страны к обороне, за допущенные лично им ошибки в руководстве войсками и те неудачи, которые явились их следствием.

( Это Жуков о приказе № 270 высказывается, в котором командирам-трусам и сдававшимся в плен бойцам «угрожали расправой над их семьями». А ещё был приказ № 227 в 42-м. Вот уж где поводов «обижаться» у генералов было.… Сколько они к этому времени территории сдали под Гитлера. … А ведь сам Жуков позже уже не Сталина обвинл за разгром в 42-м под Харьковом, после чего немцы оказались на Кавказе и в Сталинграде, а Тимошенко с Хрущевым. – К.О.Ю.)

…Товарищи! Культ личности причинил большой ущерб нашей военно-идеологической работе. Наша задача заключается в том, чтобы решительно очистить от последствий этого культа всю работу по воспитанию советского народа и личного состава Вооруженных Сил, все виды и формы военно-идеологической работы в области военной науки, пропаганды, военно-художественной литературы, а также связанные с военной тематикой искусство и кино и прочно поставить их на марксистско-ленинскую основу. Во всей нашей военно-идеологической работе мы должны исходить из непреложного марксистско-ленинского положения, что творцом истории является народ, а в основе военного могущества Советского государства лежит его общественный и политический строй, передовая экономика, морально-политическое единство советского народа, мощь его Вооруженных Сил и руководящая деятельность нашей славной Коммунистической партии».

(АП РФ. Ф. 2. Oп. 1. Д. 188. Л. 4–30.)

Пленум ЦК, где предполагалось вновь обсудить вопрос о культе личности Сталина, так и не состоялся. Намерение Жукова довести этот текст до сведения членов ЦК осталось неосуществленным, да и события уже ближайших лет привели маршала к совершенно иным воспоминаниям и размышлениям, обобщениям и выводам. Исследователь В.М. Сойма по этому поводу, на эту «речь» маршала написал следующее:

«Ну что сказать после этого? Правильно: рабы всегда пляшут на могилах своих господ. Первым Сталина предал Хрущев, больше всех пресмыкавшийся перед ним. Вслед за Хрущевым отрекаться от прежнего кумира начали все: политики и ученые, военные и инженеры человеческих душ. Прославленный полководец тоже не удержался, отдал дань тогдашней моде. А может, и в самом деле вознесся, уверовал в свою гениальность. Власть с человеком чудные чуда творит.

Однако чудом из чудес для Жукова – и не только для него – оказалась не власть, а мудрая и суровая диалектика самой жизни». (Сойма В.М. Запрещенный Сталин. М., 2005. С. 411–428.)

Однако, скорее всего не «рабская психология» заставляла Жуковых и даже Хрущевых обвинять Сталина в «неудачах начального периода Войны». Дело именно в ответственности за те самые миллионы и миллионы погибших в войне солдат и мирных жителей СССР, что сгинули по милости Павловых и их прямых и непосредственных начальников в руководстве Красной армии. За эти миллионы и на том свете отвечать надо будет. А Жуковы и их современные «адвокаты», Павловых продолжают оптом «реабилитировать» и называют «невинными жертвами сталинизма» до сих пор.

[Zaman.]

Трагедия 22 июня и "План поражения" Тухачевского

 

 

Глава из новой книги «о 22 июня» по полным ответам командиров на «вопросы Покровского»)

 

Заканчивая разбирать ответы генералов (самый малый мизер из всех ответов) ответим на простой вопрос – были ли эти вопросы чисто «академическими»? Конечно, нет. Эти вопросы сами по себе уже «расстрельные», и задавать их стали явно в связи с подозрением наличия «состава преступления» среди отдельных генералов из числа командования округов и армий. И если бы не было подозрений в адрес военных, в том, что они умышленно срывали выполнение поступающих приказов и директив Москвы, сознательно не выполняли свои должностные обязанности, то такие вопросы так ставить точно не стали бы. В общем, это было вполне официальное дознание. После которого «Дело» либо было бы передано в Военную прокуратуру и МГБ, либо закрыто.

Какие выводы, или какие итоги можно подвести, разобрав достаточно полные ответы некоторых генералов отвечавших на «вопросы Покровского»? Неутешительные…

 

«Расследование» Покровского формально продолжалось до примерно 1956 года (имеются «воспоминания» записанные в этом году). Однако судя по всему, никаких выводов или итогов по нему сделано не было, ответы в военную прокуратуру не попали, а были сданы в архив. В 1956 году Покровского сменил генерал армии В.В. Курасов, который и прекратил опросы командиров, а в 1961 году сам Покровский в возрасте 63 лет был уволен из армии. Но разобрав ответы (полные) некоторых генералов по всем запокругам можно попробовать самим сделать эти выводы и подвести некоторые «итоги». Итак…

 

«Соображения» от июля-августа 1940 года начальника Генштаба маршала Б.М. Шапошникова предусматривали два варианта развития событий – два варианта нападения Гитлера. Один – главными силами по ПрибОВО и ЗапОВО, и второй вариант – главные силы немцы бьют по КОВО. При этом указывается, что более вероятным надо ожидать главный удар немцев именно по Прибалтике и Белоруссии – здесь просто проще сконцентрировать самим немцам свои войска, чем гнать их ближе к союзникам, к Венгрии и Румынии. Даже притом, что к осени 40-го на Балканах и присутствовали некоторые немецкие войска, удар по Украине главными силами немцев Шапошниковым считается маловероятным и практически не рассматривается. Германия не могла готовить два главных удара в любом случае – главным мог быть только один удар. Остальные – вспомогательные. Но Главные силы РККА по этим двум вариантам в любом случае следовало концентрировать против главных сил врага.

Сменивший Шапошникова Мерецков предложил в сентябре свой вариант «Соображений». В которых удар немцев по КОВО уже преподносится как очень даже вероятный и даже предпочтительнее чем удар по Прибалтике и Белоруссии. При этом Мерецков подготовил и вариант «Соображений», в котором уже предлагается свой ответный удар готовить из КОВО – «южный» вариант образца 1940 года – как ответ на главный удар Германии по все той же Прибалтике и Белоруссии. После этого ГШ получает задачу-разрешение от Сталина – усилить КОВО и подготовить ДВА варианта отражения агрессии – «северный» и «южный». Которые вступили бы в силу исходя из того где немцы начнут концентрировать свои главные силы для вторжения в СССР. Т.е., против главных сил врага выставляются наши главные силы. Срок полной готовности этих вариантов – 1 мая 1941 года. При этом даже при том, что удар главный у немцев будет севернее Полесья, военным было указано – усилить КОВО так как Шапошников и потом и Мерецков по «северному» варианту предположили против КОВО слишком уж заниженные силы противника.

Какой вариант станет основным – будет решено Сталиным в тот момент, когда угроза войны станет близкой и станет более определенным – где немцы концентрируют свои главные силы. До этого, численность наших войск севернее и южнее Полесья должна быть примерно равной.

Осенью 40-го ГШ подготовил два варианта отражения агрессии, при которых наш ответный удар главных сил был либо севернее, либо южнее Полесья и Бреста, но при этом главные силы немцев ожидались только севернее Бреста. Новые «северный» и «южный» варианты. При этом военные стали протаскивать идею именно этого «южного» варианта – нанести наш ответный удар по неосновным силам противника, предлагая считать его основным. Принимать решение какой вариант станет основным, должен был и мог по мере готовности этих вариантов и по мере складывающейся военной и политической обстановки – также Сталин и СНК (правительство и Политбюро ВКП(б)), а не НКО и ГШ.

На осень 40-го планировались КШИ по двум вариантам, которые были проведены в январе 41-го. На них, Жуков командуя КОВО, лихо ударил «на Будапешт» по «южному» варианту военных ударив по именно неглавным силам «западных», лихо их разгромил и стал после этого начальником Генштаба. При этом на играх этого варианта, Жуков и Мерецков (тогда начГШ) просто смухлевали. Немцы легко смяли слабые силы в Белоруссии и Прибалтике, должны были сорвать такое красивое наступление Жукова «на Будапешт», но «проблему» решили просто – из воздуха нарисовали в помощь ЗапОВО 18-ть дивизий с парой тысяч танков «резерва» и немецкое наступление погромное было «остановлено».

Т.е.. военные уже с января 41-го минимум свой «южный» вариант отражения нападения Германии – наши главные силы наносят наш ответный удар по неосновным силам (и союзникам) Германии – начали готовить как основной. Не дожидаясь, что там Сталин решит. При этом они же занимались подтасовкой, но насколько это было подготовкой измены или дуростью безграмотных неучей тимошенок -мерецковых-жуковых – увы, мы этого не узнаем видимо никогда.

На этих КШИ также проиграли и некий «северный» вариант – наш ответный удар севернее Полесья по неосновным силам врага, которые своими главными силами ударил по Украине. Таким образом, реально в ГШ готовилось, и было даже не ДВА, а ЧЕТЫРЕ частных варианта к «Соображениям» осени 1940 года. Два – «северный» и «южный» – с размещением наших главных сил против главных сил противника. Которые и одобрил наверняка Сталин. И два – с размещением наших главных сил и ответным ударом соответственно – против неосновных сил врага.

К марту 1941 года наш ГШ уже достаточно точно определил-знал, что Гитлер будет наносить свой главный удар по Прибалтике-Белоруссии (в феврале пришло сообщение от «Альты» (Ильзы Штёбе), в котором та сообщила о трех направлениях ударов вермахта, указав фамилии командующих этими группами Армий) и ГШ начинает разрабатывать окончательные «южный» и «северный» вариант отражения агрессии. При этом в обоих разрабатываемых вариантах Жукова главные силы Германии ожидаются только против ПрибОВО и ЗапОВО, как и предусматривают «общие» «Соображения» Шапошникова от августа и даже Мерецкова от сентября 1940 года. При этом «южный» вариант отражения агрессии – ответный удар из КОВО по неосновным войскам противника, южнее Бреста, явно становится предпочтительным для НКО и ГШ. Которые разработку «северного» варианта, с размещением наших главных сил против главных сил противника севернее Бреста просто херят – переносят отработку этого варианта на июль месяц уже 1 февраля! В момент назначения Жукова на Генштаб.

При этом наши «стратеги» ГШ и командующие округов, не просто просчитывают, а и именно надеются, что немцы свой главный удар будут наносить именно севернее Полесья! И «записка Павлова» от конца января 41-го в Генштаб именно об этом – не дай бог, немцы прознают, что мы свои главные силы гоним в КОВО и свой ответный удар планируем из Украины! Немедленный удар – в ответ на нападение.

И хотя основными по идее должны были стать «Соображения» по «северному» варианту (ведь по «южному» осени 40-го немцы свои войска против Украины не сосредотачивают как главные, а этого на весну 41-го и не ожидается), в Генштабе к маю подготовили всю необходимую документацию по «южному» варианту, но по «северному» – нет. Хотя для видимо Сталина, в ГШ ведется работа и по «отработке» в черновиках вариантов, которые он одобрил – «южный» и «северный» варианты, при которых наши главные силы выставляются против главных сил противника. Такой черновик нам известен как «Соображения от 11 марта» опубликованные в полном варианте и как именно перечерканный черновик без чьих то подписей (кроме исполнителя Василевского) в сборнике «1941: документы и материалы к 70-летию начала Великой Отечественной войны: в 2 т.» (Сост.: Ю. А. Никифоров, к. и. н., и др.». Санкт-Петербург: ФГБУ "Президентская библиотека им. Б.Н. Ельцина", 2011г.).

При этом Сталина пытаются уверить наши «стратеги» в ГШ и с помощью того же Голикова, начРУ ГШ (выходца из КОВО), что немцы свои главные силы гонят на Украину – для ее «захвата» в первую очередь. Таким образом, военные пытаются убедить Сталина в необходимости еще большего усиления КОВО. Хотя они не только точно знают, где врежут немцы главными силами, знают о именно трех направлениях ударов и какие из них основные, но они именно на такой сценарий и надеются. Т.е., вводя Сталина в заблуждение по поводу Украины, военные пытаются готовить свой «южный» вариант начала войны.

И тут надо знать и понимать самое важное – все эти «планы войны», которые «утверждал» (одобрял минимум) Сталин предусматривали наши ответные действия не ранее готовности наших войск к контрнаступлениям, т.е. не ранее чем через несколько недель после нападения противника. После начала мобилизации в стане. Но наши стратеги в ГШ надумали начинать войну именно немедленными ответными контрнаступлениями по неосновным силам врага. А если получится – то можно попробовать врезать и превентивно – по изготовившемуся к нападения противнику – Германии ее союзникам. Ведь СССР по любому отстает от Германии в степени мобготовности и развернутости, но в РККА и в приграничных округах часть мероприятий по разворачиванию и отмобилизованию также уже начали проводить – с зимы-весны 41-го. И как писал в своих «трудах великий полководец» Тухачевский – врезать по врагу своими приграничными армиями, которые уже вроде как готовы воевать, но, не имея в тылу готовых к войне главных сил – не есть глупость и авантюра.

Те, кто был потупее и менее грамотен в военных вопросах, видимо считали что «недоучившийся семинарист» ничего не смыслит в военных вопросах и поэтому и надо не обращая внимание на его указания и советы готовить быструю «победу» над агрессором таким вариантом! А были, скорее всего, и те, кто, прекрасно понимая всю губительность такой авантюры, и впихивали в головы неучам этот «южный» вариант. Прекрасно понимая, что будет достаточно небольшого сбоя в подготовке и начале реализации этого сценария и все рухнет и приведет к неминуемому погрому Армии и поражению СССР!

Еще при Тухачевском, начГШ Егоров сочинял мобпланы приводящие к поражению в случае войны – планировалось готовить на случай войны с Германией меньше своих дивизий по мобилизации чем могут выставить немцы. Но к 22 июня 41-го нового готового мобплана вообще так и не было отработано в ГШ. А ведь без планов по мобилизации на случай войны в принципе воевать нельзя… Ведь мобпланы и позволяют иметь необходимые запасы военного имущества под формирование новых своих дивизий, исходя и расчетов сил противника.

 

В начале мая в запокруга отправляются директивы на разработку новых Планов прикрытия по окончательным «южным» «Соображениям» весны 41-го. И по этому варианту Жукова наши главные силы собираются не против главных сил противника. Директивы же и карты на разработку ПП по «северному» варианту в запокруга должны были отправить только в начале июля, после чего в округах должны были иметь «под рукой» ДВА Плана прикрытия. И как указывается в исследовании «1941 год— уроки и выводы», новые майские ПП в запокругах при этом не совсем соответствовали разрабатываемому в ГШ «южному» варианту.

Т.е., Генштаб отправляет в округа директивы на ПП по «южному» варианту – главные силы РККА против неосновных сил врага и при этом КОВО должен был быть готов к немедленному ответному удару, а не спустя минимум три недели требуемых на для готовности к такому удару по рабочим Соображениям!

Если вы сравните ПП округов, то увидите чтоесли ПП ПрибОВО и ЗапОВО написаны как под копирку – имеют одну задачу – сдержать удар противника, то ПП КОВО имеет задачу – быть готовыми всеми силами нанести немедленный ответный удар. И команда на этот удар для КОВО предполагается как неопределенная, без учета мобилизации которую начнут с началом войны как предполагалось в «Соображениях» Шапошникова – в любой момент КОВО должен начать по первой же команде, хоть на следующий день после нападения Германии, ответное наступление практически всеми силами округа!

Жуков готовил «южный» вариант-задачу отражения агрессии из КОВО по которой главные силы немцев ожидаются севернее Полесья. Должен был иметь и «северный» вариант – наши главные силы против главных сил немцев севернее Полесья. И если главные силы врага определяются разведкой против Прибалтики-Белоруссии (а именно это и показывала разведка – главные силы немцев концентрируются севернее припятских болот, «севернее устья реки Сан»), то он тем более должен был (в первую очередь) готовить вариант, по которому наши главные силы будут сосредотачиваться именно в этих округах – ПрибОВО и ЗапОВО. По крайней мере, только Сталин мог решать – какой вариант будет основным. Однако Тимошенко и Жуков стали реализовывать свой вариант – «южный» – подготовку немедленного ответного удара из КОВО по неосновным силам противника напавшего своими главными силами в Прибалтике и Белоруссии. Кто-то считает что это и есть – «активная оборона» как было прописано у Шапошникова еще? Нет – это подготовка наступления, хоть и ответного, и никакого отношения к активной обороне это наступление из КОВО не имеет. «Активную» оборону оставили ПрибОВО и ЗапОВО.

По «северному» варианту, который был предпочтительным по Шапошникову и даже по Мерецкову в единственно утвержденных Сталиным «Соображениях», главные силы РККА и прежде всего западных округов развертываются против главных сил вермахта (в ПрибОВО и ЗапОВО – против В. Пруссии и северной Польши). Они сдерживают первый удар, а потом наносят и свой ответный. По «южному» же варианту Жукова, даже притом, что главные силы немцев все равно ожидаются и бьют по ПрибОВО и ЗапОВО, главные силы РККА концентрируются в КОВО для ответного «флангового» удара-наступления. При активной обороне в ЗапОВО-ПрибОВО и отвлекающих ударов по Пруссии из этих округов – войска ПрибОВО-ЗапОВО округов должны «сковать» главные силы немцев пока КОВО лихо громит врага ответным ударом «на Люблин».

Директивы на новые ПП от 5-6 и 14 мая отправили в округа с готовностью ПП в них – к концу мая. После чего эти ПП должны были утвердить в НКО . И это были ПП под «южный» вариант военных, а не одобренный Сталиным еще осенью 40-го – главные наши силы выставляются против главных сил противника…

 

С 14 по 20 мая в Генштабе провели (видимо под контролем Сталина) последние и окончательные Командно-Штабные игры (КШИ). На которых по вводной «южного» варианта – главные силы немцев и их союзников ударили по КОВО и наши главные стоят там же, отрабатывали, прежде всего, действия ВВС на случай нападения Германии. И на этих КШИ игрался «южный» вариант одобренный Сталиным – немцы нанесли удар, вторглись на нашу территорию, какое-то время мы обороняемся и спустя время необходимое для подготовки ответного контрудара (полная мобилизация и развертывание своих главных сил) наносим свой удар из КОВО. А 24 мая у Сталина подвели итоги этим КШИ, на совещании которое до сих пор остается «тайной» для многих историков. На котором и присутствовали командующие ВВС западных округов.

Также и в самих округах, под контролем ГШ проводились свои игры на случай нападения Германии.

 

Существует несколько различных вариантов «южных» «Соображений от 11 марта», в которых вроде бы главный удар немцев ожидается по КОВО и поэтому там надо разместить более мощные силы РККА. Но это – «фальшивки». Сделанные на основе одобренного Сталиным «черновика» ГШ по отработке «южного» варианта – главные силы РККА против главных сил Германии. Когда удар из КОВО просчитывался в ответ на концентрацию главных сил врага против Украины. Такое количество «фальшивок» в принципе не имеет никакого логического объяснения – зачем они вообще были бы нужны, если бы не ставилась цель скрыть те «Соображения от марта» 1941 года Жукова по которым он и собирался начать войну. Что в них такого крамольного было для жуковых? Попробуем разобраться.

Военные кинулись отрабатывать и готовить к войне «южный» вариант, с размещением главных сил в КОВО для лихого удара по союзникам Гитлера, с целью отрезать их от Германии, а Германию от нефти Румынии. А в «центре» как-нибудь продержатся Павловы-Кузнецовы. Как потом писал маршал М.В. Захаров, с приходом в НКО и ГШ Тимошенко и Мерецкова «взгляды на стратегическое сосредоточение и развертывание резко меняются, хотя в оценке возможных действий противника расхождений не было.Главная группировка советских войск создается южнее Припяти для выполнения следующей стратегической задачи: “Мощным ударом в направлении Бреслау в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне”.»

 

Т.е., предпочтение было отдано «южному» варианту: «По этому варианту и была развернута Красная Армия к началу Великой Отечественной войны». Но если Мерецков в сентябре 40-го вроде как предлагал выставить на Украине наши главные силы против главных сил немцев, то Жуков в марте 41-го надумал реализовать еще и дурость Тухачевского – поставить наши главные силы против слабого крыла немецкого фронта и нанести ответный фланговый удар из КОВО.

Как видите, М.В. Захаров писал, что в КОВО нагоняются главные силы РККА для нанесения ответного удара по напавшему врагу притом, что главный удар немцев все равно ожидается в ПрибОВО и ЗапОВО! Могли нарком и нГШ делать это своей воле, имели ли на это право? Могли – но права не имели. Именно это и было «подменой» ими утвержденных Сталиным «планов», о которых столько лет пишет историк А.Б. Мартиросян. Нарком и начГШ реализовывали на случай нападения Германии «Соображения» по «южному» варианту и этот «южный» вариант Жукова весны 41-го наверняка Сталиным не утверждался и тем более как основной.

Почему «южный» вариант Тимошенко и Жукова не был утвержден Сталиным как основной или хотя бы одобрен им? Так все просто – после войны проще было бы просто опубликовать этот «южный» вариант (хотя бы в общих чертах) и показать что именно Сталин и виноват в том, что он якобы знал где попрут главные силы немцев, но при ожидании главных сил немцев против Прибалтики и Белоруссии «тиран заставил военных» гнать войска на Украину, чтобы нанести ответный удар по слабому флангу напавшего врага. Т.е. это Сталин придумал такой авантюрный план!

Прежде всего, имено Жукову проще потом и было бы валить все «на тирана» с предъявлением подписей Сталина на этом «варианте», мол, он сам подписал тот «план войны», с ударом из КОВО по неосновным силам врага – с него и спрос.

При этом для убедительности показывался бы «северный» вариант, который по версии Жуковых был похерен Сталиным. И все было бы просто – это «тиран» заставил военных исполнять дурной вариант, «бездарный сценарий» начала войны – готовить из Украины немедленный ответный удар по врагу, напавшему своими главными силами севернее Бреста. При этом на обоих вариантах показывались бы минимум подписи Тимошенко и Жукова и возможно даже утверждающие подписи Сталина.

Но военные врали о другом – «тиран заставлял считать их что немцы в первую очередь хотят захватить Украину» и там (а не против Прибалтики-Белоруссии) якобы собирают свои главные силы, и мол поэтому в КОВО и нагоняли так много войск впустую…

 

Вместо документов нам все эти годы подсовывали байки о том, что Сталин «устно заставляет» военных нагонять войска в КОВО, мол, там немцы нанесут свой главный удар – «тиран заставлял считать их что немцы в первую очередь хотят захватить Украину» и там якобы собирают свои главные силы, и, мол, поэтому в КОВО и нагонялись войска. Однако под эти байки маршальские, «планов» военные на этот случай не подготовили хотя бы со своими подписями и утверждающих подписей «тирана» на них тем более нет.

 

Известные нам «Соображения от 11 марта» (публикация 1998 года, хранятся в ЦАМО) утверждают, что главные силы вермахта будут бить по КОВО. Однако маршал М.В. Захаров пишет, что с общими «Соображениями» Шапошникова в «южном» варианте по которому началась война для РККА «в оценке возможных действий противника расхождений не было». И это подтверждает и исследование «1941 год — уроки и выводы» в 1992 году. Т.е. в тех вариантах ГШ которые реализовывали военные, главные силы немцев ожидались не против КОВО, а только против Прибалтики и Белоруссии! И на такой сценарий наши «стратеги» именно надеялись и рассчитывали. Чтобы реализовать свой дурной сценарий – ударить по неосновным силам противника, который попрет своими главными в другом месте. И если немцы разгадают наши «замыслы» и погонят против Украины свои главные силы, то тогда Павлов из ЗапОВО (а не Кирпонос из КОВО как планировалось с января 41-го) будет наносить наш главный удар – из Белоруссии, на Варшаву.

Зачем маршалы врали что «тиран заставлял» их считать, что Гитлер в первую очередь пойдет, на Украину, что главные силы немцев будут бить по КОВО, если в реальности главный удар ожидался по Прибалтике и Белоруссии?! Зачем гуляет столько фальшивок к «Соображениям от 11 марта»? Зачем и кому это могли в принципе понадобиться?!

Ответ – чтобы скрыть вину Жукова и его окружение за трагедию 22 июня. За запланированную авантюру чуть не приведшую к гибели СССР. Которую тот и пытался скрыть всю жизнь. Ведь если убедить всех что главные силы немцев ожидаются на Украине, то тогда проще объяснить, зачем в КОВО столько войск нагнали. А если уверять что так «Сталин приказал» – «заставил считать» что немцев интересует, прежде всего, Украина как главная цель, то можно под этими байками и скрыть то, что произошло – авантюру с попыткой нанести ответный фланговый удар силами всего КОВО «на Люблин». При том, что в «центре» против главных сил немцев оказались ослабленные ЗапОВО и ПрибОВО, что и привело к катастрофе. За которую хоть и расстреляли павловых и прочих коробковых-кленовых, нести свою ответственность должны были и Тимошенко с Жуковым. И «помогают» в этом черновики «южного» варианта одобренного Сталиным осенью 40-го еще – если враг выставит против Украины свои главные силы, то и мы свои поставим там же.

В реальности же, в «центре», в ЗапОВО, где Гитлер и наносил свой главный удар, немцев ждали спящие по вине павловых-коробковых казармы, разоруженные истребительные полки, и выводимые УК границе без боеприпасов дивизии, однако Жуков по указке Хрущева в 1956-м всех их оптом «реабилитировал» и встал вопрос – а кто ж тогда виноват то в трагедии 22 июня? «Ответ» мы знаем – Сталин.

А начни маршалы показывать подлинные, свои «варианты» Соображений весны 41-го и на них утверждать что это Сталин заставил их считать главным вариантом «Южный» вариант, то при более тщательном изучении документов какой-нибудь дотошный исследователь и докажет что Сталин тут не при чем. Да и не все маршалы готовы были «подтверждать» слова жуковых в их обвинениях против Сталина. Так что – рисковать с подлинными «планами войны» нельзя было – проще было голословно врать о том что «тиран заставлял военных считать, что Гитлер хочет захватить Украину» и поэтому главные силы выставит против нее.

 

Таким образом, тот же Захаров и показал, что натворили нарком и его начальники Генштаба – они реализовывали свои дурные идеи начала войны –подготовку ответного и немедленного контрнаступления из Украины. Которые сам Тимошенко потом и назвал «бездарным сценарием начала войны». При этом Захаров даже показал, откуда «ноги растут» у этих идей – от теоретических разработок еще генерала Свечина. Которые Тимошенко и Жуков смешали с дурными идеями фланговых ударов от Тухачевского. Таким образом «Штабу РККА навязывалась давно скомпрометировавшая себя идея периферийной стратегии и кружных путей к достижению цели.Предложения А.А. Свечина в свое время (еще в начале 1930-х годов – К.О.) после тщательного изучения были отклонены обоснованными аргументами Б. М. Шапошникова, а в последующем и А.И. Егорова». (М.В. Захаров, указанное сочинение, с. 179). Однако Тимошенко-Мерецков и Жуков именно это и пытались реализовать. И Захаров, по сути, и назвал эти идеи дуростью и авантюрой.

Конечно, идеи нанесения ответного удара по слабому флангу наступающего противника в принципе вполне «разумны». Почитайте того же Клазузевица, историю Наполеоновских походов. Т.е., «классика» – связать противника относительно слабыми силами в центре, затормозить его и ударить по нему с флангов сильными резервами, вполне разумна. Но! Это «классика» времен Наполеона или ему подобных «Александров Македонских», что воевали, дай бог в масштабах армии, фронта образца середины 20 века. Однако в масштабах трех-четырех фронтов-округов июня 41-го – это становится авантюрой с непредсказуемым результатом. Т.е. переносить идеи и опыт «локальных» войн и операций на такие масштабы лета 41-го – минимум некомпетентность «планировщиков»… Тем более переносить опыт Первой мировой войны с ее немедленными ответными контрнаступлениями на войну новую, не учитывая то, как уже воюет Германия в Европе.

 

ПП по Жуковскому «южному» варианту «Соображений», что должны были исполнить в округах к концу мая, исполнили в штабах округов к началу июня и отправили на утверждение в НКО и ГШ после 10 июня. Но при этом на уровне дивизия-корпус, а то и армия, большинство командиров о существовании новых ПП касающихся их частей не знали и в разработке «в части их касающейся» не участвовали.

Когда историк А. Мартиросян написал в своем исследовании «22 июня. Блицкриг предательства» (М., 2012 г.) что Жуков и прочие «подменили» «Соображения Шапошникова» и на основании «негласных устных договоренностей» с командующими запокругов протащили свой «план» отражения агрессии, нагнав войска в КОВО, то это практически верно. Жуков и Тимошенко действовали в строгом соответствии со своим «южным» вариантом общих «Соображений» Шапошникова-Мерецкова. Изучен и одобрен был Сталиным, но как вариант, «южный» вариант отражения агрессии по которому главные силы немцев ожидаются против КОВО, но осени 40-го. Вспомогательный и не главный вариант. При этом «южный» вариант игрался на КШИ в мае 41-го, после которых подводились итоги с участием командования ВВС западных округов 24 мая у Сталина. О котором никто из маршалов не спешил рассказывать. Ведь маршалы мемуаристы уверяли всегда, что это Сталин заставлял военных считать, что немцы ударят главными силами по Украине, а начни поднимать тему тех последних КШИ и выяснится, не дай бог, что это военные убеждали «тирана» что немцы главный удар нанесут по КОВО.

Однако, к июню 41-г, реально военные реализовывали именно свой «южный» вариант, по которому главные силы немцев ожидаются севернее Бреста, но наш ответный удар готовится южнее, по слабым войскам немцев и их союзникам, в «обход». Хотя Шапошников четко и показал, какой вариант должен быть предпочтительным, с размещением наших главных сил против главных сил врага, «киевская мафия» в первую очередь пропихнула исполнение именно своих грандиозных идей как лучше разгромить напавшего врага. «Фланговым» ударом, из КОВО. А «северный» вариант, который и должен был быть главным, задвинули подальше.

При этом Тимошенко и Жуков всю зиму-весну подсовывали Сталину то записки в которых пытались доказать что немцы главные силы разместят против Украины, то разведсводки в которых уже начальник РУ ГШ генерал Голиков угождая своим прямым начальникам – Жукову и Тимошенко, собирал донесения агентов чуть не от анонимных источников и «по слухам», что немцы свой главный удар наносить будут по Украине. Что в первую очередь Гитлер собирается захватить Украину.

Т.е., Жуков и Тимошенко «подменили» не сами «Соображения» от августа-сентября 1940 года, а суть этих «Соображений», поменяли «приоритеты» – то где будут бить главными сиалми немцы. Самовольно стали реализовывать в первую очередь свой «южный» вариант отражения агрессии, а не утвержденный «южный» и тем более «северный». И как указывают авторы исследования «1941 год — уроки и выводы» последние майские ПП действительно не соответствовали рабочему (одобренному Сталиным) «южному» варианту «Соображений». А все потому, что если брать «южный» вариант Мерецкова, судя по всему одобренный Сталиным, с размещением главных сил в КОВО против главных сил вермахта, то это одно. А если брать «южный» вариант Жукова, в котором главные силы в КОВО выставляются против не основных сил немцев – это другое! И разница также – в сроках ответных наших действий.

По одобренному Сталиным варианту, который на майских КШИ и проверяли – наши ответные действия начнутся не ранее чем через несколько дней и недель оборонительных боев. Как и предусматривали планы мобилизации. От КОВО по одобренным «Соображениям» не требовалось начинать ответное наступление немедленно, а в последних ПП КОВО выполненных под «южный» вариант ГШ именно немедленное наступление в ответ на нападение врага уже и предусмотрено. Не исключается минимум.

Немедленное встречное наступление предполагается-подразумевается по самой идее «южного» варианта Тимошенко-Жукова,иначе размещение наших главных сил в КОВО просто бессмысленно. Ведь немцы ударив своими главными силами севернее могут просто быстро смять ослабленные ПрибОВО-ЗапОВО и выйдя в тылы КОВО свести не нет идею наступления-удара «на Люблин», по тылам противника. А т.к. допустить этого нельзя было, то наш ответный удар и должен был быть именно немедленным. Буквально «на следующий день» после вторжения Германии. Что и отрабатывалось на КШИ еще в январе в ГШ. И по ответам и мемуарам командиров это готовилось для КОВО даже не дожидаясь «директивы №3» на это!

Т.е. Тимошенко с Жуковым действительно подменили утвержденный вариант «Соображений» на свой, в котором планируется именно немедленный ответный удар из КОВО! И под этот немедленный ответный удар и шла подготовка с мая по 22 июня, что закончилось сочинением «Директивы №3».

И эту авантюру с немедленным ответным наступлением Тимошенко-Жуков начали планировать именно уже с января 41-го – смотрите совещание Кирпоноса с Военным Советом КОВО по воспоминаниям Баграмяна. Или «записку Павлова» середины-конца января 41-го, и тем более январские КШИ.

Ну а потом чтобы хоть как то «объяснить» потомкам – зачем в КОВО нагнали столько войск, если ожидали удара по Белоруссии, и придумали байку что «тиран заставил считать главным в ударе немцев Украину», мол, якобы там немцы нанесут свой главный удар и поэтому в КОВО и нагнали столько войск. И что «Директива №3» которой и попытались начать это немедленное наступление из КОВО, это дурная идея только наркома и, в общем, Сталина. И как сегодня пытаются «рассуждать» различные «историки» от «резунов» до «официоза», данная директива была некой «импровизацией» от «незнания обстановки», «истерикой»

 

(Примечание: Кстати, Голиков собирая по всей Европе слухи и сплетни о том, что Гитлер в первую очередь собирается оттяпать от СССР Украину, или что он против Украины выставит свои главные силы, также указывал и дату немецкого нападения – 15 июня. Немцы эту дату подбрасывали, чтобы запутать нашу разведку, но Сталин на эту дату не реагировал. Точнее вывод войск по ПП начали с 8-11 июня в ОдВО и ЗапОВО, но в том же КОВО подписанные директивы НКО 12 июня о выводе 2-х эшелонов начали выводить только с 15-16 июня. И историки с исследователями задаются удивленным вопросом – а почему Сталин не реагировал на сообщения разведки о дате 15 июня?! Ответ простой – Сталин прекрасно знал, что сведения о том, что по Украине будет нанесен главный удар – вранье. И НКО с ГШ в своих подлинных планах также прекрасно знали, где попрут главные силы немцев. Поэтому и дата 15 июня применительно к этим «сведениям» и воспринималась как «деза». Опять же, та же разведка пограничников, что отслеживала немецкую территорию на 400 км к «15 июня» скорее всего, просто не показывала еще концентрацию немецких войск готовых к нападению. Хотя судя по ответам командиров Москва, давая в середине июня директивы о приведении в повышенную б.г. также давала округам и дату возможного на тот момент нападения – 19-20 июня…)

 

Шапошников в июле-августе 1940 года ошибочно считал, что немцы будут бить главными силами больше по Прибалтике, но не по Бресту. И эта его «ошибка», перекочевав в новые «Соображения» также наложилась на авантюру ответного наступления из КОВО, южнее Бреста. Однако не так все просто – разведка к июню 41-го докладывала об отдельной группировке немцев против ЗапОВО, и другой дороги для них, кроме как бить по Бресту, против которого на 5 июня уже «видели» до тысячи танков вермахта, особо и не было. В конце концов, никого в РУ ГШ за то, что те якобы проглядели группировку Гудериана, бьющую по Бресту – не расстреляли. И в реальности на Брест шла одна танковая группа немцев, а на Прибалтику, севернее Белостокского выступа – две танковые группы. Т.е., немцы свой главный удар действительно нанесли больше именно по Прибалтике, как «предсказывал» Шапошников, с последующим поворотом на Минск.

«Заставлял» ли «тиран» военных считать удар по Украине главным?! Нет. Если бы это было так, то мы бы просто имели на этот счет документы. С его подписями – уж маршалы-мемуаристы постарались бы прикрыть себе одно место. И те же «Соображения» по «южному» варианту с ожиданием главного удара Германии по КОВО были бы «подписаны» и Сталиным и тем более наркомом и нГШ. И ими бы сегодня вовсю размахивали историки и тем более «официозные». Однако мы имеем только то, что опубликовала «малиновка» – по сути фальшивки (черновики) «Соображений от 11 марта» и прочие «записки» без подписей, в которых главные силы немцев якобы ожидаются против КОВО. А оригинальные и действительно рабочие документы предвоенного планирования Жукова-Тимошенко, их «южный» вариант, так и лежат в архивах.

Надеюсь теперь понятно, почему книгу Захарова при его жизни, в 1969-1971 года не издали? Понятно, почему вообще никто и никогда из официальных историков не разбирал подробно историю этих ДВУХ вариантов отражения агрессии все эти годы, даже если и «разбирали» «планы войны» СССР?!

 

В предыдущих книгах я уже не раз писал что Тимошенко и его начальники Генштаба «23 июня» и реализовали в итоге дурные идеи «а ля Тухачевский». Точнее Тимошенко-Мерецков смешали в кучу идеи Свечина и авантюрную дурость от Тухачевского. Но тут видимо придется подробнее показать – что же у Тухачевского, коим так потом восторгался Жуков, они взяли и из-за чего в итоге и произошел разгром РККА летом 1941 года? Для этого придется немного глянуть, что писал Тухачевский в своем «Плане поражения» на следствии 1 июня 1937 года.

Суть «Плана поражения» у заговорщиков была, прежде всего, в том, что по мобпланам они планировали намного меньше сил в виде развертываемых на случай войны дивизий против ожидаемого количества дивизий возможно напавшего врага (в 1937 году – польско-немецкие войска), что неминуемо и должно было привести к поражению РККА и страны. Этого в принципе Тимошенко и его нГШ вроде не делали, хотя Павлов и показал на следствии что в разговоре с Мерецковым (нГШ с сентября 40-го по январь 41-го), он узнал, что с мобпланом творятся «странные» вещи – планируются заведомо нереальные цифры.

Однако Тухачевский использовал одну «гениальную» вещь – то, что и привело в итоге к разгрому РККА в июне 41-го, при реальном нападении немцев – это «армии вторжения» и «операции вторжения». Идеи «встречных наступлений» из опыта Первой мировой войны. И по замыслу уже Тухачевского армии наших приграничных округов должны ударить до того как враг нападет – провести «операции вторжения». И сделать они это должны и до того как враг (поляки или немцы – неважно в принципе) нападет, и до того как свои главные силы РККА будут готовы к войне (кстати говоря, это в итоге и организовали немцы своим «блицкригом» – удар «клиньями» по дивизиям РККА которые не успевали выйти в районы сосредоточения и обороны и не были до конца отмобилизованы – готовы к войне).

 

«Если война вспыхнет неожиданно и поляки не будут иметь в своем распоряжении предмобилизационного периода, то действия наших армий вторжения будут носить еще более решительный характер, т.к. по польскому плану мобилизации призываемое в приграничных с нами районах население перебрасывается в тыл для укомплектования расположенных в этнографической Польше частей. Само собой понятно, что быстрые действия армии вторжения, поддержанные сильной авиацией, могут сорвать эти мобилизационные перевозки и поставят мобилизуемую польскую армию в очень тяжелое положение.

Далее, операции вторжения дезорганизуют аэродромную полосу приграничной полосы противника, заставляя его отнести развертывание своей авиации в глубину, сокращая тем самым радиус полезного воздействия его легкой авиации на наши железнодорожные перевозки, осуществляющие стратегическое сосредоточение.

Таким образом операции вторжения срывают сроки сосредоточения противника, если война началась без предмобилизационного периода, что наносит ощутимый удар по польской мобилизации; наконец, операцией вторжения наиболее надежно обеспечивают собственное стратегическое сосредоточение.»

 

Вот такой вот «непризнанный гений» военной науки – сочинитель «превентивных ударов», после которых СССР автоматом объявляется агрессором со всеми вытекающими... А ведь на момент его сочинений, в 1937 году Польша имела союзника – Англию. Как мы знаем от таких «превентивных» ударов СССР отказался и готовился только к ответному удару. Но уже Тимошенко и Мерецков-Жуков эти «операции вторжения» и пытались реализовать в июне 41-го – немедленное и уже ответное наступление силами целого округа с той же целью что и Тухачевский придумал, мол, операции вторжения, мощные фланговые удары, а не оборона «наиболее надежно обеспечивают собственное стратегическое сосредоточение».

Участник заговора 1937 года, командующий ЗапОВО И.Уборевич, видимо уже на следствии показал, что это может привести РККА к поражению – проведение операций вторжения силами запокругов, не имея в тылу готовых к войне Главных сил РККА, приведет к общему разгрому армии и страны в итоге с очень большой вероятностью. На что Тухачевский пытался возразить:

 

«Уборевич указывает на то, что вредительством являются операции вторжения, если они имеют разрыв во времени с окончанием сосредоточения главных сил. Это неправильное, ошибочное заключение. Операции вторжения именно потому и предпринимаются, что запаздывает стратегическое сосредоточение и его надо обеспечить заблаговременным вторжением. В зависимости от успехов сосредоточения на том или другом фронте части армий вторжения могут быть поддержаны соединениями из состава главных сил и смогут обеспечить этим последним более удобные рубежи развертывания. Однако же если такое удержание за собой территории противника армиям вторжения и не удастся, то их задачу следует считать выполненной, если они расстроят и оттеснят назад сосредоточение противника и тем самым обеспечат бесперебойность собственного стратегического сосредоточения.

Само собой понятно, что армии вторжения, выполняя свои операции, неизбежно понесут потери. Конница будет быстро таять от воздействия авиации и химии. Вообще конь трудно защитим от авиахимического нападения. Гужевые парки, обозы и пр. будут нести еще большие потери, чем конница. Механизированные соединения будут напряженно расходовать свои моторесурсы. Поэтому ответственейшей задачей фронтового и Главного Командования будет определение того предела использования армий вторжения, который диктуется как интересами окончания сосредоточения, так и состояния войск армии вторжения, т.е. их моральными и физическими силами и материальными ресурсами. Безусловно, неправильный пример использования успеха армии вторжения имел место на стратегической военной игре в январе месяце с. г., когда Белорусский фронт пачками вводил в наступление эшелоны главных сил до окончательного их сосредоточения только для того, чтобы развить частный успех армии вторжения.» (М.Н. Тухачевский. Как мы предали вождя. М. 2012 г., с. 120)

 

Тухачевский проповедовал свои идеи по сути неподготовленного ответного удара-контрнаступления (или превентивного удара – не важно в данном случае) в середине 1930-х, хотя еще в конце 20-х тот же военный теоретик В.К. Триандафиллов в своей работе «Характер операций современных армий» показал, что проведение неподготовленных контрнаступлений однозначно чревато неудачей минимум и погромом собственных войск в худшем варианте.

Смотрим, что писали в исследовании «1941 год — уроки и выводы» по этому вопросу, но применительно к «планам Жукова» по ответному удару из КОВО:

«замысел, основанный на идее нанесения мощного контрудара, а не отражения агрессии путем ведения обороны, требовал точного учета сил и планов противника. Как признавал Г. К. Жуков, в плане не учитывался возможный объем и «характер самого удара» агрессора.

Предполагалось, что на минском направлении 63 дивизии приграничных округов, ведя активную оборону, могут противостоять удару главных сил противника. Данное предположение не учитывало реально складывавшейся обстановки, когда немецкие войска упреждали Красную Армию в стратегическом и оперативном развертывании.

Это особенно заметно, когда сравниваются перегруппировки и сосредоточение войск. Уступая противнику в пропускной способности железных и шоссейных дорог, советские войска на 5-й день мобилизации могли сосредоточить в планируемых районах только 17 стрелковых дивизий, на 10-е сутки — 24, на 20-е сутки — 46 и лишь на 35-е сутки — 75 дивизий. Таким образом, переход в общее наступление главных сил был возможен только на 35-е сутки. Даже при одновременном начале перегруппировок противник имел все возможности упредить советские войска в выдвижении и создании группировок сил и средств. Это позволяло ему захватить инициативу и создать предпосылки для успешных боевых действий в начальном периоде войны. В реально создавшейся обстановке вермахт завершил развертывание полностью, а советские войска его лишь начали.» (с.56)

 

Как видите, «замысел, основанный на идее нанесения мощного контрудара, а не отражения агрессии путем ведения обороны, требовал точного учета сил и планов противника». Но как к чертям можно планировать немедленный ответный удар, если наш «переход в общее наступление главных сил был возможен только на 35-е сутки»?! Это что – тупость и недомыслие планировщиков-стратегов нашего ГШ, Мерецкова и Жукова, или – предательство через сознательное и просчитанное подставление своей армии под разгром?!

Тухачевский делал свои расчеты, на случай если войска противника еще не отмобилизованы, а свои к войне готовы. И в принципе, если армии запокругов уже имеют штаты, приближенные к штатам военного времени и развернуты в районах сосредоточения для войны, то некий «шанс на успех» вроде как есть. Но в реальности вермахт к маю 41-го был полностью отмобилизован, а войска наших приграничных округов – нет. А вот Тимошенко и его нГШ и пытались организовать эти самые «операции вторжения» в июне 41-го (ответное наступление «на Люблин») не до конца отмобилизованными силами КОВО против вермахта, который полностью готов к войне. Не обращая внимания ни на подготовку обороны, ни на то, что главные силы РККА к «23 июня» ну никак не успевали бы закончить выдвижение в районы сосредоточения в западные округа. А ведь армии внутренних округов и шли в западные округа с мая месяца не до конца отмобилизованными. Хотя некоторые и везли с собой все имущество и даже приписных из своих округов.

 

Похоже, что упор в расчетах был сделан на часть ударных мехкорпусов укомплектованных танками и личным составом практически полностью, что были в каждом округе и могли теоретически нанести некие поражения немцам. Которые с 19-20 июня также приводились в боевую готовность и выводились в «Районы сбора». В конце концов, в одном нашем мехкорпусе полного состава было почти столько же танков, сколько в танковой группе немцев – около тысячи.

Похоже, нарком и нГШ очень «мудро» рассудили, что пока КОВО своими мехкорпусами Власова да Фекленко с Рябышевым доблестно отрезает до «100 немецких дивизий» и отрезает вермахт от Балкан, то и Главные силы РККА закончат сосредоточение, а немцы испугаются и остановятся в Белоруссии и Прибалтике. И именно это и пытались Тимошенко и Жуков сказать Сталину вечером 21 июня, когда по воспоминаниям Буденного они пытались заявить, что быстренько разобьют врага на его же территории, на что «тиран» ответил – «это несерьезно».

Также в «плане поражения» Тухачевского для разгрома РККА предусматривалось – свои главные силы собирать не против возможных ударов врага, его главных сил, а в других местах! Т.е. давать немцам возможность прорывать нашу оборону на большую глубину там, где нет наших больших сил. Что в итоге и вышло уже у Тимошенко и Жукова в реальности. Сделали ли они это специально? Думаю, все же нет. Как сказал кто-то умный (до Наполеона): «Это не преступление, это хуже – это ошибка». Тот же Тимошенко перед войной, видимо от большого ума копируя немецкую систему званий в ВВС, перевел летчиков имевших офицерские звания в сержанты и загнал их в казармы, а потом «сокращал» техперсонал в авиаполках из-за чего в начале войны летчикам самим приходилось готовить свои самолеты между вылетами. Т.е. не шибко умен был наш нарком… А вот некие «умные советнички» у него и Жукова точно были.

 

Свой «южный» вариант отражения агрессии военные проверили на картах в январе 41-го в ГШ на КШИ. На них немцы ударили главными силами севернее Полесья. А из КОВО в котором были наши главные силы под командованием Жукова, был нанесен встречный удар 75-ю дивизиями (всего по игре у Жукова была 101 дивизия) по противнику который попытался атаковать «Львовский выступ» силами до 39 дивизий. И этот ответный удар Жукова производился буквально на следующий день после нападения врага – «западные» напали 2 августа, а уже 8 августа Жуков собирался быть под Краковом. (М.В. Захаров, указанное сочинение, с.201-202, 369-372, 381-384).

Немцы смяли войска в Белоруссии, стали угрожать Жукову и для снятия этой угрозы у «восточных» появились «вдруг откуда не возьмись» 18 виртуальных дивизий с парой тысяч танков («6 стрелковых дивизий, 2 кавалерийских и 2 механизированных корпуса»). Эти дивизии «резерва» остановили и лихо разгромили «западных» угрожавших Жукову с севера и Жуков победно попер «на Будапешт». Ну а став после этих КШИ начальником Генштаба Жуков и начал реализовывать этот дурной «южный» вариант отражения агрессии-нападения…

А ведь варианты, проигранные на этих КШИ, показали что они – провальные. На первой Павлов сначала надрал задницу Жукову игравшего за «западных» севернее полесья, когда ударил из ЗапОВО по неосновным силам Жукова. Но потом Жуков получив резервы, разгромил войска Павлова и, не дожидаясь этого погрома, игру прекратили. А на второй Жуков победил всех, потому что его тылы и фланги с севера прикрыли высосанными их пальца «резервами» в помощь ЗапОВО.

В мае в ГШ игрались еще одни КШИ – по отработке действий авиации приграничных округов в случае нападения Германии. Первоначально их хотели провести уже в феврале 41-го, сразу после январских «общих» КШИ, но вроде как ввиду неготовности ГУ ВВС к ее проведению, ее перенесли на май. КШИ были для ВВС, но начинались они с вводной – враг напал 20 мая и главными силами по Украине – около 70 дивизий против КОВО, около 32 дивизий против ПрибОВО и около 29 дивизий по ЗапОВО. При этом в КОВО у нас 104 дивизии. Т.е, «война» началась по одобренному Сталиным варианту – против главных сил противника выставляются наши главные силы. И никакого немедленного удара не готовится – враг вклинивается на нашу территорию и только спустя некоторое время следуют наши ответные действия. Как и положено. И это при том, что мы узнаем от разведки о дате нападения за пару недель и с 5 мая уже выводим в районы сосредоточения по ПП войска западных округов и подтягиваем резервы ГК в эти округа. После этих КШИ и состоялось то «странное» совещание у Сталина военных 24 мая. На котором и подводились итоги этих КШИ (подробно это показал М.Солонин в Военно-Промышленном курьере № 7 (424) за 22 февраля 2012 года).

В общем – что напланировали то и получили…

К сожалению «коротко» показать по предвоенным планам не получилось, но без этого понять, что дальше произошло в принципе невозможно….

Но возвращаемся к тому, что делалось в предвоенные дни в округах. Сделаем своего рода некую «хронологию» событий по известным фактам…

Исходя из того, что на сегодня известно по мероприятиям, проводимым в мае-июне в СССР по подготовке к войне с гитлеровской Германией видно, что подготовка велась достаточно большая. О выводе войск внутренних округов в помощь западным округам известно давно и много. Можно только добавить – перед отправкой эти войска на местах некоторые армии доотмобилизовывались, поднимали все свои запасы боеприпасов и ГСМ и отправлялись на запад в полной боевой готовности. Но некоторые армии планировали отмобилизовыввать на месте. Если они прибывали до 21 июня, то на месте они дополучали в местных РВК приписных и те же автомашины из местных автопредприятий, если требовалось. И тем более это делалось уже после 22 июня.

В начале июня, в связи с усилением группировки немецких войск по ту сторону границы Военные Советы западных округов стали отправлять запросы в НКО и ГШ с предложениями-просьбами на вывод войск 2-го эшелона и резервов округов ближе к границе по Планам прикрытия. ВС ОдВО отправил такой запрос еще 6 июня – в связи с ожиданием нападения на границе ОдВО на 12 июня.

Т.е. как только на той стороне началась концентрация войск и тем более от разведки поступала дата возможного нападения – угрозы войны, как тут же следовала ответная реакция – наши войска приводились в боевую готовность и выдвигались в свои районы сосредоточения по ПП.

ЗапОВО отправил свой запрос – 8 июня. Военный Совет КОВО 9 июня тоже дал запрос на вывод и попытался начать поднимать и приграничные дивизии с последующим выводом их на их рубежи обороны, в предполье. 11 июня в том же КОВО издали директиву для приграничных дивизий о проведении мероприятий «В целях сокращения сроков боеготовности частей прикрытия и отрядов, выделяемых для поддержки погранвойск», в которой предписывалось провести мероприятия которые позволили бы в случае получения сигнала тревоги быстро привести войска в б.г. и занять рубежи обороны.

По ПрибОВО – такой запрос пока неизвестен.

Однако поступившие в округа директивы-разрешения от 11-12-14 июня указывали – начать вывод войск только 2-го эшелона и резервов. Приграничным же дивизиям ждать «особый приказ наркома» на их выход в районы сосредоточения и тем более на занятие рубежей на самой границе. При этом мехкорпуса, как соединения не участвующие непосредственно в отражении первых ударов немцев по отдельной директиве Москвы от 14 июня должны были приводиться в боевую готовность в местах постоянной дислокации, т.е. в «районах сбора» по ПП.

 

ОдВО получил разрешение уже 6 июня по телефону от Г.К. Жукова, и потом в Одессу пришла телеграмма, подтверждающая этот вывод «глубинных» дивизий (телеграмма пока не опубликована, но ее наличие подтверждают «архивные копатели») – без таких разрешений-директив войска в районы по Плану прикрытия не поведет никто. После этого в ночь на 8 июня дивизии ОдВО и начали выводиться.

ЗапОВО получил также устное разрешение числа 9-10 июня, в 7.00 11 июня первые дивизии 2-го эшелона округа начали выводиться и 11 июня для Минска подписали и отправили директиву НКО и ГШ на вывод «глубинных» дивизий округа в «районы предусмотренные планом прикрытия».

КОВО директиву на вывод всех войск 2-го эшелона Киеву подписали 12 июня. Однако если Минску и Риге указали выводить войска строго по новому ПП, который в округе должны были отработать к концу мая, то Киеву указали выводить войска по некой карте. В которой районы сосредоточения были несколько ближе к границе, чем в ПП отработанном штабом КОВО ко 2 июня.

ВС ПрибОВО возможно также отправлял свой запрос и им директиву на вывод «глубинных дивизий» подписали также 12 июня. А возможно они запрос и не отправляли – 11 июня Ф. Кузнецов вместе с ЧВС ПрибОВО лично были у Сталина: «5. Тимошенко 21.55 –22.55 6. Жуков 21.55 –22.55 7. Кузнецов 21.55 –22.55. 8. Диброва 21.55 –22.55». Т.е. возможно по ПрибОВО решение на вывод 2-го эшелона было принято на этом совещании – возможно этот запрос ВС округа Кузнецов и Диброва просто привезли с собой в Москву сами.

Этими директива от 11-12 июня от округов требовалось выводить в районы сосредоточения по ПП (или некой карте как для КОВО) стрелковые дивизии округов и резервы. Для всех мехкорпусов западных округов была отдельная директива от 14 июня и c 16 июня в ПрибОВО были подняты по тревоге, приведены в полную б.г. и выведены в «районы сбора» и сосредоточения два мехкорпуса округа – 3-й и 12-й. 18-20 июня в ОдВО – подняли свой 2-й мк, в КОВО подняли два мехкорпуса из 8-ми – 4-й и 19-й, в ЗапОВО – изобразили поднятие одного (6-го) мк из шести мехкорпусов.

Т.е., все наиболее боеспособные и мощные мехкорпуса приграничных округов 18-20 июня приводились в повышенную б.г. и выводились в «Районы сбора» – для подготовки будущего ответного удара «на Люблин» и «на Сувалки» (из Львовского и Белостокского «выступов»). Также, но уже после 19 июня в том же КОВО для ответного удара-наступления стали готовить и 8-й мехкорпус Рябышева. Также достаточно мощный.

 

(Примечание: Есть чудное мнение что в ПрибОВО началось приведение в боевую готовность по отдельному указанию Сталина после того как комокругом Ф.Кузнецов вместе с комиссаром ПрибОВО Диброва побывали у «тирана» 11 июня в Кремле:

«Такое имело место только в ПрибОВО, поскольку о частичном приведении ПрибОВО в боевую готовность (включая и некоторые приграничные дивизии) было решено лично Сталиным на совещании с командующим округом генералом Кузнецовым и членом ВС  Диброва, состоявшемся 11 июня. Введена б.г. в ряде войсковых частей ПрибОВО была из-за угрозы контрреволюционных выступлений пятой колонны прибалтов, возможности провокаций на границе и предстоящим арестом пособников Гитлера. Т.е. эти мероприятия НАПРЯМУЮ не были связаны с предполагаемой датой нападения Германии на СССР!!! Чего Вы никак не желаете понять». (исследователь Ю. Житорчук)

На мой вопрос – «У вас есть доки и факты или опять мне свое «имхо» втюхивать станете???», и «ФАКТЫ давайте и точные данные – кто сказал, что Сталин что-то указал делать ПрибОВО – ваше мнение никого не интересует», ответ был таким – «Да мало ли что еще не рассекречено?».

Но, ПрибОВО приводили в б.г. именно в связи с угрозой нападения, на 19-20 июня. Да под наш будущий ответный удар из КОВО – главные силы немцев ожидали по Прибалтике, что было тоже верно в принципе и поэтому его раньше стали приводить в боевую готовность. …)

 

Директивы для КОВО и ПрибОВО подписанные 12 июня отправили в Ригу и Киев 14 июня вечером. И 15-16 июня первые дивизии этих округов также получили свои приказы на вывод в районы сосредоточения. В этих директивах от 11-12 июня было ограничение – приграничные дивизии не поднимать «до особого приказа наркома», однако по этим директивам начали выводить к границе и отдельные приграничные дивизии, расположенные на зимних квартирах далеко от границы.

Данные директивы требовали («по определению») от командования западных округов приводить в боевую готовность повышенная (по современным меркам – а тогда сразу полная) выводимые «глубинные» дивизии. Для этого от командования требовалось отменять плановые занятия, работы, стрельбы и прочие мероприятия, и отправлять приведенные в б. г. дивизии в полном составе в районы сосредоточения по ПП, или как минимум в «Районы сбора». И в том же ЛенВО, который в эти же дни получал аналогичные директивы, все эти мероприятия выполнялись четко и грамотно.

О том, что этот вывод войск должен был сопровождаться приведением дивизий в боевую готовность, писал сам Г.К. Жуков в черновиках своих «Воспоминаний и размышлений», которые в сами мемуары не попали:

«Проводились ли Наркоматом обороны и Генштабом мероприятия по повышению общей боевой готовности вооруженных сил? Да, проводились, но как теперь мы понимаем, явно недостаточно.

Что было сделано. Весной и в начале лета 1941 года была проведена частичная мобилизация приписного состава с целью доукомплектования войск приграничных военных округов. <…>

Командующим приграничных военных округов было приказано вывести войска округов - назначенных в состав войск прикрытия, ближе к государственной границе и тем рубежам, которые они должны были занять при чрезвычайном обстоятельстве, по особому распоряжению. При этом передовые части было приказано выдвинуть в зону пограничных частей. Проводились и другие не менее важные мероприятия. Все это обязывало командующих округами и армиями повысить боевую готовность». («№ 655. Из неопубликованных воспоминаний маршала Советского союза Г.К. Жукова [не позднее 1965 г.] РГВА. Ф.41107. Оп. 1. Д.48. Лл. 1-58. Рукопись, автограф. Сохранены стиль и орфография документа». Источник – «1941. Документы»)

 

Хотя как уверяет исследователь С.Л. Чекунов к этим директивам были некие «разъяснения», на самом деле они не могли отменить главного – приведение в б.г., что подразумевает прекращение всяких занятий, работ, учений и полигонов…

 

(Примечание: Не совсем вроде понятно – Гитлер подписывает свой приказ о нападении на СССР 22 июня только 10 июня, а Сталин дает разрешение (хоть и по запросам округов) начинать вывод войск уже с 8, 11 июня. Но ответ прост. Уже к 10 июня дата нападения «22 июня» в принципе была «известна» как озвученная Гитлером еще в апреле-мае после его расширенных совещаний, на которых он дату и озвучивал. И чтобы не опоздать, «на всякий случай», было решено войска начать выводить наши войска раньше. Как это репетировали на майских КШИ. Тем более что немецкие войска все активнее концентрировались на той стороне, и разведка о них докладывала исправно. Это кстати и предусматривалось предвоенными планами – к моменту нападения врага РККА должна быть в максимально боеготовом состоянии.

«6 июня 1941 г. глава британской политической (дипломатической) разведки Реджинальд Липер пригласил У. Донована в Британский центр расшифровки германских военных сообщений в Блетчли, где и заявил ему: «...премьер-министр поручил мне раскрыть вам тайну,известную г-ну Черчиллю и начальникам штабов вот уже несколько недель. Он разрешил мне сказать вам, и только вам, с тем, чтобы мы могли скоординировать наши планы, — Гитлер нападет на Советскую Россию. Вторжение ожидается в середине июня, вероятно,22 июня, через две недели и два дня». (Stevenson W. A Man called Intrepid. The Secret War the Authentic Account of the most decisive intelligence operations of World War II — and the superspy who controlled them. N.Y., 1977. P. XVI, XVIII, XXIII. Цит. по: Яковлев Н.Н. ЦРУ против СССР. М., 1983. С. 327.)

<…>

6 июня 1941 г. в Вашингтон поступила шифровка из американского посольства в Берлине. В это срочной телеграмме первый секретарь посольства Дональд Хит с прямой ссылкой на бывшего главного банкира Третьего рейха Ялмара Шахта (В 1940-41 гг. Я.Шахт поддерживал конфиденциальную связь с указанным дипломатом США) сообщил, что, по данным Я. Шахта от 6 июня 1941 г., «Гитлер решил 20 июня или около того напасть на Россию...».  Когда же обе шифровки – то есть от У. Донована из Лондона и от Д. Хита из Берлина - сошлись в Вашингтоне, получилось едва ли не абсолютное очередное подтверждение даты нападения.» (А.Б. Мартиросян. 22 июня. Блицкриг предательства. От истока до кануна., М. 2012 г., с. 594-595)

В Администрации США работала агентура, курировавшаяся нашими резидентами И.Ахмеровым и В. Павловым. А сведения из английской разведки Сталину поставляли К.Филби и его «кембриджская пятерка». Так что дата нападения, которую уже в начале июня знали в Англии и США, также стала известна и Сталину. Поэтому когда ВС приграничных округов на основании своих разведданных о концентрации немецких войск и тем более о возможном нападении слали запросы в Москву на вывод войск округов по планам прикрытия, то Москва такое разрешение и давала…)

[Zaman.]

Также в эти же дни в западных округах проводилось и доотмобилизование своих дивизий, доведение их до штатов приближенным к штатам военного времени. За счет местных приписников, за счет даже бывших солдат польской армии из числа украинцев и белорусов бывших «польских» территорий, или «бесарабцев». Делалось это через «учебные сборы», по которым призвали и ввели в дивизии всей РККА около 800 тысяч приписных (именно в дивизии вводили приписных, в роты). В ту же Прибалтику приписных должны были доставить в эти дни из внутренних округов – около 40 тысяч человек, на «сборы». Это должно было пройти еще «На основании шифртелеграммы Генерального штаба Красной Армии от 23 мая с.г. № моб/540». После чего штаб ПрибОВО только 12 июня под номером «№ом/оп 1744» , «Командирам стрелковых корпусов и дивизий (по расчету). Командующим армиями» издал приказ «О проведении 45 дневного сбора приписного состава запаса»:

«КОМАНДУЮЩИЙ ВОЙСКАМИ ОКРУГА ПРИКАЗАЛ:

1. Провести 45-дневные учебные сборы приписного состава в частях в количестве, согласно прилагаемого расчета (приложение №1).

Срок сбора с 24 июня по 7 августа 1941 года.

2. Командирам дивизий:

а) обеспечить своевременную встречу частями прибывающего на сборы приписного состава, учтя, что все команды прибудут в адрес командира дивизии;

б) организовать контроль в частях и обеспечить своевременную подготовку их к приему приписного состава на сборы, его размещению и довольствию;

в) прибывающий на сборы личный состав влить в подразделения частей соответственно военно-учетным специальностям приписного состава, обеспечив равномерную укомплектованность частей и подразделений, проводящих сборы, согласно типового расчета (приложение №3)…». (Данный приказ любезно предоставил исследователь ПрибОВО С.Булдыгин – не указав реквизиты архивного хранения к сожалению)

 

Как видите – именно в роты дивизий («влить в подразделения частей») и должны были вводить приписных на тех «сборах». Для «справки» – на обычных учебных сборах приписных держат отдельно от «срочников», в отдельных лагерях и учебных центрах. (Это для любителей «истории», которые пытаются уверять что никаких «БУС», «Больших Учебных сборов» как «скрытой мобилизации», не было в преддверии войны, а были «обычные» сборы приписных…) Самое интересно, что точно также с вводом приписных в роты проводились учебные сборы и в 1940 году. Т.е., руководство СССР и РККА, подписав «Пакт о ненападении» в ожидании войны с Гитлером готовило армию к войне вполне разумно.

Однако, до начала войны дивизии ПрибОВО так и остались в штатах мирного времени (приписные так и не прибыли из МВО), т.е., в половинном составе, дай бог, от необходимого для военных действий. Что также сыграло свою губительную роль. Ведь мало того что по «южному» варианту в ПрибОВО было меньше войск против немецких танковых групп по сравнению с «северным», так еще и дивизии ПрибОВО ВСЕ были в «половинном» составе.

Против полноценных немецких дивизий под 14 тысяч (примерно) солдат в Прибалтике были наши дивизии, дай бог по 6-8 тысяч бойцов. При том, что против 29-ти немецких дивизий было только 23-и наших, соотношение по л/с было – около 792 тысячи немцев против всего около 350 тысяч в ПрибОВО. Т.е. на одного нашего солдата оказалось два немца. В реальности же на направлениях ударов немцы имели и до 8-ми солдат вермахта на 1-го красноармейца.

Кто в этом виноват? Штаб ПрибОВО и конкретно – начщтаба Кленов, впоследствии расстрелянный. Ведь в ПрибОВО не было своих приписных, их должны были привезти из Московского ВО, что гораздо проще чем собирать «западенцев» на месте – дай только заявку и нехай как говорится голова болит у Генштаба. Но Кленов получив 23 мая директиву ГШ на эти сборы сроки их проведения «установил» – аж на 24 июня!

Некоторые исследователи склоны видеть в этом «банальный бардак», мол, подумаешь, забыли вовремя подать заявку. И правда – подумаешь, сотни тысяч полегли из-за таких «забывчивых»… Но С.Чекунов по этому поводу показывает:

«Вина командования ПрибОВО все же есть. Накосячили они дважды. Сначала в конце мая, когда дали неправильную заявку по сборам /с виновных удержали стоимость телеграммы ГШ с разъяснениями косяка/. Затем в начале июня (11/6): “Несмотря неоднократные требования заявка привлечение сборы приписного состава стрелковых дивизий Вами до сих пор штабу МВО не предъявлена. Комвойсками Прибово принял решение сборы дивизий начать 25 июня. 12 июня заявка должна быть сдана штабе МВО”.

13 июня следует новая взбучка: “...Ничем необоснованная задержка предъявления штабу МВО заявки на вызов сборы приписного состава дивизий (напечатанной 26 мая) и отсутствие развернутой заявки на начсостав сокращают время на проработку заданий и оповещение и ставят под угрозу своевременность выполнения...”…»

 

Павлов в обвинительном заключении обвинялся именно в ослаблении «мобилизационной готовности войск» округа – против почти 1 млн. 453 тысяч немцев в ЗапОВО имели около 791 тысячи наших солдат и офицеров. Т.е. опять один к двум. Ведь к «началу войны в ЗапОВО был пополнены приписным составом за счет военнослужащих, призванных на сборы 1941 года, только четыре дивизии 44-го стрелкового корпуса резерва округа. Ни одна из дивизий 1-го эшелона войск прикрытия пополнена не была. Ориентировочно, средняя численность дивизий ЗапОВО составляла 9327 человек личного состава при штатной численности 14483 человека. В этой связи командующий 3-ей армией в своем боевом донесении №3 от 24 июня 1941 года сообщал: “Части, находясь в штатах мирного времени, не имеют транспорта”.

Киевский особый военный округ был пополнен приписным составом за счет военнослужащих, призванных на сборы 1941 года в количестве 65 550 человек.

Одесский военный округ был пополнен приписным составом за счет военнослужащих, призванных на сборы 1941 года в количестве 24 000 человек.

Прибалтийский особый военный округ вообще не был пополнен приписным составом за счет военнослужащих, призванных на сборы 1941 года.

Всего на пополнение приписного состава в ходе сборов 1941 года было выделено 465 300 человек, из них на западные приграничные округа приходилось 113 550 человек или 26% от списочного состава». (Ю.Житорчук, исследователь)

 

Призвать в армию четверть от списочного состава – это очень много. Но оставить целый округ без пополнения – это нечто. Даже и КОВО с ОдВО имел 1 млн. 400 тысяч против 1 млн. 556 тысяч немцев и их союзников по личному составу, но оружие без солдата воевать не может. А ведь Жуков уже в феврале подписал «план мобилизации», по которому приграничным дивизиям было определено – они должны быть в численности близкой к штату военного времени. Чтобы не зависеть от проведения мобилизации – как скрытной, так и общей, и в случае «внезапного» («без объявления войны») нападения они и дали бы остальным возможность отмобилизовываться.

 

Таким образом, и произошел погром – преступная авантюра «южного» варианта военных наложилась на организованный кем то «бардак» – КОВО готовят к встречно-ответному наступлению «на Люблин», но там где немцы наносят свой Главный удар ВСЕ дивизии ПрибОВО и ЗапОВО были оставлены в половинном составе от нормы! С 10 июня в том же ОдВО и КОВО идет скрытое отмобилизование через сборы, армии внутренних округов перед отправкой также отмобилизовываются по штатам военного времени, а Павлов у себя это отмобилизование срывает! Ну а для ПрибОВО «забыли» ускорить отправку приписных на «сборы». Интересно – кто-то в ГШ был «невинно репрессирован» в те дни за это?

 

Как пишет «исследователь архивов» С.Л. Чекунов, на случай начала войны или угрозы начала войны, было два варианта наших ответных действий:

«1. Если противник начинал сосредоточение, которое предусматривало наступление крупными силами, то по предвоенным взглядам такое сосредоточение разведка должна выявить своевременно, затем должно последовать с нашей стороны БУС+ПП /в мирное время/.

2. Если военные действия начинались малыми силами, то по предвоенным взглядам на это хватало пограничных войск + сил прикрытия с отмобилизованием в 2-4 дня.

При любом раскладе система планирования – ПП + отмобилизование – оставалась неизменной. Такой эта система осталась и на сегодняшний день.»

 

Как говорится, выбирайте сами, – по какому варианту готовился Кремль к возможному нападению Германии. Скорее, и по факту событий известных на сегодня – по обоим… Но потом маршалы стали врать в мемуары, что они не ждали удара всеми силами сразу от немцев.

 

Получив команду выводить дивизии 2-го эшелона 15 июня, тот же ВС КОВО 16 июня запросил ГШ – что делать с приписными на сборах? Им ответили – задержать до особого распоряжения. Но, кстати говоря, в КОВО приписные и не были сразу, до 22 июня влиты в составы дивизий. Вот что писал И.И. Федюнинский: «Дивизии содержались по штатам мирного времени. <…>Как раз в это время проходили учебные сборы приписного состава – уроженцев западных областей Украины. Когда началась война, приписники были влиты в кадровые дивизии». (Поднятые по тревоге., М. 1961г. Есть в интернете)

Также 16 июня ВС КОВО запросил ГШ – можно ли начать занимать Укрепрайоны? На что Жуков 18 июня отписал резолюцию – «Занятие УРов разрешено. УРы по старой границе подготовить к занятию также УРовскими частями с целью обучения и сколачивания. Срочно закончить формирование УРовских частей для Киевского УР, после чего подготовить УР к занятию кадрами». После этого должна была состояться директива всем западным округам на занятие УРов на границе и расконсервацию укреплений «Линии Сталина» на старой границе.

 

Дата 22 июня приближалась, и оставалось только поднять и вывести в районы обороны на границу, приграничные дивизии!

Одного, общего для всех округов пресловутого «пр. ГШ от 18 июня», «особого приказа наркома» о приведении в б.г. приграничных дивизий и выводе их на границу, судя по всему не было.

 

16-17 июня для приграничных дивизий ПрибОВО Генштаб отправил приказ на вывод приграничных дивизий в их районы обороны. 18 июня приказом по округу №00229 (о проведении мероприятий с целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа) приводится в полную б.г. ПВО и связь округа. Требуется подготовить к минированию участки в армиях «на предмет устройства на определенных, предусмотренных планом [направлениях] заграждений», «создать на телшяйском, шяуляйском, каунасском и калварийском направлениях подвижные отряды минной противотанковой борьбы». Этим приказом требовалось также подготовить переправочные средства для рек, как на границе, так и в своем тылу, подготовить к подрыву мосты через эти реки. Танки из местных национальных стрелковых корпусов приказывалось изъять и выставить на танкоопасных направлениях в оборону, а бронемашины – для охраны КП 8-й и 11-й Армий.

Следом, 18 июня же отдельно для ПВО был дан такой уточняющий приказ:

«1. Частям ПВО зоны, батальонам ВНОС и средствам ПВО войсковых соедине­нии и частей принять готовность № 2 (повышеннаяб.г. – К.О.)..

3. Части ПВО, находящиеся в лагерях, в том числе и войсковые, немедленно вернуть в пункты постоянной дислокации …

6. Срок готовности 18.00 19 июня 1941-го. Исполнение донести 20.00 19 июня 1941-го.

Начальник штаба ПрибОВО генерал-лейтенант КЛЕНОВ» (ЦАМО, ф. 344. Оп. 5564. Д. 1. Л. 14. ВИЖ № 5, 1989 г., с. 29)

 

В ПрибОВО к 18-19 июня устными распоряжениями командующего округом привели в полную б.г. свои шесть приграничных дивизий и посадили их в окопы на границе. Делалось это в связи с ожиданием нападения на 19-20 июня. Эти дивизии так и остались на границе до 22 июня. Однако 19 июня Кузнецов выдал еще приказ – о приведении в б.г. уже всех войск округа. После чего штаб стал перебираться в Паневежис.

19 июня в округе выдали приказ, в котором приказали заканчивать работы в предпольях на границе, которые можно будет занимать «только в случае нарушения противником границ». Также требовалось – «Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье так и основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть совершенно в боевой готовности». Приказывалось «усилить контроль боевой готовности, всё делать без шума, твёрдо, спокойно. Каждому командиру и политработнику трезво понимать обстановку».

И самое важное:

«4. Минные поля установить по плану командующего армией там, где и должны стоять по плану оборонительного строительства. Обратить внимание на полную секретность для противника и безопасность для своих частей. Завалы и другие противотанковые и противопехотные препятствия создавать по плану командующего армией — тоже по плану оборонительного строительства.

5. Штарм, корпусу и дивизии — на связи КП, которые обеспечить ПТО по решению соответствующего командира

6. Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы укрытия. Учитывать участившиеся случаи перелёта государственной границы немецкими самолётами.

7. Продолжать настойчиво пополнять части огневыми припасами и другими видами снабжения….» (ЦАМО, ф.344, оп. 5564, д. 1, л. 34-36)

Была ли для ПрибОВО из ГШ та сама «телеграмма ГШ от18 июня»? Сложно сказать – без изучения входящих документов в ПрибОВО из ГШ, или исходящих из ГШ – это точно не установишь…

 

Но Павлов в ЗапОВО получил «телеграмму ГШ от 18 июня» после которой он так и не привел в б.г. свои войска и не вывел приграничные дивизии на их рубежи на границе.

КОВО – получил 19 июня директивы Генштаба для отдельных приграничных дивизий на вывод их на их рубежи на границе, без занятия оных, и с готовностью – к 24.00 21 июня! Т.е. в «пр. ГШ от 18 июня» давались даты возможного нападения Германии! Но – Всем остальным приграничным дивизиям КОВО Генштаб запретил занимать оборону на границе! Только отдельным дивизиям на второстепенных участках границы, и дивизии эти имели до 100 км обороны. Также границу в КОВО прикрывали отдельные батальоны приграничных дивизий усиленные артдивизионами.

Такой порядок обороны и расписал Кирпонос Военному совету КОВО еще в январе 41-го, на первом же совещании после своего назначения на округ – как будущую задачу КОВО из «южного» варианта ГШ отражения нападения на СССР. И вывод отдельных приграничных дивизий в КОВО с 19-20 июня делался в точном соответствии с этим «южным» вариантом Генштаба и даже ПП округа – на границе в КОВО оставляются минимальные силы, а все войска округа должны быть готовы к немедленному ответному удару-наступлению в случае начала войны! По неосновным силам врага.

На что тот же Пуркаве задавал вопрос – хорошо, а если немцы тут нанесут свой главный удар, или просто сильный удар и н будут топтаться на границе – что тогда?! Кто удержит их на границе?

ОдВО шел в связке с КОВО и, похоже, им вообще отдельного приказа для приграничных дивизий не давали – они, как вывели по ПП часть дивизий к границе с 8 июня так там и оставались. И нш 35-го ск показывал, что и 12 и 18 июня они также принимали меры к повышению б.г. своих войск. Т.е. даты возможных нападений доводились и в этот округ …

 

18 июня ГШ отправил в запокруга директивы о приведении в боевую готовность повышенная ВВС. После чего командованию тех же ВВС округов сообщили и новое точное время нападения Германии – 3.00 22 июня. В ПрибОВО привели письменными приказами в б.г. ВВС и ПВО округа, с затемнением городов. После чего получили телеграмму Жукова – затемнение отменить, однако приведение в б.г. самих ПВО Жуков не отменил. Точно также ПВО приводилось в повышенную б.г. и в КОВО с ОдВО.

В КОВО боевую готовность для ВВС не вводили Птухины, а вечером 21 июня они еще и распустили летчиков по домам. В ЗапОВО приказ о приведении в готовность «№2» для ВВС прошел по округу 19-20 июня, однако командующий ВВС Копец отменил ее вечером 21 июня. После чего в отдельных ИАП стоящих на границе и самых боеспособных, он же (по команде Павлова) к вечеру 21 июня дал команду снять вооружение и боеприпасы с истребителей. Снимали оружие в эти дни с истребителей и в КОВО. В ОдВО также приведения в боевую готовность «№2» для ВВС, похоже, не проводилось, но там не рискнули разоружать истребители.

18-19 июня западные округа получили приказы на вывод штабов округов в полевые Командные пункты. Но если ПрибОВО и КОВО срок был указан – к 22 июня вывести в полевое управление штабы округов, то Минску Жуков дал команду выводить штаб к 23 июня. ОдВО вывел свой штаб к исходу 21 июня и был готов работать под руководством нш генерала М.В. Захарова – сам командующий выехал из Одессы в 9 часов вечера в Тирасполь. КОВО штаб вывел не в полном составе – Оперотдел занимающийся приемом и расшифровкой телеграмм ГШ вместе с его начальников И.Х.Баграмяном был оставлен Пуркаевым в Киеве и прибыл в Тернополь только утром 22 июня, к 7 часам.

В ПрибОВО штаб с командованием был в Паневежисе и был готов принимать команды Москвы но сам командующий Ф.И. Кузнецов «затерялся» где-то в частях 11-й армии Морозова и его потом чуть не сутки найти не могли. Вместо Кузнецова командовать пришлось в эти часы его нш Кленову. В ЗапОВО Павлов часть офицеров штаба отправил в полевой КП, но сам штаб остался в Минске.

21 июня вечером, около 19.00, Жуков лично обзванивал округа и предупреждал их о возможном нападении в ближайшие сутки с приказом быть к нему готовыми, но не поддаваться на провокации. После этого в некоторых частях западных округов уже к 22.00 стали приводить подразделения в боевую готовность. И вечером же 21 июня тот же Павлов со штабом отправились в театр Минска, хотя еще сразу после полуночи с 20-е на 21-е июня, начштаба Климовских отправил такое донесение в ГШ:

«Сов. секретно Вручить немедленно

Начальнику Генерального штаба Красной Армии

Первое. 20 июня направлении Августов имело место нарушение госграницы германскими самолетами: в 17 часов 41 минута шесть самолетов углубились на 2 км, в 17 часов 43 минуты девять самолетов на 1 1/2 км, в 17 часов 45 минут десять самолетов были у границы, в то же время три самолета углубились нашу территорию на 2 км.

Данным погранотряда самолеты имели подвешенными бомбы.

Второе. Докладу командующего 3-й армией проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе лесу будто бы слышен шум наземных моторов.

Пограничниками усилен наряд.

345-му стрелковому полку (Августов) приказано быть готовности.

Климовских

На документе отметка: «Отправлено 21 июня 1941 г. в 2 часа 40 минут». Ф. 208, оп. 2454сс, д. 26, л. 34» (Сборник боевых документов Великой отечественной войны. Выпуск 35. Москва 1958г. По словам С.Чекунова на этом донесении есть резолюция Ватутина: «Срочно подготовить донесение в Правительство и отдельно Вышинскому». Вышинский был заместителем наркома ИнДел Молотова.)

Т.е. немцы уже днем 20 июня начали снимать и к вечеру 20-го сняли заграждения на границе между ЗапОВО и ПрибОВО. Жуков к 19.00 21 июня предупредил округа, что возможно нападение, но Павлов идет в театр вечером 21 июня…

 

Думаю именно такие донесения утра 21 июня, о снятии заграждений на границе и стали для Сталина окончательным сигналом, что донесения разведки о нападении верны и нападение произойдет в считанные сутки. Тимошенко по этому донесению из Белоруссии должен был сделать доклад Сталину и правительству днем 21 июня. После чего на 19.00 21 июня назначается совещание у Сталина Комиссии по Военным и Морским делам в связи с угрозой нападения. В которую постановлением СНК № 1443-580сс от 30.05.1941 года (которым Комитет Обороны при СНК СССР был упразднен) вошли: Сталин (председатель), Вознесенский (заместитель), Ворошилов, Жданов и Маленков. 6 июня 1941 г. секретарем этой комиссии был назначен Сафонов И.А., а 7 июня в состав комиссии ввелиТимошенко и Н.Г. Кузнецов.

Все эти люди, кроме Жданова, что был в отпуске в Сочи, прибыли к Сталину в 7 часов вечера 21 июня. Также присутствовали Берия – НКВД, и Молотов – нарком ИноДел: «21 июня 1941 года. 1. Молотов 18.27 –23.00 2. Ворошилов 19.05–23.00 3. Берия 19.05–23.00 4.Вознесенский 19.05–20.15 5. Маленков 19.05–22.20 6. Кузнецов 19.05–20.15 7. Тимошенко 19.05–20.15 8. Сафонов 19.05–20.15»

На этом совещании, обсуждался вопрос по донесениям разведки о возможном нападении Германии в ближайшие часы, а также обсуждались вопросы мобилизации. Жуков в это время обзванивает округа и предупреждает командующих о возможном нападении в эту ночь. Как потом рассказывал историку Г.А. Куманеву управляющий делами СНК Я.Е. Чадаев, уже на этом совещании Сталин довел до присутствующих, что нападение будет в эту ночь (Куманев, «Говорят сталинские наркомы», М. 2005г.). Также Чадаев рассказывал Куманеву, что Сталин еще днем 21 июня действительно оповестил о возможном нападении руководителей ВКП (б) Москвы и дал команду командующему Московского округа генералу Тюленеву привести ПВО столицы в повышенную боевую готовность.

К 21.00 21 июня уже начГШ Жуков с Тимошенко прибыли к Сталину, где ими был написан черновик «Директивы №1» о приведении всех войск западных округов в полную боевую готовность в связи с ожидающимся утром 22 июня нападением Германии. Жуков нес с собой к Сталину некий вариант директивы войскам, и возможно она была написана на бланках шифрблокнота заранее. Этот вариант был отвергнут Сталиным, тут же был написан новый, но на листках рабочего блокнота Жукова. Возможно что средний листок что сегодня хранится в черновике «Директивы №1» – это из того варианта что принес Жуков с собой…

В 22.00 Жуков, прямо из кабинета Сталина (нет данных, что он выходил из кабинета для этого) дал команду оперативному дежурному Генштаба обзвонить штабы западных округов, чтобы там ожидали поступления «важной шифровки» ГШ. После этого Жуков с Тимошенко убыли в 22.20 в наркомат обороны и в кабинете Тимошенко до, примерно 23.30 переписывали в шифрблокнот текст «Директивы №1».

С. Чекунов, первым нашедший черновик «Директивы №1» сделал предположение, почему так долго не могли отправить эту директиву в округа: «Есть только одна версия, которая объясняет все – Директиву б/н писали Тимошенко с Жуковым в ГШ уже после совещания в Кремле». Но это ерунда – они не «писали», а переписывали эту директиву. Возможно изменив часть текста, написанного ими в кабинете Сталина на новый, на тот, что и ушел в округа.

С учетом времени потраченного на поездку от Кремля в наркомат, на переписывание без помарок текста с черновика в листки шифрблокнота, времени на доставку этих листков в ГШ шифровальщикам – вполне можно валандаться с 22.20 до 23.45.

Около 23.00 Тимошенко вызвал к себе наркома флота адмирала Кузнецова, дал почитать текст «Директивы №1» и на его уточняющие вопросы подтвердил, что это война и можно открывать огонь по нападающему врагу. И как уверяет сам Н.Г. Кузнецов в «Директиве №1» подробно указывалось, что делать округам в случае нападения Германии.

В 23.45 текст, наконец, поступил в шифровальный отдел Оперативного Управления ГШ, полчаса его шифровали и, начиная с 00.20, началась отправка «Директивы №1» в запокруга. В КОВО она поступила около 0.30, в Минск – в 1.00, в ПрибОВО – около 1 часа ночи (или еще около 0.25, что не существенно), в ОдВО – около 1.15 ночи 22 июня. Перед этим, в 23.50 для Флота и штаба Резервных армий (создан буквально 21 июня – командующий маршал С.М. Буденный) сделали по копии данной директивы.

Около 23.30 нарком флота Кузнецов, после разговора с Тимошенко около 23.15 начал обзванивать флота и давал команду переводить флота находящиеся с 14-16 июня в повышенной б.г. (готовности №2) в полную, в готовность №1. А в случае нападения – открывать огонь на поражение.

 

Около 24.00 21 июня, в то время когда шифровальщики ГШ еще только зашифровывали текст «Директивы №1», Жуков лично звонил в КОВО и дал команду Кирпоносу приводить войска в боевую готовность, не дожидаясь прихода директивы об этом. Как написал потом в мемуарах сам Жуков – «быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность».

В это же время в ОдВО начштаба генерал М.В. Захаров не получая таких звонков с разъяснениями из Москвы, по своей инициативе и на основании предыдущих указаний НКО и ГШ, около полуночи дал команду приводить войска округа-армии в полную боевую готовность и занимать рубежи обороны по Плану прикрытия. Однако если Захаров получив позже всех эту директиву о приведении в полную боевую готовность, тут же по телефону дал команду поднимать по боевой тревоге все гарнизоны округа, то кузнецовы-павловы-кирпоносы этого не сделали. Точнее Павлов нечто невнятное выдавал в армии около 1.30 по телефону – «приводить войска в боевое состояние», после чего в 3-й и 10-й армиях к 2 часам и по звонкам Павлова стали поднимать свои дивизии по боевой тревоге со вскрытием «красных пакетов». Коробков в 4-й армии это делать не стал до 3.30 примерно, хотя около 1.30 соврал Павлову, что его армия поднимается и три дивизии Бреста из города и крепости выводятся (он лично проверит это). Также в 1.30 Копец и Таюрский врали Павлову, что приказы наркома на рассредоточение и приведение ВВС в боевую готовность у них выполнены.

Остальные делали это только около 4 часов утра. Только после того как передали в армии свои директивы, а точнее войска будили немецкие снаряды и бомбы. Но Павлов все же поднимал свои армии в 1.30, хотя около 1 часа ночи Тимошенко звонил в Минск и Павлову давал странные «советы» собраться утром в штабе, если будут какие-нибудь «неприятности». Был ли подобный звонок в ПрибОВО? Был. Принял его на полевом КП в Паневежисе начштаба округа-фронта Кленов – генерал Ф.Кузнецов был где-то «в войсках».

После получения «Директивы №1» в округах везде кроме ОдВО командующие начали вести себя «странно». В ПрибОВО составили длинную окружную директиву, при этом выкинули из нее положение на рассредоточение и приведении ВВС в полную б.г. и пока ее не расшифровали в армиях никаких дополнительных звонков и команд не отдали. Точнее, Кленов разыскивая командующего Ф.Кузнецова в 11-й армии, сообщил комармией Морозову об этой директиве, однако в другие армии о ней он не звонил. В итоге остальные войска ПрибОВО получили команду подъема по тревоге буквально за час до нападения, а то и вместе с немецкими ударами в 4 часа утра. Морозов уверяет, что свою армию стал поднимать сразу после этого звонка но, похоже, это не правда.

Кленов так ратовал за нанесение превентивных ударов на зимних совещаниях, а когда ему представилась возможность проявить себя – ему видимо «не хватило смелости» принять решение и поднять округ по боевой тревоге получив «директиву №1», оставаясь за командующего округом в штабе. За «проявление бездеятельности» в эту ночь, он и был арестован и расстрелян.

В Бресте командующий 4-й армией Коробков сделал все, чтобы три дивизии в Бресте не были разбужены до 4 часов утра. И «испорченная диверсантами связь» тут совершенно не причем! Также Коробков с начштаба 4-й армии Сандаловым, по указанию видимо Павлова еще числа с 12 июня дали команду на изъятие боеприпасов из техники и казарм этих приграничных дивизий Бреста. А также они же часть техники этих дивизий согнали на полигон южнее Бреста на «выставку» после 19 июня, где эта техника и осталась после 22 июня немцам. «Выставка» эта утверждена была Тимошенко, Павлов запроса на отмену ее не давал, а Тимошенко видимо «забыл» дать команду ее отменить. Хотя на эти «учения» к 20 июня аж из НКО и ГШ приехали представители… Отменена (приостановлена) она была только вечером 21 июня, офицеры разъехались, а техника осталась на полигоне.

 

Насчет этих звонков Жукова и Тимошенко с предупреждениями и указаниями поднимать войска после полуночи 21-22 июня.

Тот же В.М. Молотов очень критически отозвался об этих звонках и вообще о действиях военных:

«Что не знали, неправда. Ведь Кирпонос и Кузнецов привели войска в готовность, а Павлов– нет… Военные, как всегда, оказались шляпы. Ну, конечно, мы тогда были очень слабы по сравнению с немцами. Конечно, надо было подтягивать лучше. Но на этом деле лучшие военные у нас были. Жуков считается неплохим военным, он у нас был в Генштабе, Тимошенко тоже неплохой военный, он был наркомом обороны.

– А военные сваливают все на Сталина, что он связывал инициативу, ждали от него команды.

– Каждый здесь хочет снять с себя ответственность, – говорит Молотов. – Однако Кузнецов, моряк, морской министр, дал с вечера 21-го на 22 июня указание быть готовым к авиационному налету. Жуков этого не сделал». (Чуев Ф. «Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева», М.: ТЕРРА, 1991г., с. 41)

 

Получив и расшифровав «Директиву №1» Павлов с начштаба сделали свой вариант, почти полностью скопировав текст «приказа наркома» но при этом выкинули положение о приведении в боевую готовность ПВО округа. В КОВО, скорее всего также просто скопировали полностью текст московской директивы однако из-за того что оперативный отдел штаба округа был не в Тернополе Кирпонос и Пуркаев не могли сразу расшифровать директиву Москвы. Возможно, Пуркаев или Кирпонос звонили в ГШ около 1 часа ночи за разъяснениями и им указали – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». Однако Кирпонос до чуть не до обеда прямо запрещал приводить армии КОВО в полную б.г. и выводить их на позиции. При этом Кирпонос и Пуркаев сами обзванивали армии по телефону и зачитывали им текст директивы «№1». Но только после 3.30 утра примерно. Впрочем, в принципе не важно в каком часу родили в округах свои директивы для армий на основании «Директивы №1» ГШ. Важно, что поднимать они вполне могли простыми командами по телефонам. Что и сделали тот же Захаров и даже Павлов сразу после прочтения директивы «№1».

Ни в «Директиве №1» ни в других распоряжениях Тимошенко и Жукова в эти часы не было никаких запретов отвечать огнем на вторжение. Возможно, что в подлинной «Директиве №1» которую писали в кабинете Сталина, даже и прописали об этом отдельным пунктом. Ведь в ПрибОВО в своей директиве указали вполне четко – «В случае провокационных действий немцев огня не открывать» и «до тех пор пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать». Но «2. Случае перехода наступление крупных сил пр-ка разгромить его». И Пуркаев также показывает, что запрета не было, а указывалось – «в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения».

В общем, никакого запрета на открытие огня не было точно, однако в том же КОВО поперла «инициатива» – там стали давать команды с запретом отвечать на огонь, даже если враг границу перешел и атакует. И шло это как от командующего округом, так и от отдельных комармиями. В ЗапОВО – Павлов в протокол показал что от наркома запретов он не получал на ответный огонь. В ОдВО и ПрибОВО – запретов не было… Точнее в ПрибОВО были запреты на ответный огонь из армий пока немцы границу не пересекли.

По словам Молотова, уже около 2 часов ночи Тимошенко и Жуков, видимо после докладов с границы о начавшихся провокациях в виде обстрелов пограничников и попыток атаковать их отдельными немецкими взводами, «разбудили» Сталина и всё Политбюро собралось в Кремле:

 

«Я перечитывал «Воспоминания и размышления» Жукова, и для меня все-таки не совсем ясна ситуация 22 июня 1941 года. У него сказано:

«<…>…В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В.Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии… Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно…»

—Это уже около четырех утра получается, – говорю я Молотову, отрываясь от книги.

— Да раньше мы собрались, раньше! – горячо возражает Молотов. – Ему хочется как-то себя показать, он верит, что он правильно понимал обстановку, но он тоже плохо понимал.

Продолжаю читать из книги Г.К. Жукова:

«Наконец, слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В. Сталина. Минуты через три к аппарату подошел И.В. Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Я слышу лишь его дыхание.

– Вы меня поняли? Опять молчание.

Наконец, И.В. Сталин спросил:

– Где нарком?

– Говорит с Киевским округом по ВЧ.

– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтоб он вызвал всех членов Политбюро».

— А это было раньше, – снова утверждает Молотов.

«<…> Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов:

– Германское правительство объявило нам войну. И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался».

— А это уже где-то около пяти утра получается, – говорю я.

— Да, неточно, неправильно, — отвечает Молотов. — Жуков тут не говорит о том, что Сталин дал указание за всем строго следить и докладывать, но надо понять, что, наверное, будут провокационные всякие сообщения – нельзя им на слово верить.

…Много раз за семнадцать лет наших встреч разговор возвращался к 22 июня. В целом, со слов Молотова получилась такая картина.

— То ли Жуков ошибается, то ли я запамятовал, – говорит Молотов. – Позвонил Жуков. Он не сказал, что война началась, но опасность на границе уже была. Либо бомбежка, либо получили другие тревожные сведения. Вполне возможно, что настоящей войны еще не было, но уже накал был такой, что в штабе поняли: необходимо собраться. В крайнем случае, около двух часов ночи мы собрались в Кремле, у Сталина, – когда с дачи едешь, минут тридцать-тридцать пять надо.

— Но Жуков пишет, что разбудил Сталина и доложил, что бомбят. Значит, уже в час ночи бомбили?

— Подождите… В этой части, он, может быть, не точен. Жуков и Тимошенко подняли нас: на границе что-то тревожное уже началось. Может, кто-то раньше сообщил им о какой-то отдельной бомбежке, и раньше двух началось, это уже второстепенный вопрос. Мы собрались у товарища Сталина в Кремле около двух часов ночи, официальное заседание, все члены Политбюро были вызваны. До этого, 21 июня, вечером мы были на даче у Сталина часов до одиннадцати-двенадцати. Может быть, даже кино смотрели, в свое время мы часто так делали вечером – после обеда смотрели кино. Потом разошлись, и снова нас собрали.(Заседание в кабинете Сталина закончилось для Молотова, Ворошилова и Берии 21 июня в 23.00. После чего они видимо и поехали на дачу Сталина, где пробыли еще с час и разъехались по домам.– К.О.)

А между двумя и тремя ночи позвонили от Шуленбурга в мой секретариат, а из моего секретариата – Поскребышеву, что немецкий посол Шуленбург хочет видеть наркома иностранных дел Молотова. Ну и тогда я пошел из кабинета Сталина наверх к себе, мы были в одном доме, на одном этаже, но на разных участках. <…> Но звонил мне не Шуленбург, а чекист, связанный с Поскребышевым: Сталин дал указание собраться. Шуленбурга я принимал в полтретьего или в три ночи, думаю, не позже трех часов. Германский посол вручил ноту одновременно с нападением. У них все было согласовано, и, видно, у посла было указание: явиться в такой-то час, ему было известно, когда начнется. Этого мы, конечно, знать не могли.

<…>

Это, по-моему, было не позже, чем в половине третьего. И Жуков с Тимошенко прибыли не позже трех часов. А то, что Жуков это относит ко времени после четырех, он запаздывает сознательно, чтобы подогнать время к своим часам. События развернулись раньше.» (Чуев Ф. «Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева», М.: ТЕРРА, 1991г., с. 46-49)

 

Молотов утверждает, что собрались они в кабинете Сталина в 2 часа ночи по докладу Тимошенко и Жукова о начавшихся на границе обстрелах, но по журналам посещений в кабинете Сталина первые посетители появились только в 5.45 утра 22 июня. Так что, скорее всего Политбюро собралось не в кабинете Сталина в 2 часа ночи, а на его квартире в Кремле. Либо тот, кто должен был делать записи в журналах посещения, еще спал и не был на месте…

Немецкий посол вручил ноту Молотову около 3 часов 22 июня, за час до нападения по московскому времени, однако Сталин пошел на некоторую хитрость – в официальном выступлении наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова в 12.00 22 июня по радио было заявлено, что Германия напала на СССР «без объявления войны».

Ну а «дальше была война»…

Вот такие вот «выводы» можно сделать по ответам генералов…

Может, кому-то не нравятся мои выводы, не нравится то, как я разобрал ответы генералов? Без проблем – забудьте все мои выводы и сделайте свои на этих ответах генералов и прочих фактах и документах как приведенных в этой книге, так и новых, если они у вас есть. Ведь главной целью данной книги (как и предыдущих) является не навязывание читателю мнение автора, а публикация максимально полных документов и фактов по предвоенным дням и в данной книге – ответов некоторых генералов июня 41-го на вопросы Покровского. Впервые достаточно полно опубликованных после проведенного расследования. Спустя более полувека …

Конечно, неисполнение (умышленное, или по дурости и тупости) приказов и директив Москвы на местах, не было единственной причиной трагедии 22 июня. Очень важной причиной этой трагедии был, например низкий уровень общей боеспособности армии которая с сентября 1939 года к июню 41-го выросла с около 2-х млн. человек до 5,5 млн. и вступила в войну на стадии реформ и реорганизаций. Когда вновь созданные соединения всех родов войск, были таковыми только нам бумаге, хотя задачи при всей их неукомплектованности ставились в планах именно как полностью готовым к войне! Но – это также прямая вина тех, кто затевал эти реорганизации, как с теми же мехкорпусами. О чем писал маршал М.В. Захаров.

Однако – реформы незаконченные и общая неготовность к войне, конечно, играли роль, но объяснять ими что-то можно лишь в рассмотрении вопроса и попыток доказывать, что такая армия собиралась нападать первой «6 июля» 41-го. Т.е. незаконченные реформы РККА не позволяли нападать первыми, но вполне позволяли готовить оборону страны в ответ на нападение. Так что причины трагедии 22 июня лежат всеже, прежде всего в неисполнении приказов по повышению боевой готовности войск в приграничных округах в последние недели и дни перед 22 июня. И в дурном планировании на случай нападения Германии. Когда все утвержденные (одобренные минимум) Сталиным планы ГШ требовали начинать ответные наступления только спустя минимум несколько недель после нападения врага, и то только при благоприятных условиях, а наши стратеги в Генштабе удумали начинать войну ответными контрнаступлениями буквально на следующий день после возможного нападения Германии. По неосновным силам противника оголяя в общем те участки границы где немцы нанесут свои главные удары.

Ну и напоследок – еще раз о «мотивации» предательства, или минимум трусости и нежелания воевать отдельных генералов.

Стало некой аксиомой, что всеобщий порыв патриотизма, охвативший советский народ в связи с нападением Германии допускал предательство среди простых командиров и тем более солдат в армии, но исключал предательство, трусость и паникерство среди генералов РККА. Но если предательство и трусость все же были (а судя по ответам самих генералов, без измены в чистом виде в их среде не обошлось в июне 41-го), то какие «мотивы» двигали этими отдельными генералами? «Героические» образы генералов, показанные в «Освобождениях» и прочих к/ф увы, не совсем соответствуют действительности. Разные у нас были генералы. В конце концов, кого-то незаконно «репрессировали» по «Делу маршалов» в 1937-1938 годах и они затаили «обиду» (были и такие среди генералов, что сами сдавались, а потом служили под Власовым от «обиды на Советскую власть»). Кто-то изначально не собирался воевать за власть «жидо-коммунистов». Были семьи бывших царских офицеров, или командиров арестованных в «37-м» что детям в Москве втолковывали, как надо говорить при приходе немцев: «Вир вайс!» («Мы белые»). Но какой же мотив был у некоторых генералов, что творили измену в июне 41-го? Да, в общем-то, примитивный…

Вспомним, что там Павлов сообщал на суде про разговор с Мерецковым «по пьянее» еще в январе 1940 года: «С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случаенападения их на Советский Союз ипобеды германской армии хуже нам от этого не будет» («№ 5. Протокол закрытого судебного заседания Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР, Москва 22 июля 1941 г.». ЦА ФСБ России – «...Уничтожить Россию весной 1941 г.» (А. Гитлер, 31 июля 1940 года): Документы спецслужб СССР и Германии. 1937–1945 гг.», Сост. Ямпольский В.П., М., 2008 г. – Есть в интернете)

Как видите, для мерецковых в случае нападения Германии на СССР допускалось только одно – победа германской армии. Т.е. «отдельные» советские генералы (как и многие граждане СССР что, в общем, «нормально») просто не верили, что РККА и СССР может противостоять немецкой армии и Гитлеру! Не верили, что СССР выстоит в случае нападении всей Европы во главе с Гитлером и победит. Ну а раз победить мы не можем с нашими «лаптями» против немецкого «порядка», то проще сдаться, а еще лучше сдать свою армию и страну и при новой власти стать каким-нибудь мелким «гауляйтером» в родной деревеньке, чем гнить в концлагере или канаве. В конце концов, именно генералы и знали лучше других, в каком состоянии находится Армия, которая с около двух миллионов в сентябре 1939 года, армии еще вчера милицейского типа, выросла до армии в 5,5 миллионов. Эта Армия, с незаконченным перевооружением, элементарной нехваткой офицеров для вновь формируемых частей, действительно «позорно победившая» малочисленную финскую армию зимой 40-го, действительно «не могла» реально победить вермахт в июне 41-го. И даже ежегодные «учебные сборы» с 1939 по 1941 годы, с поднятием чуть не по миллиону приписников, которые проводились в таких масштабах именно в связи угрозой скорой войны с Германией, не давали уверенности в том, что СССР и РККА способны на равных воевать с Гитлером и Европой. А в реальности Красная Армия (и СССР) не только смогла остановить нашествие, но и – победила... под руководством И.В. Сталина.

 

Когда генералы-маршалы писали потом что Сталин только к концу Сталинградской Битвы «поумнел и научился» воевать, то они врут. Это они к концу Сталинграда, наконец, поверили, что СССР может победить Гитлера и Европу. А до этого (отдельные) генералы не верили в победу ни в 41-м, ни в даже в конце 42-го. Когда сдавали немцам города и регионы.

Смотрим «Записку наркома внутренних дел СССР JI. П. Берия И. В. Сталину», на которой Сталин наложил резолюцию: «Т[овари]щу Кулику. Прошу представить свои объяснения письменно. И. Сталин. 27.1.42 г.»:

«При этом представляю протокол допроса арестованного Левченко Г. И.{44 – Г. И. Левченко был арестован в конце ноября 1942г. Протокол допроса не пуб­ликуется. Ред. журнала «Известия ЦК КПСС»} — бывшего командующего войсками Крыма:

Левченко признал себя виновным в том, что под влиянием фашистской пропаганды о непобедимости германской армии и мощи ее техники был настроен пораженчески, поддался панике и, не организовав отпора врагу, вопреки приказу Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии,— сдал противнику значительную часть территории Крыма с городом Керчь.» («Известия ЦК КПСС» № 12 1991 г., )

Левченко, в силу своего паникерства и неверия в собственных солдат развалил оборону Керчи. Ему в помощь 11 ноября 1942 года прибыл маршал Кулик, который имея четкий приказ Ставки (Сталина) оборонять Керчь с целью недопущения немцев к Севастополю, захвата Крыма и дальнейшего прорыва немцев уже на Таманский полуостров, на Кубань, тут же начал организовывать сдачу Керчи и эвакуацию армии через пролив из Крыма. Кулик «здраво» рассудил, что оборону он не организует с теми войсками, что были в Керчи и проще сделать вид, что главная задача Ставки – не допустить прорыва немцев на Кубань из Крыма, через керченский пролив:

«Г.И. Кулик — И. В. Сталину {47 – Документы публикуются с сохранением особенностей авторского стиля; тексты объяснительных записок, написанных рукой Г. И. Кулика, сверены с их машинописными копиями, перепечатанными для доклада И. В. Сталину. Ред. журнала «Известия ЦК КПСС»}

30 января 1942 г.

т. Сталин!

Представляю объяснение на показание Левченко, согласно Вашей резолюции.

Получив лично от Вас в гор. Ростове 9.10.41. {49 – В данном документе и документе от 22 февраля 1942 г. Г.И. Куликом ошибочно указан октябрь. Правильно ноябрь. В машинописной копии рукой И. В. Сталина исправлено на ноябрь. Ред. журнала «Известия ЦК КПСС»} по телефону указание, Вы мне сказали, что Северному Кавказу угрожает опасность с Крыма, что 51 армия в беспорядке отступает к гор. Керчь. Есть опасность, что противник сможет переправиться у Керченского пролива, овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северокавказское побережье и Кубань. Выезжайте на Таманский полуостров и в гор. Керчь, разберитесь на месте с положением, помогите командованию 51 армии не допустить противнику форсировать Керченский пролив, овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северный Кавказ с Крыма.»

 

Т.е., Кулик, как говорят в армии, «включил дурочку». Обгадившись со своей «инициативой» по драпу из Керчи, он попытался сделать вид что «неправильно понял» приказ Ставки и Сталина. Мол, он «подумал» что от него требовалось не допустить высадку немцев из Крыма на Кубань, а не оборона Керчи и Крыма – мол, Крым (он так «понял») в планах Ставки уже был списан и сдан под немцев. В итоге Крым по милости Кулика сдали, а самого маршала Кулика разжаловали в генерал-майоры, чтобы в следующий раз он тоже «правильно понимал» приказы Ставки-Сталина (Левченко дали 10 лет, с заменой через год на фронт).

Но в данном случае кулики-левченки не более чем проявляли примитивную трусость и нежелание воевать. При этом шло это от дурного восторгания перед «непобедимостью германской армии и мощью ее техники». Что тогда и всегда называлось – пораженческие настроения. Но когда это присутствует среди рядовых то это одно, а когда исходит от командиров уровня командующих армиями и даже наркомов обороны (хоть и бывших) и их замов – это и ведет к драпу до Волги в итоге. Ведь если почитаете воспоминания маршала С.М. Буденного, то он как раз и описывает что вопил периодически (под Смоленском, а потом и под Сталинградом) тот же бывший нарком обороны СССР Тимошенко – «Все про..рали!!!», «Драпать надо до Урала и Аляски!!!». (Эти воспоминания не публиковались пока, но в различных интервью дочь Буденного, что и хранит эти воспоминания именно о таких «настроениях» Тимошенко и рассказывает.)

Так что с «мотивацией» у павловых-коробковых-кирпоносов было вполне «нормально». Одни просто проявляли примитивную трусость, которая лечилась трибуналом, а другие считали, что могут заслужить перед «новой властью» и некие «должности»… Если сознательно сдадут страну и армию. Такие и не собирались сдаваться тут же в плен после нападения Гитлера, а гадили, насколько возможно было, пока их либо к стенке не ставили или они сами не прекращали свою деятельность, поняв, что Гитлер не победит Россию-СССР. Были и такие что сразу же сдавались в плен в первые же дни войны (тот же Трухин или Богданов в ПрибОВО), но многие не торопились сдаваться.

В общем, все, как и всегда в человеческой истории, и наши отдельные генералы, что гадили в начале войны, ничем не отличались от своих таких же «коллег» в других странах и армиях. Но при этом они, конечно же, себя изменниками и предателями Родины не считали. Они так с «кровавым сталинским режимом» боролись, конечно же...

 

18.06.2012г. – 3.06.2014г.

 

Козинкин О.Ю.